Дикая степь... Глава 30. Марьям-ханым

Время действия - 1745 г.

Женщины удивлённо поднимали глаза на проезжающих по аулу незнакомок. Некоторые, разглядев скуластое лицо Айши, несмело кивало головой и говорили:

- Салеметсиз бе?*

- Амансын ба? - величаво кивала головой Айша и проезжала дальше.

--------

* - Как поживаете? - Благополучны ли вы?

--------

Марья с замиранием сердца ехала следом за Агашей, лёгким движением головы отвечая на приветствия. А та смело направилась к самой богатой юрте.

- Салеметсыз бе? - встал на её дороге крепкий лобастый парень.

- Шукур*… - милостиво ответила Айша, придерживая коня. - Дядюшка дома ли?

--------

* - Благодарение (Богу)

--------

- Жоламан-агай? Конечно… - растерялся парень. - Сейчас я…

- Прими наших лошадей! - снисходительно-властным тоном человека, привычного командовать слугами, сказала Айша.

Марья исподтишка посмотрела на подругу. Надо же, столько лет рядом прожили, а такого за Агашей не замечалось. Парень почтительно поддержал под локоток гостью, взял её коня под уздцы, отвёл в сторону.

- Ай, душенька, и у Марьям-ханым тоже, она устала с дороги! - нарочито ласково промурлыкала юноше Айша.

- Да, сейчас-сейчас, - засуетился джигит, передавая коней подбежавшему подростку.

Агаша, гордо расправив плечи, стала прихорашиваться, поправлять одежду и волосы. С удивлением заметила Марья на её руках серебряные кольца и браслеты. Когда надеть только успела… И откуда они вообще взялись у неё!

Из юрты показался богато одетый немолодой уже мужчина с пронзительно-острым взглядом узких глаз.

- Ассалам-агаликум, Жоламан-агай! - сказала Агаша, подавая руки для приветствия.

- Агаликум-ассалам, уважаемая… - ответил тот, протягивая руки в ответ и с подозрением оглядывая казачью одежду гостий. - Как доехали, всё ли у вас благополучно?

- Шукур Аллага! - улыбнулась Айша. - Как ваши близкие?

Жоламан с облегчением выдохнул — свои. За его спиной маячила жена, не зная, как реагировать на нежданных гостей, но увидев перемену в настроении мужа, заулыбалась, захлопотала, отдавая приказания слугам.

- Проходите, проходите же в юрту! - гостеприимно сказала она, с недоумением поглядывая на молчаливую светловолосую гостью.

Айша же, нисколько не смущаясь, скинула обувь у входа и смело прошла на самое почетное место, уселась, мелькнув на мгновение кожаным домашним сапожком*, аккуратно расправила подол юбки. Марья старалась повторять всё за ней, вот только мелькать босыми ногами остереглась — знала, что такое у киргизцев непростительный грех.

--------

* - восточные народы (например, казахи, татары), а так же казаки носили кожаные чулки, или сапожки без толстой подошвы, называемые «ичиги». Ичиги служили комнатной обувью, надевали их и в сапоги или в туфли

--------

- Выпейте кумыса, уважаемые! - хозяйка подала две пиалы, наполненные холодным питьём.

- О, как хорошо! Кумыс после дальней дороги вернёт нам силы! - Айша передала первую пиалу Марье, вторую взяла сама.

- А я ведь вас и не признала! - осторожно сказала хозяйка, рассматривая Марью.

- Что же, вы разве не знаете Марьям-ханым? - с прекрасно разыгранным удивлением спросила Агаша.

- Аааа??? - растерялась хозяйка. - Марьям-ханым… Да, конечно…

- Она великая целительница! Она много казахов спасла от болезней. Помогла разродиться невестке Турали-бая из рода Кете, когда погиб его младший сын Ержан…

- Ооо… мы слышали об этом… - оживилась хозяйка. - Покойный Турали-бай был очень благодарен этой женщине. Но ведь… Ведь она жила где-то в другой стороне, недалеко от крепости Орынбор*…

--------

* - так казахи называют Оренбург

--------

- Крепость на другое место перекочевала, кто же удержит на одном месте человека? - засмеялась Агаша. - Теперь Марьям-ханым живет возле нового Орынбор.

- Неужели это она? - бай Жоламан пристально смотрел на Марью. - Какое счастье видеть такую женщину в своей юрте! Но… у Марьям-ханым была любимица… Люди Турали-бая рассказывали, что рядом с нею всегда ходила…

- Перепёлка! - весело ответила Агаша. - Хорошая была птица, ручная. Жаль только, что век у них короткий.

- Это верно, жаль, жаль… - закивал головой бай.

Сомнения всё ещё одолевали его. Всё как будто бы сходилось с давними хабарами*, ходившими по степи. Но всё-таки было непонятно — если это она, то зачем она приехала сюда? И кто эта казашка в русской одежде?

--------

* слухами, новостями

--------

- А вы, душечка, там же живете? - осторожно спросила хозяйка Агашу.

- Да, уважаемая, там же, возле Оренбурга. Меня зовут Айша. Покойный Турали-бай выдал меня замуж за одного из казаков, отбивших его аул от врагов.

- Вон как! - приподняла брови байша и закивала согласно.

- Да, вот так. Он хотел укрепить родственные связи с казаками, чтобы в случае малейшей угрозы со стороны врага казаки защищали его людей.

- Да, конечно! Это разумно! - согласилась хозяйка. - И он дал за вами приданое?

- Как же без приданого! Десять лошадей, две коровы, полсотни овец. И калым ему казаки выплатили золотом.

Лукавая степнячка, конечно, покривила душой. Золото казаки отдали за десяток овец, забитых потом на зиму, а коней Турали-бай пригнал в благодарность за спасенного Марьей внука, но кто теперь помнит об этом? И кто станет утверждать, что это не было калымом?

- Вы тоже из рода Кете?

- Отец мой Кете, а мать из рода Шеркеш…

- Вон оно что, мой отец был рода Шеркеш…

И началось долгое, как это бывает у казахов, выяснение, кто какого рода среди близких и друзей. Теперь опасения хозяев стали рассеиваться — они видели перед собой самую настоящую аульчанку, всплывали подробности кочевой жизни, нашлись и общие знакомые.

- А может быть, Марьям-ханым посмотрит руку одного из моих жигитов? - спросил вдруг бай Жоламан. - Ведь такой замечательной целительнице ничего не стоит вылечить его.

- Марьям-ханым, - Айша повернулась к Марье и перешла на русский язык. - Не очень хозяева доверяют нам. Надо бы показать, что ты та самая Марья, которая творит чудеса. Посмотри руку их жигита. Говорят, что вылечить его пытались разные лекари, да всё напрасно.

- Я чудес не творю, с Божьей помощью только лечу. Пусть ведут своего жигита.

Хозяйка вышла из юрты и через несколько минут вернулась с молодым человеком, одетым бедно, но довольно опрятно. Под глазами парня красовались черные круги, а щеки впали, как у человека, измученного страданиями.

- Показывай руку! - приказала Марья.

Локоть был распухшим и черным и явно причинял сильную боль.

- Господи, благослови… - тихо сказала Марья и приложила пальцы к ушибу- Давно ли стряслось это с ним?

Агаша перевела.

- Четыре дня назад, - ответил жигит. - Конь копытом в нору попал и испугался, сбросил меня на землю.

- Сразу лечить надо было… - тихо сказала Марья, осторожно прощупывая налившуюся водой плоть, сквозь которую не проступала ни одна косточка. - Распухло всё, не разберёшь.

- Смотрел старик-костоправ, - сказал парень, морщась от боли. - Сказал, что кости с места сдвинулись. Только на место они не встали, сколько он ни дёргал. И мулла молитвы читал, и баксы лечил. Да видно, не судьба.

- Больно? - участливо спросила Айша.

- Ни спать, ни есть не могу. Видно, конец мне пришел. Уж лучше бы сразу шею свернул, чем так долго мучиться…

- На всё воля Божья, - важно ответила хитрая степнячка. - Если Он будет милостив, то Марьям-ханым тебе поможет.

- Хорошо бы…

- Мне нужна соль и теплая вода, - объявила Марья. - И травы. Приготовьте пока воду, а травы я сама поищу! У ручья должны быть нужные.

У маленькой речушки, протекавшей в овражке и на самом деле больше напоминавшей ручей, было свежо, медово пахло травами, звенели комары.

- Вот они, - улыбнулась Марья, извлекая из сырых щелей какие-то травинки.

- Сможешь вылечить его? - спросила Агаша.

- Поглядим. Ты откуда кольца да браслеты-то взяла? Вроде и не видала я их у тебя никогда.

- Кольца… Савелий мне их из Уфы привез когда-то. Подарок. Знал, что я всегда, с самой ранней юности, мечтала о таких, да только негде мне их взять было. Подарил, да лежало всё в сундуке. Не станешь же такое в станице надевать! А когда собиралась сюда — прихватила богатство с собою. Хоть разок покрасоваться в нём!

- И домашние сапожки в башмаки надела! - засмеялась Марья.

- Ага. Знала, что в юрте разуваться придется. Тебе-то можно босой ходить, а мне непозволительно.

- У меня таких сапожек отродясь не было! Ну всё, набрала я травы. Пойдем лечить парня!

Солёные повязки, наложенные на больное место, сделали своё дело, и отек немного спал. Марья снова взялась исследовать пальцами больное место, в душе моля Бога помочь ей, ибо неудача могла сильно навредить им с Агашей, а успех помог бы вернуть детей.

- Вот оно… - наконец сказала она. - Нашла. Ну, благослови Господи!

Взвыл парень, дёрнулся, но крепкие руки Марьи всё-таки завершили начатое дело, поставив кости в правильное положение.

- Как будто бы всё… Теперь надо снять боль. Травки как раз нам помогут. И молитва. Как думаешь, если я молитвы шепотом почитаю, меня не побьют?

- Что ты, нет. Можешь хоть в голос читать! - засмеялась Айша. - Даже хорошо будет.

Марья смешала размятую траву с кусочком топленого овечьего сала, размазала её по локтю, завязала лоскутом тряпки, поднесенной кем-то из слуг, и принялась водить над больным местом безымянным пальцем:

- Отче наш…

Однако не успела она прочесть все положенные по такому случаю молитвы, как раздалось сладкое сопение жигита.

- Надо же, уснул! - изумленно сказала одна из женщин, прислуживавших Марье. - А ведь он с того самого дня спать не мог!

- Боль отступила, потому и уснул! - величественно кивнула ей Айша. - Теперь всё заживет у него!

- Дай-то Аллах! - закивали послушно служанки, с почтительным страхом глядя на всемогущую целительницу.

- Пусть спит теперь! - Марья поднялась, оставив парня на траве в тени юрты. - Да и мне бы посидеть где-то в холодке спокойно. Господи, где же детушки мои…

- А вы проходите, проходите в юрту! - щебетали слуги. - Сейчас сварится мясо. Самого лучшего барана в вашу честь забили!

- Какое ещё мясо… - устало сказала Марья. - Не до мяса мне.

- Э, нет! - возмутилась Айша, проходя в юрту на почетное место. - Ты что, всё испортить хочешь? Нельзя хозяев обижать! Хоть немного нужно отведать, других угостить, детям раздать. Ты уж терпи, Марьюшка, терпи…

- Марьям-ханым устала? Или ей нездоровится? - спросила байша, глядя на измученный вид Марьи, опустившейся на пестрое одеяло рядом с Айшой.

- У Марьям-ханым случилась беда, но она не хочет говорить об этом! - сказала Айша.

- Отчего же? - изумилась байша.

- Она не хочет огорчать гостеприимных хозяев. Мы немного отдохнем и поедем дальше.

- Ей можно помочь чем-то? - сгорала от любопытства байша.

В проеме двери показалось лицо служанки:

- Госпожа, я могу попросить гостью посмотреть на моего новорожденного племянника? Он сегодня целый день плачет, не сглазили ли его недобрые люди…

- Марьям-ханым устала! - отрезала байша. - А впрочем…

Она повернулась к Айше:

- Может быть, сможет?

- Что ж, несите вашего племянника, - сказала Марья, поднимаясь с места.

Принесли к юрте визжащего младенца. Марья развернула его, осмотрела со всех сторон — ничего, вызывающего опасения, не было. Крепкий, толстенький малыш сучил ножками в перетяжках и надрывался криком.

- Сглазили, видно, - глотала слёзы молоденькая мать.

- А ну-ка, пусть брызнет ему на спинку грудным молоком! - сказала Марья.

Айша перевела её слова испуганной молодухе. Та, поколебавшись, и смущаясь, достала грудь. Доверие её к таинственной гостье подкреплялось храпом лежащего в тени жигита.

Марья перекрестилась, принялась растирать молоко по детской спинке, на которой к ужасу присутствующих женщин стали проступать толстые чёрные волосы.

- Что это? - молодая мать в страхе смотрела на кожу младенца, покрывшуюся пупырышками, словно в ознобе.

- Видишь, это сглаз выходит! - взялась объяснять ей Айша. - Сейчас Марьям-ханым вырвет его с корнем, и твой ребенок успокоится!

Она, конечно, знала, что никакой это не сглаз, а тоненькие, невидимые взгляду младенческие волосики. Они цеплялись за ткань рубашонки и беспокоили ребенка. Марья же, смочив их жирным молоком, скатала в жгуты, оттого они и стали видными.

- Астапыралла*… - шептали женщины. - Вот что на белом свете творится!

--------

* - возглас испуга и удивления

--------

- Всё, забирай своего малыша! Пусть растет крепким! - сказала наконец Марья и передала всё ещё всхлипывающего мальчонку матери.

- Рахмет… - пролепетала молодайка, прижимая сына к груди.

Марья вошла в юрту и повалилась на одеяла. Время шло, она снова лечила казахов, а её сыновья… Где они? Вдруг их уже нет на этом свете? Вдруг их уже гонят в Хиву на невольничий рынок? Она застонала от горя.

- Что же случилось с Марьям-ханым? Какая беда? - участливо спросил бай Жоламан. - Возможно, мы сумеем чем-то помочь.

- Она не хочет об этом говорить… - многозначительно поджала губы Айша.

- Но всё же? - не отставал бай.

- Два дня назад казахи выкрали её сыновей, - помявшись, сказала Агаша. - Приёмного, казахского сиротку Абая, которого она вырастила, как родного, и своего Петра. Она приехала в степь, чтобы найти своих детей.

- Выкрали? Откуда?

Бай Жоламан хорошо знал, что есть в степи жигиты, которые ходят ночами на правый берег Яика, выслеживают русских девушек и молодых мужчин. У него у самого в ауле жила одна такая пленница — светловолосая Кайша, жена батыра Кайрата. Как уж её в деревне русской называли — никто не знал, никому это не интересно было. Кайрат её впервые увидел у реки, когда она стирала бельё. Правда, в тот день она была не одна, и богатырю пришлось немало дней подстерегать девицу, рискуя собственной жизнью. Но удача любит упорных, в конце концов он добыл красавицу.

Да, кто-то приводит пленников для себя, а кто-то для продажи в Хиву или Бухару. Что ж, каждый ищет выгоду в этом мире. Но с сыновьями этой целительницы нехорошо получилось… Зря допытывался, какая беда приключилась у неё. Теперь обязательно надо будет помочь!

А может быть, сделать вид, что ничего ему не известно? Накормить её, дать отдохнуть, да проводить её дальше? А вдруг она обидится и нашлёт на него или на его близких болезнь? Если она лечит, то, наверное, ей под силу и навредить? Страшно. Да и потом, если даже ничего не нашлет — вдруг ему понадобится помощь, а она ему откажет, припомнив обиду?

- Степь большая, - наконец сказал Жоламан. - Но я попробую найти ваших сыновей, Марьям-ханым.

Он тяжело поднялся и вышел из юрты.

Земля слухами полнится, а новости по степи разносятся быстро. Разговоры о знаменитой целительнице, остановившейся в ауле Жоламан-бая, заставили десятки больных людей отправиться в путь. Однако бдительная Айша не подпускала никого к Марье, под страшным «секретом» рассказывая о её беде, о потерянных сыновьях, о том, что Марьям-ханым не в силах лечить, пока не увидит их живыми и невредимыми.

- Надо же, даже древний старик пришёл, - возмущенно шептала ночью баю Жоламану жена. - Уж этот-то зачем? Давно помирать ему пора, а он к Марьям-ханым притащился. Говорит, что очень нужно ему.

- Что за старик такой? - равнодушно зевая, спросил Жоламан.

- Да кто его знает! Рвань-нищета. Женщины судачили, что никого у него нет, был когда-то племянник, да помер давно. Старик один на свете живёт. А всё туда же, к целительнице… Скорее бы уж её сыновья нашлись...

Бай молчал, подсчитывая в голове убытки от пребывания в ауле чужаков — и опасных гостий, и понаехавших больных. Оно, конечно, почётно принимать у себя Марьям-ханым, а давать кров страждущим исцеления богоугодно. Однако же и расходы велики. Да, поиски пленников следовало поторопить.

Наконец их привезли — похудевших, повзрослевших, задумчивых.

- Мама! - крикнул Петруша, увидев мать. - И тебя они схватили?!

- Нет, сынок, нет… Я за вами приехала… - Марья едва сдерживала слёзы. - Мы скоро все вместе поедем домой!

- Как же ты здесь оказалась? - Петюнька обнял её, прижался к груди. - Они не тронут тебя? Нет?

- Нет, сынок, нет. Не тревожься.

Подошел, смущаясь, Андрейка, обнял крепко. Он и раньше любил и ценил Марью, но теперь она стала ему ещё дороже. С любопытством рассматривали аульчане красивого юношу с необычным разрезом глаз — будто домиком.

- Казах, что ли? - спрашивали друг у друга женщины.

- Да, приёмный сын, - отвечали знатоки. - Она сиротку из аула Кете взяла.

- Вон оно что… Надо же, какого батыра вырастила…

- Оставить бы его у нас!

- Он теперь уже не останется. Он её сын…

Домой Марья смогла отправиться только через два дня, когда приняла всех приехавших больных. Довольный Жоламан-бай, как бы извиняясь за причиненные страдания, подарил Андрейке и Петруше коней и с почетом проводил станичниц с сыновьями домой.

Смотрели вслед отъезжающим аульчане — кто с облегчением, кто с благодарностью. Смотрел вслед отъезжающим древний старик, так и не решившийся подойти к Марьям-ханым. Смотрел, шептал слова благословения и вытирал рукавом рваного чапана слёзы, бегущие из глаз со странным, непохожим на других разрезом — домиком.

Продолжение следует...