Наука истории вчера и сегодня

НАУКА ИСТОРИИ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

История не терпит суесловья,
Трудна её народная стезя.
Её страницы, залитые кровью,
Нельзя любить бездумною любовью
И не любить без памяти нельзя.
Я. Смеляков

1. Переоценка ценностей
или  свобода и ответственность

Писать или  даже переписывать историю, значит, по сути, брать на себя огромную ответственность, ведь любое изложение прошлого не может быть беспристрастным, а следовательно, всё будет  зависеть от окружающей среды, мировоззрения определённого круга лиц и личности самого историка. Человек как носитель тех или иных ценностей не может в данном случае не выступать субъектом оценивающим, и именно тогда, когда он выступает как судья (ибо оценивать, всегда значит судить), он раскрывается как  личность.
Между тем, как известно, изучение истории  как науки о прошлом оправдывается еще и тем, что научает лучше понимать настоящее и предвидеть  будущее. Так что без глубокого знания и осмысления  событий истории  отечественной и мировой  решительно невозможно разобраться в сложном и постоянно меняющемся  мире.
Поэтому интерес к истории, по сути, никогда не угасал в общественном сознании представителей исторической науки, ибо  уроки  её оказываются слишком важными, чтобы можно было пренебрегать ими.
История страны в известной степени  всегда есть история жизни выдающихся людей, личности которых органично  сплетались с историей народа.
Очевидно, что всякий порядочный труд, порядочное сочинение не возникает вдруг из ничего, но вырастает исподволь, постепенно, окупаясь  постоянными, длительными  усилиями исследователя.
Перефразируя известное выражение, можно сказать, писать для взрослых нужно так же  хорошо, как и для детей, только лучше, ибо хорошим назовём  лишь то сочинение, которое будит нашу собственную мысль.
Когда пройден значительный отрезок времени из отпущенного человеку, когда он может оглянуться на пройденный путь и по-новому понять  его, тогда только и наступает  время прозрения.
Когда предмет исследования понят, то нужные слова находятся  легко и естественно, однако и понимание отставленных на десятки и сотни лет событий  приходит не сразу, но является результатом глубокого осмысления рассматриваемых явлений прошлого. Найти свой путь для историка, свою собственную линию, свой стиль, свой метод исследования, отнюдь не так просто, ибо история  предстаёт  перед нами как  ряд бесконечных, невообразимых хитросплетений, как итог деятельности людей с различными взглядами, имеющими свой личный  опыт, часто отражающих интересы того класса или социального слоя, к которым  они   принадлежали.
Известно, что К. Маркс определял историю  человеческого общества как историю борьбы классов, но, как представляется, никоим образом не стоит отрицать и роль личности в истории. И если роль народных масс объявлялась  главенствующей, то роль великих  личностей, военачальников, дипломатов, историков, философов, писателей и поэтов можно вообразить, конечно, в известной степени, в роли дирижёров, придающих направление мысли для   миллионов людей.
В истории жизни  великих личностей, как в зеркале, отражается эпоха, в которой этим личностям выпало жить и творить, мы, в свою очередь, можем составлять себе представление о мировоззрении, нравах, традициях, обычаях и привычках  людей минувших эпох.
Когда говорят, что поменялись ценности, то,  что прежде  осуждалось, то ныне  наоборот, почитается и т.д. и т.п., то это звучит, по меньшей мере, несколько двусмысленно, ибо здесь явно что-то не так; потому что когда речь  заходит о ценностях, то, на мой взгляд, справедливее было бы говорить о том, есть они  или нет, ведь  вообще  следовало бы иметь в виду  только ценности нетленные, носящие  непреходящий, вечный, общечеловеческий характер.
Хотя и говорят, что история не терпит сослагательного наклонения, но очевидно, что объективно ход истории мог получить  другое направление, будь за рулём корабля личность иного плана, впрочем, утверждение вполне справедливо, так что не очень благоразумно было бы говорить о том, что могло бы быть, потому что, в конечном счёте, мы всегда имеем то, что  есть.
Его Величество Время не отдаляет нас  от давно ушедших гениев, напротив, сближает с ними, и сегодня они беседуют  с нами  посредством  своих творений. Поистине, только великий  человек мог сказать: «Exegi monumentum – Я воздвиг памятник», – ибо, хотя он и ушёл, но оставил нам, как своим потомкам, живые творения божества, в коих можем мы  понять и почувствовать  как бьётся сердце  Человека, Личности, Поэта, Творца.
История со школьных лет определялась нами как наука о прошлом, и это такое самое  общее определение, кажется, всех устраивало, но в последнее время ставится под сомнение сам факт – наука ли история? Вопрос поставлен прямо: «История – наука ли?» И тут же, естественно, готов ответ: «Нет. История не наука!»
Сказано – сделано, звучат речи и пишутся статьи, историки спорят о том, история наука  или не наука? Точно так же или приблизительно так же, обстоит дело и с философией.
Дальше – больше. Культурология – не наука. Литература – не наука. Психология – не наука. Политология – не наука. Социология – не наука. Педагогика – не наука.
Так, постепенно выяснится, что большинство дисциплин, как ни крути, полагавшимися научными, оказываются  вдруг не научными, то есть, почти вне закона. Сам собой возникает вопрос – а чем же тогда мы занимаемся, чем занимается  целая  армия историков, философов, литераторов?
Оказывается, всё  решается просто, остаётся только объявить вышеназванные вкупе с неназванными дисциплинами гуманитарного плана искусством. Час от часу не легче, не поделив науку, не сумев решить  что есть наука, а что не наука, какие  дисциплины  суть научные, а какие не научные, легко повернуть в сторону искусства, прямо из огня да в полымя, как будто с искусством всё просто, однозначно, понятно.
Не дай бог жить в эпоху перемен, гласит китайская мудрость. Но – доводится. Разумеется, не только нам. Ветер дует в другую сторону и всё  живое клонится туда же. Необъявленная война  вихрем смела все прежние моральные, читай, человеческие ценности,  нарушена связь поколений, растёт число брошенных детей, бездомных.
Жизнь всегда права,  каждый сам разбирается и решает, куда плыть. И ничего о том, что всякая переоценка ценностей чревата сотнями тысяч и миллионами загубленных жизней. Не может человек, не может общество враз отказаться от всего прежнего и  стать на новый путь, хотя бы, возможно, это был и лучший путь. Десять-двадцать лет для истории – доля секунды. Не заботясь о том, что делать с теми, кто не сможет вписаться  в круг, не попадёт в струю, не сможет сориентироваться в быстро, как в калейдоскопе,  меняющимся картинками, мире, мы идём  легко и свободно.
– Что происходит на свете?
– А просто зима.
– Просто зима, полагаете вы?
– Полагаю,
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю,
В ваши, уснувшие ранней порою, дома.
……………………………………………….
– Что же из этого следует?
– Следует жить,
Шить сарафаны и лёгкие платья из ситца…
– Вы полагаете, всё это будет носиться?
– Я полагаю, что всё то следует шить .

Так пели вчера, но времена меняются, а вместе с ними меняются нравы. Древнеримский поэт Вергилий писал: «Новый век настаёт, другое рождается время».  Сегодня другое время и на дворе звучат другие песни.
Лет пятьдесят назад Е.А. Евтушенко пророчески  замечал: «Придут иные времена, / Взойдут иные семена», – и в самом деле, сегодня на дворе другое время  и поют другие песни: «Нас не догонят, нас не догонят…»;  «Гни свою линию, / Гни свою линию…»; «Моё сердце остановилось, / моё сердце замерло. / Мне такое не снилось даже под кайфом. / Моё сердце остановилось, / Отдышалось немного и снова пошло…»; «Что ж ты страшная такая? / И ненакрашенная страшная, и накрашенная…»; «Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо, / Может, дам, может  дам, чё ты хошь…»;  «Ай-я-я-я-яй, ай-я-я-яй, убили негра, убили негра, убили негра, суки замочили…»;  «Я – шоколадный заяц, я – ласковый мерзавец. Я сладкий на все сто – о-о-о»;  или: «Слышь, отвали, а, ну, отвали, а…» (это повторяется раз за разом, так что, кажется, главная мысль  песни  заключается в одном  слове «отвали»); «Девушка Прасковья из Подмосковья» (повторяется несколько раз, собственно, и вся песня, других слов  как бы и нет); «Юра, Юра, Юра, / Я такая дура…»; «Ох, Лёха, Лёха, Лёха, без тебя так плохо…»; «А я люблю военных, красивых, здоровенных…; «Пуси-пуси я во вкусе, миленький мой…»; «Девушка, ты наверно, мулатка, / Чёрные сиски белые пятки, / Я люблю тебя  без оглядки»; «А мне не больно! А мне прикольно!»; «Ты меня любишь?» «Ага». «Ты со мной будешь?» «Ага»; «Направляй меня своей рукою,/ Заслони собой от полнолуния. / Я готова быть влекомой тобою, / Чем выше любовь, тем ниже поцелуи»; «Деревья, словно доллары, / Зелёные стоят» и т.д. и т.п. Зато сколько экспрессии! Сколько  блеска и шума! Сколько светомузыки! Всё мелькает, кружится, колыхается...
И словно бы ниоткуда возникали опять таки  вечные  вопросы: «Кто виноват?» и: «Что делать?».
Песни в данном случае являются ярким свидетельством, отражением духа времени, эпохи. К счастью, сколько нового ни обрушилось на наши бедные головы, но и поныне звучат старые добрые песни, военно-патриотические: «Варяг», «Раскинулось море широко», «Летят перелетные птицы», «Песня о Родине», «С чего начинается Родина», «День победы», «В землянке», «Моя Москва», «Огромное небо»  и др.); лирические – «Крыша дома твоего», «Мы желаем счастья вам», «Миллион алых роз», «Песня остаётся с человеком», «Остров детства», «Молодо-зелено», «Всё пройдёт», «Прощальный вальс», «Первая  любовь», «Старинные часы», «Трава у дома», «Школьный вальс», «Обычная история» «Как молоды мы были», «Надежда», «Нежность» и др.
Современного человека трудно удивить чем-либо, а ведь еще Аристотель  замечал, что познание начинается с удивления. Сегодняшний  триумф  цинизма, нагло попирающий, казалось бы, веками наработанные системы ценностей, явно демонстрируют: нет ничего святого.
Потребительское отношение к жизни, стремление упростить всё, что можно – культуру, мораль, религию,  девиз «не париться» - призваны сделать жизнь лёгкой и приятной, вернее, «прикольной» и «жестяной». А человеческие отношения всё больше заменяются торгово-экономическими.
Известно, что  русский философ Н.А. Бердяев в рамках религиозного экзистенциализма предпочитал рассматривать  понятия свободы и ответственности не разделяя их, считая, что  божественное начало в человеке как определяющее его совесть и личное достоинство, приводит к свободе, ответственности, творчеству. Для  Бердяева Дух, Бог проявляется в творческой деятельности человека, в сознании духовно одарённых святых людей. Это духовное, человеческое начало противопоставляется природе, к которой он относит вещные предметы. В отличие от духовного мира все объекты природы существуют в разделённости, замкнутости, враждебности  друг к другу. В этом низшем мире, полагает Бердяев, может оказаться и человек, не одарённый духовностью. Он связан с отказом человека от Бога, с его грехопадением. Бердяев писал: «Зло порождает мир, скованный необходимостью» . Этот мир – мир отчуждения, вражды, страдания. Лишь творческая деятельность человека, по мысли Бердяева, может преодолеть это отчуждение, внося в мир духовное, божественное начало.
Таким образом, высшее духовное начало Бердяев воспринимает как нечто неразъёмное, единое целое, как не противопоставляемое, как свобода  и ответственность, но скорее, как взаимодополняющее друг друга.

2. «Культура стыда», чести и совести

Замечательно  выразился калмыцкий поэт Д. Н. Кугультинов: «Если Бога нет, то всё можно», сказал Достоевский, но еще хуже, если Бог есть, и всё можно». «Бога нет» это значит: «Истин нет»; написано в Священном Писании: «Сказал безумец в сердце своём: «нет Бога» . Ироничный Вольтер, между тем, проницательно замечал, что «если бы не было идеи о Боге, ее бы следовало измыслить; но она начертана перед нами во всей природе!»
Есть мнение, что не красота спасёт мир, а нравственность, впрочем, понятия эти синонимичны, ибо, как справедливо замечал Л. Фейербах, что хорошо, то и нравственно. Если, конечно, красота спасёт. Пока совесть,  действительно, не станет высшим судьёй, всё ещё не исключена возможность рабства. Давно отменённое как институт, рабство продолжает  существовать в людских душах.
Теоретик структурализма К. Леви-Строс считает, что поведение человека можно определять по его основной мотивации – это может быть «культура стыда» или «культура вины». Если «культура вины», как обращённая к «голосу совести», т.е. внутреннему суду над самим собой  характерна для  религии христианства, то «культура стыда» ориентирована на оценку поведения человека извне, членами той или иной социальной группы. Так, в Древней Греции культивировалась «чувство стыда», накладывавшее на героя личные обязательства, и он пытался:
Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться,
Рода отцов не бесчестить, которые славой своею
Были отличны в Эфире и в царстве ликийском пространном .

Воина воин стыдися на поприще подвигов ратных!
Воинов, знающих стыд, избавляется боле, чем гибнет;
Но беглецы не находят ни славы себе, ни избавы!

В этом случае «в качестве основных мотивов поведения выступает подражание лучшим и соперничество… грекам в высшей степени было присуще чувство стыда перед согражданами, боязнь стыда, страх показаться глупым или смешным принадлежали к числу важнейших мотивов, определявших поведение  древнего грека в обществе. Другой стороной этого было стремление к первенству, к тому, чтобы стать лучшим среди многих» .
Нередко бывает, человек стыдится своей бедности, хотя, казалось бы, гораздо естественнее и человечнее было бы ему стыдиться  бесчестности. Впрочем, и это примета, ибо, очевидно, что понятие о бедности у него есть, а понятие о чести оказывается настолько размытым, что порой решительно невозможно дать сколько-нибудь верное определение.
Между тем, события  как из далёкого, так и недалёкого прошлого изобилуют примерами о понятии чести, тесно связанное, кстати, с понятием стыда. Так, все  мы когда-то учили наизусть стихотворение М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта», посвящённое  памяти А.С. Пушкина, оно начиналось самыми главными, действительно, дороже жизни, словами:
Погиб поэт! –  невольник чести…

Иначе говоря,  погибший Поэт в данном случае является образцом человека чести.
Другой пример, напротив, рисует нам образ человека без чести, который мы можем  увидеть в поэме  М.Ю. Лермонтова «Беглец» (основанием коей послужила горская легенда): «Гарун бежал быстрее лани, / Быстрей, чем заяц от орла; / Бежал он в страхе с поля брани, / Где кровь черкесская текла; Отец и два родные брата / За честь и вольность там легли, / И под пятой у супостата / Лежат их головы в пыли. / Их кровь течёт и просит мщенья, / Гарун забыл свой долг и стыд; / Он растерял в пылу сраженья / Винтовку, шашку – и бежит!» И вот: «Гарун меж скал аул  родимый / При лунном свете узнаёт; Подкрался он никем не зримый… / Кругом молчанье и покой, / С кровавой битвы невредимый / Лишь он один пришел домой». Но на просьбу о помощи умирающий друг Селим отвечает: «Ступай – достоин ты презренья. / Ни крова, ни благословенья / Здесь у меня для труса нет». И вот приходит он к матери: «Мать, отвори! Я странник бедный, / Я твой Гарун! Твой младший сын; / Сквозь пули русские безвредно / Пришёл к тебе!» «Один?» «Один!» / «А где отец и братья?» «Пали! / Пророк их смерть благословил, / И ангелы их души взяли». «Ты  отомстил?» «Не отомстил…» Что же говорит мать? «Молчи, молчи! Гяур лукавый, / Ты умереть не мог со славой, / Так удались, живи один. / Твоим стыдом, беглец свободы, / Не омрачу я стары годы, / Ты раб и трус – и мне не сын». Как это перекликается с  древнегреческой «культурой стыда».
При мысли великой, что я человек, всегда возвышаюсь душою, – поэтически (и патетически) восклицал П.А. Вяземский. К сожалению, к  концу ХХ века наметилась  тенденция, ведущая к утрате духовного, «культурного гумуса», утрате гуманности и человечности в человеке, из речи  постепенно исчезают такие слова как честь, стыд, совесть, любовь, хотя всё вышеперечисленное и есть чисто человеческие свойства, именно то, что делает человека Человеком и «совершенным животным». Нет ли здесь парадокса, - когда  материальное благосостояние и развитие технических средств опережает духовное развитие человека и человечества? Всегда ли водитель автомобиля по своему нравственному развитию выше кучера, прежде управлявшего дрожками? Нет ли парадокса в том, что любовь сегодня как-то не принимается в расчёт? Будто и нет любви… Писатель В.Г. Распутин  однажды обронил несколько  даже странную фразу, заставляющую, однако, задуматься: «Видимо, нам жить хорошо не надо, чтобы оставаться  людьми в России».
Так что происходит на свете? Ничего особенного, просто наше постиндустриальное общество вступило в рыночные отношения. Вот и всё, каждый знай своё место, и  все места уже заняты. Развитие техники – это всё, главное – техника.
Храм – благословенное место. Рынок – место, где всё продаётся и всё покупается, где  царствуют  вековые  принципы: «Tu mihi, ego tibi. –  Ты мне, я тебе»; «Do ut des. – Даю, чтобы ты дал»; где исповедуются  деньгам, и где обман возведён в девиз: «Не обманешь – не проживёшь».
На недоумённые вопросы, иные, те, кто нашёл своё место и определился, отвечают просто: «Работать надо!»
Что-то до боли знакомое слышится в этих словах! Да, ведь, кажется, мы это уже проходили. Сначала в 1917-м году, затем  с 1929 по 1934 годы, когда ЦК ВКП (б) был намечен курс на индустриализацию и, главное, коллективизацию сельского хозяйства, когда следовало, как в годы военного коммунизма  основательно почистить более чем на две трети сельскохозяйственную страну. Когда, например, только в Казахстане, где скот исторически являлся  для  кочевника главным  источником жизни, в результате коллективизации и обобществления умерло от голода несколько миллионов человек. Очевидцы, имевшие случай  проезжать в начале 30-х гг. по железной дороге казахские степи, рассказывали, что  вокруг всё  белело  костьми умерших от голода людей.
Известный учёный физик Г.С. Померанц говорил: «В 1925 году в Москве была заваль продуктов, крестьяне обросли шерстью после продразвёрстки. Но Сталин стал ломать хребет крестьянству, в 1928 г. хлеба  уже  было мало, в двадцать девятом – ещё меньше, в тридцатом  начался  голод, это был  организованный голод, но всё-таки 400 граммов хлеба в день давали».
Он  постоянно размышлял о тайнах мироздания, в частности о  том, как  следует понимать  слова: «Если бесконечность есть, то меня нет, а если я есть, то бесконечности нет».
Будучи  участником Сталинградской битвы, Г.С. Померанц  рассказывал, что его охватывал смертельный ужас. Он  вспомнил эти слова, и его  осенило, он сказал  себе: «Если я не  испугался бездны пространства, времени и материи, то чего же мне ещё бояться?.. Я встал и пошёл… страх прошёл навсегда. Позднее я всегда вспоминал, как преодолел космический страх и отныне опасность и страх скорее радовал и возбуждал. В сталинском лагере, я обрёл свободу слова. Я понял, что мне нужен новый образ фундаментальной культуры, понял, что надо созерцать, надо находить в  видах природы, в созерцании импульс к обретению самого себя».
Так до конца и неясно, человек становится счастлив благодаря обстоятельствам и внешней действительности или вопреки всему. Очевидно, что  если бы у человека не было достаточно оснований для того, чтобы любить жизнь, цепляться за каждую возможность, чтобы самореализоваться или исполнить своё предназначение, то мир давно бы перестал быть.
Испытания, выпадающие на нашу долю, вероятнее всего, должны бы  скорее служить укреплению  нашего духа, и нам следовало бы, подобно бойцу, радоваться возможности проверять и познавать себя. По крайней мере, это было бы лучше, чем с  тоской и отчаянием вопрошать: «Ну за что мне такое наказание?». Ведь, наверное, всегда найдутся люди, которым было во много раз труднее, чем нам, так что мысль об этом должна нас заставить устыдиться собственного малодушия.
Французский мыслитель, математик и физик,  Блез Паскаль, классифицируемый как «философ человека», его (человека) мировой  роли, сущности и места, писал:  «Уясним же себе, что мы такое: нечто, но не всё; будучи бытием, мы не способны понять начало начал, возникающее из небытия; будучи бытием кратковременным, мы неспособны охватить бесконечность» ; и: «Мы беспечно устремляемся к пропасти, закрыв глаза чем  попало, чтобы не видеть, куда бежим» .
Историческое определение человека как представителя рода homo sapiens в иные моменты представляется  явной натяжкой, потому что далеко не всегда человек разумный и общество  в целом вели себя соответственно своему безусловно высокому определению.
Конечно, преодоление внешних трудностей, внутренний конфликт  нередко  обнаруживают  глубину характера, однако, историческое  умение человека противоречить  всему: миру, прошлому; всем: государству, обществу и самому  себе,  достойно отдельного исследования.
Конечно, в век техники, информационных технологий  необходимость такой гуманитарной дисциплины как история ставится под сомнение с большим вопросом, хотя и это тоже мы уже, кажется, проходили. А вместе с необходимостью такой науки как история ставятся под сомнение и все другие науки гуманитарного  направления – философия, культурология, психология, социология, политология и т.д. ведь это всё науки не точные, науки о человеке, которому, вообще говоря, нелегко дать единственно правильное, верное определение.
Таким образом,  выходит,  что на высокое звание науки могут претендовать исключительно точные  дисциплины, напрямую связанные с развитием техники. И невольно встаёт  вопрос – что для чего, вернее, для кого существует: машина для человека или человек для машины?
Недавно вышла из печати новая книга талантливого нижегородского философа В.А. Кутырева «Человеческое и иное: борьба миров» (СПб.: Изд-во «Алетейя», 2009),  которой  завершается трилогия  о «борьбе миров» в драме современного человека. В.А. Кутырев размышляет о «чуде сохранения человека» в мире «обездушивания» и «обезкультуривания» мира.
Указанная книга подтверждает известное положение Макса Шелера: «Человек – это в известном смысле всё». «Иному», миру технократизма, экономоцентризма, информационной «реконструкции духа», Кутырев противопоставляет Личность, осуществляющую идею Богоподобия, Личность как вершину природного бытия и «венца Вселенной».
Тезис Ф. Ницше «Бог умер» претерпевает авторскую трактовку и получает интерпретацию постепенного «умирания Бога» в мире современной техногенной цивилизации. Автор заявляет, что в ХХ в. умер не Бог, умер человек. Современный мир разрушается, деконструируется в результате  становления «информационного общества». Наступает время, когда человек низвергается с пьедестала подобия Бога, венца природы, Личности. Формируется новый тип человека  «Homo economicus».
Писатель М.Тарковский, уже более  тридцати лет живущий  в тайге и наблюдая прямо хищническое и потребительское  отношение к матери-природе,  сказал: «Люди есть люди. Но видеть в людях надо лучшее. Иногда мне кажется: как ты расскажешь про человека, таким он и будет…Хотя в нашем возрасте уже понятно, что за существо такое – человек. Как говорил Астафьев, это такая скотинка, которая, пока не спилит сук, на котором сидит, не успокоится. Ужасна, конечно, эта страсть к разрушению и в себе, и вокруг себя. Когда я узнал, что на Нижней Тунгуске снова ГЭС хотят строить, мне жить расхотелось! Такое ощущение, что никто ничего не понял. Человек ничему не учится. Вот главная беда».
И. А. Крылов для  характеристики человека использовал другой приём, в басне «Свинья под Дубом» легко  можно заметить аналогию с вышеприведёнными словами М.Тарковского, кстати говоря, противоречивость  рисуется здесь как неотъемлемая  человеческая черта. Непреходящая ценность басни еще и в том, что поэт переходит к широким обобщениям, выводит из  представленной картины мораль, оставляя место для собственного, читательского осмысления явления.
Отметая – начисто – прошлое, общество тем самым  лишает себя будущего, ведь  если представить развитие человеческого общества в виде непрерывной цепи, то очевидно, что не будь прошлого, не могла бы быть нашего сегодня, а без сегодня нет и завтра, поэтому  и вспоминаются  проникнутые болью слова поэта: «Не стреляйте в белых лебедей»  (заглавие повести Б.Л.Васильева). А если сказать прозаически, то: не стреляйте в  прошлое, в своё  прошлое. К сожалению, нередко мы можем наблюдать это и в наши дни, например, когда  в Кутаиси  был взорван памятник воинам, павшим в Великой Отечественной войне.
Есть слова и вещи, которые обществу и человеку нельзя забывать, недаром  средневековый поэт и мыслитель заметил: «Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки».
Доказательством неразрывного единства исторического процесса и того, что  уроки истории повторяются, служат слова  Уолта Уитмена:
Я выращиваю настоящее на прошлом
(Как многие неувядаемые деревья вырастают из своих
корней, так настоящее вырастает из прошлого),
Во времени и в пространстве я его простираю
И выплавляю вечные законы,
Создать с их помощью себя – его закон.

Когда историю переписывают, т.е. пишут не так, как писали прежде, когда 
меняются приоритеты и акценты  расставляются по-другому, то в обществе  могут возникать нежелательные настроения, вызванные  развенчиванием прежних идеалов, поэтому историю необходимо не  столько переписывать, сколько осмысливать и переосмысливать.
У науки истории нет свалки и ничего, например, памятники, нельзя выбрасывать. Это значит ещё и то, что никакую историю нельзя переписать набело, раз и навсегда, это значит, что нельзя,  просто неразумно разрушать  всё то, что построено. Слишком  понятно для многих звучат в иные времена  песни, лозунги и призывы; и понимали их, к сожалению, буквально и прозаически.
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит  наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем .

Русский  человек – это нередко сторонник крайних, радикальных  мер, он не любит и не понимает когда служат и нашим и вашим, не понимает никаких полумер, полунамёков, ему надо, чтобы всё было на виду, всё ясно,  открыто, честно, чтобы если правду, то –  в глаза, тем более что известно, не в деньгах сила, а в правде (эти слова произносит герой фильма «Брат-2»). Эта прямолинейность находит выражение и в поэтических строчках.
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль  простить, так всей душой,
Коли пир, так  пир горой !

Ах, как это верно замечено, как это по-человечески верно! И по-русски.
Но вряд ли разумно было бы разрушать всё старое, «отжившее», чтобы расчистить место для строительства нового, ибо в истории, как в жизни, всё  новое, как правило, вырастает из старого, чтобы когда-нибудь в свою очередь уступить место  новому.
Выбросить же всё старое «на свалку истории», значит, вместе с водой  выплеснуть и ребёнка, значит, отказаться от  «прежних ценностей», от того, на  кого (и на что) вчера молились, значит, растоптать то, что вчера  почиталось святым и просто объявить, что произошла, наконец, переоценка ценностей. Ещё  у Екклесиаста сказано: «Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое»; но это уже было в веках, бывших прежде нас» .
Если философию Гегель определял как эпоху, схваченную в мысли, то историю, вероятно, можно определить как «остановленное» и «схваченное» время.
Между новым и старым в человеческом обществе необходимо, как  и в природе, существует  взаимосвязь, когда одно переходит в другое.
А человек живёт и творит, в отведённом ему  историей, времени и пространстве, являясь, с одной стороны, «сыном своего времени», «продуктом  эпохи», а с другой, оставаясь  самим собой, таким, каким сотворила  его природа;  с одной стороны, на него действуют обстоятельства  с другой стороны, человек, единственное из живых существ, сам создаёт  эти обстоятельства, этот момент верно отражён в поэтических строчках Н. Заболоцкого:

Два мира есть у человека:
Один – который нас творил,
Другой – который мы от века
Творим по мере наших сил.

Так будем же  творить  самих себя и вместе с тем окружающий нас мир в соответствии с высоким предназначением  Человека на Земле, будем же   трудиться без устали, ибо, по слову  названного поэта: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь».
Многие считают себя достойными счастья, и хотя бы  один считал себя достойным своей участи. А что до его величества Случая, то до сих пор  он помогал только тому, кто, не переставая, ковал. Своё счастье надо  заработать, а работать, вообще  значит высекать из своего дела искру.
Бесконечно длинной представляется жизнь для молодого человека в самом начале пути и слишком короткой для того, кто уже имел счастье пройти значительную часть его, когда снова и снова спрашиваешь себя – что же такое была жизнь и, главное, что значит успеть?
Если Бога нет, писал Ф.М. Достоевский,  значит, всё можно. Но это путь дьявола, когда всё можно. Мы часто выступаем противниками запретов, говоря: то – нельзя, это нельзя… Дьявол говорит: «Ты можешь делать всё, что захочешь, но платой мне будет твоя душа». Из этого легко вывести положение о том, что самое дорогое, что есть у человека, это его душа и, наверное, от того, как он живёт на Земле, зависит,  где ему пребывать в вечности.

Список литературы

  Т. и С. Никитины Диалог у новогодней ёлки.

  Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1994. с. 91.
  Пс. 13:1.
  Гомер. Илиада. VI, 208-210.
  Гомер. Илиада. V, 530-533;  ХV, 561-563.
  О человеческом в человеке. М., 1991.  с. 284.

  Таранов П. С. Философия сорока пяти поколений  М.: Издательство АСТ, 1999. с 418.
  Там  же: с 427.
   Кедр над стеной монастыря. Литературная газета, 9-15 сентября 2009 г., № 36, с.5.
  Интернационал. Слова Э. Потье. Русский текст А. Коца. Музыка П.Дегейтера.
  Толстой А.К. «Коль любить, так без рассудку…»
  Еккл. 1:10.



Историческая наука: проблемы и основные тенденции развития: материалы Международной научной конференции. Тула, 30 мая 2010 г. – Тула: Изд-во ТулГУ, 2010 г. 156 с. с. 72-84.