Глава 10. Ветхий завет от станового

Чёрный дьявол, или Хакасские хроники
Книга 1. Шесть пудов золота
Глава 10. Ветхий завет от станового

Прошла целая неделя с визита в Ташкулах, но Черный дух не спешил пока помогать Захарию Михайловичу, и на беседу его больше не приглашал. А после той фантастической ночи, проведенной Цибульским в пещере, очень сильно изменился Калолка. Инородец начал относиться к золотопромышленнику с непонятной опаской, а в беседах старался больше помалкивать. Хотя от чарок с водкой, как и прежде, не отказывался. Однако Захарий Михайлович не стал приставать к кызыльцу с расспросами. Наверняка охотник и сам потом расскажет о причинах своей хандры, поэтому спешить здесь не стоило. Время лечит все, вылечит и его друга.
Неделю назад Цибульский вернулся домой в состоянии полнейшей растерянности. Он нисколько не сомневался, как бы нелепо это и не звучало, что действительно разговаривал во сне с Черным духом, и даже заключил с ним некий волшебный договор. Вот только слишком уж неопределенными и расплывчатыми оказались условия этого контракта. И тут было над чем поразмыслить.
Во-первых, черный человек не сказал ни слова, как именно он собирается помочь просителю. А если Хайдар подумает, да и решит убить своего визави для излечения его от усталости? Как говорится — нет человека, нет и проблемы. Правда, в таком случае Цибульский уже не сможет отдать долг Хайдару. Но кто знает, а вдруг желание духа придется исполнять не в Среднем мире, где сейчас временно обитала телесная оболочка Захария Михайловича, а в Нижнем, куда душа его скоро переместится при помощи черного человека?
А во-вторых, золотопромышленника весьма беспокоил тот факт, что Черный дух на встрече в пещере не стал отвечать на вопрос — зачем он взялся помогать русскому купцу? И ни словечка не сказал о своем желании, которое впоследствии придется выполнить Захарию Михайловичу. Цибульский за два десятка лет заключил множество контрактов, и в них всегда подробно описывались все взаимоотношения сторон, и назначалась твердая плата за выполненную работу. В данном же случае и права, и обязанности как самого Захария Михайловича, так и Хайдара, остались в полнейшей тайне. Если бы подобный контракт заключил кто-нибудь из служащих золотопромышленника, то он уже получил бы расчет, и шел сейчас куда глаза глядят, в поисках лучшей доли. Но уволить самого себя у Цибульского не поднималась рука. И ему оставалось лишь терпеливо ждать дальнейшего развития событий. Да верить в то, что способы лечения от усталости у черного человека хотя бы примерно совпадают с его собственными представлениями на этот счет.
Итак, Захарий Михайлович решил ждать дальнейших действий Хайдара. Однако текущие хлопоты никто не отменял, и в один из сентябрьских дней Цибульский сидел у себя в кабинете, вместе с Гордеем Ивановичем изучая сметы на предстоящий, 1862 год, присланные управляющими приисков. Его верный помощник, формально занимающий пост станового на Ильинском промысле, фактически являлся правой рукой Цибульского. И ни одно важное дело в компании, связанное с золотодобычей, не решалось без одобрения Гордея Ивановича — этого невысокого, внешне невзрачного, но очень сильного и обладающего весьма мощным басом мужичка, имевшего огромный практический опыт, и способного подчинить своей воле любого, даже самого непокорного таежника.
Ничего интересного рассматриваемые сметы в себе не несли, являясь почти полными копиями таких-же смет на текущий год. И неспроста — ведь россыпи Захария Михайловича были хорошо изучены, требовали ежегодно примерно одинаковых затрат, и приносили в сумме около шести пудов золота за сезон. Поэтому они не могли ничем особенным порадовать своего владельца, которому для решения текущих проблем требовалось жалкие шесть пудов увеличить хотя бы в три, а лучше, конечно и во все четыре раза.
Но, тем не менее, рассмотрение смет затянулось до позднего вечера, и Цибульский, закрыв, наконец, последнюю папку с бумагами, велел подать себе ужин прямо в кабинет, пригласив откушать вместе с ним и Гордея Ивановича. А после пары шкаликов коньяка, на которые становой ответил столькими-же чарками водки, золотопромышленник, оставивший своего помощника на ужин со вполне определенной целью, осторожно спросил:
— Гордей Иванович, а ты ведь из здешних мест родом?
— Так и есть, Захарий Михайлович, — ответил становой, — я из деревни Парной, и предки мои тоже.
— Наверное, ты и с местными татарами хорошо знаком, — намекнул Цибульский.
— Конечно, — забасил Гордей Иванович, — я и рос с инородцами вместе, и языку мы друг у друга обучались. Я ведь кызыльское наречие неплохо понимаю, говорю, правда, похуже. Да меня и у самого прабабушка из татарок. А прадед пришлый, с Малороссии, из служилых людей Кузнецкого острога. Он, когда увечье в бою заработал, получил отставку, и в Парную на поселение перебрался.
— И у меня тоже бабушка калмычка, — поддакнул золотопромышленник, — а с кем твой предок тут воевал?
— Как это с кем, — удивился становой, — с инородцами местными, конечно! Я ведь прадеда своего еще мальчишкой успел в живых застать. И он мне рассказывал, как Россия к себе окрестные земли присоединяла. Всего-то пару сотен лет назад русских здесь вообще не было. А жили тут племена енисейских киргизов и их вассалов, кыштымов. И платили они дань, или ясак по-ихнему, монгольским алтын-ханам. А потом тех разбили джунгары и сами стали собирать с местных ясак. И примерно в то же время сюда заявились русские казаки. Они в позапрошлом веке возвели тут остроги, Томский, Кузнецкий, Красноярский, Абаканский, Ачинский, да начали насаждать среди местных власть московского царя. И тем пришлось стать двоеданцами — платить ясак и казакам, и монголам. Поэтому енисейские киргизы вместе со своими кыштымами не подчинились пришлым. Они нападали на укрепления русских, вешали сборщиков ясака, сжигали пашни и угоняли скот. А в ответ служилые люди устраивали походы против киргизов, воинов убивали, а князей захватывали в плен. После этого заключались мирные договоры, на некоторое время войны стихали, но потом начинались опять. И так продолжалось больше ста лет!
Захарий Михайлович, затаив дыхание, внимательно слушал Гордея Ивановича, ведь ему, к стыду своему, совершенно не знакомы были описываемые собеседником события, происходившие здесь всего-то пару сотен лет назад. Хотя и сам Цибульский родился и вырос неподалеку отсюда, в селении, возникшем на месте Абаканского острога.
— А в потом ситуация изменилась, — продолжил становой. — Джунгары враждовали со всеми своими соседями, а их войску требовалось очень много воинов. И тогда они насильно угнали тысячи енисейских киргизов к себе в ханство, а с Россией заключили мир, чтобы не воевать сразу с кучей врагов. Но это джунгарам не помогло — их в конце концов разгромили одни из соседей, китайцы. А Москва подписала с Цинской империей пограничный договор, по которому киргизы, вместе с другими окрестными племенами, окончательно стали российскими поддаными. Правда, для воцарения мира понадобилась целая сотня лет непрерывных войн.
Цибульский вновь наполнил чарки, собеседники выпили, и рассказ продолжился.
— Местных русские особо не обижали, а только обложили ясаком, — басил Гордей Иванович. — Инородцы даже воинскую повинность не несли. Да и свои внутренние дела они сами улаживали, в степных думах. Но вместе с новой властью появились здесь и не в меру ретивые православные священники. И решили они всех инородцев в истинную веру обратить. А согласия татар на это дело, как водится, никто и не спрашивал. Людей целыми сотнями, а то и тысячами насильно крестили! Правда, и сами местные потом смекнули, ежели перейти в православие, то и ясак три года платить не надо, и от властей можно преференции разные получить. А то, что крестик им на грудь повесили — от них ведь не убудет. Вот потому то, ко времени моего рождения все татары-кызыльцы были уже крещеными.
— Однако свои обычаи они не забросили? — терпеливо намекнул Цибульский, стараясь подвести ушедшего немного не в ту степь собеседника к интересующему его вопросу.
— Конечно нет! — улыбнулся тот, — инородцы и христианство приняли, но и от шаманства не отказались. А порой даже сами становились попами. Мне рассказывали, как один татарин и дьяконом служил, и шаманил. Днем в церкви псалмы пел, а ночью крест снимал, брал бубен с колотушкой, и шел камлать! А новообращенные татары к своим родовым фетишам добавили иконы, да и продолжили жить, как прежде. Вот такая здесь вера интересная! Ведь ни возможности, ни желания проповедовать среди инородцев православие и разъяснять библейские заповеди у наших священников не было. Покрестили, отчитались в епархию, да и успокоились.
— Ну это тоже не дело, — нахмурился Захарий Михайлович, который весьма щепетильно относился к религиозным вопросам, несмотря даже на свои недавние сношения с местным языческим духом, идущие вразрез любых церковных устоев.
— Конечно, не дело, — согласился Гордей Иванович, — но возьмите хоть наши Чебаки. Есть у нас православная церковь? Нету! А ближайшая только в улусе Тайдоновом, за сорок верст отсюда. И как прикажете инородцам к вере приобщаться? Где им в службах участвовать, слову пастыря внимать? Нигде. Ну сами посудите, кто из татар по собственной воле бросит все занятия, и поедет в храм за сорок верст? Никто!
— Да уж, мы в Томске-то всем обществом не можем кафедральный собор построить, какие уж тут церкви для инородцев, — вздохнул Цибульский, поняв, что становой способен еще долго ходить вокруг да около, не приближаясь к нужной теме, и с напускным равнодушием задал вопрос напрямик. — А вот кстати, про местные верования. Слышал я случайно, как татары меж собой говорили, будто бы кроме нашей Земли, есть еще и другие миры. А живут в них бесплотные духи, айны. Ты про это что-нибудь знаешь, Гордей Иванович?
Становой нахмурился было, не понимая, зачем его хозяину понадобились вдруг такие необычные сведения, но, пропустив еще одну наполненную услужливым собеседником чарку, смягчился и сказал с улыбкой:
— Повезло Вам, Захарий Михайлович! Я кое-что знаю на этот счет. Мне ведь бабушка частенько на ночь сказки о татарских верованиях рассказывала. А я сейчас попробую их вспомнить.
Гордей Иванович помолчал немного, собираясь с мыслями, а потом заговорил нараспев, явно подражая своей бабушке:
— Давным-давно, в незапамятные времена жили были два родных брата: старший, Худай-хан, да младший, Ирлик-хан. Первый творил добро, а второй, как водится, ему мешал и пакостил. Худай-Хан создал Верхний мир — небеса, а Ирлик-Хан сварганил Нижний мир, подземелье, и заполонил его ядовитыми гадами и тварями. Старший брат между Верхним и Нижним миром повесил Землю, Средний мир, и сделал ее домом для людей, а младший изрезал Землю горами и пропастями, да окутал ее холодом. Худай-хан сотворил благородных животных — медведя и соболя, а Ирлик-хан породил козу со свиньей. Старший вылепил из глины фигурку человека, а младшенький — сляпал шамана. А когда Худай-хан отлучился за душой, чтобы вдохнуть в глину жизнь, Ирлик-хан подбежал к фигурке, да и оплевал ее с головы до ног.
— Нет, ну какой пакостник, — невольно возмутился Цибульский.
— Работа у него такая, братцу вредить, — развел руками становой, — он ведь не виноват, что злым родился. Ну так вот, вернулся Худай-Хан к человеку, а тот весь оплеванный лежит. А подлый Ирлик-Хан из-за угла выглядывает, да хихикает. Попробовал старший брат оттереть плевок, но ничего у него не получилось. Тогда он взял, да и вывернул фигурку наизнанку, и оказалась вся слизь у нее внутри, где и по сей день в людях сидит. А потом Худай-Хан вдохнул в человечка душу, и решил наказать непутевого брата за все сотворенные им пакости. Отправил он его в Нижний мир, к своим змеям любимым, да приказал никогда больше не вылезать оттуда! Но взмолился младшенький, и упросил братца оставить ему на память крошечный клочок земли, хотя бы тот, на который опирается его посох. Согласился на это наивный Худай-хан, а Ирлик-хан проткнул в земле дыру посохом и исчез в ней. А из той дыры полезли в наш Средний мир различные гады из Нижнего — змеи, лягушки, ящерицы и прочая нечисть. Тогда Худай-хан понял, что его в очередной раз обдурили, погрустил малость, махнул рукой, и улетел на небо, подальше от мерзких гадов. И с тех самых пор он обитает в Верхнем мире, вместе со своими сыновьями, ну а Ирлик-хан с отпрысками властвует в Нижнем.
— Но почему старший брат не забрал с собой на небо сотворенного им человека? А бросил его вместе со змеями на Земле? — удивился золотопромышленник.
— А кому мы нужны на небе? — усмехнулся Гордей Иванович. — Судьба наша такая, жить в Среднем мире. А то, что младший братец его испохабил, в том вины Худай-хана нет. Поэтому и приходится нам обитать среди гадов.
— Верхний мир, словно Рай, с Господом Богом и его ангелами, — задумчиво произнес Цибульский, — а Нижний — прямо копия нашего Ада. У твоей бабушки не сказки языческие, а Ветхий завет какой-то! Но у нас, у православных, хотя бы Бог с дьяволом не в родстве!
— Я тоже на это надеюсь, — перекрестился на всякий случай Гордей Иванович, и собеседники выпили еще по одной.