Дикая степь... Глава 19. Казачья подмога

Время действия - 1735 год

- Как зовут тебя? - Савелий положил руку на плечо парнишки.

- Сёмкой… - поднял голову тот.

- Сёмка… Запомнил ли ты, что сказать в станице?

- Запомнил, - кивнул головой мальчишка.

- Возля каких мест казакам опаско, помнишь? Чтобы не подъезжали они ни в коем разе?

- Угу!

- Молодец. Давай, Сёмка, беги. Да сторожко, на открыты места не выбегай. Ужом проползай, где нужно. Не страшно ли тебе? В горах-то и птицы всяки, и звери. Про бунтовщиков уж не поминаю. Не сробеешь ли?

Сёмка грустно посмотрел на Савелия:

- Дак ведь ежели я сробею, не добегу до казаков, бунтовщики моих родителей порубят. И мАлых братьев. Так что робей не робей, а бежать надо.

- Это верно. Ну, благослови тебя Бог!

Сёмка перекрестился, нырнул за ворота и растаял в сгущающихся сумерках.

Бунтовщики появились под утро, когда небо только начинало сереть. Молчаливой, суровой лавой приблизились к городку, попытались открыть ворота. Подтащили бревно, ударили дружно. Однако створки, подпертые с обратной стороны, не поддались.

Часть конников пошла в обход городка, ко вторым воротам, в надежде, что те падут скорее, однако надежды не оправдались. И хотя разочарование их не было особенно сильным, неудача всё же разозлила налётчиков. Теперь им во что бы то ни стало хотелось взять этот спящий и беззащитный город, поднять переполох, шум, чтобы плакали женщины, с треском горели дома, а лошади носились среди всего этого хаоса в неудержимом азарте.

- Ломайте! - крикнул богато одетый всадник, махнув рукой в сторону ворот.

И подскочившие воины стали копьями выламывать толстые доски. Но полилась сверху горячая вода, обжигая лица и руки. Значит, не спали? Значит, ждали горожане этого налета? Полетели стрелы в мелькающие над кромкой створок головы, закричал кто-то там, внутри.

- Смотрите, с той стороны частокол едва держится! - показал рукой один из молодых воинов.

- Бери джигитов, езжайте, валите стену! - приказал богач.

С гиканьем и свистом — теперь уж можно — понеслась лава к слабому месту, но вдруг заржал один конь, упал, следом второй. Споткнувшись о них, рухнул третий.

- Что там?!

- Вот что! - поднял над собой один из упавших кованую железную рогульку. - Они ждали нас, насыпали этой дряни!

Чеснок, добрый старый чеснок — рогулька с четырьмя шипами, один из которых всегда торчал вверх, а три были твердой опорой для всей конструкции — был рассыпан возле стены.

- Мой Барс, мой друг, - обнимал шею лежащего с поврежденной ногой коня молодой джигит. - Как же я без тебя? Как же ты?

- Не скули. Теперь ничем ему не поможешь, - мрачно сказал ему жилистый бронзоволицый старик. - Мой тоже ранен, а я молчу.

- У тебя коней целый табун, а у меня единственный. О, брат мой, Барс…

- Эй, джигиты! В этом городе ни одного солдата! - крикнул богач. - Зато много всякого добра. Неужели закрытые ворота остановят вас? Тогда вы не джигиты, а девицы, которым в пору шерсть прясть! У въездов нет рогулек! Ломайте створки!

И снова с диким азартом накинулись налетчики на ворота. Захлопали из-за укрытий выстрелы, но были они редкими, а потому не очень-то и пугали. Наконец несколько досок были выломаны, и первые смельчаки нырнули в проем. Но там, за створками ворот, были завалы из каких-то брёвен и спиленных наскоро веток, они мешали даже развернуться, а на головы нападающих посыпались у дары тяжёлой дубиной. Раненые всадники и перепуганные лошади в тесном пространстве создавали сумятицу.

Скоро пали и вторые ворота, но и там налетчикам было не легче. В узком закутке из досок и кирпичей невозможно было развернуться, в конников летели камни, обрушивались потоки кипятка, а сзади напирали не понимающие причины заминки товарищи.

Но вот рухнуло одно препятствие, второе, вот уже свободно открылась улица — простор, делай что хочешь. И вдруг откуда-то вылетели конники, сверкая на утреннем солнце шашками, наконечниками пик:

- Казаки! - закричал тот, что впереди. - Бей басурманов!

И рухнул на землю красавец-джигит Юмагужа, без седока помчал вдоль палисадников конь бравого Хайдара, затуманился белый свет перед глазами Карима. Ах, Юмагужа, проплачет глаза невеста твоя… Поседеет от горя мать Хайдара. И только богачу Абузару, издалека наблюдающему за штурмом города, всё ни по чём. Разве что досада его разбирать будет — не сумели воины уничтожить поселение, расположившееся на землях его предков. Хмурился он, глядя на своих людей — не джигиты, а тряпки, женщины слабые.

- В городе казаки! - крикнул кто-то, вывернувшийся из ворот.

- Какие казаки?! Откуда? - поразился Абузар.

- Да кто же знает! Они в ловушку нас заманили!

- И там казаки! - сказал другой, указывая черенком плети в сторону гор.

Налётчики обернулись — вдалеке между деревьями мелькали красноверхие шапки и сверкающие на солнце пики.

- Уходим! - решил Абузар, и первым помчался прочь.

- Уходим!

Подъехали станичники, а бунтовщиков уже след простыл. Только раненые кони на земле копытами бьют.

- Вот, казаки, спасли вы город от набега, - подошёл комендант к бородатому уряднику.

- Да вы и сами неплохо справились. Нам дела не досталось, - засмеялся тот.

- Так ведь тоже благодаря казакам проезжим.

Урядник Савелия с Тимофеем с улыбкой оглядел — молодцы, красавцы! Сразу видно — потомственные казаки, не мужики какие-нибудь. И стАтью, и выправкой хороши.

- Это как же вы город отстоять сумели?

- Да мы-то что… Всё люди сами сделали. Чесноки кузнец выковал. Пики местные умельцы сделали.

- Да ну?!

- Ага. Не настоящие, конечно. Из кусков кровельного железа наконечники навертели да в олово жидкое окунули. Но издаля от настоящих пик не отличишь. На солнце сверкают, а нам того и надо было.

- На испуг, значит взяли? - засмеялся урядник.

- На испуг. А нам теперя, казаки, дальше ехать надо. К воеводе мы посланы атаманом нашим. За то, что примчали сюда, откликнулись на зов наш, спаси вас Бог.

- Так вы, господа станичники, - вступил в разговор комендант, - уж не оставьте нас, сделайте милость. Пусть хотя бы двое дозор в городе несут.

- Не бросим, не боись. Чтобы христианские души на растерзанье басурманам оставить — не бывать тому.

- А вы, голубчики, - комендант повернулся к Савелию и Тимохе, - сообщите в Уфе, что гарнизона у нас теперь нет. Пусть пришлют нам отряд.

- Господин комендант, у нас пленный! - раздался вдруг крик.

- Что? Где?

- Да вот, сидел, с конём обнимался! - горожане подтолкнули вперёд молодого парня, на лице которого было написано страдание.

- Раненый, что ли?

- Не, целый. Конь его на рогульку напоролся, ногу повредил. А он рядом сидел.

- Ты, как тебя зовут? - спросил его Савка, зная, что киргизский язык башкиры понимают хорошо. - Ты почему со своими не бежал? Они вон и раненых, и убитых забрали. Тебя не взяли, что ли?

Пленник молчал, с тоской глядя на землю.

- Что с конем-то твоим?

- Мой Барс… мой товарищ, мой брат… - запричитал парень. - Как я мог его оставить! Лучше меня головы лишите, чем я его брошу.

Сжалось сердце у Савелия. Он знал, как привязывается душа к коню. Порою нет для казака ближе коня. В нём и жизнь, и спасение, и победа.

- Избавил бы его от мучений, раз любишь его, - нахмурившись, сказал он.

- А ты бы брата своего избавил? - поднял на него глаза парень.

- Да ведь его уже не вылечишь… Ты и сам это знаешь. Это же не человек, он не отлежится.

- Не поднимется у меня рука…

Савелий вздохнул:

- Придётся мне. А вы, господин комендант, не держите пленника. Пускай идёт домой. Он и так наказан уже! - и, взяв пистолет, направился к коню.

Из города Тимофей и Савелий выехали после полудня. Неудержимо клонило в сон — сказывалась усталость последних дней. Но медлить было нельзя. Пакет для воеводы, зашитый в шапку Савелия, многозначительно похрустывал от прикосновений, напоминая, что доставить его нужно как можно скорее. Да и ситуация с бунтом требовала прояснения. Что теперь делать нужно? Какие приказанья будут отданы в Белокозовскую? И знает ли вообще воевода, что творится в его владениях?

Заночевали рядом с большим камнем, не разжигая огня. Благо ночи были короткими да теплыми. Спали, как водилось, по очереди да вполглаза, приглядывая за лошадьми и прислушиваясь к каждому шороху. А утром, едва солнце позолотило верхушки гор, снова в путь двинулись.

- Слышишь? - вдруг придержал своего коня Савелий.

- Слышу… Вроде как девка голосит?

- Не птица ли какая?

- Да нет, навряд ли. Голос-то человеческий. Дай-ка посмотрю…

Тимоха сошёл с коня, отдал поводья Савелию. Но девка умолкла, только грубый мужской окрик послышался, да и он был коротким и неясным — не поймешь, не почудилось ли…

Тимоха, где пригнувшись, где ползком, стал пробираться в ту сторону, откуда голоса слышались. Глаза слезились — жгло их будто огнем. То ли от недосыпу, то ли ещё от чего. Потому и не сразу заметил внизу, у подножия горы, по которой крался, конника да двух девиц.

Прищурился Тимоха, пригляделся — одет всадник по-башкирски, шапка на нём остроконечная, с меховой оторочкой, за поясом пистоль торчит, с другого бока лук да колчан со стрелами. А девушки за ним плетутся русские. У одной голова непокрытая, косища русая ниже пояса растрепана вся. У второй платочек белый на голове. Идут за басурманом будто привязанные. Бежали бы, глупые, не угнался бы он за обеими!

Вздохнул Тимоха, глаза потер. А ведь и впрямь привязаны девицы! Руки на запястьях верёвкой скручены, веревка к седлу прикреплена. Спасать надо девиц, вызволять из полону. Достал Тимофей пистолет, начал было заряжать его, да призадумался. Попадешь ли в злодея, нет ли — то бабка надвое сказала. А то и того хуже. Далеко шибко. Ненароком в девиц попасть можно опять же. И не попадешь — испугаешь только разбойника. Не дай Боже, прикончит он их. Нет, тут по другому нужно.

Ужом спустился с горы Тимоха, чтоб ни сучок под ногой не хрустнул, ни ветка куста или дерева не покачнулась. Порадовался даже в душе, что коня Савелию оставил. Услышал бы злодей коня, как пить дать услышал бы.

Не спеша едет разбойник, не торопится. Девки следом за ним плетутся. Споткнулась одна, упала. Коса по плечам рассыпалась. Оглянулся злодей. С одобрительной усмешкой на девицу посмотрел. Хороша, ой, хороша. Девицей, правда, уже не назовёшь, но какое кому до этого дело! Будет работницей в доме, служанкой. Работать-то, видно, умеет она — руки большие, крестьянские. А ночами станет развлекать его. Он мужчина, и имеет на это право!

А вторая… Тоже хороша. Её он продаст. За неё можно будет взять хорошие деньги. Она красивая. Нет, ему такие девицы не по душе — но ведь люди все разные. Найдётся, кому приглянется она. Ухмыльнулся злодей, дернул за верёвку:

- Вставай, чего ждёшь? Плети?

Заплакала девушка:

- Прикончи меня лучше, зачем ты меня на муки оставил?

- Вставай, Анфиса, поднимайся, подруженька моя! - подала голос вторая. - На кого же ты меня-то покинуть хочешь?

- Ой, Катенька, да ведь всё равно он нас разлучит… - рыдала растрёпушка. - Пусть лучше прикончит. Позору предал, матушки с тятюшкой лишил. Что ещё ждёт нас… Зачем жить…

- Кто знает, что впереди! Вставай, милая!

- Тебя-то он не бесчестил… А мне горе выпало. Пускай теперь саблю свою берет и рубит! Как курёнку пускай снесёт голову, а я и рада буду.

Свистнула в воздухе плеть, опустилась на спину Анфисы. Вздрогнули плечи девицы от боли, задохнулась она в плаче. Снова свистнула плеть, однако удара не последовало. Только шум раздался — будто упало что-то грузное. Смотрят девицы — а похитителя их нет на коне. Куда делся? Не видно…

Зато появилась из высокой травы голова с золотистым чубом из-под шапки:

- Наше вам почтенье, красавицы! Куда путь держите? Не желаете ли мне кумпанию составить? А то я в таком блестящем обчестве давненько не бывал.

- Ты кто? - от неожиданности Катерина плюхнулась на землю рядом с переставшей рыдать Анфисой.

- Я-то? Казак станицы… да зачем вам знать, какой станицы…

- А басурман-то где? - никак не могла сообразить, что произошло, Катерина.

- Ах, басурман… Я его отдохнуть отправил… К праотцам… Притомился он, знаете ли, за последние дни. Подвигов много совершил. Пускай таперича отдыхает.

- Значит, его больше нет?

- А вы, никак, жалеете об его обчестве? - театрально оскорбился чубатый.

- Нннет… Мы… свободные теперя?

- Так точно!

- А руки-то! Развяжи нас!

- Извольте, прекрасные дамы! - Тимоха срезал верёвки.

- Господь милостив! - перекрестилась Катерина. - Как звать-то тебя, казак?

- Тимофеем кличут. А как вас-то звать, я уже слыхал. Катериной да Анфисой. Ну что ж, прощевайте, девицы! - махнул рукой Тимоха и исчез было в кустах.

- Постой! Эй, казак, постой! - вдруг подала голос Анфиса.

- Чего изволите? - высунулся снова Тимофей.

- Басурман ночью под горой держал нас. А наверху, в горе, навродя пещеры есть. Нас туда не поднимали. Там, в той пещере…

- Что? - Тимоха улыбнулся.

- Казак там пленный. Мучили они его. И огнём, и плетьми, и Бог его знает, чем ещё.

- Что? - посерьёзнел Тимоха. - Казак? Ты откуда знаешь?

- А они, разбойники-то, меж собой переговаривались когда, казаком его называли.

- Так, может, киргизец там, у них? Они, киргиз-кайсаки, сами себя казаками называют.

- Кричал он по русски, когда его… И Отче наш читал.

- Вон оно что… - брови Тимохи сошлись у переносицы.

- Ага. В грехах каких-то всё каялся. Исусову молитву тоже читал.

- Значит, не басурманин. А чего они его в горе-то держат? Не везут в деревню свою?

- Не знаю я этого. Что знала, то сказала.

- А показать сможешь, где гора эта? Далеко отсель?

- Могу, отчего же… Не далеко. Мы не быстро шли.

- Разбойников много там?

- Было ночью много, человек шесть. Поутру разъехались кто куда. Разве что один-двое там караулят теперь.

- Ну, это не страшно.

У подножия горы на самом деле сидел всего лишь один бандит, и снять его для Тимохи не составило труда.

- Ну, девицы, благодарствуем за помочь. Теперича идите, куда душа ваша желает.

- Куда же нам идти-то? Деревню нашу разорили, родных теперь на свете не осталось. А тут, в горах, мы заблудимся. Либо волки нас задерут, либо снова в полон попадем. Ты бы не бросал нас, Тимоша… - попросила Катерина.

- Оно верно… - почесал затылок Тимофей. - Ладноть, будет видно. Сперва казака ослобонить надо.

Он вскарабкался на гору, цепляясь руками за травы, наступая на камни, будто нарочно для ног поставленные. И охота была людям в такую дыру лезть! Одно слово — разбойники. В пещере было темно, и глаза Тимохины не скоро привыкли к сумраку. А когда освоился он — увидел висящее на стене растянутое, будто на кресте, тело с опущенной безжизненно головой.

- Эй, браток! - тронул Тимоха несчастного. - Ты жив ли?

Протяжный стон был ему ответом.

- Живой! - улыбнулся Тимофей. - Сейчас, сейчас я тебя вытащу отседова. Погоди немного. Надо же, кольца в стену вбиты. Видно, не ты первый страдаешь здеся.

Срезал все верёвки, державшие пленника, взвалил его на спину, понёс наружу. Спуститься с горы оказалось гораздо сложнее, чем подниматься, а уж с ношей и того тяжелее. Внизу Тимофей опустил груз на траву и сам сел рядом, чтобы отдышаться. Одет несчастный и в самом деле был по-казачьи, а лицо с густой бородой отчего-то казалось смутно знакомым.

- Ты живой? - Тимоха потрепал его по плечу.

- Ммм? - казак с трудом открыл глаза.

- Ты какой станицы будешь? Куда везти тебя?

Но несчастный простонал и снова закрыл глаза.

- Оставлю тебя в ближайшей деревне, а оклемаешься — сам доберёшься, куда тебе нужно! - решил Тимоха. - Ну что, девицы, айда отсюда! Неровен час разбойники вернутся.

Он взвалил на спину пленника и пошел туда, где ждал его Савелий.

Продолжение следует...