Дикая степь... Глава 17. Возвращение

Время действия - 1732 год

- Сказано было тебе, из станицы ни шагу! - Белокозов стоял у окна и смотрел на бегавших по широкому пустому двору собак. - А ты чего? Атаманское слово тебе не указ?

- Да я, Василь Степаныч, только коня спытать хотел… - лепетал за его спиной Тимоха. - Думал, недалёко ведь отъеду, совсем рядом… Кто же увидит меня в овраге… А оно вон как вышло…

- Спытал? - язвительно спросил атаман.

- Спытал… - вздохнул Тимофей. - Хороший был конь. Жалко, украли. Эх, жалко!!!

- А за реку киргизцев отбивать кто позволял тебе отлучаться?

- Так то же… Да ведь все… Да я…

- Да я, да я… Тоже позволенья не было тебе, а ты помчался. Ежели ты сам себе голова, то для какого ляду тебе атаман? Живи один, делай, что вздумается.

Тимоха виновато молчал, опустив голову.

- Или только за тем, чтобы с людями рядом жить, ты пришел в казаки? Это ты хорошо придумал. Барина над тобой нет, оброки платить некому, никто не неволит. Когда захочу — поеду, куда захочу — пойду. Весело!

- Прости, Василь Степаныч. От ратного дела не отказываюсь, всегда готов по первому твоему слова куда надо помчаться.

- А ежели сказано «в станице сидеть», то можно и не сполнять? Так выходит? - Белокозов резко развернулся к провинившемуся. После яркого уличного света полумрак атаманской избы казался ещё гуще. - Ежели бы казаки наши выстрела не услыхали, ежели бы петлю не сняли с твоей ноги, то ты бы так и лежал? Или того пуще — пристрелили бы тебя злодеи ни за что ни про что!

- Да ведь казаки всю жизню под огнем, всю жизню в самой гуще! В любой момент сгибнуть могут.

- Так то в бою, дурья твоя башка! В бою! А просто так, по глупости погибать — последнее дело. Казак слово атаманское сполнять должон беспрекословно! А иначе банда у нас будет, а не казачья станица!

Тимоха молчал.

- И вот ещё. Тит сказывал, что не шибко ты шашкой владеть можешь. Мужика в тебе издаля видно.

- Так я и есть из мужиков… - поморщился Тимоха. Видно, до самой смертушки мужичьим происхожденьем корить будут!

- Не в том дело, из кого ты вышел, а в том, кто ты теперя. Сказался казаком — так и дело казачье знать надобно до тонкостев. Ты же шашкой того и гляди или коня загубишь, или себе ногу отсечёшь. А потому с завтрева начнешь учиться казачьей рубке. Ну и другим премудростям тож. Показывать тебе будут казаки, на которых Тит укажет.

- Слушаюсь, господин атаман! - вытянулся в струнку Тимофей.

- Теперя иди!

Тимоха прищёлкнул каблуками и чётко повернулся к двери. Атаман усмехнулся — армейские замашки, видно, у порутчика перенял.

- И вот что — коня своего береги! - сказал он вслед Тимофею. - Хорошего коня ты выбрал. Верного.

- Коня?! - Тимоха едва не подпрыгнул от неожиданности. - А разве его…

- Видно, не дался он чужаку.

Белокозов снова повернулся к окну. У амбара кормила собак Айша. Крепкая девка, справная. Не схотела к своим возвращаться. Спряталась где-то и не выходила, покуда не откочевал аул. Видно, в станице ей лучше, чем среди своих. Или… Или есть что промеж нею и Савкой? Ждёт бабёнка его из Уфы? А ну как любовь у них? Может, зря отослал Савелия подальше? Может, по-хорошему что у них?

Закопошился у атамана червячок сомнения в душе. Верно ли поступил он? Не взял ли греха на душу?

Однако же любовь хорошую, крепкую разлука не остудит. А коли забудет деваху Савелий — значит, пустяшное было, и голову об том ломать не стоит.

Вернулся Митрий уже в ноябре, когда первый снег припорошил замерзшую в камень землю. Вернулся не один, а ещё с десятком казаков и обозом в шесть телег.

- Что это? Кого привёз-то к нам? - атаман радостно обнял Калмыкова.

- Казаков воевода прислал к нам. На усиление. Пороха маненько, провианту. Чтобы, значицца, прибывшие нам в обузу не были.

- Новые казаки — это хорошо! Ты скажи, что с Никанором-то? Согласился он, чтобы Тимофея его сыном назвать?

- Как не согласиться… Ещё как согласен! Он и сам сюда служить перевёлся. Чтобы, значицца, к внукам поближе быть. Вон он, видишь, — с белой бородой.

- Постой… Да он понял ли, что это не тот Тимофей?!

- Да как же не понять, чай не выжил из ума казак! - засмеялся Митрий. - Только, видно, не сладко на свете одному куковать. Хочется родную душу иметь.

- А как не получится у него с Тимохой родным стать?! Что тогда? Обратно поедет?

- А мы с Петрушей на что? Чай, не чужие люди! Ничего, атаман, мы рядом с ним будем. А казак он хороший, ты не думай. Справный казак. Всё при ём — и рука крепкая, и глаз вострый.

- Да я и сумнения в этом не имел. Остальные казаки что?

- С бору по сосенке. Из разных мест. В зиму сами перебудутся, а в лето семьи привезут. Про Тимоху им ничего не обсказывал, да и знать лишнего им не надо. А Никанору с Тимофеем да Марьей бы повстречаться с глазу на глаз, знакомство свести.

- Это дело. Веди брата в атаманскую избу, а я с Тимофеем переговорю да туда же пошлю.

- Добро! - кивнул атаману Митрий.

- Ну что, казаки, как доехали? - повернулся Белокозов к прибывшим.

Те загалдели, зашумели весело.

- Это вот, братцы, атаман наш, Василь Степаныч Белокозов! - громко объявил спутникам Савелий. - Наш отец и голова!

- Милости просим в станицу! - засмеялся атаман. - А ну, называйтеся, кто есть кто!

Пока галдели, заносили в амбар провиант, прятали в погреб порох, пока собирали для приехавших стол, Белокозов разговаривал с Тимофеем.

- Значит, согласился он назвать меня сыном своим? - растерянно бормотал тот.

- Согласился. При всех признает тебя, что ты и есть его Тимоха. А ты не перечь, тоже признавай его. Не вздумай говорить, что обознался он. Для всех людей ты теперь сын его, Калмыков Тимофей сын Никаноров. И ежели из Троицка опять офицер с солдатами явятся, то он это под присягой покажет.

- А я… Как же я его отблагодарить должен…

- Достойным быть. Чтобы не закаялся он, что помог тебе! - Белокозов повернулся к стоявшей рядом Марье. — Слыхала ли, что я говорил супружнику твоему?

- Слыхала, Василь Степаныч. Премного благодарны вам! - поклонилась она атаману.

- Господь отблагодарит. А вы-то тоже не плошайте, чтобы гордился вами старик.

- Вот, господа казаки, нашел я сына свово Тимофея, давно уже потерянного! - объявил Никанор за длинным столом, когда уже разомлевшие от чарочки за знакомство и горячей еды люди осовело клевали носами.

- Чего? - встрепенулись казаки

- Сына свово Тимофея, говорю, нашел здеся! - старик положил руку на плечо сидевшего рядом Тимохи. - Потерялся он ещё парнишоночком молоденьким. Оказалося, в полоне был да бежал. Помытарился по белу свету, прибило его сюда, к энтой станице. Брат мой, Митрий, об том догадывался, да никому до поры не говорил. А теперя я удостоверяю, что мой это сын, Калмыков Тимофей.

Загалдели, зашумели радостно люди:

- Вот так! Выходит, спас Тимоха от вепря брательника своего?…

- … не водица, чует сердце родного…

- … сразу видно было, что одного корня — похожи…

- … так у тебе теперя и невестка с внуками!…

Может быть, и догадался кто, что подстроено дело было, да не стал носа совать в чужую жизнь. Сказано — родичи, значит, так и есть.

С грустинкой в душе смотрел Никанор на сына своего названного — ведь и настоящий Тимоша мог бы уже быть семейным человеком. Где он теперь… Жив ли — нет никакой надежды найти кровинушку родимую. Настороженность у Никанора тоже была. Какой он, этот новый Тимофей? Не придется ли стыдиться такого сынка? Хорошее о нём Митрий рассказывал, а всё ли в самом деле так?

А Савелий томился — вечера дождаться не мог. Как будто и схлынули чувства его за прошедшие месяцы, как будто бы и забылись черные глаза и высокие скулы степнячки, и даже на вечерки к девицам в Табынском дважды ходил, а увидел знакомую фигуру, суетящуюся по хозяйству — и снова будто жаром тело обдало. Выходит, не уехала она на зимнее кочевье со своими, осталась в станице. Атаман отпросил её у бая или сама так решила?

Айша на Савелия глаз не подымала, даже улыбки на лице её не мелькнуло. Будто и не признала его. Да полно! Помнит ли она его? Было ли что в её сердце? А вдруг… Вдруг уже с кем из казаков сошлась она? Ревниво обвел взглядом Савка сидевших за столом. С кем же? И в аул не вернулась. Отчего? Может, и впрямь снюхалась с кем? Заболело в груди у Савелия, защемило. Вот, значит, как… Только он со двора, а она уж и думать о нём забыла! Погоди, а думала ли она про него вообще? А если нет, то зачем тогда взгляды в его сторону бросала жгучие, огненные?

Выпить бы с горя чарку вина, да другую, чтобы до беспамятства, чтобы вдрызг… Да нельзя — атаман по одной только и позволил налить, чтобы с дороги, с устатку выпили. И взять боле негде. Эх, дикий край, станица называется, а ни кабака, ни лавки в ней нет. Всё из общего котла и с позволения Белокозова! То ли дело в Уфе — хошь в трактире пей, хошь так, на вынос бери.

- Мотрю, киргизка у вас в работницах? - спросил вдруг один из новоприбывших казаков, длинноволосый Филимон.

Дурацкое лицо у этого Филимона, глупое. И гогочет не по делу. Дать бы в морду ему хорошенько, да нельзя пока. Ничего, за этим дело не станет. Получит он за свои вздорные смешки!

- Да наняли летом в ауле помогать по хозяйству, - засмеялся Тит. - А она обратно иттить не схотела. Спряталась гдей-то, когда собиралися сородичи ейные откочевывать. Три дни сидела, покамесь не ушли они далеко. Вернулася, когда уж наверняка мы её отправить к своим не смогли бы.

- О как! - удивился Кондрат, другой казак из новых. - Что же, видно, тут ей больше по душе, чем у своих!

- Да снюхалася она с кем-то здеся, вот и не схотела уходить! - загоготал Филька.

Мерзкая какая рожа у него! И зубы кривые. Посчитать бы их ему…

- Не, этого не было! - твёрдо сказал Тит. - Ни с кем она замечена не была. Если б что — мы б знали.

- Да полно! Втихую, можа, с кем?

- Ни втихую, ни в громкую. Да и не позволит атаман в станице грязь разводить.

- Это верно, не позволю, - подал голос Белокозов. - Обвенчаться по-честному — всегда рады, а беспутство разводить не дам. И вы об том, казаки, знайте.

- Дак как же с ей венчаться, когда басурманка она? - всплеснул руками Филька.

- Окстим для начала бабёнку. Не впервой! - засмеялся Тит.

- Я бы взял за себя такую… - Филька оценивающе посмотрел на крутой зад степнячки, как раз вошедшей в избу с караваем хлеба в руках. - А что — и при теле, и работница, видно, неплохая.

- Басурманку-то? - хмыкнул кто-то.

- Да за его, голодранца, ни один казак свою дочку отдать не схотел, - засмеялся другой. - А тут и спрашивать некого, батюшек грозных рядом нет.

- По-каковски ты с ей разговаривать-то станешь?

- А чего с ней разговоры вести?! - изумился Филька. - Чай, не баре мы, беседвать за чашкой кофея.

- А ежели не пойдет она за тебя?

- Как не пойдёт? По честному ведь, под венец! - Филька говорил уже как будто всерьёз.

- Ты допрежь того, как под венец её поведёшь, разрешенья на то спроси, - процедил сквозь зубы Савелий, не стерпев бесстыдных разговоров.

- У кого?! - жёлтые длинные зубы Фильки оголились в ухмылке. - Не у тебя ли?

- У обчества спроси, - снова вмешался в разговор атаман. - Может, до тебя кто из казаков глаз не неё положил. А потом и у самой бабёнки — согласна ли она за тебя иттить, али кто другой ей милее. А то вовсе одна жить захочет.

- Верно, верно! - загудели казаки. - Так по-честному будет.

- Ну что, казаки! - поднялся Белокозов со своего места. - Если кому мила Айша, кто в жёны взять киргизку хочет, говори сейчас при всём сходе!

Замолчали казаки, смотрят друг на друга, ждут. У Савелия сердце заколотилось. Встать бы надо, сказать — а страшно. Жена ведь не варежка, с руки не скинешь. Сможет ли он с нею, с Айшой, жизнь прожить? Не блажь ли у него в голове играет? А ну как другая какая девица глянется ему, а с этой как быть тогда?

- Второй раз спрашиваю — нет ли у кого мысли взять Айшу в жены? - голос Белокозова спокойный, ровный, но чувствует Савка, что на дне его струна звенеть начинает.

Знает Савелий атамана своего, знает, что справедлив Белокозов, однако и твёрд. И если струсит сейчас Савка, то уж другого раза у него будет. Не даст другого раза атаман. И с Митрием его в дальний путь отправил нарочно, чтобы от степнячки оторвать.

Вздохнул Савелий, поднялся с места:

- Я желаю взять Айшу в жены.

Гул прокатился по избе:

- … вон оно что…

- … молодец…

- … ну и дурак..!

- … да не, не дурак…

- … дети-то узкоглазыми будут..!

- … а у тебе и узкоглазых нету..!

- Есть кто-то ещё, кто хочет взять Айшу за себя? - спросил атаман.

- Ай, была не была! - махнув рукой, вскочил Филька. - Я желаю!

Загоготали, засмеялись казаки, куда и усталость делась, куда и осовелость* пропала — всем любопытно, чем дело кончится.

--------

* - вялость, расслабленность

--------

- А теперя у самой бабы спросим — хочет ли она в казачки пойти, и за кого, если хочет, - сказал Белокозов. - А ну, Петруха, позови её!

Распахнул дверь Петька, крикнул в стылый вечерний воздух:

- Айша, поди-ка сюда!

- Што? - с готовностью прибежала та.

- Зайди, сход казаков тебя спросить о чём-то хочет.

- А? - не понимающе уставилась на него Айша.

- Пройди поближе, Айша, встань здесь, - по-казахски сказал Белокозов. - Тебя казачий сход спросить хочет…

- Что? Что случилось? Я сделала что-то не так? - испугалась женщина.

- Есть казаки, которые желают взять тебя в жёны. Согласна ли ты выйти за одного из них?

Залилось краской лицо степнячки, опустила она голову.

- Да ты скажи ей, кто женихи-то! - подал голос Тит.

- Это верно. Посмотри, Айша, хочет взять тебя в жены прибывший сегодня Филимон…

Степнячка метнула испуганный взгляд на Фильку и снова опустила голову.

- … и Савелий, которого ты хорошо знаешь.

Подняла глаза Айша, обожгла Савку огнем, приласкала, и тут же снова взялась изучать взглядом утоптанный, хорошо обмазанный глиной пол общей избы.

- Готова ли ты выйти за кого-то из них?

Щёки женщины аж кирпичным цветом загорелись, кивнула она согласно, а сказать ничего не смогла.

- А ну, Савелий, дай-ка нагайку твою! - атаман протянул руку. - И ты, Филимон, тоже. Скажи-ка, Айша, кого из них двоих мужем и хозяином над собой признаешь?

Посмотрела степнячка на нагайки, взяла ту, что видела много раз, и вдруг засмеялась, подошла к Савелию, положила плеть перед ним на стол, смело в глаза ему взглянула.

- Бери её за руку, Савелий! - скомандовал Белокозов. - И теперь при всем честном народе поклянись, что берешь её за себя, что обещаешь уважать и защищать её и готов быть с ней и в радости и в горе до конца дней своих.

- Клянусь! - сердце в груди Савки билось, будто колокол на церковной звоннице.

Вот и всё. Вот и решились все сомненья. Не дал Василь Степаныч времени на раздумья, окрутил их на общем сходе. И как ловко всё получилось… Да полно, не подстроено ли было всё это? Хитёр Белокозов, ой как хитёр. Вот и Тимофею отца нашел. Поди теперь, подкопайся к парню, докажи, что он беглый от самарской барыни! Не докажешь… Вдруг и с Филькой у него тайный сговор был? Когда же успел он, вроде всё время на глазах Филимон был и с атаманом наедине даже словом не перекинулся…

Но у Фильки был такой расстроенный вид и с таким сожалением он смотрел вслед уходившей выполнять свои обыденные обязанности женщине, что сомнения Савкины отпали — ни при чём он. Не было у него злого умысла.

Улыбнулся Савелий дружелюбно. А ничего, обычное лицо у Фильки. И совсем даже не глупое.

Продолжение следует...