Малькан. Мы были в пехоте

Эпиграф:     Не познаешь рая, не побывав в аду.


   Предисловие.


   Вторая часть повести. В первой части Малькан Мы любили рассказывается о жизни людей в деревне после революции. ОГПУ высылает кулаков. Сашка Ожегов спасает любимую Татьяну от высылки. Он ссорится с её отцом. Потом влюбляется в Любу. И уходит на войну.


   Глава первая. На передовую.


   Остались позади, и родные в деревне Малькан, и Люба в Вавоже. В Ижевске делили по командам. Иван служил в артиллерии и ушёл с другой командой. Только помахали друг другу руками. А Пётр работал на тракторе. Его вызвали, он помахал рукой и ушёл. Василий не служил, так как до тридцать девятого детей кулаков не призывали в армию. Но он хорошо управлялся с лошадьми, и его отправили в обоз. Потом команду с Александром, переодели в обмундирование, но оружия не выдали, и дальше погрузка в эшелон...

   Поезд шёл на запад. Мимо проносились какие-то станции и деревни. Ехали в обычном товарном вагоне. Были сделаны полати, чтобы спать, но всем места на них не хватало, поэтому кто-то спал на полу. В Кирове на платформе стояли танки и пушки. Видно их готовили к погрузке. Иногда были долгие остановки. То ли паровозов не хватало, то ли была неразбериха в очерёдности движения.
   Александр Григорьевич Ожегов ещё недавно был колхозник, а сейчас ехал на фронт в эшелоне. Он понимал, что может сгинуть на этой войне, но страха не было. Было чувство сожаления, что жизнь только начинала налаживаться, и он не успел пожить нормальной жизнью. И в нём зарождалась злоба. Он начинал за это ненавидеть немцев.
   Солдатское братство начинается сразу, как попали в одну команду. И все друг друга начинают называть по имени. Мужики спорили о том, как лучше бить немцев, так как в вагоне были и служивые. Но Сашка Ожегов, как его теперь называли, был в армии всего полгода по льготе управленческих кадров колхоза, поэтому в спор не вступал. Но слушая, представлял всё, о чём говорили бывалые.
   Из их советов он понял, что не надо зря без приказа высовываться из окопа, у немцев есть хорошие снайперы. Целиться нужно в тех, кто ближе, легче попасть, а дальние - это цели наших снайперов. При бомбёжке не ложиться, а складываться калачиком, прикрывая голову, площадь тела будет меньше, и будет больше шансов выжить. Во время атаки перебежками бежать до воронки, не ложиться где попало. Не надо бояться рукопашной, а бить всем, что окажется под рукой, тогда больше шансов выжить. И главное - сам погибай, а товарища выручай!
   - Всё-таки, удивительный у нас народ, - думал Сашка, - Никто не ныл, что его гнали на войну. Он не видел ни у кого в глазах страха. Все были воодушевлены на бой с немцами. И Сашка верил, что наш народ не победить...

   В начале июля эшелон прибыл в Вышний Волочек. Прокричали команду выходить строиться. Шли по городу. Видно было, что город готовится к встрече врага. На каком-то складе получили оружие. Объявили приписку - второй батальон, 898 стрелковый полк. Началась подготовка. Учили стрелять, бросать гранаты, окапываться и атаковать.
   Политруки рассказывали про героев боёв у озера Хасан и в Испании. В клубе смотрели фильмы Чапаев, Трактористы, Александр Невский. Во время фильма Трактористы все начинали петь хором "Три танкиста" вместе с героями фильма. И все были готовы сражаться с немцами, а некоторые бойцы выходили на сцену и клялись воевать с честью...

   Пятнадцатого июля в ночь вышли на марш. Шли всю ночь. У станции Бологое поступил приказ окапываться, чем занимались весь день, и вечером шестнадцатого июля заняли оборону.
   Сидели после ужина в окопе. Мишка Коршунов спрашивает, - А как, Сашка, у тебя с этим делом?
   - С каким? - Сашка не понял сначала.
   - Ну, ты как, на передок не слаб? - Мишка подмигнул бойцам.
   - Да, иди ты! Семейный я, и дети есть.
   - Мы где находимся сейчас, Сашка? На самом передке. Ведь перед нами только немцы. Эх, братцы, у Сашки на уме только бабы. - И все засмеялись.
   Мишка Коршунов был из-под Рязани. Он был моложе Сашки и его энергии хватало на всякие шутки. Бойцы тянулись к нему...

   Три дня ждали немцев. И опять приказ строиться на марш. Шли долго с привалами. Гимнастёрка стала тёмная от пота, натирала скатка. Мужики стали говорить, что, похоже, начали наступать. Настроение у всех улучшилось, стали шутить.
   К двадцать третьему июля дошли до Демянска и там стояли. Командиры в Демянске продолжали учить тактике боя. Из репродукторов каждый день слушали новости с фронтов. В клубе смотрели фильмы. Седьмого августа дали приказ идти к месту сосредоточения скрытно, ни курить, ни разговаривать. Вышли ночью, через три часа свернули с дороги в лес. На следующую ночь опять приказ строиться и на марш, опять шли всю ночь. Так ночными переходами дошли до реки.
   Командир объявил, - Это река Ловать. За ней правый фланг немецких войск, занявших Старую Руссу. Приказ по-батальонно форсировать реку и начать наступление на станцию Волот, чтобы окружить немецкие войска в Старой Руссе...


   Глава вторая. Первый бой.


   Ночью форсировали реку Ловать и к утру двенадцатого августа начали наступление. Впереди шёл первый батальон, а мы за ними. За нами шёл третий батальон. Проходили деревни, но немцев не встречали. Четырнадцатого августа налетели немецкие самолёты. Команда, - Воздух! Стали разбегаться. Кто в лес, кто в ложбинки. Залегли.
   Со мной рядом лежал Мишка Коршунов, - Смотри, Сашка, какая вражья сила. Не обделаться бы. - А сам ржёт.
   Бомбёжка продолжалась долго. Когда самолёты улетели, осмотрелись. В нашей роте потерь не было. Санитары уносили раненых. Кого-то похоронили. Пошли дальше...

   Пятнадцатого августа в деревне Междуречье первый батальон столкнулся с первыми немцами. Это был отряд из нескольких велосипедистов, и бой был коротким. Батальон пошёл дальше. Наш батальон шёл за ними. Прошли деревни Междуречье, Подсосонье и услышали впереди канонаду.
   Остановились. Впереди шёл бой. Среди солдат пошёл ропот, что надо идти на подмогу. Но получили приказ окапываться.
   Мишка негромко, - Ротный наш - бывалый воин. Как увидит он врага, закопается по шею. Бойся вражья сторона.
   Вокруг Мишки засмеялись и пошли окапываться, но ворчания, что не пошли на помощь, были слышны...

   Шестнадцатого августа после полудня началась бомбёжка. Это был ад. Всё небо было чёрным от самолётов и бомб. Это продолжалось много часов и всё взрывалось и взрывалось. Всё смешалось земля, небо, взрывы, рёв самолётов, крики людей, ржание лошадей. Сашка лежал в окопе и уже не понимал где он, на земле или на небе.
   - Господи, что же это? - Сашка решил, что сходит с ума. Мать говорила, что, когда не помогают люди, бог поможет всегда. И Сашка стал пытаться вспомнить молитву, которую читали родители и Татьяна. - Отче наш, иже еси на небеси. Да светится имя твоё... Как же там дальше... Да придёт царствие твоё. Да будет воля твоя яко на небеси и на земли. - Дальше Сашка не помнил и повторял только это...
   - Господи, я буду ходить в церковь, только спаси, - повторял Сашка...

   Только вечером стало тихо. Доносились только крики и стоны раненых, да потрескивание догоравших досок. Сашка с трудом вылез из-под земли засыпавшей его. Голова была тяжёлая, он плохо слышал. Лежали убитые люди и лошади. Санитары уносили раненых. Сашка стал помогать санитарам. Сколько ужаса! Все в крови, и страшные муки раненых солдат. Поступил приказ навести порядок и подготовиться к обороне. Увозили убитых в братскую могилу, восстанавливали окопы. Постепенно слух вернулся к Сашке, и с головой стало нормально.
   Но Сашка помнил про свою клятву ходить в церковь, - Может быть меня и правда бог спас. И Татьяна говорила, что все когда-нибудь к богу вернутся. Она и крестик просила взять с собой. Но Сашка не взял крестик, а сейчас подумал, что зря.
   - Что же теперь делать, - думал Сашка. И он вспомнил, как бойцы говорили про солдатские медальоны с данными, которые им выдали, что они смерть притягивают...

   Бойцы сидели кружком в окопе и курили. Они уже знали друг друга. Многие были из-под Москвы.
   Мишка сказал, - Братцы, ещё пару таких дней и от нас ничего не останется. Почему наших самолётов нет?
   Ваня ответил, - Я видел, как их самолёты разделались с нашими. Наших только четыре было.
   А Сашке так хотелось, чтобы пришла помощь, и он сказал, - А я верю, что уже идёт к нам помощь. Мы же наступали.
   Да, смотри, как наступаем. Только не вперёд, а всё глубже вниз, - съязвил Мишка.
   Тут подошёл политрук и сказал, - Всем, кто не в карауле, спать. Завтра тяжёлый день.
   Сашке не спалось, - Уцелеет ли он завтра? И что будет с Татьяной, ей ведь скоро рожать, а если ей припомнят, что дочь кулака, и что будет с детьми? За неё заступиться даже будет не кому. Банниковы сами на волоске. А Люба найдёт себе другого. Точно найдёт. Она такая красивая.
   - Я должен выжить, - и Сашка достал из медальона листок с его данными, разорвал и закопал...

   Семнадцатого августа утром опять налетели немецкие самолёты. И опять начался ад. Но Сашке уже не было так страшно. Он стал верить, что теперь его не убьют, теперь с ним бог. Сколько это продолжалось, сказать нельзя, так как во время бомбёжки время растягивается - минуты кажутся часами. И вдруг самолёты улетели. Все стали вставать. И тут услышали нарастающий гул.
   Прокричали - К бою! Занять оборону! Без команды не стрелять!
   Первый раз Сашка увидел немецкие танки. Что-то зловещее было в них. Прячась за танками, бежали немцы.
   Сашка стал целиться, - Ну вот, я готов. Почему не командуют?
   Это был его первый настоящий бой. И в прицеле он видел тех, кто сломал его жизнь. Он их ненавидел и был сосредоточен как снайпер...

   Огонь! - и тут началось. Сашка целился и стрелял. Пули свистели, танки стреляли. У нас ещё стреляли уцелевшие после бомбёжки пушки арт. батальона и танки загорались. Бой длился долго, а взрывы были близко. Сашка сначала прижимался каждый раз, но постепенно стал привыкать и, когда не так опасно, перестал кланяться каждому взрыву. Сашка видел, как падали немцы после его выстрелов. Но другие бойцы тоже стреляли, и уверено сказать, что это он попал, он не мог.
   Немцы стали отходить. И не успели бойцы перекурить, как опять налетели самолёты, и снова начался ад бомбёжки...


   Глава третья. Отступление.


   Немцы атаковали методично, и восемнадцатого, и девятнадцатого. После завтрака бомбят, потом атакуют до обеда. Перерыв на обед, опять бомбят и потом атакуют. Девятнадцатого наша артиллерия замолчала, и пришёл приказ, отходить. Командир сказал, что немцы обошли южнее, и есть опасность захвата переправ и окружения. Когда стали отходить, Сашка вдруг увидел, как мало осталось от полка.
   - Как мы ещё держались, - думал Сашка...

   С остатками дивизии отошли к переправе и, форсировав реку Ловать, к двадцать пятому августа подошли к селу Залучье.
   Было построение. Перед строем пронесли знамя 245-й стрелковой дивизии. Полковой комиссар сказал речь, что мы должны не опозорить знамя дивизии, мужественно сражаться и, если придётся, то с честью погибнуть в бою.
   Стали окапываться. Сашка думал, - Что за наступление было? Почему нет наших самолётов? Где наши танки? Теперь вот отступаем. Сколько людей погибло. Может быть, какой-то хитрый план у нашего командования? Может быть, заманиваем немцев в ловушку?

   Двадцать седьмого августа подошли немцы. Опять Сашка стрелял в немцев из окопа, опять начались тяжёлые бои. Но сдерживать немцев долго не могли и тридцать первого отступили за деревню Кукуй. А первого сентября пришёл приказ атаковать немцев и вернуть деревню Кукуй.
   Пошли в атаку. Немцы отчаянно стали стрелять, но огонь их нарастал вяло. Они видно не ожидали, что мы пойдём в атаку. Сашка бежал, пригнувшись как учили. Вот ложбинка, залёг, чуть отдышался и опять побежал. Ворвались в деревню, немцы побежали. Сашка с таким воодушевлением стрелял в убегающих немцев. Победа! Первая Сашкина победа!
   Все кричали, - Ура...а! - Это было незабываемо...

   Но немцы быстро перегруппировались и контратаковали. И опять мы отчаянно стреляли в наступающих немцев, но остановить их не смогли. Командир приказал оставить деревню и отойти на прежний рубеж.
   Немцы продолжали атаковать методично каждый день. Мы держались неделю, как могли, но восьмого сентября с остатками дивизии стали опять отходить. Девятого сентября перешли на правый берег реки Пола у деревни Петровское, где узнали, что немцы заняли Демянск. Это означало одно - мы оказались в окружении.
   Командир дивизии объявил, что связи со штабом армии нет, и он принял решение выходить с боями из окружения через деревню Лужно, к северу от Демянска...

   Никто из оставшихся в окружении не знал, что штаб армии отступил на восток, оставив всю армию в окружении, что привело к потере связи с дивизиями и разгрому почти всей 34-й армии. После этого расстреляют командующего армией...

   Из окружения выходили разрознено полками. Вокруг были болота. Грязь налипала со всех сторон, и идти было тяжело. Одиннадцатого сентября у деревни Лужно были замечены немцами. Стали обходить Лужно с юга. Впереди была дорога, которую нужно было перейти, а за дорогой идти лесом, и уже там должны быть наши. Но немцы перекрыли дорогу.
   Остатки нашего батальона, в котором и роты не наберётся, по приказу командира должны выйти со всеми на дорогу и держаться на ней, пока не пройдёт хозяйственный обоз с ранеными. И только потом, прикрывая обоз идти следом...

   Когда стемнело, пошли в атаку. Немцы отстреливались отчаянно. Мы залегли, опять пошли и снова залегли. Рядом лежал Мишка, и Сашка подумал, - Хорошо, когда есть такие друзья как Мишка. С ним и в атаку идти не страшно. - а Мишке сказал, - Странно, когда тут немцы успели создать такую оборону.
   Тут командир прокричал, - Примкнуть штыки! - все посмотрели на командира. Он тоже взял винтовку со штыком.
   - Что Сашка? Это есть наш последний? - и Мишка посмотрел на него с решительностью рвать всех.
   - Мы их порвём, - подумал Сашка и примкнул штык.
   - За родину! В атаку! Ура...а! - голос командира пронзил всё вокруг.
   Все закричали, - Ура...а!
   И оставшиеся в живых поднялись и пошли на немцев. Немцы отчаянно стреляли, но на них набросились грязные, уставшие, но остервеневшие наши бойцы...

   Подбегая к немцу, Сашка выстрелил. Тот упал. Тут Сашка увидел, что в него стреляет другой, - Как он промахнулся?
   Сашка бьёт его штыком, и начался рукопашный, - Сдохни!
   Почему-то ныла левая рука. Сашка взглянул и увидел кровь. - Значит, немец не промахнулся. Вот уже последние немцы. Ага! Получили!
   Быстро заняли оборону у дороги. Пошёл обоз.
   Мишка спросил Сашку, - Ты как? - Да царапнуло.
   - Иди к санитарам. - Успеется. Смотри, ещё немцы.
   Обоз как раз перешёл дорогу и уходил в лес. Осталось только прикрыть. Подъехали несколько мотоциклов и грузовик. У немцев с мотоцикла стал всех поливать пулемёт так, что не поднять головы.
   Сашка решился, приподнялся и выстрелил. И одновременно выстрел раздался слева. Мишка тоже выстрелил. Пулемёт замолк. Сашка посмотрел на Мишку и тот кивнул.
   Немцы пошли в атаку. Снова началась рукопашная. Но теперь нужно было, как можно скорее уходить в лес за обозом.
   Сашка пошёл помочь Мишке, на которого навалился здоровый немец. Но вдруг у Сашки потемнело в глазах...


   Примечание.


   Остатки 245-й стрелковой и других дивизий участвовавших в наступлении, вышли из окружения и соединились с войсками Красной армии...
   Роль контрудара Красной армии под Старой Руссой в сражении за Ленинград трудно переоценить. Историки назовут этот контрудар Гамбитом Ватутина. Вермахту пришлось для отражения удара развернуть не малые силы в числе моторизованных дивизий и авиакорпус от наступления на Ленинград. Благодаря стойкости солдат Красной армии немецкие силы надолго были скованы в боях под Старой Руссой, и ленинградцы успели создать оборону и выстоять.



   Глава четвёртая. Без вести.


   Когда муж ушёл на войну, Татьяне совсем стало тяжело беременной управляться с хозяйством, смотреть за детьми, а ещё и работать. Мать тяжело болела и уже почти не ходила. Отец постоянно находился около неё. И свёкор Григорий с женой стали, как могли, помогать Татьяне. Золовка Аня, сестра Сани, приходила иногда помочь. В сельсовете жёнам фронтовиков стали давать пособие, и стало полегче.
   Письмо от Сани Татьяна получила в августе. Писал, что только обучают. На передовой ещё не был. Что любит и помнит. Что вернётся домой с победой. И чтобы поцеловала детей. Аня тоже получила письма от Петра и от Ивана для родителей. А когда Татьяна навещала больную мать, отец читал письмо от Василия...

   В сентябре Татьяна разродилась девочкой. Назвали Галиной. Но на одно пособие не проживёшь с тремя детьми, и Татьяна сразу начала работать. Дочку привязывала к себе и работала.
   Все ждали писем с фронта. Но в октябре в деревню пришла первая похоронка. И с этого дня люди уже не бежали навстречу почтальону, а ждали, и с надеждой, и со страхом. Чью он назовёт фамилию. В чей дом придёт весть.
   Когда мужики ушли на войну, председатели не смогли организовать нормальную работу без мужиков, и почти все колхозы план не выполнили. Но арестовывать председателей не стали. Провели разъяснительную работу и наказали. Как результат, колхозникам за работу не заплатили. Но люди всё равно несли в сельсовет всё, что могли, тёплые носки, штаны, кофты, соленья, варенья, всё, что могло приблизить победу. И всё это отправлялось бойцам на фронт...

   В ноябре Татьяну вызвали в сельсовет. Председатель пригласил пройти в кабинет и сесть, - А что, Татьяна, ты давно не получала писем от мужа своего?
   Татьяну чуть не хватил удар, но она взяла себя в руки, - Неужели, похоронка. - подумала она.
   - В августе последнее было, - Татьяна сжала пальцы и напряглась.
   - Да ты не нервничай, успокойся, неизвестно пока что с ним. Вот, - и председатель протянул бумагу.
   Татьяна взяла и стала читать, - "Извещение. Ваш муж красноармеец Ожегов Александр Григорьевич, уроженец... находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 г. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии..."
   - Дайте попить, а то у меня всё перехватило, - председатель налил воды и дал Татьяне. Она выпила. - Значит пропал. Как же жить-то теперь. Господи, ведь у меня трое. За что же мне это?
   - Татьяна, перестань причитать! - председатель повысил голос, - Может быть, найдётся ещё.  А дети ваши не пропадут. Государство не бросит. Поможем.
   - А когда в тридцать третьем у меня дети умирали от голода, вы много помогли?
   - Замолчи! Тогда у всех беда была. Однако спасли людей, привезли муку и накормили. И сейчас накормим...

   Татьяна встала и пошла на выход.
   - Постой, Татьяна, тут такое дело.
   Она повернулась к председателю. - Что ещё?
   - Пособие семьи военнослужащего ты больше получать не будешь.
   - Там про пенсию написано, - Татьяна с надеждой посмотрела на председателя.
   - Там написано, что ты можешь ходатайствовать на пенсию. А её могут утвердить или не утвердить, будет проверка.
   - Как же так? И без пенсии, и без пособия. Тогда пусть дают пособие. Ведь он может быть живой. Может быть, он воюет где-нибудь.
   - А может быть в плену. ГПУ будет дознаваться, не перешёл ли он на сторону врага. Возможно, допрашивать будут. И про письмо могут спросить, что он там писал.
   - Да как они смеют, Николай Павлович. Ведь он с вами колхоз поднимал. Комсоргом был.
   - У нас всех проверяют. И тех, у кого заслуг побольше будет. И то, что он женился на кулачке, там тоже помнят.
   - Вы при Александре со мной так не разговаривали.
   - Ну, знаешь, Татьяна, время такое. Меня тоже по голове не погладят, если узнают, что мы оставили пособие семье предателя.
   Услышав про семью предателя, Татьяна так посмотрела на председателя, что он отвёл глаза.
   - Вам стыдно будет за свои слова. - Татьяна вышла из сельсовета, слёзы катились по её щекам от обиды. Но она верила, что её Саня не мог стать предателем...

   В декабре пришло извещение, что пропал без вести Василий, младший брат Татьяны, и почти сразу повестка Семёну, старшему брату. Провожали Семёна на войну всем семейством. Иван с Татьяной и Антониной, женой Семёна, и Григорий со своими женой и Аней. После этого маме Татьяны совсем стало плохо, и вскоре она отошла.
   Отец после похорон стал проводить всё свободное время с внуками, и Татьяне жить стало легче. В деревню стали приходить извещения без вести и похоронки. И тогда Татьяна съездила к военному комиссару и добилась пенсии по потере кормильца.
   К новому году новости с фронта стали победными. Почти каждый день рассказывалось, сколько освободили деревень и сёл. И настроение у людей стало хорошим. Стали думать, что скоро будет победа, и мужики вернутся домой. Хотя многие понимали, что жить стало труднее, и уже снова маячил призрак голода.
   Никому и в мыслях не могло прийти, что война продлится ещё три с половиной года.
   А Татьяна каждый вечер молилась за Саню, за Василия и за Семёна...


   Глава пятая. Ранение.


   Сашка открыл глаза и увидел небо. Уже светало. Он лежал на ком-то. Голова страшно болела. Он попытался подняться и тут увидел немцев, - Так... Без паники. Приказа умирать не было.
   Они посмотрели на него. Один подошёл к Сашке и стал говорить.
   У Сашки путались мысли, - Что делать? - Немец продолжал говорить и показал ладонью вверх.
   Ага, хочет, чтобы я встал. Ладно, посмотрим, что будет. - Сашка с трудом поднялся. Голова кружилась, его пошатывало. Он потрогал затылок, там было что-то липкое. Посмотрел на руку, она была в крови.
   Немец обыскал его и показал рукой идти в сторону, где стояли несколько наших бойцов. Сашка огляделся. Среди стоящих бойцов он узнал очертания Мишки. Немцы ходили и обыскивали, лежащих бойцов...

   Сашка подошёл к Мишке. Его трудно было узнать. Лицо было всё разбито. Тут его подозвал немец с большой сумкой и показал рукой сесть на упавшее дерево. Сашку ещё пошатывало, и он сам хотел сесть. Когда Сашка сел, немец сел рядом, достал ножницы, взялся за Сашкину руку и стал разрезать рукав гимнастёрки. Осмотрел рану, показал, что пуля прошла на вылет, потом достал бинт и перевязал руку. Сашка не понимал, что происходит. Немец встал и стал перевязывать голову. Когда закончил, посмотрел на свою работу, сказал, - Гут. - и показал рукой, чтобы шёл к бойцам...

   Сашке было плохо, подташнивало. Он нехотя встал и подошёл к бойцам, - Видели?
   Посмотрел в сторону, куда ушёл полк, но там никого не было. Потом стал смотреть, как немцы обыскивали убитых бойцов.
   - А я уже с тобой попрощался, - тут Мишка стал говорить, как он рад, что Сашка живой.
   - Наши ушли? - Сашка взглянул на Мишку.
   - Да. - вздохнул Мишка.
   - Значит, бросили. А ты как сюда попал? - Вырубили, суки... Здоровые.
   - Что происходит? Зачем меня перевязали? Что от нас хотят? - Тебе повезло. Тех, кто не мог подняться, они пристрелили.
   - Пристрелили, говоришь. Тогда не знаю, кому повезло больше. - Бойцы переглянулись.
   Вдруг немцы закричали. Сашка увидел, как какой-то боец встал и побежал. Немцы кричали, а потом стали стрелять. Боец упал. Немцы подбежали. Боец приподнялся и снова упал. Немцы что-то говорили, смеялись. Потом прозвучало несколько выстрелов...
   Бойцы были возмущены, - Вот, гады!

   Немцы осматривали место сражения, пока не пришёл офицер. Он что-то сказал, и немцы повели пленных к дороге. У дороги заставили сесть на траву. Примерно через час подошёл грузовик. В кузове были наши пленные и конвой. Конвойные из кузова стали кричать. Немцы нас подняли и со словами - Лос! Шнэль! - заставили лезть в кузов. Немцы ещё что-то говорили, но эти два слова чаще других, и они станут постоянной командой для Сашки в плену. В кузове наших было человек десять, и нас посадили к ним.
   Повезли на юго-запад, по указателям - в Демянск. Когда проехали Демянск, увидели колонну пленных. Их конвоировали немцы. И со словами, - Лос! Шнэль! - нас вытолкали из машины и затолкали в колонну...

   Шли медленно, так как в колонне были раненые, которые шли, опираясь на палки. Когда проходили деревни, вдоль дороги стояли старушки и протягивали пленным хлеб и картошку. Но когда проходил конвоир, он отталкивал их от дороги, но старушки снова подходили. Пленные сразу делили хлеб на куски и раздавали другим пленным.
   Силы таяли, и постепенно раненых становилось всё меньше. Кто мешал движению, сразу отводили в сторону и убивали. Также поступали с теми, кто отставал...

   В то время по всем дорогам, идущим с фронта на запад, вели тысячи пленных. И вдоль дорог лежали сотни убитых, тех, кого немцы посчитали обузой. Когда на дороге не было немцев, их по возможности хоронили местные...


   Глава шестая. Дулаг.


   Постепенно в колонну добавляли всё больше пленных. Менялись конвойные. Колонна быстро увеличивалась. Сашка с Мишкой стали думать, как сбежать, но подходящего момента не находили, - Почему так много наших попадают в окружение? И почему нет наших самолётов? Во время бомбёжки они бы точно попробовали сбежать...

   Вели долго, дней пять. По дороге немцы продолжали убивать отстающих и слабых. Сашка больше не слышал шуток от Мишки. Надо было беречь силы. И вот впереди Сашка увидел много людей. Они были за колючей проволокой. По краям стояли вышки. Завели за двойное ограждение из колючей проволоки. Там уже были тысячи пленных. Дали поесть воду с неочищенной картошкой. Но с голоду и это ели. Потом воду с картошкой давали только по вечерам, а с утра только воду.
   Узнали, что их держат в лагере Дулаг-100. Потом они узнают, что пересыльные лагеря немцы называли Дулаг, стационарные лагеря для солдат - Шталаг, а для офицеров - Офлаг. Стали гонять на работу. Когда разгружали вагоны, узнали, что рядом город Порхов, но они про него никогда не слышали. В лагере было только три трёхэтажных барака, и они были переполнены. А так как к выходу пройти, перешагивая через других, было трудно и долго, пленные ходили прямо в бараке, и вонь там была страшная. Поэтому Сашка с Мишкой спали на улице с другими, прижавшись, друг к другу...

   Ему часто снились родители, Татьяна, Николка и Томчик, все, о ком он думал. Странно, но Люба ему не снилась. Сашка думал о Татьяне и хотел вернуться домой к ней и детям. У него уже должен был родиться ещё один ребёнок. И он думал, - Как прошли роды? Девочка или мальчик? Как назвали? Здоровы ли Татьяна и дети?

   Так прошло около месяца. Тех, кто пытался бежать, забивали. Работать заставляли до изнеможения. Силы были на исходе. Начинался октябрь и ночами становилось всё холоднее. Сашка понимал, что скоро зима и в таких условиях им не выжить. И сбежать, возможности не было.
   Но вот однажды Сашка заметил, как немецкий офицер осматривал пленных и тех, что покрепче отводили за заграждение.
   - Зачем немцам крепкие мужики, - подумал Сашка, - явно, не для того, чтобы расстрелять.
   Это был шанс выжить, а ещё может быть, там проще будет сбежать. Сашка это чувствовал и сказал Мишке, - Пошли. - и пошёл к офицеру. Мишка, ничего не понимая, пошёл за ним. Немцы наставили автоматы, - Хальт!
   Сашка с Мишкой остановились. Офицер обратил на них внимание и поманил рукой. Осмотрев, сказал солдатам, чтобы отвели их за заграждение. Всего офицер собрал из лагеря около тридцати человек. Всех повели к поезду и посадили в товарный вагон...

   Ожегов не знал, что этим поступком спас жизнь, и себе, и Мишке Коршунову. Вскоре в лагере началась эпидемия сыпного тифа. За эту зиму от холода, голода и тифа в лагере Дулаг-100 погибли десятки тысяч пленных...


   Примечание.


   Часто пишут, что немцы так относились к пленным, потому что СССР не подписал Женевскую конвенцию о военнопленных 1929 года. Не будем сейчас обсуждать причины этого решения, об этом есть другие статьи.
   Так вот в конвенции говорилось: "Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших".
   Так что Германия была обязана выполнять все положения конвенции.


   Глава седьмая. Шталаг.


   Поезд шёл медленно с остановками. Давали только воду. Вечером давали сухой паёк. Его делили на всех, и доставалось совсем немного. Сашка уже стал думать, - Так в этом вагоне и сдохнем от голода. В лагере хоть картошка с водой была, хотя и не чищеная...

   Через два дня поезд остановился и стоял. Вскоре открыли двери и стали выгонять из вагона. Прикладами затолкали на подводы и повезли. Местность была не наша. Когда проезжали городок, домики были, как на картине, стены крашеные, палисадники. Сашка подумал, - Ёшкин кот, это что, Германия? Если кругом немцы, то далеко не убежишь. Местные не пожалеют, сдадут. Вот, попали...

   Вскоре показался лагерь. Два ряда колючей проволоки, вышки и низкие бараки. Подвезли к кирпичному бараку. Сказали раздеться, связать одежду в узлы и прикрепить к ним бирку с номером. Узлы сдали в окно другим пленным. Они говорили на странном и смешном языке, чем-то похожим на цыганский. Сашка понял, что это баня. При входе в помывочную немецкий ефрейтор давал каждому по куску глиноподобного мыла.
   Сашка прошёл в зал, где уже мылись несколько человек, встал под душевую воронку, из которой лилась горячая вода, и с наслаждением стал скрести накопившуюся грязь с давно немытого тела. За ним следом пришёл Мишка и встал под душ. Сашка хотел ещё постоять, наслаждаясь водой. Но долго мыться не дали, нужно было уступать место следующему. В раздевалке было окно в соседнее помещение, и какое-то время каждый стоял в очереди и ждал, когда пленные из окна крикнут его номер. Вскоре Сашка услышал номер, который был прикреплён к узлу, и получил свою одежду, источающую горячий пар...

   Наши пленные стали говорить, что лагерь хороший, раз дали помыться. Но Сашка уже знал, что лагеря меняются, а принцип рабства остаётся. Кто-то сказал, что лагерь называется Шталаг 1Б.
   Оделись и встали в очередь к столу, где сидел ещё один немецкий ефрейтор. Он заводил карточку для каждого, спрашивал и записывал данные - фамилию, имя, воинское звание, национальность, вероисповедание, потом объявлял его номер. Когда подошёл Сашка, он записал его данные и сказал ему его номер. Он сказал запомнить, как звучит номер по-немецки и повторил его. Теперь к каждому будут обращаться только по номеру. У Сашки больше не было, ни имени, ни фамилии, а был только номер...

   Когда всех записали, построили и повели по лагерю, Сашка увидел, что лагерь был разделён колючей проволокой на зоны, которые делили пленных по национальности. Видно было, что люди разные. Завели в барак и сказали, - Карантин.
   Их держали в бараке впроголодь. На вторую неделю Мишка стал жаловаться на живот и слабеть. Непонятная инфекция просто съедала Мишку. Он жаловался, что его тошнит, и он всё время хочет по-большому, а ходить нечем. Что съедает, сразу выходит. Среди пленных таких было несколько. Сашка носил пить Мишке, просил охрану позвать врача. Но немцы отказались привести врача, говорили, что Дурхфаль...

   Через две недели тем, кто выглядел здоровым, велели строиться, а больных и слабых оставили. Мишка остался в бараке. Сашка подумал, что их ведут на работу. Их повели из лагеря. У лагеря уже стояли подводы. Их опять посадили на подводы и повезли через городок с палисадниками. Довезли до железнодорожного вагона, загнали в вагон, дали сухой паёк, воду и закрыли.
   И тут Сашка понял, что его повезли без Мишки в другой шталаг, а может быть ещё куда-нибудь. А он даже не попрощался с Мишкой. И ему вдруг стало страшно. Он впервые почувствовал себя одиноким. Да, были рядом другие пленные. Да, наши русские. Но до сих пор с ним был человек, которого он считал братом. И Мишка Коршунов, который стал ему братом, теперь остался в бараке, больной и один...

   Была середина октября. Ожегова увозили в вагоне ещё дальше в Германию, а в ноябре погиб Мишка Коршунов...
   В этом лагере зимой 41-42 года погибли более двадцати тысяч советских пленных от жестокого обращения, недоедания и от тифа...


   Глава восьмая. На стройке.


   Вскоре повезли. Каждый день давали воду и вечером сухой паёк, который делили на всех. И опять ехали полуголодные. Ехали долго, и Сашка подумал, - Похоже, что через всю Германию везут. Теперь о побеге можно даже не думать. Без знания немецкого пропадёшь...

   Через три дня двери открыли и стали выгонять из вагона. Построили и повели. Шли до лагеря. Ещё один Шталаг. Двойное ограждение из колючей проволоки, вышки по углам, низкие бараки. Потом прошли ещё один огороженный лагерь, и в третьем лагере загнали в барак опять на карантин. Немец объявил, что немного карантин и будут направлять, - Арбайтэн. И опять держали впроголодь...

   Через неделю вечером, когда уже начинался ноябрь, нас поделили и развели по разным баракам. Сашку и ещё четверых направили в один барак. В бараке были нары в два яруса по обеим сторонам, в длину человек на двадцать. Нас встретил мужчина на вид около сорока лет и представился бригадиром. Он рассказал, что работа будет землекопами на стройке завода. На стройке также работают вольнонаёмные специалисты из другого лагеря, но с ними общаться запрещено. И сказал, чтобы утром после построения не шли работать, так как нас поведут на склад получать спецодежду. Потом показал всем места на нарах...

   Утром, когда после построения все ушли работать, к нам пятерым подошёл человек в форме и с белой повязкой на рукаве. Их называли капо. Он привёл нас на склад, где выдали тёмно-зелёные штаны, куртку с нашивками OST и брезентовые ботинки на деревянной подошве, их называли пантины, и сказали расписаться в получении.
   Дальше капо собрали новеньких после карантина и предупредили, что за попытку побега, будут казнить. Провели инструктаж по технике безопасности и тоже сказали расписаться, что инструктаж прошли. Затем повели по лагерю для ознакомления. Показали бараки - медпункт, столовую, карцер, комендантский и охраны...

   И со следующего дня стали водить на работу. Подъём, завтрак из кружки чая и куска чёрного хлеба. Потом аппель на аппельплац. На построении рассказывали, как доблестная немецкая армия громит красную армию и наступает по всем фронтам. И как важно хорошо работать, чтобы заслужить доверие немцев и хорошие должности. Потом строем по четыре вели на стройку.
   На стройке выдавали перчатки и лопаты. Мы рыли котлованы глубиной три метра. После нас уже работали машины, которые вкапывали сваи для фундамента, а потом сварщики варили каркас. Работали с утра до вечера. Только с двенадцати до часа можно было отдохнуть, кормили непонятным супом из проса без хлеба, потом перекур. Стоило чуть замешкаться, сразу начинали бить плётками, били по дороге, били на работе.
   Немцы только охраняли, а били капо. Сашка думал, - Это ужасно, русские бьют русских. Наши пленные подавлены. Их обезличили номерами, как баранов. А ведь даже скотинке хозяин даёт имя. Их избивают, заставляют работать до изнеможения. Остаются желания только есть и спать, даже думать ни о чём не хочется. И тут отчаявшемуся пленному, который уже забыл, кто он, предлагают пайку и чистую постель, чтобы только стал надзирателем. Понятно, что некоторые соглашаются. Они стараются отработать эту пайку, как верные псы, чтобы хозяин был доволен...

   Но Сашка дал себе слово в любых условиях оставаться человеком. И когда старший надзиратель предложил Сашке тоже стать надзирателем, чтобы выжить, он отказался. А надзиратель только спросил, - Ты видишь, сколько гибнут? Ты думаешь, что протянешь до весны?
   Как же он их ненавидел! Тех, кто упал без сил, они бьют, чтобы поднялся. А если нет сил подняться, то бьют до тех пор, пока не поймут, что забили. Он помнил, как он сравнивал колхоз с трудовым лагерем, но теперь он вспоминал жизнь в колхозе как рай. Верно говорят, что не познаешь рая, не побывав в аду. И он, как мог, молил бога, чтобы вернуться домой к Татьяне и детям...

   От непосильной работы и плохого питания силы быстро таяли. Из-за холода и слабости многие болели. В декабре на построении комендант лагеря с переводчиком сделал объявление, что людей в лагерях становится всё больше и подсобным хозяйствам требуются дополнительно рабочие руки. И сказал выйти из строя тем, кто вырос в деревне и может управляться с лошадьми. Это был шанс. Сашка понимал, что немцы лошадей голодом держать не будут, и прокормиться будет легче. И вышел в числе многих.
   Комендант ходил вдоль строя и указывал палкой на того, кого выбрал. Сашка стоял голодный и замерзший. Он дрожал и про себя молился, чтобы его тоже выбрали. Комендант отобрал человек двадцать в рабочую команду вместе с Сашкой. Их загнали в машину и повезли.
   - Спасибо тебе, Господь Бог! - повторял Сашка про себя всю дорогу.
   Ожегову, как он думал, помог Бог, и его увозили из лагеря...


   Глава девятая. В деревне.


   Ехали часа три, может четыре. Привезли в деревню и построили. Были видны фермы, загоны для скота, конюшни и хранилища. Из большого дома вышел помещик в жёлто-зелёной одежде со свастикой на рукаве. С ним был переводчик, который его представил. Помещик произнёс речь о великой Германии и сказал, что работать нужно много и хорошо. А кто будет плохо работать, того отправят обратно в лагерь.
   Отвели в охраняемый барак, огороженный колючей проволокой. В бараке была буржуйка, и её топили угольными брикетами. Дали один день отдыха. Кормить сразу стали хорошо, три раза в день. Мы все с голодухи объелись и заболели. Чтобы мы поправились, нам дали ещё один выходной...

   На следующий день привели в ангар. Там были сложены снопы. Немцы не молотили в поле колосья, а связывали в снопы и складывали в ангар. А зимой, когда полевые работы заканчивались, у них начиналась горячая пора молотьбы. Подавали снопы в молотилку, подставляли мешки под лотки, чтобы зерно не просыпалось, а потом заполненные мешки складывали в другом конце ангара. Ангар заполнялся пылью, дышать было нечем. А надзиратель только орал, - Русс, шнель, шнель. Потом мешки грузили в грузовики и их увозили.
   Здесь не было капо, а за надзирателей были охранники. Они не били, а только орали. У нас был бригадир, который понимал немецкий. Местные говорили, что делать, а он переводил. И мы, привыкшие в лагере делать всё бегом, старались. Нас хорошо кормили, мы мылись после работы, и это уже вселяло надежду выжить. В католическое Рождество никто не работал, и мы тоже не работали...

   Так наступил 1942 год. Кроме молотьбы возили корм скоту и чистили навоз. Работали по двенадцать часов. Работа шла в любую погоду, независимо от дождя и снега. Поэтому приходили в барак сильно уставшие, и некоторые простывали и кашляли. Но лекарств не было, и отогревались около буржуйки. Одежда не успевала до утра просохнуть, а на работу гнали даже больных. От лагеря отличалось только тем, что хорошо кормили. Отдыхали только в католические праздники, когда никто не работал. Сашка понял, что это было хозяйство, типа нашего колхоза. А пленных пригнали, так как местные не справлялись. У них ведь тоже мобилизовали мужиков на войну.
   Сашкины пантины быстро пришли в негодность, и бригадир выдал ботинки. Старые одежду и обувь приносили местные, и бригадир выдавал, кому было необходимо. Требование оставалось только к надписи OST...

   В бараке сразу поделились на группы. Молодые общались между собой, а кто постарше между собой. Молодые отъелись, и некоторые почувствовали силу. Был в бараке среди молодых парень, по виду южанин, его звали Руслан. Говорили, что он из-под Горького. Сначала он стал давать молодым клички, и по кличкам к ним обращался. На это не обращали внимания, а вот потом он с одним поменялся кофтой, потом с другим ботинками. Всё получше себе забирает. Бригадир ему сделал замечание, а он ему, - Никто не жалуется. Твоё какое дело?
   Мой сосед по нарам Володя Соснин, коренастый мужик из-под Новосибирска подошёл к нему, - Посмотри туда. - и показывает на нас. - я их остановил пока, но они очень хотят сделать тебе больно. Не надо чужие вещи брать. Ты веди себя хорошо, ладно?
   - А за бузу не боитесь обратно в лагерь? - А все скажут, что ты бузу и начал. И в лагерь поедешь ты.
   После этого в бараке был порядок. А Сашка думал, - Как бы не воспитывали человека, но стоит начать относиться к нему, как к скотине, так он сразу в скотину и превращается...

   Потом была посевная и сенокос. Сашка всё время старался запоминать немецкие слова, когда понимал их значение. Он повторял их по несколько раз. Иногда спрашивал бригадира и он объяснял. Так постепенно его словарный запас рос.
   В один из дней после работы на аппеле не досчитались двоих. Побег. Нас закрыли в бараке и не давали есть. Бежавшие были земляки и держались вместе. Один был Сашкиного возраста, а второй совсем мальчишка, лет восемнадцать. Наверное, спрятались в стоге. Начались допросы. Вызывали по одному. Очередь дошла до Сашки. Спрашивали, кто ещё собирается бежать. Били не сильно. Кто будет потом работать, если покалечат. Но сказали, если узнают, что не доложил о побеге, то отправят в лагерь.
   Сашка думал, что они, наверное, знают, куда бежать, чтобы не поймали, раз решились на побег. Он понимал, что на сотни километров местные немцы, и они не пощадят, поесть не дадут. А на воровстве всё равно попадёшься...

   Через два дня построили на аппельплац. Охранников построили напротив. Местные тоже собрались. Двое охранников привели двух изуродованных человек с завязанными руками сзади. Мы не сразу узнали сбежавших. Вместо лиц было месиво, одежда изодрана и в крови. Стало понятно, что их травили собаками и били. Пришёл помещик в жёлто-зелёной форме с переводчиком. Сказал речь, что так будет с каждым, кто посмеет бежать, и объявил приговор, - Расстрелять.
   Их повели за ферму. Старший крикнул, - Прощайте товарищи!
   А младший шёл и смотрел на нас такими глазами, словно молил прощения, или просил спасения. А мы ничего не сделали, стояли и смотрели. Понятно было, что старший подбил мальчишку с ним бежать. Жалко было его, и всем было страшно. Больше мы их не видели...

   На следующий день опять погнали на работу. После сенокоса началась уборочная. Вязали в снопы рожь, пшеницу, ячмень и лён. Потом уборка картофеля, свеклы, моркови, брюквы и капусты. Когда уборка закончилась, возили навоз на поля с ферм и расстилали по полям и опять молотьба...

   В начале 1943 года Сашка уже немного понимал на немецком языке и даже мог немного говорить. Он слышал, как в феврале местные стали говорить о поражении немецких войск. Мы радовались, что есть надежда на освобождение из рабства. И между собой шёпотом, чтобы не злить охрану, часто стали произносить "город Сталинград"...

   Весной утром на аппеле сказали построиться отдельно тем, кто понимают приказы на немецком, и тем, кто не понимают. Бригадир осмотрел строй и двоим сказал перейти в другой строй, так как они плохо понимали команды на немецком.
   Помещик объявил, - Вы хорошо работали и понимаете приказы на немецком языке, поэтому заслужили работать у фермеров (бауэров). Это большая честь, оправдайте её. Вы должны полностью подчиняться бауэрам и выполнять все их приказы. На кого будут жалобы, будет отправлен в лагерь. И предупреждаю, что вы всё равно остаётесь пленными и числитесь в лагере. Поэтому за побег будет смертная казнь.
   Потом повернулся к другому строю, - А вы старайтесь работать ещё лучше, и выполнять норму. Завтра на их место приедут новые работники из лагеря. Бригадир, отправляйте их работать.
   И другой строй ушли работать. А нашему строю в восемь человек дали приказ сесть в кузов автомобиля и повезли...


   Глава десятая. На ферме.


   Часа через два привезли в деревню, построили и провели аппель. Было около полудня, нас покормили и отправили в барак с охраной. Ещё часа через три опять построили. Там уже были хорошо одетые немцы, и местный помещик сказал им, что они могут осмотреть нас. Фермеры подходили к каждому, осматривали, ощупывали и заставляли показывать зубы.
   Сашка обратил внимание на женщину, которая сразу стала засматриваться на него. Она была в тужурке и в брюках, которые были заправлены в сапоги, на вид от тридцати до сорока. Она прошлась и осмотрела всех. Затем она подошла к помещику и показала палкой на Сашку и другого пленного. Ему было двадцать два года и его называли Серым, клички ко многим прилипли. Он был из-под Москвы, но Сашка его плохо знал.
   Она позвала нас подойти к столу с бумагами, где сидел ефрейтор из охраны. Он сказал назвать свои номера и нашёл наши бумаги. Потом показал где расписаться. Тут же хозяйка расписалась, что забирает нас. Ефрейтор дал ей наши бумаги и сказал идти с ней.
   Хозяйка была среднего роста, шатенка, стройная, большие глаза и нос. Но большой нос её не портил. Мы подошли за хозяйкой к фаэтону, рядом с которым стоял кучер. Она сказала, что его зовут Доминик, он поляк. Потом хозяйка, указав на меня сказала, - Алекс, - а на Серого, - Серж. И предупредила, чтобы друг к другу обращались только так, а к ней можно обращаться фрау Катрин. Мы сели в фаэтон и поехали...

   Сашка ехал и думал, что впервые его везут по Германии не как скотину, и у него снова есть имя, пусть и не его. Фаэтон не спеша ехал по дороге. Кругом были поля и хутора. Пели птицы. Сашка с наслаждением вдыхал воздух и про себя благодарил Господа Бога за спасение.
   Ехали около часа, свернули с дороги и через минут двадцать въехали на ферму. Нас встретили две женщины и двое детей. Дети были хозяйские. А женщины - гувернантка и прислуга. Гувернантка Хельга была возрастом, как хозяйка, такая же стройная, и ходила с видом хозяйки дома. Можно было подумать, что это сестра, но видно было, как она услужлива хозяйке. А прислуга Петра была молодой улыбчивой девушкой, не старше семнадцати. Она была единственная в этом доме, кроме детей, кто вызывал добрые чувства...

   Хозяйка обняла детей, дала команды женщинам и они ушли. Нас с Сержем она позвала с собой, и мы прошли за ней на веранду. Она села, но нам сесть не предложила. Тут подошла пожилая женщина и села рядом. Они с хозяйкой были похожи даже носами, и было понятно, что это мать хозяйки.
   Хозяйка говорила медленно, чтобы мы её поняли, - Это мой дом. Мы жили здесь с моим мужем Куртом, который погиб на войне. До вас тут работали поляки, но их перевели в вольнонаёмные, и они ушли работать на фабрики. Доминик тоже теперь вольнонаёмный, и я его наняла управляющим. Слушайтесь его. Я буду смотреть за вами, и за любое нарушение вас ждёт лагерь. К нам обращаться можно фрау, а к прислуге фрейлейн. Это всё. Идите к Доминику...

   Доминик был коренастый мужчина под пятьдесят. Когда мы пришли, он как раз возился в конюшне. Мы спросили, что нам делать, и он сразу стал командовать. Причём всем видом показывал, что мы скоты. Он сказал, что понимает русский, но будет с нами разговаривать на немецком, так как на польском мы не понимаем. Это надо было переварить. И мы рассудили, что он ненавидит всё русское.
   Видно было, что ему нравилось гонять нас, ведь он сам недавно был рабом. То, что он понимал русский, пригодилось. Некоторые вещи мы не понимали, и ему пришлось объяснять на русском. Спали мы в пристройке. Там стояли две кровати, стол и два стула. Подушка и матрац были набиты соломой. Доминик жил в доме и очень гордился тем, что у него была отдельная комната...

   Работа была такая же, как в деревне - посадка, сенокос, уборка и молотьба, уход за лошадьми и скотиной, иногда по дому что-нибудь надо было сделать. Но появилось свободное время, не было охраны и аппеля. Обедать нам накрывали отдельно, но кормили хорошо. Отходить от дома можно было не дальше, чем на сто метров. Раз в неделю приезжал полицейский и спрашивал хозяйку, как мы себя ведём. Потом мы расписывались в его журнале, и он уезжал...

   В пристройке только спали, а общались во время работы. Но Сашке было интересно, и он спросил перед сном соседа, - Почему Серый?
   Серый ответил, - В деревне Руслан сказал, что имя не для лагеря. И после меня стали называть Серым. Да и мне это нравится...

   Сашка стал замечать, что хозяйка больше следит за ним, чем за Сержем. Да и Серж с Домиником это тоже отметили. Серж пошутил, что она увидела в Сашке вора. А Доминик сказал, что, видимо она что-то знает про него...

   По выходным женщины с детьми ездили в церковь, в городок Клётце, и Сашка с Сержем оставались одни. Серж только запрягал гнедого в фаэтон, а за кучера садился Доминик. Из Клётце привозили иногда Сашке с Сержем одежду, не новую, но для работы в самый раз.
   И вот как-то в августе после церкви Доминик сказал, что берёт расчёт у хозяйки. Мы стали спрашивать почему, а он сказал, что из-за русских свиней поляки теряют хорошую работу...


   Глава одиннадцатая. Фрау Катрин.


   Доминик взял у хозяйки расчёт и ушёл. Фрау Катрин пригласила нас с Сержем на веранду. Когда мы пришли, она сидела и курила, - Теперь вы будете работать вдвоём. Пока нет управляющего, вы будете работать без него. Работу вы знаете, но я буду смотреть за вами, поэтому работайте хорошо, чтобы вас не пришлось отправлять в лагерь...

   Без Доминика работать стало лучше, никто не орал, не обзывал. И работа стала приносить радость. Только теперь в церковь по выходным женщин возила Петра. Серж запрягал гнедого в фаэтон, а за кучера садилась Петра. Перед поездкой они мило общались. Серж стал всё больше ухаживать за Петрой, и она, когда его видела, сияла. А когда она вечером уходила домой, Серж провожал её сто метров, которые ему разрешалось.
   Сашка в это время гулял один. И вот однажды, когда он гулял, к нему подошла хозяйка. Она сказала, что им можно общаться с пленными только давая приказы, но она хочет познакомиться. Она спросила его о доме, о жене и детях. Сашка рассказал и увидел на её лице улыбку. Она сказала, что мы не такие и разные. И они стали так иногда гулять, а она стала ему объяснять новые слова, которые он не понимал. И предупредила, - Если спросят, то ты должен ответить, что я объясняю, как правильно работать на бауэра.
   Хозяйка рассказала, что она из Лейпцига, там и познакомилась с Куртом. Что до войны жили здесь с мужем и никакой политикой не интересовались. А потом мужа забрали на войну, и ей пришлось самой вести хозяйство. А для работы брать пленных. Но у неё небольшое хозяйство, и она больше двух или трёх пленных в работники взять не может. Сначала она брала поляков, а сейчас можно взять только русских. И она видит, что никакой расовой разницы между нами нет. Что мы такие же люди, как все, и очень похожи друг на друга. И что Геббельс всё врёт.
   Сашка спросил почему, а она сказала, потому что он очень похож на её мужа Курта. И как только она увидела его, сразу решила взять. А потом сказала с улыбкой, что, если он не хочет обратно в лагерь, то никому об этом не расскажет. И Сашке стало понятно, что хозяйка не следила за ним, а просто засматривалась, - Неужели он так похож на немца?

   Серж обычно приходил весёлый после прогулки с Петрой. А тут пришёл задумчивый. Сашка ждал. Он знал, что Серж сам расскажет что произошло. Серж, посидев на кровати, начал говорить с грустью, - Наши наступают. В Клётце говорят, что немцы потерпели поражение под Курском.
   - Это же здорово, Серый, - Сашка чуть не закричал от радости.
   Но Серый не разделил радости и продолжал, - А ещё Петра сказала, что в каждом округе есть лагеря. И там евреи и русские гибнут тысячами. И про это немцы рассказывают с гордостью.
   Сашка изменился в лице, - Фашисты! - Сашка вспомнил, тех, кто остался в лагере. И понимал, что многих из них уже нет в живых. От хорошей жизни он стал забывать ужасы лагеря...

   В декабре 1943 года по ночам стали видны всполохи на небе и гул самолётов. Хозяйка сказала, что англичане бомбят города Германии, а немцы бомбят города Англии. Всё, как на войне. Но Сашка понял, раз стали бомбить города Германии, значит, скоро будет победа и освобождение. Как же долго длится эта война...

   На встречу нового 1944 года фрау Катрин отпустила гувернантку Хельгу домой к родителям и позвала Сашку с Сержем отметить. Детей хозяйка поручила Петре. Все сидели за одним столом и выпивали. Дети пели и читали стихи. Сашка понял только, что они были про снег и про лошадок, так как они торопились, говорили быстро и не всё проговаривали. Потом Петра увела детей спать и с ней ушла мать хозяйки. Сашка выдохнул, он почему-то боялся эту ведьму. Может быть, потому что она никогда не улыбалась и смотрела так, что жуть брала. Реальная ведьма. Ещё немного посидев, Сашка спросил, можно ли им с Сержем идти тоже.
   - Вам здесь плохо? - фрау встала, подошла к камину и закурила. Сашка с Сержем тоже встали. Она была в красивом голубом платье, на шее блестело дорогое ожерелье. Но лицо было строгим и в свете камина напоминало её мать.
   - Всё очень вкусно и красиво, фрау Катрин, - Сашка стал оправдываться.
   - У нас раньше было весело на новый год, а сейчас гибнут немцы, - фрау курила и говорила медленно. И каждое слово она словно впечатывала, - Недавно англичане бомбили мой любимый Лейпциг. Погибли тысячи жителей города. - Она посмотрела на нас, словно хотела понять, рады ли мы этому.
   Но мы не были рады этому. Нам тоже было жалко жителей Лейпцига, хотя помнили по сводкам в сорок первом, как немцы бомбили наши города. Тут пришла Петра и доложила, что детей уложила. Хозяйка ей сказала, что она может убрать стол и идти домой. Серж сразу стал просить хозяйку отпустить его. Она знала, куда он спешил, улыбнулась и отпустила его...

   Сашка стоял напротив фрау Катрин. Её тело было красивым в свете камина. То ли от выпитого, то ли от долгого воздержания, но Сашка стал любоваться ею. Она постояла немного, потом развернулась, подошла к Сашке и прильнула к его губам. Он стоял, как вкопанный и не знал, что ему делать. Она сказала, что приказывает ему идти с ней в спальню.
   Когда они вошли в спальню, она скинула с себя всю одежду. Потом стянула вниз с него штаны и взяла в руки его предмет. Она улыбнулась, - Курт любил, когда я так делала.
   Она встала на колени. Потом улыбаясь, стала целовать предмет и играть с ним языком. Сашка стоял обалдевший. С ним такого ещё никто не проделывал. Он не смог долго сопротивляться природе. Он быстро разделся, схватил её на руки и положил на кровать. И тут он вдруг осознал, что он не хочет её целовать. Да, он хочет овладеть ею, но он её не любит. Он набросился на неё и просто овладел. В пылу страсти она стала говорить, - Курт, милый, ещё...
   Сашка встал и стал одеваться. Она лежала с закрытыми глазами и не сразу поняла, что его нет рядом, - Алекс, ты где? Тебе кто позволил встать? Я тебя не отпускала. Иди сюда.
   Сашка не знал, как оправдаться, - Серж узнает, лучше я пойду.
   - Ты пойдёшь, когда я тебе позволю. А твой Серж тоже ведь не захочет вернуться в лагерь. Иди ко мне и люби меня...


   Глава двенадцатая. Освобождение.


   Вот так к обязанностям по урожаю, по хозяйству, уходом за лошадьми и за скотиной, у Сашки прибавилась обязанность удовлетворять хозяйку. Она позволяла это себе не часто, примерно раз в месяц. Сам принцип принуждения к этому Сашку бесил, но он помнил наказ помещика, что за ослушание отправят в лагерь. И Сашка решил, что это ещё не самое страшное.
   Были от этого общения и плюсы. Фрау Катрин стала относиться к Сашке уже никак к рабу, стала добрее и с Сержем. Она сказала гувернантке научить их немецкому алфавиту, чтобы могли читать. Хозяйка рассказывала о жизни в Германии, про свой город Лейпциг. И она уверена, когда он увидит Лейпциг, тоже его полюбит. И интересовалась жизнью в Руссланд. Также предупредила, чтобы он ни с кем не болтал лишнего, так как у них принято доносить на соседей обо всём.
   Сашке тоже было очень интересно узнать о жизни немцев. Ему нравилась аккуратность в немцах, и он даже начал привыкать к их пунктуальности. Ему захотелось в Малькане сделать также, выложить дорожки камнем, покрасить дом и забор, на крышу выложить черепицу...

   Прошёл год, наступил 1945 год. В феврале самолёты разбомбили Клётце. В темноте ошиблись и вместо вокзала разбомбили жилые дома, погибли 50 человек. Постоянные бомбёжки городов были до конца марта, а в апреле приехали грузовики с солдатами и офицером. Но это были не немцы. Ферма фрау Катрин была в стороне от дорог и отступление немецких войск не заметили. А может быть, никакого отступления не было. Офицер подошёл к дому. Хозяйка вышла их встретить.
   Офицер поздоровался и представился офицером США. Ему было около тридцати, и он хорошо говорил на немецком. Хозяйка спросила, где немецкие войска. И он сказал ей, что немецкие части, которые они встретили, сложили оружие. Но Берлин ещё не взят. И предложил, чтобы все, кто находится на ферме вышли к ним с документами. Она сказала, что распорядится и пошла в дом. Солдаты пошли за ней...

   Когда все вышли, солдаты стали обыскивать всю ферму, а офицер опросил присутствующих, кто такие и попросил у каждого документы. Хозяйка представила Алекса и Сержа, как нанятых работников. Но офицер понял, что они пленные по нашивке OST и сказал ей, - Такие есть на каждой ферме. Их документы из лагеря принесите, пожалуйста.
   Хозяйка принесла бумаги на Сашку и Серого, отдала их офицеру и, повышая голос, спросила, - Почему ваши солдаты везде роются и всё забирают? Прикажите прекратить этот разбой.
   Все смотрели, как солдаты тащат всё ценное в грузовик и укладывают в ящики. Офицер громко сказал, - Молчать! - а потом улыбнулся и сказал, - Вы ведь не хотите, чтобы мои рейнджеры арестовали вас за сопротивление. Ваши ценности пойдут на благое дело. Мы будем закупать продовольствие, оружие и боеприпасы. Не беспокойтесь, мы не станем забирать всё...

   Затем он внимательно осмотрел бумаги, - Кто Александр Ожегов? - Я, - сказал Сашка.
   - А Вы значит Сергей Беляков? - Он внимательно посмотрел на нас. - Возьмите ваши бумаги. Это пока единственные ваши документы.
   - На время войны все лагеря, находящиеся в нашей оккупационной зоне, переходят в подчинение армии США. Вы тоже. Всех освобождённых в лагерях очень много, и пока идёт война, девать их некуда, поэтому они остаются пока в лагерях. Только теперь под охраной нашей армии. - Он это сказал с гордостью. - Пленных немцев очень много, и для них тоже строятся лагеря, а пока их держат в поле...

   Когда он сказал "в поле", Сашка сразу вспомнил, как их держали в поле в Дулаге и представил эту картину с немецкими солдатами. Но у него не было злорадства. Он помнил, как было трудно там выживать, и понимал, какие страдания их ждут...

   Офицер продолжал, - Всех надо кормить. Поэтому вы будете продолжать работать на этой ферме до того, как вас заменят на пленных немцев.
   Сашка с Серым взглянули друг на друга. Сашка сказал, - Мы согласны здесь работать, но кто будет оплачивать нам работу?
   - Мы будем рассчитываться с хозяйкой фермы, а она с вами.
   Затем офицер обратился к фрау Катрин. - Теперь Вы будете обеспечивать поставками продовольствия армию США. К вам приедут для составления графика поставок.
   Он сказал капралу, чтобы всех, кто проживает на ферме, записал в журнал. Капрал с важным видом сел за стол на веранде и сказал всем подходить к нему по очереди. Офицер в это время пошёл осматривать дом. Когда солдаты собрались около грузовиков, сержант подошёл к офицеру. Они поговорили, солдаты и офицер сели в машину, и все уехали.
   Сашка стоял обалдевший, - Что это было? Налёт разбойников? - И он, так давно мечтавший о свободе, не понимал, это так освобождают?

   Все женщины сразу пошли в дом. И оттуда стали доноситься крики отчаяния. Сашка с Серым вошли в дом. Внутри всё было перевёрнуто и открыто.
   Сашка подумал, - А может быть это были переодетые фашисты, чтобы награбить и сбежать? Но они же между собой говорили на другом языке.
   Мать хозяйки пошла к себе, а Хельга увела детей. И только фрау Катрин с Петрой стояли и смотрели на нас. Сашка с Серым стали всё поднимать и Петра с хозяйкой тоже стали наводить порядок. После того как основные вещи были на своих местах, хозяйка подошла к Сашке, - Они забрали всё золото, серебро, украшения, картины и часы, но деньги брать не стали.
   Она была сильно расстроена, но держала себя в руках. - Я предлагаю пройти на веранду и обсудить ваше положение.
   И повернувшись к Петре, сказала, - Подай чай на троих...

   Они прошли на веранду, хозяйка села в кресло и на этот раз предложила сесть и Сашке с Серым. Сидели молча и ждали, когда Петра принесёт чай. Потом все стали его пить. Хозяйка начала, - Я вас нанимаю. Доминик получал 5 рейхсмарок в неделю с бесплатным питанием, одеждой и жильём. Я вам предлагаю 8 рейхсмарок в неделю также с бесплатным питанием, одеждой и жильём. Вы согласны?
   Сашка не знал много это или мало. Но это было больше, чем получал Доминик и это успокаивало. Тут Серый на русском обратился к Сашке, - Слушай, меня уже достали эти немцы. За два года работы на эту курву, она должна нам не 8, а все 1000 рейхсмарок. Давай заберём все деньги и подадимся в Америку.
   Сашка удивился желанию Серого и не понимал, шутит он или нет. Хозяйка молча пила чай, не понимая, о чём говорят Серж и Алекс. Она ждала, когда они обсудят условия оплаты их труда на ферме...

   Сашка смотрел на Серого, а он улыбнулся, - Да шучу я.
   Но Сашка не понял шутки, - Есть немцы, которые заслужили нашу месть, но только не Катрин с детьми, и не Петра. Серый, скажи, ты помнишь из какого дерьма она нас вытащила? Да и первый же патруль тебя остановит. Ты думаешь, они поверят, что ты не украл эти деньги в такой одежде и с документами из лагеря?
   - А она хорошо тебя приласкала, что ты стал такой добрый. А насчёт американцев, они вон, тоже грабят немцев.
   - Вот, дурак. Идти сейчас некуда. Американцам ты тоже не нужен. А закон к преступникам везде один. Обижать их я тебе не позволю. Ты будешь здесь дальше работать или хочешь в лагерь?
   - Я хочу получить деньги за два года, которые горбатился здесь.
   - Фрау Катрин, какую сумму сможет получить каждый из нас за два года, которые отработал на этой ферме? - Сашка говорил по-немецки медленно, чтобы все поняли.
   У хозяйки глаза округлились. Такой наглости она явно не ожидала. Она задумалась и закурила. Она вдруг осознала, что немцев нет, и заступиться за неё больше некому. И нужно с этими русскими быть осторожнее...

   Она докурила и тоже сказала медленно, - За вычетом того, что вас два года кормили, одевали и обеспечили жильём, каждый получит по 350 рейхсмарок.
   Серый обратился к хозяйке уже на немецком, чтобы несла деньги. Фрау ушла, а Сашка обратился к Серому, - Я тоже хочу домой к жене и детям, но пока война, туда не попасть. Я буду здесь работать до окончания войны. А ты сам решай.
   Тут пришла фрау и вручила пакеты с деньгами, - Серж, вы согласны работать за 8 рейхсмарок в неделю? - Голос её вдруг поменялся. Было ощущение, что она расплачется. Но она взяла себя в руки и более твёрдо сказала, - У меня ничего больше нет.
   Сашка встал и сказал, - Мы будем работать. Но для жилья нам нужна комната в доме.
   Хозяйка закивала головой, - Хорошо, я согласна. Обед вам накрывать за одним столом с нами?
   Сашка представил за столом её мать, - Нет, отдельно...


   Глава тринадцатая. Американский лагерь.


   В тот же вечер, когда уехали американцы, Серый пошёл провожать Петру до дома. А фрау Катрин пригласила к себе Алекса. Но Сашка, в свою очередь, пригласил хозяйку пройтись.
   Они шли молча какое-то время, и Катрин начала, - Останься со мной. Я договорюсь с властями, чтобы тебя оставили. Поженимся, и станешь бауэром. Будешь управлять хозяйством.
   - Да, заманчиво. Но я не смогу здесь остаться. Меня ждут жена и дети.
   - В Клётце говорят, что в Руссланд коммунисты отправят в лагерь всех, кто работал на немцев. Ты не боишься возвращаться?
   - Я воевал честно и никаких преступлений не совершал. Надеюсь на человечность и разум. И прости, я не люблю тебя и не приду к тебе.
   Она взглянула на Сашку так, что ему стало не по себе. Развернулась и быстро ушла к себе...

   На ферме проработали ещё месяц. Катрин наблюдала, за нашей работой молча. А, если требовалось что-то сделать дополнительно, то передавала через Петру. За этот месяц несколько раз приезжал патруль солдат, они проверяли, всё ли в порядке.
   Девятого мая приехал грузовик с гражданскими в кузове. Хозяйка вышла встретить. Офицер отдал ей честь и сказал, - Немецкое командование капитулировало. Война окончена. И я приехал забрать пленных русских. Их будут отправлять на советскую сторону. А на ферму для работы привезут пленных немцев.
   Сашка от радости чуть не запрыгал, - Наконец-то! Ура!
   Серый тоже закричал, - Ура!
   Из кузова закричали, - Идите к нам!
   Сашка с Серым быстро взяли свои мешки с документами, деньгами и тёплой одеждой. Сашка подошёл к фрау Катрин, - Спасибо за всё. Никогда тебя не забуду. Ауф фидерзеен.
   Он хотел по-русски обнять её, но она, не посмотрев на него, сухо ответила, - Ауф фидерзеен. И он, просто развернулся и пошёл к машине.
   Серый поцеловал Петру и она долго махала ему рукой. Так и стояли Катрин с Петрой, пока не скрылись из виду...

   Их привезли в Клётце, в лагерь, созданный из бывшего военного городка. Разместили в бараках. Работать не заставляли, и они ходили без дела. В лагере собрали около трёх тысяч человек. Те пленные, кто был замучен работой и измождён голодом, оставались в лагерях и их отправляли на советскую сторону прямо оттуда. А в такие лагеря, как в Клётце свозили тех, кто работал на фермах и фабриках, так же было много гражданских, кто был увезён на работу в Германию.
   В этом лагере был спортивный комплекс и футбольное поле. Вот там все и развлекались. Сашка с Серым встретились с теми, кто был с ними в деревне. Они тоже работали на фермах. Серый с молодыми организовали команду. И играли с другими бараками в футбол. А Сашка общался с соседом по нарам в деревне с Володей Сосниным. Оба были рады встрече...

   Сашка смотрел, как играют, и услышал своё имя. Повернулся на голос и увидел американских солдат, один из них шёл к нему.
   - Сашка Ожегов, ты? А я думаю, ты или не ты. - К Сашке подошёл американец. И только тогда Сашка узнал его. Это был шурин. - Семён, ты что ли?
   - Узнал чертяка. - И они обнялись. - Вот это удача встретить здесь родственничка. Вот значит, как ты пропал без вести.
   - Да. Ещё в сорок первом взяли, когда под Демянском выходили из окружения, а ты? Ты почему в американской форме? Тебя в ней не узнать.
   - Так меня тоже взяли в сорок втором, когда на Дону попали в окружение. А нынче в марте работали в поле, смотрим, танки прут со звёздами. Я же до революции в гимназии в Ижевске учился, а там английский был. Вот я сразу и попросился в американскую армию. Но они так быстро наступали, что даже не пострелял.
   - Расскажи, что в Малькане, как там мои? - А, ты же не знаешь. Татьяна родила тебе дочку, назвали Галиной. Живы, здоровы были. Василий, тоже пропал без вести. Но вот, мама умерла.
   - Сочувствую. - И я тебе сочувствую. Летом в сорок втором мне Татьяна писала, что голодно было.
   - Ну, не тяни! - Твой отец...

   Сашка не мог больше разговаривать, отвернулся и пошёл. Он шёл всё быстрее и быстрее, словно хотел убежать от этого. Остановился только, когда упёрся в забор. Сел, закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, а по щекам катились слёзы...
   Подошёл Семён и протянул небольшую бутылку. - На, выпей. - Сашка отпил, и алкоголь обжёг горло.
   - Откуда? - Я же в американской армии.
   - А здесь что делаешь? - Тоже хотели отправить на советскую сторону.
   - Что, не отправят? - Нет. Командир похлопотал. Я объяснил ему, что сын кулака, что в Гражданскую, хоть и недолго, но был в казаках. А мало того сдался в плен и работал на немцев. За это меня не помилуют. Так что, я теперь Сэм. Пока останусь в их армии, а там посмотрим.
   - А как там мама, Аня, Ваня? - Татьяна писала, что Аня к ней заходит, письма от Петра и Вани читают. А про маму твою только один раз написала, что после смерти отца она сдала, но ходит.
   - Значит, ты к семье не вернёшься?
   Семён достал американские сигареты. Закурили...

   Он посмотрел на Сашку и отрицательно покачал головой, - Для них будет лучше, если я останусь без вести пропавшим. Татьяна писала, что пособие получает за потерю кормильца. Значит, и мои получают пособие. А если вернусь, то буду предателем, меня в лагерь отправят, и они всё потеряют. Вот такая арифметика, братишка. Хотя воевал я честно и в плен попал не по своей воле. Но со мной даже разговаривать не станут. Всё припомнят.
   Семён выругался и продолжал. - Ты ведь, Саня знаешь, что я не трус. И сбежал в Гражданскую от казаков, потому что видел, как офицерьё относилось к мужикам, как расстреливали семьями. Перед побегом я тому офицеру, что батю измордовал, стремена подрезал, пускай скачет. И жили мы в согласии с народной властью. Вот только в тридцатом году что-то пошло не так. Оказались мы вдруг кулаками. Батя сразу смекнул, что к чему, только ты слушать его не хотел. А родину мы завсегда защищали и предки мои защищали, что вольными казаками были. И предателями не были...

   Семён затушил окурок. - Ну, братишка, рад был тебя повидать, мне на построение пора. Не сегодня, так завтра обратно в часть повезут. Если будешь в Малькане, передай поклон бате, а жене скажи, что помню и люблю. Ну, а возвращаться или нет, ты сам решай. Прощай.
   - Прощай, братишка.
   Они обнялись и Семён ушёл. А Сашка смотрел вслед уходящему шурину и думал, - Вот жизнь. У Семёна двое детей. Сколько сирот сделала эта война...


   Глава четырнадцатая. Фильтрация.


   Недели через две пришла очередь, ехать на советскую сторону Ожегову. Он по-прежнему был уверен, что ему простят плен, и он вернётся домой. С утра на грузовиках повезли до Эльбы. Ехали часа два. Так как мосты были взорваны, пересадили на баржу. На другом берегу уже были наши. Ещё на барже все начали махать руками и кричать, - Ура! Наши! Дорогие! Победители! Но постепенно крики умолкли, и махать руками перестали.
   На берегу встречали молча солдаты с автоматами. Первый раз Сашка увидел советских офицеров и солдат с погонами. Сначала даже подумал, что Белые. Но потом увидел красные звёзды. Их неприветливые лица говорили только одно, что они из НКВД. На барже наступила тишина. Все стали серьёзными. Никто не мог понять, чем вызвана такая встреча. В чём их вина?

   Сказали построиться на берегу в колонну. Сошли с баржи, построились. Офицеры встали перед строем. Старший офицер стал поздравлять с прибытием из немецкого плена. У Сашки перед глазами стояли белопогонники, и ему с трудом удалось отогнать эту мысль. Потом офицер сказал, что их поведут в лагерь репатриированных советских граждан и там будет проверка каждого. Дали команду, - Налево. - и под конвоем повели...

   Шли долго, только к вечеру дошли до лагеря в городе Премниц. Разместили в бараках и с утра начались допросы. Сначала вызвали заполнить допросный лист. Вопросы были откуда родом; есть ли в родственниках дворяне, кулаки или судимые; каким военкоматом призван в армию и когда; где служил; при каких обстоятельствах оказался в плену; где допрашивали и кто; в каких лагерях был; какую работу выполнял; какие были поощрения или наказания; был или нет надзирателем; был или нет в рабочих командах, если был, то в каких. Перечислить где работал, когда и как долго; предлагали или нет вступить в армию РОА; и так далее. Офицер внимательно прочитал, и после нескольких дополнительных вопросов и поправок в допросном листе отпустил...

   Потянулись дни ожидания комиссии, которая решала судьбу пленных. Сашка видел, как кого-то вывели после комиссии и расстреляли. Некоторых водили на комиссию несколько раз.
   И вот, через дней пять вызвали на комиссию. Сашка вошёл в кабинет. За столом сидели три офицера. Справа от офицеров за другим столом сидел ещё один молодой офицер, который вёл протокол допроса. Старший офицер посмотрел на Сашку внимательно, - Ожегов Александр Григорьевич, проходите, садитесь. Александр сел на табурет посередине комнаты, вспомнил допрос в Вавоже и подумал, - Методы не меняются, но обращение на Вы.
   Офицер начал спрашивать, - Назовите фамилии командиров и солдат, с которыми Вы служили в 898-ом стрелковом полку. Где формировался полк? Где был первый бой?
   Сашка рассказал всё, что помнил.
   - Сергей Беляков, с которым Вы работали на ферме, был вашим другом? - Нет, он мне не был другом.
   - У него были высказывания восхищением Германии или критикой советского строя? - Нет.
   - Почему Вы не указали, что сожительствовали с немкой?
   Сашка в уме прокрутил, - Про это знал только Беляков. Вот сволочь. - А вслух сказал, - В допросном листе про это не было вопроса.
   - Был вопрос. Какую важную информацию Вы можете сообщить дополнительно? - Я не хотел, чтобы об этом узнали. Это может опорочить женщину. Вы же офицер и должны понять.
   - Вы буржуазной литературы начитались? Она не женщина, а враг. К тому же классовый враг, она эксплуатировала пленных. И Вы вступили в связь с врагом. Как Вы можете это объяснить? - Я в ней видел только несчастную женщину, потерявшую на войне мужа.
   - Беляков написал, что Вы даже заступались за немцев, когда Беляков хотел бежать. Как Вы это объясните?
   Сашка подумал, - Что он плохого сделал Серому, что тот его топит. - А вслух сказал, - Да, это было, когда нас освободили американцы. Беляков хотел ограбить хозяйку, и я его остановил.
   Почему Вы его остановили? - Я не хотел участвовать в преступлении. Их перед этим ограбили американцы, и я не хотел быть похожим на них.
   - Вы сможете подтвердить на суде, что их ограбили американцы, если Вас попросят? - Да.
   - Почему Вы мешали бежать Белякову? - Я не мешал.
   - Почему Вы ни разу не пытались бежать? - До Дулага мы с Михаилом Коршуновым хотели бежать, но не получилось. А потом увезли вглубь Германии. Когда кругом местные немцы, в этом не было смысла. Всё равно бы поймали.
   - Где сейчас Михаил Коршунов? - Он был со мной до лагеря Шталаг 1Б и там заболел. А меня вместе с другими повезли дальше в Германию.
   - Почему Вы женились на дочери кулака? - Я женился по любви. И когда женился, их ещё не называли кулаками. Иначе, их бы угнали в Сибирь, и я бы не женился.
   - Вы принимали присягу? - Да, в декабре 1928-го года, когда был призван на действительную военную службу.
   - В ней говорится, - "Буду биться не жалея сил, а если потребуется и жизни". Вы написали, что когда очнулись, вас обыскивал немец. Вы не продолжили сражаться и не убили его. Далее Вас конвоировали в плену много раз, и Вы могли напасть на немца и убить. Но Вы струсили. Вы думали только о своей шкуре. В присяге есть ещё такие слова, - "Пусть меня покарает закон за измену Родине". Вы признаёте, что нарушили присягу, тем самым изменив Родине?
   Сашка подумал, что ни о какой присяге он не вспоминал и думал только о том, как вернуться живым домой. Он посмотрел в глаза офицеру и сказал, - Я честно сражался, пока не потерял сознание. А потом у меня не было ни сил, ни оружия. Я признаю, что нарушил присягу, оказавшись у немцев живым в плену, но я не изменял Родине.
   Старший офицер подождал, когда молодой закончит протокол допроса, зачитал его вслух и сказал подойти расписаться. Сашка сел на стул у стола офицеров и написал, что с его слов записано верно и прочитано ему вслух. Поставил подпись, дату 29 мая 1945 года и встал. Офицер сказал, - Ждите решения комиссии. Идите...

   Сашка шёл в барак и думал, - Если бы я помнил присягу, я должен был погибнуть. И Мишка Коршунов, и все тысячи пленных должны были погибнуть. Когда принимал присягу, об этом не думал. В школе рассказывали про героев, вернувшихся из плена с Японской войны, про их героический крейсер Варяг. А они, наверное, тоже ведь принимали присягу? Или присяга была другая? Сашка не находил ответов на свои вопросы.
   Тут он увидел Белякова и решительно подошёл к нему, - Какая же ты скотина! Ты и про Петру написал? - Сашка попытался ударить его по лицу.
   Но Серый увернулся и отскочил. - Что, не нравится? Пусть все знают, что ты с немчурой путался.
   Между Серым и Сашкой встали разнимающие. И Сашка только выругался, - Сволочь.
   Соснин увёл Сашку. - Что случилось? С какой Петрой ты путался?
   - Ни с кем я не путался. Врёт он всё.
   - Ну, не хочешь, не говори. - И Володя посмотрел на Сашку с недоверием...

   После ещё дважды Сашку вызывали на комиссию и задавали одни и те же вопросы. Сашка видел, как после комиссии строили по несколько человек, и сопровождающий их уводил куда-то без конвоя. Наконец 4-го июня, и Сашку, и Володю, и Серого построили в колонну и под конвоем повели. Все стали спрашивать, - Куда ведут? Но конвоиры молчали. Привели на вокзал. Там стоял поезд из товарных вагонов. Дали команду, - По вагонам. - Закрыли и вскоре повезли...


   Глава пятнадцатая. Карлаг.


   В каждом вагоне был конвоир. На станциях из вагонов не выпускали. Давали только воду и на всех буханку хлеба утром, днём и вечером. Станции были Берлин, Франкфурт, Познань, Варшава. Было понятно, что везут домой. Но почему под конвоем? Несмотря на это, настроение было у всех хорошим, что едем домой, и мы пели Наш паровоз, Три танкиста и другие советские песни...

   Через два дня ночью поезд остановился, и дали команду выходить строиться. Мы построились и увидели надпись Брест на русском языке и советские флаги. Все начали громко выражать свою радость, что уже на нашей советской земле и что скоро будут дома. По бокам строя встали конвоиры и дали команду, - Шагом марш! Отвели на охраняемую огороженную поляну.
   Утром пришёл офицер и сказал, чтобы те, чьи фамилии он зачитает, выходили строиться. Он зачитал фамилии Ожегова и Соснина, а Беляков остался на поляне. Нас построили и повели под конвоем. Беляков подошёл ближе и помахал рукой. И Сашка подумал, - Попрощался? Он что, раскаялся в содеянном?
   Нас опять привели на вокзал и дали команду, - По вагонам! После Бреста пошли наши станции Барановичи, Минск, Орша. Деревни представляли собой обгоревшие руины, а в городах те немногие здания, которые уцелели, выглядели почерневшими от горя. Картина была жуткая, особенно после цветущих садов Германии. Настроение упало. Мы некоторое время махали, увидев наших людей, но нам в ответ никто не махал. И мы перестали махать...

   В Смоленске мы услышали, - Смотрите! Изменников везут. - После этого Сашке стало понятно, и почему конвой, и почему на станциях не выпускают из вагонов.
   - Значит, не простили, значит не домой. Счастье Белякова, что он остался в Бресте, - Сашка сейчас был готов его убить.
   Сашка думал, - Ну, допустим, меня не простили за то, что, как говорил Беляков, я спутался с немчурой, с классовым врагом. А за что Соснина? Да и Белякова держали под конвоем. Похоже, что ему его правда не очень помогла. И самое страшное то, о чём предупреждал Семён, Татьяну лишат пособия, и она будет женой предателя. А как же мама и Аня? Как же теперь доказать, что не предатель?

   Теперь ехали с угрюмыми серыми лицами. Уже проехали Москву, Казань, Челябинск, а нас всё везли и везли куда-то. На четвёртый день пути началась степь. Бескрайнее поле до горизонта. Днём задыхались от жары и вода быстро закончилась. Стали просить воды, но нам не дали. Конвоир сказал, что воды нет, потом достал фляжку и отпил. Ночью поднялся холодный ветер, который пронизывал вагон так, что пробирало до костей, но в теплушке не было буржуйки...

   Утром поезд встал, открыли вагоны и сказали строиться. Вагоны были оцеплены автоматчиками. Появились конвоиры с собаками и встали по бокам строя. Дали команду, - Шагом марш!
   Вывели на просёлочную дорогу и по ней шли километров двадцать. Только к полудню впереди появились вышки лагеря, а затем стали видны бараки-землянки. Завели и сказали построиться в два шага друг от друга. Когда построились, сказали выложить всё содержимое мешков перед собой и раздеться полностью. Пошли по рядам проверяющие. Осматривали всё, брезгливо брали и трясли вещи. Забирали острые предметы и всё, что им понравится, со словами, - Вам это больше не понадобится.
   А Сашка стоял голый и думал, - Что это? Всё это уже было там в плену. Неужели опять придётся пережить весь этот лагерный кошмар? От хорошей жизни я стал забывать Бога. Я перестал молиться. Вот мне и наказание...

   После осмотра вещей сказали одеться и собрать вещи. Перед строем с речью выступил начальник лагеря. Он сказал, - Вы прибыли в Карагандинский исправительно-трудовой лагерь. Сокращённо Карлаг. И своим хорошим трудом должны искупить вину перед Родиной. Да здравствует генералиссимус Сталин, великий вождь и полководец советского народа!
   Потом расселили по баракам. На следующий день провели инструктаж, и началось обучение работе в угольной шахте. После нескольких дней обучения Сашка уже представлял, что такое шахта и процессы добычи угля. Сашку и Володю зачислили в одну смену работать в штреке с более опытными вольнонаёмными и набираться опыта. Их водили под конвоем на работу и с работы...

   Сашка узнал, что Карлаг состоит из многих отделений. И есть отделение АЛЖИР, сокращение от названия Акмолинский лагерь жён изменников Родины. Только не это. Сашке страшно было даже подумать об этом, и он надеялся, что Татьяну избавят от этой участи...

   Первый день в шахте Сашка не забудет никогда. Сначала в раздевалке надели брезентовую спецодежду и тяжёлые сапоги. В кладовой получили защищённую сеткой аккумуляторную лампу и металлический резервуар, самоспасатель. Зашли в клеть. Было страшновато. Раздались звонки, и клеть полетела вниз. Было небольшое ощущение полёта. По бокам мелькали сырые стены. Это продолжалось долго, и Сашка перестал смотреть на стены, чтобы не кружилась голова. Потом клеть мягко остановилась, и было небольшое ощущение прижимания к земле. Выходя из клети, попали под струйки воды, стекающие по стволу клети.
   Сашка первый раз шёл по штреку глубоко под землёй, и многое было интересно. И трудно было не реагировать на туда-сюда проносящиеся вагонетки с углём, с породой, с лесом. Сашку дали в помощники опытному горняку и так начались его трудовые дни в шахте. В штреке работы всегда много. Он делается высоким, чтобы люди лбы не расшибали. Тут и уголь надо выбирать и породу. И рельсы настилать для вагонеток и электровозов. И поддирку делать, чтобы поддувающая почва, не корёжила откаточные пути и не ломала крепления...

   Потом Сашку поставили навалоотбойщиком в забой. А забой - это уже добыча угля. От навалоотбойщика зависело выполнение нормы. Лавы, полоски угля были разные, и в некоторых лавах выполнить норму было тяжело. И туда ставили работать заключённых. Если норму выполнить не успевали за смену, то заключённых заставляли работать дополнительно ещё три часа. В результате заключённые работали по 11-12 часов в смену. А если лава становилась хорошей и заключённые начинали перевыполнять норму, то десятник записывал это перевыполнение на вольнонаёмных...

   Работа была тяжёлая. Добывать уголь в узких лавах приходилось на четвереньках и ползком. А при плохом кормлении силы быстро таяли. В немецком лагере тоже плохо кормили, но там не было такого холода. Сашка с трудом пережил зиму 45-46 года. Наружные двери в бараке никак не хотели закрываться. Из-за этого в бараке была постоянная сырость и холод...

   В январе сорок шестого с Володей Сосниным случился несчастный случай. Во время работы вдруг отвалился пласт породы. Володя не успел отскочить, и пласт упал рядом, сильно ударив ему руку. Ему наложили гипс и сказали пока не работать. Находясь в сыром холодном бараке, он через неделю простыл и страшно кашлял. Врачей не хватало, лекарств не было. Ему становилось всё хуже и хуже. Скоро он стал кашлять так, что харкал кровью.
   Сашка у надзирателя стал требовать, чтобы срочно вызвали врача. - Что вы творите? Немцы так не издевались.
   Надзиратель только усмехнулся. - Это потому что для немцев вы были свои, а здесь - изменники.
   Но врача всё-таки вызвали. Он пришёл, послушал больного и сказал, что его повезут в санитарную зону.
   Вскоре за больным приехал автобус с санитаром. Вокруг Володи Соснина перед отправкой собрались попрощаться все товарищи по бараку. Его уважали за справедливый и твёрдый характер. Он сказал Сашке, тяжело дыша, - Дай руку. - Сильно сжал её и посмотрел в глаза, - Поклянитесь, что несмотря ни на что, вы переживёте Сталина.
   Сашка сначала опешил, но потом, глядя больному другу в глаза, сказал, - Клянусь.
   Володя каждому жал руку, смотря в глаза. И каждый сказал, - Клянусь.
   Они вышли из барака. Володя попрощался, сел в автобус и уехал. Сашка махал ему вслед и думал, - За что же тебя так наказывает судьба?

   В следующую зиму 46-47 года у Сашки стало сильно болеть правое колено. Он ходил на работу хромая и превозмогая сильную боль. Когда ложился, боль утихала. Но только стоило опять начинать двигать ногой, как нестерпимая боль пронизывала колено. А надзиратели ему не верили и гоняли на работу. От нестерпимой боли у Сашки уже возникала мысль сунуть ногу под вагонетку. Но клятва, данная им Соснину, останавливала. Он нашёл какую-то палку и стал её использовать как трость. Надзиратели разрешили ему ходить с палкой...


   Глава шестнадцатая. Предатель.


   Пока шла война, в Малькане произошло много событий. Началось с того, что в половодье снесло мост через Валу. И это отрезало на некоторое время левый берег от районного центра. Потом начался голод. И опять пришлось переходить на подножный корм. Несмотря на это, люди работали хорошо ради победы над врагом, и председатель смог организовать работу без мужиков так, чтобы выполнять план...

   Но это тяжёлое время не все пережили. В сорок втором не пережив голода, отошёл Григорий, отец Александра. Потом пришла похоронка на Петра, мужа Ани, а в конце года извещение без вести на Семёна, брата Татьяны. Отец Татьяны потерял, и жену, и всех сыновей. Он осунулся, стал жаловаться на боли и почти перестал общаться.
   В сорок третьем с отцом случился удар. Он перестал ходить. Татьяна, как могла, выхаживала отца. Фельдшер только разводила руками. И вскоре он отошёл.
   Коля, сын Александра учился в школе и уже помогал во всём по дому Татьяне. Тома по-прежнему не разговаривала. За то Галя голосила за двоих...

   И вот пришла долгожданная Победа. Отмечали всей деревней. Бабы все ревели, кто от счастья, а больше от горя, что потеряли мужиков...

   В июле сорок пятого председатель вызвал Татьяну. - Сядь, Татьяна, а то упадёшь. А мне тут с тобой возиться недосуг. - Татьяна села.
   - Твой муж оказался предателем. Сообщили, что он был в плену и там сожительствовал с помещицей, которая эксплуатировала пленных. А сейчас он арестован и отбывает наказание. Пособие ты получала незаконно, но учитывая, что у тебя трое детей, вычитать его не станем. А из колхоза, сама понимаешь, тебе придётся уйти.
   Татьяна сидела, ни жива, ни мертва. А председатель стал гнать её, - Нечего тут сидеть. Иди уже.
   Татьяна опомнилась, - Дайте в колхозе доработать год. У меня же трудодни пропадут.
   - А кто захочет работать с женой предателя? Нет. Иди, давай. Иди...

   Татьяна вышла. Деревня, есть деревня. Слух облетел всех быстро. После Победы был сильный патриотизм и все ненавидели предателей. Вдовы, конечно, решили, что из-за таких, как Ожегов, у них погибли мужики. Татьяна шла по деревне к дому, и каждая вдова подходила и плевала ей в лицо.
   Татьяна не выдержав, побежала быстрее домой, закрыла за собой дверь и стала неистово мыть лицо. Она мыла и мыла, словно пыталась смыть с себя клеймо жены предателя. Потом занавесила шторы и села. Она так сидела, пока не услышала шум. Выглянула в окно, а там мальчишки били Колю. Она выбежала, отогнала мальчишек, взяла за руку Колю и завела его в дом. Но Коля не плакал, он сидел насупившись. Посмотрела на девок. Они сидели напуганные...

   В окно постучали. Татьяна выглянула. Там была Антонина, она просила впустить, и Татьяна её впустила. Она зашла и молча села рядом. Без слов было понятно, что она пришла её поддержать.
   Начала говорить Татьяна, - А про Семёна ничего не слышно?
   - Нет. Как бы так же не пришлось от людей бегать... Ой, что я говорю. Лишь бы живой был. - И слёзы покатились по её щекам.
   Посмотрев на неё, Татьяна заревела. А за ними заревели и девки. Все сидят и ревут, а Коля на них смотрит и глазами хлопает.
   Татьяна, сквозь слёзы, - А как свекровь?
   - Аня туда пошла, чтобы её успокоить, а я тебя пришла успокаивать.
   Татьяна, вытирая слёзы, - Да уж, успокоила. Ане самой сейчас не сладко. Неужели и её погонят?
   Антонина, тоже вытирая слёзы, - Нет. Ваня написал, что скоро возвращается домой с победой. Семью фронтовика не тронут. Настасья вон, как загордилась. И я думаю, что здесь дело только в тебе. Ты последняя из кулаков Банниковых, кого собирались выселить. У них до сих пор не было повода. А теперь они хотят доделать то, что не получилось у них в тридцатом...

   Антонина была старше Татьяны. У неё был документ об окончании начальной школы, и она считала себя образованной. Антонина продолжала, - Жить и работать тебе здесь не дадут. Коля, ты ведь закончил семилетку?
   - Да.
   - Что хотел дальше?
   - На машинно-тракторной станции, на курсы трактористов пойду.
   - Вот и хорошо. Я знаю, что там учат год и кормят. Уже через год ты будешь работать трактористом и обеспечивать мать и сестрёнок.
   Антонина повернулась к Татьяне. - Ну, а тебе, Татьяна, надо искать какую-нибудь работу. У тебя от матери Зингер остался. Шить умеешь. Походи по сёлам, поспрашивай кому, что перешить. Эх, уехать бы тебе.
   - А как же Саня? Куда он вернётся?
   - Ты прости подруга. Но с предателями долго церемониться не будут.
   - Я подожду Ваню и с ним решим...


   Глава семнадцатая. Возвращение Ивана.


   Иван не приехал в августе, как обещал. Его отправили на новую войну, на Японскую. Постепенно в Малькане утихли обсуждения предательства Ожегова и Татьяну больше не обижали. Вдовы, выплеснув на неё своё горе, перестали на неё обращать внимание, но не здоровались. Посмотрят презрительно и идут дальше.
   Но солдатки, у которых мужья числились пропавшими без вести, относились к ней нормально. Они ждали своих мужиков и понимали, что в любой момент могут оказаться на её месте. А ещё понимали, что, ни она, ни её дети не виноваты в том, что Ожегов стал предателем...

   Татьяна думала, как жить дальше. Куда-то уходить и быть бездомной она не хотела. Так как из колхоза выгнали, нужно было делать запасы на зиму. И она собирала грибы, ягоды и травы. Сушила это всё и складывала. Дети ей помогали. Коля поступил учиться в МТС на тракториста и его кормили в столовой. После уборочной ему дали мешок муки.
   Осенью Татьяна стала брать заказы, что-нибудь шить или перешивать за продукты. Заказы ходила брать, и в Вавож, и в Волипельгу. Самое трудное время было весной. Запасы заканчивались, и люди переставали заказывать. У Ани с Антониной тоже с припасами было плохо, но иногда девчонкам что-нибудь поесть давали. И Коля помогал. Сам не доедал и приносил понемногу...

   Ивана отпустили только весной сорок шестого. В конце апреля по деревне шёл солдат. На груди красовались медали. И вся деревня высыпала на улицу встречать героя. Вдовы и солдатки, видя его, начинали плакать. Жена Настасья выскочила из дома и повисла на нём.
   - Ну, будет, будет. Дай хоть мать обниму.
   Мать только спустилась с крыльца и у неё подкосились ноги. Её поддержала Аня. Мать стояла, смотрела на сына и плакала. Иван подошёл и обнял мать. - Мама, вот я и вернулся.
   Собралась вся деревня. Все здороваются с Иваном. Пришли поздороваться и Антонина с Татьяной.
   Мать, вытирая слёзы, - Сынок, какой ты стал.
   Иван, видя, что мать еле стоит, - Ну, будет тут. Пошли в дом, а то люди смотрят.
   Он помог подняться на крыльцо маме, и они вошли в дом. Аня позвала Татьяну. И когда сидели в доме, Иван пообещал Татьяне, что сходит к председателю и поговорит...

   Вечером на улице накрыли столы. Люди несли, у кого что было, лишь бы посидеть за одним столом с фронтовиком. Татьяна сидела между Аней и Антониной. Председатель покосился на Татьяну и сказал речь, про то, как трудно было, но мы победили, благодаря героям фронтовикам, и произнёс тост за товарища Сталина и за Победу.
   Мужики стали разговаривать про войну. А девки и бабы подвыпили и пошли танцевать. Одна кричит, - Эй, Ваня, а что за полоски на погонах у тебя.
   А над ней мужики смеются, - Дура, это воинское звание старшина, значит командир. Понимать надо.
   А она подошла и говорит, - Ну, что старшина, танцевать не разучился?
   Мужики смеются, - Ну, всё Настасья, уведут мужика.
   А Настасья улыбаясь, - А я ему хозяйство то подрежу. Никому не нужен будет.
   - Вот баба. - И все засмеялись.
   А бабы смотрели на счастливую мать и завидовали. - Вот ведь, оба сына живые...

   Первого мая на торжественном митинге награждали всех, кто проработал всю войну в колхозе. Позвали и Татьяну. Председатель объявил, что за доблестный труд на благо Родины медалью награждается Ожегова Татьяна Ивановна. И все захлопали. Татьяна не понимала и думала, - Может быть простили? Татьяна подошла к председателю, и он вручил ей медаль. Она хотела спросить, но он ей сказал, - Иди, иди уже. - И мероприятие награждения продолжалось...

   После Дня Победы Иван пришёл к Татьяне. - Разговаривал я с председателем. Он ничего не может сделать. Это решение ему спустили сверху. Так что, пока решения для тебя не вижу.
   - Ваня, а как ты думаешь, мог Саня предать? Ну, с бабой гульнуть, но не предать ведь. Я никак не могу в это поверить.
   - Для меня это тоже был шок. Хотя на фронте всякое видел, бывало, что и у самых здоровых были мокрые штаны. Я интересовался по военной линии, но мне сказали, что этим делом занимается СМЕРШ, и лучше не лезть. Это очень опасные люди. Я видел, как перед ними даже генералы по стойке смирно стоят.
   - А почему он писем не пишет? - Ты разве не знаешь, что с изменниками Родины общаться запрещено?
   Иван обратился к Коле, - Ты ведь скоро будешь сдавать экзамены и пойдёшь работать? - Да.
   - Ну, вот Татьяна, будет и у тебя в доме мужик...


   Глава восемнадцатая. Дома.


   Пришла весна сорок седьмого. В апреле Сашку вызвал начальник лагеря, и он хромая зашёл в кабинет начальника, - Заключённый Ожегов Александр Григорьевич...
   Но начальник его перебил, - Не заключённый! Вот приказ, - Освободить за отсутствием состава преступления. Так что Ожегов Александр Григорьевич, поздравляю Вас.

   Сашка дошёл до стула и сел. Он не верил своим ушам. Он закрыл глаза. Слёзы сами катились по его щекам. Начальник на кого-то орал. А Сашка думал, - Вот она, правда. Я верил, что разберутся. Домой. Сейчас домой.
   Зашёл молодой офицер с костылями в руках. Начальник сказал ему, - Давай.
   И обратился к Ожегову, - Александр Григорьевич, вот эти костыли примите от командования лагерем в знак благодарности за боевые заслуги и за ваш самоотверженный труд.
   Сашка подумал, - Как они кстати. - А вслух спросил, - В моём деле появились новые свидетели?
   - Да, показания одной фрау из ГДР.
   Александр подумал, - Катрин. Если бы она знала, как я ей по гроб жизни обязан.
   А вслух спросил, - Когда я смогу покинуть лагерь?
   - Вы уже свободны. В канцелярии получите справку, в бухгалтерии деньги и можете покинуть лагерь...

   Был конец апреля 1947 года. Было ещё холодно, но снег почти весь растаял. Все готовились отпраздновать Первое мая. И у Татьяны было много заказов. Девушки подшивали платья для танцев. Коля был на работе. Татьяна из-за шума Зингера не слышала, как к дому подъехал грузовик. Но что-то на сердце стало не спокойно, и она пошла, выглянуть в окно. Перед домом собирались люди. Из-за машины ничего не было видно, и она накинула полушубок и вышла. Обошла машину, люди замолчали и расступились.
   Перед ней стоял мужик в фуфайке, бородатый и на костылях. И только глаза были его, - Саня! - выдохнула она, прильнула к нему и заплакала. Он стоял, смотрел на неё сверху вниз и не смог сдержать слёз. Он бросил костыли и обнял её. Сколько нужно было пройти дорог, соблазнов и испытаний, чтобы вот так просто обнять жену.
   Она отпрянула и, вытирая слёзы, сказала, - Пойдём в дом.
   Но Александр увидел, как к ним спешила мама. - Мама! - И он обнял мать. Татьяна подняла костыли, дала Сане, и они с мамой пошли в дом...

   Вечером в доме собрались все. С работы пришли Коля, Иван с Настасьей, Аня и Антонина. Тома не могла узнать отца, а Галя его видела впервые. И девчонки со стороны смотрели на всех. Все ждали рассказа. Но Александр сказал только, что сгинул бы в лагерях. А спасла его фрау Катрин. Он пережил ад, а сейчас вспоминать и снова всё переживать он пока не готов...
   Когда гости ушли, Татьяна спросила, - А чего ты не к Любке приехал, а ко мне? Или к немке этой? Или на костылях ты им не нужен? Нагулялся, а теперь я нужна стала?
   - Я знаю, что ты можешь выгнать меня. Ну, не люб я тебе такой, прости. - И Александр стал собираться. Татьяна молча смотрела на него, что он делает. А когда он накинул фуфайку, накинул мешок, взял костыли и пошёл к выходу, она вдруг перегородила ему дверь.
   - Не пущу! - Она прильнула к нему и расплакалась...

   На следующий день Александр с Татьяной пришёл к председателю и потребовал, чтобы тот восстановил Татьяну в колхозе. Председатель сказал, что этот вопрос будут обсуждать на общем собрании, а сам подозрительно посматривает. Было понятно, что он не рад его возвращению.
   К Антонине Александр пришёл один и передал ей всё, что просил сказать Семён. Она поплакала и сказала, что очень рада за Семёна. Естественно, он предупредил, чтобы никто не знал про это, даже дети. Потом они сходили на могилы отца и родителей Татьяны, и он поклонился, и за себя, и за Семёна...

   Татьяну мучил вопрос, про немецкую помещицу, - Ты расскажешь про неё?
   - Расскажу, но позже. И не помещица она, а такая же, как твои родители. Из богатых крестьян.
   - Купи мне ткацкий станок. Я половики ткать буду. Спрос на них большой. - Хорошо...
   Коля с Иваном поспрашивали и у кого-то в Вавоже купили старенький не работающий ткацкий станок. Привезли его домой и потом долго разбирались, что со станком. Коля изготовил на МТС детальки, которых не хватало, и станок заработал. Татьяна радовалась и начала ткать половики. Но деньги, которые получил Александр в Карлаге, закончились...

   Александр был инвалид, еле ходил, и на работу его не брали. Он стал заниматься с девочками. Томе было уже восемь лет, а её не брали в школу из-за немоты. Но она произносила звуки, и он стал заставлять её говорить. Сначала у неё стали получаться слоги, а через год Тома уже сносно заговорила. Все были очень рады этому...

   Гале в сентябре сорок восьмого исполнялось семь лет. И Татьяна попросила директора школы взять учиться Галю и Тому вместе. Томе в ноябре исполнялось уже десять лет и ей было неловко в классе с младшими. Но Александр сказал ей, что без образования она не сможет жить нормально, и она терпела, когда её обзывали "Дылдой" и "Томкой усатой". Хотя иногда приходила домой и ревела. И отец снова уговаривал её ходить в школу...

   В марте пятьдесят первого года Колю призвали в армию. А летом от болей Александр совсем перестал ходить. Теперь он уже не мог двигать обеими ногами. Фельдшер не знала, что делать, а чтобы ехать на обследование, нужны были деньги.
   Татьяна стала сокрушаться, что только лежачего больного ей не доставало. Но Тома, может быть в благодарность за то, что отец научил её говорить, а может быть от большой любви, стала помогать отцу, и кормила, и мыла, и убирала. И Татьяна перестала ворчать.
   Тома научилась слушать, пока была немой. Она сидела у кровати отца часами и слушала его рассказы. Она представляла все приключения её отца на войне. И детское воображение уносило её туда, в окопы войны, в лагеря далёкой Германии, на ферму к женщине, которая спасла отца, и в советские шахты.

   Пятого марта пятьдесят третьего года умер Сталин. Все советские люди переживали потерю вождя, с которым победили. Особенно переживали фронтовики. С его именем они шли на смерть, в атаку. Такое не забывается. Кругом были траурные митинги. По разным причинам плакали все. Большинство сопереживали. Те, кто был в лагерях, от радости, предчувствуя амнистию. А кто-то от того, что со Сталиным уходила целая эпоха их жизни.
   Александр подозвал Татьяну с детьми, - Слушайте. В Карлаге мы поклялись, что переживём Сталина. Простите, что так долго мучил вас. Татьяна, готовь посмертное, теперь и моё время пришло.
   Через месяц, в апреле его похоронили...


   Эпилог.


   После армии Николай стал работать трактористом-машинистом на Торфопредприятии в посёлке Нюрдор-Котья, что в пяти километрах на северо-запад от Вавожа. Он получил квартиру и перевёз туда свою маму и сестрёнок Тамару и Галину.
   Тамара и Галина окончили школу и уехали искать судьбу в другие края. А Николай женился на девушке Нине. Она работала кочегаром. И они вместе жили и работали всю жизнь в Нюрдор-Котье, и воспитывали троих детей Володю, Лиду и Сашу. А Тамара, став взрослой, рассказала историю жизни своих родителей и приключений своего отца на войне...

   Я любил в семидесятые приезжать к ним погостить летом. Это было так увлекательно. Сначала ехали на поезде. Потом по узкоколейке ночью приезжали в посёлок. Мне очень нравились эти вагончики, в которых мы ехали. А днём играли в лапту, в прятки и в военку, купались в карьере, иногда ездили на великах до Валы. Ловили рыбу в карьере. Взрослые были на работе, бабушка всё время была, то в огороде, то в хлеву. А у нас из всех забот нужно было только вечером ходить встречать корову. Замечательное и беззаботное было время...

   Напоследок, стоит сказать только, что Татьяны не стало в восемьдесят шестом. Семён обзавёлся новой семьёй и жил в Канаде. В восьмидесятые наступила разрядка напряжённости в международных отношениях. И в восемьдесят пятом он с помощью поисковиков нашёл своих взрослых детей. Он был старенький и не рискнул к ним приехать. И они сами ездили погостить к нему на ферму...