Калейдоскоп. Миллениум. Этюд 30

       Пасмурный хмурый денёк - тридцать первое декабря 1999 года. Вся страна и весь мир в ожидании миллениума. Через несколько часов в написании номера года первой цифрой будет уже не единица. И случится или не случится «проблема 2000»,  которую с тревогой все ожидают последние несколько лет? Должны сойти с ума все серверы в мире. Сбиться с курса самолёты и морские суда. Ждать осталось недолго – скоро узнаем. Все почти без исключения в радостном ожидании события самого лучшего в году, да к тому же еще и особого в ряду подобных праздников. А я еду на стрелку - на бандитскую разборку. Вот же нечего делать человеку! Ну, неужели другого дня за тысячу лет было не выбрать? Но так уж карта легла.

       Дело в том, что мне сильно приглянулось одно полуразрушенное трехэтажное здание, одиноко стоящее на самой макушке Поклонной горы совсем рядом с метро Озерки. Оно было почти без крыши. Окна заколочены обломками фанеры. Территория вокруг огорожена покосившимся забором из гнилых досок. Внутри на территории - огромная куча мусора высотой больше самого здания. За кучей мусора - сарай. В сарае живут курицы, бараны. Как бы в это сейчас ни трудно было поверить, но это так. По одну сторону от старая маленькая размером с вагончик халупа с надписью "Зерно оптом". А по другую сторону ларек с надписью "шашлыки". Жизнь теплилась в этом маленьком мирке: какие-то арендаторы чинили электроинструмент, продавали зерно в мешках, жарили шашлык из куриц и баранов, которых выращивали и забивали здесь же. Воды и канализации не было. Но было электричество. И это уже было кое-что. По двору в огромных количествах бегали жирные крысы, которые питались зерном и останками убитых животных. Ловить их было бесполезным делом - куча мусора была для них надежным прибежищем. Печальная картина? Но зато какое место! Я тогда еще и сам не знал всей его прелести. Кто же такое сокровище продаст? Ответ понятен: разве что тот, кому оно принадлежит.

       Хозяином этого добра было тогда одно трикотажное объединение. Не хочу всуе упоминать имя этого почтенного предприятия. Много было у них разной недвижимости, разбросанной по всему городу. Кое-что из этого они успели распродать. Причины были разные. Продать же дом на проспекте Энгельса у них была причина более чем веская. Они имели неосторожность сдать этот "адрес" в аренду одному, скажем так, предпринимателю армянской национальности. Тот сдавал её в субаренду и на это жил. Хорошо ли жил или не очень, но был он законченный наркоман. Значит и на наркотики ему хватало. Сам же он аренду не платил. Ни копейки. И электроэнергию, которую расходовал в большом объеме, тоже не оплачивал. А счета приходили владельцу недвижимости немалые. И так длилось несколько лет. Как такое возможно?  -  спросите вы. Невозможно - отвечу я. Почти. Почти - потому что именно так оно и было. И выгнать его оттуда не мог никто. Я на переговорах с представителями продавца поставил условие, что моя задача оплатить покупку, а их задача - передать мне ее по акту свободной от любых притязаний третьих лиц. Но они только усмехнулись в ответ. Мол, если бы это было осуществимо, то они никогда бы его продавать не стали. Вот так и пришлось покупать это здание с обременением.

     На переговоры наш армянский оппонент не пошел, а сразу назначил встречу с участием членов какой-то группировки, которая будет представлять его интересы. Что за группировка я не знал, только догадывался, что на встречу приедут армяне.
Не скрою - я взгрустнул. Потому что, кто же их знает, этих горячих кавказских парней? А на дворе – всё ещё девяностые. Мне не хотелось ехать на встречу одному. Не потому, что страшно, а потому что позиция слабая. А вопрос надо решить. Я позвонил своему близкому приятелю Джонни. Он по национальности курд. Родился и вырос в Армении. Свободно говорит по-армянски и по-курдски. Ничуть не хуже и по-русски, хотя и с заметным акцентом. Несмотря на то, что закончил в Петербурге ни много, ни мало, а факультет журналистики.

     Этот темпераментный и харизматичный человек был тогда начинающим бизнесменом. Владельцем своего первого ресторана. Он был родственник моего партнера и друга по жизни и поэтому также и для меня был человеком своим и близким. Я обрисовал ему свою ситуацию. Он к моему удивлению ответил:

      - Не волнуйся, брат, я решу твою проблему.

     И вот в назначенный час сумрачного, последнего в этом тысячелетии дня мы едем с ним в наш будущий новый дом. Заходим на крылечко в эркере, проходим в тускло освещенное помещение с потолком из прогнувшихся досок. Садимся за длинный дощатый стол. Оппонент мой сидит напротив меня в темных очках. Это не смотря на глубокий полумрак. Начинаем разговор, и я сразу же понимаю всю его бесперспективность и бессмысленность. По бокам стоят человек восемь парней - армян в кожаных куртках. Я излагаю свои доводы. Что я, мол, новый хозяин этого здания. Я хочу его капитально отремонтировать и для этого мне надо его полностью освободить. А он твердит одно, что он занимает это здание уже несколько лет, он вложил в него много денег и никуда по этой причине уходить не собирается. Джонни сидел спокойно, молча, а я запускал свою шарманку снова и снова и пытался найти аргументы, способные хоть как-то дойти до него. Я заводился при этом и говорил всё более эмоционально. Было видно, что он заторможен и слабо соображает. Зато на взводе были его бойцы и наступил момент, когда один из них (должно быть старший) вышел вперед с явным намерением прекратить разговор. И тут Джонни встал... Он пошел старшему навстречу и закричал на него по-армянски. Бойцы опешили. А мой брат продолжал вещать на их родном языке, срываясь на крик. Он даже покраснел. Длилось это минут пять. Единственным из присутствующих кто не понял ни слова из этого проникновенного спича был я. Потом Джонни сел рядом со мной. Тишина длилась примерно минуту. После этого мой контрагент сказал, что ему нужно время до конца января. Раньше он физический съехать не успеет. Я ответил, что готов дать ему срок до старого Нового года. На том и порешили.
      Я до сих пор не знаю, о чем толковал им Джонни, что за аргументы приводил и           почему говорил так эмоционально. И пройдёт еще немало лет до того момента, когда я случайно узнаю, что он еще маленьким мальчиком бывал в доме и был любимчиком самого деда Хасана.    
      Шло время. Шёл и ремонт. Мы вывезли мусор. Восстановили инженерные сети. Заасфальтировали двор. Во время замены колодцев нашли тяжелую крышку с отлитой в чугуне надписью "Петроградъ 1916". Я до сих пор храню ее. Заминка вышла только с заменой забора. Дело в том, что для этого надо было получить разрешение Комитета по архитектуре. А разрешения этого нам упорно не давали. Я злился и понять меня было можно. Покосившийся забор из гнилых досок стоит омерзительным пятном на одной из главных магистралей города. Мимо регулярно проезжает на дачу губернатор. Есть собственник, который имеет право и хочет сделать городу красиво и потратить на это собственные деньги. Готов учесть любые пожелания чиновников от архитектуры. Почему нельзя? Может быть время было такое? Сейчас многое проще. А тогда даже такой очевидный вопрос было не пробить. На наши запросы мы получали пустые отписки типа: "Обращаетесь как-нибудь в следующий раз. Вчера. А еще лучше - позавчера".
      Очень хотелось плюнуть и оставить все как есть. Но как-то поостыв и выждав, когда Главный архитектор города уедет в отпуск я записался на прием к его заму, оставленному на хозяйстве. Фамилия заместителя была Зимин. Я приготовился: сделал фотографии существующего забора и здания. Взял с собой эскизы будущего забора. Отксерил карту города, чтобы лучше пояснить о каком именно месте идет речь. Ведь, в конце-то концов, такая персона как заместитель Председателя Комитета по архитектуре не обязан знать наизусть местонахождение всех гнилых заборов в нашем огромном городе. Придя на прием в назначенный час, я разложил на столе свои материалы. Хозяин кабинетика (а это был именно кабинетик, так как у нас в великолепном здании КГА на улице Зодчего Росси кабинетов нет вовсе. Есть один кабинетище - размером со школьный спортзал. А все остальные - кабинетишки) был человеком чисто советского стиля общения и управления. Таких я встречал немало в жизни. Они со всеми всегда без обиняков и на "ты". Я показал ему на фото наше здание и попытался показать это место на карте. Но он меня прервал.

     - Знаешь, что, сынок? Я твой дом безо всяких фотографий знаю лучше, чем ты сам. Кому ты собрался рассказывать про место, где он расположен?

     - Можно поинтересоваться почему? - спросил я. Он ответил:

     - Вот тут, рядом с твоим забором раньше было трамвайное кольцо. Когда перед войной я был маленьким мальчиком и жил за городом, я ездил в город в школу на трамвае. И, стоя на морозе иногда по часу и больше в ожидании трамвая, я смотрел на этот чертов дом. Так что он мне до сих пор иногда снится.

     Не очень-то приветливое и обнадеживающее получилось начало разговора. Но, как часто в жизни бывает, результат получаешь там, где его не ждешь.
     Разрешение мы получили и забор поменяли.
     Казалось бы: ну получил ты разрешение... Ну и забудь. Но нет. Для меня эта встреча запомнилась еще вот почему. Сейчас и следа от этого трамвайного кольца не осталось.  Пустырь и парковка на его месте. И старые карты мне в руки не попадались. А тут я из первых уст весьма компетентного человека узнаю о точном его местоположении. Знатоки истории Петербурга знают, что именно на Поклонной Горе стояла дача известного персонажа нашей истории – Петра Бадмаева. Эта легендарная личность много чем известна.
      Десятилетиями он лечил не только императорскую семью, но заодно и самого Григория Распутина. Вельмож врачевал за большие деньги, а бедных бесплатно. Возглавлял и дипломатическую миссию на Востоке. Убеждал государя присоединить к России Китай, Тибет и Монголию. Царь отмахнулся. Слишком смелое предложение. Но тогда для этого были все предпосылки. Есть несколько мнений относительно того, где конкретно располагался этот дом. Каждое из них опирается на какие-то доводы. Но подлинных доказательств нет ни у одного из них. А вот у Валентина Пикуля в романе о Григории Распутине сказано, что когда Петросовет принял решение уничтожить могилу Распутина, а тело его сжечь, чтобы не осталось ни следа, ни места для поклонения ему, отряд революционных матросов отправился с гробом старца на телеге из Царского Села, где была вскрыта могила. Пешая процессия направлялась в Парголово, - там было подготовлено место для придания его огню. Был ноябрь и было очень холодно. Шёл дождь со снегом. Путь был не близкий, матросы устали и замерзли. Они остановились на Поклонной горе во дворе дома Бадмаева в том месте, где к нему непосредственно примыкает трамвайное кольцо. Они провели собрание-митинг и постановили: в Парголово не идти, а сжечь тело прямо здесь – во дворе усадьбы знаменитого целителя. А Валентин Саввич Пикуль никогда не был замечен в вольном обращении с материалом. В отличие от большинства наших историков. На этом самом месте сейчас у нас стоит беседка в окружении вишен и яблонь. А в нескольких метрах от неё – огромная и очень старая берёза. Я не проверял её возраст. Но не удивлюсь, если она помнит тех самых матросов и сами события, происходившие сто с небольшим лет назад.