Дикая степь... Глава 27. Новости из Петербурга

Время действия - зима 1740-41 гг.

Ветер завывал в трубе, плакал, кидал в окна и стены горстями сухого колючего снега. Марья временами поднимала голову, прислушивалась к тому, что творилось снаружи, зябко поёживалась, крестилась. Охрани, Боже, тех, кто сейчас в степи.

Затопал кто-то в сенцах, отряхивая с обуви снег, зашвыркал по одежде чилижным* веником.

--------

* сделанным из чилиги — степного кустарника, вида жёлтой акации

--------

- Деда пришёл! - важно объявил пятилетний Матвейка. - Я завсегда его шаги узнаю!

- Да уж известное дело, ты дедов внучок! - засмеялась Марья.

- А мы-то чего, не дедовы? - насупилась Настёнка.

- Так ты ж не внучок, а внучка! - хитро подмигнул ей Андрейка.

Вошёл Никанор, на шапке его таяли сугробики необметенного снега. Повесил на стену у двери старый армячишко, в котором ходили убирать скотину.

- Замёрз, батя? Айда, взвару горячего выпей. Такая круговерть, не дай, Господи, - захлопотала Марья.

- Ништо… Не сказать, чтобы шибко холодно было, - Никанор подул на красные, как гусиные лапы, руки. - Ветер изрядный, под одёжу пробирает.

- Рукавицы-то где? - ахнула Марья.

- Да вот беда… Помню, что вчерась поклал сухие в карман. А сунулся — и нету их. Куда делись — ума не приложу…

Павлушка нырнул за печку, будто бы разыскивая что-то. Совестно ему было, ведь это его проделка вышла боком. Вчера пугал сестренку вывернутыми дедовыми рукавицами, а положить обратно забыл. Хорошо, что не шибко далеко от дома у Никанора дела были — всего лишь до скотного двора. А ежели бы из крепости поехал куда? Эх… Голова дырявая...

- Деда, а деда… - Настёнка ухватила старика за ногу, прижалась к нему. - А расскажи нам сказку!

- Да погоди ты, желна! Дай ему согреться! - махнула тряпкой Марья. - Поди на печку, неча под ногами вертеться!

- Дедушка, это я твои рукавицы брал, а взад не положил, - вышел из своего укрытия Павлик. - Ты прости меня, родимый…

- Ну… Что ж… - старик внимательно посмотрел на виновато потупившегося внука. - Сознался в проказе — молодец.

- Деда, а сказочку расскажи! - теребила его Настёнка.

- А чего же, и расскажу! - огладил бороду Никанор, усаживаясь на лавке возле стола.

- Да выпил бы горячего сначала, бать! Потом уж сказками тешить будешь! - Марья налила из казанка в кружку исходящего паром напитка, благоухающего ароматами летних трав, сладких ягод, меда.

- Хорош, хорош взвар! - Никанор отхлебнул, причмокивая, покачал головой.

- А про что сказочка будет? - полез на колени деда Матвей.

- Про Ивана-дурака, вестимо. Ну, слушайте. Было у одного казака три сына. Старшие два умные были, добычливые, а меньшой — Ванька — дурак-дураком. Пойдёт, бывалоча, в степь, стрепетов добывать, а вернётся ни с чем. Спрашивают его — что, мол, ни одного не нашёл? А он говорит — нашёл одного. Только у него цыплятушки малые были. Жалко, мол. Не по-божески энто, деток сиротить. Или вот — возьмется кому-нибудь сапоги подбить, а денег с него самую малость спросит. У энтого человека, мол, ребятишек дома орава, а у мене их нету. Мне одному много не надо. Смеялись над Ванькой все. Дурень ты, говорят, дурень. Да за тебя ни одна девка не пойдёт, ты зипуна добыть не умеешь. Ты же её с детками по миру пустишь!

- И впрямь дурак! - вошёл в избу, впустив снежный вихрь, Митрий. - Казаку ухи востро держать надобно, иначе пропадешь! Пуще всего, если ребятишек куча.

- Чего это тебя, братка, в такую метель из дома понесло? - удивленно посмотрел на него Никанор.

- Да так, побалакать захотелось, - усмехнулся гость. - Да ты рассказывай, рассказывай. Я тоже послухаю. Занятно ведь.

- Ну, так вот, - продолжил Никанор. - Пошел как-то Ванька на реку, рыбы наловить. А как раз пост был. И вот достает он из воду вершу*, а в ей всего одна щука и есть. Ну ладно, думает, слава те, Господи, за одну. Достал щуку, хотел уже в мешок её покласть, а рыба и говорит ему человечьим голосом: отпусти, мол, меня, Ванюша, век тебе благодарна буду.

--------

* рыболовная снасть

--------

- Рыба-то?! - всплеснул руками Павлушка. - Человечьим голосом?!

- Так то же сказка! - засмеялся Петруха. - А ты, братка, веришь! Так не бывает!

- Сказка, она, конечно, врёт. Да не всё, - строго посмотрел на него Никанор. - А ты не перебивай.

- Деда, и что же Иван рыбке сказал? - затеребила Настёнка полу дедовой меховой безрукавки.

- А он спужался, конечно. Неужто, думает, его бесы искушают! Перекрестился, да давай Отче наш читать. А щука снова его просит — отпусти, мол, отблагодарю. Ну, тут он смотрит — рыбу от молитвы не корёжит. Значит, думает, не бесы это. Чем ты, сердешная, говорит, отслужить мне можешь! А я вот тебя отпущу чичас ради Исуса Христа, Господа нашего. Нынче пост, а в пост непременно добрые дела делать нужно. Вот и будет мне доброе дело. Да и тебя жалко — как такую умницу съешь! В горло кусок не полезет! Сказал это и выпустил щуку в воду.

Глазёнки Матвея горели любопытством и страхом — что же дальше-то будет? Настёнка смотрела на деда, раскрыв рот. Петруха с Павлом слушали его со снисходительной гримасой — взрослые они сказкам верить, девятый год уже им. Андрюха ковырял шилом подошву старого сапога, время от времени поднимал взгляд на старика и улыбался, отчего его узкие, поставленные домиком глаза делались ещё уже, а вокруг, словно лучики, прорезывались морщинки.

- А щука-то и говорит Ванюше, спасибо, мол, тебе. А за то, что сердце у тебе доброе, что всяку тварь Господню жалеешь, будет тебе награда. Коли захочешь чего — скажи «по щучьему веленью, по Божьему соизволенью», оно у тебе и исполнится. Ну, сказала, хвостом махнула и была такова. А Ваня домой пошёл. Идёт и видит — старушка дряхлая вёдра с водой на коромысле несёт. Согнулась вся — вот-вот сломается. Тут Иван и думает — дай-ка, я волшебные слова спробую. И шепоточком сказал: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай вёдра старушкины сами домой пойдут.

- Эх, старуха-то спужалась, наверно, когда они сами отправились в избу! - засмеялась Марья.

- Спужалась, закричала, упала. Едва не померла. Ванюша и сам струхнул, говорит шепотом: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай старушка здоровой станет. А про то, как ведра сами бегали, напрочь забудет. Тут бабка поднялась, будто молоденька, ведра подхватила и пошла восвояси. Ваня-то другой раз чудеса творить боялся — мало ли, не у бить бы человека ненароком. И вот по щучьему веленью, по Божьему благословенью, он и избу новую поставил, и матушке своей нарядов накупил, и отцу с братьями коней хороших справил. Год прошёл — станицу не узнать. У всех курени стоят каменны под железной крышей, в каждой избе пирогов вдоволь, а на скотных дворах скотины не сосчитать. Только для себя Ваня просить стеснялся. А братья-то над ним потешаются — дурак, мол ты, дурак! Не умеешь жить. Погляди на нас, на соседей, какие мы, и какой ты. Ваня только улыбается: я за вас оченно рад. А щука-то смотрела из моря, смотрела, да сама о нем порадела. Увидала Ваню как-то царска дочка. Полюбился он ей, захотела она за Ваню замуж. Уж как ни отговаривали её, а она ни в какую. Сердце, говорит, у него доброе, за него только пойду. Так и стал Ваня царским зятем. А когда ейный батюшка преставился, Ваня сам на царство венчался. И с тех пор все в его царстве жили не тужили, мёд-пиво пили, пирогами заедали.

- Эх, кабы так в самом деле было, - вздохнул Митрий. - А то ведь с одних трудов праведных не наживешь палат каменных…

- А ты, Митрий, при ребятишках такое не говорил бы, - резанул глазами Митрий. - Главное — по-божески жить, в любви и согласии, тогда и простая мазанка лучше каменных палат.

- Деда! - Андрейка поставил починенный сапог на пол. - А разве простой казак может быть царём?

- А ты как думаешь! Ежели он, к примеру, на царской дочке жанат, а сыновей у царя вовсе нет…

- Кто ж ему дасть на царской дочке жаницца, - хмыкнул Митрий. - Небось, возля трону много всякого народу рылом почище.

- Так ведь щука порадела! - вмешалась в разговор Марья.

- В сказке звестное дело. А ежели по-настоящему? - допытывался Андрей.

- И по-настоящему может, - огладил бороду Никанор. - Вот у царя Петра Лексеевича супружница Екатерина была совсем простого происхожденья, а ведь правила Россией, когда он преставился.

- А кто будет править, когда нынешняя императрица отойдёт к Господу? - не унимался Андрей.

- Найдут к тому времени. Она, матушка, не так уж и стара ишшо.

- Уже, - коротко бросил Митрий.

- Что уже? - не понял Никанор.

- Уже преставилась. Вечор казаки из Санкт-Петербурха вернулися, которых посылали по делам Оренбургской экспедиции.

- Вернулися? - вскинулась Марья. - Савелий с Ерофеем тожа? Чего ж нас-то не оповестили? Не чужие, чай!

- Вот и оповещаю. Тимофей с Петром уже у Савки побывали. Агаша от радости сама не своя. И Анфиска. На завтра к столу вас зовут, возвращенье обмыть. Так вот, говорят казаки, что уже почитай три месяца, как императором у нас младенец Иоанн Антонович Брауншвейгский.

- Свят, свят, свят… - перекрестился Никанор. - Про всяки чудеса слышал, но такое… Как же он правит-то, младенец?

- Про то мне не известно, - развёл руками Митрий.

Метель бушевала весь день и почти всю ночь. Только к утру затихло всё, замерло. Вызвездило небо, осветила луна наметенные огромными волнами завалы снега, занесенные по самую крышу домА, облепленные белым стены крепости. А ближе к рассвету ударил мороз.

Едва вышло солнце, из засыпанных куреней стали вылезать ребятишки. Гибкими змейками выскальзывали они в узкую щель едва приоткрывающейся двери и начинали работать лопатками, отгребая от неё сугробы, освобождая из снежного плена взрослых.

- Не поддается… - Павлуша с восторженным видом толкнул створку. - Даже чуть-чуть. Даже кот не пролезет.

- Арестанты мы, значицца, теперя! - Тимофей засмеялся. - А ну-ка, пораскинь мозгами, что делать будем?

- Неужто дверь сымать? - хитро прищурился Пашка.

- Не угадал!

- Батяшка, а вот там, под крышей, у нас доска одна отодвигается. Она изнутри только на задвижке держится. Может, я в неё выскочу? Я смогу, я помещаюсь! - прозвенел Петруха.

- Откель знаешь, что помещаешься? Лазил уже? - нарочито строгим голосом спросил Тимофей.

- Нет… - погас голосок.

- А ну, говори честно!

- Лазил…

- Молодец. Хорошим казаком будешь, ежели такую мелочь углядел! - похвалил Тимоха. - Только без спроса больше не суйся. Полезай, неча сопеть.

В Белокозовской он тоже устраивал в своем курене тайный выход. На всякий случай, мало ли что. А осталось это ещё с того раза, когда он бежал через крышу из-под ареста в Троицком.

Петруха с Павлушкой в два счета выскользнули наружу, приняли поданную отцом лопату, откинули от двери снег. Тимофей через тот лаз и сам вышел бы, да хотелось радость сыновьям доставить.

- А теперь теплее одевайтесь, да бегите дядьку Петра откапывать! - скомандовал Тимофей.

Довольные, преисполненные чувством своей значимости, ребята отправились помогать родственникам.

В доме Савелия собрались уже к полудню, когда закончены были все домашние дела и убрана скотина. Уселись за большим столом, уставленным едой, наготовленной счастливой Агашей. Пришли и Ерофей с Анфисой, принесли бутыль вина да печеного гуся.

- Садитесь, родненькие, садитесь за стол! - хлопотала Агаша.

- Вы, казаки, не тяните! - сказал Никанор, усаживаясь на лавке. - Я, почитай, всю ноченьку не спал. Никак в толк взять не могу, как же это у нас императором младенец стал.

- Заместо него мамаша ихняя правит. Анна Леопольдовна, племянница прежней императрицы, - ответил Ерофей. - А вернее всего Миних да Остерман, потому как умом та Анна Леопольдовна не в тетку.

- Немцы, всё немцы… Когда уж русский царь на престоле будет! - с досадой сказал Савелий.

- Не осталось уже русских возля престола. Анна Иоанновна последняя была. А теперя уж всё с немецкими корнями перемешалось, - Ерофей со аппетитом объедал гусиную ножку. - Что ж тут сделаешь…

- Дочка Петра Алексеевича Елизавета в забвении живет, - сквозь зубы процедил Савка.

- Да ведь и у неё мать то ли немка, то ли чухонка была, - удивился Митрий.

- Зато выросла не в курляндиях и не в брауншвейгах. Своя, на русском хлебе выросла.

- Это-то верно…

- Что ж вы так долго в Петербурге-то пробыли? - спросил старший Пётр, пододвигая сидящей рядом Тане жареной зайчатины. - У меня за это время и жена, и дитё появились.

- Оренбург здеся строить будут, - ответил Савелий. - Анженеры всякие прожект делают, а мы им, значицца, обсказывали, что и как здеся устроено.

- Опять?! - изумились за столом. - Да ведь на Красной горе его заложили!

- Говорят, неудобное то место. Крепость, котору заложили, Красногорской называть станут. Тутошние места, говорят, куда как лучше.

- Может, хоть с третьего разу получится… - перекрестилась Марья. - Когда же начнут строить?

- Пока не сказано. Опять же, то при прежней императрице было, а что новая прикажет — неведомо.

- Не старая ведь совсем ещё была. Что ж она так скоро-то Богу душу отдала?

- Всё в руках Господа. Сказывали, шла она как-то по дворцу, а навстречу ей идет она сама.

- Ооой… - поразились женщины.

- Она и слегла с того. Это, говорит, сама сме рть за мной приходила.

- Что ж она Елизавете Петровне трон-то не завещала?

- Так ведь Анна Леопольдовна ей родной племянницей приходится! А Елизавету Петровну она на дух не переносила.

Разговоры казаков о трудностях престолонаследия Петрухе и Павлу интересны не были. Они затеяли возню с хозяйскими ребятишками, веселый писк и хохот разнеслись по дому.

- А ну, подите-ка сюды! - не выдержал Ерофей.

- Чего? - уставились на него любопытные мордашки.

- В прошлу зиму мы с казаками в немецкой слободе были, забаву одну видали.

- Каку забаву? - в глазах детей заплясали чёртики.

- А вот таку. Ну-ка, Петруша, подай мне мешок, что возле двери лежит!

Петруха мигом принес торбочку, в которой явно ощущалось что-то тяжёлое.

- Вот! - Ерофей торжественно извлек деревянную дощечку с укрепленным на ней стальным лезвием и кожаными ремешками.

- Что это? Для коней что-то? - удивилась Агаша.

- Нет, не для коней. А ну-ка, Петруха, подставляй ногу. Да надень катанки*, надень!

--------

* катанки, кОты — войлочная обувь, состоящая из сваляных по отдельности, а потом сшитых подошвы и верха. Цельнокатанные валенки придуманы ещё не были

--------

Через минуту на Петруха с удивлением взирал на свои ноги, к которым были привязаны лезвия.

- А теперь подымайся! - скомандовал Ерофей.

Петруша поднялся, балансируя руками и врезаясь остриями в утоптанную землю.

- Ой! - взвыла Агаша. - Спортил же мне полы!

- Это для чего же такое? - удивленно спросил Тимофей.

- А вот на этих штуковинах немцы по льду катаются. Да так ловко! Говорят, что в Голландии даже малы ребяты, даже древние старухи зимой по каналам своим на них ездиют. Жалко, мой сынок мал ишшо, а то бы я его научил.

- Научи меня! - попросил Петруха.

- Пустое… - равнодушно ответил Ерофей. - Не выйдет у тебя ничего. Да и льда хорошего здеся нет.

- На реке ветром весь снег смело, я сегодня видал. Блестит, будто зеркало, - торопливо сказал мальчишка. - Дай, я хоть спытаю, каково оно. Ты не боись, я не сломаю…

- Ну, спытай… - скучным голосом произнес Ерофей.

- И мы с тобой! - засобирались остальные ребятишки. - Мы поглядим, как выйдет!

Вынеслась вся ватага наружу.

- Ловко ты их спровадил, - покачал головой Митрий.

Петруха добежал до реки, привязал лезвия к кОтам, осторожно ступил на лёд. Однако не удержался, хлопнулся на спину, ударился больно.

- Вставай, Петруха! - подал руку Павел. - Спробуй ишшо.

Петруша поднялся, опираясь на руку брата. Деревяшки с лезвиями больно давили в подошвы, а скользкая поверхность льда норовила вывернуться из-под ног. «Пустое… не получится...» - прозвучало в голове. Нет, врёшь! Должно получиться! Разве не казак он?

Постоял, шатаясь, шагнул вперёд. И вдруг почувствовал, нашёл равновесие, и словно крылья выросли за спиной его.

- Э-ге-ге-гей!!! - радостно закричал он, раскидывая руки.

Сияло морозное солнце, сверкал алмазами чистый снег, рвалось из груди сердце. Счастлив был Петруша Калмыков, и было его счастье простым. Видно, правду сказал дед Никанор, что для счастья человеку нужны не богатые подарки, не золотые дворцы, а мир да покой в душе.

Продолжение следует...