Глава 12. Две бесполезные карты

Черный дьявол, или Хакасские хроники
Книга 1. Шесть пудов золота
Глава 12. Две бесполезные карты

Пару дней спустя Захарий Михайлович и Гордей Иванович сидели за столом в кабинете Чебаковской резиденции, и разглядывали две лежащие перед ними цветные топографические карты. Одна изображала Ачинский, а вторая Кузнецкий и Минусинский уезды. Год назад золотопромышленник отдал двести рублей за то, чтобы ему сняли точные копии с казенных карт Алтайского округа, но они стоили своих денег. Копии были выполнены очень качественно, а кроме того, в горном управлении на них нанесли все официально отведенные золотые прииски, указав чины и фамилии их владельцев. А вдобавок чья-то решительная рука щедро усыпала карты чернильными кружками и крестиками. И теперь Цибульский вместе со становым уже в десятый раз пытались проникнуть в тайный смысл нарисованных значков, но он куда-то ускользал от обоих.
— Ничего не понимаю, Захарий Михайлович, — басил Гордей Иванович, отчаянно дымя трубкой. — Скажите мне, откуда вообще взялись все эти знаки?
— Сорока на хвосте принесла и нарисовала, — туманно отвечал Цибульский, не собираясь признаваться собеседнику в том, что крестики с кружками он изобразил на картах собственноручно, — да шепнула мне вдобавок, будто россыпи в тех местах лежат богатейшие!
— Ну тогда пристрелите свою сороку, — посоветовал Гордей Иванович, — или оторвите ей хвост! Нет там никаких богатых россыпей, да и быть не может!
— Почему же не может? — в очередной раз спросил Цибульский, а становой опять терпеливо пустился в объяснения:
— Посудите сами, Захарий Михайлович. Вот карта нашего, Ачинского округа. А на ней нарисован крестик у речки Собаки, впадающей в Малую Сыю. И Вам, и мне эти места прекрасно знакомы, ведь там находится Ваш Федоровский прииск. И если значок указывает на него, то грош цена такому крестику. Изобразить на карте действующие промыслы, ума большого не нужно. А в том, что где-то поблизости от Федоровского прииска есть богатая россыпь, которую разведчики проморгали, я сильно сомневаюсь. Там все хожено и перехожено на сто рядов! Возьмем теперь карту Кузнецкого округа. На ней нарисованы несколько крестиков по речке Чирковой, впадающей в Шалтырь-Кожух. И там же расположен действующий Дмитриевский прииск. Открываем Горный журнал и читаем, что промысел тот работается с 1855 года, и за шесть лет на нем добыт ровно один пуд золота. И это Вы называете богатейшей россыпью?
— Но ведь кроме крестиков, на картах есть еще и кружки — вот, погляди, на Кызасе, в Минусинском округе, или на Черной Усе, в Кузнецком! — ткнул пальцем в карту Захарий Михайлович, — А про них ты что скажешь?
— А ничего, — развел руками Гордей Иванович, — ведь нам туда ходу нет!
И действительно, все без исключения отмеченные кружками места располагались на землях Алтайского горного округа, принадлежавших Кабинету Его Величества, поэтому заниматься частной золотодобычей там было запрещено. Даже если золото в тех краях и водилось, то взять его оттуда не представлялось возможным.
Захарий Михайлович, в очередной раз выслушав доводы станового, тяжко вздохнул, и принялся неторопливо складывать карты. А Гордей Иванович с неприкрытой иронией посматривал на хозяина — ведь он прекрасно узнал его каллиграфический почерк и давно уже сообразил, что именно Цибульский и испортил ценные карты своими странными значками. Но где он взял информацию о, якобы, богатейших золотых россыпях, находящихся в отмеченных местах, становой не знал. А спрашивать об этом хозяина не стал — мало ли какие у того причуды.
— Слушай, Гордей Иванович, а рядом с Федоровским прииском есть еще не отведенные площади? — спросил Захарий Михайлович, прекратив складывать карты, и с надеждой посмотрел на станового.
— Конечно, — отвечал тот, — как не быть. Вот только золота в них нет.
— А ты на всякий случай возьми людей, да пошурфи еще разок в тех краях. Вдруг, да и отыщешь чего-нибудь там, где все остальные мимо прошли.
— Хорошо, — невозмутимо ответил становой, попыхивая трубкой. Спорить с Цибульским он не собирался. Ведь его дело маленькое. На приисках сейчас не проводилось никаких работ, кроме вскрышных, заниматься ему здесь пока нечем, так почему бы не тряхнуть стариной да не сходить на разведку?
— Вот и ладненько, — обрадовался золотопромышленник, — тогда быстренько снарядим партию, и выдвигайся. А людей себе на Федоровском прииске возьмешь. За пару недель управишься. Погода стоит теплая, сухая, снег только к концу октября шаманы обещают, а ты к десятому числу уже вернешься.
— Хорошо, — все так же невозмутимо повторил Гордей Иванович, нисколько, впрочем, не верящий в успех своего будущего предприятия. Но, по глазам золотопромышленника он понял, что нет смысла уговаривать хозяина оставить эту пустую затею. Проще будет сходить с отрядом на Собаку и пошурфить на впадающих в нее ручьях. Тем более, чем черт не шутит, вдруг, по внимательному рассмотрению, да и найдется в тех краях стоящая россыпь. И отыщется скрывающий в себе десятки пудов золота невзрачный ручеек, мимо которого партии проходили годами.
Становой ушел, а Захарий Михайлович облокотился об стол и крепко задумался. Он и сам прекрасно понимал, что Гордей Иванович абсолютно прав, и в отмеченных им на картах местах богатых россыпей либо вовсе нет, или же они недоступны для частной золотодобычи. И теперь Цибульский пребывал в глубокой растерянности — он никак не мог сообразить, зачем вообще Хайдар показал ему все эти места?

Два дня назад, после щедро сдобренной горячительными напитками беседы с Гордеем Ивановичем, посвященной бабушкиным сказкам, Захарий Михайлович поленился идти в спальню и улегся прямо в кабинете. Он укутался в свой любимый коричневый плед и мгновенно уснул, едва коснувшись дивана. А через какое-то время проснулся от ощущения сильнейшей сухости во рту. Вставать Цибульскому совсем не хотелось, но чувство жажды не проходило, и, в конце концов, оно пересилило сон.
Захарий Михайлович нащупал в темноте свечку, зажег ее, встал с дивана и подошел к выходу из кабинета, чтобы сходить на кухню за водой. Он открыл дверь и даже не удивился, увидев за ней хорошо знакомый, полого уходящий вниз бесконечный коридор, освещенный у самого пола белой матовой лентой. Золотопромышленник оставил свечку на столе, а потом, не задумываясь, перешагнул через порог и решительно пошел вперед, не забывая считать про себя шаги. А чувство жажды куда-то испарилось, уступив место охотничьему возбуждению.
Пройдя около полуверсты, Цибульский заметил в правой стене коридора дверь, точно такую же на вид, как и та, что вела в его собственный кабинет. Почувствовав неладное, он осторожно приоткрыл дверь и увидел за ней до боли знакомое помещение, откуда вышел несколько минут назад за водой. Захарий Михайлович замер в растерянности, всматриваясь то в полутьму комнаты, то в глубину бесконечной ленты коридора. Коварный Хайдар, устроивший своему подопечному такой сюрприз, наверняка сейчас потирал ладошки от удовольствия, но внешне никак себя не проявлял. А золотопромышленник, быстро приняв решение, шагнул через порог и вновь оказался в собственном кабинете, который освещало лишь проникающее из коридора белое сияние, да тускло мерцающая на столе свечка. Цибульский внимательно огляделся по сторонам, однако не увидел вокруг себя ничего необычного. Тогда Захарий Михайлович подошел к столу, в надежде на то, что Черный дух оставил ему там какое-нибудь послание, но на зеленом сукне не было ничего, кроме зажженной им самим десять минут назад свечи.
И вдруг темная бревенчатая стена кабинета, с тремя небольшими, завешанными тряпками окошками, озарилась ярким светом. Золотопромышленник невольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то замер в изумлении. Стена куда-то исчезла, а на ее месте теперь сияла огромная топографическая карта, каких Захарий Михайлович в жизни не видывал. Он ошарашенно разглядывал хорошо знакомые ему леса, озера и реки так, словно видел их впервые, и поражался невероятному качеству прорисовки местности. А стоило Цибульскому хоть на секунду задержать взгляд на отдельном участке карты, как тот услужливо начинал увеличиваться в размерах. И открывал взору все более мелкие и интересные подробности, с невероятной точностью срисованные с натуры, вплоть до самого неприметного деревца или ручья. Но кое-чего на великолепной карте все же не хватало, хотя именно в этом и нуждался больше всего золотопромышленник. Там не было значков, указывающих на богатые россыпи.
И тут, словно услышав чаянья Захария Михайловича, карта озарилась разноцветным мерцанием, и начала переливаться красными, синими и зелеными огоньками. Цибульский на секунду застыл в растерянности, однако быстро очнулся от замешательства. Он подскочил к столу, отодвинул в сторону зажженную свечку, открыл ящик, вытащил лежащие в нем топографические карты, расстелил их на зеленом сукне, схватил перо и начал переносить мерцающие огоньки на бумагу. Голова золотопромышленника, несмотря на всю нереальность ситуации, соображала ясно и холодно, а руки, не забывшие за двадцать лет ремесло копииста, споро и точно делали свою работу. Разноцветных чернил в кабинете конечно же не оказалось, поэтому синие огоньки Цибульский отмечал кружками, а красные крестиками.
За какую-то четверть часа Захарий Михайлович перенес на бумагу почти все метки, не уставая поражаться тому, как сильно волшебная карта превосходила его корявые и совсем не точные копии, ранее представлявшиеся ему верхом совершенства. И лишь когда остались не перерисованными только зеленые огоньки, которых оказалось всего два на карте, Цибульский прекратил работу и задумался. И было отчего. Во-первых, зеленые точки мерцали почему-то не в долинах рек и ручьев, как их синие и красные собратья, а посреди озер — одна на Шира-Куль, а другая на Шунете. Ну а во-вторых, карт с изображением тех мест золотопромышленник у себя не держал, ведь в бескрайних Качинских степях золота не водилось, и эти территории интересовали Цибульского только в качестве охотничьих угодий.
Но Захарий Михайлович не растерялся — ведь две зеленые точки на известных озерах он прекрасно запомнит и безо всяких отметок. Не успел он об этом подумать, как волшебная карта начала медленно гаснуть, словно сама собой догадавшись, что работа закончена. А Цибульского вдруг охватило странное и неприятное чувство, будто в кабинете кроме него еще кто-то есть. Он резко обернулся и увидел на расстоянии вытянутой руки от себя огромный силуэт черного человека, тающий в темноте вместе со светом волшебной карты. Золотопромышленник догадался, что, пока он рисовал кружки и крестики, Хайдар стоял у него за спиной, и молча наблюдал за ним.
На лбу у Захария Михайловича мгновенно выступил холодный пот, а черный силуэт внезапно взорвался тысячей мельчайших пылинок, как и неделю назад на Сундуках, и растворился среди заполнившей комнату тьмы. Цибульский, сам не зная почему, кинулся к выходу из кабинета, и тут нечто мягкое обволокло его, мешая бежать. Захарий Михайлович начал лихорадочно выдираться из объятий неизвестного существа, но вдруг, обнаружил себя лежащим в кабинете на диване. И боролся он совсем не с чудовищем, а с любимым коричневым пледом, в который ночью завернулся. А тот никак не хотел отпускать очнувшегося от фантастического сна хозяина из своих мягких, но цепких объятий.
Одержав, наконец, победу в битве с пледом, золотопромышленник вскочил с дивана, схватил на столе сиротливо горевшую свечку, подбежал к двери и распахнул ее. Однако за порогом оказался лишь хорошо знакомый ему выбеленный известкой коридор резиденции. Цибульский вернулся к столу, но карт на зеленом сукне не увидел, и тяжело опустился на стул. Пить ему совсем не хотелось. Захарий Михайлович попытался восстановить в памяти расположение цветных огоньков на приснившейся ему волшебной карте, но безуспешно. Он хорошо запомнил только две бесполезные зеленые точки на Шира-Куль и Шунете, где золота никогда не было, да и быть не могло.
Цибульский долго сидел за столом, наблюдая, как темнота за окнами постепенно превращается в тусклые утренние сумерки. Захарий Михайлович не стал пока размышлять о том, кто, кроме него, мог зажечь на столе свечку, если сам он находился в объятиях фантастического сна, и не вставал с дивана. У золотопромышленника имелось дело поважнее — он, изо всех сил напрягая память, пытался вспомнить, на каких ручьях и речках располагались так коварно убежавшие от него красные и синие огоньки. Но тщетно! И, когда уже почти совсем рассвело, Цибульский решил записать на полях одной из карт хотя бы названия двух отмеченных зелеными точками озер, пока и они не стерлись из его памяти. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда папку с картами, раскрыл ее и внезапно обнаружил, что обе копии щедро испещрены кружками и крестиками, нанесенными, как не странно, его собственной рукой.

Следующие два дня Захарий Михайлович с Гордеем Ивановичем, обложившись стопками Горных журналов, и изучая напечатанные там ежегодные ведомости о золотодобыче, колдовали над таинственными кружками и крестиками, пытаясь вникнуть в их тайный смысл. Но так и не смогли ничего понять. И в конце концов Гордей Иванович, яростно попыхивая трубкой, махнул рукой и вынес свой окончательный вердикт, посоветовав хозяину пристрелить глупую сороку, испортившую чернильным хвостом ценные карты.
Последняя надежда у Цибульского оставалась на то, что его становой отыщет богатые россыпи на речке Собаке. Но Гордей Иванович, десятого числа вернувшийся в Чебаки, лишь молча протянул хозяину журнал с результатами шурфовки, развел руками и не сказал ни слова. Впрочем, по выражению его лица все было понятно и без слов. И Захарию Михайловичу ничего не оставалось делать, кроме того, как спрятать две свои бесполезные карты обратно в стол, и постараться поскорее забыть про глупую шутку коварного Хайдара.