Города, где я бывал...

    Как там говорят философы и мудрецы: самое прекрасное в жизни – любовь и путешествия. Ну, мне не на что жаловаться. Поездок у меня тоже было много – по работе, по необходимости, по желанию.
   
    Было. Прошедшее время имеет оттенок грусти. Будет ли? Если взять во внимание мою уверенность, что во всех местах, которые мне интересны, я когда-нибудь побываю второй раз - и только тогда это место станет частью меня, моей жизни... Второй раз всегда приносил мне особенное удовольствие: это как музыка, которую ты знаешь, немного знаешь. Но на знакомую основу накладываются новые стежки, она обретает богатые оттенки, ты словно творишь вместе с композитором - и наслаждение возрастает.

    Мне нередко везло: я возвращалась. Хотя бы один раз.
   
    Всегда рано утром выходила на улицу и просто шла.
    Иногда была конкретная цель: увидеть, наконец, восход солнца в спящем после ночных танцев живота Мармарисе, успеть купить до выезда в аэропорт корзинку молодого сыра на субботнем рынке в Гамбурге, послушать утреннюю службу в суровом соборе Щецина, съесть первый горячий круассан в кафушке весёлого марокканца в Гавре…

    Но чаще я просыпалась от тихих утренних шагов по улочке Кечкемета, от разлившегося в тишине удара колокола в Братиславе или внезапного, словно он не начинает утреннюю, а продолжает вчерашнюю молитву, звонкого и гортанного пения муэдзина в Стамбуле.
 
    И как же мне всё это нравилось! Я хотела так же, как китайцы, подбегать к уличной жаровне и съедать горячий блинчик с каким-то солоноватым пахучим соусом; помогать раскладывать свой лоток старику парижанину на набережной Сены; брести вдоль тунисского пляжа с ещё прохладным песком, чистым от чьих-либо следов, кроме птичьих трезубцев.

    В своих заграничных командировках я частенько нарушала неписаные правила поведения. Так, впервые оказавшись за границей, я не хотела экономить деньги на покупки вещей и распределять своё время в зависимости от других. Работа есть работа, но свободное время… Почему я должна ходить всюду парой или туда, куда необязательно идти всем вместе!

    Так, в Польше, во время недельной экскурсии остановились мы то ли в Торуне, то ли в Эльблонге, не помню. Нас разместили на ночь в каком-то большом зале – школа это была, что ли? Все устали от поездки в автобусе, от впечатлений. А я не хотела спать, к тому же этот город мы почти не видели, а утром рано должны были уехать.

     Экскурсовод Анджей за ужином предложил прогуляться по ночному городу. Наши чопорные дамы отказались, но не я. Когда же я вернулась часа через полтора, моя колежанка, московская учительница Люба, молча осудила меня. Оправдываться было бессмысленно. Мы с Любой прекрасно сработались в Щецине, две недели отношения были самые тёплые, но после моего ночного похода они навсегда охладели. Было жалко.

     А вот в Венгрии было совсем не жалко, наоборот. Я понимала, что недовольство нашей руководительницы Маргариты не имеет никакого основания, кроме привычной для неё начальственной зависимости, несвободы и, может, зависти к моей свободе.

     Мы работали и жили в школе-интернате. Около него была спортивная площадка, куда вечером я выбегала поразмяться. На второй день ко мне присоединились две малышки: одна лет пяти, другая лет семи-восьми, уже школьница. Мы с ними играли, нам было весело, общались легко: я знала азы венгерского, старшая девочка учила в школе русский. Их папа возился в гараже неподалёку, познакомились, он тоже немного говорил по-русски.

     Дня через два он пригласил меня на семейный ужин. Я сказала Маргарите, что вечером меня не будет. Она пыталась меня остановить, высказывая опасения и недовольство, но я обещала, что вернусь не поздно, и ушла.

     Это был удивительный вечер. Нас не раз предупреждали, что венгры к советским относятся плохо, надо быть осторожным, не разговаривать по-русски и не гулять поздним вечером. Мне ни разу не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Более того, от пожилых венгров я слышала о событиях 1956 года такое, что не писали в наших и не наших СМИ. А в этот вечер я встретила такой добрый и сердечный приём, что ещё раз убедилась: всё не так, как говорят русофобы (нынешнее словечко, которого тогда вроде и не было вообще).

     Прямо от порога, здороваясь, бабушка обняла меня, она не знала русского, но обратилась ко мне со словами добре, добре.  Потом рассказала, как наши солдаты пришли в их город, они искали спрятавшихся фашистов, зашли и в их дом. Два солдата. Громко стукнули в дверь, распахнули её и увидели молодую женщину, укачивавшую ребёнка. Бабушка запомнила их слова: лялька, тихо и добре. Может, они были украинцы? Они успокаивающе кивнули ей и тихонько вышли. Может, там ещё что-то было, но это всё, что я поняла.

    Как мы вообще понимали друг друга? Хозяин говорил плоховато (как он сказал, в школе плохо учился), его жена почти не говорила, бабушка не знала русского, кроме этих вот трёх слов, дочка… ну, она только начала учить язык в школе… Словарь, фотографии, мои скудные познания и чувство языка – мы проговорили часа два, и всё было понятно. Я возвращалась домой, я любила их, Венгрию, свою страну… Ну, а утром меня ни о чём не спросили, поделиться было не с кем.

    Но вообще, мне везло: в заграничных командировках люди были добры ко мне и приветливы, никогда я не чувствовала негативного отношения ни к себе, ни к своей стране – а для меня это было бы очень болезненно! Ну, я тоже старалась: говорила то неплохо, то худо-бедно на чужом языке и располагала этим людей к себе.

     Париж,
     Каштаны, туи запах,
     И равнодушье парижан...
     В мои глаза, вовсю распахнутые,
     Заглянул ажан,
     А там - поля, давно не паханные,
     И вдовий плат...
     Мои глаза, вовне распахнутые,
     Глядят назад.
     Париж, Париж!
     В мечтах с девичества
     Моих царишь.
     Но я - в Отечестве,
     Моём Отечестве.
     Прощай, Париж!
    
     Похоже, что прощание уже не фигура речи, а долгосрочная реальность.

     Пандемия, а потом санкции изменили вектор наших притязаний и возможностей. Ну, если не хотите нас у себя видеть - у нас есть куда поехать! И мы ездим. Но… но всё-таки, всё-таки…

      Многие из моих коллег вписались в дистанционный режим жизни. Есть удобства: не надо тратить время и деньги - можно участвовать в конференции где-нибудь в Буэнос-Айресе, встречаясь с учёными со всего мира на экране ZOOMа. Ну, да... Ни неудобных авиарейсов и утерянных чемоданов, ни непривычной еды и утомительных заседаний.... Сиди себе перед экраном - и только успевай чатиться, пялиться и презентоваться.

     И уже многие пишут, что и выходить-то из дома незачем: - Вам какую музыку? А исполнителя?.. Спектакль в чьей постановке? Какую выставку посетить хотите?.. Если сами не нашли, вот у нас посмотрите ссылочку. Устали - поспите, проголодались - поешьте, не выучили - отключитесь...
    
     В этом вынужденном затворничестве оказались многие, и, хотя у нас в пригороде несвобода меньше ощущалась, писалось мне  немножко грустно:

К концу подходит осень.
И сердце просит очень
свободы! И просвета в унылых облаках.
Друзей с детьми в придачу,
приехавших на дачу, 
и ужина, и танцев в гостиной при свечах...
Но маски-шоу правят,
нас всех они заставят
забыть про вечеринки и крепко дверь закрыть.
И только телефону
мы нынче бьём поклоны...
Иначе ощущенье, что всеми ты забыт...
И фотографий папки
перебирать так сладко -
вот это ты в Гранаде, а это на Бали.
А летом - вот везенье!
В деревню в воскресенье
Ты выбрался - вот смелый!
…Но кто бы похвалил.