Дикая степь... Глава 5. На заре то было на зорюшке

Время действия - 1731 год

«Подь полоть! Подь полоть!» - подала голос перепёлка.

- Ну вот, говорил же я — выдаст нас! - зашептал Тимофей на Марье ухо. - А ты всё «темно, темно, не будет курлыкать!»

- Тут в щель немножко светит, вот она и кричит. Счас я, платком накрою её!

Храп за перегородкой затих.

- Фёдор! Чего там? - раздался голос офицера.

- Где? - отозвался кучер.

- Возня какая-то. Птица, что ли на кибитку села?

- Не видать, Ваш благородь! Показалось!

- Показалось… - недовольно проворчал порутчик*. - Чего так тащимся-то? Раньше вроде веселее мчали?

--------

* - устаревшая форма слова «поручик»

--------

- Мчали! Ажник колесо отлетело и ось переломилась. Не, шибко гнать не след. Однако повозка в самом деле тяжелее едет. Нно! - прикрикнул возница на лошадей. - Видно, не все поломки починили.

- Проклятый кузнец… - чертыхнулся офицер. - Надо бы другого мастера найти, пускай посмотрит, что там стряслось.

- Найдём… Эх… На заре то было на зорюшке… - затянул кучер песню. - На заре то было да на утренней, на закате было светлыго месяца, на восходе было красной солнушки…

- Эк его… хорошо выводит! - шепнул Тимоха.

- Ага! - отозвалась Марья.

Пел Фёдор легко и проникновенно, без усилий, напряжения и надрыва. Звук словно сам лился из его груди. Беглецы замерли, поддавшись очарованию бархатного голоса возницы.

- …кто ж из вас был на Кубань-речке? Ой и кто слыхал про Кубань-реку?

- Кубань-река… я от деда Еремея слыхал, - прошептал Тимофей. - Туда мятежные казаки ушли, под руку татарского хана*.

--------

* Кубань в то время находилась под властью Крымских ханов

--------

- Да ну?! - поразилась Марья.

- Ой, никто по дороженьке не хаживал, не езживал. Только шёл-прошёл по дороженьке Некрасов сын… - выводил Фёдор.

- Ах ты, шельма! - вскричал порутчик. - Ты об чём это поёшь? О бунтарях?! Да я тебя…

- А што, Ваш благородь, ты мне сделаешь? Застрелишь? Так бери пистоль и стреляй! - хохотнул кучер. - Только ведь править колымагой сам потом будешь. А коли опять сломается что, то пойдёшь до людей сам, пешим ходом. Дорогу-то указать, куда идти? Теперь деревня только через три дня пути будет.

- Ах ты… - негодовал офицер.

- А ты не кипятись. На всяк роток не накинешь платок. Чай, не про басурманов песня. Про наших, русских людей.

- Про мятежников она, про бунтарей, что против воли царевой пошли!

- Не лил бы кpo ви царь-батюшка, так и бунта не случилось бы.

- Так… так как без кpoви-то? Она, Россия-то, погляди, сколь многого при Петре Алексеевиче достигла! - горячился офицер. - Сколь побед славных! Флот построили, к Балтике вышли, столь земель завоевали! Шведам по сусалам надавали. Мануфактур да заводов настроили. Потом и кровью Империю создали, так что теперь наравне с европейскими государствами встали! А они царю-батюшке под дых да ножом в спину.

- Вооот! Потом и кpoвью. А чей пот? Кто на себе эти победы славные вынес? Небось царь-батюшка не голодал и в дранье не ходил. Простой мужик жилы тянул, чтобы все повинности уплатить, да барину свому копеечку добыть. А барин её, копеечку ту, потом на ассамблеях спустит, на вино заморское да куафёров*с портными потратит.

--------

* парикмахеров

--------

- Кесарю кесарево…

- Господь Бог всех одинаковыми сотворил, по образу и подобию Своему. И у барина, и у мужика по две руки, две ноги, голова да брюхо. И души у них одинаковые. У мужика, поди, почище бывает. Коли ты к мужику с почтением, то и он тебе отслужит. Ты только скажи — так, мол, и так, ты уж порадей, а я тебе век благодарен буду. И он для тебя луну с неба достанет. А коли ты ему жизни не даёшь, то он и побежит от тебя.

- На Дон! - саркастически усмехнулся офицер.

- Бегали раньше на Дон. С Дону выдачи нет — таков закон был. А что Пётр Лексеич удумал? Вернуть мужиков хозяевам. Нет такого закону у казаков! Нет и быть не могет! Оттого и возмутились донцы.

- А хлеб кто растить станет, ежели все на Дон сбегут?

- А что посланник царский Долгоруков стал делать? - продолжил Фёдор. -Пытать казаков. Плетьми забивать да носы резать. Жёнок да девок насильничать. Разве ж такое можно было терпеть?! Никак не можно! Оттого и поднялись казаки с атаманом Булавиным супротив.

- Да ты, я смотрю, заодно с ними… - криво улыбнулся порутчик.

- Куда там… - с горечью отозвался Фёдор. - Был бы с ними, так не служил бы счас проезжим людям. Жил бы вольным казаком. Мал ещё был я тогда. А то б точно к им подался. И с Игнатом Некрасовым опосля того, как войско его разбито было, на Кубань-реку бы ушёл.

- К крымскому хану..? К недругу российскому! Некрасовцы и сами врагами нам стали, на наши пограничные селения нападают!

- А Долгоруковы сами из них врагов сделали. Разве можно было на своих войной идти? Разве можно было запорожских да слобожанских* казаков супротив донцов пускать? Это ведь… Эх! - Фёдор махнул рукой.

- Да пойми ты, дурья башка! - вскричал офицер. - Ведь если бы не пошел войной Пётр Алексеевич на бунтовщиков, так и Империю не построили бы! Устарели те законы, чтобы беглых не выдавать с Дону. И казаки опорой должны быть монархии. Ушли мятежники к крымскому хану — и пёс с ними! Не схотели русскому царю подчинятся — пущай теперь татарскому кланяются!**

--------

* Слобожанщина - территория, охватывающая большую часть Харьковской, восток Сумской, север Луганской и Донецкой областей и приграничные районы Белгородской, Курской и Воронежской областей.

** - Не смотря на многочисленные предложения Анны Иоанновны, а впоследствии Екатерины II, некрасовцы отказались возвращаться на родину. Более того, постепенно они эмигрировали в турецкие владения на Дунае. Возвращение в Россию происходило в три волны — в 1811, 1911, 1962 годы.

--------

Марья с Тимофеем, замерев, вслушивались в спор. С одной стороны, любопытно было послушать про старые времена. А с другой — касалась эта перепалка их судеб. Сдаст, ох, сдаст их офицер, коли обнаружит в своей повозке!

И что же делать теперь? Ломал голову Тимофей, как быть им. Выйти ночью из ящика да пуститься пешком? Шибко далеко. Оставаться в тайнике? Страшно. В конце концов решил он дождаться, когда расположатся путешественники на ночёвку. Там видно будет!

Спорщики затихли. В полдень колымага остановилась, Фёдор выпряг коней и пустил их к реке. Под деревом на берегу расстелил дерюжку, разложил на ней еду — ржаные пироги с грибами, печёные яйца, калачи.

- Иди, Ваш благородь, покушай. Управляющий деревенский не поскупился, вон сколько супружница его нагрузила!

Офицер, подкрепившись пирогом и запив его вином из фляжки, достал письменный прибор и принялся сочинять оду во славу покойного императора Петра Алексеевича.

Тимоха, приоткрыв дверцу ящика, тихонько выскользнул в высокую траву, за ним плюхнулась Марья.

- Тише ты, заметят! - цыкнул Тимофей.

- Ноги затекли… - виновато сказала девушка.

- Ползи, за кустами разомнёмся.

- Подь полоть! Подь полоть! - подала голос перепелка.

- Ах, чёрт! - выругался Тимофей.

- Платок с корзины слетел, видно…

- Ладно, пущай пока!

Ах, как же хорошо ходить своими ногами по земле Божией, как же славно не гнуть спину, а держать её прямо и гордо! Марья раскинула руки и закружилась средь высоких деревьев.

- А что, может, дальше пешком пойдем, а? - усмехнулся Тимофей.

- Фёдора послушать хочется, интересно рассказывает! А где же эта Кубань-река?

Тимофей почесал голову:

- Ааа… а рядом с Крымом! Точно! Раз крымский хан там хозяйничает!

- Значит, ушли они из Руси-матушки? - погрустнела Марья. - Тоскливо им, должно быть…

- Отчего же ушли? - озадаченно посмотрел на неё Тимоха. - Где казаки, там и Русь!

- Так ведь татарский хан там хозяйничает!

- А ты погоди маненько. Окоротят ему скоро руки. Будет знать, как набеги на Русь делать да людей русских в полон брать!

- Ой! - Марья испуганно присела в траву.

- Ты чего?

- Показалось, будто смотрит кто. Вон там! - она показала пальцем на заросли черёмухи.

Тимофей метнулся к кустам, зашуршал ветками, но ничего не увидел.

- Показалось! - сказал он, блаженно растянувшись на траве.

- А что, барин, не пора ли в путь? - раздался громкий, будто нарочитый, голос Фёдора.

- Чего орёшь? - недовольно проворчал офицер. - Оповещаешь, что ли, кого?

- Пора! - Тимофей, пригнувшись, змеей заскользил к бричке.

- Да я так, - пожал плечами Фёдор. - Так просто. Отправляться, говорю, пора. До закату ещё чуток проедем, а там и на ночёвку станем.

И снова затряслась повозка по неезженной степи. И снова Тимофей напряженно вглядывался сквозь щели ящика в окружающие виды, размышлял о будущем, гадал, как сложится у них впереди.

Однако тряская колымага укачала его, и не заметил он, как заснул богатырским сном, всхрапывая и постанывая. Толкнуть бы его в бок Марье, да на беду и сама она от скуки задремала в темном углу ящика.

- Фёдор, а ну, стой! - тихо тронул кучера офицер.

- Чего ещё? - недовольно отозвался тот, стегнув лошадей.

- Стой, тебе говорят!

Спрыгнул с повозки, не дожидаясь, когда Фёдор исполнит приказание, метнулся к ящику для сундуков, с усилием распахнул крышку.

- Ага! - торжествующе сказал он, глядя на ошалевшую спросонок парочку.

- Ага… - повторил за ним Тимоха.

- Беглые!

- Беглые… - упавшим голосом сказал Тимофей.

- А ну, вылазьте! Быстро!

Тимофей откинул боковую дверку, выбрался из ящика, вытащил ослабевшую от испуга Марью.

- Бегите, ребятки! - крикнул Фёдор. - Бегите!

Тимофей кинулся было прочь от повозки, однако затекшие ноги не несли, а тут ещё и Марья споткнулась, упала.

Офицер не торопясь достал откуда-то из глубин брички пистолет:

- Стоять! Иначе пристрелю!

- Он не заряженный, бежим! - крикнул Тимоха, поднимая подружку.

Раздался грохот. Марья оглянулась — пистолет дымился.

- Заряженный! - сказал офицер. - И есть ещё. Пристрелю и закопаю. Так что лучше остановиться.

Фёдор угрюмо смотрел на порутчика. Огреть бы его сейчас дубиной по голове, да пока он очухивается, ускакать вместе с этими двумя куда-нибудь. А если помрёт он с проломленной головой? Грех-то какой на душу… Ну ничего, до постоялого двора далеко, сбегут ребятки. А он, Фёдор, им при случае поможет!

Он ещё там, у реки, приметил, как порскнули из повозки двое. Посмотрел в ящике — котомочка с сухарями, корзинка с перепелками. Вот почему бричка так тяжело шла! Не кузнец, выходит, плохо её починил… Осторожно двинулся следом за непрошенными попутчиками, голоса услышал. Посмотрел сквозь кусты — девчонка молоденькая. Красивая, аж дыхание прихватило. Да парнишка с кудрями золотыми рядышком на травке раскинулся. Вон оно что… Видно по одежонке, что деревенские. Тогда и понял Фёдор, что беглые это.

- Подойди сюда! - скомандовал порутчик Тимохе. - Лезь в бричку! И ты, сударушка, тоже полезай! Перед моими глазами будете. Так точно никуда не денетесь. В деревне сдам вас властям. Ишь, бунтари, надумали от барина своего бежать? Фёдор! Подай-ка верёвку! Сейчас я этому красавчику руки-ноги повяжу.

- Может, я сам, Ваш благородь? - спросил Фёдор, подавая офицеру требуемое.

- Нет уж, уволь. Ты так повяжешь, что они через полчаса на свободе скакать будут. Я сам. Так надёжнее.

- Много проку вам, Ваш благородь, от этих двоих. Пустили бы своей дорогой.

- Я императрице присягал. И бунтарям пощады давать не собираюсь.

Порутчик крепко перевязал Тимохе руки в запястьях и ноги в щиколотках.

- Девицу-то вязать будете? - хмуро спросил Фёдор.

- Не буду. Никуда она одна не сбежит.

Наконец снова тронулись в путь.

Дорога, по которой они пробирались, и дорогой-то назвать нельзя было. Так, направление. Сибирский почтовый путь лежал совсем в другой стороне, гораздо севернее — через Казань и Пермь на Тобольск и Тару. Однако и там обустройство тракта только начиналось.

Тимоха лежал на дне брички и смотрел на широкую спину возницы. Марья сидела рядом и каждый раз, когда повозка подпрыгивала на неровностях, придвигалась к товарищу. Наконец добралась, осторожно стала нащупывать верёвочный узел.

- Ну и как, сударушка, не поддаётся? - усмехнулся порутчик, краем глаза наблюдавший за ней. - Такой узел не всякому по зубам. Не пытайся даже!

На ночёвку встали у зарослей какого-то кустарника, растущего вдоль оврага, так чтобы тень от него скрывала повозку, и луна не выдавала путешественников. Костра разжигать не стали — мало ли кто в степи бродит! Тимоху развязали, позволили размяться да по надобности какой пройтись, ужином накормили, а потом порутчик снова скрутил ему руки да ночевать отправил в бричку. Сам рядом сел:

- Ты, Фёдор, спать иди. А я посмотрю, чтобы лихие люди не налетели. Отосплюсь завтра в дороге.

Зарядил пистолеты, положил рядом. Уснул Фёдор. Захрапел беглый парнишка. А порутчик всё разговор давешний вспоминал. Себя на место мужика ставил. О казаках думал некрасовцах. Тех, которые от несправедливости царской на Кубань ушли. Жестокая она, жизнь-то. Да ведь она у всякого человека жестокая. Солдата или матроса возьми, которые победы славные жизнями своими оплачивали. Им разве легко было? А дворянам, или, к примеру, мещанам? Каждый свой груз нёс, с каждого спрос был строгий. Да разве можно законам не подчиняться?

Однако с другой стороны — казачьи законы раньше появились, чем петровские. Может, они вернее? Да ведь они когда поставлены были… Если все мужики к казакам сбегут, кто бы армию с флотом кормил бы?

Много думок крутилось в голове у порутчика. И парнишку жаль было с девчонкой. Надо хоть спросить, как зовут их. Ишь, кудри-то какие золотые — как с картинки сошёл. И девчонка красавица. Обожжёт солнцем да ветром лицо в поле, морщины от забот да тревог пролягут. Куда и красота денется.

Уже и солнце золотистый бок из-за горизонта показало, а сна у порутчика ни в одном глазу не было. Фёдор поднялся. Кряхтя, достал корзину с едой для завтрака.

- Тебя как зовут-то? - спросил порутчик, развязывая Тимоху.

- Зовут зовуткой… - огрызнулся тот.

- Думаешь, если имя не скажешь, то твоих хозяев не найдут? - усмехнулся офицер. - Это ты зря так думаешь. Ну, а если не найдут, то отправят на солеварню. Или на завод какой руду плавить. Никогда не видал, как это делают? Или, к примеру, на шахту какую. На Урале заводов и рудников всяких полно. И работы нынче много. Только, сдается мне, после рудников тебе жизнь в деревне слаще мёду покажется. Небось, барин на подружку твою позарился, вот и сбежать решили?

- Позарился… - угрюмо отозвался Тимоха.

- И всего-то? - усмехнулся порутчик. - Эх, горя вы настоящего не видали.

- Барин! - с тревогой в голосе сказал Фёдор. - Погляди-ка! Что за люди скачут сюда?

- Далеко, не видно. Бричку запряг? Тогда едем. А ну, беглецы, быстро в повозку!

- Нноо! - Фёдор хлестнул лошадей.

Однако бричка соревноваться в скорости со конниками не могла.

- Смотри-ка… Грамотно обходят! - сквозь зубы процедил порутчик, глядя, как всадники разделились и стали обходить бричку с флангов, описывая вокруг неё большие полукруги. - В кольцо берут. Не на таких напали, голубчики.

- Это кто же такие? - спросил Тимоха, глядя на преследователей. - Я и не видал таких никогда. Один с кувшином на голове.

- Джунгары. А мне доводилось. На голове шелом у него, а не кувшин.

Он положил под рукой пистолеты:

- Их пятеро. Нас… Ничего, отобьёмся. Три пистолета. Заряжать долго… Мне бы солдатика хоть одного в заряжающие…

- А ты, мил человек, покажи, как это делать! - сказал Тимоха.

- Нет, это целая наука, не сумеешь. А вот… вот стрелять попробуй.

Всадники приближались. Теперь уже чётко можно было рассмотреть их длинные пики, круглые щиты у левого локтя, кривые сабли. Они весело перекрикивались на своём языке, издавали пугающие улюлюкающие звуки, дико взвизгивали.

Пропела стрела, воткнулась в кибитку.

- А ну, деваха, ложись на пол! - скомандовал порутчик.

Марья упала в глубину повозки и стала молиться. Убереги, Господи, от зверей лютых, от людей лихих, от силы нечистой… Укрой, Пресвятая Богородица, честным своим покровом…

Грохнул выстрел, один из преследователей свалился на луку седла.

- Видал, как стрелять? - порутчик сунул второй пистолет Тимохе. - Если и не попадешь, не беда.

Быстрыми движениями он принялся заряжать пистолет, а Тимофей выпустил пулю в того джунгара, что слева заходил. Заржал дико конь, кувыркнулся через голову, подминая под себя седока.

- Ай, молодца! - похвалил порутчик.

Подвывали стрелы, пролетали совсем рядом, вонзались в стенки кибитки.

Вдруг задохнулся, стал заваливаться назад возница.

- Фёдор! - закричал Тимоха, подхватил старика. - Держись, родненький.

Но взгляд Фёдора темнел, тускнел и словно уходил куда-то внутрь. С правого боку, прямо под рукой, торчало древко стрелы.

- Ах ты, Господи! - Тимоха выхватил их рук кучера вожжи. - Нно!

Ещё один заряд, выпущенный порутчиком, попал в поднятую руку джунгарца. Всадник вскрикнул, выронил саблю, конь под ним закрутился на месте.

- Всё, отстали! - прокричал порутчик. - Гони, парень, гони! Фёдор, ты живой?

Офицер подтянул тело возницы, перетащил внутрь кибитки, уложил на дне.

- А ну, поглядим!

Резким движением он обломил древко стрелы и, сняв с себя рубаху, перевязал рану.

- Фёдор! Федя… Ты не помирай только, ладно? Не помирай…

Кони бежали всё медленнее, и Тимоха уже не подгонял их, потому что джунгарцы, подобрав товарищей, поскакали прочь, и интерес к огрызающейся огнём кибитке потеряли. Наконец кони остановились, тяжело дыша и нервно кивая головами.

- Ну что, господин офицер, жив Фёдор?

- Как зовут-то тебя, парень?

- Тимофеем.

- Разводи огонь, Тимофей. Наконечник стрелы доставать будем. Иначе…

- Я понял.

На костре вскипятили воды, и порутчик, прокалив на огне нож, раскрыл рану.

- Его счастье. Поперек рёбер наконечник прошёл, - сказал он, осторожно вытягивая кусок металла. - Порубил кости. Долго будет заживать.

- А если бы… - подала голос Марья.

- А если бы, то был бы уже наш Фёдор на небесах.

Марья перекрестилась.

- Ну, сударушка…

- Марья я…

- ...Марья, будешь ухаживать за раненым. До деревни нам довезти его надобно.

- Буду.

- А тебе, Тимофей, вместо Фёдора конями править теперь.

- Я завсегда рад.

Отдохнули кони, отошли от бешеной скачки, и снова впряг их Тимоха в повозку.

Расстилалась впереди степь, щебетали в небе птицы, стрекотали в траве сверчки. Ехал Тимоха на передке офицерской брички, на лошадей покрикивал. А позади него тряслись на ухабах Марья, задумавшийся о чём-то порутчик и ставший вдруг таким родным Фёдор.

Продолжение следует...