Турнир. Кулак Восьми Предвечных Звёзд. Финал

Турнир "Кулак Восьми Предвечных Звёзд" - Финал.

Буквы собраны в эти образы по просьбе Романа Ю, который уж как-нибудь в жанре "кэтфайт" понимает лучше меня.
С братской улыбкой.
...
Арена: ринг – 10 на 10 метров, и клетка без шипов, но нагревающаяся со временем без ограничений по температуре.
Формат: два на два.
Стороны: В красном бикини – Ольга и Инга. Любовницы. Ольга – барбивидная, с большой грудью, блондинка. Инга – плюс-сайз, ражая.
В чёрном бикини – Раиса и Лариса. Номинально секс-рабыни Первого, однако никто никогда не видел на их ликах недовольства этим обстоятельством. Первый сидит на вип-месте, потягивая напиток. Пиджак его крыт златом чистейшей пробы.
Зал полон людей – бой является финалом важнейшего здесь турнира, от его исхода зависит многое.
Рефери не предусмотрен правилами матча, не предусмотрено как таковых и правил матча.
Раздаётся гонг.
Девушки медленно сходятся, усиленно сверля друг друга взглядами – легкомысленные и улыбчивые внешне, они уже вошли в боевой транс, и их умы анализируют каждое мельчайшее движение соперниц.
Ольга оказывается возле Раисы, и наносит несколько ударов ногами – отчасти наудачу – скорее прощупать оборону, нежели нанести реальный урон – однако неподготовленный человек не выдержал бы и первого удара.
Раиса пропускает первый – в живот, но её пресс в достаточном состоянии, чтобы пренебречь случившимся – остальные удары она ловко огибает балетными движениям – текучая, как вода.
Едва Ольга замирает на секунду, как на неё обрушивается Лариса – бьёт рукой, бьёт ища податливый висок – виски невозможно накачать, виски невозможно напрячь, виски одинаково уязвимы у уличной шпаны, и главных мастеров света – и она знает это не понаслышке – и те и те пополнили счёт её предельных побед своими смертями во время РАБОТЫ.
Ольга понимает, что происходит и чем это чревато, и уклоняется – чтобы почти попасть под колено Раисы – лишь несколько миллиметров – лишь несколько капель кислорода остались между Олиной пригнутой головой, и Раисиным поднятым коленом.
Инга изучает, Инга не спешит. Похоже, Раиса намерена поиграть, не так ли? Что помешало ей довести удар до конца? Финалисты турниров подобных нашему не совершают таких ошибок.
Оля отступает, контратакуя для профромы ничего не значащими ударами – просто отстаивая личное пространство.
Немая пауза длится несколько бесконечных мгновений, Первый заметно мрачнеет – люди же в зале успевают сполна ощутить возникшее напряжение. Звучит ободряющий гул – в сторону обеих сторон.
Услышав своё имя, Инга скалит белоснежные зубы, и они – вместе с Ольгой – идеально синхронными движениями – полнота Инги обманчива – атакуют. Нога в голову – без прыжка и неуловимо быстро, и выпад – прикрыв верх, в солнечное затмение.
Раиса пытается ухватить ногу Ольги – ей почти удаётся, но только почти – однако она успевает смахнуть с себя назойливый удар – другому бьющему это стоило бы целости кости.
Лариса отходит от ударов, на расстояние идеально рассчитанное, чтобы не разорвать дистанцию и ответить.
Отвечает она продолжая движение – посылая вслед удаляющейся руке свою, расслабленную – лишь в последний момент становящуюся кулаком и удар касается пухлой груди Инги. Инга успевает схватить руку сразу после удара, пытаясь провести болевой, но ей приходится отвлечься – переместить ноги, потому что Лариса неуютным движением пытается пробить колено – манёвр проходит успешно, однако Лариса успевает выдернуть ладонь – и, словно смеясь отвечает болевым на кисть.
В это время Инга уже поймала крохотный миг – в янтаре которого Раиса застыла, готовя серию ударов – и отправила кулак в горло сопернице. Раиса отпрянула, но Инга и не рассчитывала попасть – а вот нога на долю секунды позже нашедшая вражеский живот отбросила Раису на мат.
Зал взорвался шумом, когда упавшая удивлённо сплюнула горсть липкой крови, едва ли не впервые со времён обучения мастерству, но нет времени удивляться – свирепая груда мышц уже готова оборвать твоё дыхание, девочка – вот она уже рядом, и припечатает тебя к полу, если ты не успеешь…
Но она успела – съёжившись обогнула топнувшую ногу – под матом что-то затрещало, и ткань не выдержав, лопнула. Инга продолжила метить топчущими ударами в изворотливое тело, но всякий раз- чуть-чуть, едва-едва но промахивалась.
Лариса и Ольга тщетно пытаются пробить друг друга – рукой слева, мимо, в ответ рукой справа – блок – их лица холодны, но уже краснеют, первый пот капает под ноги – но капля не достигает своей цели – попавшаяся под ногу, сложной траекторией несущуюся к голове лишь затем, чтобы в последний момент насмешливо сменить курс, и попасть в грудь. Лариса попадается на манёвр, её бюстгальтер  расстёгивается, обнажая идеально сочные груди с трогательными крошечными сосками, она стряхивает с себя утомительную рвань и отвечает локтём – попадает в подбородок, закрепляет успех наступая, и вот – Ольга сплёвывает несколько зубов. Обе игнорируют случившиеся перемены – только на лице Ларисы появляется интерес, и некоторое восхищение Ольгой.
Раиса обескуражена напором Инги, но собирается с не мыслями – рефлексами, инстинктами, зверем внутри – и атакует в промежутках между наступлениями не вставая – это слишком долго – вот она слегка замирает, поднявшись на локтях – ноги ножницами рассекая воздух, так что Инге приходится подпрыгнуть на полтора метра, чтобы не попасть в эту ловушку – но приземляется она метеором – всей массой втаптывая Раису… Нет, снова, всё же -  мимо – а Расиа уже опираясь на одну правую руку проворачивает смертоносное па в воздухе – снова двумя ногами, и ещё свободной рукой – ноги ищут голову, рука пытается поддеть колено – Инга прыжком проскальзывает между стремительных движений, и использует силу падения чтобы локтём впиться в грудь и пробить рёбра – пробить сердце. Но там уже нет никого – Раиса снова на спине, но правее – у самой решётки, решётка уже нагрелась и прядь волос становится пеплом – скверное место, лучше бы быть не здесь – она руками подгребает под себя, направляя тело на Ингу – всё так же метя ногами, готовыми стать последним узлом, но та четырьмя конечностями отталкивается от мата, и приземляется, наконец на ноги. Движения девушек молниеносны, но невероятно плавны.
Лариса обманчиво выбрасывает вперёд две руки – по-базарному, по-простецки в космы, Ольга как-то даже оскорблено отталкивает их, и напарывается на колено – животом – чуть теряет ритм, несколько задохнувшись – и получает град точных кулаков в лицо, отступает – рассечена бровь, сворочен нос, в глазах искры.
Ноги Раисы в плену – злая ирония – ноги, душившие, ноги пленившие, ноги, созданные для убийства или ласки – в капкане – вот-вот пройдёт болевой, и Инга не закончит его, пока не увидит как бела эта кость – Раиса панически молотит руками не глядя, и извивается как плохо связанная змея, но капкан неумолим, разве что – разве что глаз – да, глаз – глаз, конечно глаз! Игнорируя подступающую боль, она собирает всё своё существо, мозг отдаёт приказ ровно нужной группе мышц, но токи так медленно идут по нервам – целую вечность – но и вечности есть предел – неудобным, неправильным движением она вгоняет перст левой руки точно в глаз Инге, протыкая его вовсе. Инга ревёт, ревёт публика, вскакивает даже Первый – вскакивает, расплескав напиток, одна капля которого стоит дороже наших с тобой жизней с чадами нашими и домочадцами.
Инга хватается за глаз – и Раиса освободившись, бросается назад – всей спиной на решётку. Еле слышное шипение, вонь обгоревшего мяса, стон – Раиса отлипает от стали, оставив следы сала вне себя.
Инга уже взяла себя в руки – всего лишь глаз, сначала убьём – потом будем думать об этом – но отступает, всё же отступает давая живительную передышку.
Лариса и Ольга фехтуют руками, но Ларисе приходится дать место Инге – не из вежливости, конечно – заметить бы её на секунду раньше, пока она не повернулась – и пробить затылок одним верным ударом, как там, в Шанхае тому зазнайке, мастеру школы Трёх Небес – слывшему первым бойцом мира, и канувшему туда же, куда все, кто принимал её вызов. Как скулили его ученики, пока она выдирала их позвонки из пористых туш, утилизируя ненужный человеческий материал, впавший в немилость Первого…
Увы, этот миг прошёл – остаётся скользить между ударами двух врагов, ожидая когда Раиса вмешается – не подведёт же Раиса.
Раиса кидается в гущу, но её встречает Ольга – сплелись руки в причудливом узоре, и Ольга смеясь плюёт в глаза – кровью, и ещё одним зубом – зуб впивается в лоб, но не пробивает череп, однако Раиса вновь отступает.
Неистовство девушек сравнимо лишь с неистовством зрителей, охрана в рясах впервые обращает взор на ринг – бесстрастные служители впервые заворожены зрелищем.
Инга поймала Ларису в тиски – Лариса успевает отхватить Инге правое ухо зубами, но в остальном бессильна – ноги причудливо обвились вокруг ног, руки вокруг рук, пустая глазница таращится небытием, откушенное ухо падает на пол – бывшая хозяйка тут же забывает о нём. Лариса уже спиной к Инге – распята как на дыбе, её лопатки противно гудят, локти хрустят. Молодая грудь её отчаянно колышется, в такт попытками попасть затылком в лицо.
Раиса пытается прийти на помощь, но Ольга не пускает -  она не тратит силы на атаки, лишь мельтешит ударами перед глазами – заведомо ложными, но такими достоверными, что плоть сама реагирует – ставит блоки, уворачивается. Раиса рычит.
Инга вдруг виснет вся на правой руке Ларисы – вот тебе свобода – бей, беги, делай что-то, но Лариса не успевает – пленная рука задрана вверх в немыслимом жесте, вывернутая наизнанку, и локоть не выдерживает – кость показывается миру, и кровь орошает насущнее.
Инга совершает несколько вращательных движений, и вот уже рука отделена от тела – последние лоскуты кожи, последние жилы, мышцы – что там есть – всё рвётся как газетный лист – и лёгких Инги впервые после секса с Первым не хватает на весь крик, нужный её естеству.
Раиса всё сильнее напирает на Ольгу, но та хохоча отводит одни удары, блокирует другие, игнорирует третьи – не забывая дразнить рефлексы – две руки с двух сторон, нога под калено, тут же – нога в живот, тут же – нога в голову, тут же – на шпагат, и подсечка – без передышки – встать немыслимым движением – словно упав наоборот – захват – от всего надо уходить, искать лакуны чтобы пробиться сквозь неё к…
К кому?
Инга сдирает с Ларисы трусики – упругая, аккуратная маленькая попочка растерянно белеет, гладкое лоно сиротливо стонет, вспоминая иной напор – напор Первого, тоже беспощадный, но такой желанный – Первого и его элитных бизнес-партнёров… Лариса пытается попасть в Ингу локтём – оборачивается и начинает удар ногой – слишком долгий теперь – Инга почти брезгливо толкает её на решётку, и тут же всем телом прижимает…
Сильные руки давят на голову – голова всё сильнее постигает жар, от крика сводит скулы у всех до единого – лишь охранники не морщатся, и Первый разочарованно качает головой – так хлопотно будет найти замену…
Лариса бьётся как рыба на суше – уже бестолково, а сталь всё глубже проникает в плоть, вытекает глаз – жидкое вещество пузырится и испаряется странным запахом – и наконец мозговое вещество явлено миру.
Жар опалил и Ингу, но она спокойна – отбросив более не интересную тушу, она тут же забывает о ней, обращаясь к Раисе.
Раиса давит в себе горечь утраты, а Ольга чуть-чуть отступает ближе к Инге – теперь время на их стороне – двум не выдохнуться раньше одной, не так ли?
Раиса не преследует, перестраивая стратегию – выбирая тактику, быстро, но тщательно думая – не сознанием, воинским чутьём.
Часть зрителей уже молчит – их ставка пропала, осталось развлекаться пиром и зрелищем, стараясь не думать о том времени, когда за долгом придут.
Инга, опьянённая успехом бросается на Раису, будто бы спонтанно молотя руками – но нет, её холодный разум ищет слабое место. Ольга неосторожно наступила на оторванную руку, и пнула её подальше от себя – не хватало споткнуться.
И вот она видит, как Раиса снова отдала ноги на растерзание – Инга прошла в колени, схватила её, подняла над собой, и вот-вот обрушит на мат, и раздавит…
Раиса моментально выгибается – как лента в руках гимнастки – складывает руки клювом.. Ольга бросается, уже зная, что не успеет, клюв обрушивается в затылок ещё не успевший отдать все распоряжения… Рука, оцарапавшись о неровную труху черепа, гасит огонёк разума в рыхлом, вязком мозгу.
Инга падает почти как собиралась – но всё же не так – падает, словно выключенная –впрочем, и правда – выключенная – Раисины ноги под её безвольным телом…
Ольга должна воспользоваться этими бесценными кадрами, но мешкает…
Раиса ловко вынимает себя из-под безопасного отныне мяса…
Даже проигравшие – а ведь их ряды пополнились – визжат и сонут…
Девушки стоят друг напротив друга… Взгляд на взгляд… Они дышат так в такт… Когда одна сжимает кулак – сжимает другая… Когда одна расслабляет руку – расслабляет вторая, когда одна моргает – будто в зеркало смотрится…
Они спокойны – нездешним спокойствием…
Их сердца стучат под странные там-тамы…
Даже клетки делятся и умирают иначе…
Даже кровь кипит запредельно…
Воздух, прошедший через эти лёгкие – уже не воздух, а яд…
Они спокойны мёртвенным спокойствием расчетливой ненавистью, спокойны спокойствием дойти до конца и зайти за грань во что бы то ни стало.
Это место не выдержит двоих…
Нужна одна, чтобы закончить всё…
И вот Раиса отталкивается от того, что звалось Иной, взлетает под купол здания – срывает люминесцентную лампу, и пикирует на Ольгу. Ольга пытается уклониться, но Раиса словно пчела свободна в полёте, Ольга лишь крошит лампу, осколки впиваются в девушек, выпуская на волю груды эритроцитов, и вот – первый удар прошёл – это Раиса попала в долгожданный манящий висок…
Удар так силён, что у первого ряда случается инфаркт – первый ряд кряхтит, оседает в креслах, погружаясь в последнюю пустоту. Охранники начинают рыдать как дети – впервые с тех пор, как были в роддомах выбраны для служения, и отобраны у семей – матерям сказали что чада мертвы, и теперь они хотят быть мёртвыми…
Ольга отвечает прыжком, в прыжке колено метко бьёт в подбородок…
Боль пронзает Раису – она отталкивает эту боль наружу – Первый вжимается в кресло, закрывает глаза, в зале перегорает свет.
Девушкам не нужен свет – их глаза горят как путеводные звёзды, пот блестит как рассвет перед казнью – Раиса локтём бьёт в область глаз…
От силы удара у всех зрителей загораются дома, их семьи мечутся как овцы, скучно блея – огонь не внемлет их мольбам, огонь не знает их языка, языки огня хватают их языки – чтобы побыть в безмолвии, лишь потрескивая испаряющейся жизнью – несколько секунд, и никого нет – лишь огонь там, пожар здесь – в самых дорогих домах мира…
Ольга смеётся как ведьма, и смех ранит Раису, из ушей течёт кровь, мир погружается в гудение – слышно как скребутся мысли, как пыхтит микрофлора в ливере.
Раиса делает пасс – с её руки срывается сгусток первобытной тьмы – Ольга ставит знак Нетопыря, и сгусток огибает её – летит в зал – и нет после него ни решётки, ни кусков людей, ни воздуха, ни света, ни единого следа Творения – так он и пожирает быль по всей планете.
Ольга швыряет в Раису знак Нетопыря, превратив его в знак Аспида – Раиса поцелуем прельщает знак, и он взрывается фейерверком забвения, Первый вдруг открывает глаза – понимание и обречённое торжество в них
- Свершилось – шепчет он, кидается на человека рядом, бьёт его наотмашь, отбирает пистолет, подносит к своему – своему, не чужому, виску, коротко молится Хозяину, нажимает курок – голова лопается как ядерная бомба, весёлые куски мыслящего аппарата и костяная мука оседают на зрителях.
Охранник, что сильней и милосердней душит своих коллег, плача, они принимают неизбежное с радостью и готовностью – хотя он душит скверно, мучая угасающую жизнь почём зря. Последний падает на колени, и молит девушек даровать ему покой, но им не до него.
Кто из них – уже не разобрать – Ольга? Ольга – да, это Ольга – ставит ногу на шлейф первозданного небытия, отталкивается от него и летит на Раису – тела сталкиваются, высекая искры, от которых по всей планете торжество и неурожай, мор и гибель младенцев, вспышки похоти всех сортов, и какой-то покой и смирение.
Оставшиеся в зале молчат, ожидая грядущего, смотрят в себя, и не видят там ничего. Потому что отныне там пусто, вот почему, друзья мои и недруги и безразличные.
Девушки на разных концах ринга – раскалённые решётки бессильны против их ярости, касаясь спин они тают и плавятся.
Раиса становится крестом, и излучает луч апельсиново-красного цвета. От него пахнет губительной земляникой, отравленной шаманами перед тем, как сдать село врагу.
Ольга складывает руки на груди крестом, и излучает луч звёдно-чёрного цвета. Он похож на амулет, сшитый из кожи врага дивной вешней ночью нагими странниками.
Лучи сталкиваются, разрушая самое время, твердь уходит из под ног в уютное никуда, оттепель проходит от сих до пределов, и мир тает, не успев пожалеть о себе, подобно хокку, написанному на песчаном берегу в ожидании прилива.
Ничто, беспредметность, нет ни звука ни тишины, ни покоя ни беспокойства, лишь две пульсирующих ненависти глядят друг на друга с ритуальным почтением лицемеров.
Падая всё выше, они тянутся друг к другу бесконечными руками, но расстояния нет, и дотянутся не удаётся.
Они наги и прекрасны, так что сама ткань небытия любуется и возбуждается бессильной похотью кастрата при гареме.
Два лона – белоснежное, и с трогательным треугольник.
Накачанные ягодицы, срамящие вас, сидевшие ровно и не знавшие как прекрасен может быть простой человеческий зад – и некому воспеть совершенство форм, ошибочно причеслявшихся фарисеями к срамным. О, фарисеи – вам бы лобызать эти бугры, бить в истоме сладострастия, и нанизывать на себя, но нет вас, фарисеи – и ваш праздник ушёл, не случившись. 
Блестящие потом животы – ран нет, нет царапин, нет шрамов.
Груди как лепестки прекрасного цветка – что с того, что у одной побольше, а у другой – мелкая, аккуратная.
Лишь лица безмятежные лаской убить цветут синяками, уста льют кровь и пенятся, глаза слезятся кровью, носики – нежные целованные носики, разбиты в щепки. И одной – Ольги? Нет, Раисы вытекает левый глаз, рука иногда отвлекается от поиска цели, и судорожно собирает непослушную массу обратно – в глазницу.
Но вот – безвременье штормит, и девы оказываются даже слишком близко друг к другу – устав от пронзительной вечности и озябнув, они ласкают чресла друг друга – язык и пальцы Раисы снуют по трогательному  треугольнику, язык и пальцы Ольги снуют по блестящему лону – языки впиваются в, и Ольга стонет от неги, и кусает Раису – и Раисе нравятся эти укусы.
Первой выдыхается Раиса, оторвавшись от лакомства и прокричав всё ничто – отстраняет низ от чужого верха, и после передышки ласкает всё сильней, поглаживая упругие ягодицы, и играя пальцами в самом сокровенном. Она царапает и бьёт, слегка досадуя, что враг не поняла что это она хотела, чтобы царапали и били.
Ольга взрывается хохотом – странным, будто обманывая себя, объятия смыкаются, нежность переходит в трепет, трепет сменяется бурлеском, и Ольга слишком поздно понимает, что в этом всём что-то не то.
Она смеётся, целует Раису в губы – уже не в те губы, смотрит в глаза, лишь символически пытаясь сбросить с горла цепкую хватку. Раиса ласково провожает врага – лютого врага, страшного – до любви, до соития – в забвение, но сжимает пальцы и потом, уже не умея остановиться – не замечая, как к ней пристраивается хаос – теряя тончайшее доступное наслаждение.
Она рвёт остатки былого в клочья – клочья летят по закоулкам незнаемого, она нагоняет каждый – рвёт на молекулы, на атомы, на чёрте-что, пока и самой мелкой пыли не остаётся в помине.
Этого мало, и она истошно бьёт себя по голове – вытрясывая саму мысль об Ольге, не замечая как по телу проходит интенсивный и жёсткий – в её вкусе – оргазм, даруемый ненастным небытием – и ещё один, и ещё один, и ещё несчётно.
Забывшись – от ласки ли, от безмылия ли – какая разница, она спит, омываемая небытием – которое целует и бьёт, но вот – небытие выдыхается, и она – через вечность – открывает глаза, и начинает что-то судорожно искать, пока не сочиняет цветок.
Цветок смотрит на неё немыми лепестками, алыми от крови, жилистыми и пористыми, он ароматен и безвиден.
Она садится возле цветка, и гладит себя по животу – где смешались соки хаоса и кровь Оли, и живот отзывается эрекцией набухаещго плода – она улыбается.
Роды проходят мучительно, она знает что умрёт здесь, и не жалеет – выбравшаяся из неё галактика чиста и свежа, она смеётся блеском доселе не бывалых звёзд, у которых Олино лицо, и Раисино лицо – они тронуты хаосом, но хаос уже сбежал – скверный отец, но кто ждал иного?
Они приветливо улыбаются друг другу – галактика, и Роженица, и та – та, та – успевает перед тем, как сомкнуть очи – уже не разомкну, спеть бодрящую призывное, иссия-чистую колыбельную тем юным существам, которые блестят и переливаются среди новой материи