несчастная любовь графа оманова

я не автор               
Несчастная любовь
Граф Оманов
Случилось то, что невозможно было себе представить! Мы расстались, о боже, я даже не знаю, как это случилось, пока что не могу дать себе ясного ответа. Возможно только подробное и последовательное изложение на бумаге, как рекомендует мой психолог, поможет мне это осмыслить. Действительно невозможно представить расставание, но и невозможно было представить, чтобы мы вдруг стали вместе, такие разные, сделанные из несовместимых ингредиентов, но хороший повар путем хитростей на страх и риск быть осмеянным все-таки создал этот продукт, за который мы так держались, над которым мы так трепетали. И я уверен, не зря, не зря все это было. Сколько же сил проречено, чтобы мы слились единым дыханием в нашей выдуманной атмосфере, а теперь ее нет, теперь дышать нечем. Может быть, поэтому который день головная боль.

Ну я запил, да, можно ли меня осуждать, если сад, таким трепетом выращенный, стался вытоптанным, сгнившем и здесь и сейчас на него невозможно смотреть. Зато хорошо и славно вспоминать, наше райское местечко. По нему мы гуляли рука об руку, взволнованные, что лишь строгость и скромность мешает обрести наслаждением нам. Но оно всегда манило и было в каждом прикосновении. Чуть приблизиться и мы уже счастливы одним тем, что наконец новая грань, новое препятствие снято и так парализованы этим, что далее идти не решаемся. А если бы наступило то многовение, как бы наслаждались мы им!

Ох, осталась дыра тоски. Она вызывает всесъедающее бессилие.  Мы больше не вместе. Все разрушено. Все обещания и надежды, все ради чего я жил. Мысли, с которыми засыпал и просыпался теперь приносят бесконечную печаль. Я продолжаю вспоминать, я просто не могу не вспоминать, как поправлял воротник и намыливал гуталином обувь, потому что считал эти мелочи важным. Сам бы я никогда не обратил внимание на подобные мелочки и не стал бы тратить на них ни минуты времени, но забота о себе возымела смысл, когда появилась осознание, — это кому-то нужно. И ради этого кого-то я был готов заучивать глупости, сгорбившись за столом которую ночь, не видя сна. Ради этого я вставал на зарядку и пел; пел, потому что душа моя хотела только петь и наслаждаться каждым звуком.

Впервые мы познакомились в пионерском лагере, я особенно не выделялся среди всех остальных ребят: румяное лицо, наивный рот, смелые выпуклые глаза, как одинаково вшитые бусинки. Там была и она, единственная, огненно рыжими волосами, с бойким характром и скромными движениями, которые она проделывала стройностями своими, подначивая мальчишек к решительности. Я влюбился в нее во время драки, из которой вышел победителем случайно. Воспитанная во мне справедливость не терпела многих резкостей, которые в обращении с рыжей девочкой применяли остальные ребята, те, что такие же как и я. Я возвращался и протестовал взглядом, когда они дергали ее за косички и, страшно сказать, щипали.

Мои неодобрительные взгляды вскоре были замечены и спера только осмеяны, а потом на тихом часу самый бойкий и смелый мальчик тоже, такой же как и я, стянул с меня одеяло, забрался на спину, будто хотел куда-то ускакать верхом, но вместого этого под общий хохот начал бить по ребрам. Удивительно, но мне удалось извернуться так, что он слетел и ударился о пол, тогда я накинулся на него сам, но бить не стал. Мой враг был разрушен, и благородный поступок возымел свои плоды. Ребята признали мое право на рыжую девочку.

И после этого случая все было прекрасно, и это прекрасно растянулось на долгие годы. Как мне кажется теперь, растянулось только для того, что разбить меня, ведь насколько это было прекрасно тогда, настолько же это стало отвратительным сегодня. Отныне и навсегда я ненавижу то время и все, что с ним связано! Ненавижу, безусловно эту рыжую девочку и у меня есть на то причины!

Я бы не сказал, что все обрушилось так уж резко, как это представлялось раньше. Наоборот, все шло к этому. Мы даже пытались это обсудить и что-то решить, но как только разговор о нашей взаимной неприязни переходил на серьезный лад, она без устали твердила — ты в меня влюбился, поэтому терпи мой паршивый характер. А я доканчивал эту фразу, беззвучно выговаривая каждую букву губами — будь обходителен и вежлив со мной, меняйся и подстраивайся, делай только то, что я скажу.

То был чудовищных размеров удар по моему самолюбию, притом я считал себя выше ее во всех аспектах жизни: я был физически крепок, лицом и всем телом красив, духовно богат, манерами не обделен, благородства не лишен. А что она? Глупая, невзрачная девочка с безвыходной судьбой, которая держит себя горделиво, но более правильно следовало бы сказать - тщеславно; только потому, что таков характер, а не право. Ради этой безмерно глупой и красивой лишь наполовину девочки я готов был страдать, если только страдания мои сделают ее лучше, повлекут к изменениям. Зачем ты всем этим занимался? До сих пор не знаю, но успехов мое предприятие не имело, я встречал только сопротивление, выражающееся в прогрессирующей наглости. Вероятно, если бы все получилось, я смог бы утолить в себе жажду власти и вновь вернуться к обычной жизни. Для нее я хотел лучшего, а что есть лучшее знаю только я. К сожалению, таких она съедает.

Помню первый наш разговор наедине, он был неудачным, мы обсуждали бывших, как хорошие друзья. Вернее, мы обсуждали бывшего, потому что я бывших не имел. Его звали Николай и человеком был он с ее слов паршивым. Он натурально мучал и истязал ее, грозился превратить ее жизнь в режим, полный лишений и постоянного контроля. Мне польстила ее открытость, тогда я практически не сочувствовал этому прошлому горю, ведь думал только о том, как бы завоевать красавицу.

Она далась мне неоднозначно, вроде была навечно моя, а вроде бы навечно свободна ко всему. Позднее в виду некоторых обстоятельств я познакомился с Николаем. Признаться, он оказался человеком слабовольным, податливым и никчемным, но только не том качестве, что представлялось мне ранее. Ранее я его даже побаивался, а теперь только жалел и в сердцах принижал. Он точно не был способен сознать никакой режим. Значит, она мне лгала.

И  если откровенно, я уже тогда понимал, что настанет конец всему, но во мне жило то, чувство первого знакомства, первой искры. Я прекрасно помню эту ночь 25-го декабря. Я ехал прямиком к нашему месту встречи после последнего недопонимания узнать, что и как будет дальше. Опоздав, я ринулся искать ее везде. Забрел во двор, попутно пробуждая ото сна поэтическим матом жителей  окрестных хрущевок. Все мои усилия были безрезультатны и я отчаявшись отправился в алкомаркет. Там я встретил одного пьяницу, которому не хватало пару копеек на светленькую. Я добавил ему и во мне мелькнула светлая мысль. Я поинтересовался, не видел ли он ее? Он хмуро ответил -- ее тут никогда и не было.

Утром 26 декабря 1991 г., протрезвев, я понял, что нас больше никогда не будет. На этот все кончено.