Водные лыжи

 Приключилось это со мной более десяти лет назад. Я был юный, скромный, тихий. Родные и близкие опасались, что я из за этой тиши со скромностью никогда не женюсь.  Я лишь усмехался. У меня была интересная работа, даже скорее не работа, а служба. В четырёхэтажном старинном доме с белыми колоннами. Женщин на этой службе было немного и все замужние. Мужчины тоже все женатые, один я холостой. Самый молодой, поэтому на первое время простительно. А вот дальше женится необходимо. Служба требует женатых, надёжных, а не каких то там скромников-эгоистов.  Пришлось потихоньку прощаться со скромностью, одновременно набираться мудрости. Служба того требовала, служба того стоила. Я ей соответствовал. Но вот как то вызвал меня к себе генерал.
- Что в вверенном тебе секторе? – спрашивает, - Не очень дела идут, как мне тут недавно доложили.
- Не очень, - честно соглашаюсь я, - Оправдываться не буду.  Готов нести ответственность.
Сектор в самом деле дырявый. От предшественника такой достался. Его бы по хорошему на четыре, ну хотя бы три отдельных сектора разбить. И на каждого по лейтенанту, а то и по старшему. Но я генералу ничего этого не говорю.  А он точно мысли мои читает!
- Вот разбить бы твой сектор на три или четыре отдельных, да? – говорит генерал, - Ладно, об этом потом. Я ведь всё понимаю… У меня к тебе другой вопрос – как у тебя с личной жизнью?
Генералу про личную жизнь лейтенантов не докладывают. Или он меня проверяет на честность. А что тут проверять? Выкладываю, как есть.
- Никак у меня с личной жизнью. Хожу в театры, на пляж. Пока никаких ценных контактов не заполучил.
Генерал молчит. Смотрит почему то мне в живот.
- Не ценных тоже не имею, - продолжил я.
- За это хвалю! – улыбнулся генерал, - Нам случайные связи не нужны! Но и личную жизнь наладить необходимо.
Молча киваю. Я в штатском, генерал тоже в расстегнутом пиджачке, рубашке цвета морской волны. Все на службе в штатском. Даже прапорщик на пропускном пункте. Такая служба!
- Одним словом, завтра, лейтенант, ждём тебя на водной станции. На лыжах катаешься? – произносит генерал с пригласительной совсем не командной интонацией.
- Катаюсь, - отвечаю я, но тут же по дурацки уточняю, - На водных?
- Ты не нервничай, всё в порядке, - подмигивает мне всё понимающий генерал, - Завтра, в 9-30, водная станция. Иметь плавки, резиновая шапочка на твоё усмотрение.

 На следующий день, в 9-15 утра я уже был на водной станции. В плавках, без шапочки. Раньше всех. К половине остальные подтянулись. Служба у нас тренированных людей требует, поэтому фигуры у всех спортивные, без излишеств. Я самый молодой и худенький. Генерал не опоздал – прибыл ровно в 9-30. В шортах и бело-голубой динамовской майке.
- Вот и … - генерал назвал мою фамилию, положил на моё плечо ладонь, точно представил меня всем остальным.
Потом генерал посмотрел на часы . И все посмотрели на часы. Генерал снял с пояса , на котором шорты держались, мобильный телефон, вызвал кого то, но ему никто не ответил. Генерал улыбнулся и дал команду вольно. 
Все отправились всячески развлекаться на воде, я пошёл к водным лыжам. Кататься на них я умел. Но не успел я махнуть рукой парню, отвечающему за катер, как меня тронул за плечо сослуживец, капитан Миша. Не по генеральски, по товарищески.
- Что, лейтенант? Догадываешься, для чего тебя сюда в одних плавках пригласили? – спросил Миша.
- Нет, - ответил я.
Пусть меня старший по званию просветит, мало ли о чем я тут догадываюсь.
- Берег первой любви… - издалека начинает Миша и улыбается, - Наверняка, вчера тебе кое кто вопрос задал? О личной жизни.
Было такое, но я кивать не тороплюсь. Миша уже хочет сказать что то длинное, образное, но вдруг перестаёт улыбаться, смотрит мне за спину, щелкает пальцами, произносит:
- Оборачивайся медленно, ответ к тебе сам идёт! А там думай – радоваться или нет.
Я парень понятливый, оборачиваюсь не торопясь. И вижу высокую девушку в оранжевом купальнике. Выше меня ростом, сам я средненький по всем пунктам.  Двигается неторопливо. Походка не летящая, немного солдатская. Волосы распущенные, довольно таки длинные, ветер их развивает, лица не разглядеть. На голове белая шляпка.
- Дочь, - тихо говорит Миша, не уточняя чья, потому что девица совсем близко.
Я не переспрашиваю. Понятно, чья. Того, кто вчера вопрос задал и сюда пригласил. Радоваться? Не буду торопиться.
- Здравствуйте, а я вас первый раз здесь вижу, - сказала девушка, подойдя ко мне.
Она отбросила распущенные волосы за спину и я разглядел её лицо. Оно оказалось скучновато-невыразительным. И голос под стать – низкий, негромкий.  Я назвал своё имя. Она своё.
- Меня зовут Зина.
Редкое по нынешним временам, а когда то очень даже популярное имя. По моему, я ей понравился.

- Лейтенант, учти одну вещь! Зина девица неплохая, но … занудная, хуже бати. Ругаться с ней нельзя, она ябедничать любит. Папе. Вот, пожалуй, всё! В случае чего ни на чью помощь не рассчитывай!
Это мне капитан Миша успел сказать, когда мы возвращались с водной станции. Было уже без пятнадцати семь, весь день я провёл с Зиной. На водных лыжах катались, она это дело тоже неплохо умела, просто купались, пили прохладительные напитки.  Она иногда смеялась, но чаще глядела на меня и по сторонам довольно таки унылым взглядом. Казалось, надоело ей всё окружающее. Я же ещё пока немного веселю. Ну а мне такие мысли в голову шли – некрасавица, вряд ли умница. Но не уродка, не психопатка, в университете учится. А мне необходимо женится, иначе – прощай, служба. Мне необходима помощь в моем секторе – генерала зятю утонуть в нем не даст. Мне нельзя случайных связей, никак нельзя, вообще может волчьим билетом всё кончится. Зина, вроде бы, вполне ко времени.  После водной станции Зина, посоветовавшись с папой, пригласила меня к ним домой, на чашку чая. Спланировал таки все действия генерал! Люблю решительных людей, не откладывающих наступление до лучших времён. В атаку, так в атаку.
  Генеральская квартира была именно такой, какой подобает быть генеральской квартире. Немногословная жена, мать Зины, сдержанно и , по моему вполне искренне, улыбалась и подавала чай с вареньем и печёными вкусностями.  Зина спросила катаюсь ли я на горных лыжах, я кивнул, но добавил, что заметно хуже, чем на водных. Зина грустно улыбнулась. Потом произнесла, что если часто ездить в горы, то можно хорошо натренироваться. Она неожиданно стала многословной, точно училась в своём университете на факультете горных лыж. И, Миша был прав, оказалась довольно занудной. Она видимо сама знала за собой такой недостаток и, чтобы я не заскучал, решила показать мне фотографии  с горнолыжного курорта.  Как я понял, там она бывала с раннего детства и всегда с папой. «Что же у неё и парня никогда не было?» - подумал я, видя очередную фотографию, где Зина на фоне белоснежного высокогорья в обнимку с папой.  Голос Зины звучал точно голос уставшей, тяготящейся своими заботами, учительницы. Понятно, что я не первый, понятно, что достало её это «сватовство», но я чувствовал, что нравлюсь ей. Что она улыбается всё чаще, всё искренней. И я стал искать, отмечать хорошее в папиной, генеральской дочке.  Слишком высокая и скучновато-невыразительная? Нет, сейчас я уже так не думал. Да и на пляже сумел как следует разглядеть Зину.  Без брюк и верхней одежды Зина хоть и оставалась скромницей, но когда поворачивался всякий, не только я, отметил бы, что для скучной скромницы у Зины слишком круглая и розовая попка, которую оранжевые плавки лишь слегка прикрывали. Длинные ноги отлично сочетались с пусть немного тяжеловатыми ягодицами. Далее я отнёс к достоинствам светлые, явно крашеные волосы. Их приятно было обнимать вместе с девичьем телом. К плюсам и снисходительная полуулыбка. Остальное во внешности – прямой, немного красноватый нос,  тонкие, но умело подкрашенные губы и светло-серые маленькие глаза с короткими ресницами я не отнёс к плюсам-достоинствам, но не поставил и в минус. Обычная женская внешность. .. Тут Зина убрала распущенные волосы, заколола их в пучок и я увидел ещё одно несомненное достоинство – Зинины уши. Они были потрясающе изящны, невелики и нежны. Но я тут же посмотрел вниз, на ступни девушки, она была в синих тапках на босу ногу и у неё были увесистые, крупные пятки, весьма немаленький размер ноги. Пятки я в плюс не добавил.

- Ты занималась спортом?
Она одарила меня очередной снисходительной улыбки.
- Так, чуть-чуть.
Это я спросил, оценив мощные ляжки её длинных ног. Мы лежали без одеяла, на одной простыне и двух подушках, я ласкал, точно массировал эти самые ляжки. Зина не возражала, даже непривычно улыбалась, от чего её невеликие светло-серые глазки исчезали в щелочках.
- Танцами я занималась, а хожу как солдат. Верно?
Это было почти верно, но я возразил Зине.
- Я всем занималась, но ни спортсменки, ни музыкантши, ни танцовщицы из меня не вышло.
- Из тебя выйдет хорошая жена, - улыбнулся я.
- Спасибо, - чуть помедлив, сказала Зина.
Наша первая близость произошла на второй неделе знакомства. Я сделал ответное приглашение, Зина не возразила и оказалась в квартире, доставшейся мне от умершей бабушки.
- Чем вы, там, на службе занимаетесь? Отец никогда ничего не рассказывает, - неожиданно спросила Зина.
- Если бы я не знал, что ты его дочь, подумал бы, что шпионка! – искренне ответил я, - Заманила в медовую ловушку и выпытываешь секреты.
- Правильный ответ! Молодец, лейтенант, - ответила Зина, перестав улыбаться.
Некоторое время мы лежали молча. Я даже перестал мять её ляжки. Получилось, что Зина быстренько и оперативно проверила, что я за службист. Папе сообщит, что надёжный, неболтливый. .. Пусть сообщает! Я вновь глажу-мну её ляжки, поднимаясь к ягодицам… Парень у Зины до меня был. Один или несколько даже не уточняю. Это мне неинтересно и ни к чему не имеет отношения.

 За неделю до свадьбы я что то почувствовал. Неполадки в моем секторе устранились как то сами собой и я вполне был способен теперь контролировать весь сектор. Приближалась не только свадьба, но и третья звезда на погоны. Зина за короткое время продемонстрировала мне, помимо владения водными лыжами, ещё и умение печь, шить, играть в шахматы. Я выиграл у неё всего два раза. И полное неумение танцевать, играть на фортепиано, запоминать стихи. Видимо, её слишком этому обучали, а печь, шить и в шахматы не учили вообще, сама захотела и научилась… Сейчас я думал, какие у нас с Зиной будут дети. Дочь, похожая на мать – невыразительное светленькое розоватое лицо с едва заметными бровями и маленькими глазками. Тоже будем учить её танцам, фортепиано, возить с собой на горнолыжные курорты, избавлять от комплекса «моли бледной». Лучше сын – он займётся боксом, потом поступит в академию, которую я окончил… Потом жениться на генеральской дочери, умеющий печь и шить, внешне очень похожую на его мать и сестру.  И стало мне тоскливо.  Даже очень. Не радовали изящные уши любимой Зины, налитые, спортивные ляжки не мялись и не гладились. Я женился по расчету. И ещё, чтобы было с кем, кого… На чистых простынях. Я скоро стану отцом, потому что мой генерал с женой хотят внуков.
Я без пяти минут старший лейтенант, Миша без пяти минут майор. Разговариваем по душам. Не дома. В хорошем месте, где нас никто не услышит.
- Миша, я не знаю… Как даже объяснить не знаю…
- Тебе надоела Зина? Своим занудством, правильностью?
- По моему, она меня не любит.
- Она никого не любит. Ей нужно замуж. И папе это нужно. И тебе.
Я не находил слов. Всё было именно так. Но меня уже который день, которую неделю мучила тоска. Потому что генеральская дочь с низким, скучным голосом и маленькими светлыми глазами запрёт меня в этой своей семье, нарожает собственные мелкоглазые копии, а я буду сидеть в их границах. И если попытаюсь выйти за – стрелять будут без предупреждения. Не по ногам, сразу в голову. Надо ли было тогда, после водных лыж, соглашаться на чайное приглашение? Ведь потом всё было не так уж плохо…
- Я тебя предупредил в самом начале – на чью либо помощь в этом вопросе не рассчитывай, - жестко произнёс Миша, - Сам виноват. Надо было зарегистрироваться с какой-нибудь маникюршей или воспитательницей. Никакой Зины тогда не было бы.
Была бы нелюбимая маникюрша, нелюбимая воспитательница. Может позвонче голосом, чуть покрасивей Зины. Мне стало ещё тоскливей, я понял, что никого не любил и не люблю, что если мной и двигает что то, то только собственная похоть, помноженная на желание сделать служебную карьеру…
Я никого не любил… Нет, было – в четвёртом и пятом классе. Новенькая девочка по имени Марианна. Непохожая на одноклассниц. Два года проучилась, потом её отца куда то перевели и больше я Марианну не видел. К ней, только к ней было настоящее чувство, без возжелания, тем более без похоти… Разумеется, без желание обеспечить собственный служебный рост. Где сейчас Марианна? Она могла измениться да и свадьбу я отменять не собирался. Не смотря ни на что.
- Вот ты какая, Зина!
Я произнёс это вслух, хотя был один. В собственной однокомнатной квартире. В верхней одежде, на белой простыне. Телефон Зины не отвечал. Уже второй день. Мне нечем было заняться. Я не мог спросить генерала «Где ваша дочь?», но через какое то время мне придётся это у него спросить. Я включил телевизор, чтобы не сидеть в тишине и неизвестности. Показывали старинный мультфильм из серии «Ну, погоди!». Самое начало, титры с весёлой ритмичной музыкой. Я вспомнил, что композиция эта называется «водные лыжи» и выключил телевизор.
 Мишка не мог. Тогда кто? Неужели сам? Так напился, что не помнил себя и выболтал всё – про свою нелюбовь, про свою подлость, про единственную дорогую для меня девочку пятиклассницу Марианну. Да, мы пили с Зиной коньяк и я как то очень быстро захмелел, тут же уснул. Уснул ли!?  Зина , дочь генерала очень специальной службы, могла напоить меня весьма специфическим коньяком. У меня развязался язык – я высказал ей всё, что говорил Мишке. Всё, что не успел сказать, но неоднократно выкрикивал мысленно. Потом я уснул и всё забыл. А через два дня исчезла Зина.
- Да, да, да! Ничего рассказывать не надо. За мысли, за душевные порывы не расстреливают, даже не судят. Что делать будем?
- Я должен увидеть вашу дочь. Мне надо поговорить с ней.
Ни черта я никому не должен и говорить нам не о чем.  Я по привычке подличаю, выслуживаюсь, прощение у генерала вымаливаю.
- Зина плачет. Курит и плачет… Вам не нужно встречаться. Я тебя не виню… Просто ей не нужно этого было знать. Всех этих твоих … Душевных противоречий.
- Откуда она узнала?
Я не мог не задать этого вопроса.  И я не знал, что Зина курит. При мне ни разу такого не было.
- Ну, она всё таки моя дочь… Кое что умеет, кое чем овладела, - пожал широкими плечами генерал.
Значит, всё таки коньяк!? Не Мишка, нет… Я ему всего то и не выложил, он сам остановил. А ей, после коньяка, выходит ВСЁ?  Или её какой-нибудь завербованный папой экстрасенс научил мысли читать? От этого и скучная такая была Зина, что слишком много чужих мыслей прочла.
- Пусть не плачет, - произношу я.
И предвосхищая повторный вопрос  генерала «что делать будем?» молча протянул рапорт. Сумел таки не только написать, но и подать генералу лично.
После всего этого я , в соответствии с собтвенным рапортом, оказался на границе. И в прямом, и в переносном, во всех возможных смыслах – на границе.  Стреляли, взрывали – я с другими военнослужащими пытался это предотвратить , стреляя и взрывая в ответ. Мне нравилось это пограничное состояние между жизнью и смертью. Потому что между стрельбой и взрывами я думал о Зине. Это были тяжёлые и, одновременно, хорошие воспоминания. Но они быстро заканчивались, потому что начиналась очередная боевая вылазка. Я не успевал впасть в тоску, я почти не боялся смерти.
  Зина закалывает русые волосы в пучок. Мне нравится, когда у женщины красивые уши. Их красота компенсирует невыразительные мелкие черты Зининого лица… Я чуть ли не отгрызал её ушки - изящные, становящиеся ярко розовыми, когда мы проводили время на простыне. Я любил тогда её уши больше всего… Тогда…
- Магометхан у Чёрной скалы!
Это не за окном. Это из телевизора. Старый добрый фильм. Смотрим, пока нечем больше заняться. После фильма любимые многими «Ну, погоди». Идут титры под музыку «водные лыжи». Я выхожу из кунга, закуриваю.
  Теперь я полюбил её всю. И уши, и невыразительные глазки с губками. Но не потому, что меня в любой момент здесь могли убить.  Я не понимал, что тогда произошло, но сейчас я дико хотел Зину. Именно Зину, а не какую либо другую женщину. Под пальцами мягкая, любимая плоть. Спрашиваю , занималась ли она спортом? Сам глажу, целую Зину. Чуть выше пупка, потом ниже. Вьющиеся завитки, тёмные, куда темней причёски на голове. Мои губы в этих завитках, в этом божественно мягком кустике. И брови мои, и нос – всё в кустике. Я целую то, что под волосами… Это у меня похоть? Дикое вожделение? Я дерьмо, не способное к любви, но умирающее от  звериного желания овладеть бабой… Иначе, что это? Вот тут я и готов был зарыдать. Потому что , если бы у нас родилась дочь, светлобровенькая, мелкоглазенькая, как Зина…  Мне бы было, кого сейчас любить.  И Зину, и дочку, которую, скорее всего назвали бы Алёной, и сына, и генерала с тёщей. Нет, всё чушь – я одинокий человек, сознательно обрёкший себя на одиночество.
Она ушла. Исчезла. Мы не объяснились. Такая женщина… Умная, добрая, гордая. Я не мог остановится мне хотелось целовать, ласкать её увесистые, розовые пятки До щекотки. Чтобы Зина засмеялась, вырвалась, подпрыгнула! Потом вновь упала на простыню… Зачем тогда были эти дурацкие сомнения. Боялся, что будут называть «генеральским зятем» взявшем замуж его «моль бледную». И ведь называли бы. Даже друг Миша.  Испугался прослыть подлецом и карьеристом и потерял при этом лучшую женщину в своей жизни.
Мне нравился любой её запах. Абсолютно любой. Ничего меня в ней никогда не раздражало, ни высокий рост, ни чуть солдатская походка. Неужели я тогда не понял, что полюбил? Неважно, в какой момент.  Полюбил, но не понял, испугался… Кого? Папы-генерала? Мнения друзей и сослуживцев? Самого редкого, необъяснимого феномена чувства любви?  Узнал, не понял и дал задний ход…
Как служивый человек я неоднократно думал о смерти. Почему то особенно страшной мне казалась смерть голого человека упавшего с высоты, из окна , например. Такое бывает. Высунулся голым из окна шестого этажа да и вывалился. На асфальте мёртвый голый куда омерзительнее одетого. Все отворачиваются брезгливо, даже службисты и медики. Побыстрее накрывают чем попало. Разбившиеся никому не нужны. Плохо выглядят… Мне здесь, на границе это не грозит. В заставном помещении всего два этажа. Я застегиваю бронежилет, прилаживаю на пояс любимый автоматический пистолет Стечкина с массивным футляром-кобурой, точно у маузера. Десантно-штурмовая мото-маневренная группа шла на боевое. Не в ночь, но под самое утро. Командиром штурмовой мотомангруппы был я.  Уже более десяти лет.

-