Дым унесло наших костров... Часть седьмая

   Воспоминания о работе в лесоустройстве

   ПЕРВЫЙ СЕЗОН
   Часть шестая http://proza.ru/2023/04/24/1325

   Возвращение в лагерь. Горный пояс.

   Мы с техником-лесоводом Володей возвращались в полевой лагерь – «бивак», как говорят туристы. У нас же, как и у геологов, его называли по-цыгански – «табор». Было официальное понятие «таборное снаряжение». Установить полевой лагерь называлось «затабориться», работа под этим названием проводилась и в нарядах.
   - После «свойской» Борисыча голова никогда не болит – заметил Володя. Я в этом тоже убедился. По вкусу его крепкая настойка напоминала мне чачу, которой угощали нас сванские спасатели под Донгуз-Оруном.
   Меня беспокоило состояние переправы. Сильного дождя вчера вечером и ночью не было, но в верховьях Большой реки на юге небо было постоянно затянуто черными тучами, вспыхивали зарницы – там шли грозовые дожди, и река скоро может выйти из берегов. Если не сможем переправиться через нее сегодня – придется возвращаться. Я на всякий случай попросил коллег пару часов подождать нас.
   Вот и река. Слава богу, она еще «в берегах», хотя течение усилилось. Последний островок у правого берега ушел под воду, но переправа еще боролась с рассерженной рекой - колья с обвисшими веревками торчали из воды. Мы обвязались тесьмой. Учитывая возросший риск срыва, я выбрал другую тактику переправы. Володя идет первым до правого берега с самостраховкой на альпеншток и «скользящий карабин». Я страхую его с этого берега, заняв станцию страховки у камня метров на десять выше по течению. Это даст возможность в случае срыва подтянуть Володю к исходному берегу «маятником». Перейдя реку, Володя должен встать на точку страховки также выше по течению и «вести» меня.
   Я пояснил Володе:
   - Главное – не давать слабину веревке, но и не натягивать сильно, чтобы не препятствовать переходу и прыжкам. Страховка – «спортивным способом»: через спину, протравливая тесьму левой рукой и пропуская под правую. На точке страховки нужно занять устойчивое положение с надежным упором для ног, заведя тесьму за большой камень для дополнительного гашения силы возможного рывка трением. Не забудь одеть голицы.
   - А как же ты пойдешь без «скользящего карабина»? Его через реку не перекинуть – спросил коллега.
   - «Пошлешь» его с берега на ближайшую опору. Там он будет нужней всего. Наша безопасность – в наших руках.
   - Ну, «погнали наши городских»! Покажем рыбам мужской стриптиз – Володя в одних семейных трусах вошел в ледяную воду, и переправа началась. Я видел, как тяжело ему идти. Пруссик натянулся струной, вторая опора наклонилась. Я осторожно «выдавал» страхующую тесьму, которая во время травления стала обжигать ладони даже через голицы. Приходилось прилагать немало сил, чтобы удержать ее. Выручал камень, принявший на себя часть нагрузки.
Володя дошел до второй опоры, во время перестежки карабина альпеншток вырвало из его рук, и он уплыл. Хотя толку от него при такой высокой воде было уже мало. Наклон навстречу течению напоминал ныряние в воду с рюкзаком. При движении к третьей и четвертой опоре нагрузка на них в связи с увеличением «угла атаки» стала возрастать, и они наклонились еще сильнее, особенно четвертая опора. Но вот он наконец-то вышел на берег и «послал» карабин к ней по веревкам.
   - Володя, ты молодец. Одевайся-обувайся поскорее и побегай, чтобы согреться! – прокричал я ему. - Да и мне надо немного перекурить.
   Минут через двадцать страховка была готова, я разделся и вошел в реку, оставив кол на берегу. Что делать, если переправу снесет? Сможет ли меня «вытянуть» Володя? А если мы в итоге окажемся на разных берегах? Машина скоро уйдет, придет только через три дня. Да и чем сейчас могли бы помочь мужики?
   - Володя, держи крепче, обведи тесьму вокруг камня!
   Течение сбивало с ног, приходилось буквально ложиться грудью на встречный поток, обхватив веревки руками. «Двойной булинь» сдавил грудную клетку, перехватывало дыхание. Опоры трещали и наклонялись все сильнее. Вот и ключевой участок – четвертая опора. Встегиваюсь в «скользящий карабин», и уже увереннее преодолеваю его на рывке. Вот и долгожданный берег. Меня начинает не на шутку трясти. Сбрасываю подмокший рюкзак и вытряхиваю из гермомешка сухую одежду. В этот момент второй кол срывает, и он пляшет на течении, зависнув на веревках.
Володя подходит и показывает мне ободранные ладони:
   - Плохо просушил вчера рукавицы.
   - Хорошо держал, с тобой можно и в горы идти. Промой руки, приложи подорожник с чистотелом. И у меня мозоли - и рукавицы не спасли.
   - Есть лекарство получше. Я все думал – что у меня там позвякивает? При этих словах Володя извлек из своей парашютной сумки поллитровку «свойской» и баночку маринованных огурчиков – Борисыч позаботился. Золотой человек Борисыч!
   - Вставит зубы – цены ему не будет. Можно позавидовать его будущей жене – добавил я.
   Мы присели на камень, протерли ранки настойкой и «махнули» из горла для «сугреву».
   Переправа заняла намного меньше времени, чем вчера - мы были молодыми и крепкими ребятами. Поднялся сильный ветер, уносящий облака на восток – к гольцам.
   «…Вдаль плывут облака,
   Словно гор поднебесных отроги
   По ветрам, по ветрам
   Их дороги лежат, их дороги…».
   Дождя не было, и мы быстро добрели по знакомой дороге до лагеря. Я с удивлением увидел, что моя палатка укрыта полиэтиленовой пленкой, а под навесом на самом видном месте стоит банка с индианками – натуральный кофе, который я расхваливал вчера. Теперь понятно, почему ВГ вчера немного задержался в лагере.
   - Золотой человек Владимир Григорьевич! – оценил его заботу Володя.
   - Мне везет на хороших, добрых и открытых людей – признался я. – Чем дальше от столицы, тем их больше.
   Мы согрели вчерашний суп, сварили кофе. После обеда я заторопился в лес – в оставшиеся дни надо многое успеть. Володя напрашивался идти со мной, но я отговорил его. У меня были ходовые маршрутные обследования, не требующие большого количества замеров. Да и лагерь надо было привести в порядок, наколоть дрова, приготовить ужин. Вокруг было много грибов, и мы решили вечером сварить грибной супчик под «морошковую».
   - Приду, если будет погода, не рано. А с тобой мы налазаемся по камням послезавтра, когда пойдем на гольцы – сказал я, уходя на маршрут…
   Резервные леса не слышали визга бензопил и натужного рева трелевочников. Техник нашей экспедиции Алексей рассказывал, что съемочные работы там сводились в основном к установке редких столбов в горном поясе у подошвы гряды. Границы выделов пролегали по ущельям и неглубоким каньонам ручьев. Выше вместо столбов устраивали указательные пирамиды из камней.
   Помня совет техника, я прошел на север выше поврежденного ветровалом и короедом леса. Столбы на пересечении квартальников стояли, хотя и не «дотягивали» до стандарта по толщине. Это и понятно: подходящих деревьев для изготовления столбов было мало – либо толстые спелые, либо кривой подлесок.
   Алексей знал свое дело, и работал на совесть. В нашей экспедиции были строгие требования к качеству лесоустроительных работ. Работала целая система стимулирующих выплат, и это мотивировало как ИТР, так и рабочих.
   В этих лесах, лесоустройство проводилось по третьему разряду – в основном глазомерно, но я для более точной оценки запасов время от времени проводил и измерительную таксацию с использованием специальных приборов. Ведь не исключено, что эти леса по нашей рекомендации и ходатайству управления лесного хозяйства будут отнесены к эксплуатационному фонду.
   Таксировать я уже привык один, хотя формально относился к молодым специалистам. Работа с Валерой окончательно отбила желание брать с собой кого-то. Начальник партии это понимал, хотя формально работать одному не мог разрешить – только на гольцы он велел идти с Володей. Где-то в этих местах в прошлое лесоустройство пропал техник, поиски результатов не дали. Работали по одному все опытные инженеры экспедиции, хотя ходить в лес без «рабочего при таксаторе» запрещалось по нормам охраны труда и техники безопасности, знание которых проверялось перед началом сезона. Проводился вводный, базовый и внеплановый инструктажи с выдачей специального допуска. Без этого удостоверения и без отметки о проведении противоэнцефалитных прививок к полевым работам не допускали.
   Я дошел до северной границы лесничества и лесхоза, которая проходила по второму (северному) в пределах восточного массива правому притоку Большой реки. Таксируя лес, делал и общее геоботаническое описание малоизученного района. Здесь визуально преобладают два высотных пояса: горно-таежный и гольцово-тундровый, поднимающийся выше 800 м. В горном поясе преобладает темнохвойная тайга. Главные древесные породы – ель, пихта и кедр сибирский. Растения нижнего яруса - мхи, лишайники, майник, папоротники, хвощи, черника, брусника, голубика. Кустарники - рябина сибирская, жимолость алтайская, ольха кустарниковая, багульник болотный, карликовая берёза и ива, золотистый рододендрон, «курильский чай», красная и чёрная смородины. Живой напочвенный покров в долине притока удивил своим разнообразием, в нем встречались редкие растения: бергения, виолетта, линнея. Выше 300-400 метров темнохвойные леса сменяются светлохвойными и редколесьем.
   Я еще успел подняться вдоль ручья под северным отрогом хребта к началу светлохвойной тайги, простирающейся до верхней границы леса. Здесь преобладают лиственница сибирская и сосна обыкновенная. На высотах выше 800 м в бинокль еще можно было разглядеть островки кедровников с примесью пихты и ели.
   Полевой бинокль я часто брал с собой в лес. Приобрел я его еще в школе. Помню, родители мне дали 100 рублей на джинсы. Нормальные джинсы были тогда большим дефицитом, и их продавали по предварительной записи. Надо было отстоять большую очередь, каждому покупателю присваивали номер. Меня записала в очередь мама – я был 212-м. Мое терпение иссякло через 2 часа стояния в очереди, и я ушел. Зашел в магазин «Охотник» и купил там хороший «Полевой бинокль» в кожаном чехле с 22-х кратным приближением. Стоил он ровно 100 рублей. Это были немалые деньги по тем временам. Родители этому не удивились – знали, что к «тряпкам» у меня особой любви нет. Биноклем пользовался и отец – брал его на зимнюю рыбалку. Там все следят друг за другом, и собираются толпой в местах, где начинается хороший клев. Этим биноклем пользуюсь уже больше 20 лет – джинсы уже давно бы износились.
   Небо очистилось от туч, но солнце уже стало садиться за увалы. Я поднялся на скалу отрога, чтобы сверху протаксировать лесной выдел, лежащий под ним к югу, и больше не возвращаться сюда. Со скалы открылся завораживающий вид. Лесные дали были видны на десятки километров, прямо как в песне: «А вокруг голубая, голубая тайга…». Большая река змейкой убегала на север, в ее верховьях на юге по-прежнему клубились тучи. Вдоль левого берега узкой полосой тянулись в дымке тумана пойменные болота с озерами. Скала имела плитчатую структуру. Одну каменную плитку я взял себе на память. Таких камней дома накопилось уже много.
   «…Таежная даль тает в дымке рассвета,
   Ей северный ветер о чем-то поет
   Уснуло дождями умытое лето
   В холодной постели осенних болот…».
   Спускаться к лесу не стал – времени уже не было. Набросал таксационную характеристику в кодовую карточку таксации по снимку и по картинке – выдел был виден с гребня горы как на ладони. Это был малоценный осинник. Старый таксатор даже не отметил его. По лесоустроительной инструкции в таких лесах таксацию можно проводить методом дешифрирования аэрофотоснимков, но у нас в экспедиции требовали заходить в каждый выдел, независимо от группы лесов. Такова была традиция. Я нарушил ее, и потом пожалел об этом.
   После окончания сезона и обработки полевых материалов по лесничествам в экспедиции устраивали приемку проведенных лесоустроительных работ. Комиссия, состоящая из самых опытных инженеров экспедиции, представителей профильных отделов управления, научных работников и лесопатологов рассматривала результаты работы каждого инженера и давала оценку, от которой зависела годовая премия.
   После рассмотрения моих материалов пожилой ветеран, бывший уже на пенсии, задал мне вопрос:
   - Евгений Сергеич, а ты был в натуре вот в этом выделе? При этом он показал на плане как раз тот осиновый выдел. Я не стал врать:
   - Не был: уже темнело, торопился в лагерь. Ветеран продолжал задавать «каверзные» вопросы:
   - Ты работаешь первый сезон, был ли с тобой сопровождающий? Мне не хотелось подводить начальника партии, и я сказал, что был.
   - Я считаю, что это не молодняк, а средневозрастный осинник – резюмировал «господин таксатор» - так таксаторов уважительно называли до революции, и так мы называли ветеранов между собой.
   Надо сказать, что мне крепко досталось тогда на защите проекта. Припомнили мне и перевод лесной площади в нелесную – в выгон для домашних животных рядом с поселком по просьбе местных жителей. Спасибо начальнику партии Александру Михайловичу, который уверенным тоном подвел итог:
   - Евгений Сергеевич, как уже заметили, работает первый сезон. Проявил себя как инициативный, грамотный инженер. Мог бы первый месяц сезона сидеть на «повременке» но сразу перешел на «сделку», и выдал аж 160%. Таксировал и в июне, в самую жару, когда многие сидели на базе. Я проверял его таксацию. Результатами удовлетворен, а имеющиеся недостатки будут устранены.
   Комиссия оценила мою работу на «удовлетворительно». Было всего две оценки – «уд» и «неуд». Значит без премии не останусь – можно будет махнуть зимой с друзьями в «горнолыжку» куда-нибудь на Кавказ или Тянь-Шань...
   …Стал опять накрапывать дождь. Я вернулся в лагерь уже затемно – усталый, но довольный выполненной работой и полученными впечатлениями. Большое дело, когда в лагере тебя ждет надежный товарищ. Я уважаю таких людей, как Володя – простых, открытых, работящих, с чувством юмора. Володя был потомственным лесоводом, закончил лесной техникум, отслужил в морфлоте и собирался поступать в лесотехнический институт. Он никогда не сидел в лагере сложа руки. Даже возвращаясь из леса, он по пути захватывал дрова и растопку для костра. Я тоже всегда что-то делала в лагере - там всегда есть работа. Приучили меня к этому горы: в высотных штурмовых лагерях приходилось всегда двигаться, "гонять кровь", чтобы не заболеть "горняшкой". Володя многое умел. Когда зачерствел хлеб, он немного поколдовал с ним – намочил в ручье, погрел над углями костра – и получились отличные гренки. К моему приходу он наколол дрова, сварил грибной супчик и поджарил рыбу, которую наловил в притоке. Ужинали мы под тентом, в очередной раз вспоминая добрым словом ВГ. Не забыли добить и «свойскую» Борисыча.

   «Дремучий ключ».

   Ночью разразилась сильная гроза, но благодаря полиэтиленовой пленке заботливого ВГ нас не промочило.
   «…Еще не осень – и жива надежда,
   Что лето к нам когда-нибудь придет,
   И серых туч осенняя одежда
   Прощальным ливнем с неба упадет
   Вот только б нас, друзья, не разлучили
   С дождями уходящие года,
   Вот только бы дороги не размыло,
   И не списали наши поезда…».
   Утром распогодилось, но мы еще сидели пару часов на кухне, попивая кофе, оставленный ВГ и ожидая, когда подсохнет трава и кусты. Я достал все снимки и планшеты - очень хотелось найти то место, где стоял когда-то кержацкий скит «Дремучий ключ». Никто из местных об этом не знал. Я детально изучал эти материалы еще на кордоне лесничества, но ничего даже отдаленно похожего на заброшенное урочище не нашел – и стереоэффект не помог. Поделился своими сомнениями с Володей, и не зря:
   - Жека, а что, если это место находится в другом лесничестве? Заречный массив аппендиксом вдается в соседний лесхоз. Бывший мост и твоя переправа находятся в нем. Мосты где попало не строили. За ним на правом берегу Большой реки, возможно, было продолжение дороги. А если это так – должны сохраниться ее фрагменты - камень долго хранит следы. Я слышал от старого охотника-промысловика, что в тех местах была охотничья избушка. Последние годы никто там не охотится. В краеведческом музее я узнал, что в давние времена в тех местах проходил старинный торговый тракт. Возили по нему все, чем богаты эти леса: пушнину, пеньку, мед, камушки… Кержацкая заимка находилась скорее всего около дороги. Кержаки на этот берег переправлялись редко – их здешние колхозники не жаловали. А может, они ходили через перевал на Главную реку, где живут местные племена, которые организовали рыболовецкие артели? Дед Онуфрий из деревни «Кобылья яма» говорил, что кержаки пришли на наш берег не все. Очевидно - ушли через перевал на Главную реку.
   - Возможно, Володя, ты прав. Все сходится. Твоя идея, значит – и идти нам вместе. Предлагаю идти в «заход» на два дня с ночевкой в горах. За день не управиться, а на все - про все у нас осталось два дня. Собираемся?
Я видел, как Володя обрадовался моему предложению, и тут же стал заталкивать вещи в свою парашютную сумку. Взяв самое необходимое и зашнуровав палатку, мы тронулись в путь. Я предупредил коллегу, что пойдем не быстро, так как запланировал по пути сделать описание флоры. Выйдя на берег Большой реки, мы не увидели широких плесов – они наполовину ушли под воду. Исхлестанная дождями, река рассерженно шумела.
   Мы вышли на пойменные луга. Они удивили своим разнообразием. На них в большом количестве встречались: пижма, кровохлёбка, чина, горошек, герань луговая, горечавка, купальница, щавель, костяника, земляника, венерин башмачок и другие растения. Травы нередко достигали роста человека.
   Перейдя луга, мы поднялись на опушку елового леса. Состав и строение древостоев практически не отличались от массива в моем лесничестве. Местами приходилось обходить каменные завалы. Перешли знакомый курумник, клином разрезавший вековую тайгу и сползающий с гольцов в долину Большой реки. За хаотичное нагромождение массивных валунов я мысленно назвал ее «Долина руин».
   «…Здесь – тишина и безлюдье долин,
   Горы в осеннем дыму
   Реки курумов, сползая с вершин,
   Клиньями режут тайгу…».
   Мы еще шли какое-то время, пока опоры разрушенного моста не оказались под нами. Если Володя прав – где-то здесь должно быть продолжение старой дороги. Где же она? И тут мы неожиданно увидели перед собой траншею, скрытую в зарослях кустарника. Здесь когда-то сошел селевой грязе-каменный поток, который снес леса со склонов и пропахал канаву глубиной до пяти метров. Из долины ее не было видно. Я видел следы более мощных селей на Кавказе и Алтае, но и здесь, в среднегорье, это впечатляло. Следы селя уходили на юго-запад – в сторону нашей переправы. Очевидно, конус выноса селя, перехлестнув реку, на время перекрыл течение, что привело к образованию озера. Эту природную дамбу со временем течением прорвало, и на ее месте образовалось широкое локальное русло с островками и протоками, где мы и переправлялись. Возможно, мост был разрушен при прорыве природной дамбы. Остались одни опоры, сложенные из крупных валунов.
Если дорога была, она была перерезана селевым потоком где-то недалеко. Мы перешли траншею, и… сразу же увидели фрагменты старой дороги. Над ней когда-то хорошо потрудились: большие камни были сложены по бокам, а само полотно выровнено. Но и время хорошо поработало: местами дорога была завалена камнями, местами – заросла кустами и деревьями. Подъем был пологий, по ней легко могли подниматься гужевые повозки.
   Метров через сто перед нами открылась поляна. Она частично заросла, но еще хранила следы былого поселения. Посреди поляны был заросший пруд с островком, рядом под кедром притулилась маленькая охотничья избушка. Дверь была приперта палкой – раньше замков не вешали. В избушке было все как обычно: стол, лежанка, очаг. Традиционно в ней на полке были спички и соль. В углу стояли старые удилища с пробковыми поплавками. Избушка уже сильно вросла в землю, но крыша, покрытая берестяными листами, почти не протекала. Под кроватью мы нашли целую кучу ржавых капканов на разного зверя. У нас было чувство, что мы вернулись в далекие времена...
   Мы долго бродили по поляне. Я много снимал на свою безотказную «Смену», заряженную обратимой пленкой. Безусловно, здесь когда-то жили люди. На местах бывших дворин рос густой кустарник. В одном месте сохранились развалины колодца, сложенного из каменных плит. На другом конце поляна выходила на крутой склон с выходами скал. Рядом было кладбище. На малозаметных могильных холмиках кое-где еще лежали полусгнившие кресты. Но самое интересное – рядом с кладбищем мы нашли в густом кустарнике развалины часовни. Сложена она была, похоже, из лиственничных бревен, и простояла долго. Сохранилась часть православного креста, прислоненного к березе. Рядом лежала наполовину вросшая в землю позеленевшая чугунная плита, заросшая мхом, но выбитая когда-то надпись не сохранилась. Между дорогой и охотничьей избушкой в небольшом овражке мы обнаружили ключ. Он был когда-то с любовью обустроен, еще видны были под слоем мха остатки упавшего навеса, часовенки и сложенных из лиственничных плах ступеней. Но сам ключ не хотел умирать – бил из-под земли наперекор времени и судьбе.
   Безусловно, это и был загадочный кержацкий скит «Дремучий ключ», где жили кержаки-староверы. Мы наметили следующий план действий: обед у избушки, обследовательские работы до верхней границы леса, ночлег в избушке. Если все пойдет по плану и позволит погода – завтра мы налегке поднимемся на гольцы и взойдем на загадочный перевал.
«…Все эти годы, эти дороги –
Все, что уже прошло
В сердце проснется, с песней вернется,
Летним согрев теплом
Воспоминанья, хмель расставанья
И голоса друзей,
Желтые листья – старые письма
Летних минувших дней…».


05. 2023 г.