Православия наставниче, благочестия учителю и чистоты, вселенныя светильниче, монашествующих Богодухновенное удобрение, Максиме премудре, ученьми твоими вся просветил еси, цевнице духовная, моли Христа Бога спастися душам нашим.
Тропарь преподобному Максиму Исповеднику, глас 8
Свет Трисиянный, всельшийся в душу твою, сосуд избран показа тя, всеблаженне, являюща Божественная концем, неудобопостижных разумений ты сказуяй, блаженне, и Троицу всем, Максиме, возпроповедуяй ясно, Пресущную, Безначальную.
Кондак преподобному Максиму Исповеднику, глас 6
К числу величайших святых отцов и учителей Православной Церкви, жизнь которых – высокий нравственный образец для подражания, а богословие – драгоценное сокровище духовной мудрости, принадлежит преподобный Максим Исповедник; он – великий подвижник и аскет, живший в драматичную эпоху упадка нравов и культуры, «наставник и свет монашествующих», его духовно-аскетические творения навеки вошли в сокровищницу святоотеческой мудрости; он – талантливый церковный писатель и тончайший метафизик, по своим высоким дарованиям бесспорно превосходивший всех своих современников; он – ученейший философ и тончайший диалектик с высочайшей культурой мышления, обладавший силой творческого синтеза и необычайным размахом мысли, простирающейся на экзегетику и догматику, на аскетику и литургику, на пасхалию и поэзию; он – вдохновенный Святым Духом богослов и тайнозритель, по смирению своему остававшийся в звании простого монаха, но ставший первым деятелем своего времени в служении Богу и Его святой Церкви; он мужественно встал на защиту Православия и бесстрашно боролся с ересь монофелитства, защищая догматы Церкви и свободу, защитник ортодоксального учения о двух волях во Христе Богочеловеке, ставший исповедником и мучеником за веру – несокрушимым столпом Православия и истинным христианским мудрецом, подходившим к самому краю невыразимости богословских тайн, находящихся за гранью аристотелевской логики и диалектики Платона, на своем личном опыте познавший тщету мирской мудрости и величие премудрости Божьей. Преподобный Максим Исповедник – ученейший богослов и церковный мистик в лучшем смысле этого слова, для которого апофатика – путь духовного постижения сокровенных Божественных тайн, к самой сердцевине которых он подводит и нас, размышляя о Святой Троице, христологии и обожении; он – великолепный знаток Слова Божиего и мистагог, изъяснитель Божественной Литургии, молитвы Господней и трудных для понимания мест Священного Писания; он – выдающийся христианский антрополог и пневматолог, в своих творения затронувший все проблемы нашей духовно-нравственной жизни и писавший как о борьбе со страстями, так и о высшем назначении человека, обращающийся не столько к душе, сколько к духу человеческому; он – хранитель церковного Предания и ревностный исповедник богооткровенных истин веры, изложенных в Библии, по своему богословскому и религиозно-философскому гению равный святителю Григорию Богослова, преподобному Иоанну Дамаскину и преподобному Симеону Новому Богослову; он – непревзойденный комментатор текстов святого Дионисия Ареопагита и созерцатель неизреченных таинств Воплощенного предвечного Бога Слова – Логоса, тайнозритель нетварного Божественного Света, уже на земле сподобившийся стать насельниками сияющего горнего Иерусалима; он – один из самых глубоких церковных мыслителей в области христологии – исповедник «тайны Христа», чьи творения – неисчерпаемый источник идей и кладезь мудрости, который никогда не перестанет привлекать к себе внимание философов и богословов, задающихся вековечными философскими и богословскими вопросами и стремящихся постичь тайны Слова Божиего, превышающие меру сил человеческого разума. Богословское наследие преподобного Максима Исповедника издавна почиталось в Церкви за возвышенность и оригинальность воззрений и глубину мысли, догматическую верность Церкви и колоссальную ученость – как один из наиболее великих и глубокомысленных богословов и церковных писателей, славящихся мудростью, он привлекал к себе внимание многих отечественных и зарубежных исследователей, пытающихся постичь многомерный мир его богословия. Среди западных исследователей следует выделить известного католического богослова и патролога Х. Урса фон Бальтазара в своей ярко и талантливо написанной книге «Вселенская Литургия» пытавшегося раскрыть для западного читателя все величие и мощь святого Максима Исповедника как одного из величайших христианских мыслителей, а также – выдающегося современного патролога и богослова Жан-Клода Ларше, который через изучение творений святых отцов Церкви и общение с известным русским старцем Сергием Шевичем, жившем в Париже и окормлявшем таких людей как богослов Владимир Лосский и инок-иконописец Григорий Круг, перешел из католичества в Православие, а в своем фундаментальном труде – «Обожение человека согласно святому Максиму Исповеднику» и в своей блестящей монографии – он суммирует как труды предшествующих ученых, так и свои многолетние раздумья, стремясь ввести читателя в многомерный и глубокий мир богословия преподобного Максима Исповедника, приходя к выводу, что именно у него святоотеческое богословие достигает своего зенита. Среди отечественных исследователей духовно-литературного наследия преподобного Максима Исповедника следует отметить основательную монографию Ивана Орлова, посвященную христологии преподобного Максима, пространный очерк протоиерея Георгия Флоровского, рассматривающего житие и творения святого Максима Исповедника в своей великолепной книге «Восточные отцы Церкви», а также блестящее патрологическое эссе «Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие», являющееся главным делом недолгой жизни талантливого богослова и квинтэссенцией неопубликованной магистерской диссертации, принадлежащей выдающемуся русскому ученому-патрологу и профессору Киевской Духовной Академии С.Л. Епифановичу – «иноку в миру», как его называли современники, которому выпало жить в смутное и трагическое время первой мировой войны и разразившейся в России революции 1917 года, и который вскоре умер, так и не дожив до 32 лет. Внимание к молитвенному и богословскому наследию преподобного Максима Исповедника не утихает и в наши дни, а его фигура как богослова, исповедника и мистика возвышается над ледяною цепью минувших веков – изучаем ли мы его учение о Святой Троице, христологию и пневматологию, обращаемся ли к его «Мистагогии», аскетике и эсхатологии – везде мы сталкиваемся с вселенским учителем Церкви и исповедником Духа Истины и Откровения, проникшим в область таинственного богословия и высоких молитвенных созерцаний, соприкоснувшимся с величием Божества и остававшимся верным Церкви всю свою земную жизнь, запечатлев свою пламенную веру исповеднической смертью. По замечательной и справедливой характеристике выдающегося русского и православного патролога и профессора А.И.. Сидорова: «В великом сонме святых отцов преподобный Максим Исповедник занимает одно из самых почетных мест. Истинный подвижник, выдающийся богослов, вдохновленный Святым Духом тайнозритель и тончайший любомудр, он в один из труднейших периодов истории Церкви, когда ересь монофелитства, казалось, готова была уничтожить Православие, мужественно встал вместе с немногими соратниками на защиту правой веры, стяжав мученический венец. Многочисленные творения Преподобного вошли в обильнейшую сокровищницу святоотеческого Предания, хотя, конечно, можно констатировать, что преимущественным вниманием последующих православных читателей пользовались его духовно-нравственные и аскетические сочинения. Яркий пример тому – известный сборник лучших плодов святоотеческой духовности «Добротолюбие», в который включено наиболее популярное произведение преподобного Максима – «Главы о любви».
Русский патролог С.Л. Епифанович особенно акцентировал внимание на то, что творения и духовный облик преподобного Максима Исповедника нельзя понять вне исторического контекста его времени, ведь он был лучшим выразителем настроений своей эпохи; он – зрелый плод византийской культуры и яркий образчик ее интеллектуального и богословского гения; он – один из самых выдающихся представителей византийского богословия, его идеал – нравственно-аскетический идеал Византии, его умственный кругозор и мировоззрение – «стройная система идей, наиболее характерных для его эпохи», живыми и неразрывными нитями сплетенная с богословскими движениями в Византии в VI века и христологическими спорами VII века. В истории Византии и ее духовной и культурной жизни VI-VII века – это одна из самых значительных эпох, это – время окончательного формирования византизма, когда со всем размахом развернулась византийская культура – в Византии сохранились искусства, науки и философия, но они получили новую и своеобразную окраску, их характерной стала глубокая религиозность. По замечанию С.Л. Епифановича в эту историческую эпоху «монашество из скромного явления церковной жизни разрослось в огромную культурно-общественную силу и все более и более расширяло свое влияние на духовную жизнь страны. Вся культура Византии неограниченно приближалась к идеалу церковности. В области церковной жизни византийцы стали искать удовлетворения лучшим стремлениям своего духа. Философские навыки их нашли себе богатую пищу в богословии, эстетический вкус – в развитии культовой стороны богослужения, в грандиозных созданиях христианского искусства. Вместе с этим все счеты с ветхим языческим эллинизмом были покончены. Классицизм утратил былую популярность. Богатая христианская литература (преимущественно IV века) почти совершенно вытеснила светскую, языческую. Из всех проявлений эллинского гения более всего держалась философия. Но и она постепенно утратила свое влияние. Неоплатонизм, все более и более уступавший христианской философии, взявшейся за его оружие, в VI веке окончательно склонил свою голову. Языческая производительность в Византии умерла. Жило и росло лишь христианство, и плоды эллинского гения развивались на его почве и уже в его духе. Все светское получило религиозный колорит, и не только религиозный, но и аскетический. Преобладание духа над плотью стало лозунгом не только в аскетике, но и в философии, в искусстве, в культовой символике. В пределах аскетики вмещалась вся этика, и никто не искал другого идеала, кроме аскетического». Во время христианизации всего уклада жизни в Византии происходил и процесс воцерковления философской мысли – велась борьба за вселенскую истину Православия против монофизитства – одной из самых распространенных ересей в Византии, в хритологических спорах уже предвосхищалось учение о двух волях во Христе Спасителе, а на пятом Вселенском Соборе в 553 году были осуждены еретические воззрения Оригена – его идеи о вечности миротворения, субординация в понимании Святой Троицы, предсуществования душ и всеобщего спасения – апокатастасисе, тем самым была поставлена четкая грань между догматическим православным богословием, основанном на библейском миросозерцании и церковном Предании, и ложным учением Оригена, вобравшим элементы языческой философии – неоплатонизма. Во всех жанрах церковной письменности Византии появились настоящие шедевры нравственно-аскетической и богословской мысли: в области экзегетики – творения Андрея Кесарийского, Анастасия Синаита, в апологетике – труды Энея Газского, в аскетике – Симеона Дивногорца и Иоанна Лествичника, в истории – творения Феодора Чтеца, а агиографии – Кирилла Сифопольского и Иоанна Мосха, в поэзии – гимнография Романа Сладкопевеца. Но вместе с тем, историки Церкви обращают внимание на то, что в богословии и литературе Византии той исторической эпохи по сравнению с временем расцвета церковной письменности в IV веке и начале V века начали обнаруживаться и печальные признаки упадка – понизился уровень образования и начала постепенно мельчать богословская мысль, а принцип «следования святым отцам Церкви» перешел в механическое собирание цитат из творений золотого века церковной письменности. На фоне упадка византийской письменности ярко вспыхнула звезда первой величины – богословский и религиозно-философский гений преподобного Максима Исповедника, чья мысль охватила экзегетику и догматику, аскетику и литургику; ученейший богослов и философ, духовно-опытный аскет и церковный мистик, имеющий высокий опыт Богообщения, он смог освоить все области византийского богословия, бесконечно возвышаясь над своими современниками. По глубине богословской мысли, широте ее размаха и творческой силе, преподобный Максим Исповедник в своем лице дал яркий образец гениального церковного мыслителя и необычайно талантливого писателя, он не только превосходный византийский богослов и лучший представитель своего времени, наитеснейшим образом связанный с духовной атмосферой и богословскими вопросами Византии VI-VII веков, в которой он вырос и сформировался как личность, но и колосс мысли и духа, возвышающийся над своей исторической эпохой.
В основе своей миросозерцание преподобного Максима Исповедника библейское – во всех своих богословских размышлениях он опирается на Священное Писание – в учении о Святой Троице и Логосе, о сотворении мира, грехопадении, воплощении Бога Слова и искуплении, Богопознании и обожении, а его нравственно-аскетические сочинения пестрят библейскими цитатами. Как один из превосходнейших богословов Византии и всей Православной Церкви, преподобный Максим Исповедник вобрал в себя всю сокровищницу святоотеческой мудрости своих славных предшественников: в учении о Святой Троице, о непостижимой Сущности Бога и Божественных именах, равно как и в ангелологии он опирался на святого Дионисия Ареопагита и на святителя Григория Богослова, святителя Василия Великого и святителя Григория Нисского; в экзегетике – он был знаком с методами двух богословских школ – Антиохийской и Александрийской, но отдавал предпочтение аллегорическому и анагогическому толкованию Священного Писания, стремясь проникнуть в глубинный смысл стихов Библии – постичь тайны книги «словес Святого Духа»; в антропологии – исповедует возвышенное библейско-идеалистическое представление о человеке и творчески развивал идеи святого Григория Нисского и Немезия Эмесского; в области христологии и сотериологии – воспринял многое от святого Афанасия Великого, равно как и от трех легендарных каппадокийцев, провозглашая, что спасение есть обожение, составляющее высшую цель христианской жизни; в сфере мистики – он сочетал два типа мистического восхождения к Богу – мистику сердца и любви преподобного Макария Египетского, и мистику умного созерцания святого Григория Нисского, святого Дионисия Ареопагита и отчасти Евагрия, соединив их с возвышенными созерцаниями святителя Григория Богослова, а в «Сотницах о любви» он учил, что любовь лежит в основе Богопознания; в аскетике – он опирался на творения преподобного Исихия и аввы Дорофея, призывал к борьбе со страстями, очищению сердца и хранению ума от помыслов, возвещая, что христианская жизнь есть путь восхождения к Богу, а высшая цель аскетики – мистическое единение с Творцом, обожение и Боговидение; в христологических формулах и по вопросу о плоти Христовой он следовал Леонтию Византийскому, освещавшему тайну Боговоплощения и учившему, что вочеловечившийся Бог Слово воспринял безгрешное естество, имеющее право на нетление и бессмертие, ибо соединенная с Божеством естеством Его плоть не подлежала смерти по закону необходимости, царящей над плотью греховного человека, но ради нашего спасения Христос добровольно уничижил Себя и принял тление нашего естества и смертность, чтобы совершить искупление грехов мира, и лишь с момента воскресения из мертвых плоть Христова стала нетленной и бессмертной по благодати; в области экклесиологии и учении о таинствах – он держался воззрений трех великих каппадокийцев, Марка Подвижника и руководствовался молитвенными созерцаниями святого Мефодия Олимпийского; в эсхатологии – он разделял воззрения святителя Григория Богослова и отчасти святого Григория Нисского, отвергая оригеновское учение о всеобщем спасении. Богословская мысль преподобного Максима Исповедника стремилась к универсальному синтезу всего драгоценного святоотеческого наследия – он предвосхищает «Точное изложение православной веры» преподобного Иоанна Дамаскина, стремясь затронуть и раскрыть все грани христианского вероучения, но опираясь на Библию и святоотеческую мудрость, он не был всего лишь компилятором, сочетавшим апофатическое богословие Дионисия Ареопагита с умным созерцанием Евагрия, как ошибочно полагал М. Виллер, а являлся самобытным и оригинальный церковным мыслителем, пропускавшим все сквозь призму своего духа и сердца. Все богословие преподобного Максима Исповедника имеет творческий характер – он благоговейно воспринял патристическую традицию и творчески перерабатывал идеи и воззрения, духовный опыт и мудрость предшествующих богословов и подвижников Вселенской Церкви, делая изученное составным элементом своего миросозерцания и святыней своего сердца. По складу своей души преподобный Максим Исповедник возвышенный идеалист, а по натуре – мистик и тайнозритель, стремящийся постичь таинственный и сокровенный смысл Священного Писания, всей душой, жаждущий Богообщения, он не только был ученейшим богословом, но достиг вершин духовной жизни и Богопознания, раскрывав не только этический аспект, но и глубинную богословскую и мистическую сущность любви к Богу и ближним, видя в евангельской любви – высочайшую добродетель и высокое устремление духа, сочетающее человека с Богом. В своих рассуждениях и созерцаниях о Святой Троице и Логосе, о грехопадении, Боговоплощении и искуплении, о свободе и благодати, о природе человека и его предназначении, о таинствах Церкви и богослужебной символике он верен догматам Православия, а по своему глубокомыслию нисколько не уступает ни святому Дионисию Ареопагита, ни святому Афанасию Великому, ни трем легендарным каппадокийцам, в особенности он близок святителю Григория Богослову, а в области эсхатологии он превзошел святого Григория Нисского ясностью и глубиной своих воззрений, их согласием с Библией и церковным Преданием.
Преподобный Максим Исповедник говорил, что всякая истина доказывается трояко: 1) из Священного Писания, которое есть море словес Святого Духа и скрижаль воплощения Логоса, главное мерило Истины и училище Богомыслия; из святоотеческой литературы – писаний великих православных богословов и подвижников, просвещенных благодатью Божией и удостоившихся озарений Святого Духа подобно пророкам и апостолам; из философских умозрений, которые хоть и уступают Священному Писанию и Священному Преданию, но могут помочь в отыскании Истины. По складу своего мышления преподобный Максим Исповедник утонченный философ, он – великий метафизик и тонкий диалектик, прекрасно образованный и ученейший человек своего времени, превосходно изучивший не только Библию и святоотеческую мудрость, но и эллинскую философию от Сократа, Платона и Аристотеля до Филона Александрийского и неоплатоников, но освоил мирскую мудрость, он излагал вселенскую истину Православия на философском языке и был христианским философом Святого Духа. Между богословием преподобного Максима Исповедника и всей эллинской философией – в том числе и неоплатонизмом – лежит неизгладимая мировоззренческая пропасть, ибо, если в неоплатонизме материя рассматривалась как зло, ход времени мыслился циклически, отрицалась боговдохновенность Библии, училось, что мир возник в результате эманации – процесса поэтапной деградации безличного Абсолюта – Единого, исповедовался пантеизм – вера в единосущность Бога и души, отрицалось необходимость для спасения искупительной жертвы Иисуса Христа и таинств Церкви, то святой Максим Исповедник веровал в боговдохновенность Библии и проводил четкую онтологическую грань между Творцом и Его творением, провозглашал, что наше спасение невозможно без искупительной жертвы Иисуса Христа и благодати Святого Духа, действующего в Церкви и совершающего все ее таинства, ясно излагал библейскую космогонию – учение о том, что предвечный Бог создал мир из ничего, все сотворенное Им было благим и прекрасным, а зло – результат злоупотребления свободы Его разумных созданий – падших Ангелов и людей, наконец, он учил, что история мира завершится вторым пришествием Иисуса Христа, Страшным Судом и духовным преображением вселенной, описанным в таинственных и пророческих стихах Апокалипсиса, повествующих о новом небе и новой земле. В центре богословского внимания преподобного Максима Исповедника стояла тайна свободы, без которой невозможно понять ни акт сотворения Богом мира из ничего, ни тайну Боговоплощения и искупительной жертвы Иисуса Христа, ни христианское учением о человеке и его предназначении, ни проблему теодицеи, ни тайну спасения. Главной отличительной чертой богословия преподобного Максима Исповедника от эллинской философии был христоцентризм его миросозерцания – в центре его богословия стоял евангельский образ Христа Богочеловека – воплотившегося Логоса и Искупителя, Он – сердцевина и центр его религиозной философии, всех его умозрений и созерцаний. По воззрению преподобного Максима Исповедника существует два типа философии – библейская и эллинская: все мудрецы Ветхого Завета – Иова, Авраама и Моисея до Давида, Соломона и пророков удостаивались высоких духовных озарений от Бога и следовали праведному пути жизни, они – истинные философы, а выше их – апостолы Нового Завета, что же до эллинской философии то Господь промыслительно действовал среди всех народов – никто не был отвергнут Богом и каждый человек мог придти к истинному Богопознанию, а мудрейшие из эллинов могли предугадывать Истину, но в их суждениях и умозаключениях много заблуждений, и не достойны называться любомудрами те из них, кто не возжелали познать Бога из великолепия Его творений. Как и древние христианские мыслители – Иустин Философ и Климент Александрийский, преподобный Максим Исповедник предостерегал, что эллинскую философию нужно использовать с осторожностью, опираясь прежде всего на Библию и церковное Предание. Преподобный Максим Исповедник утверждал, что христианский богослов философствует трояко – в заповедях, догматах и вере; иными словами, он не только мыслитель, но и деятель, ибо вера без дел мертва, в то время как исполнение заповедей очищает сердце от страстей, догматы – просвещают ум и дают познать сокровенные Божьи тайны, а вера возводит к созерцанию славы Святой Троицы.
Миросозерцание преподобного Максима Исповедника основано на Библии и церковном Предании, он – один из величайших религиозных философов и богословов Византии, а его творения – родник христианской мудрости, в них он затрагивает вопросы догматические и нравственные, гармонично сочетает веру и знание, дает толкование таинственных стихов Священного Писания, раскрывает свой личный духовный опыт Богопознания. Многие исследователи сочинений преподобного Максима Исповедника сетовали на то, что он не оставил систематического изложения догматического, нравственного и мистического богословия, на то, что в своих творениях он изображает не полную картину, а лишь отрывки своих воззрений, но если мы глубоко вникнем в его произведения, то найдем органическую цельность и симфоническую стройность его миросозерцания, ощутим его глубокомыслие и орлиный полет его богословской мысли, увидим образ Максима Исповедника как богослова, мистика и подвижника во всем его величии. Выдающийся русский богослов Георгий Флоровский проникновенно писал о том, что в произведениях преподобного Максима Исповедника следует искать не рассудочную богословскую систему, а симфонию духовного опыта, ведь он – богослов и аскет, мистик и проповедник созерцания и любви, только по нужде вступающий в споры, но живущий пламенной любовью ко Христу: «Бурная и страдальческая жизнь не помешала преподобному Максиму много писать. «Даже и на малое время не переставал он составлять сочинения», говорит о нем житие. С догматической твердостью он соединял умозрительное вдохновение. Он был не только богословом, но и мистиком, учителем созерцательного подвига и любви. И его богословие питается прежде всего из глубин духовного опыта. Он не строил богословской системы. Всего больше любил он «писать главы в виде наставлений». Большинство его творений именно богословские отрывки, «главы», заметки. Он любит писать отрывочно. Только по нужде и в спорах он рассуждает. Чаще всего он объясняет. Предпочитает уходить вглубь, обнажать глубины каждой темы, – а не вширь, чтобы развернуть диалектические ткани умозаключений. Умозрения у него больше, чем умозаключений... Максим был большим эрудитом. Но не был только хранителем отеческих преданий. Он жил в них и они творчески оживали в его претворяющем синтезе. Всего сильнее чувствуется у него влияние каппадокийцев, особенно Григория Богослова. В аскетике и мистике он исходит из Евагрия и примыкает к Ареопагитикам. Он продолжает идти по пути древних Александрийцев... Для Максима характерно, что строит он не столько систему догматики, сколько систему аскетики. Ритм духовной жизни, а не логическая связь идей, определяет архитектонику его мировоззрения. И можно сказать, его система имеет скорее музыкальный, чем архитектурный строй. Это скорее симфония, чем система, – симфония духовного опыта... Читать Максима нелегко. На бессвязность изложения и трудность языка очень жаловался еще Фотий, который прибавлял, однако, – «повсюду светится его благочестие и чистая, искренняя любовь ко Христу». Действительно, язык Максима грузен и вязок, обременен иносказанием, запутан риторическими фигурами. А вместе с тем все время чувствуется напряженность и сгущенность мысли: «говорят, что отрешенность мысли и глубина этого мужа доводят читателя до исступления», замечает Анна Комнина... Читатель должен разгадать систему Максима в его эскизах. И тогда открывается внутренний доступ в целостный мир его вдохновенного опыта». Манера богословского мышления и творчества преподобного Максима Исповедника экзистенциальна, он излагает свои мысли в эскизах и очерках, но во всех своих суждениях он всегда глубок и самобытен, все написанное им скреплено печатью мудрости, вдохновения и любви к Богу, а его язык – это язык изощренных умозрений и интеллектуальных созерцаний. По замечанию профессора А.И. Сидорова литературное творчество преподобного Максима Исповедника многообразно и многогранно, как и его личность – личность богослова, мистика, философа, экзегета и полемиста, он любил писать отрывочно – большинство его творений это главы, отрывки и заметки, но все они органично и гармонично сочетаются между собой, образуя удивительно стройный и соразмерный «космос духовности и богословской глубины». Между жизнью и творчеством преподобного Максима Исповедника, его личностью и миросозерцанием существует гармония, берущая исток в его монашеском житии – встав на путь подвижничества, он был верен до конца иноческим обетам – до самой свой славной кончины, а духовно-опытное, мистическое и аскетическое богословие было центральной осью всего его миросозерцания. В своем лице преподобный Максим Исповедник явил великолепного христианского философа и богослова, силой своего творческого гения он сплавил воедино наследие древних святых отцов и учителей Церкви, разрабатывая и углубляя многие богословские темы в области христологии, антропологии, сотериологии, экклесиологии и эсхатологии. Одна из ключевых черт преподобного Максима Исповедника как богослова было гибкое и искусное сочетание верности традиции и творческого новаторства, он был глубоко предан церковному Преданию, которое воспринималось им неразрывно со Священным Писанием и вероопределениями Вселенских Соборов, являясь борцом с еретическими новшествами – коренным разрывом со святоотеческим богословием, но это была верность духу, а не букве церковного Предания, поэтому являясь истинным хранителем церковных догматов и христианским традиционалистом в лучшем смысле этого слова, он был творцом византийского богословия – творческой личностью, свободной в своих духовных исканиях и размышлениях, соединившей в себе смиренномудрие монаха и благочестивое дерзновение философа.
По натуре своей преподобный Максим Исповедник был человеком созерцательного типа, он любил безмолвие и уединение, чтение, Богомыслие и молитву, он молился и творил, богословствовал и философствовал как монах, всем сердцем любящий Бога, но его жизнь была бурной, драматичной и страдальческой. Сведения о земной жизни преподобного Максима Исповедника обширны, но противоречивы. К числу главных источников, из которых мы черпаем сведения о жизни и деятельности преподобного Максима Исповедника относятся памятники древнецерковной литературы: 1) «Похвальное слово Максиму Исповеднику», представляющее собой краткий очерк его жизни, принадлежащий неизвестному автору, написанный по просьбе Николая – почитателя творений великого православного Богослова; 2) два документа, изображающие порядок судопроизводства над преподобным Максимом и его учениками, по всей видимости написанные Анастасием – римским апокрисиарием, учеников и соучастником в страданиях святого Максима; 3) письмо римского пресвитера Анастасия к пресвитеру Феодосию Гагрскому, изображающее печальную и драматичную картину последних дней жизни и смерти Максима; 4) «Памятная запись» – «Гипомнестикон» Феодосия, епископа Гангрского, где содержится краткое описание последних дней жизни и кончины святого Максима и Мартина, папы Римского; 5) письма преподобного Максима Исповедника, написанные к разным лицам. Если говорить о греческом житии преподобного Максима Исповедника, известном в четырех редакциях (первая и вторая слились в рукописной традиции воедино), то все они принадлежат к сравнительно позднему времени и дают более или менее точные сведения лишь для периода жизни преподобного Максима Исповедника после Латеранского собора. Грузинское «Житие» преподобного Максима Исповедника в двух редакциях – пространной и краткой, изданное К. Кекелидзе, и славянское «Житие», вошедшее в жизнеописание святых святителя Димитрия Ростовского, отличаются от греческих «Житий» лишь отдельными деталями, а сирийский источник по биографии святого Максима содержит в себе сведения, заставляющие во многом пересмотреть традиционное жизнеописание великого византийского богослова, но как проницательно замечает профессор А. Бриллиантов, ученик и приемник профессора В.В. Болотова на кафедре Петербуржской Духовной Академии, в сирийском источнике «исторические сведения перемешаны с ошибками и прямыми вымыслами». По всей вероятности сирийский источник о жизни преподобного Максима Исповедника написан Георгием Решайнским, бывшим учеником святителя Софрония Иерусалимского, уклонившимся в сторону монофелитства и написавшим биографию святого Максима явно тенденциозно – как историко-богословский памфлет. Мирская жизнь преподобного Максима Исповедника окутана покрывалом тайны – здесь наблюдается наибольшее расхождение между греческим «Житием» и сирийской биографией. В греческом «Житии, которое, по всей видимости, было написано в середине X века студийским монахом Михаилом Эксабулитом, использовавшим все имеющиеся в то время источники по жизни Максима Исповедника, рассказывается, что преподобный Максим Исповедник родился в 580 году в Константинополе, он принадлежал к знатной и богатой христианской семье, а его родители отличались особым благочестием и по промыслу Божиему получил имя «Максим», означающее «великий». Вскоре после рождения Максим Исповедник был крещен, а родители – благочестивые Иоанн и Анна – стремились уберечь своего сына от пороков и привить ему добродетельную жизнь, с юных лет воспитывали его в соответствии с заповедями Божиими. В надлежащее время святой Максим Исповедник получил превосходное образование – он с усердием изучил «все науки», «в риторике и искусстве речи достиг наивысшей ступени», а в философии превзошел всех, ибо более всего «он изучал и любил философию», стремясь разрешить вековечные философские вопросы – о смысле жизни и смерти, страданиях и счастье, грехопадении и искуплении, Боге и мире, человеке и его предназначении. Для преподобного Максима Исповедника характерно ясно осознание таинственности Божьего мира и изумление перед величием Творца вселенной. С юных лет задаваясь самыми животрепещущими и главными вопросами философии, которые волновали всех библейских мудрецов – Иова, Давида и Соломона, равно как и эллинских философов – Сократа, Платона и Аристотеля, а затем стоиков и неоплатоников, преподобный Максим Исповедник с величайшей ревностью изучал философию и восклицал: «Как не удивляться, созерцая неизмеримую и превыше изумления сущую пучину благости? Или как не ужасаться, помышляя, как и откуда произошли словесное и умное существо и четыре стихии, из которых составились тела? Какая сила, подвигшись к действию, привела оные в бытие? Откуда произошли мы? Что значим? Для какой цели существуем, и куда несемся в потоке видимых вещей». Усердные занятия философией воспламенили в душе святого Максима жажду знаний и приучили его ум к диалектике и утонченной метафизике, подобно святителю Григорию Богослову он использовал философию, чтобы защищать вселенскую истины Православия и бороться с лжеучениями, как Херувим с огненным мечом стоя на страже догматов Церкви. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского: «Позже в спорах с монофелитами сказалось большое диалектическое дарование преподобного и его формально-логическая культура. Но кроме того и большая начитанность, и не только в церковной, но и в светской литературе». Наделенный рассудительностью и проницательным умом, святой Максим Исповедник умел отличать ложь от истины – изучая философию, он благоразумно брал только самое лучшее, отвергая заблуждения эллинских мудрецов – их софистику и ложные умозаключения. С юных лет преподобный Максим Исповедник начал изучать Священное Писание и творения святых отцов Церкви – особенно возлюбил он произведения святителя Григория Богослова и богословские трактаты святого Дионисия Ареопагита. Со дней юности своей Максим Исповедник отличался не только любомудрием, но и смиренномудрием – несмотря на свое благородное происхождение и превосходное образование он был удивительно скромным человеком: «Он был столь предрасположен к скромности, что только ее одну считал важной и достойной похвалы, признавая ее превыше всей славы человеческой… Но ни знатность рода, продолжает жизнеописатель, ни образование, в котором не было ему равного, ни высокие добродетели, и ничто другое не могло возбудить в нём высокого мнения о себе: скромность он почитал единственным украшением жизни и ценил выше всякой человеческой славы». Сам преподобный Максим Исповедник говорил, что смирение – это основа преуспевания в познаниях: «Если хочешь быть сведущ и вместе скромен, и не рабствовать страсти высокомерия: то всегда ищи в вещах, что скрыто от твоего разума, и найдя многое и различное неизвестное тебе, ты почудишься своему невежеству, и умеришь высокомерие свое. А познав себя, познаешь многое, великое и дивное. Ибо мечтание о своих знаниях не дает успевать в познаниях». Знатность рода, великолепные умственные дарования, ученость и высокий нравственный характер преподобного Максима Исповедника вскоре обратили на себя внимание – сам император Ираклий, вступивший на престол в 610 году, сделал его первым секретарем царской канцелярии. С усердием и успехом преподобный Максим Исповедник исполнял возложенное на него служение, являясь рассудительным и проницательным советником, но ни слава, ни пышность и роскошь императорского двора, ни власть и богатство не привлекали его душу – он ощущал себя орлом, заключенным в золотой клетке, более всего ценил любомудрие и чтение, молитву и Богомыслие. По созерцательной натуре своей преподобный Максим Исповедник – любитель уединения и безмолвия, он тяготился суетой и тревогами мирской жизни – особенно шумной и мутной жизнью императорского двора, где надменные и самолюбивые придворные плели интриги, как пауки плетут свои сети. Задумчиво вглядываясь в суетность мирской жизни и понимая насколько обманчив блеск земного величия, святой Максим Исповедник с тоской и грустью Екклесиаста говорил – «все суета сует и томление духа», его душа рвалась к Богу – на свободу духовной жизни, и он все более стал задумываться об иночестве. В молодые годы, когда Максим Исповедник служил в царской канцелярии, начала распространяться новая ересь – монофелитство, которая поддерживалась многими представителями государственной и церковной власти, и он сразу распознал в ней угрозу Православной Церкви, а кроме того шумная придворная жизнь настолько стала тягостной для возвышенной души Максима, что он решился покинуть императорский двор и оставил мирскую жизнь, поселившись в Хризопольском монастыре, расположенном близи Халкидона, «где процветало тогда любомудрие». По воззрению профессора А.И. Сидорова греческое «Житие» преподобного Максима Исповедника – это «икона», к которой бессмысленно применять мерки исторического реализма, оно улавливает сущностные черты его личности – удивительное смирение, неистребимую жажду познаний и любовь к мудрости, но факты жизни Максима Исповедника «здесь смыты и, скорее всего, сильно искажены», поэтому надлежит обратиться к сирийской биографии, рассказывающей о том, что преподобный Максим Исповедник не сын изысканных столичных аристократов, а отпрыск гонимых и бедных людей, он родился в Палестине, в местечке Хешви, отцом его был некий самарянин и ремесленник из Сихара, а матерью – рабыня-персиянка, находящаяся в услужении иудея по имени Задок. Надо сказать, что явно ошибочное мнение профессора А.И. Сидорова не выдерживает никакой церковной и научной критики – во-первых, в греческом «Житии» образ преподобного Максима Исповедника реалистичен, а не идеалистичен, поэтому, являясь «иконой» его жизни, оно не искажает и фактов, полностью отвечая критерию исторического реализма, во-вторых, сирийская биография написана еретиком-монофелитом Георгием Решайнским, пытавшимся всячески оклеветать святого Максима Исповедника и обвинить его в самых разнообразных грехах, нечестии и догматических заблуждениях – например в оригенизме, в-третьих, сообщение греческого «Жития» о том, что преподобный Максим Исповедник был секретарем императора Ираклия – это неопровержимый исторический факт, но сын гонимых и бедных людей из Палестины в те дни не смог бы получить превосходное столичное образование и попасть на высокую службу при царском дворе.
Ведя монашескую жизнь, преподобный Максим Исповедник всецело погрузился в молитву и Богомыслие, изучал Слово Божие и прославился среди монахов мудростью, благочестием и смирением за что против своей воли был избран игуменом монастыря и стал наставником иноков. Краткие и отрывочные сведения о жизни преподобного Максима Исповедника в монастыре восполняются его подвижническими и нравственно-аскетическими творениями, где он начертал высокий идеал иноческого жития и приоткрыл завесу с внутренней жизни своей души, составил душеполезные советы и поучения для всех монашествующих. В изображении преподобного Максима Исповедника уединенная и созерцательная жизнь инока так же далека от жизни мирских людей, как величественный свод сияющих звездных небес возвышается над бурным и волнующимся морем, ибо мирские люди угождают своим страстям, ищут суетной славы и роскоши, зыбкой власти и чувственных наслаждений, обольщаются мудростью мира сего, между ними постоянные раздоры, в них не найти евангельской любви и милосердия, в то время как монах угождает Богу и борется со страстями, он бескорыстен и воздержан, держит в узде плоть свою и нестяжателен, он отрешен умом от житейских забот и устремлен к Богу, не живет ни дня без псалмопения и молитвы, не имеет собственности и живет как странник на земле, ищущий Царство Небесное и правду его, он хранит ум от помыслов и очищает сердце свое слезами покаяния, возвышает ум молитвой до созерцания, а мысль – до Богомыслия. Как рассудительный и духовно опытный подвижник, преподобный Максим Исповедник особенно акцентировал внимание на том, что монах призван отречься от всех мирских вещей ради служения Богу и единения с Ним, но еще более великое дело – уметь чистый ум и не грешить даже в помыслах своих. Как Херувим с огненным мечом стоит у врат Эдема, так и монах должен стоять на страже ума и сердца своего, отсекать греховные желания и помышления, не воображать в молитве и Богомыслии – доверять не своей фантазии и ограниченному уму, а Слову Божиему и святотеческой мудрости. В своих творениях преподобный Максим Исповедник дает бесценные советы в искусстве невидимой духовной брани: орудие против блуда – пост и ночное бдение, подвижнические труды и уединение; против гнева и печали – бесстрастие к славе и смирение, осознание своего окаянства и надежда на Бога и Его благой Промысел; против злопамятства – прощение обид и молитва за оскорбивших нас; против рассеянности ума – внимание и страх Божий. Вся подвижническая жизнь – это восхождение на небеса, а ее высшая цель – обретение не только бесстрастия, но и евангельской любви к Богу, ближним и даже врагам; здесь преподобный Максим Исповедник полностью созвучен знаменитой «Лествице» святого Иоанна, игумена горы Синайской.. В «Слове о подвижнической жизни» преподобный Максим Исповедник указывал на то, что «невозможно уму совершенно посвятить себя Богу, если он не стяжал трех добродетелей: любви, воздержания и молитвы. Ибо любовь укрощает ярость, воздержание истощает желание, а молитва отделяет ум от всех помыслов и представляет его нагим Самому Богу. Таковы суть три добродетели, которые объемлют собой все добродетели, и без них уму невозможно посвятить себя Богу». Размышляя о тайне монашества – о том, что движет христианами, отрекающимися от всего мира ради Бога, преподобный Максим Исповедник говорит, что любовь есть тайна монашества, она – начало и венец иноческого пути, Альфа и Омега нашей духовной жизни, ибо возлюбив Бога всем сердцем, инок становится равнодушен к славе, мудрости и соблазнам мира сего, он готов принять нищету, гонения и смерть за имя Христово, он жаждет жить небесной жизнью Ангелов на земле – жить молитвой, Богомыслием и созерцаниями, вознося свой ум к Всевышнему, но достигается такая жизнь через подвижничество. В своих великолепных «Главах о любви», овеянных духом Нового Завета и проникнутых опытом и мудростью подвижнической жизни, преподобный Максим Исповедник слагает возвышенный богословский гимн любви – совокупности всех совершенств и вершине всех добродетелей, возвещая о том, что любящий Бога томится на земле и жаждет вечного Богообщения, ум его устремлен к Всевышнему, а сердце испытало, что нет ничего лучше, драгоценней и прекраснее, чем любовь к Богу и Божья любовь к нам: «Любовь есть благое расположение души, в соответствии с которым она ничего из сущего не предпочитает ведению Бога. Но навык такой любви невозможно приобрести тому, кто имеет пристрастие к чему-либо земному. Любовь порождается бесстрастием, бесстрастие – упованием на Бога, упование – терпением и великодушием, они – всеобъемлющим воздержанием, воздержание – страхом Божиим, а этот страх – верой в Господа. Верующий Господу боится вечного наказания; боящийся наказания воздерживается от страстей; воздерживающийся от страстей терпеливо переносит скорби; терпеливо переносящий скорби возымеет упование на Бога; упование на Бога отрешает ум от всякого земного пристрастия, а отрешенный от этого ум возымеет любовь к Богу. Любящий Бога предпочитает ведение Бога всему сотворенному Им и непрестанно в любовном томлении устремляется к этому ведению. Если все сущие произошли через Бога и ради Бога, и если Бог лучше сотворенного Им, то покидающий несравнимо лучшего Бога и обращающий свое внимание на вещи худшие показывает, что он предпочитает Богу сотворенное Им. Кто имеет ум, пригвожденный любовью к Богу, тот презирает зримые твари и само тело, как нечто чуждое ему. Если душа лучше тела и несравнимо лучше мира сотворивший его Бог, то предпочитающий душе тело и Богу созданный Им мир ничем не отличается от идолослужителей. Отделивший ум свой от любви к Богу и от усердного прилежания в молитвах Ему, привязавшийся этим умом к чему-либо чувственному – такой человек и является предпочитающим душе тело и Богу Творцу создания Его. Если жизнь ума есть просвещенность ведением, а эта просвещенность рождается любовью к Богу, то правильно говорится, что нет ничего выше любви к Богу. Когда влечением любви ум возносится к Богу, тогда он совершенно не чувствует ни самого себя, ни что-либо из сущих».
По красивому и поэтическому изречению святого Максима Исповедника, содержащему глубокую христианскую мудрость, озаряемый Божественным Светом подвижник становится бесчувственен ко всему суетному и преходящему – ко всем мирским благам, ибо он испытал неизреченную радость Богообщения – как око не видит звезд, когда восходит солнце, так и душа его не желает смотреть на мир, хоть природа и прекрасна, но жаждет всецело стать оком, созерцающим величие и славу Бога, Которого с трепетом воспевают Серафимы и Херувимы, а человек, ощутивший Божественное величие, ощущает и свое окаянство, и в изумлении и трепете готов воскликнуть с пророком Исайей: «горе мне! Погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа!» (Ис.6:5). Главное дело монаха – непрестанно возносить Богу чистую молитву. По воззрению преподобного Максима Исповедника «есть два состояния чистой молитвы: одно соответствует подвизающимся в духовном делании, а другое – подвизающимся в созерцании. Первое возникает в душе из страха Божия и благой надежды, второе – от Божественной Любви и высшей чистоты. Признаками первого состояния являются собирание ума и удаление его от всех мирских мыслей, творение сосредоточенной и ничем не приводимой в смятение молитвы, так, как будто Сам Бог перед молящимися, – а Он действительно и предстоит. Признак второго – восхищение ума Божественным и беспредельным светом в самом порыве молитвы, когда он вообще не чувствует ни самого себя, ни что-либо из сущих, а лишь одного Того, Кто Своей любовью так озаряет его. Тогда, двигаясь вблизи логосов, которые окрест Бога, ум воспринимает чистые и явные отобразы Его». Для того, что ум отрешился от суетных помышлений и научился возвышенному Богомыслию и непрестанной молитве, преподобный Максим Исповедник советует читать Священное Писание и бороться со страстями – читающий Слово Божие с рассуждением и опорой на святых отцов Церкви обретает страх Божий и трезвение ума, а очищающий сердце свое от страстей – делает его подобно зеркалу, отражающему свет славы Господней, обретает мудрость и постижение сокровенных Божественных тайн. Преподобный Максим Исповедник провозглашает, что Истина – это не абстрактная идея и отвлеченное понятие, а Сам Господь Бог, отсюда – путь познания Истины есть не односторонний интеллектуальный путь умозаключений и умозрений, а целостный путь духовной жизни, охватывающей и преображающей всего человека – его ум, сердце и волю, ибо в христианском смысле познание Истины есть преображение человека по образу Истины – уподобление Иисусу Христу через веру и исповедание догматов Православия, жить по заповедям евангелия и участие в таинствах Церкви. Если человек не уверовал во Христа Богочеловека и не возлюбил Бога всем сердцем своим, то он не достигнет познания Истины. Если человек не очистил сердце свое от страстей, то он не узрит славу Святой Троицы – не станет боговидцем. Если человек отступает от догматов Церкви, то он отступает от Самой Истины, а если пренебрегает таинствами ее, то не имеет полноценной духовной жизни и истинного Богопознания. Для того, чтобы взойти на высоты Богопознания и созерцания, необходимо жить молитвенной и подвижнической жизнью – возносить ум к познанию Святой Троицы посредством высоких мыслей, чтобы в таинственном созерцании вступить в облако славы Господней и пребывать с Богом, но для этого нужны два крыла – любящее сердце и отрешенный ум, ибо ум, прикованный к земным вещам и сердце, отданное суете и не любящее Бога, но отягченное нераскаянными грехами, это бескрылая птица, которая не в силах взлететь в небеса. Как зоркий душеведец, святой Максим Исповедник предостерегал, что в основе христианской жизни лежит смирение, оно должно сопровождать христианин всюду и стать его тенью, иначе подвижник впадет в гордость и самомнение, начнет презирать людей и помрачится умом своим – впадет в прелесть и утратит как чистоту сердца, так и истинное Богопознание. Все написанное преподобным Максимом Исповедником проистекало не из философских умозрений, а из личного опыта подвижнической жизни – он изнурял плоть свою постом, а мысль возводил в Богомыслием, проводил дни в изучении Слова Божиего, святоотеческой литературы и аскетических трудах, а ночи – в молитвенном бдении, он любил Псалтырь и молитву больше самой жизни, совершенно отрешился умом от мирских вещей, изумляя иноков не только высотой своей мудрости, но и глубоким смирением и страхом Божиим, которым были проникнуты все его слова и размышления. Преподобный Максим Исповедник освоил учение эллинских философов, их физику, логику, этику и метафизику, но он был верным сыном Церкви и избрал монашескую жизнь, чтобы стяжать духовный опыт Богообщения и деятельное ведение Бога, осуществляющееся в любви к Нему и к ближним, в бесстрастии, милосердии и молитве за мир, он осознал, что одних философских средств – логики, метафизики и диалектики – недостаточно, чтобы познать Истину, которая открывается только тем, кто уверовал во Христа и очищает сердце свое, возносит ум к Богу и помышляет не о земном, а о горнем – небесном и вечном. Приняв сан игумена, преподобный Максим Исповедник заботился о всех братьях своих – ни один монах не был у него в пренебрежении, но каждый получал утешение и назидание, он наставлял с кротостью и строгостью, был верен правде Божьей и проникнут любовью к ближним, вдохновлял иноков на аскетические подвиги, изъяснял Библию и давал советы и наставления в духовной жизни. По своему смирению преподобный Максим Исповедник не принял сан священника, оставшись только монахом, но слава о его мудрости, учености и богоугодной жизни со временем облетела весь православный Восток. Люди всех званий от архиереев до простых иноков, от знатных вельмож до простолюдинов стекались к нему за советами и наставлениями, а он назидал их в вере и благочестии, устно и письменно объясняя сокровенный смысл Священного Писания и суть подвижнической жизни как отречения от мира и стремления к Богу.
В те времена все более набирала силу монофелитская ересь, возмущавшая мир в Церкви. Как ревностный защитник Православия и хранитель церковного Предания, святой Максим Исповедник временами оставлял монастырь и посещал окрестные земли, бывал на Кипре, где спорил с северианами и участвовал в диспутах с монофелитскими архиереями, посещал Александрию и Египет для просвещения христиан, борьбы с различными ересями и защиты Православия. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского с 30-х годов VII века, а может и чуть ранее – со второй половины 20-х годов, начинается странническая жизнь преподобного Максима Исповедника, неразрывно связанная с историей догматической борьбы против монофелитов, отвергающих во Христе Спасителе наличие человеческой свободы. В начале VII века догмат о двух волях во Христе Богочеловеке – Божественной и человеческой – еще не был догматически сформулирован на Вселенских Соборах, а потом среди монофизитов, утверждавших, что в Личности Иисуса Христа только одно Божественное естество, возникло и монофелитство – учение о том, что у Христа Богочеловека только одна Божественная воля, между тем и среди православных христиан нашлось много людей – от епископов до простых верующих – которые не могли постичь тайну Богочеловечества Иисуса Христа и утверждали, что в единой Личности Его не может быть двух воль – Божественной и человеческой: «Возможное ли дело, чтобы в одном лице были две противоположные воли? Допустить это по отношению к Богочеловеку не значит ли отделить в Нем, подобно Несторию, Божество от человечества и ниспровергнуть таким образом истину вочеловечения? И не будут ли эти две воли постоянно противоборствовать одна другой? Нет, во Христе одна воля, и именно Божественная. Человечество Его не более как послушный орган, страдательное орудие Божества. Оно совершало свои естественные действия не по собственному побуждению, не в отдельности и не вопреки мановению и направлению ипостасно соединенного с ним Слова, но когда, как и в какой мере хотело того Бог-Слово. Как наше тело управляется душой, так человеческая природа во Христе всегда и во всем была движима и направляема Божеством». Первым виновником распространения новой ереси был константинопольский патриарх Сергий, который с юных лет был отравлен ересью монофизитства, в котором, как в семени, скрывалось у монофелитское лжеучение. В послании к Киру Фазидскому Сергий излагал монофелитские идеи и писал о том, что «у Христа, истинного Бога нашего одно животворящее действование», «никто не говорил, что во Христе Боге нашем две воли». Распространению монофелитства способствовали и исторические обстоятельства: византийская империя в начале VII века находилась в бедственном положении – она терпела постоянные нападения от аваров до персов, внутри ее многочисленны были сторонники монофизитства, поэтому в 622 году император Ираклий при содействии патриарха Сергий старался учением о единой воле во Христе Богочеловеке примирить Православную Церковь и монофизитов, а митрополиту Аркадию Кипрскому было запрещено проповедовать учение о двух волях во Христе Спасителе. В 626 году император Ираклий благодаря патриарху Сергию сумел увлечь в монофелитскую ересь Кира, епископа Фазидского, ставшего одним из самых ревностных поборников нового лжеучения, который после смерти Георгия Александрийского в 630 году стал новым александрийским патриархом. На защиту православной веры против монофелитской ереси и униатских глав Кира, выступил ученый палестинской монах Софроний – выдающийся борец с монофелитами и будущий иерусалимский патриарх, с которым у преподобного Максима Исповедника сложились самые добрые и доверительные отношения – он всегда прислушивался к советам и наставлениям Софрония, в послании к Петру Сиятельному называя его «благословенным владыкой, отцом и учителем, господином аввой Софронием, подлинно благоразумным и мудрым, заступником за истину и непобедимым борцом за божественные догматы, могущим делом и словом сражаться со всякой ересью». По свидетельству греческого «Жития» преподобный Максим Исповедник вместе с Софронием и православными монахами, искавшими убежище от набегов иноплеменников и распространяющегося монофелитства, был в Северной Африке, где православные христиане его почитали как духовного наставника, вступал в богословские диспуты и вел обширную переписку. В похвальном слове святому Максиму Исповеднику так восторженно характеризуется его проповедническая деятельность в Северной Африке: «Вступая в разговор с африканскими епископами, он своими божественными устами утверждал их в вере, наставлял и вразумлял их, как избегать коварства врагов и опровергать софистические умствования их. Многоопытный муж этот хорошо понимал, что для нас необходимы великое искусство и навык в диалектике, если хотим победить противников и низложить их надменную гордость, попирающую истинное знание. Поэтому он всячески вдохновлял православных, одушевлял, воспламенял в них дух мужества, исполнял духом ревности. Правда, епископы превышали его саном, но в отношении мудрости были гораздо ниже его, не говоря уже о других высоких качествах этого мужа. И они охотно внимали его речам, беспрекословно повиновались его убеждениям и советам, польза которых была так очевидна… И не только клир и все епископы, но и народ, и все начальники – все чувствовали в себе какое-то непреодолимое влечение к нему. Все жители не только Африки, но и близ лежавших островов почитали Максима как своего наставника, учителя и вождя».
Как ревностный исповедник Православия святой Софроний Иерусалимский участвовал в богословских спорах с Киром, убеждая его не отступать от Православия, затем он отправился в Константинополь и вступил в переговоры с патриархом Сергием, а став иерусалимским патриархом после смерти Модеста, издал «Окружное послание» и разослал его по всем Церквам, решительно провозглашая, что во Христе Богочеловеке одна Личность, но две воли – Божественная и человеческая. Не имея достаточных сил для борьбы с Софронием Иерусалимским, константинопольский патриарх Сергий, исповедующий монофелитскую ересь, обратился с посланием к римскому папе Гонорию, где убеждал его в том, что во Христе не может быть двух воль – Божественной и человеческой, а Гонорий, устав на сторону Сергия, вообразив себя третейским судьей, написал послания к Софронию и Киру, где писал, что «один Христос Господь совершал и Божеские и человеческие дела в том и другом естестве». Послание римского папы Гонория не восстановило мир в Церкви, а еще более воспламенило богословский спор о двух волях во Христе Богочеловеке, а константинопольский патриарх Сергий побудил императора Ираклия издать эдикт «Изложение веры», где повелевалось исповедовать, что во Христе «разумно одушевленная плоть Его раздельно и из собственного импульса, вопреки мановению ипостасно соединенного с ней Бога Слова, никогда не совершала своего естественного движения, но когда, как и сколько хотело само Слово». Когда константинопольский патриарх Сергий скончался, а его преемник на константинопольской кафедре Пирр обратился с письмами к преподобному Максиму Исповеднику, убеждая его принять новое учение – монофелитскую ересь, то Максим остался незыблем в Православии и продолжил богословскую борьбу с монофелитами, призывая всех христиан быть верными церковному Преданию и святоотеческому учению. Как тончайший метафизик и богослов преподобный Максим Исповедник чутко уловил, что в монофелитстве учили о Божественности Иисуса Христа в ущерб Его человеческого естества, воспринятого в Боговоплощении – непорочном зачатии и рождении от Пресвятой Богородицы, а потому – он стойко исповедовал, что Христос – второе Лицо святой Троицы, воплотившийся и вочеловечившийся Бог слов, пострадавший за нас в Своей плоти – по человеческому естеству, которое Он воспринял во всей полноте – дух, душу и тело, а следовательно, в Нем одна Божественная Личность, но два естества и две воли – Божественная и человеческая. После кончины святого Софрония Иерусалимского, преподобный Максим Исповедник стал главным борцом с ересью монофелитства. С грустью в сердце, видя преобладание еретиков на Востоке, поддерживаемых светской и духовной властью, он отправился на Запад, где употребил все свои силы в борьбе с монофелитством поддерживал деятельность римского папы Иоанна IV, направленную против еретиков. Известно, что преподобный Максим Исповедник прожил в Северной Африке около пяти лет (640-645), там он писал свои догматические и полемические сочинения, направленные против монофелитства и читаемые на всем православном Востоке – в Египте, Палестине, Кипре, Малой Азии, в них с полной силой раскрывается его твердая, несокрушимая преданность вере святых отцов Церкви: «Ничего не скажу я вам от себя, говорит он в одном месте, но напишу то, чему научился, что принял я от святых и блаженных отцов, как тех, которые переселились из сей жизни, так и тех, которые, оставаясь еще в живых, управляют кормилом святой Вселенской Церкви Божией; ни в чем не изменю их веру; с сей верой, при содействии их молитв, переселюсь я из этой жизни, эту веру – чистую, непорочную, чуждую всякой ереси, представлю я Богу вместо всякой заслуги… Я написал вам о сем, дабы вы знали, если только есть что-нибудь дельное в написанном мною, как прогонять волков, которые, прикрываясь овчей одеждой, нестройным воем своим смущают кротких овец Христова стада, и дабы не увлекались ложью, которая нечестиво принимает на себя вид истины». По справедливому замечанию профессора А.И. Сидорова в африканский период жизни святого Максима Исповедника окончательно сформировалось его догматическое учение о двух волях во Христе Богочеловеке, а в миросозерцании его «весьма отчетливо проступает наиважнейшая черта всего святоотеческого богословия: глубинная и неразрывная связь всех частей христианского вероучения, центральной осью которого является христология. Господь есть средоточие всего бытия, а поэтому полнота человечества, Его, правильно, и четко обозначенная преподобным Максимом, также приобретает как бы «космическое и вселенское» значение, ибо через эту полноту человечества Господа спасается всякая тварь. Наконец, что касается, непосредственно учения о «действиях» и «волях» во Христе, то здесь преподобный Максим, развивая мысли святого Софрония и других отцов и учителей Церкви, ясно указывал на соотнесенность их с двумя природами Господа, а не с Лицом Его. В то же время преподобный Максим убедительно доказал, что различие «действий» и «воль» во Христе не означает их противоположности, явив всю несостоятельность исходных постулатов монофелитов. Поэтому, согласно преподобному, в деле нашего спасения участвуют обе природы Господа с присущими им действиями и волями». Миросозерцание преподобного Максима Исповедника его богословские воззрения изложены в его догматических и полемических сочинениях, а африканский период его жизни завершается его диспутом с константинопольским патриархом Пирром, увенчавшимся блистательной победой Максима и публичным отречением Пирра от своих заблуждений. Под влиянием преподобного Максима Исповедника монофелитство было осуждено как ересь на поместном соборе в Африке, а прибыв в Рим, он установил доверительные отношения с римским папой Феодоритом – палестинским греком по происхождению, а затем и с его приемником святым Мартином, чье имя по праву может быть поставлено наряду с высокими ревнителями и непреклонными борцами за чистоту Православия на Востоке – Софронием Иерусалимским и Максимом Исповедником. В греческом «Житие» преподобного Максима Исповедника сказано, что «высоко ценя добродетель Марина, божественный Максим часто встречался с ним и, о чем требовалось, вел подобающие беседы. Поэтому советуемся с ним и о собрании отовсюду православных и устроении большого собора, чтобы от стольких богоносных мужей правая вера получила более твердое и непререкаемое исповедание, а учение противников подверглось бы явному и общеизвестному отвержению. Итак, собравшиеся в количестве ста пятидесяти, в присутствии с ними и премудрейшего Максима, совершили все с разумом и божественным Духом». Как замечает исследователь М. Зефиров: «В Риме преподобный Максим прожил около 10 лет (645–655), и в течение всего времени занимался по преимуществу учеными трудами. По словам жизнеописателя, здесь он написал большую часть своих догматических трактатов и посланий для утверждения верных и посрамления еретиков. Сочинения нравственные, подвижнические, истолковательные на Священное Писание, на творения святого Дионисия Ареопагита и святителя Григория Богослова написаны им в это же время. Все сии сочинения немедленно распространялись по всему христианскому миру и всюду разливали свет истины. В тоже время преподобный Максим занимался устными беседами с римскими христианами, которые ежедневно стекались к нему во множестве». По совету преподобного Максима Исповедника римский папа Мартин воззвал в Риме Латеранский собор, вынесший решительное и четкое догматическое определение о неслитном и нераздельном двойстве естественных волений и действий во Христе Богочеловеке, монофелитские иерархи были отлучены и преданы анафеме, экземпляр соборных актов с особым посланием от имени папы и всего собора был послан и императору, а энциклики разосланы во все христианские земли – «всем верующим во Христа».
Когда император Констант узнал о вероучительных определениях Латеранского собора, то пришел в ярость и приказал схватить защитников Православия – римского папу Мартина и преподобного Максима Исповедника – как ослушников царской воли. Во главе раввенского войска новый экзарх Каллиопа явился в Рим и 17 июня 653 года арестовал святого Мартина, ворвавшись с солдатами в храм и объявив его низложенным, а затем – римский иерарх был под стражей отведен на корабль и доставлен в Константинополь, где был обвинен в оскорблении императорского величества, три месяца провел в темнице и сослан в Херсонес Таврический, где скончался 16 сентября 655 года, замученный истязаниями и голодом. В одно время с римским папой Мартином взят был под стражу и отправлен в столицу Византии и преподобный Максим Исповедник с двумя своими учениками – монахом Анастасием и Анастасием, бывшем апокрисиарием Римской Церкви при константинопольском патриархе. По справедливому замечанию исследователя М. Зефирова: «Страдания преподобного Максима и его учеников за веру начались тотчас по прибытии их в Константинополь. Едва корабль, на котором они отправлены были из Рима, вошел в Византийскую пристань, как явился отряд вооруженных воинов, которые с грубостью взяв всех трех святых узников, повлекли их, босых и полунагих, по улицам города, и потом, как бы злодеев, бросили в мрачную темницу, заключив каждого в особое помещение. Чрез несколько дней начался допрос и суд, в полном присутствии Сената, при многочисленных зрителях из всех сословий города. Председателем суда назначен был Сакелларий, человек, по словам жизнеописателя, наглый до бесстыдства, дерзкий на слова, бесчувственный и жестокий по нраву. Ни почтенная старость святого исповедника – 75 лет, ни благодать сиявшая в его взорах, ни степенный и кроткий вид, не могли внушить ему уважения к святому старцу. Прочие судьи также были предубеждены против преподобного Максима. Когда он введен был в палату суда, взоры всех устремились на него, и в этих взорах, замечает жизнеописатель, были не жалость и сострадание, но неприязнь, злоба и ярость». В Константинополе преподобного Максима Исповедника судили как государственного преступника и возмутителя мира в Церкви – суд был неистовым, а обвинения – громкими и абсурдными. Преподобному Максиму Исповеднику инкриминировали разжигание ненависти к императору Константу, обвиняли его в том, что он чуть ли не в одиночку сдал сарацинам Египет и Африку, соучаствовал в бунте совместно с экзархом Северной Африки, но святой Максим опроверг всю клевету. По справедливому умозаключению протоиерея Георгия Флоровского, политические обвинения преподобного Максима Исповедника были только предлогом – светских защитников ереси монофелитства более всего раздражала его «духовная независимость и твердое отрицание прав царя в вопросах веры, отрицание церковного авторитета царской власти», а монофелитских иерархов раздражало то, что в спокойном осознании своей догматической правоты святой Максим Исповедник противостоял целому сонму уклонившихся в ересь архиереев и был непоколебим в Православии. Протоиерей Иоанн Мейендорф писал что «до нас дошла стенографическая запись его дела – «Acta Maximi». Максим стоял на своем твердо, и история суда над ним показывает какую огромную духовную роль играла в то время его личность. Когда ему было поставлено на вид, что он, обыкновенный монах, восстает против мнения всех патриархов, Максим отвечал, что, если бы даже Ангел с небес проповедовал ересь, то он, Максим, все равно бы отстаивал истину Православия. Отвечая на предложение согласиться с Типосом хотя бы во имя единства Византии и Рима, он заявил: Я думаю не об единении или разъединении римлян и греков, но о том, чтобы мне не отступить от правой веры». Он бросил вызов цезаропапистскому поведению Ираклия и Константа, сказа, что «не дело царей, но дело священников исследовать и определять спасительные догматы кафолической Церкви».
По характеристике выдающегося православного богослова Владимира Лосского религиозная сущность трагической драмы столкновения преподобного Максима Исповедника со светской и духовной властью, оказавшейся в руках монофелитов, – это богословская борьба за Православие столкновение «кафоличности» преподобного Максима с «экуменичностью» его противников. В богословской полемике с монофелитами преподобный Максим Исповедник сказал – «если даже вся вселенная будет в общении с вами, я один не буду», ибо в его сознании «кафоличность» – это истинная соборность и вселенскость Православной Церкви, соединяющей небо и землю, это – пребывание в согласии с Богом и Вселенскими Соборами Церкви, это – жизнь в Духе Истины и Откровения, а потому – здесь важно не число верующих, а истинность и православность их веры – если бы наша земная Церковь состояла из двух или трех человек, то и тогда она была бы кафолической – Вселенской Церковью, ибо, во-первых, Сам Христос сказал – «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их», а во-вторых, земная Церковь есть подножие и скиния Церкви Небесной, в которую входят все святые и мириады Ангелов света, отсюда – истинная соборность заключена не в количестве голосов, а в причастности Богу и согласии с Духом Истины и Откровения, с верностью Иисусу Христу и Его земной и Небесной Церкви. В догматической борьбе за чистоту Православия преподобный Максим Исповедник был тверд в вере как адамант – он не шел на компромиссы, но ссылаясь на слова апостола Петра, говорил, что православная вера во Христа Богочеловека – краеугольный камень исторического и метафизического бытия Церкви, а, следовательно, «правое и спасительное исповедание» и есть онтологическая основа соборности. Преподобный Максим Исповедник не был ниспровергателем церковной иерархии, он веровал, что Бог поставил в Церкви апостолов, пророков и учителей, но предостерегал, что дьявол воздвиг лжеапостолов, лжепророков и лжеучителей – еретиков. По словам преподобного Максима Исповедника «епископ есть посредник между Богом и народом» и представитель в Церкви Иисуса Христа. «Как в Иисусе Христе непостижимо соединено Божественное достоинство с немощным и уничиженным человечеством: так и в епископе высочайший сан сопряжен с немощью человеческой природы. Господь для того и учредил на земле вместо себя Священство, чтобы в нем быть видимым и телесно, и чтобы тайны Его не переставали быть открытыми для тех, кои могут созерцать оные». «Епископов поставляет Дух Святой, чтобы они были спасителями и хранителями душ; просвещение и милости Божии чрез них изливаются на верующих». «Епископ, по дарованной ему благодати первосвященства есть образ и подражатель Божественной на земле благости». «Он, по дару благодати, при тщательном исполнении своего священного служения, восходит на высоту, едва доступную для человеческого естества, и возводит туда долу лежащих, отвлекая их от всего земного и возбуждая любовь к Богу». «Как солнечный луч привлекает к себе око здравое и по естеству увеселяющееся светом и сообщает ему собственную светлость, так и истинное Священство, поелику оно во всем есть образ блаженного Божества для сущих на земли, всякую боголюбивую душу влечет к себе и делает ее причастницей своего ведения, мира и любви». «Епископ есть глава видимого тела Церкви, при содействии Духа, сочленяющий члены или части сего тела в единство». По мысли преподобного Максима Исповедника без архиереев ничто не может совершаться в Церкви. «Все священно-служебные действия должны быть относимы к Иерарху, так как бы он сам совершал эти священнодействия руками тех, кого сам поставил на степени священства и кому дал силу священнодействовать. Но кроме того исключительно непосредственному священнодействию иерарха, а отнюдь не действованию его чрез других, предоставлено освящение мира, освящение жертвенника, чтобы на нем могла быть приносима бескровная жертва, и рукоположение на степени священства». «Все это делает один только Иерарх, и без этого пресвитер не может ни крестить, ни приносить бескровной жертвы, но он может священнодействовать только тогда, когда все это наперед освящено уже епископом». Преподобный максим Исповедник был убежден, что высшее дело иерархов Церкви – хранить догматы Православия и апостольское Предание, духовно просвещать свою паству – догматически и нравственно, а потому – признаком «великой дерзости и безрассудства, если бы кто осмелился самовольно изменять то, что определено Божественным Духом чрез иерархическую власть». «Кто ниспровергает догматы и правила святых пастырей и учителей, тот ниспровергает самую Церковь: без них она не может существовать». Преподобный Максим Исповедник признавал, что «иерархический принцип вытекает из природы Церкви; он необходимое требование ее организации как религиозного союза, соответствует принципам и заветам Христа и в корне своем есть Его непосредственное установление. Христос получил власть от Отца... дал ее апостолам, которых избрал Сам. Апостолы передали ее пресвитерам-пастырям и другим лицам актом хиротонии». Но по православному воззрению Максима Исповедника единственным гарантом богоустановленности иерархии в Церкви является «правое и спасительное исповедание веры», без которого иерархи перестают служить Богу и начинают в услужение князю мира сего – дьяволу, становясь лжеучителями. При допросах, на суде и в страшных истязаниях преподобный Максим Исповедник сохранял спокойствие и величие духа, изумляя своих противников твердостью в вере и готовностью принять страдания и смерть за Христа: «Если вочеловечившийся нас ради Господь и Бог всяческих, посредством страданий, креста и смерти вошел в свою славу, ибо Ему определено было прежде пострадать, а потом внити в славу свою (Лук.;24:25): то не упадем духом во время искушений, но взирая на Начальника веры и совершителя Иисуса (Евр.;12:2), мужественно претерпим случающиеся с нами несчастья, потому что концом всех скорбей наших будет радость, концом трудов успокоение, а бесславия – слава; словом сказать, все наши бедствия за доброе дело окончатся постоянным сожительством с Богом, наслаждением вечным и бесконечным покоем». В каждом слове преподобного Максима Исповедника чувствовалась сила неугасимой веры и сила несокрушимого духа, сила Божьей правды и чистой совести, не идущей на компромиссы с сомнительными учениями мудрецов мира сего, лежащего во зле. Ни тяжелые и продолжительные пытки и мучения, ни обещания и лесть, ни угроза смерти – ничто не могло поколебать веру преподобного Максима Исповедника, которая оставалась незыблемой в испытаниях, как могучая скала, о которую тщетно ударяются морские волны. Преподобный Максим Исповедник бесстрашно провозглашал, что если мы хотим мыслить о Боге благочестиво, то нам нужно исповедовать во Христе Спасителе одну Божественную Личность, но два естества и две воли – Божественную и человеческую, иначе Он «не мог бы быть истинным по естеству Богом и истинным по естеству человеком, если бы не имел соответствующих естествам волей и действий». Как богомудрый богослов Максим Исповедник указывал на то, что «из всего Писания Ветхого и Нового Завета, из писаний святых учителей и определений Соборов мы научаемся, что воплотившийся Господь и по Божеству и по человечеству имеет произволение и деятельность, что Он все имеет по тому и другому, и как Бог и как человек, исключая греха. Если же Он совершен в том и другом без всякого ущерба: то очевидно, что тот совершенно извращает тайну Его, кто исповедует Его не тем, что Он есть, отрицая существенные качества обоих Его естеств». Как ученейший философ и тонкий метафизик, он напоминал, что всякому знакомому с метафизикой Аристотеля известно, что каждая разумная природа, будучи конкретной реальностью, имеет силу произволения и деятельности, а значит, двум природам во Христе Богочеловеке должны соответствовать две воли – Божественная и человеческая.
После суда преподобного Максима Исповедника сослали в Визию – небольшую крепость во Фракии, где он остался без средств к существованию, терпел унижения и лишения, но никакие лишения не сломили твердость его могучего духа, он продолжать защищать Православие, писать против монофелитства и волновать умы. Во Фракию к святому страдальцу явилось посольство во главе с епископом Феодосием, но в беседе с ним Максим Исповедник не изменил своих убеждений и уверял прибывших в необходимости анафематствовать ересиархов, поразив твердостью и пламенностью своей веры и глубокой богословской мудростью Феодосия, признавшего его неоспоримую догматическую правоту. Спустя восемь дней консул Павел, передал Максиму Исповеднику распоряжение императора проводить его с великой честью в обитель святого Феодора, где преподобного старца посетили два императорских посланник –Епифаний и Троил, обещавшие, что если он примет учение об одной воле во Христе, то его ожидают великие почести. Со всей решимостью своего сердца сражаться за вселенскую истину Православия до конца, преподобный Максим Исповедник ответил на льстивое предложение посланцев императора: «все Небесные Силы не убедят меня сделать то, что вы предлагаете». Разгневанные непоколебимой твердостью веры Максима Исповедника, патриции с яростью набросились на него и с грубыми ругательствами жестокого избили старца. Лишь заступничество епископа Феодосия умерило их пыл и предотвратило расправу над святым. На следующий день по воле императора Максим Исповедник был снова сослан – сперва в Селемврию – город во Фракии, а затем – в Перверис, где был заключен в темницу и томился в течение пяти лет. Последнюю попытку призвать Максима исповедника к «смирению» предпринял патриарх Петр, посланцы которого в 658 году посетили святого страдальца и угрожали ему тем, что в случае отказа отказать принять монофелитство, его будет ожидать анафематствование и смертная казнь, но преподобный Максим Исповедник не устрашился их речей и остался непреклонен. В 662 году преподобного Макима Исповедника из ссылки доставили на судилище в Константинополь, чтобы подвергнуть кровавым и жестоким истязаниям – его вновь пытали, отрезали язык и правую руку, а затем, измученного провели по всем кварталам города для всеобщего осмеяния. После всех истязаний, преподобного Максима отправили в ссылку в Колхиду – на Кавказ, где его заточили в крепости Шемари. В последние дни жизни Максим Исповедник утешен был небесным видением – ему открылся день и час его кончины и то, что Господь примет его в неземные обители Свои. В скором времени – 13 августа 662 года преподобный Максим Исповедник мирно скончался, душа его отошла в Царство Небесное, а сам он был прославлен в лике святых Православной Церковью. По церковному Преданию три чудесные лампады возгорались по ночам над могилой святого Максима Исповедника, изумляя местных жителей. Как заметил протоиерей Георгий Флоровский: «На месте кончины преподобного, на Кавказе, о нем сохранилась живая и благоговейная память. С победою над монофелитством и с торжеством православия на VI-м Вселенском соборе был оценен великий и мученический подвиг Максима, и его высоко чтили в Византии, как великого учителя и проповедника о Христе, сожигавшего своим огненосным словом наглоязычие еретиков. Его чтили и как писателя, особенно как мистика и аскета. Его книги были любимым чтением и мирян, и монахов… Сочинения Максима сохранились во многочисленных списках. Его влияние чувствуется во всех областях позднейшей византийской письменности. Он был типическим выразителем преданий и стремлений византийской старины». Во дни когда вся Византия была охвачена ересью монофелиства, а бесчеловечные пытки и кровавые гонения обрушились на православных христиан и почти никто не осмеливался открыто возвышать свой голос в защиту Православия, преподобный Максим Исповедник бесстрашно исповедовал ортодоксальное учение о двух природных волях и действованиях во Христе Спасителе. С апостольской самоотверженностью и несокрушимой твердостью духа и веры, святой Максим Исповедник – простой монах, не обладающий ни светской, ни духовной властью, но воодушевленный пламенной ревностью и любовью к Православию, за которое был готов пожертвовать жизнью, до последнего вздоха боролся за святые догматы Церкви, он проявил себя как блестящий полемист и ученейший богослов, тончайший диалектик и выдающийся метафизик, знаток Слова Божиего и хранитель церковного Предания, но вместе с тем, в мученической борьбе за веру он не ожесточился сердцем, но оставался молитвенником за весь мир, с благоговением и почтение относящимся к истинным пастырям Церкви и просвещающим всех христиан, которые готовы были внимать его речам и писаниям, наконец, он принял исповеднический венец за Христа и подвигом веры завершил свою славную, но страдальческую жизнь. На шестом Вселенском Соборе в 680 году преподобный Максим Исповедник был почтен и прославлен как светоч Вселенской Церкви, его враги были преданы анафеме, а его учение о двух волях в единой Божественной Личности Иисуса Христа стало драгоценным сокровищем в догматике Православия.
Преподобный Максим Исповедник был не только ревностным борцом с ересью монофелитства, молитвенником и подвижником, но и талантливым церковным писателем – защитником Православия и блестящим полемистом, тонким толкователем Священного Писания и богомудрым догматистом, наставником монахов и учителем в подвижнической жизни, оставившим свои сочинения как драгоценное наследие. Во всем написанном Максимом Исповедником ощущается опора на Библию и церковное Предание, каждое его слово – выковано в долгом и молчаливом раздумье, оно отражает его глубокий подвижнический опыт и богословскую мудрость – он писал с апостольским вдохновением, его миросозерцание стройно, натура цельна, а произведения образуют не систему, а скорее симфонию веры, опыта и мудрости, затрагивая все сферы религиозно-философской и богословской мысли. Литературное наследие святого Максима Исповедника чрезвычайно обширно и разнообразно по тематике и жанрам, оно занимает два солидных тома в «Патрологии» Миня, а профессор М.Д. Муретов, пытаясь систематизировать их, условно выделил богословско-экзегетические, догматико-полемические, антропологические, нравственно-аскетические произведения. К богословско-экзегетическим творениям преподобного Максима Исповедника принадлежат очерки и заметки, изъясняющие «трудные места» в Священном Писании – «Амбигвы к Иоанну», «О различных трудных местах (апориях)», «Амбигвы к Фоме (о различных недоумениях у святых Дионисия и Григория)», «Вопросы и недоумения», «Вопросоответы к Фалассию», «Толкование на молитву Господню», «Толкование на 59 Псалом». По несколько схематичному, но колоритному разъяснению профессора С.Л. Епифановича, существовало две главных богословских школы, более всего различавшихся по толкованию Священного Писания – александрийская и антиохийская: «Александрийцы были глубокими мистиками, антиохийцы – людьми трезвого рассудка. Те жили религиозным чувством, эти – научными интересами. Те любили созерцать в христианстве его таинственную, непостижимую сторону и трепетно ощущали в нем все высшее, духовное, божественное, ощущали так, что и не думали доказывать его рационально, находя полное удовлетворение в своем глубоком религиозном чувстве. Эти, наоборот, сосредоточивались не на таинственном и сокровенном, а на внешнем исторически данном содержании христианства и центр тяжести своих изысканий полагали в доказывании непостижимых тайн религии и в выработке точных и определенных богословских формул. В этом смысле тонкие различия между теми и другими сказываются во всех видах церковной письменности. Александрийцы в экзегетике держались таинственного смысла Писания, в апологетике посвящали много внимания теории о таинственных воздействиях Логоса в мире языческом, в полемике опирались на мистико-сотериологическую идею обожения, в истории отмечали супранатуральные факторы, управляющие ее движением. Антиохийцы же предпочитали в экзегетике буквально-историческое понимание (не разрешая истории в аллегорию), в апологетике и полемике сосредоточивались главным образом на своих диалектических доказательствах, в истории не поднимались выше рамок эмпирической действительности. В общем александрийцы всегда были богаче антиохийцев религиозным чувством, но уступали им в научной рефлексии и в точности своей терминологии. Наоборот, антиохийцы по образованности были всегда выше александрийцев, но уступали им по глубине проникновения в возвышенные догматы христианства. Указанное различие между александрийцами и антиохийцами, между мистиками и людьми трезвой науки, сказывалось как в богословии их, так и в аскетике. Александрийцы, следуя своим глубоким религиозным стремлениям, без всяких рациональных околичностей прямо созерцали во Христе Бога. Это было жизненным исповеданием их сотериологического упования – спасение (обожение) может подать только Бог. Эта идея составляла для них все. Для них не важны были рассуждения о том, как выразить и объяснить отношение ее к идее единобожия или как представить себе таинственное единство во Христе… Соответственно возвышенному характеру богословия александрийцев и аскетика их была в высшей степени одухотворенной. Мистические состояния, созерцательность выдвигались в ней на первый план, и даже в области практики подвижнической центр тяжести сосредоточивался на внутреннем подвиге борьбы с помыслами. Иного типа было богословие антиохийцев. Оно чуждо было возвышенных мистических полетов александрийцев. Элемент рассуждений в нем преобладал по преимуществу. В поте лица своего антиохийцы трудились над решением разных проблем, связанных с рациональным обоснованием христианских догматов. Их трудам мы обязаны целым рядом точных формул, которые со времени Халкидонского Собора вошли во всеобщее употребление как вполне удовлетворяющие интересам научной формулировки догматов… Насколько мистической стороне христианства антиохийцы не давали достаточного раскрытия, настолько и в аскетике чуждались всякой созерцательности. Аскетика их была внешняя, практическая, моралистическая; это – аскетика суровых подвигов плоти или деятельных христианских добродетелей. Антиохийцы были не «созерцателями», а «практиками» по преимуществу». Как экзегет преподобный Максим Исповедник не отвергал буквально-исторический смысл Библии и ее священной истории, но в толковании Слова Божиего он как мистик, утонченный философ и возвышенный идеалист, подобно александрийским экзегетам, применял иносказания и всегда стремился проникнуть вглубь буквы – к ее сокровенному и духовному смыслу; здесь он выступает как наследник Кирилла Александрийского, святого Григория Нисского, святителя Григория Богослова и святого Кирилла Александрийского, заявляя, что «держащиеся лишь буквы Писания, избрали противоположную Христу сторону, забывши об упразднении Им буквы закона и не постигши тайны воплощения. Они не только ослабили силу мысли своей буквой, но и оземленились душой своей и теперь пресмыкаются на земле вместо того, чтобы вознестись к Господу на высоту созерцаний. О них поистине нужно скорбеть как понесших уже наказание – испадение от истины – и как о доставивших иудеям много поводов к неверию». Протоиерей Георгий Флоровский обратил внимание на мистический символизм как характерную черту миросозерцания преподобного Максима Исповедника: «недостаточно и даже превратно прямое и буквальное понимание Писания. Ибо самая история всегда есть только символ, являющий и прикрывающий духовную реальность. То же относится и к богослужению, где всякое действие есть тайнодействие, символически означающее и осуществляющее определенные события в незримом умопостигаемом плане... Поэтому буквальное и прямое разумение Писания есть как бы убиение Христа, обитающего под буквой Писания. И запоздалый иудаизм, – ведь «буква» Закона упразднена, с пришествием истины и благодати. Буквализм в экзегетике есть иудаистическое нечувствие Воплощения... Ибо в целом Писание есть некое Воплощение Слова, – это есть «смысл всех гаданий и образов Писания и познание видимых и невидимых тварей»... Непосредственно от Слова научаются и богомудрые отцы, помазуемые Духом... От Слова и духовные озарения древних патриархов и всех святых».
По заветной мысли преподобного Максима Исповедника Ветхий Завет – это не только книга священной истории, но и собрание пророчеств и притч, нравственных назиданий и глубоких мистических прозрений, а Новый Завет – кладезь высочайшей Премудрости Божией, но чтобы проникнуть за покров буквы Писания нужно очищать свое сердце, возвышать свой ум к Богу и стяжать благодать Святого Духа – только тогда можно пережить и постичь Слово Божие. В понимании преподобного Максима Исповедника экзегетика сливается с экзегетикой, усердное изучение Священного Писания с напряженной духовной жизнью – только уверовав во Христа и исповедуя все догматы Церкви, очищая сердце свое от страстей и храня ум от суетных и мирских помышлений, участвуя в таинствах и преображаясь через духовное делание – стяжание благодати Святого Духа, человек может постичь таинственный, сокровенный, духовный и многомерный смысл Библии. Миросозерцание преподобного Максима Исповеднка было христоцентричным, что отразилось на его экзегетике – он использует аллегорический, анагогический и типологический методы толкования Библии, но в центре всех его раздумий – чудесная Божественная Личность Иисуса Христа; пророк и царь Давид в 59 Псалме предизображает Христа Спасителя: «Псалом сей надписывается: В конец, о изменитися хотящих потому что в конце времен вследствие пришествия Христова происходит, по добровольному изволению и выбору каждого, изменение и переход людей от неверия к вере, от порочности к добродетели и от неведения к ведению Бога; а также потому что затем при свершении веков благодаря Тому же Спасителю и Богу нашему, произойдет, посредством чаемого Воскресения, всеобщее и естественное в благодати обновление и изменение всего рода человеческого из смерти и тления в жизнь вечную и нетление. В столпописание Давиду – то есть Самому Христу, потому что благодаря божественному Воплощению Его, подобному столпу, уже произошло в Нем как в Родоначальнике и Спасителе, а вслед за Ним и в благочестиво живущих по Христу, уничтожение порочности; а также потому что через Него еще произойдет полное истребление смерти и тления. В научение, внегда сожже средоречие Сирийское, и Сирию Совальскую – псалом надписывается в научение нам, которые изменяются и будут изменяться (ясно, что речь идет о достохвальном и божественном изменении) духовным Давидом, то есть Христом Богом нашим. Ибо только Он один есть истинный Царь Израиля, видящего Бога, поскольку является Губителем всякой злобы и неведения, а также Победителем всякого времени и естества, через которые возникает порочность в нас». В толковании на молитву Господню – по четкости композиции, стройности литературного стиля и глубине богословской мысли, являющееся одним из лучших творений преподобного Максима Исповедника, молитва «Отче наш» заключает в себе семь главнейших тайн и составляет суть духовной жизни: «истощившееся Слово Божие, Самосовершитель всего через плоть Свою, в словах этой Молитвы дает нам прошение, научая нас усваивать те блага, которые действительно подает один Бог Отец, действуя через Сына – по природе Посредника во Святом Духе. И так как, по словам божественного Апостола, Посредник между Богом и людьми есть Господь Иисус, то Он являет людям посредством Своей плоти неведомого Отца, а через Дух приводит в Себе Самом к Отцу примиренных людей, для которых и ради которых Он непреложно стал человеком; Он становится Самосовершителем и Учителем новых тайн, которых так много, что разум не может объять ни числа, ни величия их. Среди них Он даровал людям, по избытку Своей щедрости, семь наиболее главных, смысл которых, как я сказал, и заключается сокровенно в содержании этой Молитвы. Данные тайны суть: богословие, усыновление в благодати, равночестность людей с Ангелами, причастие вечной жизни, восстановление человеческого естества в его первоначальном бесстрастном состоянии, ниспровержение закона греха и низложение лукавого, подчинившего нас, посредством обмана, своему тираническому владычеству». Одним из самых глубокомысленных произведений преподобного Максима Исповедника является «Мистагогия» – мистико-аллегорическое объяснение таинственного смысла церковных священнодействий и богослужебной символике, затрагивающее вопросы богословия и аскетики; здесь Максим Исповедник творчески развивает и углубляет мысли Дионисия Ареопагита, используя метод «символического тайнозрения», а сама его книга – «первый в греческой патристике литургический комментарий», имеющий исключительное значение и сильнейшее влияние на всю позднейшую литургическую письменность Византии.
С «Толкованием на Молитву Господню» и «Мистагогией» органично смыкается краткий экзегетический этюд «К Феопемпту Схоластику о «судье неправедном» (Лк. 18:6), а также о словах: «Если кто ударит тебя по правой щеке» (Лк. 6:29; Мф. 5:39) и «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин. 20:17)», в котором преподобный Максим Исповедник разъясняет духовный смысл трех евангельских стихов, скрывающийся за буквой Писания: «Под «судией неправедным» в Евангелии образно понимается наше разумение, вследствие преступления заповеди изначала произведшее неправедный суд, поскольку оно не приняло заповеди Творца, а ухватилось за совет губителя. Поэтому оно и предпочло скорее быть и стать перстным, чем божественным. «Градом» его является чувство или зримый мир: связанное с ним и неразумно зиждимое на чувственных вещах наше разумение променяло жизнь в отчизне на обитание в чужих краях, не боясь Бога и не почитая Его, ради нас ставшего человеком. Не боялось оно по неразумию, а не почитало – по самоуверенности, ибо неразумие не предвидит величия Божественных приговоров, а самоуверенность не допускает возможности испытания, которого Благость Божия, ожидая обращения человека, до поры до времени не попускает. И по своей строптивости попав в ловушку этих пороков, наше разумение без необходимости злоупотребляет честью, дарованной Творцом для осуществления должного, то есть свободой воли. И потому, оно вынесло решение, будто являемое чувствам предпочтительнее умопостигаемого блага – что не было законным. Докучающая же вдова есть разумная душа, лишившаяся разума, сеющего благие по природе семена для плодоношения священных и благочестивых дел. Этот разум одолевается всецелой любовью и расположением к вдове, но не пребывает долго в подобном расположении вследствие своего тяготения и добровольной склонности к земному. Истцом же ее, то есть души, является материальное побуждение и помышление жалкой плоти, которое тщится осквернить прекрасное. Истцами также являются нечистые бесы, помрачающие светлое, когда они, через наслаждение покоряя нас, ужасным образом напускают на нас позор и страсти нечестия. Вследствие них естество человеческое и было осуждено на смерть, поскольку оно не удержало в себе подлинной радости данной ему изначала жизни. Докучания вдовы суть угрызения и позывы совести, побуждающие нас к действию. Им, исходящим из души, обычно подчиняется, хотя и медленно, жесткость нашего разумения; хотя и неуступчивая по отношению к прекрасному, по причине своего долгого навыка в пороке, она не выносит скрывающегося в глубине души и как бы постоянно истязающего и тревожащего наше разумение мучения. И угрызения совести не прекращаются до тех пор, пока не будут попраны, через воздержание и добровольное умерщвление плотских членов, попирающие душу страсти. Тогда, благодаря благочестию и совершенной ревности о лучшем, наше разумение приводится к родству с Самим Словом. И с этими угрызениями совести, действующими естественным образом, отождествляет принадлежащее Ему Самому и Отцу Бог, превышающий сущность и естество, Господь наш Иисус Христос – ибо Писание гласит: Бог ли не защитит (Лк.;18:7) вас – ради меня воплотившийся и через меня губящий губителя естества человеческого…Что же касается «правой щеки», то под «правой» я подразумеваю духовное делание. Возникающая в нас через осуществление заповедей божественная жизнь целиком определяет это делание, и естественно, что оно подвергается ударам лукавого, предвосхищающего нравственное благородство, производимое деланием. Оно бичуется самомнением, происшедшим из этого, возжигается тщеславием и возносится по отношению к тем, кто не стяжал подобной жизни. Поэтому и следует как бы повернуться другой, левой щекой и подставить уже прошлую, осквернившую нас ложью века сего, жизнь – и ее постоянно подставлять под удары путем воспоминания. Не обладающим смирением, которое является как бы священным основанием благочестия, лучше умерять себя и быть подвергнутым унижению в качестве грешников, чем быть вознесенными в качестве святых, а затем пасть через гордыню. И это телесным образом свершаемое ради повелевшего Господа пусть почитается наряду с умозрениями, воспринимаемыми при созерцании, и даже предпочитается им, поскольку оно служит священной готовности и предварительному очищению. Исполняющим это даруется навык душевного благородства, а тем самым ограничивается неверие бьющего, ибо рвение нанести удар отражается готовностью принять его, и возможно, что бьющий будет пристыжен, если не иным чем, то подобным избытком покорности. Могущий это сделать никогда не сопротивляется, удерживаемый повелением Господа. Слова же: Не прикасайся ко Мне сказаны Господом Марии Магдалине, посчитавшей Его за садовника; ими Он являет и обнаруживает то таинство, что всякая мыслящая душа, еще не возобладавшая над сросшейся с ней хижиной, а поэтому принимающая Слово только за Творца возникающих и гибнущих вещей, ничем не отличающихся от взращиваемых овощей (ибо в тех и в других наблюдается текучесть их естества, ограниченность временем и периодичность), – ради них и к ним, как считает она, пришло и снизошло Слово. Такая душа недостойна духовного прикосновения к Слову, а поэтому ищет Его в явленных вещах; она знает Его только как ставшего плотью ради нас, но не ведает подобающим образом Его как Бога, рожденного от Бога Отца. По всей вероятности, именно об этом заставляют нас думать слова: Я еще не вошел к Отцу Моему, сказанные к таковым образом расположенной душе, еще не вознесенной на вершины созерцания путем высшего богословия и веры, которыми и ограничивается естество зримых вещей. Такая душа, словно некая галилеянка, еще нуждается в более совершенном понимании этого и в том, чтобы Господь, как Воспитатель, возвел ее посредством созерцания к способности воспринимать Откровение вещей божественных, постигать, насколько это возможно, Его вместе с логосами, приведенными Им в бытие в качестве первообразов зримых вещей. Эта душа нуждается еще и в том, чтобы ей стать такой, каковым был Господь, ставший и явленный подобным нам во всем, кроме греха, – и мы, если сподобимся этого дара, будем с Ним, лишенные только одной греховности естества».
В великолепных «Ответах Фаласию» святой Максим Исповедник продолжает традицию александрийской богословской школы и предстает как выдающийся православный богослов и экзегет, он говорит, что преступающий к толкованию Священного Писания должен иметь страх Божий и смиренномудрие, понимая, что в Библии заключено необъятное море Божественных тайн, приступать к экзегетике с молитвой и чистым сердцем и возвышенными помыслами, напоминая, что без веры и действия благодати Святого Духа нельзя постичь смысл Слова Божиего. Страх Божий – начало премудрости и хранитель души от гордости, помрачающей ум, а молитва – светильник ума и таинство Богообщения, она озаряет глубокий смысл Писания и дает нам постичь Истину. В литературном наследии преподобного Максима Исповедника есть изумительная по красоте и глубине молитва – моление о разумении слов Господних: «Приди, Преславное Слово Божие и приобщи нас, в меру сил наших, к разумению слов Твоих, сними покров с очей, покажи нам, Христе, красоту духовного смысла. Возьми нас за правую руку, даруй силы уму и наставь нас на путь заповедей Твоих. И приведи нас на место самого прекрасного шатра Твоего внутрь дома Божия в гласе радования и шума празднующего, чтобы и мы, исповедовавшись в грехах и пребывая в радости созерцания, стали достойными прийти на неизреченное место пира Твоего и вкушать вместе со святыми духовной пищи, воспевая несмолкаемыми голосами познание неизреченного. И прости меня, Христе, что смею по велению самых достойных служителей Твоих делать то, что превышает силы мои. Просвети помраченный ум мой к разумению избранных мест, дабы слава Твоя множилась, яко Ты даешь слепым прозрение и косноязычным красноречие». По слову преподобного Максима Исповедника как сеяние предшествует жатве, так очищение от страстей и молитвы предшествует стяжанию благодати Святого Духа и пониманию Священного Писания, а лучшими толкователями являются святые подвижники и богословы Церкви, в них действует Дух Божий, что веял в пророках и апостолах, они – светочи Церкви: «все святые, с одной стороны, получили от Святого Духа откровение, а с другой стороны, просили просветить разум их к постижению смысла откровения. Таким же образом благодать Духа никак не упраздняет силу разума, но скорее возвышает его к разумению Божественного». По заветной мысли святого Максима Исповедника духовный опыт – необходимая предпосылка церковной экзегезы, ибо для того, чтобы возвыситься умом до созерцания тайн Божиих нужно очистить ум и сердце через духовное делание – аскезу, иметь молитвенный опыт Богообщения и обрести благодать Святого Духа, иначе человек не сможет постичь глубокий смысл Писания, как бы он ни старался. С благоговением внимая словам апостола Иоанна Богослова, запечатленным в его посланиях, преподобный Максим Исповедник проницательно замечает, что как бы ни был учен и образован человек, он не сможет постичь смысл Священного Писания, если не будет иметь веры и любви к Богу и ближним, ибо именно любовь к Истине – главный мотив православной экзегетики.
Как подвижник и аскет преподобный Максим Исповедник много писал по вопросам духовной жизни – «Слово подвижническое», «Десять глав о добродетели и пороке», сборник «Общих мест» – выборки из Священного Писания и творений древних отцов Церкви, «Четыре сотни глав о любви». По историческому экскурсу профессора А.И. Сидорова: «Особую группу среди творений преподобного составляют так называемые «Главы», обычно распределяемые по «сотницам» («центуриям»). Этот особый жанр христианской письменности возник из слияния двух традиций. С одной стороны, его возникновение обусловили сборники изречений (афоризмов) первых отцов-пустынников («Apophtegmata»), передававшиеся первоначально в устной традиции, а затем получившие письменное закрепление; с другой – философские сентенции, приобретшие популярность в позднеантичной философской прозе (Марк Аврелий, Эпиктет, Порфирий). В христианскую литературу жанр «Глав» первым ввел Евагрий Понтийский, которого и следует считать основателем этого жанра, ибо он придал ему законченную форму, в том числе форму «сотниц». Впоследствии этот жанр стал излюбленным жанром аскетической письменности: в рамках его создавали свои творения преподобный Марк Подвижник, блаженный Диадох Фотикийский, святой. Исихий Синаит, преподобный Фалассий (друг и сподвижник преподобный Максима Исповедника), святой Иоанн Дамаскин, преподобный Симеон Новый Богослов и святой Григорий Палама… По типу своему «Главы о любви» принадлежат к нравственно-аскетическим сочинениям, и аскетическое богословие преподобного здесь находит свое наиболее полное выражение. Из всех творений его это самое популярное. Признательность читателей оно снискало себе уже в Средние Века: «Главы о любви» активно читались и переписывались в самой Византии, став классическим трудом аскетической письменности, а также на Западе, где они стали известны благодаря переводу на латинский язык монаха Цербана (первая половина XII века). Переведено оно и на все основные современные западные языки. В Древней Руси имя преподобного Максима было известно благодаря в первую очередь этому произведению». Можно с уверенностью сказать, что «Главы о любви» – это лучшее творение, с которого нужно начинать знакомство с произведениями преподобного Максима Исповедника, оно – изящное и глубокомысленное введение в его логически стройную, вдохновенную и многомерную богословскую симфонию. К великолепным «Главам о любви» примыкает «Послание к Иоанну Кубикуларию о любви» – один из самых лучших шедевров в святоотеческой духовно-аскетической литературе и изысканный цветок христианской духовности, в котором преподобный Максим Исповедник излагает возвышенное православное богословие любви и предстает как «учитель любви», равный апостолам Иоанну и Павлу: «подлинно нет ничего более богообразного, более таинственного, более возвышающего людей до обожения, чем Божественная любовь. Она содержит в себе и собирает воедино все блага, о которых слово истины говорит как о множестве видов добродетели, и она никоим образом не связана всеми видами зла и удалена от них, будучи исполнением закона и пророков. Являясь наследником закона и пророков, таинство любви делает нас из людей богами по благодати; сосредотачивая в себе вселенский смысл отдельных заповедей, она, по благоволению Божиему, единообразно объемлет им эти заповеди и, по Домостроительству Божиему, распределяет их многоразличным образом. Каков же образ этих благ, который стяжала любовь? Не есть ли она вера – первая основа всякого благочестия, удостоверяющего обладающего ею и в бытии Бога, и в бытии божественных вещей; дарующая тем, кто зрит эти вещи, более полное и великое представление о них, чем глаз, прикованный к зримым формам чувственных вещей? Не есть ли она надежда, в самой себе зиждущая в качестве основы подлинно сущее Благо и держащая его сильнее и полнее, чем рука, завладевшая каким-либо плотным материальным предметом, доступным осязанию? Не она ли дарует верующим и преисполненным надеждой духовное наслаждение, по внутреннему расположению своему обладая будущими благами, как настоящими? Не есть ли она смирение, первое основание добродетелей, благодаря которому мы можем обрести познание о самих себе и отбросить прочь суетное возбуждение гордыни? Не есть ли она кротость, которой мы побиваем и хулы, и похвалы, отстраняясь от противоположных зол – докучаний, славы и бесчестия. Не есть ли она душевное благородство, вследствие которого мы, и страдая, остаемся неизменными в своем отношении к поступающим дурно, не испытывая к ним никакой вражды? Не есть ли она милосердие, благодаря которому мы добровольно усваиваем себе чужие несчастья и которое не позволяет нам забывать о сродниках и соотечественниках. Не есть ли она воздержание и стойкость, долготерпение и доброта, мир и радость, которыми мы легко унимаем жгучее кипение и возжигание ярости и похоти? Или, сказать кратко, любовь есть свершение всяческих благ, будучи верной, неукоснительной и всегда пребывающей, она ведет и приводит живущих в ней к Богу, Наивысшему Благу и Причине всякого блага».
Как превосходный богослов, преподобный Максим Исповедник написал выдающиеся догматико-полемические сочинения, где он спорит с монофизитами и монофелитами, раскрывает православное учение о двух природах и волях во Христе Богочеловеке и о согласие человеческой воли Христа в ее проявлениях с Его Божественной волей – прежде всего в своих письмах, посланиях к Иоанну Кубикулярию, к знаменитому Петру, к диакону Косьме, к Юлиану Схоластику, «догматическом» послании к Стефану, епископу Дорскому, в письмах к архиепископу Иосифу о бестелесности души и к пресвитеру Иоанну о загробной жизни затрагиваются вопросы христианской антропологиии, в письмах к Марину вопрос об исхождении Святого Духа, в толковании рудных месс из сочинения святителя Григория Богослова и в диалогах «О святой Троице» рассматривается тайна Троичности единого Бога, а христологические вопросы с филигранной тонкостью разбираются в знаменитом «Диспуте» с Пирром – одном из самых важных христологических трактатов Максима Исповедника, представляющих собой стенографическую запись диспута. В «Диспуте с Пирром» преподобный Максим Исповедник показал себя как высокообразованный христианский философ, великий православный мыслитель и искусный полемист, здесь во всей силой раскрылась его диалектическое искусство и вся сила и глубина его богословской мысли, незыблемая убежденность в истинности Православия и учения о двух волях в Иисусе Христе, более того, он показал себя как богослов, равный трем легендарным каппадокийцам и опирающийся на библейскую мудрость пророков, апостолов и святых отцов Церкви: «богомудрые учителя Церкви, в полном согласии с евангелистами, апостолами и пророками, учили, что Господь наш и Бог Иисус Христос по обеим своим природам хотел и действовал наше спасение». Великолепным богословским произведением святого Максима исповедника является его догматическое послание «О двух волях Христа Бога нашего», где он с неотразимой логикой и догматически неоспоримыми богословскими и философскими аргументами разоблачает сами основы монофелитства – опасной ереси, вступающей в противоречие как со Священным Писанием, так и со святоотеческим богословием. Произведения преподобного Максима Исповедника снискали ему бессмертную славу как одному из величайших богословов в истории Церкви, а богословская глубина его произведений неудержимо влекла к себе как монахов, так клириков и образованных мирян, желающих постичь догматы Православия и глубже вникнуть в смысл Священного Писания. Дочь царицы Ирины – Анна Комнина, так опишет впечатления своих современников о сочинениях преподобного Максима Исповедника: «Я вспоминаю, как часто мать моя, императрица, сидя за завтраком, держала в руках книгу и углублялась в слова святых отцов догматистов, а особенно философа и мученика Максима. Она интересовалась не столько изысканиями в естественных науках, сколько догматическими вопросами. Нередко случалось мне восхищаться ею, и в своем восхищении я как-то сказала: «Как можешь ты устремлять взоры на такую высоту? Я трепещу и даже кончиками ушей не дерзаю внимать этому. Ведь философствование и мудрость этого мужа, как говорят, вызывают головокружение у читателей». Она с улыбкой ответила мне: «Такая робость, я знаю, похвальна, да и сама я не без страха беру в руки подобные книги, однако не в состоянии от них оторваться. Ты же подожди немного. Посиди сначала над другими книгами, а потом вкусишь сладость этих». Известно, что патриарх Фотий был знаком со многими творениями преподобного Максима Исповедника и запечатлел в своей «Библиотеке» их краткое содержание – воспитанный на канонах классической греческой прозы он несколько тяготился растянутым и сложным языком Максима, лишенным поэтической легкости и изящества, и, склоняясь к антиохийскому методу толкования Священного Писания, сетовал на то, что в своих толкованиях он «далек от буквального смысла и известной истории», чрезмерно любит «вращать свой ум в духовных толкованиях и созерцаниях», но высоко оценивал его сочинение «Ответы к Фалассию» и «Слово о подвижнической жизни», восхищался благочестием, чистой и искренней любовь ко Христу преподобного Максима, почитая его за «мужа святого» и «мудрого». Аскетическое, мистическое, догматическое, литургическое и нравственное богословие преподобного Максима Исповедника оказало влияние на всех последующих византийских мистиков – особенно на преподобного Симеона Нового Богослова и преподобного Григория Паламу, а лучшие византийские богослововы – преподобный Анастасий Синаит и преподобный Иоанн Дамаскин – цитировали его сочинения и творчески развивали многие его богословские мысли. Влияние творений преподобного Максима Исповедника не обошло стороной и латинский Запад: они оказали сильное влияние на личность и миросозерцание Иоанна Скота Эриугену – выдающегося средневекового богослова и религиозного мыслителя, чье мировоззрение определилось в первую очередь воздействием трех греческих отцов Церкви – святителя Григория Нисского, святого Дионисия Ареопагита и преподобного Максима Исповедника. Известный книжник, переводчик и писатель IX века Анастасий Библиотекарь перевел «Мистагогию», послания и полемические произведения святого Максима. «Главы о любви» были переведены венецианским монахом Цербаном и прежде всего получили распространение в Австрии, а в XV веке итальянский епископ Пьетро Бальби сделал перевод на латинский язык трех произведений преподобного Максима Исповедника – «Глав о любви», «Слова о подвижнической жизни» и «Послания к Иоанну Кубикуларию». Память о преподобном Максиме Исповеднике всегда жила в литургической жизни Православной Церкви, мощи его возлежат в Грузии, а творения – стали известны нам благодаря изданиям Оптиной пустыни и «Добротолюбию» святителя Феофана Затворника, переводам М. Д. Муретова, С. Л. Епифановича и А.И. Сидорова, оставаясь кладезем глубокой богословской мудрости и наследием великого христианского мыслителя и столпа Православия, истинного мудреца, достойного почитания как по нравственной высоте благочестивой жизни, так и по высоте молитвенных созерцаний и философских умозрений.
Мысль преподобного Максима Исповедника вся воспаряет ввысь и устремлена к самым таинственным и возвышенным созерцаниям и раздумья о высочайших совершенствах Божиих, о том, что Бог непостижим и неизречен по Сущности Своей, а отблеск Его величия и премудрости отражается в миротворении. В полном согласии с тремя великими каппадокийцами и святым Дионисием Ареопагитом, преподобный Максим Исповедник в своих богословских рассуждениях искусно сочетал апофатическое и катафатическое богословие – он учил, что существует естественное Богопознание и человек может постичь Бога как Творца вселенной из величия дел Его и красот неба и земли, но Сущность Божия есть неизъяснима Тайна Тайн, запредельна всякому познанию: «Мы познаем Бога не в Его Сущности, но через великолепие Его творения и действие Его Промысла, которые, как в зеркале, являют нам отражение бесконечных Его свойств – Благости, Мудрости и Могущества». На вершинах катафатического богословия человек постигает бесонечные совершенства Божии – Бог всеведущ и премудр, Он всеблаг и всемогущ, самобытен и вечен, являясь свободным и вездесущим Духом и надмирной Личностью, но возвышаясь в Богомыслии все выше и выше мы постигаем, что Бог превыше всего сущего – чувственного и духовного, Он – Всевышний и все наши самые возвышенные представления о Нем – лишь слабые отблески и тень Его истинного величия и совершенства. Вступая на путь апофатического Богопознания, человек познает, что в Бог непостижим в Своем предвечном и сокровенном естестве – мы можем познать только, что Он есть Сущий, но не саму Его Сущность – она выше всего существующего, Бог иносущен миру и познание Сущности Его недоступно для всех тварных созданий – в том числе Ангелов и людей: «Веруем, что Он есть, но никак не дерзаем исследовать, что есть Он по естеству, как то делает демонский ум». По заветной мысли преподобного Максима Исповедника к Богу неприложимы наши логические категории и понятия – Он выше наших чувств и выше нашего ума, как небо выше земли, а путь Богопознания – есть путь апофатического богословия, освобождения от категориального строя дискурсивного познания. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского на вершинах своих апофатическое богословие является мистическим богословием – оно выше всех диалектических антитез и выше всех антиномий, оно требует священной исихии – умолкания разума перед величием Божиим, ибо никакое наше понятие не в силах выразить тайну Божества, оно имеет не столько интеллектуальный, сколько духовный и мистический характер. На вершинах апофатического богословия ум человека удостаивается высочайшего мистического озарения и непосредственного познания Божества в «таинственном богословии» в состоянии высшего единения с Богом и обожения, которое есть цель всего бытия, ибо смысл жизни всех разумных существ – стремиться к единению с Богом, получая высокие таинственные озарения от Него, как животворящие потоки вечно изливающиеся в мир из неиссякаемого источника Божественных щедрот. С великим мистическим трепетом и чувством глубокого благоговения, с ясным осознанием бессилия человеческого разума в полной мере постичь тайну Божества, преподобный Максим Исповедник подходит к Богопознанию, руководствуясь святителем Григорием Богословом и восходя на вершину ареопагитской апофатики – устремляясь мыслью к предвечному и высочайшему Богу, Первопричине всего сущего и Верховному Началу бытия, от Которого проистекает вся красота и величие мироздания, и Который есть Родник всех совершенств. Для того, чтобы познать Бога человек призван возвышать свой ум и очищать его от всего вещественного и чувственного, и возносить его выше духовного и умостигаемого, ибо Бог есть совершенный и вездесущий Дух, Он выше неба и земли, вселенной и Ангелов. На вершинах духовной жизни и Богопознания человек, верующий во Христа и живущий по заповедям Его, очистивший сердце свое и сделавший ум оком, устремленным к Богу, просвещенный Святым Духом и преображенный, может сподобиться таинства Боговидения – мистического опыта созерцания вечной славы Святой Троицы, но, это – не видение Сущности Божией, ибо она окутана мраком непостижимости. «Достигнув Бога, ум – своим пламенным желанием – побуждается к поиску того, что есть Божественная Сущность, ибо не находит он утешения ни в чем, лишь подобном Ей. Однако предприятие это невозможное, и познание Божественной Сущности равно недоступно всякой тварной природе. Ум, следовательно, довольствуется только познанием свойств Божиих, то есть Его Вечностью, Бесконечностью, Незримостью, Благостью, Мудростью, Могуществом, которое создает «сущих», управляет ими и творит над ними суд. То единственно в Нем совершенно понятно: что Он бесконечен; и само отсутствие каких-либо знаний о Нем есть уже некое всепревосходящеее познание для ума – как это показано богословами Григорием и Дионисием». Бог выше всего, что только мы можем о Нем помыслить, а самое истинное познание Бога по Существу – есть незнание, ибо Он превосходит все наши понятия в совершенстве Своем. На вершинах апофатического богословия человек соприкасается с невыразимым и неизреченным Богом, это мистическое Богообщение – результат веры во Христа Богочеловека, праведной жизни и апофатического возвышения ума над всем бытием, это – «таинственное богословие, то высшее осияние ума, которое соединяет человека с Богом – неизреченные озарения, которых удостаивались пророки и апостолы, святые подвижники и отцы Церкви. В своем богословии преподобный Максим Исповедник четко различает неприступную Божественную Сущность, превосходящую всякое познание, и нетварные энергии Божии – вечную славу Его, созерцаемую в душах святых, как в чистых зеркалах, отражающих солнечный свет. Апофатическое познание таинственного и неизреченного по Существу Своему Божества – это мистическое Богопознание, удел святых, ставших боговидцами, но через апофатическое богословие мы все можем постичь непостижимость Бога по Его естеству, а через катафатическое богословие – познать Его разнообразные действия и нетварные энергии, Его вечные Божественные свойства: «На пороге познания Бога не ищи познания Его Сущности – ум человеческий не способен постичь ее; никому не ведома она – кроме Бога. Но по возможности глубже рассматривай ее свойства, например, Его Вечность, Его Бесконечность, Его Незримость, Его Благость, Его Премудрость, Его Могущество, что созидает тварь, управляет ею и судит ее. Ибо достоин между всеми имени богослова тот, кто стремиться раскрыть, насколько это возможно, истинность Его свойств».
По своему миросозерцанию преподобный Максим Исповедник мистик и символист – для него весь вир есть откровение Бога и книга Его мудрости, каждая страница которой возвещает о Творце. Все в мире таинственно и символично, ибо основание мира заключено в творческом замысле Бога, а познание мира есть раскрытие символизма и чтение книги мудрости, восприятие Божественной воли и Божественной мысли, вписанной в мире. По разъяснению протоиерея Георгия Флоровского: «Все в мире есть тайна Божия и символ. Символ Слова, ибо Откровение Слова. Весь мир есть Откровение, – некая книга неписанного Откровения. Или, в другом сравнении, – весь мир есть одеяние Слова. Во многообразии и красоте чувственных явлений Слово как бы играет с человеком, чтобы завлечь его и привлечь, – чтобы он поднял завесу, и под внешними и видимыми образами прозрел духовный смысл... Бог Слово есть Бог Откровения, Deus revelаtus. И все, что говорится о Божестве в Его отношении к миру, сказуется именно и прежде всего о Боге Слове. Божественный Логос есть начало и конец (цель) для мира, ;;;; и ;;;о;, – его зиждущая и хранительная сила, – предел всех тварных стремлений и «движений». И мир существует и стоит именно чрез это «причастие» Божественным «логосам» или «энергиям», чрез некое участие в Божественным «совершенствах». И вместе с тем движется к Богу, к Богу-Слову. Весь мир в движении, в стремлении. Бог выше движения. Не Он движется, но к Нему движется Им созданный, воздвигнутый и подвигнутый тварный мир… Задача познания именно в том, чтобы увидеть и распознать в мире его первотворческие основания, опознать мир, как великую систему дел Божиих, как систему изначальных Божественных действий, изволений и прообразов. Ум должен выйти из чувственного плана, высвободиться из условностей внешнего, эмпирического познания, – и взойти к созерцанию, к «естественному созерцанию» (;;;;;; ;;;;;;), то есть к созерцанию «естества» (или природы) в его последних Божественных определениях и основаниях. «Созерцание» у преподобного Максима есть именно это искание Божественных «логосов» бытия, созерцание Слова в творении, как Зиждителя и Творца. Это снова возможно только чрез подвиг. Увидеть все в Слове и прозреть всюду свет Слова может только преображенный ум. Солнце Правды просиявает в очищенном уме, и все для него выглядит иначе. Не подобает человеку дерзновенно обходить эти косвенные пути знания и своевольно прорываться к Неприступному и Невместимому. Есть своя постепенность в духовной жизни. «Созерцание» есть высокая ступень в духовном становлении, предпоследняя (и неизбежная) ступень, на самом пороге таинственного исступления, восторгающего душу в пресущественный мрак Троического бытия. И обратно. Откровение есть некая ступень вниз, из «естественной сокровенности» Божества, от полноты Божественного Триединства к многообразию и множественности творений. Вслед за Григорием и Дионисием, и Максим говорит о благотворящем излиянии или источении Блага... Путь Откровения и путь Познания соответствуют друг другу. Это единый путь, но в двух направлениях. Апокалипсис и Гнозис. Нисхождение и Восхождение... И познание есть ответ человека. Познание природы, как создания Божия, имеет свой особый религиозный смысл. В созерцании умиротворяется душа (впрочем, самое созерцание возможно уже чрез бесстрастие). Новый мотив творчески вносится в гармонию космоса». Путь катафатического богословия – от познания тварного мира восходить к познанию свойств Божиих, а это возможно потому, что творением сопричастно силам и энергиям Божиим – через сопричастие Богу мы существуем и познаем Бога, Его мощь и сила хранит вселенную, Он – Зиждитель бытия, без Него ничто не могло бы существовать, а высшая цель бытия разумных существ – через свободную волю соединиться с Богом, дабы стать по благодати «тем, чем Сам Бог является по Сущности». Рассматривая катафатическое богословие преподобного Максима Исповедника во взаимосвязи с его учением о Логосе, профессор С.Л. Епифанович отмечал: «Божественный Логос открылся нам в природе и Писании: в них Он воплотился Своими энергиями, или идеями. Внешние формы и буквы составляют Его одежды, под которыми таинственно скрываются Его идеи, а в них и Сам Логос. По таинственным озарениям Логоса достойные могут созерцать под этими символами Его идеи. Без этих озарений недоступно было бы познание Бога. Лишь они дают возможность сказать нечто положительное о Божестве, по Его проявлениям. В них основа катафатического богословия, утверждающего о Боге, как Творце, то, что созерцается в твари. Непосредственным и прямым предметом катафатического богословия является Божественный Логос, проявления Которого и дают основу для этого богословия. Созерцая мир как совокупность таинственно образующих каждую вещь идей Логоса и возводя их от низших к высшим и, наконец, к самому общему Логосу всего, ум достигает недоведомого постижения Божества Логоса. Бог Слово становится предметом его созерцаний и созерцается в двояком отношении: 1) в сокровенном образе бытия Своего на недосягаемой вершине недр Божества и 2) по Своему отношению к миру. Первое открывает тайну Троичности, второе – тайну творения, промысла и суда. В том и другом Логосом охватывается все Божественное и все тварное и все мыслимые отношения между ними». Учение о Логосе преподобного Максима Исповедника библейское в основе своей, оно – плод не столько диалектических умозаключений и философских умозрений, сколько молитвенных созерцаний и изучения Слова Божиего – он возвещает, что Логос есть предвечный Бог Слово и Христос Искупитель – вся тайна откровения раскрывается в лике Иисуса Христа, все тайна домостроительства нашего спасения постигается в Личности Богочеловека. Но преподобный Максим Исповедник напоминает, что «неисследимая премудрость Беспредельного Существа недоступна человеческому разумению», она открывается только благодатью Святого Духа – Откровением и Богоявлением, которые воспринимается через веру и созерцание.
На вершинах богословия – катафатического и апофатического – возвышается тайна превысочайшего и предвечного бытия Божества в Самом Себе – великая и неизъяснимая тайна Святой Троицы, догматически исповедуемая всеми христианами и мистически переживаемая святыми как озарение трисиянным светом Божества. Тайна Святой Троицы есть самая высочайшая тайна богословия, она изречена в словах Священного Писания и четких догматических формулировках, но остается тайной до конца неизъяснимой для Херувимом и Серафимов, она должна быть святыней сердца каждого христианина и постигнута в молитвенном опыте как таинство совершенного сущностного единства трех Божественных Лиц – Отца, Сына и Святого Духа, иными словами, она постигается через опыт обожения, через жизнь в Боге и созерцание нетварный славы Троичного Божества – видение света Святой Троицы. По церковному воззрению преподобного Максима Исповедника единый Бог есть Сущий в трех совечных, единосущных и равночестных Лицах, а каждое Лицо – всецело Бог, в Котором заключается наше блаженство, величие Которого возвышается над нашим познание и всем сотворенным миром, а Божественные свойства Которого открываются в Его проявлениях, энергиях, созерцая Бога как Творца, Промыслителя и Судьи. Бог есть Триипостасная Монада, не замкнутая в Себе, но являющаяся преизбыточной и неисчерпаемой Любовью, Он – Троица без разделения и Единица без слияния. Святая Церковь научает «познавать одного Бога, единую сущность и три Ипостаси; триипостасную Единицу сущности и единосущную Троицу Ипостасей; Единицу в Троице и Троицу в Единице– не иную наряду с иной, не иную через иную, не иную в иной, не иную из иной, – но Ту же Самую в Самой Себе, Саму по Себе и тождественную Самой Себе. Она, будучи и Единицей, и Троицей, не является составной, но обладает неслиянным единением, а разделением – нераздельным и неделимым. Единица по причине сущности или бытия, а не по сочетанию, объединению или какому-либо слиянию; Троица по причине Своего образа существования, а не по разделению, отчуждению или какому-либо членению. Ибо Единица не расчленяется Ипостасями, не содержится и не созерцается в Них относительным образом. Также и Ипостаси не сложены в Единицу и не составляют Ее путем сочетания. Но та же самая Единица-Троица тождественна Самой Себе, конечно, как иное и иное. Ибо Святая Троица Ипостасей есть неслиянная Единица по сущности и по своему простому логосу, а Святая Единица есть Троица по Ипостасям и по образу существования. Она, как было сказано, мыслится в различных отношениях, есть всецело и то, и это. Божество единое и единственное, неумаляемое и неизменяемое. Она – всецело Единица по сущности и всецело Троица по Ипостасям, единообразно сияющая одним трисветлым сиянием единого Света».Тайна Святой Троицы есть тайна Трех Беспредельных и Единосущных, Отец есть источник Божества и единое Начало совечного Ему бытия Сына и Святого Духа, Сын предвечно рожден от Отца, а Святой Дух по ипостасному бытию Своему предвечному исходит от Отца, а по Своему энергийному явлению в сотворенный мир – исходит от Отца через Сына – по ходатайству Сына Божиего, как сказано в Священном Писание. В своих действиях Святая Троица едина и нераздельна – во Святой Троице Отец благоволит, Сын действует, а Святой Дух усовершает. Тайна Троичности есть тайна сокровенной и внутренней Божественной жизни, она открыта только через Божественное Откровение и Богоявление, через действие Бога в мире и нисхождение Бога Слова в мир – через Боговоплощение, ибо во Христе обитала вся полнота Божества телесно, Он есть Бог вочеловечившийся, единый с Отцом по Божественному естеству и Божественной воли Своей и имеющий Своим вечным и неразлучным спутником Святой Дух, через Христа Искупителя познается предвечная Святая Троица, через Слово весь мир таинственно пронизан лучами Божественной благодати, Он – безначальная Премудрость, предвечно рожденная от Отца, и вечная Жизнь, в Нем вся сокровищница премудрости и разума, Он – Творец мира и Промыслитель, наш единственный Спаситель и Судия.
Бог есть надмирная Личность и Творец всего сущего – мир возник из небытия по воле всемогущего Бога, Который совершено свободно и не имея никакой нужды сотворил мир по неизреченной и безмерной благости и любви Своей, возжелав одарить все создания Своим вечной жизнью и неописуемым блаженством: «Не как нуждающийся в чем-либо привел Бог, абсолютная Полнота, к бытию Свое творение, но для того, чтобы твари радовались соучастию в подобии Его и чтобы Самому веселиться о радости созданных Им – в то время, как они неисчерпаемо черпают Неисчерпаемого». В учении о сотворении мира, преподобный Максим Исповедник провозглашает, что предвечен один Господь – не было никакой совечной Ему материи, как ошибочно думали эллинские философы – Сократ, Платон и Аристотель, а мир возник не через эманацию Единого, как полагали неоплатоники Плотин и Прокл, а через абсолютно свободный акт Божественного творчества – Бог возжелал и сотворил мир из ничего, а тварность мира означает, что мир не безначален. Как тончайший диалектик и метафизик, преподобный Максим Исповедник изящно опроверг заблуждение Оригена, ошибочно связывающего с вечностью свойств Божественных и вечность их проявления – творения. В своем богословии святой Максим Исповедник четко и строго различал замысел Бога о сотворении мира и само существование мира – существующий до всякого возникновения времени, премудрый и всемогущий Господь в вечности задумал каждое создание Свое – в предвечном уме Своем Он задумал архетипы всего творения – первообразы, а затем – сотворил небо и землю, осуществив творческие замыслы Свои. «Содержа в себе существовавшие прежде веков логосы сотворенных вещей, Бог по своей благой воле согласно этим логосам привел в бытие из не-сущего видимое и невидимое творение, словом и премудростью сотворив и творя все в надлежащее время – как всеобщее, так и единичное». Творения мира есть совершенно свободный и ничем не обусловленный акт Божественной воли, а с сотворением мира возникает и само время – темпоральность, означающая «текучесть и изменчивость бытия»: «Всякое сотворенное есть и движется, и находится под определениями природы и времени: природы – по причине своего бытия, а времени – по причине движения». По воззрению преподобного Максима Исповедника Бог пребывает выше времени, Он вечен о мысль Его от вечности охватило все, что будет существовать во времени: «Век, время и место принадлежат к относительному, ибо без них не существует ничего из того, что мыслится совместно с ними; Бог же не принадлежит к относительному, ибо Он не содержит вообще ничего из того, что могло бы мыслиться одновременно с Ним». «Нет для Него ничего нового, но будущее есть как настоящее. Времена же и века суть указания не для Бога, но для нас – сущих в Боге». Как рассудительный богослов, святой Максим Исповедник замечает, что Бог сотворил небо и землю – духовный мир и материальный мир, бытие материального мира зыбко, изменчиво и текуче, а бытие духовного мира – это область так называемой «тварной вечности», иными словами – Ангелы и духовный мир созданы Богом, но пребывают выше времени: «всякое естество сущих подразделяется на умопостигаемое и чувственное, и умопостигаемое называется и является вечным, как в вечности получило начало бытия, а чувственное – временным, во времени сотворенное». По важному богословскому уточнению протоиерея Георгия Флоровского: «Умопостигаемое бытие существует вне времени, но это не значит: «в вечности», а значит: «в веках». Умопостигаемое не безначально, но «берет начало бытия в веках»... Оно начинает быть, происходит, приходит из не-бытия в бытие. Но не положено ему конца чрез разрушение. От Бога Творца дана ему неразрушимость. В этой «не-кончаемости» и состоит «вне-временность» умопостигаемого бытия, т.е. не-захваченность временем». Для преподобного Максима Исповедника время – это увертюра, предваряющая симфонию вечности – история мира протекает во времени, она имеет начало и будет иметь конец – настанет таинственный час, о котором сказано в Апокалипсисе и «времени уже не будет», эсхатологически завершится всякое движение и настанет вечность, не знающая суетных изменений: «Концом естественного движения сотворенных является покой, который соделывает по прохождении пройденного беспредельность, в которой, поскольку в ней нет расстояния – останавливается всякое движение естественно движущихся, не имея больше где, как и куда двигаться, потому что Бога, как своего Виновника, имеет также и концом, ограничивающим и самую ограничивающую всякое движение беспредельность». Преподобный Максим Исповедник тонко замечает, что архетипы творения – Божественные мысли и изволения есть «вечные мысли вечного Ума», они – таинственный круг творческих мыслей и идей Святой Троицы – Отца, Бога Слова и Святого Духа, они не являются сущностью творения, а являются «динамическими прообразами» всего сотворенного. Обращая внимание на то, что Логос – это Слово, Смысл, Разум и Закон, преподобный Максим Исповедник говорит, что творческие замыслы Бога – это логосы всего творения, вечные определения Бога в отношении каждого из нас – каждый из нас имеет свое предназначение и смысл жизни. Учение о логосах преподобного Максима Исповедника глубоко и многогранно, это – не только учение о метафизических принципах в космологическом смысле, но учение, теснейшим образом связанное с тайной творения и искупления, с тайной Божьего домостроительства нашего спасения и тайной Суда Божиего, ибо логосы – творческие замыслы, пребывающие в Уме Божием, они прообраз сущности и определение высшей цели всего сотворенного, в них – исток творческого многообразия произведений Божественной Мудрости, «логосы неколебимо пребывают в Боге, и относительно них неизменно существует намерение Бога, сотворившего все – ибо намерение Бога вообще не ограничивается никакими временными пределами и не принимает изменения или превращения вместе с подлежащими, – его существование, конечно же, нетленно». «Различие творений указывает на суд, благодаря которому мы, исходя из наличия в каждом сущем природной способности, соответствующей подлежащему сущности, научаемся, что Бог есть премудрый распределитель логосов каждого отдельного сущего». «В Боге неизменно пребывают логосы всего, согласно которым говорится, что Он знает все прежде его возникновения, поскольку в Нем и у Него поистине существуют все сущие». Раскрывая учение преподобного Максима Исповедника о логосах, профессор С.Л. Еифанович писал: «именно Логос проявился в мире, и в Логосе все бытие причастно Бога. Эти тесные отношения Логоса к миру выражаются при посредстве и в форме энергий Его, или маленьких логосов, идей, на которые творчески как бы расчленяется Единый Божественный Логос, и которые снова объединяются в Нем, как радиусы в центре круга. Соответственно троякой деятельности Логоса – творческой, промыслительной и судящей, и Его логосы, или идеи, проявляются трояко: как основные начала или законы естества и как цели или пути промысла и суда. Эти логосы охватывают собой все бытие на всем протяжении его существования. В логосах естества как бы заключен весь чувственный и мысленный (духовный) мир; в логосах промысла и суда – вся его жизнь, все цели его движений, сводимые к одной высшей – обожению. В логосах промысла и суда предначертано и воплощение и искупление и высшее осуществление идеи обожения; ими также всецело определяется повторение и аскетическое усвоение каждым человеком тайны искупления и спасения, т.е. охватываются все виды добродетели и ведения; в них, наконец, намечается и будущая судьба всего мира… Объединяя в Себе все логосы, Божественный Логос является центром всего тварного бытия. При этом Он не только творчески связует с Собой все бытие, но и промыслительно ведет его к другому еще более полному объединению с Собой, к возвращению к Себе и обожению в Себе всего исшедшего от Него бытия. Таков предвечный «совет» Божий, конечная цель промысла».
Различая «логос естества», «логос промышления» и «логос суда», Максим Исповедник провозглашает, что всеведущий Бог прежде сотворения мира охватил мыслью Своей судьбы всех созданий Своих – Он все предвидел и знал от вечности, но бесконечно дорожа свободой и тварной самобытностью Своих творений, Он не предопределяет их судеб и не лишает Ангелов и людей высочайшего Своего дара – свободы. По учению преподобного Максима Исповедника логосы есть динамические идеи и творческие воления Бога, они определяют собой сущность каждой сотворенной вещи и ее основные природные свойства и характеристики, а также цель ее существования, существуют как универсальные, так индивидуальные логосы – познав свой логос как замысел Бога о себе, человек постигает и свое предназначение и высшую цель своей жизни, заключенную у обожении, но как свободное создание человек может отвергнуть свой логос – свое предназначение. Учение о логосах преподобного Максима Исповедника глубочайшим образом связано с сотериологией и эсхатологией – Бог предвечно замыслил уникальное бытие каждого из нас – в Своем неизменном предопределении Он по благости Своей предназначил каждого из нас к обожению, но в основе обожения лежит тайна синергии – содействия человеческой свободы и Божественной благодати, никто не может быть спасен и взят в Царство Небесное насильно – имеющие право на самоопределение Ангелы и люди могли как принять логосы Творца своего – свое истине предназначение и волю Вседержителя, так и отвергнуть их – этим тонким рассуждением святой Максим Исповедник блестяще разрешает проблему теодицеи, защищая как благость Бога, желающего все спасти, так и православное учение о вечном блаженстве праведников и кающихся, и вечных адских муках тех, кто отверг Бога и самочинно избрал путь зла и погибели. В таинственных и высоких целях Бог руководит всем бытием мира, изменяя проявления Своего Промысла соответственно духовному состоянию и волевому настроению промышляемых, и в нужных случаях по замыслам Божественного домостроительства чудесно обновляя законы естества, ибо высшая цель Промысла Его – возвращение к Богу всего, исшедшего от Него, обожение твари через соединение с Богом, которое невозможно без свободной воли Его творений. По великой и неизреченной премудрости Своей Господь предначертал каждому создание Своему наивысшую цель – обожение, Он предвидел, что одаренные свободной волей разумные создания Его могут отпасть – предвидел грехопадение части Ангелов и людей, но по благости Своей Он сотворил их и из любви определил средство нравственного исправления падших – покаяние и искупительная жертва Иисуса Христа, Он положил предел злу и благой Промысле Его направлен на то, чтобы спасти каждое падшее создание, но Бог никогда не лишает их права нравственного выбора и самоопределения. По мысли преподобного Максима Исповедника во всем творении отпечатлелась премудрость и любовь Божия – в природе и истории видны действия Бога Слово – Его творческая, промыслительная и судящая сила проявляются в мире, ибо сотворив мироздание, Он не оставил вселенную, но с любовью промышляет о каждом творении Своем – Он есть источник жизни, движущее Начало и Цель всего сущего, Он – сокровищница благости, силы и премудрости, Он – совершенная Личность и Самосущая Любовь, высшее Благо, неизреченная Красота и абсолютная Истина, Он – Вседержитель Зиждитель неба и земли. Преподобный Максим Исповедник говорит, что Бог сотворил два мира – духовный и материальный, между ними существует таинственная и нерасторжимая связь – чувственный мир есть оригинальное и прекрасное божье творение, но в то же время, наш земной мир есть тень и символ духовного мира, «ибо весь умопостигаемый мир таинственно и символически («в символических эйдосах») отображается в чувственном мире для тех, кто умеет видеть. И чувственный мир своими основаниями всецело содержится в умопостигаемом». С молитвенным изумлением преподобный Максим Исповедник восхищен красотой Божьего мира – великолепием звездного неба и безбрежностью морских далей, тишиной пустынь и пением птиц, звучащих в зеленеющих и благоухающих садах и дремучих лесах, но вся красота чувственного мира – это лишь тень в сравнении с красотой духовного мира. Весь чувственный мир состоит из материальных элементов, созданных Богом, и существует во времени и пространстве, а значит, в отрыве от Бога чувственное бытие тленно – с тех пор как пал Адам – царь всего видимого мира, вся материальная вселенная как его царство попала во власть смерти и тления. По воззрению Максима Исповедника тварное бытие иерархично – на вершине лестницы тварного мира стоит небесный мир и Ангелы – чистые и бесплотные духи, обладающие грандиозной силой и проницательным умом, быстрые как молния и прекрасные как утренняя заря. Вслед за святым Дионисием Ареопагитом, преподобный Максим Исповедник убежден, что ангельская иерархия состоит из девяти чинов – Серафимы, Херувимы, Престолы, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы и Ангелы, они различаются по совершенству Богопознания, но все являются святыми служителями Божиими. Все Ангелы сотворены Богом добрыми и мудрыми, они прекрасны и нетленны, бестелесны и одарены свободой, но как свободные личности каждый из них на заре самоопределился по отношению к Богу – большая часть Ангелов устояла в верности Творцу и стала святой навеки, а треть во главе с Люцифером – восстала на Бога и была низвержена с небес, они сделались падшими Ангелами, демонами, жаждущими погубить все Божье творение, утратив чистоту свою, они стали полны темных страстей, лукавых помышлений и нечестивых желаний.
По возвышенному воззрению преподобного Максима Исповедника человек есть венец всего Божьего творения, он средоточие и центр вселенной, высшее в земном мире создание Божье. Человек есть самое загадочное существо во всех мирах, он есть «в великом мире малый мир» – микрокосм, нем заключена тайна сотворения видимого мира, но в тоже время, он – микротеос, ибо сотворен по образу и подобию Божиему, он обладает двумя природа – духом и телом, являясь связующим звеном между двумя мирами – духовным и материальным. Борясь с платоническим учением Оригена о предсуществовании душ, преподобный Максим Исповедник убежден в одновременном сотворении души и тела, отстаивая целостность личности и провозглашая, что до сотворения человека не существует ни его душа, ни тело. «Душа пребывает одинаково во всех членах тела как оживляющее начало. Если бы она не соприкасалась с каким-либо из членов его, то он был бы не живым, а мертвым». По заветной мысли Максима Исповедника в вопросе о порядке возникновения души и тела существуют две богословские крайности – это учение Оригена о предсуществовании душ, которое было опровергнуто на пятом Вселенском Соборе и в святоотеческой литературе, и учение о том, что тело возникает прежде сотворения души, ибо Священное Писание – книга Иова и книги пророческие, равно как и нравственное учение Православной Церкви указывают на то, что человек с самого момента обладает душой и телом. В основе антропологии преподобного Максима Исповедника лежит библейский реализм – он верует, что Господь творит каждого человека как целокупную личность с душой и телом; отсюда – опровержение как отвлеченно-идеалистической концепции Платона, Плотина и Оригена о предсуществовании душ, так и религиозного натурализма иных богословов – как Климент Александрийский и блаженного Феодорита Кирского, которые полагали, что «душа, и особенно ее руководящая часть – разум, не закладываются в человека при рождении», ибо Господь сначала образует тело в чреве матери, а затем одушевляет его, подобно тому, как Творец «образовал сперва тело Адамово, а потом уже вдунул душу». Как великолепный и богомудрый экзегет преподобный Максим Исповедник понимает, что Адам был создан Богом с духом, душой и телом, а дыхание жизни, которое Творец вдохнул в человека – это Дух Божий и Его животворящая благодать, делающая первозданного человека нетленным и бессмертным. По воззрению преподобного Максима Исповедника в решении богословского вопроса о порядке творения души и тела нужно избрать царский путь – «ни тело без души, ни душа без тела не составляют человека»: «некоторые говорят, что души предсуществуют телам, а другие – наоборот, что тела прежде душ. Мы же, шествуя средним путем как царским, согласно нашим отцам, не говорим ни о предсуществовании, ни о послесуществовании души или тела, но скорее о сосуществовании, храня себя от уклонения на обе стороны и совершенно не совращаясь «ни направо, ни налево» (Втор.;5:32)». Учение о единовременно творении души и тела человека – о сотворении человека как целокупной личности исповедуется Православной Церковью и ее величайшими подвижниками и богословами – вслед за преподобным Максимом Исповедником ее высказывали преподобный Иоанн Дамаскин, считавший, что «тело и душа сотворены совместно», и учение преподобного Симеона Нового Богослова Никита Стефат в своем трактате «О душе» замечая, что Бог «творит человека необыкновенным образом как границу между умопостигаемыми существами и чувственными, одновременно тело и одновременно душу, ни одну из этих природ не утвердив раньше другой, когда одно было бы старейшим или причиной или следствием другого, или душа тела, или тело души, но в одной ипостаси соединив неслиянно две природы – как умопостигаемую души, так и чувственную сложенного из разных частей тела, – в то же самое время и в то же самое мгновение получения бытия сотворил человека единым лицом по образу Своему и по подобию». Преподобный Максим Исповедник убежден, что душа творится непосредственно Богом, а тело – зачинается от телесности родителей, но между душой и телом образуется глубочайшая связь – они принадлежат одной личности, логос которой задуман Творцом «по предведению Божию» еще прежде ее сотворения. С глубокой проницательностью преподобный Максим Исповедник отмечает тот факт, что душа приносит жизнь в тело, а значит если бы зачатое тело (эмбрион) в материнской утробе был бездушен, то в нем не было бы жизни, но раз он обладает жизнью, то в нем присутствует душа с самого момента его зачатия. В рассуждениях о тайне одновременного творения души и тела человека, преподобный Максим Исповедник приводит христологический аргумент – добровольно решив вочеловечиться, чтобы искупить грехи мира, Сын Божий воплотился – через непорочное зачатие Святой Девы Марии от Святого Духа Христос принял не бездушное тело, а все человеческое естество – Он воспринял человеческие дух, душу и тело, став истинным Богочеловеком. По словам преподобного Максима, в момент Своего зачатия Господь «соединился с плотью» именно «через посредство словесной души, а не посредством бездушной плоти принял впоследствии присоединившуюся словесную душу»; Христос воспринял «совершенное без изъяна человеческое естество, состоящее из словесной души и вместе с ней тела, неизреченно соединил с Собою по Ипостаси… Посему я наиболее тяготею к учению об одновременном сосуществовании… имея безошибочным Учителем и защитником этого учения Самого Творца естества в таинстве Его Воплощения». Как замечает современный православный богослов П.Ю. Малков: «у преподобного Максима присутствует тема соединения Божества и человечества во Христе – именно через посредство разумной и словесной души. Отсюда становится ясен и смысл христологического аргумента преподобного Максима: если бы в человеке в момент зачатия возникало сначала тело, а лишь затем – спустя 40 дней – разумная душа, то в нашей природе в миг ее возникновения в материнской утробе вообще бы отсутствовала та необходимая связующая составляющая, что помогла соединиться человечеству с Божеством во Христе при Его безмужном зачатии. Это бы означало, что либо Христос в миг Своего зачатия в утробе Приснодевы соединился Своим Божеством с человеческим естеством не через разумную душу, но каким-то иным способом, чем учит Церковное Предание, либо такое соединение произошло лишь на сороковой день после первоначального зачатия одной лишь телесности Господа – вместе с зарождением в телесности Христа Его души, что также недопустимо и немыслимо. Подобное – второе – допущение вообще предполагало бы некое предсуществование в течение 40 дней человечества Спасителя по отношению к Нему вне его Ипостаси – а от такого утверждения всего один шаг до несторианства. И в том и в другом своих вариантах подобные богословские допущения о предсуществовании в человечестве Христа Его тела по отношению к Его душе вообще перечеркнули бы православную христологию; мысль преподобного Максима – одного из столпов святоотеческого христологического учения – такого предположить не могла». Размышляя о порядке сотворения души и тела, преподобный Максим Исповедник говорит, что первозданный человек был сотворен Богом с истинной иерархией ценностей и естеств – тело его покорялось душе, душа – духу, а дух Богу, поэтому все те, кто отвергает бытие Бога и души и ставит чувственные блага выше Бога, а бренное тело выше бессмертной души – идолопоклонники: «Если душа лучше тела, и несравненно лучше мира создавший его Бог, то предпочитающий душе тело, и Богу созданный от Него мир, ничем не разнится от идолослужительствующих».
Преподобный Максим Исповедник утверждал, что первозданном состоянии своем человек был бессмертен и мудр, нетленен и бесстрастен – Адам и Ева не ведали смерти и тления, жили блаженной и счастливой жизнью. Вслед за святым Григорием Нисским, Максим Исповедник высказывал мысль, что «способ продолжения человеческого рода должен осуществляться не посредством соединения полов, но благодаря одухотворенной природе, которая должна была, находясь в райском состоянии, позволить людям себя воспроизводить». Человек – это двуединое существо, он есть связующая грань между небом и землей, Богом и космосом, но величайшая тайна человека заключена в том, что он создан по образу и подобию Божиему – он обладает разумом с его двумя силами – созерцательной и деятельной, бессмертием души, совестью, врожденным стремлением к Истине, Красоте и Благу, а также – свободой. Человек был создан Богом свободной и самоопределяющейся личностью, в свободе заключено духовное величие человека и его царственное достоинство, через свободу должно было осуществиться и его предназначение. Высок Божий замысел о человеке – высшее назначение человека состояло в том, чтобы быть царем и иереем Божим, духовно возрастать и жить ангельской жизнью на земле, соединить небо и землю, «так как он самим существом своим связан со всеми элементами «деления»: с землей – телом, с чувственным бытием – чувствами, с мысленным – душой, к Несозданному естеству он мог восходить умом». Высшее назначение человека заключается в том, чтобы всецело устремиться к Богу и жить Богом – жить бесстрастной и святой, равноангельской и праведной жизнью, служить Творцу и проникнуть умом в тайны небесные, соединиться с Самим Богом в любви и обожиться, а через это должно было совершиться одухотворение всей видимой вселенной – царства Адамова. В книге Бытия рассказывается, что человек оказался ниже своего предназначения – он нарушил заповедь Божью и отпал от Творца своего, ум его помрачился, а сердце обратилось к чувственному бытию – «из существа духовного он сделался грубо-материальным», грубой и немощной стала его плоть, а в душе стали гнездиться страсти. В результате грехопадения человек становится смертным, ибо причина смертности есть отдаление от Бога, тленным – плоть его истлевает, и страстным в двух смыслах – он стал подвержен страданиям и импульсам страстей – «страсти были внедрены в человечество вследствие отпадения от совершенства. Через страсти вместо Божественного образа тотчас вместе с преступлением заповеди стало явным и отчетливо видным в человеке его подобие неразумных животных». Рассматривая страстность человека, преподобный Максим Исповедник указывает, что главной страстью стало себялюбие – эгоцентрическая гордыня: «Мать страстей – себялюбие, оно – «причиною всех страстных помыслов; ибо от него рождаются три главнейшие помысла вожделевательной части души: чревоугодия, сребролюбия и тщеславия. От чревоугодия рождается помысел блуда, от сребролюбия – любостяжания, от тщеславия – помысел гордыни; прочие же все следуют за каждым из сих трех». В изображении преподобного Максима Исповедника грехопадение Адама – это вселенская катастрофа и трагедия мировых масштабов, она стала возможна в результате злоупотребления свободной волей – истоки зла коренятся не в природе людей, а в их произволении, а горестные итоги грехопадения – отпадение от Бога и утрата цели и смысла жизни – логоса бытия, раздор, воцарившийся среди людей со времен Каина и Авеля, наклонность людей ко злу через воспламенившиеся в них страсти, забвение истинного Бога и возникновение идолопоклонничества, утрата духовной мудрости, чистоты сердца и возвышенности ума, обреченность на страдание и болезни, на тление и смерть – с грехопадением Адама весь видимый мир попал во власть тления и смерти. С момента грехопадения человек стал существом, нуждающимся в спасении – никто из людей не мог спасти себя и войти в Царство Небесное, а история мира разделяется на два этапа: 1) история до Боговоплощения и искупительной жертвы Иисуса Христа, время, когда падшие люди находились во власти дьявола, греха и смерти и не могли спастись; 2) история после Боговоплощения и искупительной жертвы Сына Божиего, когда люди освобождаются от власти у греха, дьявола и смерти и могут обрести спасение и унаследовать Царство Небесное, если уверуют во Христа и будут жить по Его заповедям и участвовать в таинствах Церкви. Вся миросозерцания преподобного Максима Исповедника христоцентрично – христоцентрический характер имеет и его антропология, которая зиждется на учение о Христе – православной христологии, иными слова она имеет основанием Самого Христа Богочеловека, Он – истинный Бог Слово вочеловечившийся и воплотившийся, но Он же и истинный человек – Новый Адам, ибо в одной Его Божественной Личности две природы и две воли – Божественная и человеческая. На христоцентричность антропологии преподобного Максима Исповедника обращал внимание профессор С.Л. Епифанович: «Человек, по мысли преподобного Максима, является реальным отражением, или символом, Логоса в мире и органом высших целей Его промысла. Он есть, так сказать, мир и Логос в миниатюре. В идее человека, поэтому, как и в идее Логоса, может тоже найти применение вся совокупность воззрений преп. Максима: в ней дано и познание богословия, и осуществление идей промысла и суда. Для преподобного Максима эта идея составляет как бы мерило философствования. Антропология у него расширяется в космологию и получает онтологическое значение. Так, например, в частности три вида человеческого познания – чувственного, мысленного и мистического (сверх-разумного) – в онтологической проекции как бы образуют три сферы бытия – телесного, мысленного (духовного) и божественного… Полное и действительное осуществление идеи человека и установление непосредственной связи тварного и божественного бытия дано в конкретной идее Христа. Последняя и является самой главной, самой общей (несмотря на свою конкретность) и в полном смысле центральной идеей для преп. Максима. Во Христе, по мысли св. отца, сокрыты все сокровища премудрости… Во Христе дано все Божеское (Логос) и все (идеальное) человеческое; и человеческое – во всех стадиях бытия: и первобытное, и настоящее, и будущее (по воскресении). Во Христе заключены все блага искупления. Его воплощение и страдания суть высший пункт раскрытия идей промысла и суда. В Нем дан высший образец духовной жизни, явлены высшие проявления мистического опыта, даровано познание Святой Троицы, осуществлен идеал обожения. Если космология сводится к идее Логоса, а потом к идее человека, то вся вообще антропология всецело сводится к христологии. Вопросы антропологии (о времени происхождения человеческих душ), эсхатологии (о будущих телах), этики (подражание Христу) решаются на основе твердо установленных пунктов христологического учения… С точки зрения преподобного Максима, предвечная мысль Божества предзрела в Своих определениях о человеке не столько ветхого Адама, сколько Нового, и уже только в Нем и через Него все новое человечество, всю Церковь спасаемых. В этом Новом Адаме фактически исполнилось все предназначение человека, объединен весь мир и даровано обожение. Идея человека, таким образом, находит себе питание и поддержку в другой еще более глубокой и таинственной идее. Это – не просто только идея Логоса, и не одна только идея человека, а объединяющая ту и другую – самая общая – идея Христа». Христос есть Бог жертвующий Собой ради нас – уничиживший Себя в любви к нам до Креста, Он воплотился и вочеловечился и принял страдания и смерть по воспринятому Им человеческому естеству, Он – единственный Спаситель мира и Искупитель грехов рода человеческого, Он – истинный Богочеловек и Единый Безгрешный среди нас, в полной мере исполнивший высшее назначение человека – в Нем воплотилась Божья воля о человеке, потому Он – наш высочайший нравственный идеал и образец для подражания, а христианство – это уподобление Иисусу Христу. Вся духовная жизнь христианина и аскетика есть уподобление Иисусу Христу и усвоение Его святой жизни, добродетелей и мудрости, Он – ключ к раскрытию всех мировых тайн и загадок, Он есть Логос – Ипостасная Премудрость и Сила Божия, в Нем ответ на все вековечные и проклятые вопросы, волновавшие эллинских философов и мудрецов Ветхого Завета, Его пришествие в мир имеет вселенское значение – Он возвращает людям надежду на спасение и открывает смысл их жизни, Он указывает на высшую цель их бытия – на обожение.
Для преподобного Максима Исповедника Христос есть Альфа и Омега, через Него как Логос был создан мир, Он вочеловечился и явился во плоти в середине истории и явится в конце ее в силе и славе Своего предвечного Божества, Он – Смысл всемирной истории и смысл человеческой жизни, без Него история мира и наша жизнь лишились бы всякого смысла. Как истинный и совершенный Бог, Христос единосущен Отцу и Святому Духу, спасение мира с участием всех лиц Святой Троицы, ибо Троица нераздельна по естесту и по воле: «Весь Отец и весь Святой Дух существенно и совершенным образом пребывали во всецелом воплощаемом Сыне, не воплощаясь Сами, но Один благословляя, а другой содействуя в Воплощении самодействующему Сыну». Христос есть равночестный и совечный Отцу и Святому Духу Бог Слово и Создатель всего сущего, Он – Альфа и Омега всякого познания, ибо «таинство воплощения Слова содержит в себе весь смысл загадок и символов Писания, все значение видимых и невидимых созданий. Кто познал таинство Креста и Гроба, тот познал смысл всех вещей. Кому ведомо сокрытое значение Воскресения, тот знает цель, ради которой Бог изначально сотворил все». Размышляя о таинстве Боговоплощения, преподобный Максим Исповедник, вслед за святителем Григорием Богословом, провозглашает, что Христос воспринял всю полноту человеческой природы , кроме греха, ибо «что не воспринято – не уврачевано», а Христос пришел исцелить нас от язвы греха: «Богоначальное Слово, во всем подобное нам, кроме греха, непреложно облекшееся в наше естество и ставшее совершенным человеком, имело в Себе первого Адама, который проявлялся в Нем как по образу происхождения, так и по образу рождения». По великому и безмерному человеколюбию Своему предвечный Бог Слово воплотился и вочеловечился, чтобы искупить грехи рода человеческого и открыть человеку возможность к спасению и обожению. Тайна спасения синергитична и есть тайна любви – Бог вочеловечивается во Своему человеколюбию, а человек становится богом по благодати и обожается через свое боголюбие, ибо без любви и вне любви спасение невозможно. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского: «Преподобный Максим различает два момента и периода: «таинство Божественного вочеловечения» и «благодать человеческого Обожения». Ветхий Завет и несвершившаяся еще история Церкви. Евангельская история есть средоточие и раздел двух эпох, вершина и мистический фокус домостроительства... Это есть исполнение (завершение) откровений Слова в творимом им мире, в данном Им законе и писании». Христос Богочеловек есть начало и конец всего домостроительства Божиего, Он средоточие всех веков и всяческого бытия, от вечности Он добровольно решил стать Агнцем Божиим – Искупителем, чтобы осуществить высший смысл истории и восстановить мир из катастрофического состояния падшести, исцелить людей от зла и греха, освободить их от власти дьявола, более того – тайна Божественной Любви шире и глубже искупительного милосердия, ибо Господь хочет не только исцелить нас от греха и вернуть в первозданное состояние Адамово, но и призывает всех нас к обожению – быть совершенными как Отец наш Небесный и истинными сынами Божиими. Вслед за святителем Афанасием Великим, преподобный Максим Исповедник возвещает, что тайна искупления глубока и до конца непостижима для нашего ограниченного ума – только вечность в полной мере откроет то, что совершилось на Голгофе, но из боговдохновенного Священного Писания и церковного Предания нам известно, что спасение человека немыслимо без крестной жертвы Сына Божиего и освящающей благодати Святого Духа, а Христос пришел в мир, чтобы избавить человечество от власти греха, дьявола и смерти, низвергнуть идолопоклонничество и привести все народы земли к истинному Богопознанию, примирить человечество с Богом и соединить каждого из нас со Всевышим, возведя к величайшему таинству спасения – обожению. По святоотеческому богословию Бог вочеловечился, чтобы человек обожился – так учили Ириней Лионский и Афанасий Великий, трое легендарных каппадокийцев и преподобный Максим Исповедник. В понимании преподобного Максима Исповедника Боговоплощение – основная тема Божественного Откровения, о Христе Искупителе пророчествовали в Ветхом Завете, Он – средоточие Нового Завета, от вечности Бог Слово совершенно свободно определи Себя к вочеловечению, чтобы свершилось соединение, освящение и обожение всей твари и всего мира через человека – человек есть микрокосм, стоящий на грани двух миров – земного и небесного, он соединяет в себе все планы бытия, он – царь и иерей всего видимого мира, через него преобразится и одухотворится вся вселенная. Для преподобного Максима Исповедника очевидно, что спасение может совершиться только Иисусом Христом, отсюда – спасаться надлежит во Христе и через Христа, а без веры в то, что Иисус из Назарета есть истинный Сын Бога Живого, и без верности Христу через жизнь в Церкви и исполнение заповедей Евангелия невозможно спастись, ибо без Христа немыслимо освобождение от греха, тления и смерти, оправдание на Суде Божием и обожение. Таинственным и чудесным образом Христос был непорочно зачат и рожден по Своему человеческому естеству силой Святого Духа от Святой Девы Марии – Он рожден девственным и целомудренным рождением, которым «управлял не закон греха, но закон Божественной Правды», Он свободен от наследственно передаваемой скверны греха и является Единым Безгрешным. Преподобный Максим Исповедник особенно акцентирует внимание на то, что, Христос обновил в Себе наше «ветхое естество» и воспринял первозданную и непорочную человеческую природу, которая была сотворена Богом и которую имел Адам до падения, но ради нашего искупления Он изначально подчинил Себя порядку страданий и тления – добровольно уничижил Себя и принял на Себя «безупречные страсти» – голод и жажда, страх, усталость, страдательность и смертность, от которых Он мог быть вполне свободен, будучи вне греха. В неизреченной и безмерной любви к нам Христос, оставаясь всецело непричастен греху, принял на Себя «последствия греха» – страдательность и смертность, чтобы спасти нас Своей голгофской жертвой и исполнить Свое целительное послушание Отцу Небесному: «Невинный и безгрешный, Он заплатил за людей весь долг, как если бы Сам был повинен, и тем снова возвратил их к первобытной благодати царствия. Дал Себя самого за нас ценой искупления и избавления, и за наши тлетворные страсти воздал своим животворящим страданием, – целительным врачевством и спасением всего мира». По свободной воле Своей облекшись в страдательность нашего естества, Христос был чист и непорочен духом, душой и телом, вся земная жизнь Его – высочайший и недосягаемый образец святости, Он явил в Лице Своем все евангельские совершенства – целомудрие и воздержание, терпение и кротость, смирение и любовь, Он отразил все искушения дьявола в пустыне, Он запечатлел каждое дело Свое печатью добродетели, а каждое слово Его, наставление и притча – кладезь Божественной Мудрости, Он – высочайший нравственный идеал и наш Спаситель. По умозаключению богомудрого Максима Исповедника, вся жизнь Иисуса Христа от Вифлеема до Голгофы, Воскресения и Вознесения имеет сотериологическое значение – Он очистил и исцелил человеческое естество, упразднил рассеченность бытия и соединил небо и землю, сделал Ангелов и людей братьями по духу и вере, искупил грехи мира и примирил нас с Богом на Голгофе, пречистая душа Его сошла в глубочайшие тайницы Ада и сокрушила врата преисподней, низложила и обессилила державу смерти и освободила томящихся узников, уверовавших в Сына Божиего, Он воскрес из мертвых и разорвал узы ее, соделав Свое человеческое естество нетленным, бессмертным и одухотворенным, Он – Жизнь умертвившая смерть и Победитель дьявола и Ада, Он вознесся на небо и прославил человеческое естество среди собора Ангелов, воссел одесную Бога Отца и ходатайствовал о ниспослании Святого Духа – через Него Святой Дух ниспослан в мир и образовал Новозаветную Церковь. Как писал выдающийся патролог С.Л. Епифанович: «Спасение наше совершилось в Лице Самого Господа. Начало ему было положено в самом восприятии Им человеческого естества. Изгоняя из естества греховное рождение, Господь не принял рождения от семени и связанного с ним греха. Как чистый от греха, Он мог бы быть свободным от тления, этого наказания за грех, как свободен был от него и первозданный Адам, но в целях искупления Господь добровольно принял наказание за грех – наше тление, – чтобы Своими неправедными страданиями уничтожить наше праведное наказание. Господь, таким образом, с одной стороны, «обновил» законы естества, «возродил» в Себе естество человеческое, иначе говоря – усвоил безгрешность первозданного Адама, не приняв, однако, его нетления, а с другой – по всему уподобился нам, усвоивши тление падшего Адама, без его, однако, греха… Господь в жизни Своей показал нам образец добродетели и совершенства. Силой Своего воздержания и терпения Он победил все искушения, вызываемые удовольствием (в пустыне) и страданием (на кресте), а силой любви низложил все разнообразные искушения к гневу (от фарисеев). Так Он «совлек»с Себя (Кол.2:15) и уничтожил в Своей тленной плоти все козни нечистых сил и отразил все их искушения. Вместе с тем, Господь, без преуспеяния по существу, показал в плоти Своей всякую добродетель, с которой, впрочем, не сравнится никакая добродетель, ни человеческая, ни ангельская («Покры небеса добродетель Твоя»: Авв.3:3), ибо Господь был не просто человек, а Бог. Явивши людям божественную (духовную) жизнь, Господь открыл им и духовное ведение, и как Сам Он по уму Своему чужд был всякого греховного неведения и имел сокровища премудрости, так к тому возвел и наше тленное естество, сообщивши нам Свое учение. Своей жизнью и учением Господь показал человеку путь новой жизни, которая, в противоположность жизни по закону греха и плотского самолюбия, избегает удовольствия, и наоборот не чуждается трудов и страданий ради будущего блаженства, – которая вражду вытесняет любовью, а неведение – красотой духовного ведения. В этом именно – в добродетели и ведении – и заключается богоподобие человека, его «благобытие», достижение которого изначала было поставлено конечной целью его произволению».
Как тончайший метафизик и рассудительный богослов, преподобный Максим Исповедник заметил, что грехопадение Адама совершилось в сфере произволения – было волевым актом, разобщением человеческой воли с Божественной Волей, а свобода есть образ Божий в человеке, отсюда – искупление и спасение должны были совершиться через произволение – согласие двух воль – Божественной и человеческой, а это означает, что во Христе Искупителе было две воли, иначе Он не мог бы называться и быть Богочеловеком. По заветной мысли преподобного Максима Исповедника, если Христос не воспринял всей полноты человеческого естества и не обладает двумя естествами и двумя волями – Божественной и человеческой, то вочеловечивание Бога Слова – фикция, а не действительность и мы не можем быть спасены, ибо чтобы спасти нас Христос должен был воспринять и исцелить все наше естество – будучи единосущным Отцу и Святому Духу по предвечному Божественному естеству Своему, стать единосущным нам по человеческому естеству, а вместе с тем, воспринять и всю полноту человеческой свободы – стать Освободителем нашим и согласовать в Себе две воли – Божественную и человеческую, явить совершенное и безупречное послушание Богу Отцу – это тайна Его Гефсиманского моления. Опираясь на творения святителя Григория Богослова и используя богословский язык Леонтия Византийского, преподобный Максим Исповедник тонко различает природу и ипостась, он говорит о том, что ипостась – это самобытное, индивидуальное и уникальное бытие, обладающее природой и свободой, а Христос воспринял в Свою Божественную Ипостась наше человеческое естество, в Нем одна Личность – «единая Ипостась Бога Слова», две природы и две воли – предвечная Божественная и воспринята человеческая: «Говоря, что Христос из двух природ, мы мыслим, что Он из Божества и человечества, как целое из частей; и говоря, что Он после соединения в двух природах, веруем, что он пребывает в Божестве и в человечестве, как целое в частях. А части Христа суть Божество Его и человечество, из которых и в которых Он пребывает». По человеческому естеству Своему Христос единосущен нам, но в Нем оно соединено с Его Божеством и пронизано Им, оно свободно от греха и преображено, Он явил в Себе идеал и осуществление высшего назначения человека – создан человек по образу Божию и призван к Богоподобию, а во Христе исполнилось это высшее предназначение. По силе ипостасного единства два естества во Христе пребывают в неразрывной связи и совершенном согласии, Он – «неизменно вочеловечившийся Бог», «не только как Бог и по Своему Божеству, но вместе и как человек, по своему человечеству», а если Он обладает все полнотой человеческого естества, то обладает и все полнотой человеческой свободы, совершенным образом соединив и примирив в Себе две воли – Божественную и человеческую. В богословской полемике с монофелитами преподобный Максим Исповедник защищал православное учение о двух волях в единой Божественной Личности Иисуса Христа – монофелиты утверждали, что воля принадлежит ипостаси и несводима к природе, а преподобный Максим Исповедник, опираясь на Библию, святоотеческую литературу и «Метафизику» Аристотеля, как тончайший диалектик и метафизик, во-первых, указал на то, что все христиане исповедуют в Боге единую волю трех Его Ипостасей, а если бы были правы монофелиты, то каждая Ипостась обладала бы Своей собственной волей, во-вторых, он указал на то, что и лучшие эллинские философы – Сократ, Платон и Аристотель, и святые отцы Церкви провозглашали, что не существует природы без энергии, а значит человеческой природе свойственна энергия – воля, способность самостоятельно и независимости действовать – «самовластие духа», в-третьих, Максим Исповедник указал на то, что существует два вида воли – «естественная воля, стремящаяся к тому, что сообразно с природой», и гномическая воля – личное изволение и избирательная воля, колеблющаяся между добром и злом, она искажена в нас грехом и ущербна и является отражением расколотости нашей души, разрываемой между светом и тьмой, в то время как совершенная свобода во Христе – это всецелая устремленность к Богу. По характеристике преподобного Максима Исповедника гномическая воля «уклоняется в разные стороны и не есть определение природы, но в полной мере – лица и ипостаси». Во Христе Богочеловеке одна вечная и неизменная Божественная Личность Бога Слова и две природы и с двумя свободами – Божественной и человеческой, Он воспринял естественную человеческую свободу, но так, как в Нем нет человеческой личности (Он не пророк и не мудрец, достигший обожения, а Сам Бог вочеловечившийся и воспринявший человеческое естество и свободу в Свою вечную Божественную Ипостась) и Он не воспринял греха, то в Нем нет гномической воли, Его человеческая воля чужда колебаниям между добром и злом, но всецело согласна с Его Божественной Волей, «ибо через ипостасное соединение она была всецело обожена, отчего и была совершенно непричастна греху». Как пояснял богослов Владимир Лосский: «во Христе нет личности человеческой; есть человек, но Личность Его – Лицо Божественное». Христос Спаситель есть истинный Богочеловек, Он есть совершенный Бог по Своему предвечному Божественному естеству и совершенный человек по воспринятому Им человеческому естеству, но Личность Его – это Божественное Лицо Бога Слова, Который принял в Свою Ипостась – «воипостазировал» – человеческое естество через Боговоплощение, в Нем полнота двух природ и свобод – Божественной и человеческой, но в Нем нет избирающей и колеблющейся между добром и злом гномической воли. По проницательному рассуждению Максима Исповедника свобода выбора есть ущербная и колеблющаяся свобода, а Бог действует в совершенной свободе, Он не колеблется и не выбирает, Он обладает полнотой свободы. Христос вочеловечился и воспринял человеческое естество и человеческую волю в Божественную Ипостась, чтобы исцелить наше естество и спасти нас, в Нем человеческая природа была безгрешной и непорочной, а две воли – Божественная и человеческая – пребывали в полном согласии и между ними не было экзистенциального диссонанса – драматичной борьбы и внутреннего конфликта, о чем свидетельствует Гефсиманское моление и слова Иисуса Христа – «Да будет воля Твоя!». Все человеческое естество во Христе было преображено и обожено, оно было сопричастно Божеству – святости, силе и всеведению Божиему, а человеческая воля Его была полностью согласной с Божественной Волей и преображенной. Вся непорочная и святая жизнь Иисуса Христа и Его вольное страдание на Голгофе есть подвиг жертвенной любви и послушания Небесному Отцу, именно любовь – главный мотив и движущая сила Христа, ибо Он Сам есть Любовь по образу Своего бытия – Божественного и человеческого, поэтому через «Иисуса Христа, не отвратившего Свое произволение от блага, произошло для всех людей восстановление естества из тления в нетление». В основе нашего спасения лежит крестная жертва Иисуса Христа, но чтобы нам воспринять плоды Его искупительного подвига и обрести спасение и обожение необходима вера и жизнь по заповедям Евангелия, аскеза и участие в таинствах Церкви, иными словами – необходим подвиг нашей воли, ибо Царство Небесное силою берется, а тайна спасения есть тайна синергии Божественной благодати и человеческой свободы. В Церкви мы имеем средства для нашего спасения – таинства, в таинстве крещения мы возрождаемся и уподобляемся Господу, Его рождению и смерти, в покаянии – очищаемся от скверны грехов и обретаем Божье прощение, а в Евхаристии – соединяемся с Богом.
По воззрению преподобного Максима Исповедника Христос есть высочайший идеал и образец для каждого человека – каждый из нас призван уподобиться Иисусу Христу и обожиться через жизнь в Церкви, которая есть мистическое Тело Христово, столп и утверждение Истины и хранительница Божественного Откровения. «Велико и почти неисчислимо число мужей, жен и детей, которые разнятся и сильно отличаются друг от друга родом и видом, национальностью и языком, образом жизни и возрастом, умонастроением и искусством, обычаями, нравами и навыками, знаниями и положением в обществе, а также судьбами, характерами и душевными свойствами. Оказываясь же в Церкви, они возрождаются и воссозидаются Духом; она дарует и сообщает всем в равной мере единый божественный образ и наименование – то есть быть и называться Христовыми». Святая Церковь «благодатью веры совершает в верующих такое же неслиянное единение, какое производит в различных существующих вещах Своим бесконечным могуществом и мудростью Творец, все содержащий в Себе». Церковь есть скиния Господня в нашем мире, лежащем во зле, она – Сионская горница, пронизанная лучами благодати Божией, она объединяет собой все людей – и язычников и иудеев через веру во Христа и любовь к Богу и друг другу, она соединяет небо и землю, Ангелов и людей, ее драгоценные сокровища и семь столпов – семь таинств, ее учителя – пророки и апостолы, святые отцы и подвижники, ее стойкость и слава – мученики и исповедники, ее члены – истинные христиане и живые сосуды Святого Духа, ее жизнь таинственна, а богослужение – символично. Храм символически отражает смысл и значение Церкви, соединяющей Бога и человечество, она – творение Божественного Логоса, охватывающего творческой силой весь мир и приводящего все к единству, союз двух миров – духовного и чувственного, она – дом молитвы и место совершения таинств, святилище, где на жертвенники в таинстве Евхаристии пребывает Сам Христос, а сердцевина и средоточие всей ее мистической и благодатной жизни – это богослужения, прежде всего – Божественная Литургия, она – прообраз, тайна и предвосхищение жизни будущего века, а ее центр – таинство Евхаристии, которое есть предначатие будущей блаженной и вечной жизни в прославлении, созерцании и вкушении Бога, которая в богослужении сокрыта вуалью символов. Как в мессианском служении Христа Богочеловека спасение совершилось силой Его предвечного Божества и в согласии двух Его воль – Божественной и человеческой, так и в нас спасение совершается через синергию нашей человеческой свободы – через волевое усилие в исполнении заповедей Евангелия, и Божественной благодати, ниспосылаемой верующим во Христа, принимающим дары Святого Духа через таинства крещения и миропомазания, усваивая плоды искупительной жертвы Сына Божиего. По слову преподобного Максима Исповедника сама вера синергитична, она есть дар Божий и подвиг воли человека. В таинстве крещения Святой Дух – «Дарователь мудрости и ведения – смывает с нас внешнюю телесную грязь и очищает внутренние пятна греха», усыновляет нас Богу, истребляя силу греха и освобождая от власти дьявола, оно – духовное рождение, очищение от грехов и начало новой нравственной жизни, ведущей к обожению. В таинстве миропомазания, которое нераздельно с крещением, христиане принимают дары Святого Духа для служения Богу, а в таинстве Евхаристии – вкушают пречистое Тело и святую Кровь Иисуса Христа, причащается нетления и вечной жизни, соединяется с Самим Богом и обожается. По убеждению преподобного Максима исповедника, вне Церкви нет и не может быть спасения, ибо она – хранительница таинств, совершаемых Святым Духом через священнослужителей Его, но чтобы обрести спасение мало участвовать в таинствах Церкви – нужно жить праведной и богоугодной жизнью. Как замечает С.Л. Епифанович: «за таинственным возрождением всегда должно следовать моральное. Каждому дару благодати непременно должно соответствовать свободное усилие воли человека: крещению – хранение благодати сыновства произволением; дарованиям Духа – исполнение заповедей, Евхаристии – таинственное претворение в себя Христа по добродетели и ведению, через кои и просиявает Его Божество в «достойных». Словом, в деле спасения необходимо предполагается не только прямое воздействие Божества на человека, но и известное сотрудничество самого человека. Путь спасения начертан самой жизнью Иисуса Христа – если хочешь спастись, то отвергни себя, возьми крест свой и следуй за Христом, шествующим в Царство Небесное. Духовная жизнь христианина предполагает не только участие в таинствах и исповедание догматов Церкви, но и аскезу – волевое усилие, борьбу со страстями, молитву и пост, ночные бдения и воздержание, хранение ума и очищение сердца, ибо сердце падшего человека – это мрачная область страстей, их нужно обуздать и победить. Преподобный Максим Исповедник – не психолог и моралист, а мистик и пневматолог, он говорит о том, что на душу человека воздействуют темные импульсы – козни демонов, жаждущих погубить нас, посеять в нас лукавые помыслы и злые желания, соблазнить мирскими благами и чувственными наслаждениями, сокрушить скорбями и ввергнуть в отчаяние, совратить нас на путь греха и погибели, а потому – жизнь каждого христианина есть духовная борьба с духами тьмы и злобы, которая не может увенчаться успехом без благодати Святого Духа. По мысли преподобного Максима Исповедника ничто так не отделяет нас от Бога, как страсти, мы – враги Богу, пока пребываем в страстях, и мы – друзья Божии, если очищаемся от страстей в устремлении к Богу в вере и добродетели. В своем догматическом, нравственном и аскетическом богословии преподобный Максим всегда ясно различает естество произволение – после грехопадения естество человека осквернилось грехом, а образ Божий в нем помрачился, но не истребился – в каждом человеке сохранилась свобода нравственного выбора и самоопределения, и каждый из нас призван к высшей свободе во Христе – освобождению от ига грехов и страстей для вечной жизни в Боге. В основе всей аскетической жизни лежит подвиг свободной воли человека, поэтому аскетов именуют подвижниками, они борются со страстями, отрекаются от суеты и соблазнов мира сего, чтобы всецело устремить ум и сердце к Богу, помышлять о горнем, а не о земном, помнить о смерти и Страшном Суде, непрестанно молиться и искать Царство Небесное.
Преподобный Максим Исповедник напоминает, что христианская жизнь сопряжена со скорбями – многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное, ибо мир лежит во зле, здесь распяты Христос и пророки гонимы и побиты камнями, здесь нет торжества любви и справедливости, здесь арена борьбы с духами злобы и время испытаний и искушений, в которых человеку свойственно испытывать страдание и печаль, но есть дурная мирская печаль, а есть печаль по Богу – тоска по Нему и жажда всегда быть с Ним. Аскеза – это духовная брань, человек призван очиститься от страстей и обрести противоположные добродетели – одолеть вожделение воздержанием, гнев – кротостью, гордость – смирением, жестокосердие – милосердием, печаль и уныние – надеждой на Бога и Его благой Промысел, ропот – терпением и прославлением Бога, неверие – верой, чревоугодие – постом, скверномыслие – Богомыслием, мечтательность – духовным трезвением, похоть – целомудрием, сребролюбие – нестяжательством, зависть – бескорыстной щедростью и добродушием, радостью и молитвой за ближних, пристрастие к мирским и суетным вещам – отрешенностью, ненависть – любовью, которая есть совокупность всех совершенств и венец Богопознания, вершина добродетелей и аскетического подвига, полное самоотречение во имя Бога и уподобление Богу. «Когда, по влечению любви, ум возносится к Богу, тогда он ни самого себя и ничего из сущего совсем не ощущает. Озаряемый безмерным Божественным светом, он бывает бесчувствен ко всему сотворенному, как чувственный взор не замечает звезд по воссиянии солнца». «И когда в молитве имеешь ум, отрешенный от материи и от образов, знай – ты достиг в меру бесстрастия и совершенной любви». «Любовь есть такое расположение души, когда она ничего из существующего не предпочитает познанию Бога. И в такое состояние любви невозможно придти тому, что имеет пристрастие к чему-либо земному». «Любящий Бога не может не любить и всякого человека как самого себя». Любовь к Богу проявляется в исполнении Его заповедей и жизни по Евангелию: «Господь говорит: Любящий меня соблюдает Мои заповеди. А сия заповедь Моя, да любите друг друга. Стало быть, не любящий ближнего не соблюдает заповедь. А не соблюдающий заповедь не может полюбить и Господа». Любовь к ближнему неразрывно связана с любовью к Богу – только возлюбив Бога можно возлюбить ближних духовной любовью, прозревая в них образ Божий. Преподобный Максим Исповедник напоминает, что Бог есть Любовь, превышающая наше понимание, Он «ради любви к нам уничижил Себя Самого, приняв образ раба», «нет ничего более богообразного, более таинственного, более возвышающего людей до обожения, чем Божественная Любовь», «таинство любви делает нас из людей богами», а «чуждый любви чужд и Богу». Задача христианина заключается в том, чтобы освободиться от уз страстей и идти путем спасения – жить праведной жизнью, руководствуясь нравственным законом, начертанным на скрижалях сердца и изложенным в заповедях Священного Писания – жить в согласии с совестью и святой волей Бога Вседержителя, проверять свою совесть Евангелием и образом Иисуса Христа, достичь чистоты через «деятельное любомудрие», просветить ум истинным ведением через созерцание, одухотвориться и обрести единение с Богом. В своих сочинениях преподобный Максим Исповедник выделил три ступени Богопознания:1) первая ступень – это практическая философия, борьба со страстями, отрешенность от чувственного и преходящего, устремленность души к духовному и небесному, очищение от страстей и преуспевание в добродетелях; 2) вторая ступень – естественное созерцание, изучение Священного Писания, молитва и Богомыслие, хранение ума и обретение тишины в уме и сердце, освобождение мысли от просветленное равноангельское состояние ума, оно не философское упражнение, дар благодатного озарения, дар, получаемый лишь после достижении бесстрастия и раскрывающийся по мере духовного совершенствования подвижника, в созерцании ум познает метафизические реалии духовного мира и Бога как Творца, Промыслителя и Судию, это – восхождение ума к исихии и Боговидению, умолкание мысли перед величием Бога, подобно тому, как пророк Моисей восходил на Синай, где общался с Тем, Кто есть Сущий и Непостижимый, соделавший мрак покрывалом Своим; 3) третья ступень – таинственное богословие, через чистую молитву и апофатическое Богомыслие ум отрешается от всего чувственного и мысленного, вступая как пророк Моисей в таинственный мрак Синайской горы – соприкасаясь с непостижимостью Троичного Божества, созерцая неизреченный вечной славы Его как апостолы созерцании сияние на горе Фавор в момент Преображения Господня, внимая глаголам неизреченным, каким внимал апостол Павел, вознесенный «до третьего неба» (2Кор.12:2), это – неописуемое состояние обожения и высшая цель жизни. Преподобный Максим подчеркивает, что «душа никогда не может проторгнуться к познанию Бога, если Сам Бог, по благоснисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе. И ум человеческий никогда бы не смог настолько подыматься, чтобы воспринимать некое Божественное озарение, если бы Сам Бог не восторгал его, насколько возможно для человеческого ума быть восторженным, и не просвещал его Божественными осияниями». «Святой Дух осуществляет во святых ведение Божественных тайн не без присущей человеческому естеству силы, взыскующей и исследующей это ведение. Поэтому святые, ища и разыскивая или исследуя и изыскивая, имели благодать Духа, приводящую в движение мыслящую, разумную силу их души для того, чтобы это взыскание и исследование служило для спасения душ. Без Духа невозможно созерцание духовного, потому что человеческому уму не присуще самому по себе, без Божиего Света, познавать Божественное и умопостигаемое». Но вместе с тем, Святой Дух никогда не действует в человеке, если он не очищает себя для Бога и не верует во Христа, а это означает, что Боговидение есть одновременно дар Божий и плод подвижнической жизни. На вершинах духовной жизни и Богопознания Святой Дух охватывает всю душу подвижника и преображает ее – в чистых сердцах алмазной кистью и таинственной силою Святого Духа Бог начертывает Свои сокровенные письмена – выводит их на скрижалях сердца, вдыхает любовь Свою в подвижника и дает ум Христов – дает духовно рассуждать и понимать Священное Писание, одаряет высшей мудростью и уподобляет Христу Спасителю – делает христоликой личностью.
По воззрению преподобного Максима Исповедника, наивысшая цель и смысл всей христианской жизни – это обожение, высочайшее единение с Богом и духовное преображение человека – его личности и естества – духа, души и тела, ибо человек призван стать богом по благодати и сыном Всевышнего, а обожение совершается через синергию – содействие Божественной благодати и человеческой свободы, Преподобный Максим Исповедник убежден, что обоженые люди – это святые подвижники, ставшие живыми храмами Святого Духа, они уподобились Иисусу Христу в жизни и в добродетелях, в них веет благодать Божия, через них Господь совершает Свои чудеса и Он открывает им Свои сокровенные тайны, отсюда – дары чудотворства и мудрости, они – «возводятся за пределы своего естества», превосходят самих себя и соединяются с Богом, становятся причастниками Его вечной жизни и сияющей славы, ибо Божья благодать дарует человеку обожение по «осиянию человеческой природы сверхъестественным светом, и, по превосходству его славы, возвышает нашу природу выше ее собственных пределов в преизбытке славы», тем самым они становятся богами «по причастию» к единому истинному Богу, их сердце – очищено от скверны греха, а чистые сердцем восходят к Боговидению, их ум просвещен Светом Божественной Истины, их свободная воля «обожена и приведена в созвучие с Самим Словом и Богом посредством Духа», они обретают высшую свободу в Боге и не уже могут пасть. «Будучи полностью соединены со всем Словом, по мере возможности каждого, настолько оказались пронизанными Его свойствами, так что, как чистейшие зеркала, отражают в себе нетускнеющий образ Бога Слова, который созерцается в них без малейшего изъяна, ибо они стали обладать Его божественными признаками, при этом, не лишаясь ни единого из своих старых отличительных свойств, коими по природе определяется человек, будучи всецело побеждены лучшими, как неосвещенный прежде воздух, всецело смешавшийся со светом». Размышляя о неизреченной тайне обожения, преподобный Максим Исповедник говорит, что оно есть священное таинство, совершаемое через уподобление Иисусу Христу и стяжение благодати Святого Духа, их преображает и освящает благодать Святой Троицы – нетварная энергия, сообщаемая людям от Отца через Сына в Святом Духе, обожение совершается через свободную волю человека – его духовное усилие, через веру, надежду и любовь, через пост и молитву, через покаяние и жизнь по заповедям Евангелия, через участие в таинствах Церкви и исповедание догматов веры, при этом человеческая природа не превращается в Божественную Природу, но пронизывается сиянием вечной славы Святой Троицы – человек не растворяется в Боге, а преображается – он остается самим собой – свободной и разумной, творческой и уникальной личностью, но становится подобным Богу и равным Ему, настолько, насколько это только возможно» – обретает святость и совершенство Всевышнего в то мере, в какой это возможно для разумных тварных созданий – Ангелов и людей. Предвосхищая возвышенного Богомыслие святителя Григория Паламы и исповедуя учение о различие Божественной Сущности и нетварных Божественных энергий, преподобный Максим Исповедник особенно акцентирует внимание на том, что человек становится богом по благодати через причастие не сокровенной и неприступной Сущности Бога, а Его нетварным и вечным энергиям, сияющим окрест Бога – «неприступного свету», в котором Он обитает, а озаряясь сиянием Божественного Света, человек не исчезает в Боге и не сливается с Ним, а преображается – как зеркало отражает в себе величие и славу Творца.
Высшее назначение Церкви проповедовать о Христе и вести людей к Богу и единению с Ним через молитву и таинства, она будет существовать до дня кончины мира, когда совершится второе пришествие Иисуса Христа и все усопшие воскреснут, все одухотворится и станет нетленным, будет Суд Господень, на котором определится окончательная участь всех людей – праведных ждет спасение и обожение, а грешных – отвержение от лица Божиего и вечное мучение, ибо души их познают всю суетность и бессмысленность своей загубленной жизни и не обретут обожения, их будет мучить бессильное раскаяние и они будут лишены благодати Божией – не могут воспринять ее, в то время как благодать разольется по вселенной, весь мир преобразится – будет новое небо и новая земля, и «будет Бог всяческая во всех» (1Кор.15:28). В «Толковании на 59 Псалом» преподобный Максим Исповедник высказывал мысль о «всеобщем и естественном в благодати обновлении и изменении всего рода человеческого из смерти и тления в жизнь вечную и нетление», осуществляемом «посредством чаемого Воскресения», а в «Мистагогии» – писал о «всеобщем свершении», ибо в эсхатологической перспективе – все сущее преобразится. В неизмеримой любви Своей Господь объемлет все творение – добрых и злых, как сказано в Евангелии, все причастно Богу, ибо имеет от Него бытие, но не все наполняются Его благодатью и обретают спасение, ибо никто не моет быть спасении помимо его воли. В области эсхатологии преподобный Максим Исповедник отвергал учение Оригена о всеобщем спасении и его концепцию апокатастасиса, ибо восстановление природы в ее изначальном и естественном состоянии, не означает всеобщего спасения и того, что воля всех созданий станет доброй и обратится к Истине. Преподобный Максим Исповедник различал апокатастасис и теозис, говоря, что все души в конце времен познают, что Бог благ и безупречен, но не все спасутся – праведные будут блаженствовать, а нераскаянные грешники – будут пребывать в муках, не в силах более клеветать на Бога, ибо всем неотразимо откроется правота Божия. В своей книге «Византийская философия. Четыре центра синтеза», представляющей собой учебник по византийскому Богомыслию, Георгий Каприев – один из самых ярких представителей болгарской патрологической школы и крупнейший болгарский исследователь средневековой философии, справедливо замечает, что «нет никаких оснований утверждать, что святой Максим Исповедник буквально воспринял доктрину Оригена об апокатастасисе, об утрате душами их нынешнего состояния и об их общем возвращении в состоянии умом, созерцающих Бога в первоначальном покое. Святой Максим Исповедник однозначно отвергал учение о предсуществовании душ, отстаивал одновременное сотворение души и тела в цельном эйдосе человека и прямо критиковал концепцию апокатастасиса… Обожение не является ни первоначальным состоянием Адама, ни оригеновским возвращением, ни обретением Божественной Сущности. Оно есть причащение к сущностной Божественной энергии и ее «присвоение» со стороны человека… В обожении человек по природе остается душою и телом всецело человеком, а по благодати становится душою и телом всецело богом». Размышляя о конечной участи дьявола и его аггелов – демонов, святой Максим Исповедник писал: «Они лишились блаженного и всесветлого даяния чистого света, расточив дарованную им по природе умную силу на несущее. А что претерпят они в страшный день суда, знает один праведный Судия (2Тим.;4:8), назначающий каждому по достоинству праведные воздаяния, определяющий соразмерно злу вид осуждения и праведно выносящий на бесконечные веки подобающий приговор своими благими повелениями». По разъяснению протоиерея Георгия Флоровского, ясно и четко изложившего эсхатологические воззрения преподобного Максима Исповедника: «В последние дни вся тварь будет полностью восстановлена. Но мертвые души останутся слепы к Откровению Света. Божественный Свет будет светить всем, но те, кто когда-то выбрал тьму, не смогут, да и не захотят, наслаждаться вечным блаженством. Они останутся во мраке себялюбия. Они просто не смогут радоваться. Они пребудут «во тьме внешней», ибо союз с Богом, в котором и заключается спасение, предполагает и требует определенного устроения воли». По мысли преподобного Максима Исповедника только праведники будут причастны вечной жизни в Боге, испытывая блаженство и радость от Его вечной, неизреченной и безмерной любви, а люди злой воли – все нераскаянные грешники, не вкусят вечной жизни, но пойдут в муку вечную – они будут томиться запоздалым сожалением о бессмысленно прожитой жизни, скорбью и печалью, но это будет горестное последствие их свободного выбора и самоопределения. С православной точки зрения, Бог хочет всех спасти, но спасение – это тайна синергии, мы спасаемся через свободное согласование человеческой воли с Божественной волей, через добровольное и творческое исполнение Божественных заповедей, через освящение и преображение самой нашей воли благодатью Святого Духа, а те, кто отвергают бытие Бога и веру во Христа, пренебрегают заповедями и уклоняются во зло – не желают быть с Богом и жить Его святой жизнью, они не унаследуют Царство Небесное, низвергнувшись во тьму кромешную геенны огненной. Преподобный Максим Исповедник глубокомысленно и тонко поясняет, что апокатастасис природы не обязательно будет означать обожение ипостаси – лишенные причастности Святому Духу и не просвещенные нетварным Божественным Светом Его благодати грешники сами обрекли себя на вечные муки, которые будут соразмерны мере греховности каждого из них, равно как и вечная жизнь и неизреченное блаженство праведников в Царстве Небесном будет сообразно их подвижнической жизни и духовному устроению их души. В полном согласии с Библией и церковным Преданием преподобный Максим Исповедник предостерегает, что именно в скоротечной земной жизни своей человек совершает нравственный и экзистенциальный выбор, определяющий его вечность.
Преподобный Максим Исповедник – великий церковный аскет и подвижник, он – самый утонченный мыслитель Византии, знаток Слова Божиего и святоотеческой литературы, искусный полемист и ученейший богослов, по своему гению и возвышенности ума равный святителю Григорию Богослову, освоивший как всю предшествующую святоотеческую мудрость, так и эллинскую философию, он – лучший объяснитель трактатов святого Дионисия Ареопагита и замечательный мистагог – толкователь церковного богослужения, превосходный метафизик и тончайший диалектик своей исторической эпохи, он – борец с ересью монофизитства и монофелитства, принявший скорби за веру, среди страшных гонений и неслыханный испытаний явивший себя как непоколебимый исповедник Истины и несокрушимый столп Православной Церкви – ни гонения, ни истязания, ни заточение в темнице, ни сама смерть не могли поколебать его духа и веры, он жил служением Богу и мученической кровью своей запечатлел силу и ревность своей веры, стяжав исповеднический венец неувядающей славы, его догматические, нравственно-аскетические, экзегетические и полемические произведения – драгоценное духовно-литературное наследие, о нем с благоговейным почтением отзывались последующие великие византийские мистики и богословы – преподобный Симеон Новый Богослов и его ученик Никита Стифат, преподобный Григорий Синаит и праведный Николай Кавасила, его прославляет святая Церковь в своих молениях: «Троицы рачителя и великаго Максима, научающа ясно вере Божественней, еже славити Христа, во двух естествах, волях же и действах суща, в песнех достойных, вернии, почтим, взывающе: радуйся, проповедниче веры».
Жизнь и богословие святого Максима Исповедника
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223052600266
Свидетельство о публикации №223052600266
Рецензии