Меня понесло в университет

Итак, я студент одного из самых престижных учебных заведений (университет горд своими успехами в области математики и физики). Я ещё сомневался: туда ли меня занесло или не туда, это не для меня, ведь я только что и мог - так это  решать сложные задачи из «золотого» учебника Березанской для 5-го класса, который меня научил распутывать сложные причинные связи между объектами и делать правильные следственные выводы.   Бесконечность, матанализ, какая-то аналитика, тригонометрия со своими синусами, а также логарифмы с основанием «е», какие-то длинные ряды Эйлера, замечательные пределы и прочее, прочее… это всё моя трагедия…. Но взялся за гуж - тяни.

С  мыслями о поиске квартиры я пришёл во двор старого здания университета. Там ко мне подошла какая-то женщина, оторвала меня от моих мыслей и предложила  мне снять у неё квартиру. Я был рад и согласился. Женщина была среднего возраста, и по всему  было видно, что  она принадлежала к интеллигентскому «сословию», к которому и я причислял себя как педагога. Её квартира была на улице Чеботарской, недалеко от почтамта.  В сопровождении хозяйки в её доме я шёл за нею по каким-то длинным тёмным коридорам со множеством дверей вправо и влево. Это меня настораживало. Но как только я вошёл в комнату, тревога отпала. Комната была большая, с мебелью, хорошо убрана и освещена, а за столом сидела девочка и учила уроки за 10 класс. У меня никаких мыслей по поводу различных удочек не возникло.
Немного позже ко мне в напарники заявился ещё один студент. Симпатичный по внешнему виду здоровый парень из Лазаревской,  что вблизи Сочи. По его манере походки и держания головы я сразу понял, что с ним мы каши много не наварим. Я не надоедал ему во время совместного с ним житья своими просьбами помочь мне, а он не надоедал мне своими предложениями тоже помочь мне, так как их, этих предложений, у него просто не было. Его определили в какую-то другую учебную группу, и это было хорошо, так как при этом  необходимость обращений к нему существенно упала. Вскоре мне дали общежитие, и наши контакты с ним достигли минимума   миниморов всяких обращений друг к другу.
В то время из армии в университеты повали бывшие солдаты 27-го и старшего года рождения после 8-летней службы и демобилизации, они разбавляли молодёжный состав групп, а в моей, первой, группе я был самым старшим и с житейским кое-каким опытом. Остальные - молодёжь 35 года рождения.                И здесь мне повезло: всё внимание девочек группы доставалось мне. Поначалу меня называли по имени и отчеству, но так тянулось не долго, вскоре всё прищло в норму и стали «тыкать» на меня и на других. Наша группа была не большая: 5 мальчиков и 8 девочек. Первое впечатление от первого посещения группы было благоприятным: мальчики как-то сразу вызывали уважение к себе и готовность подружиться со мою, девочки тоже никогда мне не отказывали в помощи.
Мне как будто показалось, что я знал одного из них, Ивана Жука, ещё раньше. Да, это он , Ваня Жук, тогда, в 43 м -году, стрелял из кривого ружья, это у него разорвало порохом патронник и несгоревшим порохом травмировало ему лицо и глаза.
Ребят с таким деформированным лицом в то время можно было встретить довольно часто, ведь война только-только прошумела, она ещё не отпустила нас.
Девочки все были,  как на подбор, красивы, хорошо одеты, шустрые -живчики и умны. Среди мальчиков  самыми умными были Иван Жук и Евгений Сухомлин, самым «тупым» был я. Девочки были все умны.

Бросалось в глаза отличие в происхождении студентов педучилищного состава от нынешнего: в моей группе детей колхозников не было. Здесь были дети партийных и советских работников, интеллигенции, и демобилизованных военных (преимущественно лётчиков и высшего командного состава.) В отличие от учившихся в конце войны или на её излёте нынешние студенты -выпускники 10-х-классов были хорошо подготовлены по математике и даже по английскому языку. Они существенно лучше нас «стариков» были знакомы с литературными классиками и с текущими литературными новинками, при этом они не носили из-за этого высоко свои головы, как мой напарник по жилью на квартире. Как иногда бывает: уже при одном взгляде на человека тебя тянет к нему. Так случилось и со мной в отношении Ивана и Жени. Мы без лишней проволочки подружились, и ребята взялись сразу же за вправление в меня синусов с косинусами, логарифмов, пределов,  векторов с ортами и пр. Группа наша была очень сильной. Забегая вперёд, скажу, что все закончили университет . Ребята  все стали кандидатами наук, а двое из них ( я и Ваня Жук - докторами физико-математических наук, я - физик-ядерщик, Ваня - радио-астроном), а женщины, не знаю, как на счёт степеней учёных, но из нашей группы все закончили университет и потом стали работать в престижных организациях (научные институты Академии наук, конторы Королёва и Южмаш, а также Вузы.

Учебная неделя только началась, а в аудиторию (теперь у нас были не классы, а аудитории) зашёл преподаватель по черчению (надо же такое! лауреат премии французской академии наук по математике и преподаватель черчения) проф. Погорелов  А. В.

Я задал ему  вопрос, как мне быть, если я не учился в средней школе. Он долго думал, что мне сказать, наконец, придумал: - «садитесь, Вы не намного хуже других». Сначала я «затрусился», а потом понял, какая же он умница и какой  же он добрый человек: он дал мне шанс бороться и держаться. Это я помню всю свою жизнь и всегда старался дух этой истины потом переносить  и на своих студентов в Московском химико -технологическом университете. им. Менделеева Д. И. где я лет 10 тому назад по совместительству вёл семинары по общей физике, квантовой механике и по физическому практикуму. Надо сказать, что студенты это тоже понимают. И, если на физической кафедре этого  университета ремонта ещё после моего там присутствия как преподавателя не было, то там на одной большой стене ещё сохранились  в стихах и в рисунках добрые высказывания студентов   в мой адрес.

Это была первая весомая для меня поддержка

Вторую   поддержку я получил следующим образом: на первом или втором семинарском занятии по физике меня к доске вызвала ст. преподаватель Анна Ивановна Горностаева и дала решать задачу. Задача была, как будто из Березанской для 5-го-  класса. Я проанализировал все связи физических параметров, причинные следствия и спокойно решил задачу. Она меня похвалила, а я в группе приобрёл авторитет. До самой зимней сессии она меня больше к доске не вызывала.

Математический практикум у нас вёл молодой ассистент Короп В. Он относился ко мне с уважением и не позволял себе меня унижать за тривиальные проколы в решении задач.

Английский язык ( перевод и знаки я делал через пень-колоду сам), диктант у Гундризера я почти всегда наполовину списывал  и получал тройки, а иногда даже и четвёрки.

У нас мужчин, пригодных по состоянию  здоровья к воинской службе, один раз в неделю на военной кафедре, которой руководил генерал - майор Борисов, были под руководством старших офицеров (полковников Душечкина и Корбута) занятия по зенитной артиллерии, Предполагалось, что из нас получатся артиллеристы -зенитчики, да ещё и в офицерском звании. Занятия проводились в аудитории и в зависимости от погоды - на улице, во дворе биологического корпуса. В этом дворе стояла 85-мм пушка и ПУАЗО- прибор для управления артиллерийским зенитным огнём. Вся боевая матчасть по всему периметру двора « охранялась» каменными бабами, а сам двор  был запружен голубями, которые нас постоянно отвлекали от лекций полковников.

Говорят, что время летит быстро, говорят правильно. Я не успел привыкнуть к новым обстоятельствам новой жизни, как наступило время отчитываться за содеянное в первом семестре (теперь «полугодие» так называлось.).  Я сдал зачёты без всяких осложнений, даже вспомнить нечего, и был допущен без всяких проблем к зимним экзаменам.

Первым экзаменом значилась химия. Химию полный семестр читал нам доцент Давыдов (позже, ещё при нас, он стад доктором и  профессором). Я ходил на его лекции исправно и внимательно их слушал. Но слушать одно -знать совершенно другое. Доцент был балагур и шутник,  он располагал к себе и студентов..На вопрос из билета о соде я ответил: я знаю, что одну соду можно пить, а другой можно стирать. Мои глубокие мысли он прервал и спросил: -»ты в школе когда-нибудь был». Ответ мой ему понравился: в школе не был, я из Краснограда, он ещё спросил, а знаю ли я Чепурного, Я сказал, что знаю, что он у нас в педучилище преподавал логику и что это мой друг. И тогда он мне рассказал, что они с Чепурным во время коллективизации работали вместе, были добрыми друзьями, убивались оба за одной красавицей. Они оба с Чепурным были красавцами, .Чепурный его победил и женился на ней.

Итог был таков: «-желаю тебе прорваться, давай зачётку».

Следующий экзамен математика. Читал высшую математику у нас профессор  Бланк Я.П. Его курс высшей математики длился на нашем физмате 4 семестра, Яков Павлович ( так звали профессора) был по возрасту лет на 50, он носил  немного рыжеватые усы и любил их теребить в часы раздумья. Мне в то первое зимнее время на экзамене попался билет с вопросами  по аналитической геометрии и по  анализу с котангенсами. Я начал бойко отвечать, так что он перебил меня и попросил перейти к другому вопросу.. Я перешёл и сразу же «поплыл», а он меня сразу же «подхватил»:  -«я хотел за сложный первый вопрос поставить Вам отлично, графики тригонометрических функций  - ерунда по сравнению с первым вопросом, это ещё учат в средней школе,  теперь не знаю, что мне с Вами делать»,  я набрался нахальства и помог ему, сказав: - «Яков Павлович,  догоню, я в средней школе не учился». Так я «заработал» ещё одну четверку,  шансы на стипендию и ещё одну серьёзную поддержку.

Якова Павловича мы все любили   Он своё величие воплощал в добро  своим студентам. Я не подвёл его  и эти функции изучил позже.

Последним экзаменом в зимним семестре была общая физика. Нам  её читал тогда доцент Веркин Борис Иеремеевич, этот курс на физмате университета читался 5 семестров для всего потока, Он читал курс доходчиво. Ему часто помогала ассистент Елизавета Ивановна, которая готовила и демонстрировала различные физические опыты по теме лекций. Как-то раз,  в начале семестра, лектор зашёл к нам в группу и попросил дать ему наши замечания по поводу чтения его лекций. Лекции его шли до этого одна за другой,  без заглавий и разделов.  Я ему сказал, что если лекции снабдить разделами и запятыми, то будет лучше  доходить  до   нас материал. Он согласился со мной и запомнил меня.    Ещё до окончания чтения всего курса он стал доктором физ.-мат. наук и профессором. Студенты его любили. Он, как и Яков Павлович, всегда приходил на наши студенческие  юбилейные встречи   и
интересовался нашими успехами.

На первом экзамене по физике  зимой я к нему не попал. У меня принимала экзамен какая-то аспирантка Я довольно быстро споткнулся на котангенсе: я замолчал и она замолчала. Мне пришлось встать и уйти. Мне встретился Борис Иеремеевич и спросил,в чём дело. На мой ответ он сказал: - «приходите завтра и Вы сдадите.» На следующий день экзамен  принимала Анна Ивановна. У меня уже был опыт взаимодействия с нею, Я ответил, и поэтому не боялся. Я уже чувствовал  удовольствие от моего ответа, но Анна Ивановна сказала: -„ пятёрку я поставить не могу, учитывая то, что Вы мне сказали (в средней школе не учился);. В моей груди что-то кольнуло… Не можете- так не можете!

Я  собрал свои вещи и отправился к бабушке и тёте Лукие на каникулы.
 У них я отдохнул и прибыл на занятия в добром расположении духа.

Девочки наши ещё больше пошустрели, стали на меня больше обращать внимания и настырно предлагали, если с нашими девочками у тебя что-то не так, то мы можем тебя познакомить со своими подругами из других вузов.  Эта, казалось бы благоприятная обстановка для меня ( выбирай, дружи- никто тебя не осудит),  пробудила во мне необходимость за думаться о наших с Ларисой отношениях. Вот уже второй год, как наши с Ларисой отношения находились в состоянии стагнации. Я не могу понять причин этого, но я  постоянно принимал от Ларисы какие-то благоприятные флюиды, о которых, может быть, не знала и она, а они «флюиды» знали, что они зачем делают. .Честно говоря, наши отношения любовными назвать было нельзя: для этого явления  у нас не было  условий. Любовь мы перешагнули и взамен создали (я так думаю) другой тип отношений двух любящих пар, более перспективный и надёжный, основанный на вростании друг в друга с помощью обоюдовяжущих флюидов. Я надеялся, что летом мы с Ларисой встретимся и разрубим стагнацию на мелкие куски (я в этом был уверен), а что касается кризиса наших отношений, то, может быть, и здесь мы сдвинемся с мёртвой точки. В общем, это дело можно отложить и на лето и на более позднее время, так как на носу экзаменационная весенняя сессия. Зачёты я сдал без надрыва и был допущен к экзаменам. Экзамены я тоже сдал, кроме одного, который был последним в расписании. Это был матанализ!

Перед этим экзаменом мне дали общежитие на проспекте Ленина и поселили в комнату с второкурсниками- хвостистами. В комнате их было 4 или 5 человек. В комнате постоянно стоял стон: «мы не сдадим, нас выгонят». Я и так без них ели держался, и  думал, то же. что и они.. Зёрна упали на «благородную» почву: я на экзамен не пошёл. К тому же разболелась голова. Я не успел ещё выйти из общежития, как в комнату забежали наши девочки,. обозвали меня «хорошими» словами и буквально потянули меня в деканат. В деканате были проф. Бланк, Короп, а так же Анастасия Титовна — физматовская энциклопедия ( кто и где)  -- добрейший человек. Яков Павлович открыл «заседание» и сказал, что я не смог придти  на экзамен по причине сильной головной боли, что у меня болит голова, а сейчас  поэтому я  тоже не могу сдавать и поставил вопрос:  что со мной можно сделать? На этот вопрос дала ответ Анастасия Титовна: -« это хорош студент, ставьте ему сейчас в ведомость «хорошо», а осенью он сдаст.»  Её поддержали,  и заседание закрыли. Надо сказать, что в этот период моей юности у меня почти постоянно были сильные головные боли.

Таким образом, я  увидел  берег пристани третьего семестра: надо плыть.! Я тогда думал, что мы с Ларисой летом встретимся,   начнём рубить стагнацию и чертить пути преодоления кризисных явлений в наших отношениях. Но, оказывается, не тут-то было: у неё сессия в пединституте, ( она уже училась на заочном отделении), а мне надо было найти ответ на вопрос  Первого отдела про родного отца: если жив,  то где он живёт. Я каким-то внутренним чутьём предполагал,  что от ответа на этот вопрос зависит моя судьба: примут меня на спецотделение ( так называлось в студенческом простонародье  отделение физмата по подготовке специалистов по ядерной физике   для науки и  промышленности в соответствии с решением Партии и Правительства)  или нет, буду ли я получать более достойную стипендию или нет,.смогу ли я найти себе более достойное место в жизни или нет.  Честно говоря, я так думал, что такое тоже возможно, но не верил в то, что отец может мне чем-то навредить, при чём тут отец ? Ведь я его никогда не видел, а он никогда не видел меня!

С  этими мыслями я и отправился на каникулы. У тёти Лукии ещё раз уточнил про отца и про с.Коноваловка, что она знает про отца. Она знала  совсем мало, но подтвердила,что он родом из Коноваловки и что у него там  была сестра. Вот с этими сведениями я и поехал в Коноваловку. По приезду в эту Коноваловку  я зашёл в первую указанную мне жителями хату и попал на отцовскую сестру. По двору, хате и её виду было видно, что эта женщина не жила на свете, а только мучилась. Она меня обняла, расцеловала и расплакалась, сказала, что жив  и дала адрес. Было заметно, что отец не навещал свою сестру и нисколько ей не помогал. Это была моя тётя, но меня в груди что-то сдавило, и я не смог с нею сколько-нибудь нормально поговорить и ушёл.  До сих по кляну себя за это поведение.. Я  сразу же поехал в университет, в Первом отделе оставил свои сведения про отца и написал ему письмо.  Довольно быстро я получил от него письмо с приглашением приехать к нему, и я поехал.

В станице Незамаевская, куда  приехал, я увидел маленькую хатку, аккуратно побеленную мелом, во дворе стоял маленький сарайчик, а у стены этого сарайчика был бетонированный колодец для сбора дождевой воды, в том числе и для питья. Ни во дворе, ни подальше не было видно ни  травы, ни деревьев , ни огорода. Хата стояла у дороги, по которой, если проедет какая- нибудь машина, то пыль после этого стояла сутками.  Здесь была такая же беднота, может, ещё больше, чем у его сестры на Украине. Конечно, помочь ей он не мог. В хате меня встретила жена отца, Нина Васильевна, которая выглядела по возрасту лет на 45, была симпатичной и привлекательной как женщина, моя сестра Фаина ( 1934 г.р.), другая сестра Евгения (примерно, 1937 г.р.), а также двойня Оля и Борис 1946 г р.


Меня не интересовали причины развода и прочие биографические подробности, кроме одной:  интересно было бы знать, как он попал в эту станицу с Украины.  Я не приехал с какими-то «шкурными» интересами. Меня позвала родная кровь: я раньше, ещё до войны, видел по сохранившейся фотокарточке как меня маленького  держал на руках отец.

Отец меня только спросил, а зачем в университет понадобились  сведения про меня, т. е. про отца. Я толком не знал, но подумал, что для приёма на спецотделение  университета. После моего ответа мне показалось, что голос у отца задрожал, и отец меня ни о чём больше не спрашивал., а должен был! Я тоже его ни о чём не спрашивал. Установилось почти  безмолвное проживание: я немного подождал и уехал. Кто из нас первым прекратил переписку, я не знаю (забыл совсем!)

Сегодня, на склоне моих лет, я догадываюсь, что могло произойти: он, по расследованию моего сына Алексея в интернете, в первые дни, а то так и в первый день войны с немцами, вместе с командованием полка или батальона сдался в плен (или, скажем нежнее, попал) и всю войну провёл в плену. Он знал, что если начнут проверять меня, зацепят и его (а он служил на западной границе), а что будет дальше при повторном шмоне, известно будет только одному Богу. Он этого боялся, тем более, что его жена была дочерью белогвардейского офицера, с той же станицы Незамаевской (об этом сказали в администрации станицы по телефону  моему сыну), которая во время гражданской войны была столицей формирования белогвардейских войск. Об этом я много читал белогвардейской литературы ещё задолго до моего приезда в эту станицу.

После возврещения от отца  меня  ждали важные новости. Во-первых, меня перевели из первой группы физмата в четвёртую группу спецотделения. В этой группе были только мужчины, Во-вторых, там была стипендия в 500 рублей и выше,  давали стипендию даже при тройках. В-третьих, семинары по математике  вёл проф. Бланк Я. П.

Нас, мужчин, освободили от воинских занятий .

Всё мною воспринималось хорошо, но настораживали меня два обстоятельства: программу физмата нам никто не сокращал, а  только добавили в неё ядерную физику с её разными причиндалами и ещё дополнительно один семестр учёбы. Второе обстоятельство - что будет с не сданным экзаменом, ведь Яков Павлович, наверное, не забыл про это.

Первую контрольную работу по Якову Павловичу я написал на тройку, это хорошо.
Ободрённый оценкой, я написал Ларисе письмо в мажоре и сообщил все эти новости и что соскучился (это я сказал впервые и, думаю, что я её лишил при этом чувств). Она «отошла», мне ответила и пригласила в гости. Тогда она работала в школе, в Кирилловке, там проходил близко от села рабочий поезд  «Харьков -  Красноград». Ездить на свидания должно было быть удобно. И я поехал: меня позвали флюиды.

Лариса меня встретила, у неё было индивидуальное жильё: в комнате стояла узкая кровать, кровать от плиты отделяло пространство в 0,5 м, в головах было окно, а в ногах — дверь в сенцы.

К ужину Лариса поставила на стол бутылку ликёра хорошего, мы поужинали и  впервые «поплыли» в обоюдоостром и приятном объятии и поцелуях.

Я отдавал себе отчёт в том, что у Ларисы нет проблемы выбора женихов: статна, красива и умна. Её подруги  уже замужем. Будет ли она меня ждать и при этом рисковать остаться вечной девой, как её тётя, или нет? Ведь у меня нет ни кола, ни двора, ни высшего образования, ни достойных профессий и места в жизни. У меня, можно только  сказать то, что   было, так  это  голова. Но голова не даёт стопроцентные надежды, голова очень не устойчива к различным причинам и потрясениям.

Терять её я  не хотел!. На мои мысли и чувства Лариса ответила: « я знаю, что там у тебя девочек много всяких. Они тебя от меня уведут, а я не хочу тебя терять. Выход я вижу один: мы поженимся, и я буду тебя ждать и помогать, чем только смогу, женись!».

Я был рад её решению  не только потому, что её решение совпало с моим,  но и потому, что наши решения   были справедливы и не позволяли бросить тень на кого бы то ни было из нас, в частности, на меня: меня нельзя было мазнуть приймами, меньшей зарплатой ( я получал 500 рублей, а жена — только 490 ), отсутствием жилья ( у меня было общежитие), меньшим достатком  как жениха и мужа.


Между тем, забегая  вперёд,  могу утверждать, что Лариса при всяких наших отношениях никогда не высказывала мне или кому-то другому   никаких упрёков по повод у приведенных мною выше соображений. Как  только амплитуда колебаний наших отношений падала , так сильнее мы  клеились друг к другу и сильнее  вростали друг в  друга. Решение ждать и выйти замуж за меня могла принять только сильная натура  Ларисы с  её незыблемой верой в меня во всём  комплексе моих человеческих свойств. Это была её заслуга, за неё она никогла ничего не требовала.

Вот с этими чувствами  я и пошёл в Первый отдел университета и предоставил анкетные данные на будущую жену. За результатом мне велено было придти  перед началом занятий на 5- м семестре, а сейчас приближалась зачётная и экзаменационная зимняя сессия на втором курсе.

Вторую контрольную работу по матанализу я написал на двойку: почва подо мною заколебалась.

Сразу же пошла и третья контрольная работа по дифференциальным уравнениям. Я сел за широкой спиной товарища в надежде что, может быть, спишу, Яков Павлович распознал это, дал мне бумаги и посадил за свой стол. Я был в бешенстве. Я стал решать каждый пример разными методами, как только мог. Пара закончилась, я сдал свои бумаги и стал ждать результаты. На следующем занятии меня вызывает к себе Яков Павлович. О, Боже, что же будет дальше ? А дальше... Яков Павлович попросил дать ему зачётку, он взял и поставил мне зачёт автоматом. Один только я написал работу на отлично. От счастья у меня чуть не лопнуло сердце: я у него приобрёл авторитет.

 
Без какого-бы то ни было надрыва я сдал успешно зимние и затем весенние экзамены: я студент уже третьего курса! Я стал превращаться из серого студента в студента, окрашенного в вялые разноцветные тона. Я не стал дожидаться, пока меня покрасять  полностью  в настоящих студентов, а взял результаты проверки в Первом отделе, дождался приезда с сессии Ларисы, после чего пошли в Краснограде в ЗАГС и расписались.

Шёл 14 --й- день августа 1954 года  --     мы поженились!

Вскоре мы с Ларисой роазъехались по своим домам: она в школу в Кирилловке и на квартиру, а я — в общежитие, на Шатиловке. .Далее наша жизнь протекала следующим образом: я брал учебники по математике ( Фихтенгольц и Смирнов), конспекты, связывал их вместе и на неделю или на несколько дней ехал в Кирилловку на свидание. Там я их не развязывал, брал их снова и с ними возвращался назад с баночкой свиного смальца, который перетапливала Лариса с жареным луком, для того, чтобы я не заболел лёгкими. Так продолжалось на всех  курсах. Эти два курса были  тяжёлыми для восприятия, но тем не менее наши мозги были ими уже, хотя и частично, подготовлены  для восприятия более сложного и более тяжёлого третьего курса с его математической физикой, квантовой механикой, термодинамикой и электродинамикой.

У нас,  на физмате, считалось, что если студент пережил третий курс, то он может уже надеяться на окончание университета.

Уравнения математической физики -  это наука, которая тесно связана с теоретической физикой и математикой, она призвана находить решение, описывающее какие-то модели физических объектов и     явлений (например, колебания струны, потоки жидкости и много- много другого). Лекции по этой дисциплине у нас на третьем курсе читал профессор А. Я  Повзнер.

Это был спортивного телосложения, лицо его носило следы болезни оспой. Он всегда был хмурый,неразговорчивый и никогда не улыбавшийся, шутки и смех ему были чужды. Я, и не только я, когда подходил к столу, где восседал профессор, лишался речи. Профессор Повзнер принимал экзамены вдвоём с ассистентом: ассистент проверял решение экзаменовационной задачи, прилагаемой к билету, и допускал к профессору.  Иногда в аудиторию, где Повзнер принимадл экзамены, заходил  профессор Марченко, будущий академик.  и предлагал  помочь принимать экзамены, на что наш профессор с охотой соглашался: «раз-два-три» и группа студентов, желающих сдать экзамен исчезала.

О сложности этой науки и её доходчивости к мозгам студентов приведу пример, иллюстрирующий эту доходчивость.

  Профессор А Я. Повзнер  вёл занятия для всего курса по теме  «интегрирование и вычеты». Среди лекции вдруг поднимается Вася Б. и говорит профессору:  вы не в ту сторону гнёте контур, контур надо гнуть влево, а вы -вправо. Мы оторопели, а Повзнер очень ладно и нежно стал ему возражать, что на Повзнера совсем было не похоже.. Так продолжалось, пока Вася и мы не увидели в белых халатах дюжих санитаров. Вася стал бегать по скамьям, а санитары — его ловить.
Васе повезло. Это случилось в начале сумасшествия, его вылечили и сказывали, что он университет окончил, а другие 10 человек в тот год  из-за большой умственной перегрузки не выдержали и из физмата ушли. Я думаю,  что  это был не единственный случай, такие случаи в студенческой памяти были постоянно и в прошлом,  поэтому на кафедре была потайная кнопка.

Квантовая механика — фундаментальная физическая теория, описывающая природу в масштабе атомов и субатомных частиц. Эту науку нам читал не то доцент без научной степени, не то ст .преподаватель Пятигорский Л. М. Про Пятигорского ходили в студенческой среде разные байки. Одна из них заключалась в следующем: Пятигорский (это правда) был у Ландау аспирантом. И вот студенты решили за зверское отношение к ним устроить Ландау  тёмную, в этой драке Ландау схватил Пятигорского за пустой рукав, руку из которого Пятигорский потерял в одом из еврейских погромов под Киевом, после чего Пятигорскому  никакая защита нигде не светила,  несмотря на то, что Ландау и Пятигорский несколько раз были соавторами серьёзных физических научных трудов.  Но в 1956 году Пятигорский защищает диссертацию, переезжает в Обнинск и руководит теоротделом ВНИИФТРИ.  Соавтор величайшего физика современности Ландау по первому тому  «теоретическлой физики»  в 1993 году ушёл из жизни

Нам повезло: в то время Пятигорский женихался и приходил на экзамены в сильном недосыпе. По этой причине он задавал вопрос ( один и тот же): посчитайте термы для… и засыпал, студент отвечал, и если студент замолкал, просыпался, и снова задавал этот же вопрос.  Студенты -  экспериментаторы установили, если студент говорит, что он уже ответил, ему ставилась тройка, а если снова стал тоже самое отвечать, студент получал четвёртку , а то и пятёрку. Мгновенно мы этим законом стали пользоваться все.

На третьем курсе  нам читали фундаментальную науку « электродинамика» -  раздел физики, изучающий взаимодействие зарядов и магнитных полей  в самом общем случае ( постоянном и зависящем от времени), эта наука объясняет явления и интерпретирует  результаты опытов.

Преподавателем у нас был академик АН УССР Александр Ильич Ахиезор, выдающийся учёный, классик электродинамики. Он был добрым, весёлым и находчивым, всегда был окружён аспирантами. Экзамены у него походили на игру:  - «ты, Петя, возьми этого, а ты, Вася,  вот этого, а я обойдусь этим».У него получить неуд было как-то не совсем даже и обидно. У меня на экзамене произошёл такой случай: я выжидал, чтобы сесть к Ахиезору, это заметил профессор и  меня остановил, а к себе посадил задолжника. В это время в аудиторию зашёл доцент Гулида, преподаватель из радиофака. Александр Ильич сказал Гулиде взять меня, но тот стал отказываться. И стали они меня толкать, пока я не вышел из себя, Наконец, Гулида сообразил, что он должен подчиниться и вывел меня в коридор, поставил без всякого экзамена  тройку, а я не стал сопротивляться. Вот так я этот сложный курс и закончил.

Это ещё не всё: на третьем курсе изучается ещё  и термодинамика: сложнейная фундаментальная наука, описывающая  особенности передачи тепла и работы в  процессах взаимодействия.
У нас преподавателем по этой науке был всемирно признанный учёный,  научные труды которого обогатили эту науку, Академик АН СССР  Илья Михайлович Лифшиц. Это был скромнейший и добрейший человек,

Семинарские занятия вёл доцент Долгополов. Это был один из немногих  предметов, по которому я получил отличную оценку. Дело было так: как всегда я сдавал экзамен  предпоследним или последним,  а на сей раз передо мной сдавал Эдик О. Эдик совсем ни в дугу ничего не знал, но « молол» энергично. А Илья Михайлович у меня всё время уточнял, что Эдик сказал. Кончилось дело тем, что профессор спросил у меня, что мы ему поставим, я сказал, что «отлично» это, наверное многовато, а тройка в самый раз. Он поставил ему тройку, а мне «отлично». Вот так я и этот предмет сдавать закончил, а постоянно его учить — нет! Как -   то так получилось, что и я, и он почти одновременно уехали из ФТИ АН УССР.  Мой ФИАН и его Институт физических проблем находились рядом, и мы иногда с ним встречались и приветствовали друг друга как старые добрые друзья.

Мне наши свидания придавали сил и уверенности сдавать экзамены и по урмату с его дифференциальными уравнениями, и по  термодинамике, и по электродинамике и пр; я без всякого надрыва сдавал зачёты и экзамены по всей программе ядерной физики ( ядерные реакции, элементарные частицы. взаимодействия излучений и частиц с веществом, плазма, методы регистрации, приборы и техника эксперимента, ускорители заряженных частиц, рентген - аппараты и т.п) и, надо сказать, успешно дошёл до 6-го курса.

Как раз в разгар весенней экзаменационной сессии   Лариса родила 30 апреля 1956года нашего первенца, Александра. Рождение сына ещё больше придало мне  сил и уверенности в правильности нашей жизни, я, хотя и опоздал забрать его из роддома через необходимость сдачи экзаменов, но был рад этому событию и смог Ларисе два месяца помочь, пока она была в декретном отпуске.
 
Кроме  учебного времени, нас, особенно на третьих- четвёртых  курсах, привлекали на всякие сторонние работы: мы  целый месяц были в отъезде на берегу Азовского моря  по уборке кукурузы и арбузов, мы обсаживали деревьями дорогу « Москва- Симферополь», мы «ударяли» по религиозным «забобонам».  Мы регулярно работали на ремонте здания для университета. Это здание в 30-е--годы строили  американцы. В войну здание потеряло только окна, всё остальное выстояло. Штукатурку никакое зубило не брало. и вскоре наши там работы были отменены.

О пользе одной из таких работ расскажу вам. Дело было в мае - апреле  месяце, на Пасху. Мы тогда были на третьем курсе. Наше университетское начальство решило мужиков - физиков отправить на борьбу с религиозным праздником Пасхи.  Соорудили из двух машин колонну, нас рассадили в кузовах, а начальником над нами назначили Трофимова- секретаря партбюро физмата.- мы его звали Троша.  Наверное, очень много думали, как больше принести пользы, и выбрали Богодуховский район, село Ольшаны, на Харьковщине. «Богодуховский» район - звучит интригующе: если там одержим победу, то нас здорово похвалят. Колонны пришли на общий двор, мы выгрузились, увидели прикопанные саженцы, а местного начальства никакого нигде близко не было. Троша принял решение: машины отправить домой, а нам приказал пойти по хатам собрать лопаты, вёдра, а сам пошёл искать начальство местное с тем, чтобы оно указало, где сажать деревья. Не, долго думая, мы пошли в поход по хатам. Нам повезло: праздник в селе только «разгорался», в каждой хате стол с едой (яйца, куличи, сало, огурцы  и помидоры солёные, а также несколько  бутылок с самогоном) уже был собран и, очевидно, люди уже успели выпить по чарочке.

Вкаждой хате мы, как всякие культурные люди, поздравляли людей с великим праздником и желали им здоровья и благополучия, а потом говорили, зачем мы сюда приехали.. Поэтому население нас принимало с уважением и не отпускало без угощения и передачи гостинцев для поджидавших нас на общем дворе..Мы собрали около одного ведра самогона и большое количество хорошей закуски. Троша там где -то ещё решал организационные вопросы, а мы стали дегустировать принесенное. В общем, когда он появился, мы все лежали пьяны. Троша снова вызвал машины, мы кое -как погрузились и  уже под вечер приехали на Шатиловку, в общежитие, там выгрузились не все, одного не заметили и его ещё пришлось доставлять в общежитие уже из гаража.                В моей практике это был второй случай борьбы с религиозными забобонами, а первый: я тогда ( 1952 г) работал в школе учителем и меня  в такой же пасхальный день направили к молитвенному дому в с. Поповка ( Поповка и Богодухов!)  следить и препятствовать доступу детей на пасхальную вечернюю службу.

Я это  воспринимал как бзик, который готовила Партия по созданию общества вывернутого на изнанку: все крестили детей ( кто открыто, а кто -тайно), все покупали или пекли калачи (которые иногда продавали в магазинах), все красили яйца  в луковичной шелухе, все приветствовали друг друга «Христос Воскресе», все праздновали Рождество Христово и вели от него отсчёт времени в течение тысячелетий и т. п.

Война принесла Победу и пробудила развитие внутренних резервов переустройства общества и личностей.

Лето и вместе с ним декретный отпуск, каникулы быстро кончаются, и приходит пора разъезжаться: кому на работу в школу, а мне делать и оформлять дипломный проект. Поскольку теперь нас трое, мы (т. е. Лариса) решили эту проблему следующим образом: Лариса уезжает в Кирилловку,  забирает с собой Сашу и бабу Машу. Баба Маша — это её бабушка по матери. В Кирилловке Ларисе дали большую комнату прямо при школе, она могла забежать домой и на перерыве между уроками, а я частенько приезжал их проведывать. Так мы и жили, пока Саша научился говорить и  есть. А когда он всё это выучил и научился бегать, бабушка сказала:- «а чего я тут буду жить . Я заберу Сашу и поеду в Наталино». Так и сделали, там к бабе Маши присоединились ещё две бабушки: баба Женя, мать Ларисы, и тётя  Оля. Они днём работали, а утром, вечером и ночью оказывали бабе Маше  большую помощь.

К первому сентября я вернулся в университет, получил пропуск во ФТИ  АН УССР, нашёл научную группу, к которой был прикреплён, представился и получил в общих чертах задание на дипломный Проект. Моим руководителем назначен был Мочешников Николай Иванович, который два года назад окончил Ленинградский политехнический институт. Коля был начальник группы, а в группу ещё входили Иванов  Владимир - инженер по электронике и Глушач Вася, техник-лаборант.  Группа размещалась в большой комнате, кроме нашей группы были ещё трое молодых специалистов: Ирина Д., Володя Муфель и Артур Зыков, чем они занимались по-серьёзному, я не знаю. Знаю только, что Муфель разрабатывал ВЧ-разъёмы, постоянно их чертил, а Артур у Иры спрашивал периодически, -«он просто красив, или очень красив».

Мне дали большой стол у окна, немецкий арифмометр Рейнметалл и осциллограф. Моя задача заключалась в расчёте движения электронов. Для этого я использовал аппарат аналитической геометрии и рассчитывал траекторию только одной частицы, а затем выбирал другую из поперечного сечения пучка. Конечно, это была  ещё не наука, а так некоторая прикидка, которая всё-таки показала, что пучок через квадрупольные линзы можно провести. Другой задачей мне предстояло оптимизировать конструкцию датчика магнитного поля, электронику  которого  разрабатывали и изготовляли  Иванов и Глушач. Здесь главной трудностью было вырезать сердечник из тонкого пермаллоя (0,01мм)  так, чтобы он не закручивался перпендикулярно линии отреза. Я мучился долго и безуспешно. Никакие консультации и литература не помогали.

Здесь я впервые проявил конструкторскую смекалку: стал резать пермаллой двумя параллельными тонкими  фрезами.

Другое моё изобретение заключалось в том, что я датчик магнитного поля поместил в продольное магнитное поле, созданное намоткой поверх датчика. Запитав эту обмотку высокостабильным током, я получил возможность исследовать не только магнитное поле, но и его флуктуации, вплоть до 0,00001 эрстеда. Мы, в том числе и я, оформили по этому прибору научную  статью, её в журнале «Приборы и Техника Эксперимента» приняли в печать Это была первая моя научная публикация. Всё это как выводы из Проекта я и произнёс на защите.

На заседание Государственной комиссии я явился в новом костюме, для которого Лариса  заблаговременно  купила какой-то костюмный материал и заказала его пошив.

Государственную комиссию возглавлял академик Синельников Кирилл Дмитриевич. Он мне задавал много вопросов, особенно по магнитным флуктуациям и приёмам их уменьшения.

Своим выступлением я был удовлетворён. Я почувствовал себя уже нормально окрашенным. Мне сказали, что Председатель очень хорошо отозвался обо мне. Он, якобы сказал, что в Московском университете мне могли присудить кандидатскую степень. В этот же день, после заседания, меня позвал Кривец Григорий Ефимович - наш начальник по спецфаку- и предложил мне работу в университете с комнатой и переездом жены  с ребёнком, он долго меня уговаривал, пока я ему не сказал, что посоветуюсь с женой. Думаю, что слова Кривца являются подтверждением слов Синельникова.

Шёл 27 день декабря 1957года: я получил диплом об окончании университета и серебряный знак