5 Уход Афродиты

The Passing of Aphrodite: Clark Ashton Smith

     Во всех землях Иллариона, от горных долин, окаймленных вечными снегами, до огромных песчаных утесов, чьи отражения затемняют сонное прохладное море, зажигались как в старину зеленые и аметистовые огни лета. Пряные ароматы разносил ветер, с которым скалолазы встречались на высоких ледниках; и старый кипарисовый лес, хмуро взиравший на чистый как небеса залив, украсился алыми орхидеями... Но сердце поэта Фаниола было подобно урне из черного нефрита, переполненной любовью с влажным прахом. И желая забыть на время насмешливых миртов, Фаниол направился в одиночестве в пустыню, граничащую с Илларионом, в место, которое давным-давно почернело от великих пожаров, и где не росло ни сосны, ни фиалки, ни кипариса, ни мирта. На исходе дня он приблизился к неведомому океану, воды которого были темны и неподвижны под лучами заходящего солнца и не несли памятных голосов других морей. Фаниол остановился и задержался на пепельном берегу; и некоторое время грезил он о том море, имя которому Забвение.
     Тогда со стороны заходящего солнца, чей унылый свет падал ему на лицо, показалась баржа и быстро подплыла к берегу: хотя ветра не было, а ее весла лениво скользили по беспенным волнам. И Фаниол увидел, что баржа сделана из черного дерева, украшена причудливыми анаглифами и роскошными образами богов и зверей, сатиров, богинь и женщин, а носовая фигура изображала черного Эрота с неулыбчивым ртом и неумолимыми сапфировыми глазами, отведенными в сторону, как будто устремленными к вещам, которые трудно назвать или обнаружить. На палубе баржи стояли две женщины: одна бледная, как северная луна, а другая - смуглая, как экваториальная полночь. Но обе носили дорогие одежды и имели вид богинь или тех, кто живет рядом с богинями. Молча и спокойно они смотрели на Фаниола; и, изумленный, он спросил: «Что ищете вы?»
     Затем в один голос они ответили, и были их голоса похожи на песни гесперианских ветров, скользящих среди пальм в вечерних сумерках на Счастливых островах:
     - Мы ждем богиню Афродиту, которая в усталости и печали уходит из Иллариона и из всех земель этого мира мелочной любви и еще более мелочной смерти. Поскольку ты поэт и познал великую власть любви, то увидишь ее уход. Но они - люди дворцов, рынков и храмов, не получат никаких вестей, никаких знаков о ее уходе, и вряд ли поймут, что она ушла... Теперь же, о, Фаниол, время, богиня и ее уход приближаются.
     Как только они замолчали, одинокая фигура появилась среди песков; и Ее приход был озарен светом на дальних холмах. Там, где она ступала, сжимались длинные тени, а серые пустоши облачались в пурпурные асфоделы и густую зелень, что носили в далекие времена, когда были молоды те королевы, что сегодня превратились в мрачные легенды и прах мумий. Она подошла к берегу и остановилась перед Фаниолом, в то время как закат наливался красками, окрашивая море и небеса румянцем, напоминающим только что распустившиеся цветы или сокровенное сияние той витой раковины, что была посвящена ей в давние времена. Без ризы, венца или гирлянды, увенчанная и одетая лишь в закат, прекраснее грез человека, прекраснее любых грез: она стояла, спокойно улыбаясь, та, кто в жизни или смерти, отчаянии или восторге, видении или плоти непостижима богами, поэтами и галактиками. Но, полный удивления, которое было также любовью или даже чем-то большим, чем любовь, поэт не смог отыскать слов приветствия.
     - Прощай же, о, Фаниол, - сказала она, и голос ее был подобен вздоху далеких волн, журчанию вод, отступивших перед луной, не без печали покинувших гордый остров с пальмами. - Ты знал меня и поклонялся мне во все дни свои до сих пор, но вот пришел час моего ухода: я уйду, а когда я уйду, ты все так же будешь поклоняться и не знать меня. Ибо такова судьба, и навеки ни одному человеку, ни одному миру, ни какому-либо богу не дано владеть мною всецело. Осень и весна вернутся, когда я уйду, одна с желтыми листьями, другая с желтыми фиалками; птицы будут порхать среди оживающих миртов; и много прекрасного ты испытаешь. Но ни тебе, ни другому человеку не дано будет вновь узреть совершенный образ и совершенное тело богини.
     Закончив этими словами, она легко шагнула с пепельного берега на темный нос баржи; и так же, как и появилась, без помощи ветра и движений весел, баржа вышла в море, покрытое опавшими увядшими лепестками заката. Вскоре она исчезла из виду, а пустыня вновь утратила древние асфоделы и ту густую зелень, в которую она ненадолго обрядилась. Тьма, накрыв Илларион, медленно и незаметно шла по пути Афродиты, бесчисленные тени тянулись к серым холмам, и сердце поэта Фаниола было подобно урне из черного нефрита, переполненной любовью с влажным прахом.