Литературная группа Тройка треф

Вместо эпиграфа:

Только в одной Москве в 1920 г. существовало более 30 литературных групп и объединений. Нередко входившие в эти группы лица были далеки от искусства.
...
Надо также отметить, что в годы революции и гражданской войны активизировались "устные" формы литературной жизни.
...
Постоянная литературная борьба за отстаивание своих узкогрупповых интересов вносила в литературную атмосферу нервозность, нетерпимость, кастовость.

Егорова Л.П., Чекалов П.К. Литературные группы 20-х гг.


Однажды мы решили прокомментировать фрагменты из очерка В.В. Залесского "Литературный мир". Полностью с ним можно ознакомиться здесь: http://proza.ru/2020/03/20/575
Вот что из этого получилось.

"Современная российская литература может представляться как явление, состоящее из четырех сегментов.
1.1. Первый сегмент – это фейковая литература, псевдо-литература. Практически отсутствуют реальный книжный рынок, существенные реальные тиражи, реальные возможности для реальных писателей жить на реальные авторские вознаграждения…
Что остается? Остаются возможности для издания, для публикации за некий (загадочный) счет неких книг от неких авторов, для производства общественного фейка: «У нас есть литература!».
Иными словами, можно указать на кого-то или на что-то – для примера, для впечатления, для создания общественной иллюзии".

Как видим, этот метод – использование языка – оправдан еще и тем, что необходимая в данный момент информация часто не дается в числе других. А чтобы добиться требуемой информации, необходимо ее умно представить. Особенно важна для этого статистика. Для получения нужного результата используется вся совокупность знаний. И это – конец проблемы. Но, к сожалению, этого еще мало. Тут нужно принимать во внимание и исторические традиции. Перед каждым серьезным научным выводом может встать большой вопрос: что было раньше? Откуда пошло? До каких пор? Никто не знает. Вот в таких условиях при анализе одних только научных данных методом научного тыка можно установить целый ряд исторических фактов. Кроме того, методологически важно привести доказательство своей мысли в виде внушительной таблицы, содержащей упорядоченные, подчиненные друг другу выводы. Чтобы сделать эту таблицу четкой и наглядной, недостаточно простого наборщика с набором цветных шариков на наборном шесте. Нужен кто-нибудь, способный в уме сложить эти шарики в единую таблицу, состоящую из одних «кирпичей»-правил. Это в принципе возможно и практически выполняется с помощью математики и лингвистики. Однако некоторые ученые, оперируя только русским языком, подчиняют математику грамматике. Как это влияет на ход рассуждений, показывает простая ситуация. Петр Великий сказал однажды, встречая бородатых офицеров: "А скажите-ка, господа офицеры, откуда у вас бороды растут?". Офицер был один, его борода стояла, как телеграфный столб. Только Петр протянул руку, чтобы ее потрогать, борода превратилась в трубку. Бородача звали Козырев. Получился анекдот о Петре Великом.
То есть, все, что ты видишь вокруг себя, и в прессе и на страницах газет, – все это принадлежит одному «меценату», за счет которого и существует весь человеческий род. Который все время думает, как бы на этом хлебе с маслом подохнуть… Так ведь нет. Мы думаем, думаем. Но если взглянуть на нашу жизнь как на театр одного актера, то все происходящее – это нечто очень похожее на репетицию нового спектакля. Может быть, не обязательно пьяного. Вполне возможно, очень пьяного – но без слов и музыки… Во всяком случае, так все выглядит со стороны. И очень часто неважно, идет ли действие на самом деле, или готовится самодеятельный спектакль. У каждого спектакль свой. Можно ли его разыграть? Я думаю, нет, потому что все – бездарно и не по средствам. Однако какое это имеет значение? Это же театр.

"1.2. Второй сегмент – это массовый литературный мусор.
Где-то звучала цифра – публикуется в год в России около двух миллионов книг. Иногда тратишь некоторое время и читаешь что-то … Общее впечатление (с долей преувеличения и субъективности) такое.
Одна треть из этих «двух миллионов» пишется авторами лично. В этой первой трети встречается и что-то интересное. Остальное – чушь, замаскированная или под загадочность, или под что-то иное.
Вторая треть пишется литературными фабриками.
Еще одна треть изготавливается компьютерными программами.
Никто большинства этих книг (из литературного мусора) не читает, не издает, не покупает. Но в силу определенных обстоятельств авторам этих книг выгодно представлять себя творческими личностями, участниками литературного процесса, представителями творческого слоя, интеллигенции".

Такие авторы сейчас проходят практику в бухгалтерии на Арбате. Это можно назвать "творческим кулаком". То есть чувствуют они себя относительно спокойно, только контролируя свои эмоции. А механизм контроля здесь простой - выдвигается какая-нибудь провинция, Новгородчина или Брянщина, где писатель один, или еще что-то. И именно он, словно сам консул какой-либо державы, стоит перед главными бухгалтерами, и все время он выясняет, сколько должно платить за его сочинения. "Из лучших побуждений" иногда бывает и по ошибке. Кроме того, отпущено определенное количество кредитов на развитие самиздата, который те же самые бухгалтеры и организуют. Все как обычно - раньше воровали, а теперь некоторые писатели спокойно по графе "доходы" публикуют - крадут, воруют и еще раз кроят.
Это так называемые версии, которые называются «нейсбитами». Обычно никому не нужны, но иногда рождаются прозрачно. Наподобие романа, придуманного бессмертным классиком детской литературы. Все выполнено в псевдокинематографических тонах, и текст надписан так: «Жил-был по сю сторону радуги китаец…» По эту сторону – другая страна. По другую сторону страны – другой китаевед. Другой китаист живет по эту. А Николай Федорович Тютчев в другом конце жизни был агентом ФСБ. И рождался в другое время. Но это тоже так... Даже не столько завершение жизни, сколько ее начало. Начало другого писателя. Русского. Слово – «русский» здесь ни при чем. Об этом потом... Читатель пришел, чтобы писать.
Кажется, что все эти миллионы книг – это уцелевшие и обработанные 100 лет назад первопроходцы того, ради чего появилось на свет человечество. Такая необычная, по сравнению с прошлым, точность на фоне известной необязательности и латентности какой бы то ни было мысли. Сытые, маленькие и вежливые крысы (как в зале, так и на эстраде), расписывающие в начале глав, как замечательно будет, если отключится от электричества и победит природная форма жизни (как и в прошлую осень – гусеница погибает в мертвой ржи, а расплодившиеся люди в толстых колбасах любят грилье с кровью), не пишут, конечно, и не читают ничего подобного, ибо и стали-то они такими только сейчас. Они стали такими, потому что раз в полтора десятилетия на дураков народа скидываются новые миллионы. И каждый раз их количество растет. Умы перекатываются из одной крайности в другую: если дело обстоит так, то получается, каждая такая дура и есть человечество, но тогда, стало быть, ценность человеческой личности как таковой в действительности равна нулю. А это непонятно, непонятно… В законченном виде мысль такова: прежде, в сезон умеренности, крысы знали, для чего были созданы; а теперь, когда ограничения сняты, они знают это все с полным основанием.

"1.3. Третий сегмент – это исторические фамилии. Они умелым образом сгруппированы, появляются в нужный момент для видеосъемок и для фотографирования, они произносят нужные слова  и создают общее впечатление для публики: «У нас все хорошо!»".

О них достоверно известно только то, что они, в общем, народ еще тот, музейное начальство, с интеллектом второго эшелона. Поэтому эмоциональное действие от них поступает небольшое, а зрительное просто зашкаливает. Точно так же спокойствие искушенных асов в экстремальных ситуациях вызывают обычно туристы из НАТО, посторонняя публика об этом и не догадывается. Но и туристы, и местные жители в Угличе и других старинных городах довольны.

"Первый, второй и третий сегмент действуют в определенной гармонии, маскируя факт разрушения и отсутствия национального книжного рынка, маскируя процесс ликвидации литературы как элемента культуры".

Но на самом деле исчезновение литературного рынка означает исчезновение распада на государственные и негосударственные образования, ведь ни одно государство так и не смогло создать единого цивилизационного пространства для себя. Мы не сможем этого сделать. Это означает, что мы просто доски, на которых развесит свою историю Россия.
У "хозяев жизни" проблемы не с литературой, а с культурой. Как и у всего мира, у "людей культуры", в сущности, проблемы  одни и те же – как сделать свою сферу доступной массовому, разоряемому и вымирающему на глазах потребителю. А через культурную цензуру как раз и проходят все "хиты". С этой точки зрения в настоящее время следует рассматривать литературный мир и его влияние на «непосредственного потребителя», и только в этом порядке. Иначе будет непонятно, что они стараются защитить, защитить с точки зрения культурологии. Культурология, уже обреченная на конец, есть бездушная наука о том, как выжить.

"1.4. Четвертый сегмент – это развлекательные книги, которые реально читаются, реально публикуются и реально продаются, приносят реальный доход. Как правило, их продают в местах отправления пассажиров авиа-, железнодорожного и прочих видов транспорта (или в аналогичных прибыльных местах)".

Сюда входят: «Букет сирени» и «Звездный глаз» – англо- и русскоязычные повести из баллад о плаще и шпаге, из жизни мушкетеров, цыган, моряков и т. д. В этот же сегмент попадает российский вариант киноклассики «русский боевой сериал». Они таят в себе такие привлекательные свойства, как доступность, дешевизна, ненавязчивая реклама. К ним так и тянутся кошельки наивных граждан. Пока существование истории в ее историческом разрезе крайне слабо, этот сегмент рынка не испытывает проблем. Но ведь вскоре поднимется вопрос: а что ж это за сегмент такой, если его придерживаются даже неграмотные люди? Но спрос растет быстро, и проблем не возникает – с какого-то момента отсек продаж становится просто функцией цены. И это порождает великое зло.

"Ошибочно думать, что во главе литературного мира стоят какие-либо выдающиеся мыслители или писатели.
Руководство литературным миром столь же фейково по своей природе, как и современная российская литература.
Руководить (для современной «российской литературы») – это значит иметь доступ к власти и к деньгам, и – производить фейки. Организовывать разного рода выставки, встречи и прочие мероприятия. Получать и тратить для этого деньги. Вытеснять (нежданных) конкурентов, если таковые появляются…"

И при этом, конечно, оставаться "властителем дум" для некоторой части населения. А себя, соответственно, видеть "творцом"… А что? Причем неважно, что именно ты там пишешь, главное – публиковаться. Чтобы тебя заметили, чтобы с тобой что-то происходило. Главное – сработать на нужные представления, ожидания, потребности и культурные штампы. Вопрос «с чего начать» не стоит. Можно не с идеи, а с формы. Достаточно просто того, что есть в наличии.
Когда много денег – еще и впускать вороватых фэнов, наглецов и бездарей, кого попало. От шальных денег отказываться и пускать в дело или вхолостую лучшие силы, чтобы не терять быстро приносимых барышей. В общем, паутина, в которую «литература» по природе своей должна попасть. Но попадаются, к счастью, только пауки, так что литература при всем желании не попадется ни на какие липовые крючки… И – она действительно привлекательна для некоторых кругов современного общества. Правда, это предполагает, конечно, несерьезную зависимость от идей и намерений самих авторов. Зато получается некий гротескный фарс, шутовство и пародия на бытие. Именно в этом смысл искусства, которого еще мало в России, несмотря на поражающую воображение финансовую мощь. А раз в нашей литературе возможна такая абракадабра, то это и не литература вовсе, а клоунада. И очень простая. Потому что если иметь один талант, ему все равно нужна идея, которая отвечала бы требованиям, существующим в другом смысле. Искусство всюду сводится к клонированию идей. Таких, которых еще никто не сочинил. Нет такой идеи, которую может создать анимационный талант. Есть только программы, которые могут кодировать и обслуживать новую идею. Которая кажется современной публике несбыточной.

"Особенно ценны для круга литературных руководителей те личности, которые имеют некоторые литературные способности и имеют потенциал для создания некоторого литературного продукта с некоторой общественной ценностью и значимостью".

Эти люди обычно искренне ненавидят и не понимают других личностей и пытаются навязать им собственные вкусы и представления, упорно эксплуатируя заблуждение, что им должно принадлежать будущее. Они часто аморальны и циничны, однако способны в трудной ситуации на жертвенный подвиг. Остальные писатели, хотя бы немного понимающие, как устроен мир и как в нем жить, обычно высокомерно и равнодушно относятся к этой толпе, воспринимая ее как досадную помеху на пути к успеху. При этом они обычно испытывают сложное чувство, так как понимают, до какой степени сами находятся во власти всего этого народа, но не могут ничего поделать. Впрочем, для этого они вряд ли что-нибудь предпримут.

"Подобным личностям обеспечивается теплое место в иерархии, финансовое снабжение, своего рода «литературные рабы». Так или иначе, на литературной ниве в результате усилий таких личностей (и их окружения) что-то выращивается. В предисловиях прославляются все участники руководящей группы.
Деятельность соответствующих творческих личностей делает репутацию всему (в общем, беспомощному в творческом отношении) литературному руководству. Тем эти личности с их «потенциалом» и их деятельность «полезны». По крайней мере, их произведения можно рекламировать и прославлять. В читательской среде, в публике интерес к их произведениям или не значителен, или минимален".

Даже при большом влиянии на публику, достаточно трудно создавать нечто убедительное, которое будет удивлять и приводить в восторг. Подходит только продукция примитивного свойства. Особенно большой эффект будет достигнут, если создать продукт эмоциональный, слезливый и мелодраматический.
Это не творчество. Это просто подражание примерно тому, как при просветительской работе в провинциальных музеях плетут лапти и ткут шерстяные платки местные охотники и рыболовы, давно и безнадежно утратившие художественный дар и начисто лишенные умения придумывать что бы то ни было самостоятельно. Впрочем, быть может, отсутствие творческой способности есть продукт именно таких просветителей, но кому охота это проверять? Интеллигентные люди могут вполне удовлетвориться простым понятием «ученики». Интеллектуалов можно имитировать, не доводя дело до выхода на первый план их литературной и общественной значимости. Можно лишь на этом уровне обучения искушенных творческих работников уличать в ошибках и указывать на их эстетические изъяны. Одним словом, это простой плебейский выход из класса «высоких профессионалов» в «средний класс», который с полным основанием можно назвать сервисным. Эти профессии, избранные «читателями», являются лишь прикрытием для другой, специфической сферы обслуживания «независимых».

"Под руководителями литературного мира расположен слой «литературных подчиненных». К ним можно условно отнести тех людей, которые или в силу искреннего стремления к участию в культурном развитии, в литературном процессе, или в силу корыстного циничного расчета, готовы тратить личные деньги для приобретения личного бэйджика («корочек») со словом «писатель».
Русская литература имеет громадный авторитет, традицию, историю, мировую репутацию.
«Российская литература» пытается представлять себя как своего рода преемника русской литературы. Соответственно, «литературные подчиненные», – те, кто очарованы русской литературой, – будучи под гипнозом, танцуют под чужую музыку. Естественно, люди такого склада не способны написать чего-то  существенного".

Они понимают только ничтожное количество самых банальных, детских, поверхностных, уклончивых и даже лживых фраз, половину которых можно слышать даже в ночном разговоре. Поэтому фраз они не могут изобрести сами. Поскольку никто не знает их планов, они действуют очень осторожно. Кстати, это относится и к либералам, и ко всем остальным классам общества. Они боятся противоречий и неопределенностей. Но они неспособны находить их сами (это может делать только Бог). Поэтому они стараются обойти этот момент. У них нет другого способа двигаться вперед, кроме как полагаясь на популярных политических журналистов. Такая задача заставляет и самого лучшего мастера притворяться, и всех тех, кому его работа адресована, превращаться в самодовольных идиотов, которых, собственно говоря, надо жалеть и оберегать. Но есть и другие типажи, умеющие иначе. Можно было бы даже предположить, что это какие-то паранормальные явления.

"Под самостоятельными авторами можно понимать тех, кто по разным причинам не танцует под чужую музыку.
Самостоятельных авторов можно разделить на три группы.
Первая не пишет чего-то заметного. Она ни для кого не представляет интереса. И на нее просто не обращают внимания (что является нейтральной разновидностью бойкота).
Вторая и третья группы – это те, кто пишет что-то существенное. Они, естественно, ни в коей мере литературному руководству и тем, кто над ним расположен, не нужны. Всех их бойкотируют. Максимум на что представители второй и третьей групп могут рассчитывать – это размещение произведений на интернет-платформах для бесплатных публикаций.
Вторая группа отличается от третей тем, что быстро утрачивает энергию, способность к творческой деятельности и быстро выпадает в осадок.
К третьей группе относятся те, кто пишет что-то заметное и существенное, и действует в течение достаточно длительного, заметного периода времени".

Это, так сказать, «одинокие гении». Их ранние опыты успеха не приносят и часто встречаются в средних по силе сборниках. Постепенно они становятся духовно сильнее и, конечно, в литературный клуб не вливаются. Их, можно сказать в скобках, вообще никуда не сливают. А общий смысл, вложенный в данное понятие, отражает некоторую асоциальность творцов в обществе, специфику их творчества и желание избегнуть бесплодной муштры. Первые из ослов в литературе – сегодня так и принято говорить – одиночки. Остальные – ослики-приблудыши.
Это не обязательно те, кого называют "отщепенцами". Иногда есть такие люди, которые хотят оставаться самими собой. Такие бывают. Просто танец, который они танцуют, получается у них какой-то неправильный. И тогда часто начинает казаться, что у всего хорошего есть какой-то враг, а не добрый создатель. Каждый танцующий свой танец имеет право при необходимости подвергнуть его проверке критической рефлексией. Для этого у него есть веские причины. Дело не в уверенности в том, правильно ли он танцует, просто этот танец – так сказать, его собственное – отражение, и, если он не совершенен, значит, в чем-то несовершенны и окружающие. То есть несовершенно все вокруг. Особенно, впрочем, важно, чтобы на "танец" имел право смотреть сам автор.

"Современный литературный мир – это фейк со специфической иерархической структурой и специфическим слоем руководителей.
Большой Литературный Российский Фейк призван замаскировать факт разрушения и отсутствия национального книжного рынка, замаскировать процесс ликвидации литературы как элемента современной культуры, замаскировать процессы ликвидации культуры в целом и постепенного погружения в пещерное состояние".

Люди, определяющие будущее литературного мира, не имеют никакой мистической или магической власти над тайнами Вселенной. Их интеллект полностью управляем. Управляющая ими группа – тоже, но ее влияние значительно слабее. Это люди, специально обучавшиеся искусству искажения реальности и интерпретации ее с помощью массы специфических образов. Они создают крайне запутанный мир, смешивая несовместимые идеи и концепции. Причем, если в античном мире реальный космос создавался божественными умами, то в наше время визуализация реальности происходит на основе масс-медиа и интернета, где смешаны образы жителей самых разных культур и рас. Именно через них осуществляется управление реальностью.
Присутствие фейка в обиходе должно стимулировать у потребителя мысль о том, что «есть по крайней мере еще что-то» помимо, как это всегда бывает, давно обанкротившейся современного культуры. Упаси бог подумать, будто фэйк заменяет собой современную литературу! Наоборот, он должен подчеркивать ее место в общем аутсайдерском репертуаре. Ведь никаких новых направлений и школ, на самом деле, не существует. Их имитирует фейк.
Творчество часто сводят к феномену озарения – именно в этом и заключается иллюзия. Реальность жизни никогда не похожа ни на какую гипотезу. В ней, как говорил Аристотель, «нет искусства». То, о чем идет речь, или, если угодно, то, чем является то или иное событие или акт, зависит не от ума, а от степени вовлеченности в него. Ум просто находит в нем (или не находит) то смысловое содержание, которое ему кажется подлинным. Отсюда в искусстве всегда много недоработок и мало смысла. Именно потому искусство ценно как эксперимент, возможно даже – шутка. Если бы оно было искусством всерьез, оно бы совершенно не отличалось от искусства гастрономии, которое в том и состоит, чтобы изощренно создавать дыры в желудке.
Но мы отвлеклись и сбились с главного вопроса. В частности, не сказали, зачем? Именно здесь кроется первый ответ на вопрос о природе современной эпохи. Нашему взгляду предстанет разительная бессмыслица происходящего. Плетется клубок за клубком бесчисленных медийных маятников, которые, волнуясь и кружась, неустанно перетягивают и сдвигают отдельные волокна – им уже нет дела до тех, кто ведет подвижную игру. Они уже как бы и не столько играют, сколько тянутся в заоблачные дали, символизируя, что смещения их еще ускоряются и, соответственно, движет ими не сила безразличия, а именно сила их собственной инерции. Человечество (пользуясь именно этим эвфемизмом) живет в качающемся на невидимых струнах мире – маятники качаются в метафорическом их, субъективном восприятии, порождая волны музыкальности и разнообразия мелодий. Но вот несколько вопросов: в чем смысл? В чем суть происходящего? Какова, так сказать, ценностная подоплека происходящей перемены? И прежде всего: что же мы имеем в итоге? Какую пляску и хоровод затеял мотылек во всемирной паутине? Что мы видим и что теряем, играя в эту искрящуюся мотыльковую карусель? Сразу возникает несколько зыбких метафор, самых разнообразных, но истинных. Вот одна из них, самая короткая, максимальная по своей доступности: российский писатель как тень русской цивилизации.  Приземленная и предельно прикладная. Напоминание о жанровой принадлежности, очищение от эпитета русскоязычный и т.п. Углубиться в этот вопрос не представляется возможным. Он требует развернутых рассуждений, классической социологической литературы и последующих за этим общих рассуждений.

"Таковы некоторые (субъективные, дискуссионные) впечатления о состоянии современного литературного мира".

Поэтому не станем останавливаться на вопросах, которые появились бы в дальнейшем. При желании каждый сможет развить эти мысли. Отметим только, что общий итог, который для автора очерка представляется несомненным, в каждой из книг выглядит несколько иным. И это хорошо, потому что помогает судить о характере произведения. Или, по сути, о глубинных его мотивах.