Зуб

У Михаила Петровича Зотова болел зуб.
Болел третий день так, что белый свет стал не мил, а близкие раздражали донельзя. Единственным желанием Михаила было забиться куда-нибудь, где тепло, темно и никто не мешает. Приткнуться там в уголке и повыть тихонечко от боли, жалея себя. Поскольку это ему не грозило, так как на дачу, где они с женой проводили весной большую часть свободного времени, с утра приехала дочь с внуками, Михаил, тихо поскуливая, перемещался из комнаты в комнату, прячась от родных и изредка срывая на ком-нибудь свою тоску.
Вообще-то это было не в его характере. Дочь, шутя, говорила, что Михаил – это гора.
- Ты – такая глыба, папка! Большая-пребольшая! Такая, что вершины не видать. За тебя можно спрятаться и вообще ничего не бояться. Главное, к тебе не приставать. Не пытаться тюкать тебя почем зря. Не кричать рядом, чтобы получить эхо. И тогда можно рядышком приткнуться и будет хорошо…
Михаил с дочкой не спорил, но и не соглашался.
Какая из него гора, если жена его на голову выше? И даже не ростом. А вообще во всем. Он кто? Просто водитель. Колесил полжизни по дорогам на своем грузовике. Да, за границу мотался, и ценили его как работника, но разве сравнить это с врачом? А педиатром жена Михаила была просто от Бога. Очередь из мамаш с детишками выстраивалась под кабинетом перед приемом и только и слышалось:
- Чудесная она! Любит детей. Это видно. И мамочек никогда не ругает. Наоборот, объяснит все, покажет, расскажет. Как к своим относится. Много таких врачей сейчас?
Михаил про то, как его жену ценят и любят знал, и очень ею гордился. Куда больше, чем собой.
А вот жена его, Любовь Григорьевна, была совершенно согласна с дочерью.
- Ты – моя опора, Михаил Петрович! Где бы я была сейчас, если бы не ты? 
Михаил отмахивался от похвалы, а сам вспоминал, как познакомился со своей Любушкой.
В тот день он возвращался из очередного рейса. Дождь, поначалу томный и унылый, уже у самого города превратился в настоящий ливень. Дорога была неважной, и Михаил сбросил скорость, пытаясь за сплошной стеной дождя разглядеть хоть что-то, кроме огней идущей перед ним машины. Ливень набирал обороты и скоро уже по крыше кабины застучали градины. Михаил хмыкнул и свернул на обочину. Лучше переждать стихию, чем навредить кому-то нечаянно. За себя он не боялся, но будучи опытным водителем, знал, как часто новички преувеличивают свои силы. В его жизни был уже такой печальный опыт. И хотя в той давней истории все закончилось благополучно и пострадали не люди, а только машины, Михаил дал себе зарок не спешить без особой нужды там, где без этого можно было обойтись.
Он сидел, мурлыкая что-то себе под нос и дожидаясь, когда дождь, который уже пошел на спад, прекратится, когда прямо перед его машиной на дороге появилась странная фигура. В первый момент Михаил даже икнул, застыв с открытым ртом.
Испугался страшно!
И было от чего! Привидение и то выглядело бы не так жутко.
Девушка брела по обочине медленно, то и дело падая на колени, но упорно вставала и шла дальше. Светлое платье, благодаря которому Михаил ее и разглядел, облепило стройные ноги и мешало двигаться.
Очнувшись от первого испуга, Михаил уже не думал. Он выскочил из машины и подхватил девушку, когда она в очередной раз споткнулась.
- Ты откуда здесь взялась? Случилось что?
Девушка не ответила. Она с неожиданной силой вырвалась из рук Михаила и попыталась закричать. Крика не получилось, а вышло какое-то хрипение. Затянутое мокрыми волосами лицо было таким странно белым в свете фар, что Михаил снова испытал то животное чувство ужаса, которое коснулось его, когда он увидел незнакомку.
- Тише, тише! Ты чего? Я помочь хочу! Не бойся! Я не трону!
Девушка замерла на мгновение, а потом осела на землю, словно кукла, которой кто-то враз отрезал все ниточки кукловода.
Как Михаил поднимал ее с земли, как усаживал в машину и вез до города, он потом не мог вспомнить. Билась одна мысль – только бы довезти! Успеть! Ведь что именно случилось с этой худенькой девчонкой с разбитыми коленками, он не знал, но догадывался.
К счастью, его предположения не подтвердились. Историю Любы он узнал несколько дней спустя, когда после очередного рейса пришел в больницу, чтобы проведать ее.
Любаша уже не была похожа на то привидение, которое Михаил увидел на дороге. Все еще бледное личико было грустным, но расцвело несмелой улыбкой, когда он, робко постучав в дверь палаты, затоптался на пороге.
- Здравствуйте! Ну, что же вы? Идите сюда! Я вам спасибо хочу сказать! Вы – мой спаситель!
Михаил, почему-то оробев, присел на краешек стула у кровати Любы и она, наконец, рассказала ему, что именно с ней случилось.
В тот день Люба с большой компанией студентов-второкурсников поехали на дачу к одному из своих товарищей. У того был день рождения и отмечали его шумно и весело.
С этим парнем у Любы были немного странные отношения. Он ухаживал за ней, но Люба догадывалась, что замуж ее звать он вовсе не собирается. Поэтому держала его на расстоянии и предпочитала общаться с ним только в компании знакомых ребят.
На дачу ехать она не хотела. Ее уговорили друзья, ведь Любаша была душой компании, прекрасно пела и играла на гитаре. Она отнекивалась, понимая, что придется провести ночь в чужом доме, пусть и в хорошо знакомой компании. Но подруги пеняли ей на то, что отбивается от компании и Люба согласилась. Сто раз потом пожалела, что дрогнула!
Под вечер все разбрелись кто куда, а Люба и еще несколько человек остались, чтобы помочь прибрать после праздника. Когда уборка была окончена, ребята собрались на озеро, чтобы искупаться при луне, а Люба отказалась. Она не умела плавать.
Любаша сидела на веранде, ожидая друзей, когда неожиданно вернулся хозяин дачи и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы отбиться от его внимания. В тот самый момент, когда она отпихнула его от себя, все еще уговаривая не трогать, калитка хлопнула и какая-то странная женщина накинулась на нее с кулаками. 
- Ах, ты, дрянь такая! Да как ты смеешь!
Что она хотела от нее, Люба поначалу не разобрала. Резкая боль от удара по голове, крик, звеневший в ушах и полная дезориентация. Люба в какой-то момент перестала понимать, где она находится и что с ней происходит. Ее протащили по дорожке, пихнули в спину и отправили за калитку с угрожающим:
- Чтобы через секунду тебя здесь не было! Иначе…
Люба почти не помнила, как кинулась бежать по дороге, плача и боясь обернуться. Сумка и ветровка, в кармане которой была мелочь на дорогу, остались на даче. Она перепутала направление и вместо дороги на станцию свернула в шоссе. Именно там ее и подобрал Михаил.
Он слушал девушку и пытался сдержаться. Ему хотелось тотчас выскочить из палаты, найти тех, кто ее обидел и разобраться по-свойски.
- А кто это был?
- Женщина? Его мать. Она не знала, что мы на даче. Кто-то позвонил и сказал, что там не пойми, что творится. Вот она и приехала порядок навести. Очень эмоциональная женщина. Приходила уже, извинялась.
- А ты?
- А что я? Не в тюрьму же ее сажать за ее несдержанность? 
- Что врачи говорят?
- Говорят, что у меня сотрясение мозга. Представляете?
- И что же здесь смешного? – Михаил недоуменно смотрел на улыбающуюся Любу.
- Вы что?! Это же хорошо! Если есть, что трясти, значит, мозг в наличии!
Люба сказала это так серьезно, что Михаил даже немного растерялся. А потом разглядел какие искорки пляшут в зеленых глазах Любаши и улыбнулся в ответ.
Они встречались почти три года. Люба училась, Михаил работал. Родители Любы поначалу отнеслись настороженно к этому молчаливому, стеснительному парню, а потом присмотрелись и решили, что если их дочь сделала такой выбор, значит у нее были на то свои причины.
Ни разу после они не пожалели об этом. Миша был рядом, когда болела мать Любы и взял на себя всю организацию, когда ее не стало. А позже спокойно и без всякой брезгливости ухаживал за тестем, когда того разбил инсульт.
Люба мужа не просто любила. Дороже человека для нее на свете просто не было. Она прекрасно знала, что каждый его шаг, каждый вздох – для нее. Не понимая его поклонения, она просто всей душой принимала любовь, которую он дарил ей и как могла отдавала свою в ответ.
Дочь, потом сын. Внуки…
Жизнь почти пройдена, а насладиться ею, насытиться, пока никак не получалось. Они не тяготились друг другом даже через столько лет, а потому Люба сразу поняла, что с мужем что-то не так.
Не добившись от него внятного ответа, она шепнула пару слов внучке и принялась наблюдать.
- Деда! Давай в прятки играть! – шестилетняя егоза Катюшка ухватила Михаила за руку и потянула за собой.
Несносный зуб тут же напомнил о себе, и Михаил дернулся, отнимая руку.
- Потом, потом… Иди поиграй пока!
Катерина обиделась.
Дед был странный. Обычно он готов был бежать куда угодно, играть во что скажут и вообще ко всему на свете, кроме голодовки. Правда, с бабушкой последний пункт можно было смело вычеркивать, ведь голодным, а уж тем более на даче, у нее никто никогда не ходил. Вообще не ходили. Тихо отползали от стола, молясь, чтобы бабуля не спохватилась, и вслед не раздалось заботливое:
- Наелся? А пирожочек? А компот? А ягодки?
И тут главным было не перечить. Сказать, что обязательно все съешь, но чуть погодя, а потом отвести от себя бабушкины очи невинным:
- А Сашка тоже не весь пирог доел. Ему мама помогала!
И все! После этого надо было удирать как можно скорее. Потому, что кроме бабушки могло достаться еще и от мамы. Она, каждый раз собираясь в гости к родителям, ворчала:
- Прощай талия и в топку диеты! Два дня свободы и маминой стряпни! А потом бегом-бегом… Ну и ладно, зато маму осчастливлю и поем по-человечески.
Дед, глядя на то, как бабушка потчует гостей, посмеивался в усы и кивал:
- Ешьте на здоровье! Зря она возилась, что ли?
Обычно он и сам не прочь был полакомиться тем, что готовила бабушка, но не сегодня. Катя специально пристроилась рядом за завтраком, подсовывая деду вкусные кусочки. Но тот отказывался. Не ел, был грустным, а потом и вовсе ушел из-за стола, не обращая внимания на вопросы близких.
Дуться долго было неинтересно и скучно. Катя посидела на качелях, погладила бабушкиного кота Матвея, достала мыльные пузыри из своего рюкзачка, и даже попробовала пристать с вопросами к старшему брату, но все было не то. Саша был занят подготовкой к какому-то зачету и, дернув ее за косичку, пообещал поиграть с ней позже. Катерина даже сходила на кухню, чтобы помочь бабушке с обедом, но там была мама. Они о чем-то тихо разговаривали с бабушкой и тут же прогнали Катю во двор.
- Нечего в комнате сидеть, когда такая погода на улице. Иди, гуляй!
Катя послонялась немного по двору и пошла мириться с дедом.
Сразу это сделать не получилось. Дед ругался с бабушкой. Конечно, не так, как Катины соседи, которые колотили посуду и гонялись друг за другом по лестнице многоэтажки. Странные люди! Как будто на улицу нельзя выйти и бегать там куда захочется и сколько угодно. Места же больше!
Дед умел ругаться не так, а красиво.
Он сидел на ступеньках крыльца и страдал. Бабушка гладила его по плечу и спрашивала:
- Что с тобой такое? Чего ты злишься?
- Любушка, я поворчу немножко, а ты пока займись чем-нибудь.
- Что это за разговоры такие? Чем это я должна заняться, когда вижу, что тебе плохо? Что ты куксишься? Что не так?
Дед молчал. Даже маленькая Катя понимала – бабушку расстраивать не хочет.
Она покрутилась рядом, раздумывая, как бы подступиться к деду, а потом решила, что лишние церемонии вовсе ни к чему. Подойдя к деду, Катя решительно уселась рядом и ухватилась за большую мозолистую руку.
- Дед, а дед?
- Что, маленькая?
- У тебя болит что-то?
Михаил вздрогнули искоса глянул на внучку.
- С чего ты взяла?
- Ты сердишься. На меня, на Сашку, на бабушку. Даже на бабушку! Где болит? Давай, пожалею? Как бабушка мне делает. Все пройдет, правда!
Зеленые, такие же как у Любы глаза, уставились на Михаила, и он чуть улыбнулся.
- Пожалей.
Он чуть наклонился, подставил щеку внучке и сказал:
- Вот тут болит. Очень.
Маленькая теплая ладошка прошлась по щеке раз, другой и Катя уверенно зашептала:
- У кошки – боли, у собачки – боли, а у деда – заживи! Дед!
- А?
- А пусть ни у кого болеть не будет! Просто у тебя заживет! – Катя обняла Михаила и о чем-то задумалась.
- Что притихла, егоза?
- Дед, у тебя зубик болит?
- Да.
- А почему ты его не полечишь?
Вопрос был таким простым и наивным, что Михаил даже слегка растерялся. Не признаваться же ребенку, что с детства боишься стоматологов…
- Страшно тебе? – Катя заглянула в глаза деду и нахмурилась. – Страшно… Мне тоже страшно было, когда мы к врачу ходили зубик убирать. Мама сказала, что он мешает новому вырасти. Я плакала, а было не очень больно. И мама мне зуб отдала и сказала, что надо под подушку спрятать. Тогда фея-мышка придет и зуб заберет. Дед!
Катя вскочила со ступеньки и дернула Михаила за руку. Злосчастный зуб тут же взвыл победными фанфарами, и Михаил увидел фейерверк прямо перед собой, а не в небе. Едва сдержавшись, чтобы не заорать, он тихо заскулил, пытаясь не напугать внучку.
- Ой! Я нечаянно! Дед! Пойдем скорее!
- Куда?!
- К доктору! Я с тобой пойду! Он мне твой зуб отдаст!
- Зачем?
- Мышке отдадим! Знаешь, сколько конфет она за мой маленький отдала в прошлый раз? А за твой большой?! Ой-ей! Дед! Что ты сидишь? Пойдем!
Люба, которая наблюдала всю эту картину из окна кухни, кивнула дочери и протянула ключи от машины.
- Отвезешь отца? При мне будет держать лицо, а сам скоро на стенку полезет от боли. Вот же… Гора…
Когда через несколько часов Михаил вернулся из города, Люба стояла у калитки, ожидая его.
- Ну что? Полечили?
Мягкие, ласковые руки жены обняли его и боль, еще таившаяся напоследок после лечения и уколов обезболивающего, ушла окончательно. Михаил закрыл глаза на минутку, прижав к себе ту, что способна была прогнать любые печали.
- Полечили…
- А чего смурной такой?
- Катерина обиделась. Зуб вырывать врач не стал. Полечил только. Вот она и дуется теперь. Мышке отдавать нечего.
- Ничего. Сейчас решим проблему.
Пакетик с конфетами, которые Люба достала из кармана, мигом вернул Кате хорошее настроение.
- Вкусненько! – Катерина развернула одну конфету и порылась в пакетике, выискивая самую любимую. – На! Только одну! А то опять зубки болеть будут!
Она немножко подумала, покрутилась на месте, и все-таки достала еще одну конфетку для деда.
- Ладно уж, держи! Только по одной ешь! Мама говорит, что вредно много сладкого. Дед, а, дед?
- Аюшки?
- А теперь ты со мной поиграешь?
Михаил подхватил внучку на руки, расцеловал в нос и румяные щеки, и сказал, чуть виновато глянув на Любу:
- Конечно! У меня же теперь ничего не болит!
Теплый летний вечер прокрался по саду, зажигая светлячков и ласково трогая засыпающие цветы. Заглянул на веранду, где дружно хохотали над чем-то Зотовы. Погладил Матвея, развалившегося на ступеньках и зашагал дальше по поселку, прихватив с собой огорчения и печали дня.
А Михаил прошел по дорожке, чтобы запереть на ночь калитку, глянул на небо, где уже зажигались первые звезды, и улыбнулся, услышав за спиной:
- Миша, ты куда пропал? Иди чай пить! Только тебя ждем!