Дикая степь... Глава 6. Секунд-майор

Время действия - 1731 год

- Что, хозяева, примете ли гостей нежданных? - порутчик постучал в окно добротного помещичьего дома, не блещущего, однако, красотой и изяществом.

- Кого нам Бог принёс? - раздался ласковый голос, и на крыльце появился старик.

- Зови, дедушка, барина своего. Или барин ваш в столицах обретается? Тогда управляющего, или на худой конец домоправителя.

- А я, милок, и есть хозяин сего поместья. Секунд-майор* Семён Иванович Евражкин к вашим услугам!

--------

* младший штаб-офицерский чин, заведовал в полку строевой и караульной службой и был четвертым должностным лицом в полку

--------

- О, моё почтение, господин секунд-майор! - гость приподнял шляпу и поприветствовал старика легким поклоном. - Порутчик Мельников. Проездом из Петербурга в Омск.

- Из Петербурга?! Голубчик, да что же вы стоите! Скорее, скорее в дом! В дороге-то, небось, умаялись!

- Господин секунд-майор, у меня раненый. Джунгарская стрела вознице моему бок пробила. Наконечник я вынул, да плох человек. Жар начался. Лекаря бы ему.

- Хмм… Лекаря… Где же взять его в наших местах? Здесь на сотню вёрст деревни-то не найти, какой уж лекарь! А вот бабка имеется. Хорошая бабка. Травяными мазями да настойками правит.

- Пусть бабка. Скорее бы только, господин секунд-майор! Не помер бы…

- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Ибо давно уже я в отставке, живу в поместье, дарованном мне высочайшим соизволением императора Петра Алексеевича. А за раненого не тревожьтесь! Евдоким! - старик обернулся и прокричал куда-то внутрь дома. - Эй, Евдокимушка!

- Чего изволите, барин? - из-за плеча старика показался огромного роста вальяжный детина.

- Гости у нас, Евдоким. Распорядись-ка, чтобы коней господина порутчика в конюшню поставили да обиходили как положено. Бричку в сарай…

- Дело своё знаем, барин… - перебил Евражкина детина.

- А ты не гоношись. На господина порутчика в пути напали, кучера ранили. Определи-ка его к бабке Агафонихе. Да скорее, голубчик. Плох человек, говорят.

- Сделаем! - с детины разом слетела вальяжность, он метнулся в сторону длинного ряда каменных строений — то ли амбаров, то ли чуланов. - Митрофан, Савва, а ну, поторопись!

- Людей господина порутчика накорми да на отдых определи, Евдокимушка! - крикнул ему вслед старик.

- Звестно дело! - огрызнулся детина.

- Что это вы, Семён Иваныч, ему волю такую даёте? Дьвери сами отворяете? Разбаловался он у вас. Ему бы в гренадерах самое место! - порутчик неодобрительно посмотрел на Евдокима, отдающего приказания высыпавшим из амбаров мужикам.

- Э, нет, господин порутчик! Евдокимушка дело знает. Дерзит оттого, что мне он как сын родной. А дьвери сам отворяю — так ведь лежать на диванах всё время тоже не сладко. Живому человеку и похаживать надо. Я с мужичками своими и в поле таскаюсь, и на луга. Да и от скуки хорошо помогает. Мы ведь живём обособленно, цельными днями одно и то же. Проходите в дом, не тревожьтесь за людей своих и бричку.

Закрылась массивная дубовая дверь, и порутчик скрылся в доме.

- Что делать будем, Тимоша? - спросила Марья товарища. - Сбежать бы самый раз, да Фёдора жалко. Присмотреть бы за ним. К бабке, говорит, определят. А сможет ли старуха обиходить раненого? Сил-то хватит?

- Знать бы, что будет с ним всё хорошо, сбежал бы не раздумывая! - отозвался Тимофей.

- Вот и я про это… - горестно сказала Марья.

Бабка Агафониха оказалась древней беззубой старухой. Худая — в чём душа держится. Нос крючком чуть не до самого подбородка.

- Бабушка, принимай раненого! - громко объявил Евдоким, распахивая дверь мазанки. - Ребята, заносите!

- Кладите, ребятушки, яво сюды! - старуха указала на широкую лавку у окна. - Что стряслося-то с им?

- Что стряслося-то? - Евдоким повернулся к Тимохе.

- Стрела попала в его. Джунгарская.

- Какая-какая? - глаза у детины полезли ко лбу.

- Джу… джунгарская… - растерялся Тимофей. - Так господин порутчик злодеев назвал. А что?

- На вас напали джунгары?! И как же вы от них отбиться смогли? - прищурился Евдоким.

- У господина порутчика пистолеты заряженные. Мы из них палили. Я под одним разбойником коня убил.

- Сколь их было? - Евдоким пропустил мимо ушей хвастливые слова парня. - Какие они из себя? А ну, рассказывай!

- Пятеро. Дикие какие-то… С луками и стрелами. Трое в шапках таких… мехом отороченных. Один в железной шапке с пучком наверху. Один вроде как с кувшином на голове. Господин порутчик сказал, что это шелом такой. А сами будто чешуей покрыты. Пики у них с хвостами конскими, сабли кривые, щиты круглые на левом локте.

- Вон чего… Появились, значицца… - лицо Евдокима враз постарело, стало суровым и жёстким. - Вот что, Митрофан. Поднимай всех. Караул нести и днями, и ночами. Ребятишек в ночное не пущать. Коров пасти не дальше реки. А ты, Савва, порох проверь, не отсырел ли. Ружья тоже почисть. Кабы не наведались к нам, ироды.

Забегали, засуетились мужики.

- Евдоким, на дальнем лугу бабы сено косят. С ими как быть? - подскочил к детине рыжий подросток.

- Пущай косят, только рядом держать две телеги, чтобы кони запряжённые стояли. И смотреть в оба глаза. Ежели увидите издаля, что скачуть нехристи, пущай садятся да скорее в деревню едут.

- Понял! - парнишка унёсся исполнять поручение.

Через час деревня ощетинилась рогатками* и сучковатыми стволами деревьев.

--------

* - лёгкое оборонительное заграждение, конструкция из перекрещенных и скреплённых (связанных) между собою деревянных бруса и кольев (обычно заострённых)

--------

- Гляди-ка, как вы быстро всё устроили! - восхитился Тимофей.

- А ты думал! - хмыкнул Савва. - Ежели чего, то помочь нам некому. Разграбят, пожгут деревню, баб да ребятишек в рабство уведут. Да и мужиков, если кто живой останется, прихватят.

- Суровая у вас жизня… - покачал головой Тимофей.

- Отчего же? Оченно даже распрекрасная жизня. Бог милостив. Барин добрый, земля плодородная. От татей да разбойников обороняться умеем по всем законам военного искусства. Семён Иваныч научил. А вы, значит, господина порутчика люди?

- А… ага… - соврал Тимоха, замявшись.

- А одеты будто деревенские. Не скажешь, что с самого Санкт-Петербурху едете.

Тимоха судорожно сглотнул набежавшую от страха слюну. Однако Савва продолжать допрос не стал:

- Как зовут-то тебя? Подите с подружкой своей на кухню. Вон тама дьверь, - он махнул рукой куда-то вбок. - Там вас покормят. Потом я вас на ночлег устрою.

Тимоха кивнул согласно головой, и Савва унёсся дальше — растревоженная деревня гомонила, галдела, стучала. Визжали пилы, блеяли овцы, возбужденно лаяли довольные переполохом собаки.

Тимоха вошёл в старухину мазанку. В полумраке после яркого солнечного света не разобрал, куда идти, толкнул ногою квашню*, свалил метлу на длинной ручке.

--------

* - деревянная кадка для теста

--------

- Ах ты, ччё… прости, Господи! - выругался он, потирая ушибленное место.

- Тише ты, разве можно такое в избе говорить? - с укором сказала Марья.

Тимоха поморгал, зажмурился, будто давая глазам возможность скорее привыкнуть к полумраку. Марья сидела у изголовья лежащего в беспамятстве Фёдора.

- Ну, что он?

- Бабушка уже его посмотрела и взвару травяного испить дала ему, который жар сымает. Сейчас будем зелье готовить, чтобы рану помазать.

- Зелье… Небось лягушек варить станет али к ровь собачью, - зашептал Тимофей. - Старуха ведьма какая-то. Пойдём отсюда!

- Да ты что! - засмеялась Марья. - Она добрая. И лечит с молитвой. Погляди, вон иконы в красном углу и лампадка горит. Разве у ведьмы иконы висели бы? А ты иди, Тимоша, иди. Это бабское дело, не ваше.

- Бежать надо отседова, да поскорее! Выдаст нас порутчик, как пить дать выдаст!

- Не могу я Фёдора оставить, Тимоша. Ежели бы не он, то…

- Да ведь позаботятся о нём и без нас! Что ты сделать-то можешь ещё?!

- Помогу хоть бабушке Агафонихе… Старенькая она, а я тут — на подхвате.

- Так это… На кухню нас звали. Поесть бы чего!

- Вот и иди! - Марья ласково подтолкнула товарища к двери. - А я потом приду. Помогу бабушке и приду.

У печки что-то зашуршало, и Тимофей испуганно покосился в ту сторону. Из открытого люка подпола показалась старуха.

- Свят-свят-свят… - перекрестился Тимоха.

- Что, голубчик, страшно тебе? - Агафониха подняла на парня глаза.

И оказались они совсем молодыми, серо-голубыми, добрыми. Окруженные густой сеткой морщин, они будто излучали мягкий свет, и от этого безобразное лицо с крючковатым носом и выпирающим подбородком выглядело совсем другим.

- А… да… нет… - промямлил в изумлении Тимоха.

- А ты иди, голубчик. Тебе Марьюшка верно сказала, не мужиковское это дело, больных да пораненых лечить. А ты, милая, разведи на загнетке огонь под таганчиком, да водицы в горшок набери.

Тимофей выскочил из домика и помчал к кухне. Где-то раздавались голоса — Тимоха прислушался. В комнате разговаривали старый хозяин поместья и порутчик. Тимофей присел под окном, будто разыскивая что-то на земле.

- Что же вы, голубчик, по Государевой дороге* не поехали? Там путь уже известный, испытанный.

- Да ведь я не купец, господин Евражкин, мне Верхотурскую таможню** посещать в обязанности не вменялось.

--------

* - старое название Сибирского почтового тракта

** - купцы не имели права ехать в Сибирь и обратно другими путями, на Верхотурской таможне они были обязаны заплатить пошлину

--------

- Оно верно, да ведь там и станции устроены — есть, где на ночлег встать, и безопасно — не нападут злые люди.

- А мне видится так, что здесь злых людей поменее будет, чем на той дороге. Никто не поджидает в оврагах, что купец богатый проедет, шайки воровские по лесам не шастают. Ночевать же в чистом поле я привычен.

- Что же вы, с самого Петербурга втроем едете? Я не имею в виду возницу.

Порутчик замялся, сосредоточенно разыскивая в карманах трубку. Тимоха замер — вот оно… Скажет сейчас офицер, что они беглые, и всё! Схватит их Евдоким, а Савва с Митрофаном повяжут да в тёмный чулан посадят. Ах, если бы Марья не застряла в мазанке старухиной, можно было бы тихонько улизнуть. Но без подруги сбежать он никак не мог.

- Одеты они у вас по-деревенски. Из поместья своего, видно, забрали? В какой губернии у вас владения?

- Да я, господин секунд-майор, безземельный. Нет у меня поместья, - наконец сказал порутчик. - А парнишку с девицей купил совсем недавно. В Самаре у старушки одной. Да вот же беда — когда с джунгарами схватились, бумажник мой, в которой купчая лежала, выпал. Потерял я купчую, господин Евражкин.

- Вот беда-то, голубчик, вот беда-то… - старик лукаво посмотрел на гостя. - Надеюсь, ваша проезжая грамота при вас?

- А… о… да, при мне… Но она у меня в кармане камзола была.

- Вот и хорошо, вот и хорошо, - опустил глаза Евражкин. - Боюсь, как бы вас не заподозрили без купчей, что вы беглых укрываете.

- Я тоже этого опасаюсь, - ответил порутчик. - Но что же делать?

- Даже и не знаю, что посоветовать вам, голубчик. Ближайшие власти здесь в Самаре, но не возвращаться же вам назад! Или Яицкий городок, но он вам не по пути.

- Да, конечно…

- Но я бы мог написать что-то вроде рекомендательного письма, в котором указал бы, что вы подверглись нападению джунгар, из-за чего утеряли часть вашего имущества. И о том, что ваш кучер находится в моем поместье. Благодаря этому письму вам было бы легче объяснить нахождение с вами этих молодых людей.

- О, господин секунд-майор… - порутчик замер. - Я вам очень благодарен! Но… но что за прок вам помогать мне?

- Я нисколько не солгу, написав такую бумагу. Моя совесть будет чиста перед Господом. И одно доброе дело будет зачтено мне на том свете. Нет-нет, не благодарите! Я не для вас это делаю. Для себя.

- Храни вас Бог, господин секунд-майор!

- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Даа… Я порой думаю о тех бедолагах, что от помещиков своих бегут. Ведь не от труда тяжкого они бегут — где бедняку жить легко! От несправедливости, от утеснений, что хозяева им чинят. А для чего мужика утеснять? Тебе власть над ним дадена, ты ему вместо отца-матери поставлен. И перед Богом за него отвечаешь, как за родное дитя. И воспитать его надобно, чтобы жил без греха, в труде и радости. И оградить от бед, и пожалеть. А ведь есть такие хозяева, что и сами в грех впадают, и мужиков, а особливо девок да баб молодых, за собой тянут. И когда бегут от них крепостные — кого наказывать в первую очередь нужно? Помещиков, которые довели своих людей до побега.

- У вас, Семён Иваныч, мужики не бегали?

- Не бегали. Ни к чему им это. Вот только об одном душа моя болит — нет у меня наследников. Супруга моя померла давно, и деток Бог прибрал ещё во младенчестве. Кому достанутся люди? Что ждёт их после кончины моей? Отойдут казне? А дальше что? Оставят жить здесь, в деревне, и определят к ним управляющего? Хорошо, если доброго! Отправят на какой-нибудь завод? Горше судьбы не придумаешь.

- Так завещайте поместье человеку, в котором уверены.

- В том-то всё и дело, что ни в ком я не уверен. Смотрю на каждого и думаю — а ведь доведись тебе хозяином в моем поместье стать, ты ведь три шкуры с мужиков драть начнешь!

- Отчего же так?!

- Оттого, что у меня семьи нет, а одному мне много не надо. Я ведь из простых, родители были городскими обывателями, дворянство и земли пожалованы мне за верную службу государем Петром Алексеевичем. Не привычен я к роскоши. Потому и живут мои крепостные в достатке. Молодежь же здесь, в глуши, жить не станет. А город деньги любит. Значит, станет новый хозяин вытягивать из поместья все соки.

- Эй, мОлодец! - раздался голос чуть не над самым ухом Тимохи. - Ты чего это здесь делаешь?

Тимофей поднял голову — перед ним стоял Евдоким.

- Чего тут делаешь, спрашиваю!

- Кольцо обронил в траве, теперя ищу.

- Кольцо? Давно обронил?

- Когда приехали, тогда и потерял. В суматохе и не заметил.

- Что ж, найдется кольцо твое, если сороки не утащут. А люди наши греха на душу не возьмут, чужую вещь не присвоят. Ты на кухне был?

- Нет ещё…

- Так иди. Потом поди, помоги воды от реки в баню натаскать. С дороги помыть вас, и то… Столько дней в пути — небось уже вшей развели.

- Баня бы не помешала, - Тимоха с довольной улыбкой почесал голову.

В кухне толстая румяная стряпуха поставила перед ним миску грибных щей, отвалила от каравая здоровый ломоть хлеба:

- Ешь, исхудал-то как в дороге!

Тимоха с аппетитом наворачивал поданное, думая при этом, что судьба не так уж сурова с ними, а впереди их ждет счастливое будущее.

Продолжение следует...