Дикая степь... Глава 33. Старые счёты

Время действия - 1750 г.

- Бать… - Андрейка никак не мог решиться и спросить у отца то, что мучило его уже давно.

- Мм? - Тимофей напряжённо всматривался в степь далеко за Илеком.

- А ты… как своего первого… прикончил?

Тимофей перевёл взгляд на сына:

- Страшно?

- Н-нет… но всё-таки… Это ж не поросёнка забить. Человек ведь.

- Верно, сынок. Это тоже люди. Только вишь какое дело, сынок… Они ведь, если что, задумываться не станут. А я… В пути мы были тогда — я, Марья, офицер один армейский и возница. Я тогда моложе тебя нонешнего был, а мать и вовсе девчонка. Красивая — глаз не отвесть. Многие на неё зарились. И объявились на нашу беду джунгарцы. А степь — ни единой души вокруг, чтобы пособить нам, ни единого местечка, где укрыться можно было бы. Нас четверо, из которых одна — девица юная. Да колымага тяжёлая, неповортливая. А неприятелей — пятеро, кони под имя резвые, к походам привычные. Ну вот, ты и подумай, могли ли мы убежать от их. Сперва, конечно, мы ходу дали.

- Не ушли?

- Нееет… - Тимофей снова обеспокоенно посмотрел за реку, где вдали виднелись пасущиеся стада киргизцев. - Что у них там стряслось, не разберу…

- Небось, свадьбу играют или хоронят кого, - пожал плечами Андрей. - На нашу сторону не переходят, и то слава Богу. Так что ж дальше-то было?

- А дальше стали они нас в клещи брать — обходить с двух сторон. Думаешь, хотелось мне в полон попадать али убитым быть? Чтобы Марью снасильничали али на хивинском рынке продали, будто вещь какую? Нет, сынок. Заради неё одной на всё готов был. Зубами бы грыз, если бы мог. Однако зубами не пришлось — дал мне порутчик свой пистолет, я и лупанул из него. Не знаю, у бил ли, нет ли, однако упал джунгарец. Стало быть, попал я в его. Отбились, ушли, слава Богу.

- А ты потом не вспоминал его? Некоторые казаки говорят, что муторно бывает посля первого…

- А мне, сынок, недосуг было вспоминать его. Нам тогда беда за бедою грозили со всех сторон. Ты вот представь, что жизнь Анюты от тебя зависит, и всё поймёшь.

Андрюха молчал. Перед взором его вставали серые глаза, милое девичье лицо в обрамлении светлых, будто бы пепельных волос, кроткая улыбка. Вспоминалась рука её тонкая с жёсткими мозолями на ладонях, которую она с благодарностью протянула ему в тот день… Взгляд её, когда провожала она его сюда. И были в том взгляде и гордость, и любование, и тайная тревога.

А Тимофей думал о том, какая нелёгкая выпала судьба Смоляковским ребятишкам. Отца прошлой зимой вот здесь, неподалеку, киргизцы в стычке за рубили. Мать на подёнщине у богатого соседа надорвалась. Какая из неё теперь работница! Слава Богу, Марья ей помереть не дала. Хоть и не может ничем помочь семье, лежит больше, а всё-таки дети не круглые сироты.

Дааа… Иван жив был — жизни своей не жалел для товарищей, для дела. Вот и в ту ночь — киргизцы на соляных копях горнорабочих украли, гнали за Илек. Кто ожидал-то, что они зимой нагрянут! Снега к тому времени мало выпало, а морозы крепкие стояли, вот кони-то по степи будто по мощеной дороге и мчали. Реки опять же все позамерзали, преградой не были. Копи-то прежде казачьими числились, да и башкиры с киргизцами рубили соли столько, сколько им нужно, а с год до того казна прибрала промыслы себе. В Оренбурге соляное правление учредили. Работать на копи нагнали ссыльных каторжников. Солдат для охраны поставили. Как уж они проворонили киргизцев — один Бог ведает.

Иван первый и увидал, как степняки каторжан гнали. За Илеком уже были супостаты. Смоляков с напарником первыми и кинулись отбивать несчастных, покуда другие казаки коней седлали. Оно, конечно, у тех пленников и на копях жизнь не сладкой была, да всё же в родимой сторонушке. А что ждало их в чужих землях? Какие тяготы? Никто не знает. За тех каторжан и положил голову русский казак Смоляков. За них да за товарищей своих. Потому как киргизцев было больше, не в пример больше, чем станичников, которые в бикете службу несли.

А жена его, Марфа, из донских казачек. Оттудова, с Дону, привёз он её когда-то. Сама лицом вроде не шибко красива, а детишки у их — все будто ангелы. Все как на подбор светловолосые, сероглазые, и у всех улыбка такая, что за сердце хватает. Истинные ангелы. Эта улыбка разве что самое каменное сердце не тронет. Вот навродя Шемякинского. Довёл, ирод, бабёнку… Виданое ли дело — заставил наравне с мужчинами мешки таскать.

Тимофей спустился с вышки, сел на бревно в тени под плетнем, достал трубку.

- Что там? - вышел из куреня казак Микита Гуров, опустился рядом. - Всё спокойно?

- Разобрать не могу… Чего-то там творится у их. Беспокойство какое-то. Андрейка говорит — свадьба али, там, похороны. Может, оно и так, да всё же как-то странно.

Микита помолчал, обдумывая что-то, попыхивая трубочкой. Потом смачно сплюнул в пыль:

- Как темнеть начнёт, я туда наведаюсь.

- Это как?

- Верьхи. Халат киргизский да шапка у мене есть. Сойду за своего. Говорить по-ихому я не могу, а понимать хорошо понимаю. Вот и посмотрю, что у них делается.

- Дак седло у тебе казачье. Сразу смекнут, кто к ним нагрянул.

- В темноте и не разберут толком. Если что, оставлю коня в овражке каком да ползком всё разведаю.

- Я с тобой, Микита. Али вон Андрейку моего возьми. Он и по-киргизски знает, и говорить умеет. И лицо у его похоже.

Микита поморщился:

- Я один, как змея, проползу, а с напарником будто по рукам-ногам связан буду. А мордой я и сам на их похож.

Тимофей посмотрел на смуглое, будто прокопчённое на солнце лицо Микиты, засмеялся:

- Что ж, на киргизца ты и впрямь похож. Разве что усы у тебе не чёрные, а серые.

- Они тоже не все чёрные, серых среди их хватает.

Микита вернулся из-за реки на рассвете. Пустил коня пастись в овражке, где трава ещё не выгорела до желтой соломы, умылся в речушке, сел в тени, с многозначительным видом отдуваясь.

- Что узнал? - спросил его наконец урядник, бывший в этой смене бикета старшим.

- Судятся они! - доложился Микита. - Баи ихние передрались. Чего уж они там не поделили — я не понял, но дело до суда биев* дошло.

- Значит, ночью будет баранта**, - хмыкнул урядник.

--------

* Суд би;ев — один из способов регулирования правовых отношений у казахов. Бий - титул, которым наделялся знатный, состоятельный или могущественный в ином отношении человек

** барымта — угон скота

--------

- Да и Бог с имя, пущай гоняют. На наш берег не лезли бы, а меж собою как хотят. Пойду-ка я вздремну до темна, а там мне снова в дозор идти, - Микита поднялся с бревна, потянулся с удовольствием.

Ночью на той стороне и впрямь было беспокойно. Где-то вдалеке кричали пастухи, ревели встревоженные коровы, ржали кони. Метались в темноте светлячки факелов в руках людей, плакала навзрыд женщина. Казаки объезжали берега Илека, внимательно следя, чтобы под шумок не проскочили на их сторону лихие люди. Но на этом берегу было тихо, только слышались время от времени перепелиные «Подь полоть!» да без умолку трещали сверчки.

К утру за рекой всё успокоилось, затихло. Погасли огни, уснул аул, перестали истошно лаять собаки. На рассвете Андрейка полез на вышку.

- Ну что? - спросил его Тимофей, усаживаясь на бревно под плетнем и доставая трубку. - Чего углядел?

- Да гляжу, корова на той стороне с телком ходит. Ночью, видать, в суматохе отбилась от стада, - отозвался Андрей.

- А! - махнул рукой Тимофей. - Пастухи найдут, отгонят хозяевам. Само главно — спокойно всё?

- Спокойно. Вроде как и не было ничего такого вчера. А корова хорошая, молочная…

- Небось, не лучче наших. Слезай, сынок, у нас сегодня с тобой много забот.

- Надо бы соли набрать нам для дома. Не покупать же её в Оренбурге! - сказал Андрей, спускаясь вниз.

- На копях просто так теперя не возьмёшь. Не больно позволяют, - с досадой крякнул Тимофей.

- Спрашивать ишшо… Инородцам позволено, выходит, рубить, а казакам нет? Чай, не на продажу, - Андрюха уселся рядом с отцом. - А я, бать, вот что думаю… Корова хорошая, молочная за рекой пасется…

- И что с той коровой? - Тимофей удивленно посмотрел на сына.

- Смоляковым бы её, а? Ребятишкам молочка маненько…

- Да ведь чужая корова! Хватятся хозява!

- А если не хватятся? - осторожно посмотрел на отца Андрей. - Отбилась скотина сама, не мы покрали, греха в том нету. Верно ведь?

Тимофей помолчал. У баев тех коров — целое стадо. Сколько уж барымтачи угнали — неведомо, одной больше пропадет, одной меньше — какая разница! А ребятам Ивановым молочка и впрямь не помешало бы. С другой стороны — ведь киргизцы у Смоляковых кормильца отняли, так почему бы им не пожертвовать коровой?

- Вот что, сынок. Положимся на Бога. Ежели за три дня хозява не объявятся и не заберут скотину, значит, на то воля Его. Переправишь корову с телком сюда.

Глаза Андрея потеплели, засияли.

- За солью сам поедешь? - Тимофей спрятал улыбку.

- Ага, сам. Я знаю, где башкирцы рубят, там и возьму, - голос Андрюхи был радостным.

- Сегодня и поезжай! - из куреня вышел урядник. - С Микитой вдвоём отправляйтесь. Кончается соль, скоро в кулеш класть нечего будет.

Копями называли большую яму с вырезанными в стене ступенями, чтобы удобнее было спускаться в неё. На дне её копошились люди, рубили соль, разбивали молотками большие куски, загружали в деревянные бадьи, которые на коромыслах подымали потом вверх.

- Айда туда, - Андрей махнул немного в сторону от ямы. - Вот там башкирцы рубили весной, наберем из ихой лунки!

- Айда, - согласился Микита. - Неохота на ступенях толкаться с людями.

Однако та яма, о которой говорил Андрюха, была заполнена водой, и добыть из неё соли было нельзя.

- Так может, свою лунку отроем? - предложил Микита.

Достали из двуколки лопаты, откинули пласт земли в удобном месте, потом слой глины, углубившись на два аршина*, а там и соль показалась. Рубили её большими кусками — разбить помельче можно будет потом, в свободное от службы время — грузили в двуколку. К вечеру управились.

--------

* - примерно 1,5 метра, а вообще глубина залегания соли была до 7 метров

--------

- Ранку на руке соль разъела, подлюка! - пожаловался Микита, показывая Андрейке тыльную сторону ладони. - Вроде и не велика, а хоть кричи!

- Так ты поди, смой в реке! - предложил Андрей. - Вот там местечко удобное. А я коней постерегу пока.

Садилось солнце, окрашивая напоследок небо красным светом, по-ночному стрекотали сверчки, возились в кустах, устраиваясь на ночлег, птицы. Где-то плескался Микита, смывая с себя пот и соль. Андрейка ждал его, погрузившись в воспоминания о милых его сердцу серых глазах.

Краем глаза уловил движение где-то сбоку, обернулся резко и столкнулся с волчьим взглядом степняка. Того самого, что взял его в плен у реки пять лет назад. Того самого, что ре зал ему пятку, чтобы натолкать туда конского волосу, и собирался дорого продать Петруху.

Киргизец тоже, по всему видать, узнал Андрея. Усмехнулся криво, тронул коня.

- Токта!* - сказал Андрей спокойно.

- Грязный Кете**! - голос степняка был хрипловатым и насмешливым. - Я нашел тебя наконец. Долго я ждал… Дождался! Теперь тебе не поможет никто. За юбку приемной матери ты не спрячешься. Сегодня я рассчитаюсь с тобой. Настанет время, доберусь и до твоего братца.

--------

* - стой, остановись

** - род, из которого был отец Андрея

--------

- Рассчитаешься со мной? За что? Разве это я украл тебя и хотел сделать своим рабом?

- Ещё не хватало, чтобы меня крал какой-то Кете. Поминаешь деда своего, нет? Подох он. Счастливый был, что ты жив, счастливым и помер. А папашу своего? Честный дурачок он был. Даже ради жены и сына своей честностью поступиться не мог. Я ведь хотел научить его… Жил бы богато, ел мяса вдоволь, арак пил, с женщинами утешался.

- Не ты ли был тем барымтачем, который лишил его жизни?

- Что ж, если и я? Кто меня осудит?

- Он хотел жить честно, а тебе-то он чем навредил?!

- Тебе осталось жить совсем чуть-чуть, поэтому я скажу тебе. Слишком уж защищал он добро хозяйское. Если бы не мешал нам, то был бы жив, да ещё и денег бы получил. А потом на моей дороге появился ты. Такой же честный дурачок. Я хорошо заработал бы на твоем братце, но ты… Кто доложил баю Жоламану, где вы находитесь? Кого ты подкупил? С кем сговорился? Никто бы никогда не донес на меня, если бы не ты!

- Дурачок — это ты, оказывается. Откуда же мне было знать, что моя мать в ауле Жоламана? - засмеялся Андрей. - Ты неудачник, но пытаешься свалить вину за свои просчеты на других. У тебя все виноваты — мой отец, мой дед, я, аульчане. Все, только не ты сам. Глупец.

- Неудачник? - закричал степняк и выхватил саблю. - Это… - но, захрипев, он стал валиться на бок.

Зашуршали неподалеку кусты, однако раздался выстрел, и движение прекратилось.

- Микита, ты стрелял? - закричал Андрей.

- Я… - поднялся на берег Гуров. - Чем ты его снял? Нож метнул, что ли? Молодец, догадался достать незаметно.

- Второго ты как углядел?

- Дак он же как лось ломился скрозь кусты! - хмыкнул Микита. - Айда, поглядим, чем богаты они. Законная добыча, ты не сумлевайся!

Андрей помедлил — уж слишком мерзко было прикасаться к поверженному врагу.

- Чего ты? - прикрикнул Микита. - Поторопись, некогда нюни распускать. Али жаль тебе киргизца?

- Жаль? - Андрей прислушался к своим ощущениям.

Нет, жалости не было. Только отвращение. Вот он, враг, лежит на земле. Враг, лишивший его, несмышлёного младенца, отца и матери. Враг, едва не сделавший рабом его брата, и желавший разделаться с ним прямо здесь и сейчас. Воистину, судьба — насмешница.

Микита наклонился над степняком, обшарил его карманы, кинул Андрюхе кожаный мешочек с монетами:

- Твоё. А нож его я себе взял бы.

- Так возьми, - коротко сказал Андрей, беря под узцы чужого коня.

Рассмотрели добычу уже на другой день, при свете солнца. Хорошее, добротное оружие, крепкие жеребцы под казахскими сёдлами, тяжелые кошели с деньгами.

- Гляди-ка, - Тимофей рассыпал монеты по столу. - Золотые. И бумаги какие-то… Постой… Да ведь они, душегубы, купчишку какого-то русского ограбили! Ах, мерзавцы! Не пошло им впрок чужое! Хорошо, если жизни не лишили. Узнать бы, откуда купец, что стало с ним.

- Оно тебе надо? - скривился Микита. - Забери себе деньги, а бумаги пожги. Меньше забот.

- Нет… - покачал Тимофей головой. - Не принесут они счастья. Не дай, Господи, голову сложишь через них. Вернемся — непременно в Оренбурге разузнаю.

- Как знаешь… - хмыкнул Микита. - Андрюхина доля, он киргизца успокоил. А я своей добычей раскидываться не стану.

Не стал Тимофей спрашивать сына, каково ему после первого. Так видел — не шибко кручинится парень. Больше за реку поглядывает — не ушла ли корова, не забрали ли её хозяева. Но корова паслась безмятежно, как ни в чем не бывало, и по уговору через три дня Андрей переправил её на свой берег. А когда пришло время возвращаться в станицу, он с гордостью привязал её и киргизского жеребца к седлу своего коня.

- Добыл зипуна! - шутил урядник. - Теперь и жаниться ему пора. Семью обеспечит!

А Андрюха смущенно улыбался и думал о том, что коровье молоко будет полезно Смоляковским ребятишкам.

Продолжение следует...