Римские максимы и их место в нашей культуре

РИМСКИЕ МАКСИМЫ
И ИХ МЕСТО В НАШЕЙ КУЛЬТУРЕ

Римские максимы и афоризмы органично вплелись в  право, философию,  медицину, культуру  многих  большинства европейских народов. Афоризм как способ в «немногих словах сказать многое» (non multa, sed multum), позволяет расставить, так сказать всё по своим местам, отводит каждому  его место. Причём, сказанное афористически  не нуждается ни в каких толкованиях и комментариях, ибо позиция индивида как носителя максимы вполне очевидна. Поистине, удачное слово можно уподобить выстрелу, ведь афоризм заключает в себе  оценку как предмету или действию, так и личным качествам индивидуума, несёт в себе так сказать, моралистический заряд, имеющий мощное воспитательное  действие и даже может служить идеалом. Если мы делаем всё, что можем, но повторяем те же самые ошибки, тогда мы говорим, что ceteris paribus –  «при прочих равных условиях» наступаем на одни и те же грабли, то мы сirculus vitiosus т.е., по сути, находимся «в порочном кругу, в тупике». Афоризм,  апофтегма, максима вечно новы, и в то же время  занимают прочное место «в круге вечного возвращения». Появление изречения, ставшего афоризмом, можно уподобить рождению идеи, мысленного образа; порой, это маленькое открытие сродни солнцу, молнии из грозовой тучи, метеору на ночном небе.
Афористически выраженная мысль, т.е. мысль филигранно-отточенная оказывается  понятной  не только узко выраженному кругу лиц, например, специалистов, но и самой широкой аудитории. Если мы, следуя заветам Песталоцци и Дистервега, например, говорим студентам: «Посеешь поступок, пожнёшь, привычку, посеешь привычку, пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу», –  то мы тем самым повторяем то, что задолго до вышеупомянутых  педагогов и мыслителей утверждали древние греки  (Демокрит, Аристотель), а вслед за ними и древние римляне: consuetudo est altera natura –  «привычка – вторая натура». Сказать  «привычка – вторая природа», значит  в такой краткой форме (формуле) передать то, что составляет предмет культуры, ухода, уважения и почитания.
Если мы хотим сказать о ком-либо нечто проникновенное, то опять повторяем  краткие выражения древних  латинян и затем римлян, т.е. cum crano salis – «чувствительно, с крупинкой соли, с некоторой иронией, язвительно». Когда надежда (и вместе с тем  друзья) оставляют  нас, тогда мы опять повторяем древних  латинян (да и что же нам еще остаётся?!): contra spem spero –  «вопреки надежде надеюсь»  или  та же самая мысль, но выраженная  по-другому:  dum spiro, spero – «пока дышу, надеюсь». С юридической точки зрения (de iure) будет справедливым audiaetur et alteera pars – «выслушать мнение другой стороны».
Если мы  последователи И. Канта  и хотим заставить другого совершить невозможное, то вновь вспоминаем древних латинян и римлян: debes, ergo potes – «должен, значит можешь».
Современному человеку, особенно европейцу, не хватает не хлеба (как прежде!) и даже не жиров, или  мяса (!),– не хватает идей, – как тут не вспомнить знаменитое декартовское (и разумеется, латинское): cogito, ergo sum – «мыслю, следовательно существую» (но можно было сказать и так: «Чувствую, мыслю,  следовательно, существую»).
Не хватает идей, значит,  по сути, что не хватает риска (а риск, как известно, благородное дело), читай, острых ощущений, вот люди, подобно Стаканниковой (одной из спасённых участниц последней альпийской экспедиции), и идёт в горы, тем более, что нам, родившимся в пятидесятых, В. Высоцкий еще сорок лет назад пел: «Так оставьте ненужные споры. / Я себе уже всё доказал: / лучше гор могут быть только горы, / на которых  еще не бывал» (см. его песни «Вершина», «К вершине», «Песня о друге»).
Если нам удастся (что, конечно, маловероятно – но должен, и следовательно, можно – см. выше) проникнуть «в суть вещей, самую суть», –  то мы опять повторяем древних: in medias res;  мы преисполнены решимости и произносим (хотя бы мысленно): «сказано – сделано», – то опять повторяем древнюю римскую максиму: dictum – factum, – не говоря уже об dixi et animam levavi – «я сказал и облегчил душу»; не говоря о знакомом каждому студенту юридического факультета: dura lex, sed lez – «закон суров, но это закон». Кто становится на поприще общественной жизни, то тем самым избирает себе латинский принцип: salus populi – suprema lex – «благо народа – высший закон».
Когда мы делаем важное дело, а наш товарищ спешит, мы  повторяем ему древнее: festina lente – «спеши медленно; не делай наспех». Занятые важным делом, не видя перспективы, и не имея  желания оставить начатое, мы опять вспоминаем Овидия: gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo – «капля долбит камень не силой, но частым падением».
Если мы  сделали, всё, что могли, а нам, те мне менее, указывают на наши недостатки, то мы опять обращаемся к древним римлянам: feci,quod potui, faciant meliora potentes – «я сделал, что мог, пусть, кто может, сделает лучше».
Будучи заняты важным делом, стараемся не оставить его, помня латинское: сarpe diem – «лови день, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня»; или немецкое (изменённое латинское): Man muss das Eisen schmieden, solange es heiss ist – «железо надо ковать, пока оно горячо»; (парафразом на эту сентенцию становится фраза из советского  кинофильма «Бриллиантовая рука»: «Куй железо не отходя от кассы»)
Когда мы не уверены в правильности того или иного взгляда на вещи, то вновь вспоминаем древних: erraere humaenum est – «человеку свойственно ошибаться»; а когда сталкиваемся с прямым  людским неприятием, то опять вспоминаем древнелатинское: homo homini lupus est – «человек человеку волк».
Наконец мы нередко пользуемся при случае готовым набором древней латинской мудрости, выраженной кратко, ёмко и красочно: noscе te ipsum – познай самого себя; per aspera  ad astra – через тернии – к звездам; non scholae, sed vitae discimus –  мы  учимся не для  школы, а  для жизни; repetitio est  mater  studiorum –  повторенье – мать ученья; est res magna tacere –  «важная вещь – замолчать» и т.д. Многие афоризмы, сентенции, пословицы, поговорки  с латинского языка перешли во все другие европейские языки.
Максимы, афоризмы, пословичные выражения  аккумулируют в себе  сплав религиозных догм, моральных постулатов, права,  научных истин,  художественных образов, что  позволяет утверждать, что философская афористика  пронизывают все сферы научной, культурной и повседневной жизни. Присутствуя в текстах, философских, правовых, религиозных, научных или художественных, максимы «сохраняют свое лицо».
Афористическая форма создает наилучшую возможность дать такую первую, обновленную оценку не через логические умозаключения и отвлеченные доказательства, а через яркое, точное, зачастую метафорическое и единственно возможное слово, которое венчает итог долгих переживаний и размышлений. Вот почему авторство в философской афористике всегда отмечено чертой маргинальности, когда автор намеренно занимает позицию на пересечении философии со всей иной гуманитарной и в особенности нравственной культурой.  Такая позиция дает автору ту степень свободы, которая жизненно необходима ему как для воздействия на умы людей своей эпохи, так и для обновления философской и правовой проблематики.

Онтология и аксиология права. Тезисы докладов и сообщений Четвёртой международной научной конференции (16-17 октября 2009 г.). – Омск: Омская академия МВД России,  2009. – 135 с. с. 77-79.