Главы из книги История башнёра Колядин

Экипаж танка № 916
14 февраля 1944

            Комбриг собрал командиров машин, чтобы лично поставить боевую задачу.  Утром, собранные остатки - три танка, оставшиеся из двух батальонов бригады, усиленные тремя же «катюшами» и остатками  роты пехоты из двадцати восьми человек на рассвете  выступают на укрепление внешнего  кольца окружения. После того, как войска Штеммермана частично прорвались к своим, немцы не оставляют попыток вывести оставшиеся части.
   
     Среди представленных подполковником Жилиным, прибывших с пополнением новых командиров танков, Саныч с удивлением признал старого знакомца ещё по училищу Валерку Колядина, который после объятий и – как ты? что ты? -  рассказал о перипетиях своей фронтовой жизни. «Если коротко, - повествовал лейтенант, -  два  раза горел. Контузии тоже две.  Ну и Родина отметила, не пожалела – два ордена – Отечественной II степени и Звезда…  и медали. Валерка, ёрничая, повёл плечами - позвенел «иконостасом», аж из трёх медалей. Но и цена… Твою… разтвою… Из нашего выпуска, из тех восьми, с кем связь поддерживал, осталось двое…»    Сюда прибыл в 207-ой батальон на должность командира взвода… и, захожу представляться комбату, а мне на встречу из-за стола поднимается… кто б ты думал…  майор-старичок в очках.

      Константиныч!
      Помнишь в училище «комроты-2» у нас был. Я ему на занятиях учебной гранатой в лоб залепил… хорошо он в танкошлеме был…  Как увидел меня – за голову схватился… и спровадил в третий батальон к Пузырёву, как он, не знаешь?»  «Повезло тебе, - молвил, начавший уставать от многоречивого приятеля гвардии старший лейтенант, - Виктор Викторович опытный танкист и очень хороший человек…».  И всё же, Иванов был рад встрече и ещё подумал, спасибо тому «кто распределяет на небесах» - одного хорошего человека забрал, другого дал. Тяжело одному на войне…
 
     А ещё, Сан Саныч рассказал, что потерял друга, убитого власовцем, на что вновь прибывший поведал товарищу историю, от которой «пробило» даже матёрого ветерана Иванова.
      На старом месте службы Колядин был командиром танка комбрига. В тяжёлых последних боях бригада захватила в плен большую группу немцев и власовцев. Наши потери были огромны. Комбриг медленно пошел вдоль строя пленных, как  вдруг перед ним на колени упал немец и стал на чистом русском языке молить о пощаде.

 Побелевший лицом полковник  достал пистолет и застрелил его в присутствии десятков свидетелей. Мы оторопели.  Обычно спокойно – сдержанный полковник обернулся к нам и сказал, чтобы слышали все: "На Хасане я был командиром танка, а он моим механиком-водителем. На финской войне я командовал ротой, а он был у меня командиром взвода. Когда началась война, он был ротным в моем батальоне, но в 1941 году пропал без вести. Он был мне другом, и я всегда переживал о его судьбе. И вот, сейчас я встретил предателя!". Мы стали искать среди пленных других власовцев. Кого нашли - после короткого суда, сразу прикончили. Немцам, возможно, тоже досталось...  Вот так.

      Засим  Саныч отбыл на похороны друга.
      Через час ординарец нового комбата старшего лейтенанта  Григоровича (Алабяна забрали в госпиталь лечиться) примчался с приказом забрать Саныча.      
      Он был никакой.      Только, поводил мутными глазами, никого не узнавая, улыбался запекшимися губами и так страшно скрипел зубами, что казалось, скрошит их на нет ещё   до утра. Лёня с Женькой   заботливо уложили командира на матрас плотно набитый сеном (Криволап все же реквизировал у кулаков) и укутали «дежурным» тулупом.

  Утром похмельный и  хмурый Саныч гонял экипаж почём зря. Всё было не так. Хорошо двинулись на выполнение поставленной задачи. Танк, по разбитой в прах прорывавшимися немцами  дороге, с огромными, в половину роста колеями, бросало из стороны в сторону так, что казалось вот-вот сковырнётся с корпуса машины,  давящая броню башня. По этому поводу Женька, устроившись на согретых командиром матрасе с тулупом, «создавал образы». Да куда там! Замучался «башнёр» елозить на матрасе по снарядным ящикам туда-сюда. С разрешения командира открыл люк – осмотреться.

     Смотреть было на что.      Ближайшие поляны и жидкие перелески, овраги по обе стороны дороги были «украшены» битой фрицевской техникой и людьми. Их был много. Правда были и наши. Наконец колонна выскочила на открытое пространство и начала притормаживать, пока не остановилась у каких-то  кирпичных строений. Но не они привлекли Женькино внимание, а толпа людей у догорающего сарая.
     Саныч ушёл на разведку, за ним, без команды, переполненный тяжёлым предчувствием потянулся и юноша. Тошнотворно пахло, чем-то горелым. В гробовой тишине,  как сомнамбула, боец раздвигал локтями плотно сбившихся в кучу, молчащих людей, пока не вышел вперёд. Прямо перед ним лежало семь сгоревших тел. С руками, ногами, головами – но маленькими, как у лилипутов. Это были израненные артиллеристы из подбитых САУ. Брошенные  здесь в сарае, у  какой-то ремонтной базы танковых частей СС умирать, а перед  вчерашним прорывом, сожжённых живыми. Мальчишка еле добрался до боевой машины.

    Вернувшийся Саныч, предложил жаждущим «посмотреть»…
    Желающих не было.
    Заряжающему было плохо. Он забился за казённик пушки и слышал, как командир рассказал, что немцы, не имея возможности вывезти всех своих тяжело раненных из окружения, оставили около двух тысяч человек. Вместе с ними остались добровольцы - медицинские сёстры и несколько врачей.  Интересно, на что рассчитывают они? На гуманизм? Общечеловеческие ценности?