Азияиeuropaвосток-запад
1. «Аз и Я»
Невидимый тюркизм – одно из главных доказательств подлинной древности «Слова о полку Игореве», в основе языка которого лежит южно-русский диалект XII века.
О. Сулейменов
Лучшие сочинения гениев человеческого духа всегда очень тонко и глубоко закодированы. Они никогда не перестанут волновать своих читателей и будут жить своей собственной, независимой от автора жизнью. Всё началось с того, что в 1975 году вышла книга Олжаса Омаровича Сулейменова «Аз и Я». Началось не только в Казахстане как немалой части Азии, но во всей огромной стране, «под названьем кратким Русь», объединившей в себе шестую часть земной тверди.
В Союзе Советских Социалистических Республик названная книга произвела эффект разорвавшейся атомной бомбы, к счастью, только в умах, ведь ум и душа человека тоже могут взрываться. Впрочем, это началось ещё гораздо раньше, пожалуй, с того времени, когда в 1960 году студенту Ленинградского Литературного института имени Горького О. Сулейменову определили темой дипломной работы «Тюркизмы в «Слове о полку Игореве». Думается, и тема была дана студенту Сулейменову не случайно, ведь он казах, сын степей, потомок древних тюрков, кому же, как не ему искать «тюркизмы»?
В рамках своего исследования О.О. Сулейменов переработал множество работ по «Слову», а также массу русских летописей, тюркских, скандинавских, монгольских письмен. В результате кропотливой работы исследователь обнаружил в «Слове» гораздо больше тюркизмов, чем было принято считать.
Однако у О. О. Сулейменова была и своя, более глубокая причина для изучения темы. Дело в том, что в советской науке господствовало мнение о незначительном влиянии тюркоязычных народов на Русь.
Молодой литератор, историк и поэт Сулейменов попытался утверждать, и эта мысль проходит красной нитью сквозь всё его повествование, что данное мнение не соответствует действительности, ибо длительное сосуществование двух культур не могло не наложить отпечаток как на Русь, так и на её восточных соседей. С другой стороны, совместное проживание народов в рамках вначале Московского царства, а затем Российской империи и, наконец, Советского Союза так и не привело их к всеобщему единению.
Великая мысль в данном случае вылилась в великое произведение «Аз и Я». Пытаясь доказать и необходимость, и актуальность, и научность своего труда, О.О. Сулейменов писал: «Ироническое заявление А.С. Пушкина – «поэзия должна быть глуповатой», – мне кажется, было понято слишком прямолинейно и стало основой предрассудочного отношения ученых к поэтическому языку.
Научный коллектив, говорят математики, дееспособен до тех пор, пока в нём есть некая критическая масса, то есть сумма полярных идей. Когда все сказали «да», то или тема исчерпала себя, или коллектив исчерпал свои возможности.
Незримый коллектив специалистов по «Слову» существует в нашей стране издавна. И все говорят «да». Любые попытки изменения всеобщего взгляда на биографию «Слова» вызывают немедленную анафему.
На поле – одна команда, и вся состоит из защитников. Нападающие давно ушли в раздевалку… Прочтения, переводы, комментарии защитников опубликованы, признаны и вошли в учебники. Отречься, усомниться в ценности всего этого, десятилетиями накопленного багажа, на котором зиждется авторитет имени, трудно. Наука поставлена в зависимость от учёного.
Скептикам, целиком отвергающим «Слово», недоставало доверчивости; апологетам, целиком принимающим, – здравого скептицизма.
Не только сомнение – двигатель науки, но и не только безоглядная вера. Иначе историческая реликвия становится одним атрибутом двух религий – нигилизма и патриотизма. Знать источник важнее, чем знать то, что нужно получить от него. В этих условиях самая ценная фигура в науке – скептик. Сохранить его – значит продлить жизнь науке.
…Скептик – это пчела с жалом, которую невежественный садовник отгоняет от цветов заповедного сада. Но именно пчела, вторгаясь в цветок, опыляет его. Охраняя от мохнатого разбойника драгоценный нектар, мы губим будущие плоды.
Если бы математика и физика испытали такое насилие патриотического подхода, человечество и сейчас каталось бы на телеге. Способность увидеть вопрос в толпе восклицательных знаков – редкое качество» [7. 402-403].
Своей книгой О. О. Сулейменов будоражил и волновал общественную мысль, книга явилась смелым и неожиданным выпадом против господствовавшей тогда точки зрения на постоянную вражду между Русью и Степью.
Не заметить, замолчать книгу «Аз и Я» не получилось. Связь веков, времён и народов очевидна: «Слово», подобно стреле, пущенной в Киевской Руси XII века неизвестным автором, отозвалось Словом, пущенным автором книги «Аз и Я» в XX веке. Живое слово всегда вызывает естественную реакцию, чаще всего неоднозначную, потому что вольно или невольно иногда очень глубоко задевает чьи-то, в данном случае, научные интересы. Имя большого ученого, порой, табуировано. Он – знает, что дальше – нельзя.
Мы читаем название книги как «Аз и Я», но, называя книгу «Азией», официальная советская пропаганда вновь проводила невидимую черту между «Европой» и «Азией», по сути, между Востоком и Западом.
2. Невидимые тюркизмы
«Слово» - уникальный памятник, в котором сохраняются
многие тюркские лексемы в их самых первых значениях.
О. Сулейменов
О.О. Сулейменов «протестовал против попыток, а точнее, традиций рассматривать историю народов вне связи с человечеством». Но на заседании Академии наук СССР, посвящённой обсуждению новой книги, выступил академик Б.А. Рыбаков, который назвал «Азию» «самой антирусской книгой».
На самом деле ничего антирусского в ней не было, просто поэт, писатель, филолог и философ заставил людей по-новому взглянуть на свои корни. Русский язык, как и любой другой язык, складывался постепенно и на его формировании не мог не влиять язык соседей, поэтому в русском языке столько явных и неявных, скрытых и открытых тюркизмов.
Только несколько общеизвестных слов.
«Брак». Язык, указывает Сулейменов, наиболее объективный беспристрастный документ прошедших эпох, особенно в тех случаях, когда испытывался дефицит письменных источников: «Я предлагаю взять за исходную форму кипчакскую «бiрак» - союз (буквально «соединение, сочетание», от числительного бiр - один)» [7. 489].
Во времена общения с булгаро-аварскими племенами в южнославянские языки могло войти то же слово, но в форме булгарской – пiрак – соединение (пiрагу – соединять). Оно стало общенародным, ибо выражало не политическое понятие, и конкретизировалось в терминах ремесла.
Благодаря тесному народному общению славян с дружественными тюрками, лексема эта пришлась славянам весьма кстати. От нее образовано целое гнездо слов, объединённых смыслом – соединять: пряжа, пряжка, упряжь, спряжение, прясть, пряду, прясло, напряг, запряг, подпруга, упруг, пружина, сопруга, сопруг – супруга, супруг.
Вообще, смысл формы «соединять» настолько важен, что распространяется на все сферы жизнедеятельности людей. Возможно, порог, наши пироги и любимые пирожные имеют корнем вышеописанные лексемы.
Отсюда и слово «распряг», то есть, разъединение, разделение [См.: 7. 489-490].
«Один, первый». Славяне встречались со многими тюркскими племенами и поэтому так часты заимствования. Числительное «один» представлено в современных тюркских языках: пир (хакасско-тувинское); пер, перре (чувашское); бир (азербайджанское, кумыкское, туркменское, алтайское); бiр (ногайское, каракалпакское, киргизское, узбекское, казахское, уйгурское); бер (татарское, башкирское).
Булгарская форма «пер» (бир, бер) отразилась в славянских вариантах порядкового числительного «первь», «перший». В местоимениях – «перед», «пред», «прежде». В приставках – пре-; пере-; при-. [См.: 7. 489-490].
Моя задача, писал О.О. Сулейменов, обосновать возможность проникновения в славянские языки тюркских лексем, связанных с идеей объединения.
В «1001 слове» выделены в самостоятельные семантическое гнездо все тюркизмы, несущие значение совокупности, связи, умножения. В эту группу включено слово «брак».
До XII в. удельные князья имели обыкновение ездить в степь за невестами. Первое значение термина брак «женитьба князя на дочери хана» с целью установления тесных политических отношений.
С XII века уже любая свадьба в высшем боярском сословии называется браком. В конце концов упрощённый смысл слова – «вступление в супружество» [7. 490-491].
Берендеи. Кочевники, обиженные печенегами и позднее половцами, становились сторонниками сильных северных соседей. Этих кочевников, отколовшихся, предавшихся Руси, вероятно, печенеги и половцы прозвали «берiндi», то есть предавшиеся, отдавшие себя, в русских летописях – берендеи [См.: 7. 491].
Слова «товарищ», «друг», «ура», «тур», «буян», «буйный», – тюркского происхождения. «… Святослав Киевский трижды рекомендует Игоря «буим». Мне кажется, термин «буй» входил в число титулов, выражая какую-то ступень княжеской иерархии в Киевской Руси.
В тюркских языках варианты буй, бий, бей, бой – применялись к людям, пользующимся властью и уважением» [7. 429].
В числе рассматриваемых тюркизмов О.О. Сулейменов намеренно не включает лежащие на поверхности русского текста тюркские лексемы – яруги, япончицы, хоругви, кощей, ногата, чага и др.
Зато, когда автор «Слова» называет Всеволода «буйтуром», то здесь О.О. Сулейменов прямо указывает, что это находка для тюркологов, мечтающих понять этимологию слова батыр (батур, боотур, богатур, богатырь). И при этом отмечает, что «Слово» - единственный памятник, где отразилась праформа популярного после XIII века термина. «В источниках X века его еще нет. Родился он скорее всего в кипчакской среде в XI-XII веках (буй-туре – буквально «высокий господин»)» [7. 426].
«Тюркское слово «кура» - стена, ограда (в современном татарском – кура, в казахском – кора). Древность его доказывается тюркскими памятниками X-XI веков. Происхождение его прозрачно – от корня «кур» - строй, воздвигай; курган – крепость, постройка» [7. 431].
«Слово «труд» - работа, дело происходит от другой тюркской формы. «Турт» - 1) толкай, 2) тыкай, 3) бей (общетюркское).
В древнеславянском рабовладельческом обществе каждый класс вырабатывал свой термин для обозначения понятия «дело». Класс рабов – работа (от «рабити»). Класс воинов – трут, труд, от «трудити» - бить, воевать» [7. 434].
О.О. Сулейменов высказал и попытался доказать, идею вполне мирного сосуществования двух разных миров – кочевого и осёдлого, так, например, он приводит сведения о многочисленных браках русских князей с дочерьми степных владык, проводит лингвистический анализ некоторых древних русских поселений и т.д.
Не все тогда читали, но обсуждали почти все или, по крайней мере, были свидетелями обсуждения, потому что книга именовалась «Аз и Я», которую самые большие учёные из Академии наук СССР, например, академик Б.А. Рыбаков, прочитали короче и яснее, а именно: как название самого большого континента – «Азия».
Разумеется, книгу запретили. Второе издание «Аз и Я» увидело свет лишь в 1989 году. Причём, всё началось не прежде, чем книга увидела свет. Надо полагать, судя по той реакции, вернее даже было бы сказать, по разразившейся буре, свет тоже, в свою очередь, увидел книгу.
3. «Слово о полку Игореве»
Се – мое, а то мое же.
Олег Святославич. Слово о полку Игореве
«Слово о полку Игореве», написанное неизвестным автором вскоре после половецкого похода 1185 г. князя новгород-северского Игоря Святославича, является одним из первых памятников древнеславянской письменности, датируемый концом XII века. О патриотической идее «Слова» писал Маркс: «Суть поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ».
Позиция Маркса естественно была признана единственно правильной. Однако, у О.О. Сулейменова складывался другой взгляд на поход князя Игоря, и этот взгляд формируется у исследователя в результате кропотливой работы с документами. Критически изучая «Слово», Сулейменов указывал: «Недоумение. Принято считать, что «Слово» - патриотическое произведение, написанное в 1187 году и призывающее русских князей к единению и борьбе с половцами, представителями чуждой степи культуры. Предполагается также, что этот призыв «достиг тех, кому предназначался», т.е. удельных князей, организовавшихся в 1197 году в антиполовецкую коалицию. …Но стоит лишь сопоставить «Слово» не с одной… группой фактов, а рассматривать памятник со всем комплексом реальных событий как на Руси, так и в сопредельных ареалах, то немедленно возникают весьма тягостные недоумения.
Во-первых, странен предмет выбора. Поход Игоря Святославича не был вызван политической необходимостью. Еще в 1180-1183 годах Игорь находится в тесном союзе с половцами, в 1184 году он отклоняется от участия в походе против них… И вдруг ни с того, ни с сего он бросается со своими ничтожными силами завоевать все степи до Чёрного и Каспийского морей. …Игорь не договорился о координации действий даже с киевским князем. Естественно, что неподготовленная война кончилась катастрофой, но когда виновник бед спасается и едет в Киев молиться «Богородице Пирогощей», вся страна вместо того, чтобы справедливо негодовать, радуется и веселится, забыв об убитых в бою и покинутых в плену…» [7. 448-449].
Преподаватель Литературного института, вероятно, сам того не ведая, предлагая студенту Сулейменову искать в «Слове» «тюркизмы», готовился выпустить джина из бутылки. По сути, перед О.О. Сулейменовым стояла задача определения влияние тюрков на Европу, и молодой исследователь, поистине, пошёл другим путём, путём, которым никто до него не ходил. Это был один из важнейших в истории вопросов, положительный ответ, на который объяснял бы существенные моменты всей индоевропейской цивилизации.
Потому что, коль в «Слове» есть «тюркизмы», значит, связи древних славян с кочевыми народами степи и с тюрками, в частности, налицо.
Значит, ещё в глубокой древности не было закрытых (в кавычках и без оных) цивилизаций, а было взаимовлияние и взаимопроникновение культур кочевых и осёдлых.
Значит, континент Евразия, составляющий большую часть земной суши, в древности был и полем битвы и местом переговоров и закреплённых на крови договоров.
Значит, Восток и Запад – две части света, как две стороны медали, как два лёгких, как крылья птицы, уже в глубокой древности обеспечивали устойчивое развитие западных и восточных или как говорили, азиатских цивилизаций.
Культура Запада, как это представляется, стала в значительнейшей степени культурой, воспринятой от стран Востока и от тюрков, в частности.
Воинственные племена древних гуннов, которые пришли во второй половине IV века из глубин Азии, покорили ряд германских и других племён и дали начало великому переселению народов. Степь и Поле, то есть всё то, что сегодня мы называем Евразией, стало плавильным котлом, в котором на протяжении веков боролись, смешивались и растворялись десятки и сотни племён.
К цивилизации континентального типа (по классификации А. Тойнби), указывает М.К. Козыбаев, принадлежит утвердившаяся от Алтая до Дуная в дешт-и-кипчакской степи тюркская цивилизация. Именно Тюркский каганат, возникший в VI веке, явился колыбелью тюркских народов [2. 40-41].
Можно ли говорить вообще о какой-то одной «чистой» культуре, не тронутой никаким влиянием со стороны? Вряд ли.
Чингисхан, основатель Монгольской империи, и затем его потомки, на протяжении ряда веков проводили завоевательную политику против народов Азии и Восточной Европы. Тогда гибли целые народы, однако, в конечном итоге, следует признать, что это также способствовало взаимопроникновению и смешению культур Востока и Запада.
И вот на все эти важные как для европейских, так и для восточных или азиатских цивилизаций вопросы, как раз и отвечали «тюркизмы» в древнейшем памятнике славянской письменности.
4. «Аз и Я» или бескрайние просторы Азии
Много буянов в «Слове». …«Аты буй» переводится с тюркского: «Именитые», буквально: «Высоко именные».
О. Сулейменов
Академик М.К. Козыбаев в статье «Степная цивилизация и её уроки», писал: «По А. Тойнби, «цивилизации представляют собой не статические формации, а динамические образования формационного типа». Так или иначе под цивилизацией исследователи признают эволюционную, автономную линию исторического и культурного бытия взаимодействующих этносов и государств» [2. 38].
Термин «эволюция», как известно, происходящий от латинского «evolutio», означает «развёртывание», и это последнее прекрасно иллюстрируется примером развёртывания древесного листочка из почки или развёртывания цветка из цветочного бутона. И в том и в другом случае происходит развитие и данный термин в самом широком смысле является синонимом развития.
Процессы развития, протекающие в живой и неживой природе, переносятся и на социальные системы, и рассматриваются как аспект истории, связанный с выделением тех или иных целостных социальных комплексов, т.е. эволюция общественных институтов, идеологии, культуры и т.д., как часть общей истории [9. 786].
На протяжении XIX и XX вв., отмечает М.К. Козыбаев, в литературе дебатируется вопрос о принадлежности кочевых народов к цивилизации. Многие исследователи Запада – евроцентристы полагают, что кочевники были «рабами степи», «вечными узниками климатического и вегетационного годового цикла», что они «утратили связь с миром». А. Тойнби однозначно утверждает, что «несмотря на нерегулярные набеги на осёдлые цивилизации, временно включающие кочевников в поле исторических событий, общество кочевников является обществом, у которого нет истории.
…Дж. Неру в своих размышлениях об истории всего человечества, говоря о монголах, писал, что «многие думают, что они были кочевниками, они должны быть варварами, но это ошибочное представление».
Востоковеды среди важнейших признаков кочевой цивилизации выделяли такие признаки, как государственность, монументальная архитектура погребальных сооружений, поселения городского типа, письменность и искусство, регулярные торговые связи, единая идеология, единый культ и религия, эпос.
Л.Н. Гумилев в своих исследованиях однозначно пришёл к выводу о существовании кочевой цивилизации народов Евразии, которая за 3000 лет прошла творческую эволюцию.
Интерес к тюркам был обусловлен тем, что оказавшись на пересечении четырёх сторон света, в Срединной Азии, они сыграли роль посредника, медиатора с Византией, Персией и Индией, Китаем; в совокупности Востока и Запада.
И вместе с тем они сумели сохранить свой неповторимый жизненный уклад и непохожесть кочевой культуры, на равных соперничающей с европейским и восточным образом жизни.
Высокая жизнеспособность общества, выразившаяся в сложных формах общественного устройства и социальных институтов тюрок (эль, удельно-лестничная система, иерархия чинов, военная дисциплина, дипломатия, наконец, жизненная философия в целом), явилась той идеальной основой, на которой стройно выстроилась гумилевская теория пассионарности.
Одновременно за Л.Н. Гумилевым академик АН СССР А.П. Окладников открыл по материалам археологических раскопок цивилизацию тюркских народов Сибири. «Древняя тюркская Сибирь, – писал А.П. Окладников, – оказалась теснее связанной с Западом, чем с Востоком. Её культура намного богаче и ярче, чем можно было полагать ранее» [2. 39].
Следует отметить, писал М.К. Козыбаев, что подобный стереотип восприятия занимает место и в наши дни, причём в самых причудливых формах – о казахах, поголовно пасущих до сих пор только баранов (А.И. Солженицын). И тут же выступает с опровержением такой постановки вопроса, против которой выступали Ч.Ч. Валиханов, академик В. Бартольд, А. Маргулан, Е. Бекмаханов и др. [2. 39].
Пренебрежительное отношение к Азии, отмечает М. К. Козыбаев, имеет место и в наши дни. Видный русский писатель Виктор Астафьев в статье «Чем больше помнишь, тем больнее» писал: «…я думаю, что фашизм у нашего народа поддержку не получит. Слово «азиат» ещё со времён Поля Куликова у нас ругательное, так и «фашист» ещё очень долго будет ругательным словом».
В этих условиях, указывает М.К. Козыбаев, проблема созидательной роли азиатов, в том числе казахов, в данном контексте цивилизации имеет далеко не праздный интерес [2. 40].
5. «Кочевники и культура: казахский эксперимент»
Таспен урса, аспен ур! – Если бьют камнем, ответь угощением. Казахская поговорка
Ветры дуют с Востока, солнце восходит на Востоке, и первые человеческие цивилизации, как известно, зародились на Востоке.
Становится близкой и понятной позиция М.К Козыбаева, когда он отмечает, что А. Тойнби в своей книге «Постижение истории», посвященной проблемам цивилизации, количество цивилизованных обществ увеличил до двадцати одного, однако, среди них нет народов Центральной Азии.
Пренебрежительное отношение к Азии, отмечает М. К. Козыбаев, имеет место и в наши дни. Видный русский писатель Виктор Астафьев в статье «Чем больше помнишь, тем больнее» писал: «…я думаю, что фашизм у нашего народа поддержку не получит. Слово «азиат» ещё со времён Поля Куликова у нас ругательное, так и «фашист» ещё очень долго будет ругательным словом».
В этих условиях, указывает М.К. Козыбаев, проблема созидательной роли азиатов, в том числе казахов, в данном контексте цивилизации имеет далеко не праздный интерес [2. 40].
При этом учёный ссылается на довольно резкую позицию великого сына Азии Джавахарлала Неру, высказанную им в своём трёхтомнике «Взгляд на всемирную историю»: «Взглянем как следует на Европу и Азию. Открыв атлас, ты увидишь маленькую Европу, примыкающую к великому Азиатскому континенту. Она кажется лишь его небольшим продолжением… в течение длительных периодов, на протяжении значительных отрезков времени доминировала Азия.
Её народы, наступая волна за волной, завоёвывали Европу. Они опустошали Европу – и они цивилизовали Европу. Арийцы, скифы, гунны, арабы, монголы, турки – все они, выйдя из какой-либо местности в Азии, расселялись по всей Азии и Европе.
Азия, казалось, плодила их в огромном количестве, подобно саранче. Европа долгое время была чем-то вроде колонии для Азии, многие народы современной Европы ведут своё происхождение от этих захватчиков из Азии. Мы хорошо знаем, что Европа, хотя это и самая малая часть света, сегодня является великой.
Но столь же глупо забывать о величии Азии. Мы несколько склонны увлекаться блеском Европы и забывать о прошлом. Следует помнить, что именно Азия дала великих идейных вождей, которые, возможно, оказали на мир большее влияние, чем кто-либо другой или что либо другое, где бы то ни было.
Азия дала великих основателей главных религий. Христос, Мухаммед, великие китайские философы Конфуций и Лао-Цзы – можно было бы заполнить целые страницы именами великих мыслителей Азии. Можно заполнить также целые страницы именами великих деятелей Азии» [См.: 2. 40].
Наш современник, выдающийся поэт, писатель, культурный деятель О.О. Сулейменов, выражал уверенность в том, что казахский народ исторически был носителем высокой кочевой культуры.
В журнале «Культура» издаваемом ЮНЕСКО в Париже (1978 г.), в статье «Кочевники и культура: казахский эксперимент» О.О. Сулейменов указывал: «Моральный кодекс выражается в пословицах и притчах, которые играют важную роль в воспитании, начиная с детства и до старости.
Слово играло особую роль в жизни казахов. И не путать «культура» и «цивилизация», культура это искусство быть Человеком среди людей. «Будь с гордым горд: он не сын пророка; будь с робким робок: он не раб твоего отца». Вот один из фундаментов моей личной культуры, внушённый матерью.
Через какие тяжёлые испытания должен был пройти мой народ, чтобы, как вывод из тысячелетнего опыта, высказать эту мудрую поговорку: «Если бьют камнем, ответь угощением» («Таспен урса, аспен ур!»)
Отрицание библейского закона «Око за око, зуб за зуб», который был основой отношений между людьми на протяжении тысячелетий. Это вывод, сделанный из истории, попытка почти христианская – торжество благородного варварства над ожесточённым сердцем. Нет, не горожанин, а кочевник мог увещевать своих потомков таким образом: «Если встретишь человека, обрадуй его: может быть, ты видишь его в последний раз».
…Я сам инженер-геолог и профессиональный писатель. Занимаюсь историей и лингвистикой с единственным намерением определить своё место среди своего народа и место моего народа в человечестве. Вторая часть программы много труднее, нежели первая. Само сознание народное и личное определяется вкладом во всемирную культуру. Мы начинаем видеть в культуре определяющий фактор прогресса, и это может определить силу интереса, который проявляется в наши дни к прошлому Народа, не имевшего записанной истории. Хочу знать, с каким багажом мы пришли в ХХ век. «С котомкой нищего!» - хором ответили мне историки» [7. 36].
О.О. Сулейменов отмечает, что для многих специалистов историков «кочевник» и «культура» понятия несовместимые. В труде А. Плетнёвой «От кочевий к городам» без обиняков утверждается, что «кочевники не могли быть творцами культуры и что они всегда играли одну-единственную роль – разрушителей.
…В ведении к своей книге, посвященной влиянию тюрко-монгольских эпосов на эпопеи Западной Европы, великий русский востоковед XIX века Г. Потанин воскресил свидетельства времен, когда «ордынцы» приходили на берега Сены как носители высшей культуры по сравнению с туземцами».
В западной литературе слово «гунн» в течение долгого времени было синонимом варвара. Но мы всегда забываем, что германские племена той эпохи находились на более низкой ступени социального и культурного развития, чем новоприбывшие.
Германцы заимствовали у гуннов не только слова, предметы, но и мировоззренческие системы.
…Полагаясь безоговорочно на свидетельства летописцев, позволяя себе проникнуться их чувствами и суждениями, ученые рискуют воскресить мировоззрения забальзамированного мира, принять преднаучное мышление.
Странная вещь, но кажется, именно это происходит с целым рядом современных историков. Для них кочевники только нехристи (не христиане), следовательно, не люди. Или, если люди, то сыны дьявола, выпавшие из ада.
И не случайно тюркские кочевники, которые на протяжении многих веков поддерживали тесные связи с племенами восточных славян, не оставили своих многочисленных этнонимов в летописях Древней Руси, а известны по насмешливым прозвищам, например, «татар» (или тартар), которое применялось к многим соседним тюркоязычным народам Руси.
…В Советском Союзе придают большое значение изучению прошлого народов «неисторических» и, в частности, тюркоязычных.
Академии наук Азербайджана, Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Татарии, Туркмении собрали многочисленные археологические материалы, свидетельствующие о богатых культурных традициях жителей степей, которые простираются от восточных границ Монголии до равнин Венгрии.
Это документальное подтверждение является доказательством того, что тюркоязычные кочевники имели значительные по времени культурные контакты с аграрными цивилизациями Китая, Индии, Ирана, со славянской Европой, с Византией.
Существование связей между кочевым востоком и славянскими народами оставило неизгладимые следы в этнографиях и языках» [7. 37-38].
Документ – это всегда памятник истории, более того, изучать историю действительно возможно лишь по её памятникам, независимо от того, когда этот памятник был создан.
Ставя перед собой такую важную историко-философскую проблему, О.О. Сулейменов отдаёт себе отчёт в громадной трудности и ответственности возлагаемого им на себя груза. Так, вначале он рисует типичный образ кочевника, внушенный официальной (т.е., царской, а затем советской) наукой.
«Кто такой кочевник? Для ума, воспитанного историческими трудами, кочевники – это скитающиеся орды, которые не имели никакого понятия о границах или о собственности на землю. Они питались, главным образом, сырым мясом, которое отбивали в скачке под седлом своих лошадей. Исчезали с лица земли города, имевшие несчастье вставать на их пути, и повсюду, где они проходили, оставалась пустыня. Они не были знакомы ни с моралью, ни с правом. И, естественно, не ведали таких высоких духовных категорий, как вера, честь, совесть, любовь…
Я сам верил этому образу моего предка. И, должен признаться, мне поначалу даже нравилась грубая определенность черт его характера, простота потребностей и целей. Мир был открыт перед ним, он скакал, рвал зубами конское мясо, рубил врагов, брал женщин и не задумывался о смысле своего существования.
Я упивался стихами Киплинга, в которых находил совершенное выражение простой философии кочевников.
С бород мы стёрли бараний жир,
Легли на ковры, и сошёл в нам мир,
На запад тёк разговор и на юг,
И дым ему вслед посылал чубук.
Великие вещи, все как одна:
Лошади,
Женщины,
Власть,
Война.
Не без грусти я прощался с героями, созданными ребяческим воображением историков, но факты говорили, что образ кочевников фальсифицирован.
…И я понимаю разумность своего нынешнего «патриотизма»: я не любил своего предка, но я сочувствовал ему в его роли, осужденному антидемократическим методом без помощи адвоката, исходя единственно из показаний свидетелей обвинения. Отныне я выступаю не только в качестве защитника, но даже как осуждаемый кочевник, который требует права последнего слова после приговора, вынесенного историками.
Для того, чтобы настоять на необходимости пересмотреть «тяжбы», я написал свою книгу «Аз и Я».
…Желая восстановить летопись мира, которую никто не писал, я начал прибегать к словарям, чтобы в них найти подтверждение своим идеям о существовании вековых традиций сотрудничества между кочевыми тюрками и славянами.
Язык – наиболее богатый резервуар исторической информации, избежавший произвола писцов. Источник наиболее беспристрастный. Он дает полную картину взаимодействия культур, которая противоречит безжалостному наброску историков» [7. 38-39.]
6. «Казнить нельзя помиловать»
Бездарное лучше сохраняется – оно грубее.
О. Сулейменов
Всякий алмаз, прежде чем стать бриллиантом, проходит филигранную обработку, так и молодой О. О. Сулейменов не уставал шлифовать свой талант, пятнадцать лет упорно работал в архивах, отказывая себе в развлечениях, встречах с друзьями, изучал историю российскую и свою собственную, казахскую и протоказахскую.
Большой удачей для советской и всей современной общественной гуманитарной науки стало то, что тема «тюркизмов» досталась талантливейшему сыну степей, впитавшему с молоком матери всё лучшее из многовековой культуры тюрков и позднее казахов, О. О.Сулейменову.
Судьба оказалась благосклонной к труду О.О. Сулейменова ещё и потому, что шестидесятые годы ХХ века – это время наступившей, наконец, после сталинских морозов-лагерей, долгожданной оттепели.
Шестидесятые это не двадцатые, не тридцатые и не сороковые-роковые, к тому времени уже прошла мода на то, чтобы по разнарядке, спущенной сверху, к какому-нибудь дому в каком-нибудь селе, подъезжал чёрный воронок, забирал человека, и поминай, как звали.
Сотни тысяч и миллионы людей, которые гордо назывались советскими, если не были расстреляны по решению судов-троек, заседавших каких-нибудь пятнадцать минут, то сгинули в северных лагерях.
Лагерях, сетью опутавших великий и могучий Советский Союз. Немногие из наших современников могли бы похвастаться тем, что их предки не были раскулачены или не имели лагерного срока. Нередко было достаточно только одного неосторожного слова, не то, что бы анекдота о новой, то есть советской власти, и человек… исчезал. Тысячи и миллионы раз, на примерах других, люди убеждались в справедливости поговорки: молчание – золото.
По некоторым данным, в указанное время в СССР было репрессировано около ста миллионов человек. В тридцатые годы, в пору коллективизации и массового обобществления скота, который, как известно, являлся главным богатством кочевника, степи белели костьми умерших людей. Так говорят очевидцы, имевшие случай проезжать тогда по казахским степям железной дорогой…, вероятно, только железной дорогой и можно было проехать…
Люди тогда научились молчать, единственно чтобы выжить. В чём же была вина миллионов наших предков, язык не поворачивается назвать соотечественников бывшими, ведь это всё равно, что назвать их бывшими людьми – кто же тогда мы?
Удивительная судьба всё-таки выпала книге «Аз и Я». Вот что может Слово! Среди тысяч наименований книг по самым различным наукам, выходивших в стране сотнями тысяч экземпляров, именно книге «Аз и Я» был уготован особый, поистине, тернистый путь. И хотя сам писатель назвал судьбу книги неблагополучной, но, в конечном итоге, она стала классикой, заняла достойное место в ряду лучших книг мира.
Книге «Аз и Я» выпало стать камнем преткновения, намертво завязанным узлом, местом пересечения взглядов и интересов крупнейших учёных, выражавших, по сути позиции Востока и Запада.
Однако, живучей оказалась формула из знаменитой сказки Г.Х Андерсена «Двенадцать месяцев»: «Казнить нельзя помиловать». Все главные слова на месте, смысл зависит лишь от того, где поставить запятую, от этого зависит иногда и судьба человека, жить ему или не жить.
Итак, казнить, как это было прежде уже нельзя, но и помиловать ещё тоже нельзя.
Но если нельзя расстрелять неугодного автора книги, как это было в тридцатые и сороковые годы, то это ещё не значит, что вообще ничего нельзя сделать с осмелившимся литератором, историком, писателем, лингвистом, учёным, посягнувшим на казавшиеся до той поры незыблемыми устои всех советских общественных наук.
7. «Книга благонамеренного читателя»
В великом «Слове о полку»,
как буйная трава,
вросли в славянскую строку
кыпчакские слова.
С. Марков
Автор книги «Аз и Я» О. О. Сулейменов знал, на что покушался: на святая святых официальной советской партийной науки и, вероятно, желая предупредить возможные недоразумения под заглавием написал: «Книга благонамеренного читателя».
Именно эта «благонамеренность» говорит о многом для людей моего поколения, ведь от этого, на первый взгляд, невинного слова может зависеть вся твоя жизнь. Но и это предупреждение не помогло. Книгу «Аз и Я» разнесли. И высокие трибуны оказались для этого самым подходящим местом.
Уж сколько раз твердили миру, что «высовываться» не только небезопасно, но напротив, смертельно опасно, ан нет-нет и находятся таки смельчаки, отмеченные печатью свыше, возьмут да и опрокинут строившееся десятилетиями здание официальной науки. Науки, где место тюрков в истории цивилизации Запада было строго определено, то есть указано.
Но именно такое обстоятельство, на наш взгляд, оказывает решающее значение на формирование цельного здания всех общественных наук.
В мире так всё устроено, что одно лучше видится на фоне другого, и от этого никуда не уйти, иногда достаточно поменять только фон, и вот то, что было незаметно, от этого в значительной степени выигрывает. И как «часто простое кажется сложным, чёрное – белым, белое – чёрным».
Вообще же, именно разделение по принципу чёрное – белое, особенно в науках гуманитарных, где всё не так строго определено, нередко пускает исследователей по ложному пути, ведь многое зависит от того, что сделать точкой отсчёта, что будет ориентиром, от этого зависит, что считать белым, а что – чёрным. Или наоборот.
И эта, казалось бы, очевидная оценка не лишена субъективности, потому что белый цвет, как известно совершенно точно, преломляясь, распадается на все семь цветов радуги. А чёрный также аккумулирует в себе все цвета или весь цвет мира. Иные художественно устроенные личности, даже полагают чёрный самым насыщенным цветом. Спорить не станем, однако, не лишне, на наш взгляд, заметить, что всякое разделение вообще говоря, условно, и делается исключительно для удобства пользователей, то есть всех людей, поэтому принято: это считать белым, а то – чёрным.
Это в стихотворении, посвящённом поэтом детям, всё предельно ясно и просто.
Крошка сын к отцу пришёл,
И спросила кроха:
– Что такое хорошо
И что такое плохо?..
И порядочный папа замечательно объяснил – что есть что:
У меня секретов нет, –
Слушайте, детишки, –
Папы этого ответ
Помещаю в книжке.
[3. 501]
Но жизнь, как известно, богаче всего того, что о ней говорят, и редко использует только два цвета – белый и чёрный, напротив, сияет не семью цветами, но семьюдесятью оттенками цветов.
Но без «главных» цветов – белого и чёрного – никуда, потому как принято. Итак, одна, левая страница книги «Аз и Я» – чёрная, и на ней чётко различаются белые буквы, другая, правая страница развёрнутой книги – белая, и на ней, как на этой, пишется чёрным по белому. Так что фон, оказывается не менее важным, чем написанные на нём слова: «рек боянъ», «железные врата», «поле», «невидимый тюркизм», «добыть города Тмутаракани», «хула на хвалу», «додон и Геродот», «этимология», «Аз и Я», «тенистое крепкое дерево рода», «символ древности», «рассыпанные литеры ушедшего в вечность детства». И написаны эти слова-формулы (названия некоторых параграфов книги) либо чёрными, либо белыми буквами – в зависимости от того, каков фон.
Нет сомнения в том, что книги определять взгляды человека, поиски и направление мыслей и, в конечном итоге, влиять на его судьбу.
8. Читатель, Исследователь, Поэт
Суеверие – не религия, милый анахронизм.
О. Сулейменов
О себе самих должны сказать мы сами, заметил поэт. В предисловии к книге «Аз и Я» О. О. Сулейменов писал: «В моей небольшой библиотеке сохраняются лишь те книги, к которым я постоянно возвращаюсь.
Книжный запой детства и юности сменяется штилем. В толпе уличных знакомых и приятелей находишь друзей, с которыми пройдёт твоя жизнь. В море полиграфической продукции определяешь несколько книг, воспитывающих в тебе читателя» [6. 396].
Читатель, исследователь, поэт и писатель не стал бы самим собой, если бы не проникся «Словом» так, что оно стало его личным, О. О. Сулейменова, открытием. Именно об этом пишет он сам.
«Осознать космос культуры, в котором, как ядро, плавает слово, – это и есть наука чтения. Не освоив её – невозможно писать самому.
Одним из таких учебников чтения стало для меня «Слово о полку Игореве».
Более десятка лет я пытаюсь покрыть расстояние между собой и этой Вещью. («Вещь» - мудрость, др. рус.)
… «Слово» - неожиданно.
Оно заключает в себе прозрения, кажущиеся подозрительными, тривиальные образы, покрытые патиной гениальности, и тёмные речения, великие уже потому, что понимаются банально
… «Слово» - своеобразный текст, проверяющий знания, мировоззрение и способности читателя, его психологическую подготовку к встрече с историей. Оно, как лакмусовая бумажка, определяет читательскую среду – в одном прочтении краснеет, в другом – синеет. А иногда и белеет» [7. 396-397].
То, что О.О. Сулейменов сорок лет назад писал о «Слове», сегодня, на наш взгляд, вполне можно отнести, к его, ставшему классикой, сочинению «Аз и Я».
Нет, не по накатанному пути шёл молодой литератор, историк, филолог, поэт, славянист и тюрколог. Напротив, путь его мало походил для удобного вышагивания и победного марша, потому что это была непроторённая другими авторитетными учёными дорога, ненакатанная, а сплошь покрытая буреломами истории с намертво сплетёнными ветками предубеждений и предрассуждений.
Не лаврами и не розами была усыпана его дорога, напротив, приходилось идти против ветра всеподавляющей, официальной советской государственной машины, безжалостным катком выравнивающей все выпуклости и шероховатости намеченного ею пути. Поистине, прав был Н.А. Некрасов, когда писал о поэте и человеке:
Его преследуют хулы:
Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья.
[4. 38]
Но именно этот путь стал для О.О. Сулейменова, в конечном итоге и победным путём к своей вершине, и личным подвигом, вдохновляющим всех тех, кто следил и за его трудным восхождением, и за его открытиями.
Мучительно размышляя о роли и месте человека в мире людей и науки и о своём личном назначении, О. О. Сулейменов креп духом и возвышал голос: «Имею право ошибаться и признавать, и искать новые решения.
Имею возможность высказывать свои суждения по табуированным проблемам. В этом есть определённые преимущества не только для меня лично».
Я отказался от темы – «Тюркизмы в «Слове» - понял, что узкая специализация продуктивна в математике, а не в человековеденьи. «Слово» нужно читать не коллективом «МЫ» (Славист, Тюрколог, Историк, Поэт и др.), а коллективом Я. Те же персонажи, но объединённые в одной личности» [7. 397].
Действительно, без огромных людских масс, без людского сообщества, без коллектива, никак не обойтись при возведении объектов народного хозяйства, при возведении зданий, строительстве железных дорог, на крупных промышленных и сельскохозяйственных предприятиях и т.д., но открытия в науке вообще и в истории, в частности, никогда не делались коллективно. В этом отношении мыслитель всегда одинок, его можно уподобить скорее парящему над горной вершиной орлу, чем одному из муравьёв в муравейнике или пчеле в улье.
Определяя образ читателя и исследователя, О.О. Сулейменов подчёркивает необходимость предельной честности для всякого, кто ставит своей целью, своим смыслом поиск Её Величества Истины, кто не перестаёт мучительно решать для себя главный вопрос жизнь: «Быть или не быть?..».
Предваряя начало книги «Аз и Я» О. О. Сулейменов писал: «Слово» не должно быть средством, как, впрочем, литература и наука вообще. От того, как ты прочтёшь, чью точку зрения поддержишь, а чью опровергнешь, не должно зависеть твоё бытование. Ты обязан быть предельно свободным в оценках работ своих учителей. Аксиома, но требующая ежечасных доказательств практикой творческой жизни.
Было бы слишком самоуверенно заявить, что я как читатель отвечаю полно всем требованиям, поставленным самим же. Но последнее условие я честно пытался соблюдать всегда. Соглашался только с тем, что мне в данный момент казалось истинным, и протестовал против своих и чужих вчерашних утверждений, если они сегодня устаревали. Ибо путь к сути лежит через суд, через непрерывно заседающий в тебе трибунал мысли» [7.397].
Позиция Поэта, Исследователя и Человека напоминает здесь позицию М. Шевреля, который, пытаясь определить философское отношение к истине, заметил: «Всегда стремиться к истине и никогда на неё не претендовать» [8. 275].
9. «Открытое письмо»
Мы кочуем навстречу себе, узнаваясь в другом.
О. Сулейменов
Вспоминая то нелёгкое во многих отношениях и, верится, счастливое время борьбы и тревог, О.О. Сулейменов писал: «Наконец отменено постановление Бюро ЦК КП Казахстана от 17 июля 1976 года «О книге О. Сулейменова «Аз и Я» - так оно называлось. И в нём значились санкции против издательства, осмелившегося опубликовать сей труд, издателей, не проявивших бдительности… Автору предписывалось признать свои ошибки печатно.
…Помню, как готовилась эта, необычная даже в те времена, экзекуция.
Ей предшествовала яростно-критическая кампания в центральных журналах: «Точка в круге, из которой вырастает репей» – А. Кузьмин, доктор исторических наук («Молодая гвардия», декабрь, 1975 г.); «Слово о полку Игореве» в интерпретации О. Сулейменова» – доктора Л.А. Дмитриев, О.В. Творогов («Русская литература», № 1, 1976 г.); «Мифы и истины» – Ю. Селезнёв («Москва», № 3, 1976 г.); «Гипотезы тёмных мест «Слова о полку Игореве» – Д.С. Лихачёв, академик («Звезда», № 6, 1976 г.) и др.
Готовилось обсуждение книги в ЦК КПСС силами трёх отделов – науки, культуры, пропаганды и агитации. После чего планировалось издать соответствующее постановление ЦК и закрепит разгром строгой строкой в докладе на XXV съезде.
Обсуждение было перенесено в Академию наук СССР и состоялось 13 февраля 1976 года в здании на Волхонке, стенограмма опубликована в журналах «Вопросы истории» и «Вопросы языкознания», №№ 9 – «Обсуждение книги Олжаса Сулейменова».
Академический разнос для республики был менее опасен, чем партийный, но Суслов обязал обсудить и осудить книгу на Бюро ЦК с последующим покаянным письмом в газету.
14 июля 1976 года меня ознакомили с проектом постановления Бюро, где было в нескольких местах – «исключить из партии… освободить от работы…» Речь шла о председателе комитета по печати, директоре издательства…
Автора репрессии не касались, только покаяние» [7. 586].
О.О. Сулейменов написал Открытое письмо, в котором, обращаясь к Первому секретарю ЦК КП Казахстана Д.А. Кунаеву и Членам Политбюро ЦК КП Казахстана, прямо и открыто защищал свою позицию исследователя.
Каждое слово «открытого письма» дышит уверенностью в правоте своего дела, каждое слово глубоко продумано и выстрадано, и поэтому на своём месте, вырывать его из текста, значит нарушать целостность мировоззрения Поэта, Писателя и Человека.
Читая сегодня ёмкие строчки письма, нельзя не отдавать должное стойкости, честности, мужеству О.О. Сулейменова: «В критических статьях, появившихся на страницах журналов «Молодая гвардия», «Москва», «Знамя» (в меньшей степени в журнале «Русская литература»), в газете «Литература Грузии», в части материалов устного обсуждения в АН СССР и в ряде других – неопубликованных, ставятся под сомнение и творческие способности автора, и, главное – идеологическая направленность, цели данной работы.
Книга в ряде выступлений определяется как националистическая, пантюркистская и даже – проникнутая духом сионизма.
К сожалению, не принимается во внимание и противоположное мнение, высказывавшееся за «круглым столом» «Дружба народов», на заседании совета по критике в Союзе писателей СССР, и в других обсуждениях, и во многих статьях, не увидевших света на том основании, что написаны они не специалистами. Но и авторы некоторых рецензий не являются специалистами ни в той области историографии, которая затрагивается в книге, ни в литературоведении, ни тем более в лингвистике.
Поэтому их мнение, оказавшее влияние на общественное благодаря большим тиражам изданий, я могу уравнять в правах с мнением других: известного литературоведа академика А. Новиченко, тюрколога-историка действительного члена АН Узбекской ССР М. Нурмухамедова, секретарей СП СССР Ч. Айтматова и Э. Межелайтиса, Р. Рождественского, Н. Федоренко, многих писателей и учёных из Москвы, Ленинграда, Киева и Баку, Казани и других братских республик.
Позволю себе процитировать одно письмо (прошу прощения у автора): «Самое для меня главное в книге – это подход к истории – жёсткий и то же время совестливый, в общем-то, что самое главное – справедливый, отмеченный и печатью национальной гордости, и печатью национального самосознания, и печатью того взгляда на вещи, при котором интернационализм и историческая справедливость становятся синонимами в том случае, когда взгляд интернационалиста повёрнут в историю, изобилующую всякого рода национальными осложнениями, с которыми всуе даже и пытаться разобраться невозможно, если дух интернационализма осеняет тебя только в момент произнесения соответствующих официальных речей или тостов, а в остальное время тебе ни к чему. Постановка вопроса в Вашей книге, взгляд на историю, которая отнюдь не дышло – куда повернул, туда и вышло, мне близки и дороги как советскому писателю, как русскому интеллигенту, наконец, просто как человеку, с детства пристрастному к истории своего народа, такой, какая она есть, и со сладким, и с горьким… Ваш Константин Симонов, 21 сентября 1975 г.» [7. 586].
Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение, писал римский император-философ Марк Аврелий.
Хорошо это или плохо, но способность забывать – тоже характерное свойство памяти, и, как утверждают психологи, вполне закономерно. К.М. Симонов, один из тех редчайших людей, кого при жизни признали гением. Быстро текущее время, подобно волнам, накатывающимся на берег, смывает имена и события, делая их историей.
О.О. Сулейменов недаром привёл строчки из письма К.М. Симонова, ибо, выстраивая многоуровневые ступени защиты, знал, что слово Поэта, Писателя и Человека Симонова было в этой системе весомым аргументом.
О себе самих должны сказать мы сами, говорил Р.И. Рождественский, и книги, которые, как известно, делаются из книг, как правило, раскрывают душу их автора.
В упомянутом выше «Открытом письме» О. О. Сулейменов писал: «За год, прошедший после выхода моей тринадцатой книги, я много передумал. Особенно после обсуждения в АН СССР, состоявшегося тринадцатого февраля. Меня не поразила горячность, с которой большинство выступавших целиком отвергали все до единого положения книги.
Это было зеркальное отражение стиля, присущего многим страницам книги, где, не приводя особых доказательств, автор покушался на все устои индоевропеистики, археологии и тюркологии. Что таить, автор надеялся – у него потребуют доказательств, научно обосновывающих те публицистические заявления, которыми изобилует «Аз и Я».
Но расчёт мой не оправдался. Книга, задуманная как эмоциональное предисловие, начало триптиха, неожиданно для меня была воспринята в качестве самостоятельной величины, где высказано окончательное суждение по всем вопросам, в ней обозначенным.
И, соответственно этому, невежливость по отношению к трудам некоторых специалистов была воспринята как проявление вопиющей невежественности. И, более того, недобросовестности автора, намеренно вводящего неподготовленного массового читателя в заблуждение. Поэтому полагаю необходимым вкратце остановиться на истории создания книги со столь неблагополучной судьбой.
…Время от времени все науки испытывают счастливые (а конечном счете) для науки покушения со стороны «дилетантов». При этом, естественно, затрагиваются интересы ученых, годы и годы посвятивших следованию традиционным теориям. Среди них и большие таланты, которые даже сомневаясь в правоте догм, сочли более выгодным для себя «плутать со многими, чем искать дорогу одному». Этот цинизм делает их наиболее яростными приверженцами устаревших теорий, давно вступивших в конфликт с практикой научных исследований. И тогда любое сомнение «со стороны» воспринимается как ненаучное, так как критерием научности (т.е. истинности) часто служат условные рамки установленной господствующей школы. Примеров тому накопилось множество. Академик Остроградский остался в истории фразой, которую он произнес на обсуждении работы дилетанта Лобачевского: «В этом, с позволения сказать, труде, что верно, то – не ново, а всё, что ново, то – неверно».
Да простят меня, что невольно ставлю себя в один ряд и с английским офицером, не имевшим даже низшей научной степени бакалавра, но открывшим тайну древнеперсидской письменности, и с банковским клерком, расшифровавшим ассирийские клинописи (а это позволило прочесть и шумерские письмена, отодвинувшие историю человечества на несколько тысячелетий вглубь). Но ведь жили и трудились во времена клерков и офицеров-самоучек сотни выдающихся профессиональных ученых, кому истина тем не менее, не явилась. И, как ни печально для специалистов, но большинство открытий, качественно подвигавших вперед науки, особенно историко-лингвистические, были сделаны «неофициальными лицами», которые не загромождали свое сознание беспрекословной верой в догматы школ, а подходили к ним критически. Они по наивности открывали новое, иногда просто не ведая законов, воспрещающих тратить на то усилия. А профессионал с вузовской скамьи твердо усваивает правила – это можно, а это нельзя. Эйнштейн, когда его спросили, как ему пришла такая простая мысль о всеобщей теории относительности, ответил совершенно искренне: «Я не знал, что этого нельзя делать. А другие знали» [7. 588].
Наши друзья советуют нам в интересах дела иногда наступить на горло собственной песне или даже переступить через себя. Это значит делать то, что необходимо для достижения какой-то цели, но отнюдь не то, что хочется или обещает быть приятным.
В известном смысле, мы всегда стоим перед таким выбором, как перед чашей весов, где перетягивает, как правило, та или другая сторона. Плохо только когда эта чаша занимает строго определенное, далёкое от равновесия положение.
«Романсы» сочинять «доходней и прелестней», как однажды с горечью заметил Маяковский, и мне история «в зубах навязла», но во имя чего я пятнадцать лет перерывал библиотеки, «становясь на горло собственной песне»? Неужели, как выясняется, только для того, чтобы бросить несколько камешков в академический огород? Или для того, чтобы бросить тень на дружбу моих родных народов, честным, преданным сыном которых я себя считал и считаю?» [7. 589].
В действительности, с нашей точки зрения или, вернее, из нашего сегодня, история создания книги «Аз и Я» примечательна, и сама книга является шедевром, поэтому планомерное ее изучение в школе, просто необходимо. Необходимо для того, чтобы лучше понять своё, национальное и общечеловеческое прошлое, чтобы быть истинным патриотом своей страны и одновременно чувствовать себя «гражданином мира». Недаром ведь, как утверждают историки, прошлое необходимо изучать для того, чтобы предвидеть будущее.
Изучать произведение «Аз и Я» - не такое лёгкое дело, здесь хватит работы и историку, и филологу, и этнографу, и психологу, и моралисту, и искусствоведу, и просто человеку, неравнодушному к обычаям и традициям, к прошлому и будущему своей страны.
«Предок Чокан Валиханов сделал первым содержанием моего интернационализма мысль о кровном историческом братстве казахов с русским народом. Мой предок Абай учил меня «учиться у русских». И я учился у Ленина, Толстого, Пушкина, Маяковского, как учусь и сейчас у лучших представителей русской и всей советской культуры – широте взглядов, принципиальности и мужеству в борьбе за идеалы человека и человечества.
И выросший в самой многонациональной республике, в атмосфере равенства и братства, я, патриот ста народов, советский патриот, считаю себя, как и каждый, наследником всех прошлых и новых цивилизаций человечества.
… Полагая, что выводы каждой науки рассчитаны на человечество, а не на племя; полагая, что нет национальных физик, химий и философий, я относился к историографии любого народа как к одной из неотторжимых частей живого целого – биографии человечества.
И как геолог, рассматривающий алмазосодержащие породы, найденные в Конго и в Якутии, как философ, изучающий развитие социальных форм обществ, обретавшихся во всех краях земли, я пользовался материалами разных языков и разноязычных источников с одинаковым чувством, вполне условно применяя термины «славянская», «тюркская», «семитская», «германская» и любая другая – «культура».
Это позволило пристрастным критикам из разных республик обвинять меня одновременно в «пантюркизме» и в «сионизме», и много пришло писем с обвинениями в «панславизме».
Прав был Тютчев, писавший, что поэты не знают, «как слово наше отзовётся».
Пусть простят мне учёные критики, но в такой неадекватной реакции на мысли, высказанные в книге, повинен не только автор, но и историография, и лингвистика, со школ воспитавшие сознание «самостийности» каждой культуры, не внушившие через школьные и вузовские учебники марксистско-диалектический взгляд на историю, согласно которому любая большая и малая культура не упала готовой с неба, а явилась результатом, обобщением бесконечной череды взаимодействий, в которых процессы отталкивания не преобладали над процессами притяжения.
…Ни самые решительные административные меры, ни огульная критика, ни даже авторское публичное покаяние, увы, не способны остановить развитие разноречивых, подчас враждебных нашей идеологии толков, но дадут лишь новую острую пищу таковым.
Голое, самоуничижительное признание автора в правомерности предъявленных обвинений, во-первых, противоречит моим убеждениям, и, во-вторых, будет понято и теми, и другими читателями как результат насилия над творческой личностью. И те, и другие воспримут это (одни – с удовлетворением, другие – с разочарованием) как проявление слабости моей, а не как итог внезапного прозрения.
Неправильному истолкованию книги может помешать только следующая книга того же автора, в которой, с учетом всех ранее непредвиденных обстоятельств, будут описаны вполне научным языком открытия культурных взаимоотношений славяно-балтских, тюркских, германских, семитских, индоиранских и угро-финских народов в I тысячелетии до н.э.
В этой книге («Аз и Я» - В.Г) я применяю новый метод этимологии (науки о происхождении слов), выработанный мною в процессе нескольких тысяч этимологий.
Он позволяет этимологизировать и все известные науке этнонимы (народные самоназвания), в том числе и такие, как «славяне», «Русь», «тюрки», которые благодаря несовершенству метода лингвистического анализа подвергаются случайным истолкованиям; ими пользовались и пользуются фашиствующие идеологи в разных странах. Например, в гитлеровской Германии для воспитания особого отношения к славянским народам была в ходу этимология индогерманистов, производивших «славян» от случайно совпадающей латино-германской формы со значением – раб.
Мой анализ опровергает это толкование, так же как, к примеру, производство русского диалектного слова «чучело» от названия северного народа «чукча» и многих других, подобных этим, произведений современной лингвистики, вольно или невольно служащим целям уже не научным.
Лингвистику называют «лопатой истории», но, как показывает опыт недавний и сегодняшний, лопата может стать орудием и колодцекопателя, и могильщика. Запретить мне довести начатое дело нерачительно по отношению к нашей культуре, к возможностям человека, который может дать науке значительно более важные ценности, чем иным может показаться с первого, раздражённого взгляда.
С то поры прошло тринадцать лет, и нынешний август (1989 г. – В.Г.) не сравнить с тем памятным для меня летом 1976 года, но уверенность в том, что когда-то приведется самому готовить втрое издание «Аз и Я», не оставляла меня никогда.
Но вместе с радостью – чувство горечи. Обидно, что эти 13 лет прошли для этимологии не так продуктивно, как могло быть: не появилась книга «1001 слово», не продолжился диалог» [7. 589-590].
10. Некоторые выводы
Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
В. С. Соловьёв
Некогда Н.А. Некрасов посвятил Н.А. Добролюбову замечательные строки, которые вполне можно было бы отнести и к автору книги «Аз и Я» О.О. Сулейменову:
Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру,
Заглохла б нива жизни…
[4. 100]
Человек слаб и смертен, а книги вечны, если они правдивы и заставляют задуматься, говорил В. Гюго. Книга О.О. Сулейменова, на наш взгляд, потому и вечна, что и правдива, и заставляет задуматься. И ещё даёт возможность испытать гордость за то, что есть такой Поэт, Мыслитель, Человек, глядя на которого начинаешь понимать, «жизнь делать с кого».
Какъ бы кто хитръ, какъ бы кто уменъ ни былъ, хоть бы птицей леталъ, но суда Божия не минетъ, говорилось в «Слове о полку Игореве». «Судьбы Евразии тысячи лет назад во многом зависели от взаимодействия и взаимозависимости тюрков и славян. Отношения славян и тюрков будут и в перспективе по нарастающей определять жизнь обществ на шестой части земной тверди» [7. 590].
В интервью корреспонденту газеты «Правда» (1989 г., 12 октября) О.О. Сулейменов сказал: «Не осознавая прошлое, заблудимся в настоящем, как Иваны и Ахметы, не помнящие родства друг с другом…» [5].
Эта фраза представляется ключевой в понимании сущности книги «Аз и Я», ибо здесь налицо идея смешения традиций, культур, народов. О.О. Сулейменов отмечал, что только «попытался найти следы этих богатейших взаимодействий», утверждая, что «контакты Руси и Поля нельзя сводить только к крови, пролитой во вражде. Кровью и роднились».
И это не просто красивая поэтическая метафора, потому что, во-первых, вся история Евразии, поистине, писана кровью и, во-вторых, непостижимо сложные процессы ассимиляции и взаимопроникновения культур множества племён и народов, растянувшиеся на многие века и тысячелетия, действительно позволяют сделать вывод о том, что мы все – «братья по крови». Стихотворение А.А. Блока «Скифы» – одно из ярких тому подтверждений.
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, Скифы – мы! Да, азиаты – мы, –
С раскосыми и жадными очами!
Для вас – века, для нас – единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас –
Монголов и Европы!
[1.374].
К тому же, существует и такая версия, что не будь смешения рас, племён и народностей, то род человеческий давно вымер бы от неизбежного кровосмешения.
Отстаивая свою позицию историка, литератора, поэта, исследователя, патриота и Человека, О.О. Сулейменов пишет: «Недоумение вызывает не история, а её прочтения. …Понятия «свой» и «чужой» в XII веке еще не были столь прямолинейны, как… в XIV или в XVIII веке. Они лишены этнической окраски.
Даже монахи-летописцы называют своими не только русских, но и чёрных клобуков, берендеев, торков и ковуев.
Клички «поганый» удостаиваются враги независимо от их расовой и культурной принадлежности. Под этим именем фигурирует однажды и Игорь, напавший на Ростиславичей.
Русские XII века не могли быть расистами: слишком тесны были кровные, культурные и политические связи с тюрками. Русь срослась с Полем…» [7. 459].
Все работы гуманитарного, общественного, социального направления условно можно было разделить на те, которые воспевают исключительность одного собственного народа, и на те, которые в массе различий общественного, практического и даже научного и творческого характера умеют видеть великую объединяющую роль всех людей Земли. И сочинение «Аз и Я», на взгляд пишущего эти строки, которому посчастливилось встретиться с О.О. Сулейменовым осенью 2002 года в Академии наук Казахстана, пожать его большую, сильную и тёплую руку, как раз из разряда этих последних.
Уважение к прошлому, вот что отличает образованного человека от дикаря, утверждал А.С. Пушкин. Отсюда очевидно, что не уважение к прошлому, не знание своих корней ведёт к засыханию древа жизни рода.
Культура это память, говорил Н.А. Бердяев, не помня, не уважая своё прошлое, человек, по сути, не уважает себя и, коль так, у него нет будущего.
Дерево питается корнями, которые уходят глубоко в землю, и чем глубже они входят в землю, тем крепче утверждается дерево, а ветвями оно тянется в небо, к солнцу, к свету. И это так естественно в мире природы, но, бывает, не так очевидно в ойкумене культуры, где всё детерминировано взаимосвязано, переплетено и взаимообусловлено.
Нити, связывающие одну культуру с другой, в данном случае культуры Востока и Запада нередко очевидны и бесспорны, но еще чаще эти нити невидимы и неочевидны. Восток есть Восток, Запад есть Запад, говорил Ф.А. Хомутовский. Куда Восток без Запада? Куда Запад без Востока? Совершенно очевидно, что все представители рода homo sapiens разные и думают, соответственно, по своему, но ясно одно: друг без друга люди – никуда, и одной культуре без другой, тоже никак.
Увидеть, нащупать, проследить невидимые, но прочные связующие нити культур, это и значит следовать великому завету Спинозы: «Non ridere, non lugere, neque detestari, sed intellegere – Не смеяться, не плакать, не презирать, а понимать».
Г. Гейне писал: «Великий гений образуется при пособии другого великого гения не столько посредством ассимиляции, сколько посредством трения. Алмаз полирует алмаз» [6.124]. Самый твёрдый минерал в мире – алмаз, из него получают бриллианты. Одна культура призвана обогащать другую. Не было бы одного, не было бы другого, не было бы Востока, не было бы и Запада. Подлинная культура всегда – не своя, не чужая, но общечеловеческая.
Наши предки жили в ожидании чуда. Их нельзя было обмануть в этом ожидании чуда, как и нам не в чём их упрекнуть. Они были люди принципиальные и честные, по детски весёлые и скорбящие из-за невосполнимых утрат, великие и простые, ошибающиеся и сомневающиеся.
Большинство из них провели свою жизнь в постоянном труде и в непрестанной нужде. Что они видели во всей своей жизни?
Они были, как нам представляется, наивные люди, но также они были святые, в этой своей наивной простоте. В подавляющем большинстве случаев, у них было немного богатства, но их крепкий дух и высокая нравственность могли бы служить примером для нас, потомков. Они были гордые, непреклонные и мужественные, многим нашим современникам их жизнь показалась бы адом, но они, на наш взгляд, умели ценить жизнь и быть благодарными за всё, что выпадало на их долю.
Литература
1. Блок А.А. И невозможное возможно… М., 1980.
2. Козыбаев М.К. Проблемы методологии, историографии и источниковедения истории Казахстана (Избранные труды). – Алматы: Гылым, 2006.
3. Маяковский В.В. Избранные сочинения. В 2-х т. Том 1. М.: Художественная литература, 1981.
4. Некрасов Н.А. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания современников. – М.: Издательство «Правда», 1990.
5. О. Сулейменов. «Аз и Я»: о судьбе книги. // «Правда», 1989 г., 12 октября (№ 285).
6. Спиркин А.Г. Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2000.
7. Сулейменов О.О. Эссе, публицистика. Стихи, поэмы. Аз и Я. – Алма-Ата: Жалын, 1990.
8. Философия: курс лекций / Под общ. ред. проф. Ф.А. Сима. Петропавловск, 1998.
9. Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1983.
Т;йін
Гонгало В.М. «Аз и Я» ж;не Europa. Шы;ыс ж;не Батыс»
В.М. Гонгалоны; «Аз и Я» ж;не Europa. Шы;ыс ж;не Батыс» атты ма;аласында «Шы;ыс ж;не Батыс» ;атынасыны; тарихи-философиялы; проблемалары зерттелінген. Ма;алада орыс тіліндегі тюркизмдерге баса назар аударыл;ан О.О.С;лейменовты; «Аз и Я» кітабына ерекше орын берілген.
Резюме
Гонгало В.М. «Аз и Я» и Europa. Восток – Запад»
В статье Гонгало В.М. «Аз и Я» и Europa. Восток – Запад» исследуются историко-философские проблемы отношений «Восток – Запад». Особое место отводится книге О.О. Сулейменова «Аз и Я», указывающей на значительное место тюркизмов в русском языке.
Resume
Gongalo V.M. «AS I A» and Europe. East and West».
In the article by Gongalo V.M. «AS I A and Europe». East and West» historical philosophical problems of relations «East and West» investigated. Great allention is paid to the book of Suleimenov O.O. «AS I A» indicating a great place of turkisms in Russian language.
Информационно-аналитический журнал Саясат-POLICY. – Алматы, 2011, № 4 (188).– 44 с. с. 26-39.
Свидетельство о публикации №223052400412