Дикая степь... Глава 23. Фрицка

Время действия - 1738-39 г.г.

- Батяшка! Батяшка! А расскажи, как ты тётку Анфису из полону вызволял! - в малуху* ворвались вприскочку, зажимая между ног палки с деревянными конскими головами, шестилетние Пётр и Павел.

--------

* летний неотапливаемый домик

--------

- Что?! - Тимофей удивлённо поднял на них глаза. - Это кто вам такое сказал?

- Дядька Савелий! А ещё про то, как ты раненого казака у башкирцев уволок! И про то, как у самой Хозяйки гор ночевали в метель!

- Вот же язык… - Тимоха в сердцах бросил на стол оселок, которым правил шашку.

- Кто позволил вам верьхи в избу заезжать?! - строгим голосом сказал Никанор, чинивший у окна конскую упряжь. - А ну, кыш отседа!

Ребятишки с хохотом выкатились во двор.

- Напрасно ты, сынок, не хочешь рассказывать про себя, напрасно! - старый казак отложил шило в сторону.

- Да ведь совестно! Будто бы бахвалюсь перед имя…

- Казачата на том и растут, что слушают рассказы отцов да дедов про свою службу. Откуль же знать им, каким настоящий казак должен быть, если мы рассказывать не будем? Знать должны и помнить, какого они роду-племени!

- Я-то помню, какого… - Тимофей опустил голову.

- Про то, что ТЫ помнишь, про то забудь. Калмыковы они, потомственные казаки.

Тимоха ещё ниже опустил голову, сглотнул набежавшую слезу. Он был очень благодарен этому седому старику, давшему ему своё имя и защиту. Однако ночами порою снился ему нестарый ещё мужик с кротким и слегка виноватым выражением лица. Снилось, будто снова Тимохе пять годов, и он сидит на коленях этого человека, называет его тятей и прижимается к нему, слушая, как бьётся в груди родное сердце. Снилась и матушка — баба бойкая и рассудительная, в руках которой всяко дело спорилось.

Просыпался в такие ночи Тимоха и долго лежал, глядя в потолок и думая — верно ли поступил он, оставив родителей в деревне, не предал ли он их… Потом вспоминал, как жадно слушали они старого дедушку, рассказывавшего про Дикую степь, про жизнь вольную, и приходила к нему мысль — нет, рады тятя с маткой, что ушёл он. Видно, молитвы родительские берегут их с Марьей и помогают. Утихала немного боль в груди, а щемящее чувство всё-таки не проходило. И думал Тимофей, что до самого конца будет жить в нём маленький мальчик, которому хочется забраться на тятины колени и слушать стук его сердца.

- Есть кто дома? - на пороге появился Ерофей.

- Да здеся мы, здеся! - улыбнулся в бороду Никанор. - Как Анфиса твоя, не разродилась ишшо?

- Послали бы за Марьей, ежели бы што!

- Да кто же знат! Чай, не перво дитё у её, сама справиться может, крепка жёнка, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить ба.

- Что, Ероха, как в крепость съездили? - спросил Тимофей. - Чего атамана туда вызывали?

- К новому начальнику Оренбургской экспедиции.

- Как к новому?!

- Так прежний-то, Кириллов Иван Кириллович, помер, царствие ему…

- Царствие… - перекрестились Калмыковы. - Кого ж теперя заместо его назначили?

- Татищева Василь Никитича.

- Это не тот, который начальник горных казённых заводов*?

--------

* фактически управляющий уральским краем

--------

- Он самый. Приезжал в крепость с инспекцией.

- И как ему крепость показалась? - криво усмехнулся Тимофей.

- Крепость-то… - Ерофей достал кисет, принялся набивать табаком трубку, потом засунул и кисет, и трубку обратно в карман, вздохнул тяжело. - Где она, та крепость… Рази плетнёвый забор это крепость…

- Да и тот обвалился за три зимы, - подхватил Тимофей.

- Ров в полтора аршина* глубины, а местами и того нет. Зимой волки будто в личных угодьях хозяйничали — лошадей поели, - продолжал Ерофей. - Ужасался, ахал, охал новый начальник. Ругался не по-русски.

--------

* - примерно метр

--------

- И что порешил? Может, теперя за строительство возьмутся как положено!

- Да взялись уже. Новый ров копают, валы земляные подымают.

- Что ж, а бревенчатые заплоты* да башни когда будут ставить?

--------

* сплошные деревянные стены

--------

- Где же взять столько брёвен? - Ерофей покрутил в задумчивости чёрный ус. - Строили четыре лета назад Верхояицкую пристань, чтобы к Оренбургу всё нужное сплавлять по воде, да река мелководна оказалась. На том дело стало.

- Так, может, камнем укрепят?

- Может, и укрепят… Василь Никитич приказал Гостиный да Меновой дворы строить в стороне, в полуверсте от крепости. Чтобы, значицца, торговлю с киргизцами вести. А крепость… Переносить Оренбург станут в другое место.

- Это куда же?

- Вниз по Яику, сказывали, на Красную гору. Место Василь Никитичу приглянулось будто бы. Там и станут строить новый Оренбург.

- А где ж там Орь? - ахнул Никанор.

- Нету там Ори.

- Так почему же Оренбургом называть будут, коли Ори нет? Тогда уж Красногорской крепостью нарекли бы!

- Да ведь Привилегию государыня отписала Оренбургу, а не Красногорской крепости! И торговля беспошлинная, и вольности всякие, и устройство. А про то, что Ори нет — так сам Татищев сказывал, будто Оренбург в переводе с немецкого — крепость-ухо. Чтобы, значицца, степь и всю Азию та крепость слышала. А в таком разе стоять она может где угодно.

- Вона чего… Крепость-ухо… Придумают же! - почесал затылок Тимофей.

- Набат вродя? - поднял голову Ероха. - Чего-то стряслось…

- Батяшка, деда! Казаков к атаманской собирают! - влетел в мазанку Петруша.

На площади уже толпились встревоженные станичники — кто верхом примчался, кто бегом.

- Чего такое, Василь Степаныч? Говори, не томи!

Белокозов на крыльцо поднялся:

- Казаки! - атаман помолчал, глядя на замершую толпу. - Ночью киргизцы Яик перешли, на Троицк напали. Домов сколько-то разорили, людей в полон увели.

- Так вон за рекой аул… - выкрикнул кто-то. - Может того, пошшупать басурманов?

- Пошшупали! - ответил Белокозов. - Нету там наших. Говорят, то люди из другого роду-племени были, которые супротив подданства русского.

- Врут собаки! - раздались голоса. - Как есть врут, покрывают! Пожечь аул, чтоб в другой раз неповадно было пакостить!

- Пожечь? - голос атамана зазвенел сталью. - А ежели они и впрямь не замешаны? Ежели они не виноваты ни в чём? Сделаем из них врагов, только-то и всего. Нет, казаки, мирных киргизцев трогать нельзя ни в коем разе. А вот тех, кто спакостил — надо найти и примерно наказать!

- Верно, догнать! - загудели в толпе. - Чтоб в другой раз неповадно было!

- Да как их догнать, ушли, верно, далёко. Ищи-свищи ветра в поле!

- С полоняниками далёко не уйдёшь!

- Верно! - сказал атаман. - Не уйдешь. Значит, нужно вдогон отправляться. Казаки! Кто готов жизню положить, чтобы русских людей из полону выручить?

- Я пойду! И я! Да все готовы! - снова загалдела толпа.

- Всем станицу бросать никак нельзя. Кому-то здесь службу нести нужно. Полтора десятка конных хватит. Старшим назначаю Митрия Калмыкова. Ты, Митрий, сам отбери, с кем выйдешь. В перву голову бери тех, кто по-киргизски понимает. Собирайтесь без суеты, однако времени не теряйте. Сухарей дня на два берите.

Митрий среди прочих казаков с собою сына своего Петрушу взял, да Тимофея, да Егора. А Савелию с Ерофеем наказал за Марьей с Катериной приглядывать, ежели чего, не приведи Господи, сделается в походе.

В степи, солнцем выжженной, след прошедших несколько часов назад конников найти мудрёно, однако намётанный глаз всё приметит — и где трава примята, и где кучки свежие наложены. По таким заметкам и пришли к кочевью.

Аул небольшой — всего лишь с десяток юрт — и бедный. Кошмы* на кибитках старые, двери из потемневшего дерева краски отродясь не видали. Взвизгнул мальчонка, увидев приближающихся казаков, закричал дико. Заметались женщины, забегали меж юрт, пытаясь спрятать детей да нехитрое своё добро. С воем выскакивали, надевая на руку темляки дубинок-шокпаров, мужчины, взлетали на коней, готовясь к бою.

--------

* войлочные ковры, покрытия на юрту

--------

Правда, битва была недолгой. Кто-то из степняков пал, сраженный пулей, кого-то достала казачья пика, кого-то унёс подальше от аула в спасительную даль быстрый конь.

- Где русские? - Митрий приставил шашку к горлу скуластого джигита, исходящего кровью и с грустью смотревшего на вечернюю степь. - Где пленники ваши?

Сверкнули презрительно узкие глаза, скривился рот, однако ответа не последовало.

- Где вы русских спрятали? - повторил Митрий и, не дождавшись отклика, взмахнул шашкой.

- Токта, токта*! - из юрты выскочила пожилая женщина в белом тюрбане. - Не у бивай его! Я покажу, где пленные. Забирайте их, но оставьте нам жизни наших джигитов!

--------

* постой, остановись

--------

- Что ж, показывай, - Митрий демонстративно обтер шашку о рукав и вложил в ножны.

Пленники находились в глубоких ямах, больше похожих на колодцы, прикрытых сверху деревянными решетками.

- А ну, мужики, выходи на волю! - гаркнул Егор.

- Казачки, миленькие, спасители наши! - заголосили пленники.

- Давай, давай, поторапливайся! - покрикивали станичники, помогая несчастным выбраться из темниц.

- Погодите, казачки, тут ишшо ахвицер с денщиком сидят. Давно уж, видно…

- Давайте сюда вашего ахвицера!

Офицер на самом деле был пленником давним — обтрепалась некогда безупречная форма, сошёл лоск, осунулось лицо.

- Штабс-капитан Козлов, - представился он. - Был взят в плен два месяца назад, когда ехал с поручением в Яицкий городок.

- Два месяца в яме сидел? - сурово окинул его взглядом Митрий.

- Два месяца. Жду, когда пришлют за меня выкуп.

- Что ж так долго?

- Письмо мое киргизцы передали со знакомыми им татарами. Видно, нерасторопные оказались курьеры, - грустно усмехнулся Козлов. - Пока до Петербурга доехали, пока обратно — вот вам и два месяца. А это денщик мой — Фридрих Майер.

- Чего это ты, вашбродь, хромаешь? Ноги отсидел в яме, што ли?

- Последствия моего побега… резаный волос в пятках…

- Верьхи ехать сможешь?

- Смогу.

- Вот и славно. Казаки! - крикнул Митрий товарищам. - Бери киргизских лошадей, сади на них пленников! Айда обратно!

- Мужики, а ну, смотри — всех ли достали? Может, каку ишшо темницу не увидали? - крикнул Тимофей.

- Ага, девки ишшо были. Дьве! - отозвались пленники.

- Где ж они?! Эй, старуха! Девок отдавай! - крикнул Тимоха пожилой степнячке.

Старуха испуганно присела, накрыв голову полой длинной безрукавки.

- Тьфу ты… - выругался Тимоха. - Кто по ихнему умеет, казаки?

- Эй, где русские девушки? - гаркнул Митрий по-казахски. - Давай их сюда, не то вместо них ваших женщин увезу!

Старуха вздрогнула, помедлила немного, потом поднялась, вошла в юрту.

- Девок отдавай, говорю! - шагнул следом за ней Митрий.

Степнячка нехотя открыла крышку огромного сундука.

- О как! - поразился казак. - А ну, девки, вылазьте! Домой поедем!

Обратный путь занял времени больше, а у самого Яика забился в истерике денщик Фридрих — боязно ему стало переплывать реку, держась за шею коня.

- Фрицка, а ну, замолкни! Лезь в воду, я тебе сказал! - рявкнул на него Козлов.

Фрицка пятился, лопотал по-немецки, и в реку входить не спешил.

- Ну, я тебя тогда здесь оставлю, - грозил офицер.

Немец всплескивал руками, слезливо упрашивал о чем-то.

- Чего это он? - удивленно спросил штабс-капитана Тимоха.

- Говорит, что воды сызмальства боится, - с усмешкой ответил Козлов. - Говорит, что ему легче от пули помереть, чем утонуть.

- Эх ты, немец… - вздохнул Тимоха, взял взвизгнувшего от неожиданности денщика за шкирку и решительно вошел в реку.

Фрицка было дернулся, но вода залилась ему в ухо, попала в рот, и он вдруг замер, крепко вцепившись в шею коня и не отрываясь глядя прямо в лицо своему спасителю.

На другом берегу он наконец пришел в себя, отряхнулся и бодро затрусил к Козлову.

- Что ты, Фрицка? - наклонился к денщику штабс-капитан. - Какой Амур? Что? У барыни в поместье? Постой-постой, а ведь верно! Старше стал, бороду отрастил, сразу и не признаешь!

Козлов обернулся, внимательно посмотрел на Тимофея, потом спросил его весело:

- Ты ведь тот самый паренёк, что представлял Амура в поместье у барыни… как её… ах ты, Господи, запамятовал имя… под Самарой?

Тимоха медленно поднял голову, посмотрел долгим взглядом на офицера, потом едва заметно усмехнулся:

- Обознался ты, господин офицер. Казак я, потомственный. Калмыков Тимофей Никаноров сын.

- Казак?

- Так точно, казак.

- Ну, значит, ошибся я.

Ушёл Тимоха, а на душе снова камень. Признал его проклятый немец, как бы донос не написал…

Отвезли спасенных в Троицк, вернулись в станицу, а Тимоха темнее тучи ходит.

- Что стряслось, сынок? - спросил его Никанор вечером, когда Марья с сыновьями уже легли спать, а мужчины дышали тёплым вечерним воздухом под стеной малухи. - На тебе лица нет.

- Признали ведь меня, что я помещицы Кандреевой мужик…

- Кто признал?!

- Спасенные офицер и денщик его.

- А они ей кто?

- Так… Случайные гости… Даже имя ейное позабыли…

- Ну так если позабыли, чего же ты приуныл? А ты-то что — сознался, что из поместья?

- Нет, сказал, что обознались они.

- Так и выбрось из головы.

Выбросил. Не сразу, но успокоился Тимофей, позабыл даже про ту встречу. Вспомнил через год. Вызвали в тот день атамана в Троицк. Приехал он сам не свой — губы синие, за грудь держится, дышит едва-едва. Приехал и сразу велел позвать к нему Тимоху.

- Вот что, Тимофей, - сказал он, задыхаясь. - Бумаги сыскные на тебя пришли. Немец тот, Фридрих Майер, которого вы из полону вывели… будь он неладен… письмо отписал барыне твоей, что видел тебя здесь. И даже имя твоё новое указал ей…

Закаменел Тимоха, слова сказать не в силах. Белокозов помял ноющую грудь, облизал сухие губы, продолжил через силу:

- Недолго мне осталось, сынок. В груди болит… Будто навалился кто и давит со всей мочи. Недолго… Сегодня я смог доказать, что ты казачий сын, а немец обознался. Завтра… Когда меня не станет, тяжко тебе будет.

- Что ж делать-то, Василь Степаныч? - тихо, почти шёпотом, проговорил Тимоха.

- Уезжай.

- Куда?..

- Есть такая крепость вниз по Яику — Бёрдская. Года три назад поставили. Атаманом в ней Степан Шацкий, хороший мой товарищ. Когда-то из одного котла кашу с ним ели. Бумаги все нужные я тебе справлю. Письмо к нему отпишу. Там, в крепости, много всякого народа, затеряешься средь них.

- Василь Степаныч…

- Иди! - Белокозов поник, схватившись за грудь.

- Марья! Люди! Атаман помирает! - вылетел из атаманской Тимофей.

Белокозова не стало через два дня.

- Вот что, поеду-ка и я с тобой! - сказал Тимохе Савелий. - Был бы жив Василь Степаныч, с места бы не сдвинулся. А теперь… Пусто без него будет.

Митрий Калмыков с Петрухой тоже собрались:

- Вместях мы должны быть, не отпустим вас одних!

А тут и Анфиса — едва прознала, что Калмыковы уезжают, так взмолилась:

- Тимоша, возьми и нас с Ермолаем!

Тимофей задумался было — стоит ли. Может, забудет его, не видя, мужа родного любить пуще станет…

Однако Марья, посмотрев на заливающуюся слезами Анфиску, слово своё веское сказала:

- Что ж делать, ежели ей свет не мил без братца названного, пущай едет…

Жаль было оставлять место обжитое, курень да хозяйство обустроенные, однако делать нечего. Однажды ранним утром, простясь со станичниками, обоз с переселенцами отправился в дальний путь.

Продолжение следует...