Тополь на асфальте

   С вечера моросил мелкий дождь. Низкие, с разорванными краями тучи неровными тёмно-серыми шапками, цеплялись за верховины огромных размеров тополей. И каждый раз, проплывая над ними, постройками, дорогами и полями, сеяли живительную влагу после долгой, изнури­тельной летней жары. Она янтарными бусинками ложилась на листву деревьев, пожелтевший  ковёр травы и, увеличиваясь в размерах, прозрач­ными шариками скатывались на корни, отпаивая их и, тем самым, при­давали новый импульс жизни.
Василий Зеленко, крепкий, степенный, средних лет мужчина сидел у раскрытого окна и в задумчивости смотрел как дождевые капли в миг образуют сплошную влажную поверхность, активно поглощаемую измученной продолжительной жарой земелькой.
Дождь крепчал. Он уже более крупными каплями назойливо стучал по кровле дома, вздымал пузыри на образовавшихся лужицах и гонял их с места на место тёплым юго - западным ветерком. Улица была безлюд­ной. Казалось, никто и ни как не хотел помешать этому желанному явлению природы. И даже куры, привыкшие до позднего вечера прогу­ливаться по двору в поисках дождевых червей, жучков и другой лако­мой живности, забились в клеть и, сидя на животе, отдавались дре­моте. Только юркие воробьи в стремительных виражах садились на мок­рую землю, набирали в маленький перламутровый клюв съестного и так же стремительно подымались к своему жилью, находящемуся под крышами хозяйственных построек, повсюду, где было сухо, царили спокойствие, тепло и уют.
-Хороший дождик. К урожаю. И озимым хорошо, и ярина подтянет­ся. Да о чём это я. И картофелю, и овощам он нужен. И другого уко­са без него не получишь.
Василий снова посмотрел в окно. Невзирая на надвигающиеся су­мерки, невдалеке друг от друга, своеобразно подпрыгивая на мокрой земле суетились воробьи.
-Семья,- подумал Василий. Вот этот, который ближе и более круп­ный, с тёмно-коричневым отливом на голове- самец, глава семейс­тва. Воробей, казалось, почувствовав мысли Василия, резко повернул свою маленькую, круглую головку на хозяина дома, блеснув глазами- бусинками и, незаметно оттолкнувшись от земли, стремительно под­нялся вверх, под крышу добротного хозяйского дома. Самочка, зави­дев маневр главы семейства, поспешила за ним следом.
-Не так, как у других. От ранней зори до позднего вечера рабо­тают. Вот и справляются за лето по два-три потомства воспроизво­дить. Так и у других зверюшек. Возьмите зайчишек. Со стороны кажутся не таки­ми смышлёными, а два-три помёта за лето. И вырастят, и жизни на­учат.
А у нас, высшего создания? Под час здоровые руки возле пивных баров, да магазинов отираются. Денюшку выпрашивают. И в городе, и в деревне- одно и тоже. Нет бы этим рукам дома строить, земли пахать, зерно сеять, урожай убирать, да скот выращивать. Хотя и причины на это есть. Не бережем эти рабочие руки. Казалось бы, что лучше ав­томатизации производства? В сельской местности мелкие фермы лик­видировали. Крупные животноводческие комплексы построили. Построить- построили, только про рабочие места забыли. Что делать трудоспособ­ному населению? Вот и побежали они по городам и весям. А то и чу­жие страны обустраивать.
Земелька у крестьян запустевать стала. Сколько добра давало кре­стьянское хозяйство. Лошадиные фермы были. Хотя и не так как бы  хотелось, но было чем пахать, обрабатывать посевы, убирать урожай. Сейчас ни лошади, ни коровы. И писка поросячего не услышишь. Хоть на себе паши огород. А ведь это тысячи гектаров когда-то ухожен­ной, плодородной земельки. За которую революцию совершили, фашист­ских извергов изгнали. Да что война? Иногда только за межу братья переругаются. А сейчас паши сколько хочешь. Не только свою, но и по согласию, соседскую. Только бы сорняка не было.
Зеленко безразлично махнул рукой. Вот эти воробьи. На такие тя­гостные мысли навели. И правильно навели. Сколько таких как я кре­стьянским делом занимаются? Лошадями обзавелись, скот растят, зем­лю обрабатывают. Единицы. По пальцам пересчитаешь. А постареем? В чьи руки перейдёт хозяйство, а вместе с ним и опыт, и знания. Нет и не предвидится в перспективе.
Что не видятся проблемы? Видятся. Да ещё как? На рынок ссылаются. Говорят- выправит. Конечно выпрямит. Только не будь нашей продукции, так чей он будет - польский, немецкий, китайский? Ох, как хочется нам, что бы он был наш, белорусский. Да, подобно Сталыпинскому, новый белорусский крестьянин объявился. Расчётливый, настойчивый, дальновидящий.
И, как поговаривал Пётр Великий, не жалел живота своего.
Зеленко прислушался. По кровли дома ещё мерно стучали спорные капли дождя, но на  на улице становилось как бы светлее. Он подошёл ближе к окну. Вместо низко бегущих разорванных облаков, испускающих мелкую мо­рось, небо покрылось пеленой тёмной тучи, из которой , в безветрии вертикально падали чистые дождинки. Потянувшись до хруста в сус­тавах, мысленно произнёс: надолго зарядил дождик. Нужен земель­ке. Вместе с ней они знают как отблагодарить хозяина. Зевая, прикрывая при этом широкой ладонью рот, он с нежным свистом втягивал на­сыщенный парами дождевой воды воздух. Не переставая зевать, он ме­дленно направился к кровати. Как говорится, какой ни дождишко, а крестьянину отдышка. А дождишко хороший. Даже очень.
К утру небо очистилось от туч. С восточной стороны показалось зарево восходящего летнего солнца. Почуяв приближение светового дня, засуетились, защебетали птицы. Они, перепрыгивая с ветки на ветку, сбивали густо усеянную росу с листьев деревьев и кустарни­ков.
-Не спится им. Вот у кого учится надо,- снова подумалось ему. Зеленко вышел во двор. От прямых солнечных лучей прищурился. Ос­мотрелся. Везде царил порядок. На грядках, напитавшихся влагой, буйно выделялись зеленью огородние растения. Зашевелились на насестах куры. Послышался знакомый голос петуха. Вскоре они по одной- две начали появляться во дворе. Вслед за ними, проявляя страстную любовь, с округлёнными глазами на скорости выбежал хозяин курино­го гарема.
Зеленко полностью открыл сарай. Тёплый, плотно насыщенный потом животных воздух ударил в лицо.
-Прогулочка нужна. Залежались. Погода хорошая. В доказательство, яркие солнечные лучи игрались в воздухе, посадках, посевах. Заг­лядывали в каждую щель хозяйственных и жилого помещений.
Услышав хозяина, дружно поднялись и захрюкали свиньи. Они, поднявши оранжевые пятачки к верху, сквозь поросшие мохнатые брови сверлили глазами и до боли в ушах визжали, выпрашивая желанный за­втрак.
-Не пошёл бы я в такую рань,- было бы спокойно. И дальше они от­леживались бы в своих тёплых логовах. Нарушил покой - ошибка. По­давай к их столу.
Лошадь, заметив хозяина, тихонечко заржала. Почуяв запах аромат­ного хлеба, она наклонив голову к руке, зашевелила своим мягкими, подвижными, нежными ворсинками губ, подобрала угощенье.. Хозяин нежно потрепал её рукой по шее.
-Застоялся, Совраека? Лошадь, почувствовав обращение хозяина, снова заржала мелкой дробью.
-Умное животное. Всё понимает. Только говорить не может.
-На рынок поедем. Заодно и разомнёмся.
Лошадь, разгадав мысли хозяина, снова проявила близость. Повер­нув свою массивную голову к плечу Зеленко, она тёплыми, мягкими губами обошла щёки, нос, бороду. Почему-то коснулась фуражки. И чуть не сбросила её. Зеленко с удовлетворением улыбнулся.
Вот и не люби её. Как таких Соврасок не хватает нашим крес­тьянам. Ко всему, крестьянскому хозяйству грамотные отношения надо. Договорная практика. Объективные закупочные цены. Чтобы каждый хозяин заранее знал сколько государству продать, а сколько себе оставить. Чтобы не бегать по рынках, а полезным делом занимался.
Не побежит тогда крестьянин из деревни. Не побежит. Наоборот, стре­миться к труду будет. Государству крепкий крестьянин нужен. Он и до этого треть сельскохозяйственной продукции производил, а может ещё и больше.
До города, оставалось не так далеко. Лошадь, разбрызгивая жидкую грязь после обильно политой за ночь грунтовой дороге, медленной ры­сью стремилась вперёд, к знакомому рынку. Под широкими лошадины­ми копытами она, чавкая, воспроизводила глухие чмокающие звуки.
Рынок, как всегда, встретил привычным гулом, своеобразностью, суетливостью, ржанием лошадей и переливающимися сигналами машин.
Одни спешили попасть на территорию рынка, приступить к работе, другие, освободившись, спешили обратно, домой, где их ждали неотложные дела. А  других, которые можно было отложить,  у крестьянина в летнее и осеннее время не бывает.
Ступив за прилавок, его сразу окружили постоянные покупатели. Нравился им этот хозяин. Простой, доступный, культурный, вежли­вый Слово скажет - улыбнётся. Хорошим напутствием сопроводит. Доверием к себе гипнотизирует. Ждут его лошадь, а увидев с улыбкой го­ворят: наш Василий приехал, да, как в сказках говорится, молочка нам привёз. Для этих людей он стал родным и близким.
Василий, проверив продукцию в ветстанции, облачился в белосне­жный халат. Отработанными движением опускал и вновь подымал из молочной фляги черпак, разливал им по стеклянным банкам, металлическим бачкам и другой посуде вязкое , жирное молоко. Нетер­пеливые покупатели пробовали из наполненной до краёв посуды, а затем разносили его по домам,  квартирам, где ожидали их и взрослые, и де­ти, и родственники, и Бог его знает кто.
  Черпак, опускаясь в очередной раз и позванивая о пустеющую тару
предупреждал, что молоко заканчивается. Почуяв их высокий звук, по­купатели зашевелились, тревожно заговорили.
-Молока в достатке, - поспешил успокоить Василий. Знаю Вас и везу под заявку. Я Вам нужен, а Вы- мне. Так и живём вместе.
В стороне, торопясь, шаркая об асфальт обувью, прошла женщина. Судя по одежке, да по повадках, было нетрудно догадаться - торговка.
Она, приблизившись к подруге, в полголоса скороговоркой произнесла: облава. Василий больше не прислушивался к разговору. Черпак, из­дав металлический звук, опустился на дно фляги. Присутствующие с недоумением смотрели на его лицо.
-Что с тобой, Василий?- заметив его тревогу, спросила моложавая жен­щина.
-Облава какая-то, говорят. Какая ещё облава? - Кого ловить будут?- пожал плечами Василий.
-Есть кого ловить, Василий,- вмешался в разговор знакомый муж­чина. Наплодилось за так называемую перестройку и воров, и про­ходимцев. Работать как работать, а жить на широкую ногу хочут. Где трудовой народ, там и они. И выпросить что либо, и с прилавка по­тянуть. Вычищать их от общества надо. Только вот облава-это гром­ко сказано.Давящее на сознание. Обычная , я бы сказал, контролирующая работа. И не только с прилавка. Доверчивых людей любят.
-Ай, людзячкі, кашалёк укралі, - как бы в подтверждение разговора  послышался рядом голос не молодой женщины.
-Як гэта укралі? - торопливо осматривая  рукой свой карман, ото­звался недалеко от неё стоящий мужчина.
-Кашалька няма. Во дзе ён ляжаў. - Што ж я дома скажу?- ска­зала и громко заплакала.
-Милиция, милиция!- послышался призывной голос среди окружающих. Присутствующие останавливались. Выжидали. Раздвигая толпу, подбе­жали милиционеры
-Гляньце на гэтага пьянтоса,- произнесла не вдалеке стоящая женшина. Гэта ён на рукі ня чысты. Ён доўга кружыўся возля гэнай ба­булькі .
Подбежали милиционеры, а за ними заплаканная женщина.
Задержанный, опустив руку в карман, достал кошелёк.
-На, разява. Губляць не трэба. В толпе засмеялись.
 -Не только вор, но и воспитатель. Знает, как успокоить сердце пострадавшей.
  -Сколько ходок,- строго спросил милиционер.
  -Две,- понуро ответил воришка.
-На третью тянешь. Не воровать, а работать надо.
-Дзякуйце,- смахнув слезу, поклонившись, торопливо уходила женщина.
Зеленко окинул взглядом рыночную площадь. Везде было спокойно. По-прежнему суетились люди. Лошадь, пережёвывая свежую, сочную траву и увидев его, повела ушами. Пошевелив губами, издала не­жное ржание, дотронулась до рук Василия.
И видит, и чувствует хозяина,- с теплотой в душе подумал он. Ум­ное, очень умное животное. По - видимому, умнее всех животных. Да, нет же. А собаки? Тоже умные существа. Все они по- своему умные. Один Господь Бог знает, кто из них умнее. Ум - это ещё не всё. Важна близость к человеку. Одни бывают рядом с человеком, помогают ему, другие наоборот - сторонятся.
У входных ворот рынка стоял автобус с работающим двигателем. Старший наряда управлял работой оперативных труп.
Вот вам и облава. Облава, да не та. Не спит милиция, не даёт ра­згуляться преступности. Смотри с кошельком. Мигом разобрались. Нет, не дадут разгуляться преступности. Была неразбериха, вот и напло­дилось нечисти, как грибов в дождливый год. Вычистят, дадут наро­ду вздохнуть спокойно.
Василий облегчённо вздохнул. Попрощавшись с соседями, направил­ся к телеге.
-Адпусціця мяне, дзеткі. Я не вінаватая. Толькі пабачыць хацела, не далеко послышался умоляющий, выражающий испуг и душевную боль, и отчаяние, добротно одетой женщины. Сзади её утиной походкой ша­гал не высокого роста возрастной мужчина.
-Часаўщык я. Часы забрала. На прылаўку ляжалі.. Нікога ні было. Толькі яна падышла. Было трое, засталося двоя часоў. Добра, што гэтыя людзі,- показывая пальцем на работников милиции, былі. Толькі упакоўка засталася. Часы забрала на смешанном польско-белорусском языке с примесью австралийско - парагвайского диалекта отрапортовал оби­женный.
-Чем озабочен, Ваня? Обидели, греха на них нет.
 -Ёсць  каму пакрыўдзіць. Толькі вачыма маргнi. А грахі рэвалюция забрала. Ні цэрквоў, ні касцёлаў не засталося. Вось і пайшлі  людзі  у блуд. А дзе засталіся прыходы, там і людзі другія.
Василий обернулся. Двое молодых, крепких, разрумяненных парней в униформе вели ту же женщину, руку которой оттягивала хозяйст­венная сумка.
-Не задзэржівайце мяне, - снова послышался испуганный голос жен­щины. - Я не крала. Паглядзець хацела. А ён, показывая торговца, адным словам: вароўка і усё у міліцыю. А тут, подняв голову и посмо­трев на молодых парней, і міліцыя. - Не вінавата я. Не вінавата.
Женщина остановилась. Парни в униформе повернули головы в сто­рону автобуса. Задумались. Видимо глубоко задели слова женщины.
Что они подумали в этот момент? Может о родителях, братьях и сёстрах, или просто о друзьях, которых в жёсткие объятия захватила безработица. А вместе с ней растущие цены и чёрт знает что, как снежный ком, свалилось на головы этого доброго трудолюбивого на­рода.
-Пойдём мать. На месте разберёмся,- уже с ноткой теплоты в го­лосе произнёс сержант. И ты, отец, ступай на своё рабочее место. Да  повнимательней будь.Человека легко обидеть. Кажется ничего, а в памяти надолго остаётся.
Василий подошёл к телеге. С прежней деловитостью уложил кресть­янскую утварь. Присев на телегу, достал сигарету и впервые за день закурил. Лощадь, покосившись на хозяина и убедившись, что не настала пора отправляться в обратный путь, верхней подвижной гу­бой проворно подбирала остатки зелёной травы, которые с хрустом перемалывались на её больших и крепких, со временем пожелтевших зубах.
-Дзеткі, я ж не вінавата. Нічога дрэннага не зрабіла, - в голове
повторялись тревожные причитания женщины. Оговорил её старик. Оговорил. И на рынок не следует обижаться. Культуры маловато. Будет и рыночное хозяйство. Только порядок держать, как эти парни в униформе. И самим не плошать.
Василий наклонил к земле голову. Присмотрелся. Из приподнятого вверх и разорванного по краям асфальта пробивалоь ещё малоокрепшее, пригнутое верхушкой вниз, бледное растение. Он подошёл к нему.
-Смотри,- сказал сам себе, тополь. Тополь на асфальте. Новая жизнь, какой бы трудной и опасной она не была, пробивает себе до­рогу. Выруливая лошадь у выездных ворот, он снова посмотрел на асфальт. Не вдалеке от только что пробивающейся поросли стоял другой, тоненький, малозащищённй, но уже сформировавшийся тополь. По­махивая на лёгком ветру своим единственным на макушке ярко-зелё­ным листочкам, он как бы говорил: ничего. Пройдёт время и не уз­наешь меня, Василий. Подумалось, так и рынок. Пробьёт себе доро­гу. Станет настоящим для нашего крестьянина. Независимого, силь­ного. Не вечно топтаться на месте. Только бы меньше дров лома­ть. Насмотрелись же. Достаточно.


1 9 9 4 год