Дикая степь... Глава 20. Только всё проходило...

Время действия - 1735 год

- Что, Савелий, не пора ли отдыхать? Поди, всё нутро у горемыки вытрясло — сомлел вона! - Тимоха озабоченно смотрел на сидящего перед ним казака, безвольно обмякшего и похожего скорее на большую кучу тряпья.

- Пора — значит, пора, - равнодушно отозвался Савка. - Девки тожа вон нахохлились, будто куры на насесте.

Анфиса и Катерина, ехавшие вдвоем на коне взявшего их в полон разбойника, устало покачивались в седле. По пути то одна, то другая девица сходила на землю и шла рядом, давая телу более привычную работу, разминая затекшие от напряжения ноги. Савелий всё посмеивался над ними — что, мол, непривычно вам верьхи-то? Девки поначалу отшучивались, а потом только угукали согласно себе под нос.

Отдыхать приходилось часто — берегли коней, потому как спасенный казак весу был не малого, а ехать сам он не мог, приходилось держать его перед собою. Временами казаки укладывали его поперек седла и вели коня в поводу, однако в таком положении несчастный начинал громко стонать, а потом и вовсе терял сознание.

Остановились в рощице возле реки, чистой и светлой, журчащей своими холодными водами по разноцветным, будто драгоценным камешкам.

- Отчего так бывает завсегда, - Катерина, тяжело дыша, села на берегу. - Покуда в воде лежат, так глаз не отвести от камней, а вынь — обсохнут, поблекнут, посереют?

- Кто ж его знает! Оно тебе надо — камушки разглядывать? - Савелий подхватил казака под мышки, стащил на землю. - Эй, бедолага! Ты живой ли? Открывай глаза. Эка тебя… Горит ить весь!

- Да чую. Пока ехали, прожигал меня наскрозь, - ворчливо сказал Тимоха.

Уложив несчастного на траве, Савелий протёр его лицо мокрой тряпицей:

- Довезём ли до деревни какой… Уж больно плох. Видно, не сладко ему пришлось в полоне-то!

- Ишшо как не сладко, - подала голос Анфиса. - Слыхали мы, как его мучали.

- Эвон… - задумчиво сказал Тимофей, рассматривая раны на ногах незнакомца. - Шибко обгорело… Пятки подпекали ему знатно. Чего узнать от него хотели-то? Для чего человека тиранили? Дай-ка обмою раны, а то гляди-ка, грязи налипло сколь…

- Пить… - вдруг сказал человек, не открывая глаз.

- Пить? Чичас, погодь, - Тимоха вынул фляжку, снял крышку, поднес горлышко к губам раненого. - На вот, пей. Эх, мил человек! Если бы тебя теперя Марье показать… Это, значицца, супружница моя. Я в прошлом годе в яму раз угодил, а на меня горящую паклю кинули, так тожа опалило маненько. Марья моя мне раны лечила. Да ты не спеши, не спеши, не давись. Не отбираю же. Эка, пить человеку охота… Подавился…

Подошла Анфиса:

- Дай-ка, я его напою. Мне сподручнее, я умею.

- Откуда? - улыбнулся ей Тимофей.

- У нас старый дедушка жил. Немощный, лежал всё. Он на заводе работал до самых седых лет, а потом уж сил не стало. Руки-ноги отказали у его, вот и лежал.

- Вы заводские, выходит, были?

- Ага. Мужиков, которы покрепче, из деревни забирали — кого к домне, кого в кузнечный, кого горновый камень добывать, а которы послабже да бабы — в поле спину гнули. Это, значицца, чтобы рабочих было чем кормить. Чтоб провиянт не закупать.

- В деревне, выходит, мужиков-то и не было, когда разоряли её?

- Почитай, что и не было.

- Постой, а ты-то говорила про батюшку свово…

Анфиса вздохнула:

- Увечный он был — бревном лет десять тому назад на заводе придавило, потому в деревне и жил. Царствие ему небесное…

- Царствие… - перекрестился Савелий.

- Смотри-ка, раны-то у горемычного гноиться начинают. Как бы антонов огонь не приключился…

- Не приключится. Марья мне с собой мазь дала, из трав целебных сваренную. Марья — это супружница моя. Знатная лекарка.

Тимоха достал из седельной сумки маленький туесок, замотанный в тряпицу.

- Вот. Помажу сейчас раны, быстро очистятся да заживать начнут. И жар спадет, вот поглядишь.

- Так ты, выходит, жанатый? - Анфиса слабо улыбнулась, стараясь как можно равнодушнее отвести глаза.

- Да у меня и детишков уже трое. Казаки растут! - засмеялся Тимоха. - Петра с Павлом скоро на конь садить будем, а Андрейка уже сам лошадей поить да купать водит.

- А Савелий?..

- Жанатый, и сынок имеется. Да ты чего ногу-то отдёргивашь, сердяга? Рази больно тебе? Жгёт, что ли?

- Жгёт… - прошептал казак.

- А мне не жгло… - растерянно покрутил в руках туесок Тимоха. - Другую она, что ли, мазь дала мне… Так ты бы потерпел, а?

Казак, не открывая глаз, отрицательно помотал головой.

- Ну тогда… Тогда держись, пока в деревню какую-нито не прибудем.

Однако держаться пришлось казаку долго — две попавшиеся на пути деревни были разорены, и кроме осиротевшей кошки да голодной облезлой собаки не было в них ни единой живой души.

- Это что же такое на свете делается? - заплакала вдруг Катерина. - Что делается? Как же жить дальше…

Савелий положил ей руку на плечо:

- А жить надо. Детишков рожать надо. Чтоб не перевелся на свете русский дух. Назло всем жить надо.

- Сил нету… - плакала девка.

- Надо силы найти. Как бабки наши находили. Думаешь, впервой такое? Слыхал я от барчука одного, что много человеку русскому спытать пришлось. И набеги всякие случались, и в полон людей уводили, и деревни да города наши жгли враги. И бунты жестокие бывали, и меж собою мы воевали. Только всё проходило, а Русь жива и землями новыми прирастает.

- Куда нам теперя идти?! - в отчаянии заломила руки Катерина.

- Так это… не везде же разор. Где-то ведь есть живые души христианские. Там и останетесь.

Девка сникла, замолчала, лишь изредка шмыгая носом.

Дня через четыре вышли к каменным стенам монастыря. Долго стучали в высокие, окованные железом ворота. Наконец открылось окошко в стене, через решетку спросил хрипловатый голос:

- Кто такие?

- Казаки мы. Помирает тут у нас человек.

- Чего с ним?

- К бунтовщикам попал, замучали они его. Жар какой день. Того и гляди отдаст Богу душу.

Без скрипа на хорошо смазанных петлях открылась одна створка ворот:

- Проезжайте!

Во дворе монастыря чисто — ни единой травинки, ни одной соринки. Стены чисто выбелены, пахнет ладаном. Тимофей соскочил с коня, помог Савелию спустить спасенного казака на землю.

- Вот сюда, сюда кладите! - суетились два монаха, подтащив носилки.

- Какой станицы будете, казачкИ? - взгляд у монастырского наместника пронзительный, будто насквозь рассмотреть хочет.

- Белокозовской. Издалека мы, батюшка, от самого Яика. В Уфу атаманом посланы, - снял шапку Савелий.

- Все трое?

- Никак нет. Горемыку этого нашли дней пять назад. У башкирцев отбили. Откуда он — не знаем. Молчал все время. Стонал только. Вы уж позаботьтесь о нём, Христа ради!

- Божье дело Христианскую душу спасти. Не тревожьтесь о нём, - важно кивнул головой наместник. - А это кто? - он указал на жавшихся за воротами девок.

- Тоже у разбойников отбили. Полонянки. Деревню их разорили, никого из родни у них не осталось. Думали, в селе каком-нибудь оставим, да по пути ни одной живой души не нашли.

- Нашли, смотрю… - хмыкнул наместник.

- А… - Савелий оглянулся. - Кота да пса-то… Куда нам их теперя девать. Возьмите, что ли, себе. Пригодятся монастырское добро охранять.

- Не оставили их на погибель, и то дело. Зачтётся вам. Что ж, возьмём. Отчего же… Так вы, может быть, отдохнёте в стенах нашего монастыря?

- А девки?

Наместник развёл руками.

- Вот то-то и оно… Ежели провианту какого нам дадите, благодарны будем. Поиздержались мы в дороге.

- Отчего же… - заторопился наместник. - Отец келарь! Отец келарь!

С собою монахи дали казакам каравай свежего ароматного хлеба, две пригоршни сушёных груш, мешочек ржаных сухарей. В горшке, обёрнутом чистой тряпицей, благоухали грибные щи, а в другом лежали жареные рыбины. В кустах возле какой-то речушки поели путники с наслаждением, запили чистой водой из родника, растянулись на траве.

- Вот доедем до города, пристроим вас, девки, куда-нито, - мечтательно сказал Тимофей, - сами к воеводе направимся. А там, глядишь, и в обратную дорогу снарядимся.

- А… а куда вы нас пристроите? - раздался робкий голос Анфисы.

- Ну, не знаю. Вы к какому заводу-то приписаны? Хозяева ваши, небось, в Питербурх давно укатили? Управляющий всеми делами заправляет?

- Да мы ведь и спрашивали никогда…

- Ну да ладно, в канцелярии узнаем, что с вами делать… - Тимоха закрыл глаза, представляя, как будет собираться в обратную дорогу.

- Казаки, миленькие… - вдруг запричитала Анфиска. - А вы не отдавайте нас никому!

- Как это?! - вскочил Тимоха.

- Не надо, не отдавайте… - тихо попросила Катерина, привстав на коленях. - Век за вас Бога молить станем!

- А что нам с вами делать? - Тимоха переводил изумленный взгляд с одной девицы на другую.

- Возьмите нас к себе в станицу! Хотите, на коленях будем ползать перед вами, сапоги ваши целовать, только не отдавайте!

- А вот на коленях ползать не надо! - поморщился, не открывая глаз, Савелий. - На коленях только перед Господом Богом стоять можно.

- А как же мы вас возьмём-то? - не мог взять в толк Тимоха.

Нет, он вовсе не против был привезти красивых веселых девчат в станицу, обделенную женским вниманием. Шутка ли — пять казачек всего среди нескольких десятков мужчин. Да и жаль было девушек. Бог весть, какая судьба ждёт их. Другое дело — как вынесут они дальнюю дорогу, если даже небольшой конный переход утомил их, где набрать столько провианту, а самое главное — где достать ещё одного коня?

- Возьмите, казаки! Ведь отправят нас на завод али ещё куда к чужим людям. Кому нужны мы? Кто пожалеет нас, сиротинок? Ну, Катерину по девичеству её, может, в жёны законные возьмут, а я-то… - залилась слезами Анфиска.

- Кто-то, видно, о чём-то забыл… - равнодушным голосом, не открывая глаз, сказал Савелий.

Тимоха понял укор, залился краской:

- Нет, ничего я не забыл. Только на трех верховых лошадях далеко не уедешь! Нужно ещё одну где-то брать. Придётся, видно, отбить у башкир из табуна.

- У нас ещё вьючная есть… - всё тем же ровным тоном отозвался Савелий.

- Поверх вьюков?

- Кто свободы хочет, тот и в ящике с дорожными сундуками ехать согласится, не то что поверх вьюков, - усмехнулся Савелий и наконец открыл глаза.

- А ты кусачий… - Тимоха отвернулся, скрывая в душе горькую обиду. Вот ведь — рассказал, называется, свою историю товарищу.

- Случается иногда, - согласился Савелий. - Когда мне кажется, что человек зазнаваться начинает.

Тимоха молчал. Притихли и девушки, а потом и вовсе незаметно растворились в кустах.

- Откуда тебя этот казак знает? - вдруг спросил Савка после долгого молчания.

- Знает? - не понял Тимоха.

- Знает, знает. Порой он открывал глаза и так смотрел на тебя…

- Показалось мне его лицо знакомым, но так и не вспомнил я, где мог видеть его, - Тимофей был озадачен.

- А я вот что думаю… Он тебя в самом деле признал. Однако ж назваться нам не схотел и с какой он станицы, не сказал. Выходит, не было ему резону, чтобы ты его имя знал. А почему?

- Почему? - повторил Тимоха.

- Потому что камень за пазухой супротив тебя имеет. Не он ли в яме тебя спалить хотел, а ещё потопить, а ещё головёнку твою с плеч смахнуть? А?

- Да ну, брось! Зачем это ему нужно? Что я ему такого сделал?

- А кто кляузу на тебя писал, что ты… сам знаешь чего?

- Трифон? Да ведь он в Сакмарской крепости служит…

- Служит ли?

- Постой… - Тимофей покрылся холодным потом. - Я Трифона того и не помню-то хорошенько. Помню, что не молод был, телом широк, борода лопатой…

- И этот грузен, не молод и бородат. И знакомым тебе показался. Видел ты его. Где? Он это, Тимофей. Он. Потому и мазь ему ноги жгла. Только не мазь, а совесть.

Тимоха понурился, посидел в задумчивости некоторое время. А потом выпрямился решительно:

- Вот что — если это в самом деле он супротив меня пакостил, то он достаточно Господом наказан. Не хотел бы я таких мук, через которые он прошёл.

Савелий покачал головой:

- Эх, дурашка… Да ведь ты намного хуже через него вытерпел!

- Нет, Савка. Не хуже. Со мною рядом товарищи были, которые из беды выручали, Марья, которая словом и делом помогала, да совесть чистая. А он? Один среди басурманов, безо всякой надежды на спасение. Нет, не говори так. Если это он, то я его от всей души прощаю. Господь ему судия! - Тимоха перекрестился в сторону монастырских крестов. - Опять же не знаю, Трифон ли это, али кто другой. Если так, то и он пусть простит меня.

- Это за что же?! - изумился Савка. - Али я чего не ведаю?

- За Марью. За то, что не досталась она ему. За то, что сынок его сиротой остался.

- Ну ты и дурень, честное слово! - загоготал Савелий и кинул в Тимоху скомканной тряпкой. - Ты ещё у того басурмана, которого неделю назад прикончил, прощенья попроси за то, что девок и коня у него увёл!

- У басурмана-то? - Тимоха с хохотом повалил Савку на траву.

Наконец, устав бороться, они поднялись:

- Девки, айда, собирайтесь!

Однако ответом им была тишина.

- Эгегей! Анфиса, Катерина! - уже громче прокричал Савелий.

- Не отзываются чего-то… - перекрестился Тимоха. - Не покрали их у нас?

В кустах девок не было, и за речушкой голоса их не слышались.

- Эгегей! - ещё раз крикнул Савка.

- Не кричать теперь надобно… - сказал, нахмурясь, Тимофей. - А на конь да за имя!

- Айда!

Похитителей было трое. Резвые скакуны уносили девушек в сторону дальнего леса.

- Ну, с поклажей вы далеко не уйдёте! - сквозь зубы сказал Савка. - Живо догоним вас!

- Пистоль-то у тебе заряжон?

- А то нет! - хмыкнул Савка, доставая на ходу пистолет. - Не боисся, что в девок попадём?

- Ты-то да в девок?! - засмеялся Тимоха.

Он пригибался к шее коня, сливался с ним в единое упругое, словно туго натянутая струна, целое. И это целое будто летело над землей, едва касаясь её. Вот уже близко басурманы, они заметили погоню, и тот, что без поклажи, вдруг резко развернул своего жеребца, вынул саблю. Но раздался выстрел, и поник всадник, опустилась рука, выпал из неё клинок. А казаки неслись вперед, и вот уже снова раздался выстрел, ослабли руки второго похитителя, замедлил ход его конь, а потом и вовсе встал, тяжело поводя боками под двойной ношей.

Третьего Тимоха настиг уже совсем рядом с лесом. Ах, не зря, не зря учил его Тит владеть шашкой! Не зря. Упал молодой джигит, оросил кpo вyшкой своей зеленую траву… Обняла зарёванная и насмерть перепуганная Анфиска своего спасителя, вцепилась в шею.

- Да отпусти ты, дурная! - рявкнул на неё Тимоха. - Не ровен час выскочат из лесу дружки ихние, не уйти нам тогда отседова. Айда, там, у речки наобнимаетесь с Катькой!

Вернулись к кусточкам, где стряпнёй монастырской угощались, собрали скарб свой, да в путь двинулись. Подальше, подальше уйти, пока тех джигитов не хватились, да искать не взялись.

- Вот и коней нам Бог послал, - усмехался Савелий, поглядывая на ехавших рядом Анфиску с Катериной. - Что, Тимоха, берём девок с собой?

Девушки насторожились.

- А не спужаетесь ехать вот так снова? По бунтовским землям? - обернулся к ним Тимофей. - В городе или на заводе спокойнее будет.

- Не спужаемси! - весело ответила Катерина.

- А мозоли-то на заднем месте натереть не забоитесь?

- Так мы их уже натерли! - расхохоталась Анфиска. - Оттого и пешком идти норовили.

- Вона чего? - удивился Тимоха. - Чего же молчали-то? У меня мазь есть, хорошая мазь, быстро лечит!

- Дак совестно же было! - смущенно отозвалась Катерина.

- Совестно… Вы это дело забудьте. Теперя мы от вас зависеть будем, а вы от нас. И секретов никаких быть не должно! Поняли?

- Поняли! - весело отвечали девушки.

Теперь жизнь перед ними заиграла новыми красками. Позади были беды, слёзы и беспросветность. Впереди… Да всё впереди должно было сложиться счастливо!

Продолжение следует...