Глава 8. Православный шаман

Черный дьявол, или Хакасские хроники
Книга 1. Шесть пудов золота
Глава 8. Православный шаман

Друзья оседлали лошадей и направились на встречу с камом, живущим за Черным Июсом, в одном улусе с Калолкой. Инородец решил не откладывать обучение своему наречию в долгий ящик, а у его ученика, по причине полнейшего разлада в голове, совсем не оставалось сил возражать новоявленному учителю. Впрочем, Захарий Михайлович слушал кызыльца очень внимательно.
 — Язык у нас простой, — мерно говорил охотник, — не то, что твой русский, пока выучишь, семь потов сойдет! А наше наречие для людей придумано, а не для мучений! Вот смотри, чего в округе больше всего? Конечно, озер и рек. Значит с них и начнем. Озеро по-нашему зовется «Куль», или «Коль». Слышал же сам, и не единожды — «Шира-куль», «Ошколь», «Иткуль». Сразу понятно, все это озера. Ручей зовется «Чул», речка поменьше «Зас», а побольше «Су». Эти слова ты тоже слыхал, ведь все твои прииски на реках стоят. «Инчул», «Акчул», «Анзас», «Кызас». Теперь цвета. «Ак» это белый, «Хара» черный, «Кызыл» красный, «Сары» желтый, «Кок» синий. Скажи-ка Захар Михалыч, что значит «Коксу» и «Акчул»?
Цибульский замялся на минуту, вспоминая услышанное, но все же сумел ответить:
— Синяя река, и Белый ручей!
— Молодец, — расплылся в улыбке Калолка, — тогда поехали дальше. «Тас», или «таш» это камень, «Тах» гора, а «Хая» скала. Вот как мы, кызыльцы, Сундуки называем, знаешь? Вспомни-ка их цвет!
Цибульский задумался, представил себе буро-коричневые камни на Сундуках, и неуверенно сказал, словно ученик, неожиданно вызванный к доске:
— Кызыл тас, или Кызыл хая?
— Точно, Кызыл хая, — обрадовался его учитель, — сам видишь, все очень просто! Это тебе не русский язык!
— Слушай, Калолка, а расскажи, как вы зверей называете? — поинтересовался Цибульский, понемногу начавший оправляться от ночного приключения, — Глухаря, или, например, медведя? А я потом на охоте буду добычу на твоем наречии величать!
— Нельзя зверей в тайге настоящим именем называть, — замотал головой Калолка, — иначе духи лесные услышат, и всю добычу от нас отведут. Если мы, кызыльцы, идем охотиться на медведя, «абу», то меж собой называем его «апчах», дедушка, или там «чир-кулах», земляное ухо. А если назвать его вслух «абой», духи услышат тебя и всех медведей в округе распугают. И вернешься ты домой с пустыми руками. Так что давай-ка Захар Михалыч, на охоте будем зверей по-русски называть, как и прежде. Духи вашего языка не понимают, и удачу нашу не спугнут.
— Интересно у вас все устроено, — подивился Цибульский, — а я и не подозревал.
— Да откуда-же тебе наши обычаи знать, — усмехнулся кызылец. — Ты даже не замечаешь, что я крестик в тайге снимаю, а когда выйдем из нее, снова надеваю. Лесные духи крещеных не любят! С крестом на охоте удачи не видать!
— И правда, не замечаю, — покачал головой Захарий Михайлович, и поспешно добавил, — но я свой снимать не буду! И не проси!
— Да ты хоть с крестом, хоть с голой шеей, все-равно ни одного рябчика в тайге без моей помощи не подстрелишь, — заявил раздухарившийся Калолка, — снимай, не снимай, разницы нет.
Цибульский, опешивший от такой наглости товарища, сразу даже не нашелся, что и ответить. А очень скоро всадники проехали мимо Черного озера, перевалили через гору, спустились в долину Июса, и пересекли его вброд.
— Подъезжаем, Захар Михалыч, — объявил инородец, — сейчас и до шамана доберемся. Только знай, по-русски кам не понимает, разговаривать с ним буду я, и слова его переводить. В юрту он тебя не позовет, чужакам к нему нельзя. И запомни самое главное — делай все, что шаман прикажет! Велит на одной ноге скакать вокруг юрты, значит скачи!
— Так он поможет мне, или нет, Калолка? — спросил Цибульский, — или еще на какую-нибудь гору ночевать отправит?
— А я-то почем знаю? Он сам тебе при встрече и скажет, — пожал плечами охотник.
— А как хоть его зовут? — спохватился Захарий Михайлович.
— Для тебя просто кам, — ответил кызылец, — а крещен он под именем Владимир. Да и я, кстати, тоже. Русские священники всех наших мужиков Владимирами нарекают, а баб Марьями. И правильно делают, зато не путаются потом в именах. Ну да ладно, вот и наш аал, добрались…

Друзья въехали в небольшое селение, где жили соплеменники Калолки, кызыльские татары. Шаман обитал на самом краю улуса, состоящего из двух десятков бревенчатых и войлочных юрт. Охотники спешились возле жилища кама, привязали лошадей, и Калолка что-то громко крикнул на своем наречии. Из юрты тут же вышел на свет сморщенный старик, с совершенно белыми волосами и длинной жиденькой бороденкой, тоже белоснежной, в суконном темном халате и кожаных сапогах. Шаман внимательно посмотрел на Цибульского и коротко поклонился ему. Захарий Михайлович вернул поклон, а Калолка почтительно согнулся перед стариком чуть ли не до земли. Кам что-то спросил у охотника, тот выпрямился, замахал руками и разразился громкой быстрой речью, в которой Цибульскому несколько раз послышалось слово «айна». Шаман внимательно выслушал Калолку, теребя бороденку и улыбаясь, а потом жестом пригласил гостей войти. Захарий Михайлович вопросительно посмотрел на товарища, хорошо помня его наказ не заходить внутрь, но тот лишь пожал плечами, и тогда Цибульский без колебаний вошел в юрту.
В глаза ему сразу-же бросились висящие под потолком иконы. Золотопромышленник невольно перекрестился, а шаман и охотник сделали то же самое. Старик усадил гостей на подушки и поставил на огонь, горевший в центре юрты, котелок с водой. Дым от костра выходил прямо в круглое отверстие на потолке. Цибульский с любопытством огляделся по сторонам и понял, что попал в самый настоящий этнографический музей!
На земляном полу стоял, прислоненный к бревенчатой стене, большой потертый бубен, украшенный корявыми рисунками. Еще несколько штук, поменьше, висели над ним. Рядом расположилась массивная деревянная колотушка, и какой-то музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий балалайку. Стены оказались щедро увешаны звериными шкурками, фигурками животных, и небольшими рогатинами, с натянутым между рогов лоскутом материи. Это были родовые кызыльские фетиши — теси, которые Цибульский уже видел в юртах инородцев. Похоже, именно их изготовлением и занимался шаман перед приходом гостей, так как на чурбаке возле него лежала свежеструганная березовая рогатина.
На противоположной от входа стене висела красная куртка шамана, увешанная разными колокольчиками, матерчатыми лентами, бусинками, беличьими шкурками, когтями, высушенными змеиными головами, и множеством других интересных вещей. Захарию Михайловичу показалось, будто к куртке пришиты крылья какой-то крупной птицы. А рядом с одеянием висел высокий островерхий колпак, с султанчиком из птичьих перьев. Впрочем, шаман, перехватив взгляд гостя, немедленно накрыл свою ритуальную одежду тряпкой и спрятал ее от посторонних глаз.
Кам заварил чай, и по юрте поплыл пряный запах чабреца. Старик достал с полки три фарфоровые пиалы, плеснул в каждую немного молока из маленького деревянного ведерка, и налил туда же чай. Шаман подал две пиалы гостям, взял третью, удобно устроился на подушках, и неторопливо заговорил, глядя на Захария Михайловича. Калолка очень внимательно стал слушать его речь, нахмурив лоб, но пока ничего не переводил. Цибульский, между тем, попробовал предложенный ему напиток и внутренне содрогнулся. Сам по себе чай, наверное, был неплохим, зато молоко имело неприятный кислый привкус. Однако золотопромышленник с невозмутимым видом принялся хлебать странный напиток. А судя по счастливому выражению лиц шамана и охотника, они делали то же самое с большим удовольствием.
Внезапно плавную речь старика прервал Калолка.
—Ташкулах?! — воскликнул он, выпучив от изумления глаза.
— Ташкулах, — невозмутимо кивнул шаман, повернувшись к охотнику.
Калолка начал что-то торопливо говорить и махать руками, судя по всему, осмелившись даже возражать каму, но тот бесстрастным голосом повторил:
— Ташкулах.
Кызылец сник, и только бросил растерянный взгляд на товарища. А золотопромышленник напряг память, и вскоре выудил из нее, еще не забывшей урок Калолки, слова «таш» и «кулах». Вроде бы вместе они означали каменное ухо, однако название это ничего ему не говорило.
А тем временем старик закончил свою речь, встал, подошел к Цибульскому, который тоже поднялся с подушек, и молча протянул гостю небольшой пузырек из темного стекла, непонятно как очутившийся в его руке. Захарий Михайлович взял подарок, а шаман вновь коротко поклонился ему, показывая, что аудиенция закончена. Гости вышли из юрты, где не пробыли и четверти часа, отвязали лошадей и направились в сторону Чебаков. Судя по выражению лица Калолки, он находился в сильнейшем смятении, но Цибульский решил пока не приставать к нему с расспросами. А когда охотники доехали до Черного Июса, кызылец неожиданно сказал:
— Захар Михалыч, а у тебя водка есть?
— Конечно, — ответил золотопромышленник. Он всегда брал с собой в поход медную фляжку со спиртом для лечебных надобностей. А судя по всему, его товарищу медицинская помощь требовалась безотлагательно. Да и ему самому тоже — в животе уже начало подозрительно урчать после чая с кислым молоком. Друзья вновь спешились, Захарий Михайлович плеснул в кружки немного спирта, а Калолка разбавил его ледяной водой из Июса. Залпом выпив свою порцию, охотник посмотрел на товарища и с укором спросил:
— А почему ты мне не сказал, что и сам видел во сне черного человека?
Цибульский, который в это время пил разбавленный спирт, от неожиданности поперхнулся, и чуть не выронил из рук кружку.
— А ты-то откуда знаешь про мой сон? — только и смог выговорить он.
— От шамана, — невозмутимо ответил Калолка.
— А он откуда? — изумился золотопромышленник.
— Я же говорил — он все знает. Вот и не задал тебе ни одного вопроса. Ты, Захар Михалыч, кстати, большой чести удостоился, в юрту к каму даже мы редко заходим, а инородцам туда вообще вход закрыт. Но заинтересовал ты нашего шамана. А вернее, не его самого, а Черного духа.
Водка приятным теплом разлилась в животе Захария Михайловича и вступила в борьбу с прокисшим молоком. А Цибульский, совершенно сбитый с толку, и не понимающий, откуда старик узнал про их с Калолкой общий сон, и чем вдруг скромная персона русского купца смогла заинтересовать неведомого духа, спросил:
— А что значит «ташкулах»? И почему ты испугался этого слова?
— Так называется одна пещера, — ответил уже более спокойно Калолка, на которого водка тоже начала оказывать свое лечебное действие, — и в ней тебе придется сегодня переночевать.
— Да что ты будешь делать, опять у черта на куличках ночевать! — возмутился Цибульский, — Да сколько же можно! И где это место находится, я такого названия отродясь не слыхал?
— Лучше бы тебе никогда в жизни его и не услышать, — сказал Калолка. — Это страшное место, туда только шаманы могут спускаться. А простые люди там с ума сходят.
— Вот я и говорю, — всплеснул руками Захарий Михайлович, — твой кам всего-навсего решил наглого русского со свету сжить. На Сундуках не вышло, так он меня теперь в пещере сгноить хочет. А в пузырьке, наверное, яд, чтобы я долго не мучился, когда с ума сойду! Ну товарищ мой Калолка, удружил ты мне, спасибо! Век не забуду!
Кызылец, не обращая ни малейшего внимания на причитания Цибульского, сел на траву, опустил голову, обхватил ее руками и заговорил:
— Шаман сказал, что ночью на Сундуках являлся к нам Черный дух, по имени Хайдар. Кам передал ему твое желание разбогатеть, и дух решил с тобой встретиться. Не убить он тебя хотел, а всего лишь поговорить. Потому и велел тебе шаман ехать вчера на Сундуки. В том месте Нижний мир, где обитает Хайдар, с нашим, Средним миром соединяется. И люди могут там с духами общаться. Но не все — ты вот не сумел черного человека в свой разум пустить. Нет у тебя такого дара, Захар Михалыч, с духами разговаривать!
— Да куда уж мне, — пробурчал Цибульский, очень внимательно слушавший слова охотника, — сам, значит, прогнал Хайдара выстрелом, а я крайним оказался.
— Но есть поблизости одно место, о нем и многие кызыльцы то не знают, ну а вы, русские и подавно! — продолжил Калолка, сделав вид, что не заметил шпильку товарища. — Это пещера Ташкулах, или, по-вашему, каменные уши! Зовется она по имени горы, в которой спрятана. И внутри нее любой человек способен с духами разговаривать, вот только после такой беседы, он может с ума сойти. Поэтому и дал тебе шаман пузырек с зельем. Выпьешь его перед входом в пещеру, и сможешь потом живым и здоровым оттуда выйти.
— А кто он вообще такой, этот Хайдар? — спросил золотопромышленник.
— У каждого шамана имеются свои собственные духи, — объяснил охотник. — И кам сказал, будто бы Хайдар самый могущественный из них. Ему шаман и передал твою просьбу. Ведь золото искать — не погоду предсказывать, на такое не всякий дух способен.
— Слушай, Калолка, так может быть твой кам и поговорит с Хайдаром вместо меня? — предложил Захарий Михайлович, который не испытывал ни малейшего желания лезть в страшную пещеру, — Там и делов то всего на две минуты — узнать у черного человека, где россыпи богатые лежат, а потом его ответ мне передать.
— Ишь ты, хитрый какой, — рассмеялся кызылец, — слишком дорого стоит такое знание! Дух то исполнит твою просьбу, но и тебе придется с ним за помощь расплатиться! А шаман к вам посредником не пойдет, иначе и сам попадет в должники к духу. Зачем ему это надо? Так что, как у вас русских говорят, заварил ты кашу, Захар Михалыч, вот и расхлебывай. Хочешь не хочешь, а придется тебе самому идти в Ташкулах. А если откажешься, Хайдар тебя со свету сживет. Ему это раз плюнуть.
Золотопромышленник в полнейшей растерянности посмотрел на товарища, а тот невозмутимо сказал:
 — Да, и не забудь потом, когда разбогатеешь, церковь в Чебаках построить, ты мне обещал!
И тихо добавил, так, чтобы Цибульский не услышал:
— Если, конечно, живым и здоровым из пещеры выйдешь…