Православия наставниче, благочестия учителю и чистоты, вселенныя светильниче, монашествующих богодохновенное удобрение, Иоанне премудре, ученьми твоими вся просветил еси, цевнице духовная, моли Христа Бога спастися душам нашим.
Тропарь преподобному Иоанну Дамаскину, глас 8
Песнописца и честнаго богоглагольника, Церкве наказателя и учителяи врагов сопротивоборца, Иоанна воспоим: оружие бо взем, Крест Господень, всю отрази ересей прелесть и яко теплый предстатель к Богу всем подает прегрешений прощение.
Кондак преподобному Иоанну Дамаскину, глас 4
Преподобный Иоанн Дамаскин – великий православный подвижник и аскет, незабвенные эпизоды из жизни которого, рассказанные в древних житиях и хранимые святой Церковью, – кладезь благочестия и христианской мудрости; он – пламенный молитвенник и ученейший богослов своего времени – VIII века, написавший образцовое догматическое произведение – «Точное изложение православной веры» – стройную симфонию догматического богословия и непревзойденный шедевр богословской мысли; он – тонкий диалектик и выдающийся метафизик, равный по глубине и силе мысли святителю Григорию Богослову и преподобному Максиму Исповеднику, он – превосходный догматист и борец за чистоту Православия, для которого догматы – незыблемые основания христианской жизни и Богопознания, ибо духовная жизнь и богословие неразрывно взаимосвязаны и чтобы быть богословом – надо быть церковным человеком, надо жить литургической жизнью Церкви и исповедовать ее догматы. С вдохновением пророков и библейской мудростью преподобный Иоанн Дамаскин возвещает, что для того, чтобы быть христианином и восходить по лестнице Богопознания нужно ходить в храм и участвовать в богослужениях и таинствах Церкви, бороться со страстями, очищать сердце свое и хранить ум, исполнять заповеди Христовы, читать Священное Писание, исповедовать Символ Веры и догматы, а также обратить мысль свою в Богомыслие и молитву. По воззрению преподобного Иоанна Дамаскина истинное богословие есть богоугодная духовная жизнь христианина, но она невозможна и немыслима без постижения догматов Церкви и участия в ее таинствах, без аскетического духовного делания и соблюдения заповедей Евангелия, ведь между молитвой и богословием, между догматами и жизнью существует глубочайшая взаимосвязь – мы молимся словами Священного Писания и святых отцов Церкви, мы возносим молитву Святой Троице и почитаем Христа Спасителя как истинного Богочеловека, мы стремимся соединиться с Ним и познать намерения и замыслы Божии. Протоиерей Николай Агафонов – автор замечательного исторического романа «Иоанн Дамаскин», так описал этого великого святого отца Церкви: «Знатный вельможа и монах-аскет, знаменитый писатель и поэт, ученый богослов и философ-полемист, он был поистине великим человеком не только своего VIII века, но и всей христианской эпох в целом». Преподобный Иоанн Дамаскин удостоился высокой чести быть священником и проповедником в храме Гроба Господня в Иерусалиме, он – великолепный проповедник, умеющий жечь глаголом сердца людей, а его проповеди отличались как глубиной богословской мысли и тонкостью диалектический рассуждений, так и вдохновенностью – его речь о Боге всегда исходила из глубин сердца, он сочетал в себе изощренность философской мысли преподобного Максима Исповедника и молитвенное настроение духа преподобного Ефрема Сирина, он был христианским метафизиком и поющим богословом в одном лице, а одна из самых ярких его гомилий – это проповедь на Преображение Господне. По воззрению святого Иоанна Дамаскина приступать к чтению Священного Писания и молитве – таинству Богообщения, а тем более – к богословию, нужно с благоговением и страхом Божиим, являющимся началом премудрости, опираясь на святоотеческую традицию, дабы не впасть в еретическое лжеучение и не отпасть от Церкви, вне которой не может быть спасения. Самоотверженный и ревностный исповедник и защитник Православия, святой Иоанн Дамаскин был искусным полемистом и борцом с ересями, автором превосходных богословских трактатов, направленных против несториан, монофизитов, монофелитов, манихеев, в «Беседе с сарацином» он изложил свои полемические соображения против ислама, а одним из лучших его произведений – книга «О ересях вкратце», где он изобличил различные религиозные заблуждения. В лице преподобного Иоанна Дамаскина Церковь обрела великолепного защитника святых икон и иконопочитания, он был первым богословом, давшим непревзойденный догматический ответ на вызов иконоборчества. Для преподобного Иоанна Дамаскина иконоборчество – это одна из христологических ересей, уклонение от истины Боговоплощения, ибо неизобразимый и неописуемый по Своему предвечному Божественному естеству Бог Слово вочеловечился и воплотился – Христос изобразим по человеческому естеству Своему, преображенному силой Его Божества. В догматической защите иконопочитания святой Иоанн Дамаскин указывал на то, что в Ветхом Завете были священные изображения – Херувимы, осеняющие Ковчег Завета в Скинии и Храме Иерусалимском, а кроме того, он обращал внимание на то, что через почитание священных образов мы восходим к Первообразу. Если икона есть образ, то Первообраз – это Сам Господь, а потому мы поклоняемся не краскам и веществу, а Тому, Кто изображен на иконе, восходя мыслями и молитвами к Самому Богу. По тонкому рассуждению преподобного Иоанна Дамаскина поклонение подобает одному Богу – Святой Троице, а почитание мы воздаем святым иконам, ибо они – религиозная святыня, в которой таинственно присутствует благодать Божия, через них мы восходит к Богу, источнику всей благодати.
По складу своего мышления святой Иоанн Дамаскин был философом – с юных лет он размышлял о вековечных философских вопросах, находя их разрешение в Священном Писании и Священном Предании, он изучил всю эллинскую философию с ее риторикой и диалектикой, логикой и метафизикой, подобно царю Соломону, утверждая, что мудрость лучше золота, знание – лучше серебра, а приводя список ересей, он упоминал и ересь гносимахов: «Они отвергают необходимость для христианства всякого знания. Они говорят, что напрасное дело делают те, кто ищет какое-либо знание в Божественных писаниях, ибо Бог не требует от христианина ничего, кроме добрых дел. Итак, лучше жить скорее проще, не любопытствовать ни о каком догмате, относящемся к знанию». Для преподобного Иоанна Дамаскина нежелание знать, отказ от стремления к знанию – это ересь, ибо всякий человек, а тем более христианин, должен стремиться к познанию Бога – к познанию Того, Кто сказал о Себе – «Я есть Истина». Если эллинская философия Сократа, Платона и Аристотеля, стоиков и неоплатоников была лишь тенью Истины, то христианство – это Истина, воссиявшая во вселенной, а любовь к мудрости и стремление к познанию Истины есть путь Богопознания. Как истинный и пламенный любитель мудрости, преподобный Иоанн Дамаскин даст лучшее во всей мировой богословской и философской литературе всестороннее и всеобъемлющее определение философии – ее религиозно-гносеологическое, мистико-аскетическое и нравственно-практическое осмысление: «Философия есть познание сущего в качестве сущего, то есть познание природы сущего. И еще: философия есть познание Божеского и человеческого, то есть видимого и невидимого. Далее, философия есть попечение о смерти, как произвольной, так и естественной. Ибо…смерть двояка: во-первых естественная, то есть отделение души от тела, во-вторых, произвольная, когда мы презираем жизнь настоящую и устремляемся к будущей. Далее, философия есть уподобление Богу. Уподобляемся же мы Богу через мудрость, то есть истинное познание блага, и через справедливость, которая есть нелицеприятное воздаяние каждому должного, и через кротость превыше справедливости, когда мы делаем добро обижающим нас. Философия есть также искусство искусств и наука наук, ибо философия есть начало всяческого искусства, и через нее бывают изобретаемы всяческое искусство и всяческая наука… Далее, философия есть любовь к мудрости, но истинная Премудрость – это Бог, и потому любовь к Богу есть истинная философия». По слову преподобного Иустина Поповича, святой Иоанн Дамаскин – один из величайших богословов Православной Церкви, он – философ Святого Духа и любитель мудрости, на личном опыте осознавший, что вся мудрость мира сего меркнет пред Христом, как звезды уходящей ночи меркнут в лучах восходящего солнца. Преподобный Иоанн Дамаскин – глубокий знаток Слова Божиего и хранитель церковного Предания, сердце его было всецело обращено к Богу, а мысль – к Священному Писанию, в своем возвышенном философствовании о Боге, он опирался на творениях святых отцов Церкви и был собирателем их мудрости – «новым премудрым Соломоном», каждое слово и каждое сочинение которого, было направлено на то, чтобы разъяснить вероучительные истины, открытые Богом в Священном Писании и побудить людей задуматься о вековечных вопросах бытия – о жизни и смерти, о грехе и искуплении, о Боге и душе, обратить читателей к православной вере как истинному Богопочитанию. По характеристике протоиерея Георгия Флоровского преподобный Иоанн Дамаскин «был собирателем отеческих преданий. В отцах он видел «богодухновенных» учителей, «богоносных» пастырей. Не может быть между ними разноречия, – «отец не противоборствует отцам, ибо все они были общниками единого Духа Святого». Иоанн Дамаскин собирал не личные мнения отцов, но именно отеческое предание. «Единичное мнение не есть закон для Церкви», говорит он и повторяет за Григорием Богословом: одна ласточка не делает весны. «И одно мнение не может ниспровергнуть предание Церкви от пределов до пределов земли»... Всего ближе Дамаскин к Ареопагитикам, в христологии он повторяет Леонтия Византийского и преподобного Максима Исповедника». Как богослов преподобный Иоанн Дамаскин не компилятор, а самобытный церковный мыслитель, догматически верный Церкви, верующий в то, что в Священном Писании открыта вечная истина от Бога, а Священное Предание – единственный способ воспринимать истину и понять ее. Как замечает священник Максим Козлов, преподобный Иоанн Дамаскин – «один из величайших систематизаторов византийской эпохи», а его духовно-литературное наследие необычайно актуально и в наше время. «Прежде всего, для Иоанна Дамаскина характерна та особая даже на фоне всей патриотической традиции – сила, с которой он подчеркивал значение Священного Предания Вселенской Церкви. Преподобный Иоанн, как богослов, и есть по преимуществу ревнитель святоотеческого Предания. Все, что написано им о Святой Троице, Христе, Божией Матери, он черпает из «божественного Предания», которое нам открыто и передано Богом через все Домостроительство Христово. Безусловной для православного богослова нормой искания истины Дамаскин утверждает проверку собственного мнения преданием церковным. «Станем, братия, на скале веры и на церковном предании, не изменяя пределов, которые положили Святые Отцы наши, не давая места желающим вводить новое..., примем церковное предание в простоте сердца, а не со многими рассуждениями», – призывает он и своих современников, и нас в III Слове «Против отвергающих св. иконы». Собственная же верность Иоанна Дамаскина Преданию Церкви состоит прежде всего в том, что так же, как Писание и Отцы, Дамаскин смотрит на все и все толкует христологически. Бог Слово, Единый от Святой Троицы, рожденный от Девы нашего ради спасения, есть центральная тема всего Писания и Предания, и, следовательно, всего богословия святого Иоанна Дамаскина, так что не только в «Точном изложении православной веры» из четырех книг более двух с половиной посвящены Христу, но даже и в словах на Богородичные праздники, специальных, казалось бы, по теме, доминирует христология. Православное богословие святого Иоанна Дамаскина есть по преимуществу христология, которая охватывает, конечно, и сотериологию, и антропологию, и учение о личности преблагоcловенной Девы Марии». Все богословие преподобного Иоанна Дамаскина основано на Священном Писании и Священном Предании, он веровал, что источник и краеугольный камень богословия – это Сам Бог и Его Слово, обращенное к нам – Божественное Откровение – «мы знаем о Боге то, что Он Сам открыл нам», при это Бог остается величайшей Тайной Тайн, Он есть Сущий и Непостижимый, образ бытия Которого – Любовь, а богословие – диалогично и синергитично, ведь для того, чтобы постичь написанное в Священном Писании и воспринять Божественное Откровение нужен подвиг веры и духовное усилие, нужна любовь к Богу, жажда Богопознания и постижения Истины, устремленность нашего духа к Богу и приближение к Тайне всех Тайн, которое предполагает Богомыслие и молитву. Догматическое богословие есть основа всей христианской жизни, Богомыслие – устремленность ума к Богу и размышление о Нем, помышление не о суетном, земном и преходящем, а о вечном, небесном и духовном, а молитва – это само дыхание жизни для души.
По блестящей характеристике профессора и выдающегося русского патролога А.И. Сагарды: «святой Иоанн Дамаскин, вдохновенные песнопения которого раздаются и в великолепных храмах столицы, и в убогих церквах заброшенных наших сел, славен, как самоотверженный и неустанный защитник Православия, – велик как глубокомысленный христианский богослов, давший в своих творениях раскрытие и изложение возвышенных догматов христианства, – неподражаем, как величайший христианский песнописец. В своих многочисленных творениях, которые навсегда останутся источником христианской науки и церковного просвещения, святой Иоанн Дамаскин выступает то как догматист, излагающий систему христианского вероучения, то как моралист, раскрывающий величие и силу добродетелей и опасность и вред пороков, то как полемист с неподражаемой ревностью, настойчиво, безбоязненно боровшийся и силою своего слова и верою поражавший несториан, монофизитов, монофелитов, манихеев, иконоборцев и магометан; то как экзегет, давший истолкование всех посланий апостола Павла, то как оратор-проповедник, то как христианский певец, трогающий нас своею вдохновенною и поэтически созданною благоговейною церковною песнью». Если по культуре мышления преподобный Иоанн Дамаскин – тончайший диалектик и метафизик, то по натуре своей он – вдохновенный мистик и поэт, но мистический опыт его имеет строго церковный характер и характеризуется духовным трезвением и молитвенным благоговением перед величием и тайной Святой Троицы, его поэзия – духовная и возвышенна, это – молитвы, песнопения и гимны, ибо его вдохновитель – Сам Святой Дух, ниспосылающий людям дары и таланты. Преподобный Иоанн Дамаскин не только просвещенный Святым Духом аскет и подвижник, ученейший богослов и выдающийся полемист, но и великолепный поэт, гимнотворец и песнопевец, равный святителю Григорию Богослову, преподобному Ефрему Сирину и преподобному Андрею Критскому. Возвышенная душа святого Иоанна Дамаскина была всецело устремлена к Богу, жила молитвой и Богомыслием, а его церковные песнопения, затрагивающие самые сокровенные струны христианской души, звучат в храмах в высокие и священные минуты церковного богослужения, и мы слышим его творения и возносим моления его словами, когда вечер субботы после чтения Евангелия в храме поем – «Воскресение Христово видевшее, поклонимся Святому Господу Иисусу…», и когда рассеивается ночной мрак и как торжественный гимн звучит тропарь пасхальной заутрени – «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Вся пасхальная служба – драгоценнейшая жемчужина церковной гимнографии – написана святым Иоанном Дамаскиным, ему принадлежат более шестидесяти богослужебных канонов на двунадесятые и великие церковные праздники, он написал знаменитый рождественский канон – «Христос рождается, славите, Христос с небес, срящите», сам «Октоих» с церковным пением на 8 гласов составлен Иоанном Дамаскиным и называется Визинтийским или Дамаскиновым осмогласием, каждый вечер мы молимся молитвой Иоанновой – «Владыко Человеколюбче, не ужели мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душ просветиши днем?», а в скорбные минуты прощания с усопшими, мы внимаем грустным раздумья и трогательным молениям – самогласам Иоанна Дамаскина: «Какая житейская сладость печали непричастна? Какая слава была на земле непреложна? Все – тени слабее, все – обманчивее сонных мечтаний. Одно мгновение – и все это наследует смерть!.. Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти». «Во свете, Христе, лица Твоего, и в наслаждении Твоея красоты, его же избрал еси, упокой, яко человеколюбец». В личности, жизни и творчестве преподобного Иоанна Дамаскина православная вера как сверкающий алмаз раскрылась во всей своей духовной глубине и многогранности – от симфонического изложения догматического богословия в «Точном изложении православной веры», вдохновенных и глубокомысленных проповедей, блистательной апологетики и трактатов, изобличающих лжеучение еретиков, до непревзойденных молитвенных песнопений – подлинных шедевров церковной гимнографии. С восторженной похвалой о святом Иоанне Дааскине писал Макарий Анкирский: «Когда я говорю о Дамаскине, о им означаю всех учителей и богословов, вместе взятых. Это великий провозвестник и истолкователь всех богословов… Какая высота в его речах, какое тщательное, полное и точное изложение догматов, сколь он славен во всем!». Благодаря книге «Точное изложение православной веры», ставшей эталоном догматических сочинений, на Западе Иоанна Дамаскина величали «первым систематичным богословом», лучше сказать, что опираясь на Библию и писания святых отцов Церкви – своих предшественников, он изложил не столько богословскую систему и «сумму богословия», подобно рационалисту Фоме Аквинскому – архитектору средневековой схоластики, сколько симфонию догматической мудрости Церкви, ибо Иоанн Дамаскин – подвижник, поэт и тайноведец, а не отвлеченный мыслитель, он – не родоначальник схоластики, а гениальный представитель и выразитель патристики. Преподобный Иоанн Дамаскин был велик, благочестив и мудр в жизни своей, а величие его личности и несравненная мудрость отразились в его произведениях – как богослов и песнопевец он приобрел заслуженную славу в Православной Церкви и уже в «Хронографии» Феофана был назван «Златоструйным Учителем» «по обилию в нем благодати Святого Духа, текущей в словах его и в жизни».
По замечанию профессора А.А. Царевского для того, чтобы перед нами во всем достойном величии и красоте духовной восстал образ преподобного Иоанна Дамаскина как богослова и песнопевца, нам нужно обратиться к описанию его жизни и осмыслению его творений. Сведения о земной жизни преподобного Иоанна Дамаскина содержатся в его собственных творениях, в сообщениях церковных писателей и летописцев – Феофана, Кедрина, Зонары, в двух вариантах его «Жития» – греческом и арабском, составленных спустя два столетия после его кончины, и помогающих нам пролить свет на его происхождение, жизнь и смерть. По всей вероятности святой Иоанн Дамаскин родился во второй половине VII века (протоиерей Иоанн Мейендорф полагает, что год его рождения – 675 год) в городе Дамаске – «жемчужине Востока», утопающей в зелени садов, городе с белокаменными стенами и зубчатыми башнями, мраморными бассейнами и изящными фонтанами, напоенном сладким ароматом благоухающих роз, отсюда и его прозвание – «Дамаскин». Блистательный Дамаск когда-то был в Византии, но в 635 году он был захвачен в ходе арабского завоевания Ближнего Востока последователями Мухаммеда – мусульманами, а в 661 году – этот город стал столицей Арабского халифата Омейядов. Преподобный Иоанн Дамаскин происходил из знатного рода и родился в христианской семье, известной своей ученостью и благочестием – отцом его был Сергий Мансур (что значит «победоносный»), занимавший при дамасском калифе должность главного логофета – распорядителя казны, и употреблявший свое влияние при дворе ко благу Церкви и всех христиан. По церковному Преданию, когда Сергию исполнилось 50 лет, а его жене 37, у них еще не было детей и надежда на рождение ребенка стала угасать в его сердце. С горечью он воззвал к Богу в молитве: «Господи, я столько лет молил Тебя дать наследника нашем роду Мансуров, но Ты не услышал меня и не увидел страданий моих. Наверно, есть люди, которые более нуждаются в Твоем утешении, чем я, мгогогрешный. И все же я не умолкну пред Тобою о моем горестном бесчадии. Я пойду туда, где когда-то скорбела и безмерно страдала душа Твоя, вопрошая Отца Небесного: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». Пришло время и мне, грешному, вопросить Тебя, Господи: почему Ты оставил меня бесплодной смоковницей, иссушаемой безжалостным ветром времени?». Вскоре Сергий Мансур отправился в паломничество пешком в Иерусалим, а вернулся оттуда с младенцем на руках – рано утром выйдя на молитву ко Гробу Господню, он нашел ребенка, лежащего у самого порога храма и решился усыновить мальчика-сироту, как посланного ему Самим Богом сына, назвав его Косма – в будущем святой Косма Маюмский, епископ, церковный песнописец, сподвижник святого Иоанна Дамаскина, «сопутствовавший ему всю жизнь, и в царских чертогах, и в монашеской обители». После возвращения домой Сергия с приемным сыном, Господь воздал ему за бескорыстное милосердие и доброе сердце – не прошло и года, как у его жены родился ребенок, которому было дано имя Иоанн. В раннем возрасте Иоанн Дамаскин и его приемный брат Косма были крещены и воспитывались в духе христианской веры и благочестия, а Сергий Мансур как благочестивый и ученый человек, отличавшийся просвещенным умом и добрым нравом, искал для своих детей духовного наставника и праведного учителя. Как знатный и богатый человек – советник самого халифа, Сергий Мансур имел возможность благодетельствовать нищим и обездоленным, он защищал своих единоверцев, выкупал и освобождал от рабства христиан, которых сарацины захватывали и заключали в неволю, продавая на невольничьем рынке. Однажды на невольничьем рынке Сергий Мансур выкупил плененного сарацинами калабрийского монаха по имени Косма – высокоученого во многих областях знаний – от Священного Писания и богословия до естественных и точных наук. Благочестивый и ученый инок Косма Калабрийский стал наставником сыновей Сергия Мансура – Космы Маюмского и Иоанна Дамаскина, он дал своим ученикам знания в области богословия и философии, музыки и диалектики, риторики и логики, физики и астрономии. Как сказано в греческом «Житии» преподобного Иоанна Дамаскина: «При превосходстве своей природы и при ревности своей воли, Иоанн был словно орел, летающий в небе, как будто у него были крылья. Его же духовный брат и соученик Косьма был подобен кораблю, окрыленному парусами, или торговому судну, плывущему по воде, когда дует попутный ветер и тихо веет в его корму. Так, благодаря превосходству их дарований и ревности, они в короткое время овладели всем труднейшим знанием, как грамматикой, так и диалектикой и искусством доказательств. В нравственной же философии они успели настолько, что не только украсили свой ум ее изучением, но и смирили душевные страсти. И подобно тому, как орел смотрит на солнце, так и они пристальным взором взирали на основы природы. Арифметические пропорции они усвоили также хорошо, как какие-нибудь Пифагоры или Диофанты, а геометрические доказательства ими были настолько изучены, что они могли показаться какими то Эвклидами или подобными ему. В музыкальном искусстве они достигли такого совершенства, какое сведующие люди находят в созданных ими божественных песнопениях. Что касается астрономии, то, хотя Иоанн, сообразуясь с ограниченным познанием простых людей, и мало писал о расстоянии, фигурах и пропорциях расстояний, однако, каков был он в знаниях этого рода, его писания ясно показывают. Таков же был, несомненно, и Косьма». Окончив воспитание вверенных ему юношей, инок Косма Калабрийский удалился в Лавру святого Саввы, где и жил до самой смерти, а преподобный Иоанн Дамаскин, получив блестящее образование в науках, искусствах и философии, сочетал знания внешней мудрости с глубоким знанием Священного Писания и творений святых отцов Церкви – в библиотеке своего отца Сергия Мансура он изучил сочинения святителя Василия Великого и святителя Григория Богослова, блаженного Феодорита Кирского, святителя Иоанна Златоуста и святого Афанасия Великого, а кроме того – произведения Гомера, Платона и Аристотеля.
Всем сердцем возлюбив мудрость и стремясь к познанию Божественной Истины, преподобный Иоанн Дамаскин изучал богословие и философию, науки и искусства, он каждый день читал Слово Божие и предавался Богомыслию – размышлять о Боге было для него все равно, что дышать, и он решил посвятить свою жизнь богословию, но его святое намерение не сразу исполнилось. Когда умер Сергий Мансур, то его сын – Иоанн Дамаскин, ставший известным в Дамаске как честный и образованный человек, способный рассуждать о вещах возвышенных, сделался наследником имения своего отца и стал ближайшим советником халифа, руководя службой по сбору налогов, и занимая должность дамасского градоначальника. Жизни при дворе иноверного властителя и нравы светского общества не соответствовали духовному настроению возвышенной души преподобного Иоанна Дамаскина – он тяготился своей службой, но не оставил своей высокой должности, чтобы благодетельствовать всем страждущим и нуждающимся а в особенности – угнетенным христианам. Окруженный привилегиями и почетом, святой Иоанн Дамаскин много рассуждал о бренности жизни и тщете мирской славы и земного величия, его сердце было устремлено ко Христу, а свой ум и таланты он направил на защиту Православия от ересей. В исторической науке высказывалась мысль, что именно в это время на службе у халифа преподобный Иоанн Дамаскин вступил в борьбу за Православие с монофизитами и монофелитами, с ересью Ария, Евномия, Савелия и Нестория, написав великолепный богословско-полемический трактат «О правомыслии», где изложено учение о Святой Троице, учение о Христе Богочеловеке и двух природах и волях в Его Божественной Личности, о Приснодеве Марии как истинной Богородице, обличены монофелитство и монофизитство, раскрыто православное понимание Трисвятой песни, вера в шесть состоявшихся к тому времени Вселенских Соборов и их определения, отвержение различных ересей – оригеновского учением о предсуществовании душ и всеобщем спасении – апокатастасисе, а также лжеучения иконоборцев и манихеев. Существует точка зрения, что трактат «О правомыслии» был написан в более поздний – палестинский период жизни преподобного Иоанна Дамаскина, но, во всяком случае, от самых дней юности своей он обладал ясным догматическим сознанием и был пламенным исповедником Православия: «Верую во Отца, Сына и Духа, Троицу единосущную и Единицу триипостасную, в одно безначальное Начало, в одну волю, в одно действие, одну власть, одно господство, одно Царство, в три Ипостаси, ни в чем не различающиеся, кроме как в отношении нерожденности, рожденности и исхождения. Я верую в Отца – нерожденногои не родившегося, в Сына – рожденного и не нерожденного, в Духа Святого – исходящего, не причину и не нерожденного. Ибо Святой Дух имеет Своей причиной и источником Отца, от Которого исходит не через рождение, а через исхождение, дабы был один Отец, один Сын, один Дух Святой. Отец – совершенный Бог, Сын – совершенный Бог, и Дух Святой – совершенный Бог; не два Бога, не три, но три Ипостаси – единый Бог. Ибо Они не разделяются ни временем, ни образом, ни силой, но взаимно проникают друг в друга без всякого смешения и слияния. Ибо Слово и Дух Святой суть Силы Отца, поэтому один Бог. Но даже если Они – Силы, то отнюдь не безипостасные. Ибо каждая является совершенной Ипостасью, дабы Божественная природа не была составленной из сущности и сил. Поэтому каждый из Них, рассматриваемый по отдельности, есть совершенный Бог, совершенная Ипостась. И три Ипостаси, мыслимые друг с другом и друг в друге, суть единый Бог. Это совершенно необычно и подобает только Богу. Итак, Отец, Сын и Святой Дух – это единый Бог, единый Творец неба и земли и всякой твари, видимой и невидимой, приведший все в бытие из не сущего, а не из некой предсуществующей материи. Один Бог и одно Начало всего, а не два. Одно сверхбожественное Божество, одна сверхсущая сущность, сверхблагая благость, море беспредельной и безграничной сущности,, Причина всех благ, сущетворящая сила, безначальная, бессмертная, вечная и неописанная, Свет вечный, трисиянный, триипостасный, сокрытый мраком непостижимости. Еще верую, что Единородный Сын и Слово Божие, предвечный, несотворенный, единосущный Отцу и Святому Духу, один из Святой Троицы, по Своей безграничной благости и невыразимому человеколюбию и по благоволению Отца в последние времена ради нас и ради нашего спасения бессеменно воплотился от Святого Духа и Святой Приснодевы и Богородицы Марии, оставаясь тем, чем был, – совершенным Богом, единосущным Отцу, и став тем, чем не был, – совершенным Человеком, единосущным Матери и нам, и плотью, одушевленной разумной и мыслящей душою. И есть один Христос, один Господь, один Сын Божий и Человеческий; один и Тот же – совершенный Бог и совершенный Человек, одна Ипостась, составленная из Божества и человечества, из двух природ; один и Тот же есть и две природы, и в двух природах, совершенных согласно подобающему каждой определению и логосу. Он – Сын Божий по предвечному бестелесному рождению от Отца и Сын Человеческий по произошедшему в последние времена спасительному воплощению и восприятию человеческой природы. Во-первых, как Бог Он родился от Отца без Матери; во-вторых, как Человек Он родился от Матери без Отца; Он – две природы и одна Ипостась… Всякому ясно, что прежде соединения Сын Божий существовал в одной природе Божества и был только Богом, так же как Отец и Святой Дух. Когда же Он по неизреченной благости воспринял нашу природу и соединился с нами, и, оставаясь совершенным по Божеству, стал человеком, подобным нам, кроме греха (Евр.;4:15), тогда Он явился в двух природах. Ибо если после соединения один и Тот же совершенен по Божеству и совершенен по человечеству, ясно, что Он будет в двух совершенных природах; ведь Божество и человечество суть две природы, а не одна. Ибо одна природа не может быть одновременно тварной и нетварной, подверженной страданию и бесстрастной. Но если есть одна сложная природа Божества Христа и Его человечества, а пострадал Христос, то пострадала одна Его природа, то есть Его человечество…. Поэтому действительно и истинно и умом, и сердцем, и устами исповедую и проповедую Святую Деву Марию Богородицей, поскольку Она поистине родила предвечного и единородного Сына Божия и Бога по природе, воплотившегося от Нее. Еще исповедую все два ряда природных свойств двух Его природ: нетварное и безначальное свойство Божества, тварное и имеющее начало свойство человечества; неописуемое, невидимое и неосязаемое свойство Божества, описуемое, ощутимое и видимое свойство человечества; бесстрастность Божества, подверженность страданию человечества; Божественную природную волю и человеческую природную волю; Божественное природное действие и человеческое природное действие. Ибо Он хотел и действовал как Бог, единосущный Отцу, творя Божественные чудеса, и хотел и совершал человеческие дела как человек, единосущный нам, желая, действуя и страдая, как мы. Он хотел и совершал естественные и безукоризненные воления нашей природы не в противоположность личному намерению, а в силу особенности природ… Ибо, будучи Божественной Ипостасью и восприняв человеческую природу, Он пользовался человеческой природной волей в согласии с Божественной волей самой ипостаси; и таким образом Новый Адам спас ветхого. Ибо как человек Он стал во всем послушным Богу Отцу «даже до смерти»… Поэтому как мы исповедуем две природы, так вместе исповедуем и две природные воли, и два природных действия одного и Того же Христа, одной сложной Ипостаси Сына Божия и Сына человеческого, и исповедуем одного и Того же волящего по природе Божественное и человеческое: Божественное – Божественной волей, человеческое – человеческой волей». Размышляя о том, что у каждого человека есть особое предназначение – он призван исполнить в жизни замысел Бога Творца, используя дарованные ум и таланты, преподобный Иоанн Дамаскин был убежден, что его предназначение – возвещать Истину и обличать еретические заблуждения, ибо Истина есть Сам Христос, а Христос – дороже самой жизни: «Истина Христова дороже для меня всего на свете, дороже самой жизни; готов я с нею жить, но с радостию готов и умереть за нее… В этой ревности за веру Христову я и полагаю надежду моего спасения… Что бы со мною ни случилось, но я никогда не заброшу вверенный мне от Господа талант знания и слова».
Во времена иконоборческой смуты VIII века преподобный Иоанн Дамаскин одним из первых выступил в защиту иконопочитания, а его «Три защитительных слова против отвергающих святые иконы» – лучшее произведение в святоотеческой литературе, посвященное защите иконописи и иконопочитания. В то время продолжались завоевания арабов – в 717-718 годах они чуть не захватили столицу Византии – Константинополь, осада которого длилась целый год и была с трудом отбита императором Львом Исавром. По иконоборческому указу халифа Язида II было запрещено почитание святых икон – в исламе Иисус Христос почитается как пророк Исса, а не как воплотившийся Бог Слово. Исламское иконоборчество, основано как на отрицании тайны Боговоплощения, так и на том, что Бог незрим, неописуем и неизобразим по Своему естеству, отсюда – в исламе налагается запрет на иконографию, а в мусульманских мечетях нет никаких изображений – ни человека, ни Бога, вместо этого мусульмане предпочитают фигуры-арабески, которые неизменно направлены к Вездесущему. Протоиерей Иоанн Мейендор обращал внимание на то, что определенный импульс иконоборчеству в Византии дала исламская критика иконопочитания – в переписке с императором Львом Исавром халиф Умар II, предшественник Язида, вопрошал: «Разве возможно предположить, чтобы Бог мог жить в плоти и крови, и в нечистой женской утробе?.. Почему вы почитаете останки апостолов и пророков, а также образы Креста, который в древности, согласно закону, служил инструментом пыток? Где в Писании есть о том свидетельство, или где говорится о том хотя бы в вашем Евангелии? Зато нетрудно найти в Писании противное этому вашему обычаю, свойственному разве что одним невежественным идолопоклонникам… Бог через пророка своего Моисея строго запрещает делать какие-либо изображения и поклоняться им. Но и пророк наш Мухаммед говорит, что кумиры гнусны и суть дело сатаны». В отличие от мусульман, император Лев Исавр верил в Божественность Иисуса Христа и почитал Его как Спасителя мира, но он не видел в иконах литургического и мистического значения, более того – видя как ислам стремительно набирает силу и, исходя из запретов на изображения Бога в Ветхом Завете, Лев Исавр счел иконопочитание главной причиной Божественного неблаговоления к его империи и стал инициатор иконоборческой смуты, запретив в 726 году иконопочитание. После императорского распоряжения Льва Исавра началась эпоха иконоборчества и кощунственное уничтожение икон, а на защиту иконопочитания насмерть встали православные христиане – исповедники и мученики, воспротивившиеся глумлению над иконами – преподобный Георгий Лимниот, инокиня Феодосия из Константинопольской обители святого Анастасия, мученик Юлиан, священномученик Ипатий Ефесский, отдавшие жизнь свою за иконопочитание. По справедливому замечанию протоиерея Георгия Флоровского богословский спор о иконопочитании – это спор не только обрядовый, но и догматический, проистекающий из ложного пафоса неизреченности, пафоса разрыва между духовным и чувственным, уклонение в докетизм и непонимание тайны домостроительства Сына Божиего во плоти. Исповедниками иконоборчества были не только император Лев Исавр и армейские круги, но и многие клирики и епископы, а главные аргументы иконоборчества заключались в том, что ветхозаветные заповеди запрещают изображать Бога, ибо Господь неописуем, а значит иконопочитание есть идолослужение и поклонение веществу, а не Богу, иконы суть изваянные идолы. В драматичные дни иконоборческой смуты в защиту святых икон и иконопочитания выступил преподобный Иоанн Дамаскин, для которого иконоборчество было одной из христологических ересей – существенным уклонением от истины Боговоплощения в сторону декетизма, ибо ставя под сомнение возможность изображения вочеловечившегося Бога, иконоборцы фактически ставили под сомнение полноту человеческого естества во Христе Богочеловеке и истину воплощения Бога. С молитвенным изумлением преподобный Иоанн Дамаскин восклицает: «О мудрость Законодателя! Как изобразить невидимое? Как уподобить неподобное? Как описать не имеющее количества и величины и неограниченное? Как обозначить не имеющее формы? Как изобразить красками бестелесное? Итак, что здесь таинственно показывается?». Не оспаривая ветхозаветных запретов изображать Бога, преподобный Иоанн Дамаскин поясняет, что в ветхозаветную эпоху неописуемый и непостижимый по естеству Своему Бог еще не воплотился, а заповедь – «не делай себе кумира и никакого изображения» (Исх.20:4) и «не делай себе богов литых» (Исх.34:17) была дана Моисею и народу иудейскому, чтобы они почитали единого Бога и не впадали в идолопоклонничество, но вместе с тем Ветхий Завет не отрицал священных изображений – Господь повелел пророку Моисею изваять образ Херувимов, таинственно осенявших Ковчег Завета в Скинии и в Храме. Как великолепный православный мыслитель, верный апофатическому богословию, преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что по чистейшей духовности Своего естества Бог невидим, неописуем и неизобразим, поэтому «невозможно делать изображение Бога – бестелесного, и невидимого, и невещественного, и не имеющего ни внешнего вида, ни очертания, и непостижимого», но на иконах изображается не Божественное Естество Иисуса Христа, а Его Личность по воспринятому Им человеческому естеству, ибо как сказано в Священном Писании: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин.1:18). Цитируя строки из книги Екклесиаста – «всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл;3:1), преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что с момента Боговоплощения началась новая эра в истории мира: «Бестелесный и не имеющий формы Бог некогда не был изображаем никак. Теперь же, когда Бог явился во плоти и жил сред людей, я изображаю видимую сторону Бога. Не поклоняюсь веществу, но поклоняюсь Творцу вещества, сделавшемуся веществом ради меня, соблаговолившему поселиться в веществе и через посредство вещества «соделавшему» мое спасение, и не перестану почитать вещество, через которое «соделано» мое спасение». «Закон как светильник: светящий в темном месте хорош, но пока начнет рассветать день. Но уже взошла утренняя звезда в сердцах наших, и живая вода Боговедения покрыла моря языков, и все мы познали Господа».
В основе православного догмата иконопочитая лежит тайна Боговоплощения – предвечный Бог Слово вочеловечился, Божественный Логос воплотился, невидимый, неописуемый и непостижимый Бог явил Себя во плоти – образе описуемом и видимом: «Когда Невидимый сделается видимым во плоти, тогда изобразишь подобие Виденного». «Верую во единого Бога, одно Начало всего, безначального, несозданного, не подверженного гибели и бессмертного, вечного и постоянного, непостижимого, бестелесного, невидимого, не имеющего образа; в одну «пресущественную сущность», в Божество – «пребожественное», в трех Лицах: Отце, и Сыне, и Святом Духе, и только Ему одному служу, и только Ему одному воздаю служебное поклонение. Поклоняюсь одному Богу, одному Божеству, но служу и Троице Ипостасей: Богу Отцу, и воплотившемуся Богу Сыну, и Богу Святому Духу, одному Богу. Не поклоняюсь твари вместо Творца, но поклоняюсь Создателю, подобно мне сделавшемуся сотворенным и, не уничижив Своего достоинства и не испытав какого-либо разделения, снизошедшему «в тварь», чтобы прославить мое «естество» и сделать участником в божественном «естестве». Вместе с Царем и Богом поклоняюсь и «багрянице» тела, не как одеянию и не как четвертому Лицу, – нет! – но как ставшей причастного тому же Божеству и, не испытав изменения, сделавшейся тем, что есть и освятившее ее. Ибо не природа плоти сделалась Божеством, но как Слово, оставшись тем, чем Оно было, не испытав изменения, сделалось плотью, так и плоть сделалась Словом, не потерявши того, что она есть, лучше же сказать: будучи единою со Словом по ипостаси. Поэтому смело изображаю Бога невидимого не как невидимого, но как сделавшегося ради нас видимым через участие и в плоти, и в крови. Не невидимое Божество изображаю, но посредством образа выражаю плоть Божию, которая была видима. Ибо если невозможно изобразить душу, то сколь больше – Бога, давшего невещественность и душе!». По великолепному изречению богомудрого Иоанна Дамаскина мы поклоняемся не краскам и не веществу, а Тому, Кто изображен на иконе, восходя мыслью от образа к первообразу – к Богу; отсюда – иконопочитание есть не идолопоклонничество, как ошибочно думают иконоборцы, а Богопочитание. Раскрывая богословие образа, преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что Бог заложил образы Самого Себя в мироздании: совершенный образ Бога Отца – совечный, единосущный и равночестный Бог Сын; предвечный совет Святой Троицы о мире – симфония образов и архетипов миротворения во всеобъемлющем уме Божием; вся красота и величие природы – отблески и слабые образы величия Творца вселенной – «невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим.1:20); человек сотворен по образу и подобию Божиему и имеет в себе образ Божий, являясь разумной и свободной личностью; в Ветхом Завете есть образы прообразующие пришествие Христово – Неопалимая Купина прообразует Богородицу и одновременно является прообразом соединения во Христе Божества и человечества – куст есть образ человеческой природы, а огонь, охвативший этот куст, – образ Божественной природы Христа, пророк Даниил видел Бога – не незримое естество Божие, а прообраз Того, Кому надлежало явиться – Сына Божиего; наконец, сам человек, как живая икона Бога и как творец может создавать образы – иконы, а через икону воздавать молитвенное почитание Творцу своему. По воззрению преподобного Иоанна Дамаскина Слово Божие – это икона в буквах, а икона – это Божественное Откровение в красках: «чем является книга для тех, которые помнят чтение и письмо, тем же для неграмотных служит изображение; и что для слуха – слово, это же для зрения – изображение». «Сильно желаем и мы увидеть, и услышать, и быть прославленными. Те видели лицом к лицу, так как Он телесно присутствовал; мы же, потому что Он не присутствует телесно, как бы через посредство книг, слушаем слова Его и освящаем свой слух и через него свою душу, и считаем себя блаженными, и поклоняемся, почитая книги, через посредство которых слышим Его слова. Так и через посредство иконной живописи мы созерцаем изображение телесного Его вида, и чудес, и страданий Его, и освящаемся, и вполне удовлетворяемся, и радуемся, и считаем себя счастливыми; и благоговеем, и почитаем, и поклоняемся телесному Его образу. А созерцая телесный Его вид, мы представляем себе, насколько возможно, также и славу Его Божества». Преподобный Иоанн Дамаскин тонко различал почитание и поклонение – поклонение подобает одному Богу, а почитание мы воздаем святым иконам и мощам, святым и Ангелам, восходя через них к Творцу – Богу. По проницательному рассуждению святого Иоанна Дамаскина изображения Ангелов возможно, ибо они являлись пророкам, апостолам и святым подвижника в зримом образе, а полностью неизобразим и неописуем лишь Бог по Своему Божественному естеству. Ангелы и святые есть воинство Господне, а потому, «изображаем красками Христа – Царя Господа, не лишая Его «воинства». Ибо «воинство» Господне – святые». Полемизируя с говорящими – «делай изображение Христа и удовольствуйся, или Матери Его – Богородицы», преподобный Иоанн Дамаскин замечает, что Бог вочеловечился, чтобы мы обожились и стали богами по благодати – Бог сияет во святых Своих и освящает их благодатью Святого Духа, а потому – иконопочитание есть прославление святых и их подвигов, запечатление в красках тайны нашего преображения и обожения: «Поклоняюсь изображению Христа как воплотившегося Бога; изображению Госпожи всех – Богородицы как Матери Сына Божия; изображениям святых как друзей Божиих, противоставших греху до крови и излиянием ее за Христа подражавших Ему, ранее пролившему за них Свою собственную кровь; и ставлю перед собою начертанные подвиги и страдания их, в жизни шедших по стопам Его, так как через них я освящаюсь и воспламеняюсь соревнованием подражания…Но невозможно не праздновать памяти святых. Ибо сонм святых Апостолов и богоносных Отцов повелевает, чтобы это было. Ибо с тех пор, как Бог-Слово стал плотью, уподобившись нам во всем, кроме греха, неслиянно соединился с нашею природою и, не изменяя, обожествил плоть через взаимное неслиянное соединение Его божества и Его плоти, мы действительно освящены. И с тех пор как Сын Божий и Бог, не будучи по божеству подверженным страданию, пострадал, принявши на Себя плоть, и уплатил наш долг, «излив» за нас выкуп (Евр.9:12), достойный и внимания, и удивления, мы действительно стали свободными, ибо кровь Сына достаточна для того, чтобы умолить Отца, и достойна благоговения. И с тех пор как сошедши во ад, Он возвестил от века скованным душам, как бы пленным – освобождение, как бы слепым – прозрение, и, связавши «крепкого», вследствие превосходства Своей силы, воскрес, одаривши нетлением воспринятую Им от нас плоть, мы действительно стали нетленными. И с тех пор как мы родились водою и Духом, мы действительно сделались «сыноположниками» и наследниками Бога. Поэтому Павел называет верных святыми. Поэтому мы не оплакиваем смерти святых, но празднуем. Поэтому мы – не под законом, но «под благодатью», оправданные верою, «ведая» одного только истинного Бога». По воззрению преподобного Иоанна Дамаскина иконы имеют литургическое значение – иконы Христа и Его святых исполнены благодати Святого Духа, действующего в иконописных ликах святых так же, как и в их мощах по смерти, подобно тому, как Он обитал в их душах и телах при жизни святых: «Ибо святые и при жизни исполнены были Святого Духа, когда же скончались, благодать Святого Духа всегда соприсутствует и с душами, и с телами их в гробницах, и с фигурами и со святыми иконами их, – не по существу, но по благодати и действию». По рассуждению преподобного Иоанна Дамаскина святые есть сыны Божии по благодати и сонаследники Царства Небесного, в них как в храмах действует Святой Дух, они – воинство Небесного Царя, в их сердцах сияет утренняя звезда молитвы к Богу, они живут любовью ко Христу и достойны почитания, и святые иконы – вместилище силы Божией и место присутствия Божественной благодати, они – священные изображения и святыни веры, возводящие нас к источнику всех благ – к Богу.
В богословской борьбе за почитание святых икон, преподобный Иоанн Дамаскин писал – «я решил говорить, не ставя величие царей выше Истины», а обращаясь с порицанием к императору-иконоборцу Льву Исавру, он писал: «О дерзкая рука! О безрассудно смелый ум, восстающий против Бога и противящийся Его повелениям! Если ты не поклоняешься изображению, не поклоняйся и Сыну Божию, Который есть живое изображение невидимого Бога и неизменный образ…Не дело царей устанавливать законы для Церкви… Дело царей – политическое благоустройство; церковное же управление есть дело пастырей и учителей». В жизнеописании преподобного Иоанна Дамаскина рассказывается, что император Лев Исавр не оставил без отмщения своего обличителя – не имея возможности победить Дамаскина в богословской полемике, он прибег к излюбленному орудию еретиков – лжи и клевете. Для того, чтобы оклеветать Иоанна Дамаскина император Лев избрал сколь изощренный, столь и постыдный способ – был тщательно изучен и подделан почерк Дамаскина, а византийский писарь написал от его имени письмо императору с обещанием сдать город Дамаск. Поддельное письмо было отправлено Львом Исавром в Дамаск – халифу, а преподобный Иоанн Дамаскин был обвинен в измене и подвергнут жестокому и позорному наказанию – отсечению правой руки. Когда гнев халифа утих, Иоанн Дамаскин упросил его отдать ему отсеченную руку для погребения, а получив ее, повергся с пламенной молитвой перед иконою Пресвятой Богородицы: «Владычице, Пресвятая Матерь, родившая Бога моего! Ради божественных икон отсечена моя правая рука. Ты знаешь причину, по которой возъярился Лев; поспеши скоро и исцели руку мою. Десница Вышнего, которая от Тебя восприняла плоть, Совершает многие силы чрез Твое предстательство. Пусть Он, по Твоим молитвам, исцелит теперь десницу мою эту, дабы она даруемые Тобою песнопения в честь Твою и Воплотившегося от Тебя написала в стройных созвучиях, Богородице, и соделалась пособницей православного богослужения ибо, как Матерь Божия, Ты можешь сделать, что Тебе угодно». Со слезами и твердой надеждой на Бога молясь о чуде, изнеможенный святой Иоанн Дамаскин заснул и о сне увидел Святую Деву Марию, сказавшую ему: «Вот рука твоя стала здоровой, не медли более, но сделай ее тростью книжника скорописца, как ты сейчас обещал Мне». Когда святой Иоанн Дамаскин проснулся, то ощупал свою отрубленную руку и увидел, что она исцелена, а когда весть об исцелении достигла халифа, то поруганная честь страдальца была восстановлена, а его хулители посрамлены. В память о совершившемся чуде, преподобный Иоанн Дамаскин обмотал полотенце голову на манер сирийских арабов и приложил к иконе образ руки, изготовленный из серебра – так утвердился иконографический образ иконы Богородицы «Троеручица», а в благодарность за исцеление своей руки, святой песнопевец, сложил радостную песнь – «Десница Твоя, господи, в крепости прославилась…», и песнь в честь Пресвятой Богородицы: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский Собор и человеческий род! Освященный храме и раю словесный, евственная Похвало, из Неяже Бог воплотился и Младенец бысть, прежде век сый Бог наш; ложесна бо Твоя престол сотвори и чрево твое пространнее небес сделала. О тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, слава Тебе!». Пытаясь загладить свою вину перед святым Иоанном Дамаскиным, халиф предложил ему вернуть на службу при дворе, но возвышенная душа Иоанна тяготилась суеты мирской и придворных интриг, поэтому он отказался от должности, раздал все свое имущество бедным и удалился в Лавру святого Саввы близ Иерусалима, – чтобы здесь всецело посвятить себя Богу. Приняв монашеский постриг, преподобный Иоанн Дамаскин был отдан в руководство суровому подвижнику и старцу-аскету Диодору, который запретил Иоанну на всю жизнь заниматься всеми видами творчества – богословским, философским, литературным и поэтическим. По великому смирению своему преподобный Иоанн Дамаскин принял суровый запрет старца Диодора, а то, что в тот драматичный момент самоотречения творилось в душе Иоанна – великого богослова и песнопевца, замечательно выразил русский поэт А. Толстой в великолепной и мелодичной поэме «Иоанн Дамаскин»:
Замолк монах. Нежданный приговор
Как гром упал средь мирного синклита.
Смутились все. Певца померкнул взор,
Покрыла бледность впалые ланиты.
И неподвижен долго он стоял,
Безмолвно опустив на землю очи,
Как будто бы ответа он искал,
Но отвечать недоставало мочи.
И начал он: «Моих всю бодрость сил,
И мысли все, и все мои стремленья -
Одной я только цели посвятил:
Хвалить творца и славить в песнопенье.
Но ты велишь скорбеть мне и молчать –
Твоей, отец, я повинуюсь воле:
Весельем сердце не взыграет боле,
Уста сомкнет молчания печать.
Так вот где ты таилось, отреченье,
Что я не раз в молитвах обещал!
Моей отрадой было песнопенье,
И в жертву Ты, Господь, его избрал!
Настаньте ж, дни молчания и муки!
Прости, мой дар! Ложись на гусли, прах!
А вы, в груди взлелеянные звуки,
Замрите все на трепетных устах!
Спустися, ночь, на горестного брата
И тьмой его от солнца отлучи!
Померкните, затмитесь без возврата,
Моих псалмов звенящие лучи!
Погибни, жизнь! Погасни, огнь алтарный!
Уймись во мне, взволнованная кровь!
Свети лишь ты, небесная любовь,
В моей ночи звездою лучезарной!
О мой Господь! Прости последний стон
Последний сердца страждущего ропот!
Единый миг – замрет и этот шепот,
И встану я, тобою возрожден!
Свершилось. Мрака набегают волны.
Взор гаснет. Стынет кровь. Всему конец!
Из мира звуков ныне в мир безмолвный
Нисходит к вам развенчанный певец!»
Считая смирение высшей христианской добродетелью и желая искоренить саму тень гордыни в душе Иоанна Дамаскина, старец Диодор потребовал от него полного отречения от своей воли – он заставлял Иоанна заниматься самыми тяжелыми трудами и назначал ему самые унизительные поручения – посылал его в Дамаск продавать по самой дорогой цене, корзины, сплетенные монахами. Одетый в бедное рубище святой Иоанн Дамаскин явился в Дамаск, которым некогда управлял в блеске и величии – пришел туда, где жители знали его с юных лет, претерпевая насмешки и издевательства грубой и неразумной толпы. Но самым невыразимо мучительным и тяжким испытанием для преподобного Иоанна Дамаскина как богослова и песнопевца был полный отказ от духовного творчества. Долгое время Иоанн хранил молчание и был верен обету, но поток вдохновения от Духа Божиего переполнял его сердце. Однажды, когда у одного из монахов в Лавре умер его родной брат и инок в страшном горе обратился к Иоанну, неотступно и слезно прося его сложить на погребение усопшего надгробную песнь, чтобы скорбящая душа получила утешение и успокоение. Видя скорбь монаха, чувствуя в сердце своем сострадание и ощутив несказанный духовный прилив вдохновения, святой Иоанн Дамаскин составил трогательные, грустные и умилительные песни, которые и ныне поются при погребении – известные надгробные песнопения, известные всем христианам и превосходно поэтически переложенные на русский язык поэтом А. Толстым:
«Какая сладость в жизни сей
Земной печали непричастна?
Чье ожиданье не напрасно?
И где счастливый меж людей?
Все то превратно, все ничтожно,
Что мы с трудом приобрели,-
Какая слава на земли
Стоит тверда и непреложна?
Все пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет все как вихорь пыльный,
И перед смертью мы стоим
И безоружны и бессильны.
Рука могучего слаба,
Ничтожны царские веленья -
Прими усопшего раба,
Господь, в блаженные селенья!
Как ярый витязь смерть нашла,
Меня как хищник низложила,
Свой зев разинула могила
И все житейское взяла.
Спасайтесь, сродники и чада,
Из гроба к вам взываю я,
Спасайтесь, братья и друзья,
Да не узрите пламень ада!
Вся жизнь есть царство суеты,
И, дуновенье смерти чуя,
Мы увядаем, как цветы,-
Почто же мы мятемся всуе?
Престолы наши суть гроба,
Чертоги наши – разрушенье,-
Прими усопшего раба,
Господь, в блаженные селенья!
Средь груды тлеющих костей
Кто царь? кто раб? судья иль воин?
Кто царства божия достоин?
И кто отверженный злодей?
О братья, где сребро и злато?
Где сонмы многие рабов?
Среди неведомых гробов
Кто есть убогий, кто богатый?
Все пепел, дым, и пыль, и прах,
Все призрак, тень и привиденье -
Лишь у тебя на небесах,
Господь, и пристань и спасенье!
Исчезнет все, что было плоть,
Величье наше будет тленье -
Прими усопшего, Господь,
В твои блаженные селенья!
И ты, предстательница всем!
И ты, заступница скорбящим!
К тебе о брате, здесь лежащем,
К тебе, святая, вопием!
Моли божественного сына,
Его, пречистая, моли,
Дабы отживший на земли
Оставил здесь свои кручины!
Все пепел, прах, и дым, и тень!
О други, призраку не верьте!
Когда дохнет в нежданный день
Дыханье тлительное смерти,
Мы все поляжем, как хлеба,
Серпом подрезанные в нивах,-
Прими усопшего раба,
Господь, в селениях счастливых!
Иду в незнаемый я путь,
Иду меж страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье;
Но вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает,
И ею, братья, вас молю,
Да каждый к Господу взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье,-
Прими усопшего раба
В твои блаженные селенья!»
Когда старец Диодор узнал о том, что Иоанн Дамаски нарушил запрет творить, то в негодовании выгнал его из кельи, но по уговорам монахов решил принять его прощение под условием – самой тяжкой и позорной епитимии – Иоанн должен был собственноручно очистить Лавру от нечистот и отходов. Преподобный Иоанн Дамаскин поспешил исполнить наложенную на него епитимию, но тронутый необычайным смирением и самоотвержением Иоанна, старец бросился к нему со словами: «О, какого великого подвижника блаженного послушания родил я во Христе». Спустя некоторое время старцу Диодору явилась Пресвятая Богородица, известившая его, что Иоанн Дамаскин призван Самим Богом быть богословов и песнопевцем, после чего старец благословил Иоанна на церковно-поэтическое и богословское творчество во славу Православия, а само явление Святой Девы Марии изумительно описано в поэме «Иоанн Дамаскин»:
Темнеет. Пар струится синий;
В ущелье мрак и тишина;
Мерцают звезды; и луна
Восходит тихо над пустыней.
В свою пещеру одинок
Ушел отшельник раздраженный.
Все спит. Луной посеребренный,
Иссякший видится поток.
Над ним скалистые вершины
Из мрака смотрят там и тут;
Но сердце старца не влекут
Природы мирные картины;
Оно для жизни умерло.
Согнувши строгое чело,
Он, чуждый миру, чуждый братьям,
Лежит, простерт перед распятьем.
В пыли седая голова,
И смерть к себе он призывает,
И шепчет мрачные слова,
И камнем в перси ударяет.
И долго он поклоны клал,
И долго смерть он призывал,
И наконец, в изнеможенье,
Безгласен, наземь он упал,
И старцу видится виденье:
Разверзся вдруг утесов свод,
И разлилось благоуханье,
И от невидимых высот
В пещеру падает сиянье.
И в трепетных его лучах,
Одеждой звездною блистая,
Явилась дева пресвятая
С младенцем спящим на руках.
Из света чудного слиянный,
Ее небесно-кроток вид.
«Почто ты гонишь Иоанна?-
Она монаху говорит.-
Его молитвенные звуки,
Как голос неба на земли,
В сердца послушные текли,
Врачуя горести и муки.
Почто ж ты, старец, заградил
Нещадно тот источник сильный,
Который мир бы напоил
Водой целебной и обильной?
На то ли жизни благодать
Господь послал своим созданьям,
Чтоб им бесплодным истязаньем
Себя казнить и убивать?
Он дал природе изобилье,
И бег струящимся рекам,
Он дал движенье облакам,
Земле цветы и птицам крылья.
Почто ж певца живую речь
Сковал ты заповедью трудной?
Оставь его глаголу течь
Рекой певучей неоскудно!
Да оросят его мечты,
Как дождь, житейскую долину;
Оставь земле ее цветы,
Оставь созвучья Дамаскину!»
Виденье скрылось в облаках,
Заря восходит из тумана…
Встает встревоженный монах,
Зовет и ищет Иоанна -
И вот обнял его старик:
«О сын смирения Христова!
Тебя душою я постиг –
Отныне петь ты можешь снова!
Отверзи вещие уста,
Твои окончены гоненья!
Во имя Господа Христа,
Певец, святые вдохновенья
Из сердца звучного излей,
Меня ж, молю, прости, о чадо,
Что слову вольному преградой
Я был по грубости моей!»
Когда святой Иоанн Дамаскин получил благословение творить, то душа его наполнилась небывалой радостью – он словно воскрес из мертвых и из глубин сердца его, как извержение вулкана, изверглась лава горячей любви ко Христу распятому и воскресшему, спасающему весь мир и каждого из нас. С молитвенным трепетом и несказанной радостью преподобный Иоанн Дамаскин составил песнопения Пасхи Христовой как победоносный и жизнеутверждающий гимн победы Христа Спасителя над смертью и Адом: «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало, и играющее поем Виновнаго, Единаго благославенного отце Бога и препрославленнаго». С этого момента все время свое святой Иоанн Дамаскин посвятил составлению богослужебных песнопений и богословских сочинений и христианских песнопений, а слава о его благочестивой жизни, ревности по вере, обширной учености и мудрости распространилась по всей Византии. Патриарх Иоанн Иерусалимский, епархии которого принадлежала Лавра святого Саввы, рукоположил Иоанна Дамаскина во пресвитера Иерусалимской Церкви и он прославился как светильник Церкви Христовой – ее вдохновенный проповедник. Но вскоре преподобный Иоанн Дамаскин затосковал по тишине пустыни, покинул Иерусалим и вновь удалился в Лавру святого Саввы, где пробыл в уединении до конца своих земных дней, занимаясь богословием и слагая песнопения. Год смерти преподобного Иоанна Дамаскина окутан тайной – одни исследователи полагают, что он умер до иконоборческого собора 754 года, а другие убеждены, что он почил около 775-780 годов. Патриарх Иерусалимский Иоанн, завершая житие преподобного Иоанна Дамаскина, писал: «Он отошел ко Христу, которого возлюбил. И теперь он видит Его не на иконе и поклоняется Ему не в изображении, но Самого Его созерцает лицом к лицу, взирая с непокрытым лицом на славу блаженной Троицы». На седьмом Вселенском Соборе преподобному Иоанну Дамаскину вместе с патриархом Германом Константинопольским и Георгием, епископом Кипрским, святой Церковью была торжественно провозглашена вечная память: «Герману православному вечная память. Иоанну и Георгию вечная память. Проповедникам Истины вечная память. Троица прославила троих, коих рассуждениям да сподобимся последовать, милосердием и благодатию Первого и Великого Архиерея Христа Бога нашего, предстательством Пренепорочной Владычицы нашей Святой Богородицы и всех Святых».
Преподобный Иоанн Дамаскин был великолепным выразителем Священного Предания и на редкость талантливым и плодовитым церковным писателем, а его творчество драгоценно и многогранно как сверкающий алмаз – в своих сочинениях он затронул как догматику и религиозную философию, так и вопросы духовной жизни, а его песнопения – это непревзойденные шедевры церковной гимнографии. Богословские сочинения преподобного Иоанна Дамаскина – это бессмертный памятник церковной литературы, которые не в силах вычеркнуть из истории и сжечь в огне времени ни человеческая, ни адская злоба, они раскрывают нам все величие его личности как непоколебимого столпа Православия. Как блистательный полемист и боговдохновенный догматист он емко и четкой изложивший основные догматические истины в «Точном изложении православной веры», где он собрал воедино почти все церковное Предание, освоив творения Григория Богослова и Афанасия Великого, Василия Великого и Григория Нисского, Дионисия Ареопагита и Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и Максима Исповедника, и утверждая, что догматы должны стать основой христианской жизни, здесь он размышляет о Боге в Его премирном бытии, о творении мира, об Ангелах демонах, о сотворении человека и его грехопадении, о Промысле Божием и воплощении предвечного Бога Слова, о двух естествах в Иисусе Христе и единстве Его Ипостаси, о Пресвятой Деве Марии, о молитве Господней, о крестной жертве Сына Божиего, Его сошествии во Ад и Вокресении, о таинствах Церкви, почитании святых мощей, о каноне Ветхого и Нового Завета, о существовании зла в мире и проблеме теодицеи, о тайнах эсхатологии, Антихристе и всеобщем воскресении мертвых. По характеристике профессора А.И. Сагарды: «Точное изложение православной веры – это важнейшее творение святого Иоанна Дамаскина, которое и до настоящего времени является лучшим и авторитетным изложением учения православной Церкви». В трактате «О ересях вкратце» он явил себя как блестящий полемист, ревностный защитник христианской веры и борец с лжеучениями от докетом и ереси Ария до лжеучения Нестория, монофизитов, монофелитов и иконоборчества и ислама. В своей «Диалектике, или Философских главах» святой Иоанн Дамаскин предстает как превосходный метафизик и ученейший философ своего времени, знаток произведений Платона, Аристотеля и неоплатоников, на основании «Исагоги» Порфирия и «Категорий» Аристотеля он истолкование целого ряда философских терминов, из которых многие имеют, громадное значение при изложении тринитарного и христологического учения Православной Церкви. Как экзегет он собирал толкования святых отцов на Священное Писание и составил толкование на послания апостола Павла, опираясь на труды святителя Иоанна Златоуста, блаженного Феодорита Кирского и святителя Кирилла Александрийского, объяснил Трисвятую песнь Богу как исповедание Святой Троицы – в видении ветхозаветного пророка Исайи огнекрылые Серафимы, воспевая Трисвятую песнь, прославляли единого Бога сущего в трех Лицах, а когда мы поем Трисвятое – «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный», то молитвенно исповедуем веру в Святую Троицу: «в обычных молитвах мы произносим Трисвятую песнь трижды, стоит рассмотреть и это – что не единожды Отцу и не единожды Сыну и не единожды Святому Духу приносим мы Трисвятую песнь, но трижды преподносим ее всей вместе Святой Троице. Ибо Серафимы всегда предстоят перед Богом, непрестанно приносят трисвятое славословие, а мы, поскольку воссылаем Богу установленную песнь в определенные часы, надлежащим и подобающим образом три раза уделяем трисвятое обобщенно Святой Троице». Как христианский моралист и учитель аскетики святой Иоанн Дамаскин написал три трактата – «О святых постах», «О восьми духах злобы», «О добродетелях и пороках», в которых он раскрыл величие добродетелей и вред пороков – восьми страстей: «Знай, брате, что есть восемь помыслов, воюющих с монахом: Первый – чревоугодия; второй – злой и срамной похоти; третий – сребролюбия; четвертый – печали; пятый – гнева; шестой – уныния; седьмой – тщеславия, и гордости – восьмой. И так ведать тебе, монах, и внимать тщательно надлежит, какою страстью возмущаем бываешь ты и тревожим от врагов наших, духов злобы, и к какому страстному помышлению склонность имеет ум твой. Если увидишь, что бываешь тревожим от чревоугодия и сластености, то утесни чрево свое, весом и мерою определяя для себя пищу и питие; имей непрестанную память об отшествии отселе души, также о будущем суде и страшной геенне; возгревая в то же время и возжелание царствия небесного. Сим способом возможешь ты победить чревоугодливое сластолюбие, и возымеешь к нему омерзение. Если схвачен будеши духом срамной и злой похоти, то восприими подвиг воздержания телесного и сокрушения душевного, равно как бдения и прилежной молитвы; к тому же держи себя бездерзновенно (не смело пред всеми), никого не осуждай и не оговаривай, и ни к кому не имей отвращения; еще поминай о смерти и возлюби жажду; наипаче же не позволяй себе видеться с женщинами и беседы с ними вести, – еще лучше совсем не смотреть на лица их. Делай так, и избавишься от этой страсти. Если хочешь победить сребролюбие, люби нестяжательность и во всем скудость; помни также участь Иуды, ради сей страсти предавшего Господа беззаконным судиям, еще же и то, что всякий сребролюбец именуется в Божественном Писании идолослужителем (Кол.3:5), и что оно отрывает нас от упования на Бога, и что наслаждение, доставляемое сребром, временно, а наказание сребролюбцам конца не имеет. Размышляя о сем, и ничего, кроме необходимого для удовлетворения потреб, не ища, победишь эту страсть. Если будешь возмущаем и томим мирскою печалью, должно тебе чаще молиться, все упование свое возложить на Бога, прилежно поучаться в Божественных Писаниях, сообращаться с благоговейными и Господа боящимися монахами, все настоящее как не сущее, презирать, и помышлять о радостях небесных и утешениях праведных. Если прибьет кто тебя, или обесчестит, или гнать станет, не печалься, но паче радуйся. Тогда только печалься, когда согрешишь пред Богом. Так возможешь ты избавиться от духа страстей. Если бываешь тревожим гневом и острожелчием, восприими сострадание, служи братиям, и, если можно, ноги их часто умывай со смирением, проси прощения у всякого человека, часто посещай болящих, и язык свой подвигай на псалмопение. Так действуя, возымеешь наконец покой от этой страсти. Если хочешь победить уныние (или разленение), занимайся небольшим каким–либо рукодельем, прилежи чтению, чаще молись с верным упованием благ, помышляй также о бывающем при последнем издыхании, какое томление испытывают тогда грешники, и как немилосердо мучимы бывают и терзаемы, – и таким образом успокоишься от этой страсти. Если тиранит тебя тщеславие, или искание человеческих похвал, должно тебе ничего не делать напоказ пред людьми, но всякое дело свое совершать тайно, так чтобы никто того не видел кроме единого Бога, не люби ни похвал, ни почестей человеческих, ни добрых одежд, ни предпочтения, ни первоседания; паче же люби, чтобы люди поносили тебя, осуждали, и бесчестили лжуще; и имей себя паче всякого грешника грешнейшим. Если от бесовской страсти злой гордости видишь себя боримым, дожно тебе никого отнюдь не поносить, не осуждать, не уничижать, но почитать себя отребьем всех, и непрестанно содержать в мысли, что аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии (Пс.126:1), и всегда должником себя чувствовать и уничижать пред лицом Бога и всех людей. Не надейся также ни на что, и ни на чем не опирайся, пока не услышишь последнее о себе решение, видя, как некто, уже после того, как возлег в брачном чертоге, связанный по рукам и ногам, извержен был во тьму кромешную; но попостишься ли, бдение совершишь ли, поспишь ли на голой земле, попоешь ли псалмы, постоишь ли терпеливо, или сотворишь поклонов во множестве, не говори, что это твоими силами и твоею ревностью совершено, но Божиею помощью и заступлением, а не твоим старанием. Постарайся, брате, всегда быть простым и непорочным; никогда не имей одно в сердце, а другое на языке, потому что это лукаво; и молись непрестанно со слезами. Действуя так, ты избавишься от пагубного и злого падения. Из страстей: одни телесные суть, а другие душевные. Телесными называем чревоугодие, блуд, пьянство, непотребство; а душевными – ненависть к ближнему, рвение, тщеславие, гордость. Все они действуют в душе нашей, когда в ней отсутствует любовь и воздержание. Побеждаются первые – постом и бдением, а вторые – любовью и смирением; все же – благодатию Божиею с ревностью нашею. Когда побеждены будут, тогда ум восприемлет свойственный ему свет и беспрепятственно зрит Бога. Всему полчищу страстей противостоять можно, если человек непрестанно помышлять будет о Боге, зрителе Своих дел, об Ангеле Хранителе, о превосходстве добродетели, о мгновенности удовольствия, о скверноте греха, кратковременности жизни, о безвестности часа смертного, о вечных радостях и муках, о мире чистой совести, о достоинстве человека, о Божиих к нам благодеяниях, паче же всего о жизни, страданиях и смерти Христа Господа». В «Слове душеполезном и досточудном о страстях и добродетелях» преподобный Иоанн Дамаскин писал о том, что вся жизнь христианина есть духовная борьба со страстями – аскеза во имя Христа, а победа в духовной брани достигается следующим образом: «чревообъядение истребляется воздержанием, блуд – Божественною любовию и желанием будущих благ, сребролюбие – сострадательностию к бедным, гнев – любовию ко всем и благостию, мирская печаль – духовною радостию, уныние – терпением, твердостию и благодарением Бога, тщеславие – сокровенным деланием добродетелей и частою молитвою с сердечным сокрушением, гордость – тем, чтобы никого не судить и не уничижать, подобно надменному фарисею, но считать себя последним из всех. Таким образом ум, освободившись от сказанных страстей и возвысившись к Богу, отселе живет блаженною жизнию, приемля обручение Святого Духа, и, отлучившись всего земного, с бесстрастием и истинным разумом предстоит свету Святой Троицы, будучи осияваем с божественными Ангелами в бесконечные веки».
В «Трех защитительных словах против порицающих святые иконы» преподобный Иоанн Дамаскин великолепно и всесторонне изобличил ересь иконоборчества и дал лучшую православную апологию иконопочитания, подчеркивая неразрывную связь иноконопочитания с тайной Боговоплощения и обожения человеческого естества, которое совершенным образом совершилось во Христе Спасителе и совершается во святых Его, через почитание иконы – образа, ум наш возносит хвалу первообразу – Богу, кроме того в иконах действует благодать Святого Духа, а в сияющих ликах святых изображается высшее назначение каждого человека – обожение. По справедливому слову профессора. А. А. Бронзова: «В этих трех речах содержится чистое и истинное изложение церковного учения об изображениях Христа и святых, которые должны быть почитаемы, и – твердейшая защиту против нападающих на них, при посредстве которой без всякого труда Церковь сокрушила все стрелы еретиков». В трактате «О двух волях во Христе», написанном против монофелитов, преподобный Иоанн Дамаскин, следуя за преподобным Максимом Исповедником, провозглашает, что во Христе Богочеловеке одна Божественная Личность – предвечный Бог Слово, но две природы и две воли – Божественная и человеческая, которые неслиянно и нераздельно, неизменно и неразлучно соединились в Нем – после смерти Иисуса Христа на Голгофе ни тело Его, ни душа, сошедшая во Ад, не разлучились с Его предвечным Божеством, поэтому – тело Христово не истлело во гробе, а душа Его сокрушила врата Адовы и разорвала узы смерти. Преподобный Иоанн Дамаскин – великолепный церковный оратор, чье слово – вдохновенно и поэтично, а мысль – глубока и возвышенна, устремлена к постижению сокровенных Божественных тайн, изложенных в Священном Писании. В проповеди на Преображение Господне, стремясь осмыслить и постичь то, что произошло на Фаворе, святой Иоанн Дамаскин, предвосхищая богословские раздумья преподобного Григория Паламы, писал о том, что в преддверии Своего будущего Распятия Христос взял трех учеников Своих на Фаворскую гору, чтобы укрепить их в вере и воссиял нетварным Божественным Светом – Его человеческое естество было обожжено и проникнуто сиянием Его предвечного Божества как о поется в кондаке праздника Преображения Господня: «Тя узрят распинаема, страдание убо уразумеют вольное, мирови же проповедят, яко Ты еси воистину Отчее сияние». В «Точном изложении православной веры» и в «Слове на Преображение» святой Иоанн Дамаскин писал: «Тело Христа было прославлено в тот же момент, как оно было приведено из небытия к бытию, так что славу Божию следует так же называть славой тела Христова, ибо никогда это святое тело не было чуждо Божественной славе». «В Преображении Христос не стал тем, чем Он не был ранее, но Он явился Своим ученикам таким, каким Он был, открыв им глаза, даровав слепым зрение». На Фаворской горе ученики Иисусовы увидели славу Бога вочеловечившегося, получив от Него дар созерцать сияние Его величия: «Ибо все обоживается в Воплощенном Слове: то, что принадлежит плоти, как и то, что относится к бесконечному Божеству; но мы понимаем, что эта общая слава Божества и тела Христова имеет иной источник, чем общая способность испытывать страдания. Но Божество берет верх над тварным и сообщает телу Христа блистание Своей славы само по себе, как Божественная природа, оставаясь непричастным страданию в том, что подвержено страданию». По мысли преподобного Иоанна Дамаскина в момент Преображения Христова ученики Его – апостолы Петра, Иаков и Иоанн Богослов – стали боговидцами, они озарились сиянием Его Божества и сами преобразились, духовные очи их прозрели – они увидели славу Господню, сияние нетварной Божественной благодати – Фаворский Свет. Святой Иоанн Дамаскин особенно акцентирует внимание на то, что подобное познается подобным – чтобы увидеть Фаворский Свет надо просиять – озарится сиянием Святого Духа, иначе говоря – опыт Боговидения есть опыт обожения, поэтому лицо Моисея сияло, когда он сходил после Богообщения с Синайской горы, поэтому апостолов осенило сияние Господне на Фаворской горе, поэтому только чистые сердцем и преображенные могут стать истинными боговидцами. По мнению священника Максима Козлова среди проповедей преподобного Иоанна Дамаскина «наиболее интересны в богословском отношении Слова на Богородичные праздники (три на Успение и одно на Рождество Пресвятой Богородицы), представляющие собой весьма выразительное и полное раскрытие православного учения об участии Пресвятой Богородицы в деле нашего спасения, что было сформулировано самим преп. Иоанном в «Точном изложении православной веры». Будучи творениями большой догматической значимости, Слова на Рождество Богородицы и ее Успение одновременно являются ярким образцом зрелой византийской гомилетики, представляя собой как бы энкомий, хвалебную песнь Пресвятой Богородице, облеченную в форму проповеди. Они имеют настолько ярко выраженный литургический характер, что целый ряд фрагментов (употребляются обращения «Приидите», «Радуйся», фразы строятся ритмически) и содержательно, и формально приближаются к тем или иным видам богослужебной гимнографии: стихирам, икосам, тропарям канона. Отдельные выражения и целые части фраз являются общими для проповедей и праздничных канонов, которые, кстати, были составлены самим преподобным Иоанном и святым Космой Маюмским. Читая Слова на Успение и на Рождество Богородицы, легко представить, сколь органичной частью богослужения они являлись при непосредственном произнесении, сколь естественно прославляющие Пресвятую Богородицу праздничные песнопения и чтения сменялись обращенными к Матери Божией ликующими словами проповедника…».
Как вдохновенный поэт и гимнограф преподобный Иоанн Дамаскин приобрел заслуженную славу в истории Православной Церкви, его перу принадлежат непревзойденные образцы богослужебной поэзии – песнопения Светлой седмицы и ряд праздничных канонов – на Рождество, Богоявление, Преображение, Вознесение, Благовещение, Успение, глубоко умилительная песнь «Пречистому Твоему образу поклоняемся, Благий…», молитвы «Владыко Господи, Иисусе Христе Боже наш, едине имеяй власть человеком оставляти грехи…» и «Пред дверьми храма Твоего предстою и лютых помышлений не отступаю…», стихиры и тропари, погребальные «самогласны» и умилительные надгробные песнопения, тропарь «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего...», и ряд дивных молитв и песнопений ко Пресвятой Богородице, которыми молится Православная Церковь – «О Тебе радуется...», «Милосердия двери отверзи нам...», «Пречистая Приснодева, Мати Христа Бога, принеси нашу молитву…», «Многая множество моих, Богородице, прегрешений...», «Все упование мое на Тя возлагаю». Надо обладать каменным сердцем, чтобы не ощутить тихую грусть и светлую надежду, когда читаешь или слушаешь пение молитвенных раздумий преподобного Иоанна Дамаскина о бренности земных благ и нашей суетной жизни, озаренных светом незыблемой веры во Христа Спасителя: «Какая житейская сладость не причастна скорби? Какая слава бывает на земле неизменною? Все – тени слабые, все – обманчивее сонных мечтаний. Одно мгновение – и все это наследует смерть! Но во свете лица Твоего, Христе, в наслаждении красотою Твоею упокой, человеколюбивый, почившего, его же избрал Ты!». По слову профессора А.А. Царевского: «слушая песнопения святого Иоанна Дамаскина и молятся, и плачут, и радуются все православные христиане. И в великолепном храме столицы, и в бедной церкви какого-нибудь заброшенного на край света, занесенного снегами селения одинаково раздаются священные песни Иоанна Дамаскина. И одинаково действенны и властны эти песни над всяким христианским сердцем; будет ли это сердце прикрыто драгоценными одеждами или убогою сермягою, оно одинаково трогается благоговейной песней Иоанна Дамаскина, и – настроенное этой песней, торжественной или скорбной, – оно одинаково начинает биться, или радостно или сокрушенно». По возвышенной и справедливой оценке архиепископа Филарета Черниговского, преподобный Иоанн Дамаскин был «такой песнописец Церкви, которого выше ни прежде, ни после не было в Церкви», высокие молитвенные созерцания «находили место в душе его, быв возбуждаемы творениями великих отцов», по своему призванию он не только изложитель догматического богослов и христианский философ, но и непревзойденный песнопевец, превзошедший святого Андрея Критского и святого Романа Сладкопевца. Молитвенные песнопения и богослужебные произведения преподобного Иоанна Дамаскина – плод его богословского и поэтического гения, шедевры церковного творчества, а венцом всех его богослужебных и поэтических трудов является пасхальный канон, песнопения которого проникнуты священным трепетом и невыразимым небесным восторгом; это – торжественный гимн в честь Христа – Победителя смерти и Ада, исполненный радости о освобожденных узниках Ада; это – благовестие о разрушении адских врат, молитвенное ликование и прославление Его Божественного величия и вознесение благоговейной молитвой ко Всевышнему о соединении всех верующих со Христом в вечности – в невечернем дне Царствия Его. По оценке архиепископа Филарета Черниговского: «После пасхальной службы в образцах творчества человеческого нельзя найти песни более полной чувствованиями, столько же живыми, сколько и высокими, восторгами святыми и истинно неземными. Пасхальная служба – торжество неба и земли…Пасха – торжество торжеств, и песнь Пасхе – из праздников праздник душе». По восторженному отзыву профессора Е.И. Ловягина – знатока гимнографической литературы Православной Церкви: «Святой Иоанн Дамаскин, златоточивый составитель этого канона совершеннейшим образом выразил в нем чувство высокого духовного восторга, наполняющего душу при воспоминании о преславном событии в земной жизни нашего Господа. При изображении обширных и спасительных действий Воскресения Господня чувство, господствующее в душе песнописца, изливается в каноне обильными потоками истинного красноречия… и устремляется к Самому Виновнику торжества – воскресшему Спасителю, прославляя Божественное Его величие, то обращается к живущим на земле, возвещая им великую радость Праздника, то к заключенным… узникам Ада… то к небу и небожителям, призывая их к священному веселию при виде славы общего всех Господа – Победителя Ада и смерти… Сильные и величественные выражения, искусные и разительные обороты и сочетания слов, живые и быстрые переходы речи при необыкновенной силе и возвышенности мыслей и чувствований делают пасхальный канон поистине превосходным произведением церковной словесности».
В основе православного Богомыслия лежат два типа богословия – апофатические и катафатическое, ибо и Священное Писание и святоотеческие творения свидетельствуют, что Бог непостижим и неизречен по неприступной, запредельной и сокровенной Сущности Своей, но Он Сам открывает Себя в Своих действиях и дает постичь в Своих энергиях и проявлениях – постичь Свою любовь и благость, мудрость и могущество, величие и славу, отсюда – Божественные имена. «Точное изложение православной веры» преподобный Иоанн Дамаскин начинает с исповедания непостижимости Бога по Его Сущности – она неизреченна и неизобразима, неописуема и за гранью познания: «Кроме же Самого первого и блаженного Существа, никто никогда не познал Бога, разве только тот, кому Он сам открыл, – никто не только из людей, но даже и из премирных Сил, из самих, говорю, Херувимов и Серафимов. Однако Бог не оставил нас в совершенном неведении; ибо познание о том, что Бог есть, Он Сам насадил в природе каждого. И само создание мира, его сохранение и управление возвещают величие Божества (Прем.;13:5). Сверх того, Бог, сперва чрез закон и пророков, потом через Единородного Сына Своего, Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа сообщил нам познание о Себе, какое мы можем вместить. Поэтому все, что предали нам закон и пророки, апостолы и евангелисты, мы принимаем, познаем и почитаем; а выше того ничего не испытываем. Ибо если Бог благ, то Он и податель всякого блага, и непричастен ни зависти, ни другой какой страсти, ибо зависть не сродна естеству Божию как бесстрастному и единому благому. А поэтому Он как всеведущий и промышляющий о благе каждого то, что нам потребно знать, открыл нам, а чего не можем понести, о том умолчал. Этим мы и должны быть довольны, в этом пребывать и не преступать пределов вечных (Притч;22:28) и предания Божия». С молитвенным трепетом размышляя о Боге, святой Иоанн Дамаскин провозглашал, что Бог – безначален, бесконечен, вечен, присносущен, несоздан, неизменяем, непреложен, прост, несложен, бестелесен, невидим, неосязаем, неограничен, беспределен, неведом, непостижим, благ, праведен, всемогущ, Он – Вседержитель, Всевидец, Промыслитель, Владыка и Судья – это мы знаем из Священного Писания и Священного Предания, и исповедуем, равно как и то, что Бог есть един по Сущности, но троичен в Лицах, но существует сокровенные Божественные тайны – мы не в силах постичь Сущность Божию и Его вездесущность и предвечность, не в силах постичь «каким образом Единородный Сын и Бог, уничижив Себя, соделался человеком из девственных кровей, т. е. иным сверхъестественным законом, или, как Он ходил по водам немокрыми ногами, – того мы не знаем и изречь не можем. Итак, мы не можем ни сказать чего-либо о Боге, ни даже подумать, кроме того, что самим Богом нам изречено, сказано или открыто в Божественных Писаниях Ветхого и Нового Завета». Всем верующим и разумным людям очевидно, что Бог существует, но никому из нас не ведомо, что Он есть по Существу Его – естество Его совершенно непостижимо и беспредельно, Он выше всех изменений и вечен в Своем совершенстве, а природа Его превыше познания, потому и сказано в Псалтыре, что Он мрак соделал покровом Своим: «Бог беспределен и непостижим, и одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость. А то, что мы говорим о Боге утвердительно, показывает нам не естество Его, но то, что относится к естеству. Ибо назовем ли Бога благим, или праведным, или премудрым, или чем другим, выразим не естество Его, а только то, что относится к естеству». Бог один и нет никого равного Ему, Он – абсолютный и вездесущий Дух, Которому свойственны несозданность, безначальность, бессмертность, вечность, благость, премудрость и творческая сила, Он – Господь и Царь, Создатель всего сущего и Промыслитель, с безмерной и вечной любовью опекающий вселенную и каждое создание Свое, а все сказанное о Нем чувственном образом в Библии нужно понимать духовно и мыслить иносказательно: «под очами Божиими, веждами и зрением должно разуметь Его всесозерцающую силу и неизбежное ни для какой твари Его ведение, так как и мы чрез это чувство приобретаем себе совершеннейшее познание и убеждение. Под ушами и слухом – Его благоволение и принятие нашего моления; так как и мы, когда нас просят, милостивее склоняя ухо к просящим, чрез это чувство проявляем к ним нашу благосклонность. Под устами и речью – выражение Его воли, так как и мы устами и речью обнаруживаем сердечные помыслы. Под пищею и питием – наше стремление к Его воле, так как и мы чрез чувство вкуса удовлетворяем необходимой потребности нашей природы. Под обонянием – то, что показывает направленную к Нему нашу мысль, так как и мы посредством обоняния ощущаем благовоние. Под лицем – Его откровение и обнаружение Себя посредством действий, так как и наше лицо служит нашим выражением. Под руками – деятельную Его силу, так как и мы посредством рук совершаем полезные, особенно же благороднейшие наши действия. Под десницею – Его помощь в справедливых случаях, так как и мы, при совершении дел более важных, благородных и большей силы требующих, действуем правою рукою. Под осязанием – Его точнейшее познание и разумение вещей малейших и сокровенных, так как и для нас осязаемые нами вещи не могут иметь ничего в себе сокровенного. Под ногами и хождением – Его пришествие и присутствие или для вспомоществования нуждающимся, или для отмщения врагам, или для другого какого-либо действия, так как и мы посредством ног приходим куда-либо. Под клятвою – непреложность Его решения, так как и мы взаимные договоры свои утверждаем клятвою. Под гневом и яростью – Его ненависть и отвращение к злу, так как и мы то, что не согласно с нашей мыслью, ненавидим и на то гневаемся. Под забвением, сном и дреманием – отложение отмщения врагам и замедление обыкновенной помощи Своим друзьям». Бог выше времени и пространства, Он неописуем и вездесущ, выше всего сущего и Сам все содержит как Вседержитель, не смешиваясь ни с чем тварным по запредельной и неприступной Сущности Своей, но проникая все и даруя всему бытие, небо – престол Его, а земля – подножие ног Господних, Он везде и нигде, Он совершенен и неизменен: «Все отстоит от Бога, но не местом, а природою. В нас благоразумие, мудрость и решение являются и исчезают, как свойства; но не в Боге: в Нем ничего не возникает и не убывает; ибо Он неизменяем и непреложен, и Ему нельзя приписывать ничего случайного. Ибо благо Он имеет сопутствующим Его существу». Бог непостижим и неизречен, Он безымянен по сущности Своей – «не зная существа Его, не будем искать и имени Его существа», но по благости Своей Бог дает нам познать Себя через Свое действия и Откровения и мы постигаем Его вечные Божественные свойства и совершенства. «Бог – существо несозданное, безначальное, бессмертное, бесконечное и вечное; бестелесное, благое, вседеятельное, праведное, просветительное, неизменное, бесстрастное, неописуемое, невместимое, неограниченное, беспредельное, невидимое, непостижимое, вседовольное, самодержавное и самовластное, вседержительное, жизнедательное, всесильное, беспредельно мощное, освятительное и общительное, всесодежащее и сохраняющее, и обо всем промышляющее – таково есть Божество, Которое все это и тому подобное имеет по самой природе, а ниоткуда не получило, но само сообщает всякое благо Своими тварям, – каждой по ее приемной силе. Ипостаси пребывают и обитают одна в другой; ибо они и неотлучны, и неудалимы одна от другой, неслитно вмещаясь одна в другой, но не так, чтобы они смешивались или сливались, но так, что они одна в другой находятся. Ибо Сын в Отце и Духе, и Дух в Отце и Сыне, и Отец в Сыне и Духе, без всякого уничтожения или смешения, или слияния. И одно и то же у них движение; ибо едино есть устремление и едино движение трех Ипостасей; – чего в сотворенной природе усмотреть невозможно».
Высочайшая тайна богословия – это догмат о Святой Троицы, стоящий на вершине апофатики и катафатики, ибо Бог непостижим и совершенен по естеству Своему, но существует как Святая Троица – Единица в Троице и Троица в Единице. Как православные христиане мы «веруем во единого Бога, единое начало, безначального, несозданного, нерожденного, нетленного, равно и бессмертного, вечного, бесконечного, неописуемого, беспредельного, всемогущего, простого, несложного, бестелесного, чуждого истечения, бесстрастного, неизменяемого и непременяемого, невидимого, – источника благости и правды, свет умственный и неприступный, – в силу, никакою мерою неопределимую и только собственною волею измеряемую, – ибо все, что восхощет, может, – всех тварей видимых и невидимых создательницу, всеобъемлющую и сохраняющую, обо всем промышляющую, вседержительную, над всем начальствующую и царствующую царствием нескончаемым и бессмертным, не имеющую никакого соперника, все наполняющую, ничем не объемлемую, но всеобъемлющую, содержащую и все превышающую, которая проникает все сущности, сама оставаясь чистою, пребывает вне пределов всего и изъята из ряда всех существ как пресущественная и превыше всего сущая, пребожественную, преблагую, преисполненную, которая устанавливает все начальства и чины, а сама выше всякого начальства и чина, выше сущности, жизни, слова и разумения, которая есть сам свет, сама благость, сама жизнь, сама сущность, так как не имеет от другого ни бытия, ни чего-либо из того, что есть, но сама есть источник бытия для всего существующего, жизни – для всего живущего, разума – для всего разумного, причина всех благ для всех существ, – в силу, которая знает все прежде бытия всего, единую сущность, единое Божество, единую силу, единое хотение, единое действие, единое начало, единую власть, единое господство, единое царство, в трех совершенных ипостасях познаваемую и покланяемую единым поклонением, веруемую и почитаемую от всякой словесной твари в ипостасях, неслитно соединенных и нераздельно разделенных, что и непостижимо, – в Отца и Сына и Духа Святаго, во имя Которых мы и крестились, ибо так Господь заповедал крестить Апостолам, сказав: крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф.;28:19)». Бог един по Существу Своему – Он есть Единственный и у Него единая воля и сила, единая премудрость и царство, но Он от вечности существует в трех Лицах, будучи Любовью по образу бытия Своего – Он не замкнут в одном Лице, а есть единосущная и нераздельная Святая Троица, где каждая Ипостась – всецело совершенный Бог, а все три Ипостаси неслитно соединяются и нераздельно разделяются – в этом великая и неизъяснимая тайна Святой Троицы. «Исповедуя три ипостаси, признаем несложность и неслитность в Божестве; а исповедуя, что эти ипостаси единосущны одна другой, и признавая в них тождество воли, действия, силы, власти и, если можно сказать, движения, мы признаем их нераздельность и то, что Бог есть един; ибо Бог, Слово и Дух Его истинно один Бог . Поэтому об Отце, Сыне и Святом Духе говорим не как о трех Богах, но, вернее, как об едином Боге, Святой Троице, так как Сын и Дух возводятся к одному Виновнику, но не слагаются и не сливаются, как сливал Савелий; ибо Они соединяются, как мы говорили, не сливаясь, но совокупно друг с другом пребывая и друг друга проникая без всякого смешения и слияния, и так, что не существуют один вне другого или не разделяются в сущности, согласно Ариеву разделению; ибо, чтобы сказать кратко, Божество нераздельно в разделенном, подобно тому, как в трех солнцах тесно друг к другу примыкающих и никаким расстоянием не разделяемых, одно и смешение света, и слияние». По православному учению преподобного Иоанна Дамаскина все Ипостаси Святой Троицы совечны, единосущны и равночестны – Бог Отец есть безначальный и предвечный исток и начало в Божестве, Он причина бытия Сына и Святого Духа, от Него предвечно рожден Бог Сын и предвечно исходит Святой Дух, Они совечны Отцу, равнославны и нераздельны с Ним, как с солнцем нераздельны его луч и сияние, ибо как солнце никогда не существовало без сияния и луча, так и Отец никогда не существовал без Сына и Святого Духа. «Веруем во единого Отца, начало всего и причину, не от кого-либо рожденного, Который один только не имеет причины и не рожден, Творца всего, но Отца, по естеству, одного Единородного Сына Его, Господа же и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа и в изводителя Всесвятого Духа. И во единого Сына Божия Единородного, Господа нашего, Иисуса Христа, рожденного от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого все произошло. Говоря о Нем: прежде всех веков, – мы показываем, что Его рождение – безвременно и безначально; ибо не из не сущего приведен в бытие Сын Божий, сияние славы и образ Ипостаси Отчей (Евр.;1:3), живая премудрость и сила, Слово ипостасное, существенный, совершенный и живой образ невидимого Бога; но Он присно был с Отцем и в Отце, из Которого родился вечно и безначально. Ибо Отец никогда не существовал, когда не было бы Сына, но вместе Отец, вместе и Сын, от Него рожденный. Ибо Отец без Сына не назывался бы Отцем, если бы существовал когда-либо без Сына, то не был бы Отцем, и если после стал иметь Сына, то также после сделался Отцем, не будучи прежде Отцем, и подвергся бы изменению в том, что, не быв Отцем, стал Им, а такая мысль есть ужаснее всякого богохульства, ибо нельзя сказать о Боге, чтобы Он не имел естественной силы рождения, а сила рождения состоит в способности родить из себя, т. е. из собственной сущности, существо, подобное себе по естеству. Итак, нечестиво было бы утверждать о рождении Сына, что оно произошло во времени и что бытие Сына началось после Отца. Ибо мы исповедуем рождение Сына от Отца, то есть из Его естества. И если мы не допустим, что Сын изначала существовал вместе с Отцем, от Которого Он рожден, то введем изменение ипостаси Отца в том, что Отец, не будучи Отцем, после сделался Отцем. Правда, тварь произошла после, но не из существа Божия; а волею и силою Божиею приведена из небытия в бытие, и поэтому не произошло никакого изменения в естестве Божием. Ибо рождение состоит в том, что из сущности рождающего производится рождаемое, подобное по сущности; творение же и создание состоит в том, что творимое и созидаемое происходит извне, а не из сущности творящего и созидающего, и есть совершенно неподобно по естеству». «Подобным образом веруем и во единого Духа Святого, Господа животворящего, из Отца исходящего и в Сыне почивающего, Отцу и Сыну спокланяема и сславима, как и единосущного и совечного; в Духа от Бога, Духа правого, владычествующего, источника премудрости, жизни и освящения; в Бога, со Отцем и Сыном сущего и называемого, несозданного, Полноту, Творца, Вседержителя, всесовершающего, всесильного, бесконечно могущественного, обладающего всякой тварью и не подчиненного господству, в Духа боготворящего, и небоготворимого; наполняющего, не наполняемого; сообщающего, но ничего не заимствующего; освящающего и не освящаемого, Утешителя, как принимающего моления всех; во всем подобного Отцу и Сыну; от Отца исходящего, чрез Сына подаваемого и воспринимаемого всею тварью; чрез Себя Самого творящего и осуществляющего все без изъятия, освящающего и сохраняющего; ипостасного, существующего в Своей собственной ипостаси, неотлучного и неотделимого от Отца и Сына; имеющего все, что имеет Отец и Сын, кроме нерожденности и рожденности; ибо Отец безвиновен и нерожден, потому что не есть от кого-либо, но Сам от Себя имеет бытие и из того, что имеет, ничего не имеет от другого; напротив, Он Сам есть для всего начало и причина того образа, как оно существует от природы. Сын же от Отца – по образу рождения; Дух же Святой, хоть также от Отца, но не по образу рождения, а по образу исхождения. Что, конечно, различие между рождением и исхождением есть, это мы узнали; но какой образ различия, этого никак не постигаем. Знаем только, что и рождение Сына, и исхождение Святого Духа происходят одновременно». По глубокомысленному замечанию протоиерея Георгия Флоровского: «Для Востока всегда оставался типическим древний образ представления Троической тайны, – исходя из созерцания Первой Ипостаси, как единого начала и источника Божества. На Западе с Августина утверждается иной тип мысли, для которого характерно начинать с созерцания общей «природы» Божества. Дамаскин всецело принадлежит к восточному типу. И если он говорит, что в богословии мы исходим от единства, чтобы придти к троичности, это вовсе не то значит, что мы начинаем с созерцания общей «природы». Это значит узнавать в Боге Отца, тем самым Отца Единородного Сына и начало Духа Святого, со-исходящего рождаемому Сыну. Веруем во Единого Бога, – это значит вместе с тем: во Единого Бога Отца... Сын и Дух суть некие ипостасные «силы» Отца и происходят (или, вернее, «со-происходят») от Него. Со-происходят, но так, что вместе с тем рождение Сына таинственно и недоведомо есть как бы первое, – есть некое «богоприличное условие» соисхождения сопутствующего Духа, «чрез Сына исходящего и в Нем почивющего». Ибо есть некий таинственный богоприличный «порядок» Божественных Ипостасей, означаемый и неизменяемым порядком самих имен, не допускающим перестановки. Не в этом ли смысле следует и естественно понимать знаменитые слова Григория Богослова, повторяемые и Дамаскиным: «Единица, искони двинувшись в двоицу, на Троице остановилась. И это у нас – Отец и Сын и Святой Дух»... Отец, как имя Первой Ипостаси, обозначает Ее в отношении ко Второй; и, нужно прибавить, именно и только ко Второй, ибо «Отчество» и «Сыновство» соотносительны, – и Отец не рождает Духа Святого, а «Дух Святой не есть Сын Отца, но Дух Отца, как от Отца исходящий». Дух Святой имеет бытие от Отца «не по образу рождения, но по образу исхождения», хотя для нас и неясно различие между образом рождения и исхождения». Размышляя о тайне Святой Троицы, преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что три Ипостаси имеют одну Сущность, единую вечную жизнь и единую волю, каждая Ипостась обладает всей полнотой Божественных свойств и совершенств, но Они различаются между Собой по ипостасным свойствам – Отец есть источник и причина бытия Сына и Святого Духа, Его ипостасное свойство – нерожденность, Сын предвечно и безначально рожден от Отца, Его ипостасное свойство – рожденность, а Святой Дух предвечно и безначально исходит от Отца, Его ипостасное свойство – исхождение: «потому, что существует Отец, существует Сын и Дух, и чрез Отца имеет Сын, также и Дух, все, что имеет, потому, то есть, что Отец имеет все это, – кроме нерождаемости и рождения, и исхождения… Бог есть Отец, всегда сущий, нерожденный, потому что ни от кого не родился, но родивший соприсносущного Сына. Бог есть и Сын, всегда сущий со Отцом, из Которого родился безвременно и вечно, вне истечения, и бесстрастно, и неразлучно. Бог есть также и Дух Святой, сила освятительная, ипостасная, от Отца исходящая неразлучно и в Сыне почивающая, единосущная со Отцом и Сыном». В своем возвышенном богословии преподобный Иоанн Дамаскин подчеркивает внутритроическую безначальность Бога Отца, Он есть первоисточная Ипостась, «источник рождающий Сына и изводящий Святого», Он – «начало и корень Божества», «единственная» и «предначинательная причина» бытия Сына и Святого Духа, совечных, единосущных и равночестных Ему, ибо Сын – Премудрость и Сила Отца, а Святой Дух – Его Сияние и Величие. Тончайшим образом рассматривая тайну исхождения Святого Духа, преподобный Иоанн Дамаскин учит, что единственная причина бытия Духа Божиего есть Бог Отец – Святой Дух исходит от Отца через Сына – Он «есть сила Отца, проявляющая сокровенное Божество, из Отца чрез Сына исходящая, как знает Сам Он». По мысли преподобного Иоанна Дамасина Святой Дух исходит от единого Отца через Сына – почивает в Сыне и по Его ходатайству ниспосылается в мир как Провозвестник и Изливатель Своих духовных даров, тем самым Святой Дух есть «известительная сокровенного Божества сила Отчая», Он – Бог Утешитель и Освятитель всего творения, Царь и Владыка Ангелов, Он – вечное Сияние, проявляющее сокровенную благость Отца и возвещающая Слово, Он – дыхание жизни для всего сущего и Господь животворящий, Дух владычественный и вездесущий, всесовершающий и всесильный, всезрещий и премудрый, Он Творец и Вседержитель, «чрез самого Себя творящий и осуществляющий все без изъятия», освящающий верующих и сохраняющий вселенную в бытии.
Как Святая Троица Бог создал небо и землю, Он создал все царственным Словом Своим и утвердил творение безбрежной творческой мощью Духа Своего: Словом Господним небеса утвердишася и Духом уст Его вся сила их (Пс.;32:6). Предвечный Бог есть Святая Троица, существующая прежде всех веков и вечносущий – «от века и до века Ты еси» (Пс.;89:3), Он – всемогущий Господь и Творец самого времени – Им же и веки сотвори (Евр.;1:2), Он – Создатель всего сущего, а время возникло с сотворением мира. Сотворение мира – совершенно свободный акт Божьего всемогущества, а причина миротворения – неизреченная благость Творца и Его свободное желание стать Творцом и приобщить к блаженной и вечной жизни Своей все создания Свои: «благой и преблагой Бог не удовольствовался созерцанием Себя Самого, но по преизбытку благости Своей благоволил, чтобы произошло нечто, пользующееся Его благодеяниями и причастное Его благости, – то Он приводит из не сущего в бытие, и созидает все как видимое, так и невидимое, также и человека, состоящего из видимого и невидимого. Он творит мыслью, и эта мысль, приводимая в исполнение Словом и совершаемая Духом, становится делом». Опираясь на возвышенные созерцания и умозрения святого Дионисия Ареопагита и святителя Григория Богослова, преподобный Иоанн Дамаскин писал о том, что от вечности Бог задумал архетипы и первообразы – «иконы» и «парадигмы» всего Своего творения, это – неизменный и безначальный «предвечный совет Божий» о мире, Ангелах и людях. В книге Бытия сказано, что Бог создал небо и землю – духовный и материальный миры, а сотворение Ангелов предшествовало сотворению человека. Все Ангелы сотворены Богом по образу и подобию Его – они бесплотные и нетленные духи, одни Творец знает их сущность и число, они бестелесны и духовны, но в сравнению с Богом их духовность груба, ибо они – тварные создания: «Сам Он Создатель и Творец Ангелов, приведший из не сущего в бытие и создавший их по образу Своему, бестелесными по естеству, подобными некоторому духу и огню невещественному, как говорит Божественный Давид: творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный (Пс.;103:4), – описывая их легкость и пламенность, и горячность, и проницательность, и быстроту, с какой они желают Бога и служат Ему, – их стремление к горнему и свободу от всякого вещественного представления. Итак, Ангел есть сущность, одаренная умом, постоянно движущаяся, свободная, бестелесная, служащая Богу, по благодати получившая для своего естества бессмертие: один только Творец знает вид и определение этой сущности. Бестелесною же и невещественною она называется по сравнению с нами. Ибо все по сравнению с Богом, единым только несравнимым, оказывается и грубым, и вещественным, потому что одно только Божество в строгом смысле невещественно и бестелесно. Ангел есть природа разумная, одаренная умом и свободной волей, изменяемая по желанию, т. е. добровольно изменчивая. Ибо все, что сотворено, и изменчиво; одно только то, что не сотворено, неизменяемо, и все разумное одарено свободною волею. Итак, ангельская природа, как разумная, одаренная умом, имеет свободу, а как сотворенная – изменяема, имея власть и пребывать и преуспевать в добре, и уклоняться к злу». В полном согласии со святителем Григорием Богословом, святой Иоанн Дамаскин утверждает, что Ангелы нетленные по своему естеству, но бессмертны не по природе, а по благодати, ибо один Господь – сама Жизнь, Он выше вечности и вездесущ, а все сотворенное – не может сравниться с Ним в совершенстве – в отличие от Бога Ангелы не могут быть везде и сразу: «что касается Ангела, то он, хотя телесным образом и не содержится в месте так, чтобы получал образ и определенный вид, однако о нем говорится, что он находится в месте духовным присутствием и действием, как это свойственно его природе, и не везде присутствует, но где действует, там духовным образом и ограничивается, потому что не может действовать в одно и то же время в различных местах. Одному Богу свойственно действовать повсюду в одно и то же время. Ибо Ангел действует в различных местах, по быстроте своей природы и по способности легко, т. е. скоро переходить, а Божество, будучи везде и выше всего, действует одним и простым действием в разных местах в одно и то же время. Описуемо есть то, что объемлется или местом, или временем, или пониманием; неописуемо же есть то, что ничем таковым не объемлется. Итак, одно Божество неописуемо, как безначальное и бесконечное, все содержащее и никаким понятием необъемлемое; ибо оно необъемлемо и беспредельно, никому не ведомо и ведомо только Самому Себе. Ангел же ограничивается и временем – ибо имеет начало бытия своего, и местом, хотя и в духовном смысле, как прежде мы сказали, и постижимостью, ибо Ангелы некоторым образом знают и природу друг друга, и совершенно ограничиваются Творцом». Сотворенные по образу и подобию Божиему, Ангелы есть «вторые света» и Горние Силы, они не имеют нужды в языке и в слухе, но без произносимого слова сообщающие друг другу свои мысли намерения, они проницательны и невообразимо сильны, хоть и не обладают всеведением и всемогуществом Божиим, они описуемы и могут явиться в зримом образе, могущественны, мудры и неудобопреклонны ко злу, их радость – служить Богу, воспевать Его величие и созерцать свет славы Господней, они живут на небесах, но являются и на земле как вестники Божии, возвещающие волю и повеления Всевышнего. «Все Ангелы сотворены чрез Слово и достигли совершенства от Святого Духа посредством освящения, по мере достоинства и чина сделавшись причастными света и благодати». Вслед за святым Дионисием Ареопагитом, преподобный Иоанн Дамаскин провозглашает, что ангельский мир иерархичен и Ангелы разделяются по девяти небесным чинам и по трем классам: «первый всегда окрест Бога и находится в ближайшем и непосредственном единении с Богом – это класс шестикрылых Серафимов, многоочитых Херувимов и святейших Престолов; второй класс содержит в себе Господства, Силы и Власти, а третий и последний – Начала, Архангелов и Ангелов». Сотворенные по образу и подобию Божиему Ангелы добры по естеству и одарены умом, талантами и свободной волей, а как свободные личности – каждый Ангел есть уникальная ипостась – каждый из них после сотворения навечно самоопределился по отношению к Богу – одни Ангелы устояли в добре и верности Творцу, а треть во главе с Люцифером – восстала на Творца и была низвергнута с небес, тем самым падшие Ангелы, избравшие путь зла и погибели по самовластному произволению своему, стали демонами, искушающими людей и желающими погубить Божье творение – они не исправятся, а потому ложна мысль Оригена о всеобщем спасении: «Дьяволу, демонам его и последователям его из числа людей уготован огонь неугасимый и вечное мучение. Нужно знать, что падение для Ангелов то же, что смерть для людей. Ибо после падения для них нет покаяния, как и для людей оно невозможно после смерти». Разрешая проблему теодицеи и раскрывая тайну происхождения зла, преподобный Иоанн Дамаскин замечает, что Бог не есть виновник зла, Он благ по воле Своей и свят по естеству Своему – Бог есть Свет и в Нем нет никакой тьмы, а грех есть изобретение свободной воли тварных созданий – Ангелов и людей, воспротивившихся Творцу своему – грех есть противление Божьей воле. Люцифер «был создан Ангелом светлым и блистательным и как разумный – свободным; но он добровольно отступил от естественной добродетели и очутился во мраке зла, удалившись от Бога, Который – один только есть благ, животворящ и источник света; ибо все доброе через Него делается добрым, и поскольку удаляется от Него волею, а не местом, постольку оказывается во зле». Отвечая на вопрос – «Почему наперед знающий все Бог создал тех, которые согрешат и не раскаются?», святой Иоанн Дамаскин писал: «Бог, по благости Своей, приводит из небытия в бытие все существующее и о том, что будет, имеет предведение. Итак. если бы те, которые согрешат, не имели в будущем получить бытие, то они не имели бы сделаться и злыми, а потому не было бы о них предведения. Ибо ведение относится к тому, что есть; а предведение – к тому, что непременно будет. Но сперва – бытие вообще, а потом уже – бытие доброе или злое. Если же для имеющих получить в будущем, по благости Божией, бытие, послужило бы препятствием к получению бытия то обстоятельство, что они, по собственному произволению, имеют сделаться злыми, то зло победило бы благость Божию. Поэтому Бог все, что Он творит, творит добрым; каждый же по собственному произволению бывает или добрым, или злым. Отсюда, если Господь и сказал: добрее было бы человеку тому, аще не бы родился (Мк;14:21), то Он говорил это, порицая не свое собственное творение, а то зло, какое, возникло у Его твари вследствие ее собственного произволения и нерадивости. Ибо нерадивость ее собственной воли сделала для нее бесполезным благодеяние Творца. Так, если кто-нибудь, кому вверены царем богатство и власть, употребит их против своего благодетеля, то царь, усмирив его, достойно накажет, если увидит, что он до конца остается верен своим властолюбивым замыслам».
По воззрению преподобного Иоанна Дамаскина венцом Божьего творчества является человек – он сотворен по образу и подобию Божиему, имеет дух, душу и тело и является связующим звеном между двумя мирами – видимым и невидимым, небесным и земным. «Бог из видимой и невидимой природы Своими руками творит человека по Своему образу и подобию. Из земли Он образовал тело человека, душу же разумную и мыслящую дал ему Своим вдуновением. Это мы и называем образом Божиим, ибо выражение: по образу – указывает на способность ума и свободы; тогда как выражение: по подобию – означает уподобление Богу в добродетели, насколько оно возможно для человека». Человек есть самое загадочное и драгоценное из всех Божиих творений, он имеет двоякую природу – духовную и чувственную, он есть высший образец премудрости и творческого гения Всевышнего, он – микрокосм и микротеос, царь всего видимого мира, пророк, вдохновенный Святым Духом и друг Ангелов, иерей Господень и тень горнего Царя на земле, он земной и небесный, а его высшее назначение – жить небесной жизнью Ангелов на земле и воспевать хвалы Творцу, возвышаться до созерцания и уподобиться Богу – обожиться. Преподобный Иоанн Дамаскин убежден, что сотворенный по образу и подобию Святой Троицы человек имеет дух, ум и дар слова. «Как Отец, Который есть Ум, и Сын, Который есть Слово, и Святой Дух суть един Бог, так и ум, и слово, и дух суть один человек» и как слово по природе является вестником ума, дух же обнаружителем слова, так и в Святой Троице «через Святого Духа мы узнаем Христа, Сына Божия и Бога, и в Сыне созерцаем Отца». Каждый человек есть уникальная личность, неповторимая ипостась и представитель своего человеческого рода, а потому для Бога драгоценен каждый человек как целая вселенная: «всякий отдельный человек является ипостасью. Так, например, Адам – ипостась, Ева – другая ипостась, а Сиф – также отличная от прочих ипостась. Так же и в отношении прочих: всякий человек есть ипостась, обособленная от прочих людей; но и всякий бык есть ипостась, и всякий Ангел. Таким образом, природа, сущность и форма суть нечто общее, вместилище единосущных ипостасей. А ипостась, индивид и лицо суть нечто частное, точнее – отдельный представитель всего того, что содержится в одном и том же виде». Как и преподобный Максим Исповедник, святой Иоанн Дамаскин убежден, что человек есть целостная личность, а значит, его душа и тело были созданы единовременно – ошибается как Ориген, вслед за Платоном учивший о предсуществовании души, так и те, кто учат, что возникновение тела предсуществует бытию души. «Душа есть сущность живая, простая и бестелесная; невидимая, по своей природе, телесными очами; бессмертная, одаренная разумом и умом, не имеющая определенной фигуры; она действует при помощи органического тела и сообщает ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения. Ум принадлежит душе, не как что-либо другое, отличное от нее, но как чистейшая часть ее самой. Что глаз в теле, то и ум в душе. Душа, далее, есть существо свободное, обладающее способностью хотения и действования; она доступна изменению и, именно, изменению со стороны воли, как это свойственно тварному существу». Как великий христианский поэт, богослов и церковный песнописец, святой Иоанн Дамаскин писал в своих литургических произведениях о том, что Бог создал человек незримыми перстами Своими – изваял его как произведение Божьего искусства, непричастное злу и украшенное благами, вдохнул в него дыхание уст Своих – осенил и оживотворил Святым Духом: «Начаток мне и состав зиждительное Твое бысть повеление: восхотев бо, от невидимого же и видимого жива мя составити естества, от земли тело мое создал еси, да же ми еси душу божественным Твоим и животворящим вдохновением». По великой и неизреченной любви Бог начертал человеку Свой собственный образ и вдохнул в него Свое собственное дыхание – сделал причастником Божественной Жизни и облек его в светоносную ризу благодати, дав пребывать непрестанно в единении с Богом. «Решив из видимой и невидимой природы создать по образу и подобию Своему человека – чтобы он был как бы некоторым царем и начальником всей земли и того, что на ней, – Бог приготовил для него как бы некоторый дворец, где обитая, он проводил бы блаженную и довольную жизнь. Это и был божественный рай, насажденный руками Божиими в Эдеме, – хранилище веселия и всякой радости, ибо слово Эдем означает наслаждение. Он находился на востоке, возвышаясь над всею землею. В нем было совершеннейшее благорастворение. Тончайший и чистейший воздух окружал его; вечно цветущие растения украшали его. Он был насыщен благовонием, наполнен светом и превосходил всякое представление чувственной прелести и красоты. Это была подлинно божественная страна и достойное жилище для созданного по образу Божию». По глубокомысленному рассуждению преподобного Иоанна Дамаскина первозданный человек был духовным и чувственным существом, а посему – и Рай был двояким – Адам жил в земном Раю, а еще более несравненный прекрасный, и возвышенный Рай был в его сердце: «Некоторые представляли себе Рай чувственным, другие духовным. Мне же кажется, что соответственно тому, как человек был создан вместе и чувственным, и духовным, так и священнейший его удел был вместе и чувственным, и духовным, и имел две стороны; ибо телом человек, как мы сказали, обитал в божественнейшем и прекраснейшем месте, душою же жил в месте, несравненно более высоком и несравненно более прекрасном, имея жилищем обитавшего в нем Бога и облекаясь в Него, как в светлую ризу, покрываясь Его благодатию и наслаждаясь, подобно какому-нибудь новому Ангелу, только сладчайшим плодом Его лицезрения и питаясь им; это и справедливо названо Древом Жизни, ибо сладость божественного общения сообщает удостоившимся его жизнь, не прерываемую смертию». Первозданного человека Господь создал из самой ничтожной вещи – из горсти праха, чтобы показать силу Своего безмерного могущества и Свое вечной любви – из горсти праха Всемогущий создал человека как небывалого и «нового Ангела», дал ему власть над всем видимым миром и ввел его в цветущий Эдемский сад как в величественный дворец, а сам человек был прекрасным и мудрым, могучим и бессмертным по причастию к Древу Жизни – Богу, он был нетленным по телу своему и был призван жить равноангельской жизнью в непрестанной молитве и созерцании, славословить Творца и восходить к горнему Царству. По мысли преподобного Иоанна Дамаскина: «Бог сотворил человека непорочным, правым, любящим добро, свободным от печали и забот, украшенным всякою добродетелью, изобилующим всеми благами, как бы некоторый второй мир – малый в великом, – как нового ангела, поклоняющегося Богу, – сотворил его смешанным из двух природ, созерцателем видимого творения, проникающим в тайны творения мысленного, царствующим над тем, что на земле и подчиняющимся вышней власти, земным и небесным, временным и бессмертным, видимым и умопостигаемым, как середину между величием и ничтожеством; сотворил его в одно и то же время духом и плотию: духом по благодати, плотию – в предупреждение гордости; духом – затем, чтобы он оставался неизменным и прославлял Благодетеля, плотию – затем, чтобы страдал и страдая памятовал о том, кто он, и, впадая в гордость, вразумлялся; сотворил его живым существом, которое направляется здесь, т. е. в настоящей жизни, и которое переселяется в иное место, т. е. в век будущий; сотворил его – что составляет предел тайне – в силу свойственного ему тяготения к Богу, превращающимся в Бога по причастию к божественному озарению, но не переходящим в Божественную Сущность». Бог создал человека по природе добрым, а по воле свободным, поэтому сообразно нашей природе жить добродетельно, а зло и грех – противоестественны. Таинственный образ Божий в человеке есть дух, ум, совесть, свободная воля, царственное величие, а подобие достигается через уподобление Богу – при содействии Божественной благодати человек имел возможность пребывать и преуспевать в добре, но обладая свободной волей, он мог избрать как добро, так и зло. В книге Бытия сказано, что посреди земного Рая Бог насадил древо познания добра и зла, а святой Иоанн Дамаскин разъясняет, что оно «должно было служить некоторым испытанием и искушением для человека и упражнением его послушания и непослушания. Поэтому оно и было названо древом познания добра и зла». В книге Бытия рассказывается, что человек не устоял в верности Богу и нарушил заповедь, а преподобный Иоанн Дамаскин в своих песнопениях описывает как пал первозданный Адам: «в раи поставил еси владети Твоими тварьми; завистию же диаволею прельстился, снеди причастился, заповедей Твоих преступник быв. Темже паки в землю, от неяже взят бысть, осудил еси возвратитися». Искушенный хитрым змием – дьяволом-человекоубийцей, соблазненный ложной надеждой на обожение и по гордыне своей Адам отказался быть послушен Богу и простер руку к запретному плоду – вкусил и утратил благодать Божию – ум его помрачился, сердце осквернилось греховными страстями, советь наполнилась терзанием, воля – заколебалась между добром и злом, тело стало хрупким, грубым, тленным и смертным. «Будучи по своей природе чем-то средним между Богом и веществом, человек, если бы он отрешился от всякого естественного пристрастия к сотворенному бытию и соединился любовью с Богом, должен был бы через соблюдение заповеди непоколебимо утвердиться в добре. Но когда он вследствие преступления стал более тяготеть в сторону вещества и когда его ум отвратился от своего Виновника, т. е. Бога, то ему стало свойственно тление, он сделался из бесстрастного подверженным страстям, из бессмертного смертным, возымел нужду в супружестве и плотском рождении, по пристрастию к жизни привязался к удовольствиям, как к чему-то необходимому для жизни, а тех, которые пытались лишить его этих удовольствий, стал упорно ненавидеть. Его любовь вместо Бога обратилась на вещество, а его гнев вместо подлинного врага его спасения – на подобных ему людей. Так человек был побежден завистью дьявола, ибо завистливый ненавистник добра – демон, который сам за превозношение свержен был долу, не мог терпеть, чтобы мы достигли вышних благ. Почему этот лжец и прельщает несчастного Адама надеждою стать Богом и, возведя его до своей собственной высоты гордости, низвергает в подобную бездну падения». По слову Иоанна Дамаскина «согрешением первозданного» все мы «люте уязвихомся» – в лице Адама дьявол уязвил всемирный род, ибо после нарушения заповеди все люди стали падшими созданиями, наше ветхое и падшее естество осквернено греховностью, как язвой или вирусом, передающимся по наследству, более того, через грех Адама тление и смерть вошли в видимый мир, а никто из людей не имел возможность спастись и унаследовать Царство Небесное. Если ветхий Адам через свое падение стал виновником бедственного состояния человечества и катастрофического состояния мира, лежащего во зле, а среди нас – потомков Адама сообразных ему по падшести – нет никого безгрешного и все мы поражены язвой греха, то Новый Адам – Иисус Христос пришел на землю, чтобы исцелить нас от язвы греха и спасти мир, вырвать греховное жало из наших сердец и искупить грехи рода человеческого крестной смертью, восстановить падших и упразднить державу смерти, сделать нас причастниками блаженной и вечной жизни, отверзнуть верующим врата горнего Иерусалима.
Преподобный Иоанн Дамаскин писал о том, что Бог не только Творец, но и Промыслитель вселенной, Спаситель рода человеческого и Судия живых и мертвых, Он создал небо и землю и является Зиждителем бытия, Его всемогущая десница хранит все творение – Он промышляет о всех созданиях Своих и с любовью опекает их наилучшим образом, но «промышление Божие для нас невидимо и непостижимо, а наши мысли, дела и будущее ведомы одному Богу». Как яркий представитель и выразитель апофатического богословия, Иоанн Дамаскин говорил: «много путей Божественного Промысла, их нельзя ни выразить в слове, ни постигнуть умом». Бог «Сам есть бытие для всего, так как все сущее существует в Нем не только потому, что Он привел его из небытия в бытие, но и потому, что сила Его сохраняет и содержит все созданное Им; в особенности же участвуют в Его благости живые существа как по бытию, так и по причастию жизни, а еще более этого – существа разумные не только по причине вышесказанного, но и потому, что они – разумны, ибо они несколько ближе к Нему, хотя Он несравненно выше всего». Как тонкий богослов святой Иоанн Дамаскин различает в Промысле Божием благоволение и попущение: «По благоволению Божию происходит то, что бесспорно – добро. По попущению же – то, что не является бесспорно добром. Так, Бог часто попускает и праведнику впадать в несчастья, дабы показать другим сокрытую в нем добродетель: так было, например, с Иовом. Иногда Бог попускает нечто странное, чтобы видимо несообразным действием совершить что-либо великое и дивное; так, крестом было совершено спасение людей. В некоторых случаях Бог попускает святому человеку тяжко страдать, дабы не отпал святой от правой совести или не впал он в гордость по причине данных ему силы и благодати; так было с апостолом Павлом. На время Бог оставляет человека для исправления другого, дабы другие, смотря на него, исправлялись; так было с Лазарем и богатым. В самом деле, видя, что другие страдают, мы естественно смиряемся. Иного человека Бог оставляет для славы Другого, а не за его или родительские грехи; так слепой от рождения был слеп для славы Сына человеческого. Еще Бог попускает кому-либо страдать для возбуждения ревности в другом, дабы, видя, как возвеличилась слава пострадавшего, и другие безбоязненно подвергались страданию в надежде на будущую славу, из-за желания будущих благ, так было с мучениками. Иногда Бог попускает человеку совершить постыдное деяние для исправления другой, еще худшей страсти. Так, допустим, что кто-либо превозносится своими добродетелями и праведностью; Бог попускает такому человеку впасть в блуд, дабы он через это падение пришел к сознанию своей слабости, смирился и пришел, исповедался Господу». Размышляя о тайне Богоославленности святой Иоанн Дамаски полагал, что сущестует два вида Богоставленности: «одно спасительное и вразумляющее, другое – означающее конечное отвержение. Спасительное и вразумляющее оставление бывает или для исправления, спасения и славы терпящего, или для возбуждения других к ревности и подражанию, или для славы Божией. Совершенное оставление бывает тогда, когда человек, несмотря на то, что Богом все сделано для его спасения, остается, по собственному произволу, бесчувственным и неисцеленным, или, лучше сказать, неисцелимым. Тогда он предается конечной гибели, как Иуда. Да сохранит нас Бог и да избавит от такого оставления». По заветной мысли и пламенному исповеданию Иоанна Дамаскина Бог хочет, чтобы все спаслись и достигли Его Царства, как благой творец Он создал нас не затем, чтобы наказывать, а чтобы мы были причастниками Его благости, но как правосудный, Он наказывает грешников, ибо в Боге идеальным и гармоничным образом соединились Правда и Любовь, Он делает все, чтобы спасти каждого из нас, но Он никого не спасет насильно и попускает нашей свободной воле творить как добро, так и зло, ибо каждый человек и Ангел – свободная и самоопределяющаяся личность, а их свобода бесконечно драгоценная для Бога. Бог все предвидит, но не все предопределяет, Он предвидит то, что находится в нашей власти, но не предопределяет этого, Он не хочет, чтобы явился порок, но не принуждает нас силою к добродетели. «Бог украсил человека свободной волей, то дал ему закон – не вкушать от древа познания… Бог дал человеку эту заповедь с таким обещанием, что если сохранит достоинство своей души, т. е. если будет предоставлять победу разуму, не забудет Творца и сохранит Его повеление, то будет причастником вечного блаженства и будет жить во век, став выше смерти. А если он подчинит душу телу и предпочтет телесные наслаждения и, не уразумев своего достоинства и, уподобившись скотам несмысленным, сбросит с себя ярмо Создавшего, презрит Его Божественную заповедь, то будет повинен смерти и подвергнется тлению и труду, влача бедственную жизнь. В самом деле, для человека не было полезно, чтобы он неискушенным и неиспытанным получил нетление, дабы он не впал в гордость и не подвергся осуждению, одинаковому с дьяволом; ибо последний после своего произвольного падения нераскаянно и неизменно утвердился во зле. Соответственно этому и Ангелы, произвольно избрав добродетель, приобрели, при содействии благодати, незыблемую твердость в добре». «Предвидящий Бог знал, что человек совершит преступление и подвергнется тлению, то Он создал из него жену, помощницу ему и подобную ему. Помощницей она ему должна была быть в том, чтобы род человеческий и после преступления преемственно сохранился посредством рождения; ибо первоначальное образование человека называется творением, а не рождением. Как творение есть первое образование человека Богом, так рождение есть преемственное происхождение одного человека от другого со времени его осуждения на смерть за преступление». Человек создан Богом по образу и подобию Его как свободная и разумная личность, в своей земной жизни каждый из нас самоопределяется по отношению к Богу – избирает добро или зло, совершает свой главный выбор, определяющий для нас вечность – с Богом в Его горнем Царстве или без Бога во тьме кромешной и геенне огненной, где лишь плач и скрежет зубовный.
По изощренному лукавству дьявола Адам и Ева были прельщены и не соблюли заповеди Творца, они пали и лишились благодати, облеклись в смертную и грубую плоть – «кожаные ризы», были изгнаны их Рая и весь материальный мир стал подвластен тлению и смерти, а между потомками Адама воцарился раздор, земля обагрилась кровью и омылась слезами, наполнилась рыданием и плачем. По безмерной и непостижимой любви Своей Господь не покинул Свое падшее творение, а призывал людей к добродетели и духовной жизни, ниспосылал Ангелов и пророков, творил знамения и чудеса, а вершина Божьего домостроительства нашего спасения – это явление в мир Христа Искупителя – Сам предвечный Бог Слово вочеловечился и воплотился, Он стал Мессией о пришествии Которого возвещали пророки Ветхого Завета, Всемогущий явился по покровом немощной плоти, ибо благость Божия возжелала спасти мир, премудрость – проложила путь к спасению, и совершилось небывало событие, перевернувшее всю историю мира на «до» и «после» – непорочное зачатие и пречистое рождение от Святого Духа и Приснодевы Марии Иисуса Христа – истинного Богочеловека, без Которого никто из на не мог бы обрести спасение. После того, как в день Благовещения Архангел Гаврил слетел с небес и благовествовал Марии о том, что Она избрана стать Матерью Божией, а «Святая Дева выразила Свое согласие, то по слову Господню, возвещенному Ангелом, сошел на Нее Дух Святой, очистил Ее и даровал Ей силу как принять в Себя Божество Слова, так и родить. Тогда осенил Ее, как бы Божественное семя, Сын Божий, ипостасная Премудрость и Сила Всевышнего Бога, единосущный Отцу, и из непорочных и чистейших Ее кровей образовал Себе начаток нашего состава – плоть, оживленную душою мыслящею и разумною, – не через оплодотворение семенем, но творчески, через Святого Духа. При этом человеческий образ не через постепенные приращения составлялся, но сразу совершился. Само Слово Божие явилось для плоти Ипостасью. Ибо Слово Божие соединилось не с такою плотью, которая бы прежде уже существовала лично сама по себе, но, вселившись в утробе Святой Девы, Оно в Своей собственной Ипостаси из чистых кровей Приснодевы восприняло Себе плоть, оживленную душою мыслящею и разумною. Восприняв Себе начаток человеческого состава, Само Слово соделалось для плоти ипостасью. Следовательно, одновременно с тем, как образовалась плоть, она была уже плотью Бога Слова, и вместе – плотью одушевленною, мыслящею и разумную. Посему мы и говорим не о человеке божественном, но о Боге вочеловечившемся. Тот же Самый, Кто по естеству – совершенный Бог, соделался по естеству совершенным человеком. Он не изменился в естестве и не призрачно воплотился, но с принятою от Святой Девы плотью, оживленною мыслящею и разумною душой и в Нем Самом получившею свое бытие, – ипостасно соединился неслитно, неизменно и нераздельно, не изменив природы Божества Своего в существо Своей плоти, ни существа Своей плоти – в природу Своего Божества и не составив одного сложного естества из Божеского Своего естества и из естества человеческого, какое Он Себе воспринял». В первом Похвальном Слове на Успение Пресвятой Богородицы преподобный Иоанн Дамаскин писал о Богочеловечестве Иисуса Христа: «Один Христос, Один Господь, Один Сын Один и тот же Бог и Человек; вместе совершенный Бог и совершенный человек, весь Бог и весь человек, но одна сложная Ипостась из двух совершенных природ – Божества и человечества и в двух совершенных природах – Божестве и человечестве; не один Бог и не простой человек, но Один Сын Божий и Бог Воплотившийся, вместе Бог и Он же вместе с тем человек». По воззрению преподобного Иоанна Дамаскина Христос Спаситель есть воплотившийся Бог и венец всего рода человеческого, а Святая Дева Мария – вершина и конец всего Ветхого Завета и плод всего ветхозаветного педагогического предуготовления человечества для принятия воплощенного Бога Спасителя, Она – дочь Иоакима и Анны, потомок «древнего Адама», Она происходит из корня Давидова и соединяет в Себе священнический и царский род. По великий и несравненной премудрости Своей Господь предопределил Ее в Матери истинного Мессии, о Ней проповедовали пророки Ветхого Завета, Ее освятил Святой Дух и соделал Ее в день Благовещения – живым храмом вселившегося в Нее неописуемого и предвечного Отчего Слова – Божественного Логоса, а таиснтво Боговоплощения свершилось через Ее добровольное согласие. Как наследница природы ветхого Адама, Святая Дева Мария была с зачатия Своего под первородным грехом – Она не имела никакого личного греха, но ее человеческое естество нуждалось в очищении и освящении, как и все люди, Она нуждалась в Спасителе – во Христе Богочеловеке. Как тонкий богослов преподобный Иоанн Дамаскин поясняет, что хоть у Святой Девы Марии и была наша падшая природа, но Она не совершила никаких личных грехов и святость Ее была несравненной, ибо воля Ее и все силы души были «Богу и Владыке посвящены», Она родилась «из благородного и царственнейшего корня Давидова» из «корня Иессеева», Ее праведные родители были образцами целомудрия и благочестия. С детства Дева Мария воспитывалась при храме Иерусалимском, там Она проводила всю Свою жизнь, а молитва и Богомыслие были для Нее дыханием жизни, Она жила святой и безгрешной жизнью. В храме Иерусалимском, во Святая Святых, богоотроковица Мария – «священнейшая голубица, целомудренная и незлобивая душа, освященная Духом Божиим», будучи «чиста и имея любовь к чистоте», «не прикоснувшаяся земным страстям, но небесными воспитанная смыслами» как «Отроковица священнейшая, скрывшаяся от раскаленных стрел лукавого», от великой любви к Богу хранила целомудрие и девство, став «обиталищем Божественного огня» – Святого Духа, а добродетели Ее и благодать Святого Духа – «струи благодатных даров Духа», украсили Ее душу, и Она стала «красотою человеческой природы». В своих проповедях преподобный Иоанн Дамаскин прославлял «невозвратное» стремление и любовь к Богу Святой Девы Марии, а в «Точном изложении православной веры» писал: «Потом, насажденная в доме Божием и утучненная Духом, как плодовитая маслина, Она сделалась жилищем всякой добродетели, устранив ум от всякого житейского и плотского пожелания и таким образом сохранив девственной душу вместе с телом, как и приличествовало Той, Которая имела принять в недра Свои Бога; ибо Он, будучи Святым, во святых почивает. Таким образом Богородица восходит к святости и является святым и удивительным храмом, достойным Бога Вышнего». В своих церковных проповедях и песнопениях преподобный Иоанн Дамаскин воспевает и восхваляет Ее личную святость, ибо Святая Дева Мария, ставшая Богородицей, есть «превышающая ангельские силы», «превыше Херувимов и превознесенная над Серафимами», «воистину после Бога Чистая больше всех». Как и великих пророков Божиих – Иеремию и Иоанна Крестителя, которых еще «в утробе матери» освятил Святой Дух, святость Пречистой Девы Марии начинается «из чрева матери» и святость Ее несравненно выше святости всех пророков, а в момент чудесного и непорочного зачатия Бога Слова Святым Духом, Она становится преображенной и живым престолом Господним. Великая благодать была у пророков Ветхого Завета, возвещавших о пришествии в мир Мессии, но несравненно более великая благодать у Святой Девы Марии, Которая стала Матерью воплотившегося Бога – Иисуса Христа, между людьми всех веков только Она имела такую великую святость, чтобы быть избранной Богом и стать Богородицей, Она – вершина всей истории Ветхого Завета и начало истории Нового Завета. Вся тайна о Пресвятой Богородице сводится к тайне Христовой – тайне «из всего нового самой новой и единственно новой под солнцем». Великая была слава добродетели и благодати Святой Девы Марии, но вершиной славы Ее стал день Благовещения – принятия святой воли Вседержителя, ибо «слава Богородицы внутри – Плод чрева Ее», то есть Христос. Вся тайна Пресвятой Богородицы открывается в тайне Иисуса Христа – по безмерной любви Своей Господь возжелал спасти всех нас и вся ветхозаветная история была приуготовление к пришествию Иисуса Христа, но великое и эпохальное, непостижимое и неизъяснимое для самих Ангелов таинство Боговоплощения совершилось через Святую Деву Марию и по Ее добровольному согласию. Преподобный Иоанн Дамаскин говорил о том, что Святая Дева Мария – это роза, проросшая среди терний, а в день Благовещения совершилось великое чудо – новая Ева, живущая не в земною Раю, а в мире, лежащем во зле, а разъясняя приветствие Архангела Гавриила – «Радуйся, Благодатная! не бойся, Мариам, ибо Ты обрела благодать у Бога», писал: «Воистину, Ты обрела благодать – достойная благодати; обрела благодать Ты, Которая обработала труды благодати и пожала богатый колос благодати; обрела бездну благодати Ты, Которая сохранила целостною ладью сугубого девства; ибо и душу девственною сохранила не меньше тела, откуда и сохранилось и девство тела»». Благодать дается по ревности и любви человека к Богу – несравненна велика была любовь к Богу в сердце Святой Девы Марии, равно как и Ее милосердие ко всему роду человеческому. По православному учению преподобного Иоанна Дамаскина тайна спасения есть тайна синергии – содействия Божественной благодати и человеческой свободы, ибо всемогущий Господь никого не спасает насильно. Тайна синергии видна и во всей истории Божьего домостроительства нашего спасении и, особенно в день Благовещения – от вечности всеведущий и все предвидящий Господь предопределил Святой Деве Марии стать Богородицей, но таинство Боговоплощения могло свершиться только через Ее добровольное согласие – Она приняла волю Божью и Святой Дух осенил Ее и соделал храмом Бога Слова – Бог Слово, единосущная Отцу и Святому Духу по предвечному Божеству Своему, сошел в утробу Девы и воспринял в Свою Ипостась всю полную человеческой природу, кроме греха, став единосущным нам и соединяя в Своем Лице две природы – Божественную и человеческую. Блестяще выражая церковное вероучение, преподобный Иоанн Дамаскин провозглашает и величает Святую Деву Марию «воистину Богородицей», ибо имя Богородица «собою содержит и составляет все таинство Домостроительства», ибо подтверждает, что «Родившийся от Нее – непременно Бог, но непременно и человек». В понимании преподобного Иоанна Дамаскина Богоматеринство есть главная цель жизни Пречистой Девы Марии: «Ты жила не для Себя Самой и не для Себя Самой родилась. Для Бога Ты жила, для Него вступила в жизнь, чтобы послужить всемирному спасению, чтобы через Тебя исполнился древний совет Божий о воплощении Слова и нашем обожении». К восстающим против наименования Пречистой Девы Марии Пресвятой Богородицей преподобный Иоанн Дамаскин обращает грозные слова: «Исповедающие Тебя Богородицей благословенны, а не признающие – прокляты!». Возвышенно нарекая Святую Деву Марию Невестой Неневестной, святой Иоанн Дамаскин в своих творениях раскрывает тайну Ее приснодевства: «И рождаеши, и девствуеши, и пребываеши обоюду естеством Дева: Рождейся обновляет законы естества, утроба же рождает нерождающая». «Рожденный сохранил Ее девство неповрежденным, Один только пройдя через Нее и сохранив заключенной» и «отворил утробу, не разрушив утробу, не разрушив запоры девства». По православному исповеданию святого Иоанна Дамаскина, Святая Мария было Девой до рождества Христова и «осталась Девой и после родов, до смерти не вступив в общение с мужем», вся жизнь Ее была исполнена любви и смирения – Она жила в тени Своего Сына и соучаствовала в Его жертвенном служении, а в час крестной смерти Его на Голгофе Она «приняла в сердце меч страданий, которого избежала при рождении». После Вознесения Христа и дня Пятидесятницы, «осуществляя служение воинствующей Церкви, для которой Она являлась утверждением и средоточием», Богородица жила до часа Своего Успения в Иерусалиме – «в божественном и славнейшем граде Давидовом». «В этом городе апостол Иоанн Богослов, взявший к себе Богородицу, служил Ей во всем должном. Этот город – мать Церквей по всей вселенной – явился жилищем Матери Божией... В нем блаженная Дева возлегла на неком счастливейшем ложе». В день Успения Святая Дева Мария умерла – Она почила и пречистое тело Ее было погребено, а после смерти и погребения Ее непорочную душу и пречистое тело взял к Себе на небо Ее Сын и Спаситель. По вдохновенному и пламенному исповеданию преподобного Иоанна Дамаскин смерть и Ад были не властны над душой Пречистой Девы Марии, «преславное и непорочное», «живоначальное и богоприемное тело» Ее возлежало во гробе нетленным, а после трех дней Богородица была воскрешена и с нетленным телом Своим вознесена силой Божией на небеса: «Сегодня сокровище жизни, бездна благодати... покрывается живоносной смертью и безбоязненно приступает к ней Та, Которая в чреве носила Ниспровержителя смерти, если вообще допустимо именовать смертью все священное и животворное Ее отшествие. В самом деле, как могла стать подвластной смерти Излившая на всех истинную жизнь?». «Как поглотит смерть» Преблагословенную Деву, «ставшую непраздной действием Святого Духа... имевшую во чреве Отчее Благоволение, зачавшую без наслаждения и общения с мужем все Наполняющую Ипостась Бога Слова... и полностью соединившуюся с Богом? Как примет Ее внутрь себя Ад? Как нетление посягнет на живоприемное тело? Это совершенно чуждо богоносной душе и телу Ее. Взглянув на Нее, смерть убоялась, ибо от своего нападения на Сына Ее опытом научилась смерть и, стяжав уже этот опыт, стала благоразумнее». «Не осталась в земле душа Твоя или чистое всенепорочное тело, но по преставлении Твоем Ты водворяешься в небесных царственных обителях – Царица, Госпожа, Владычица, Богоматерь, Истинная Богородица». С молитвенным изумлением и трепетом преподобный Иоанн Дамаскин возвещает, что Пресвятая Богородица прославлена на небесах – среди собора Ангелов, но Она не оставила земную Церковь и род человеческий – по великому милосердию Своему Она молится за весь мир и ходатайствует о спасении каждого, Она – истинная Царица Небесная и Молитвенница за всех живых, усопших и еще не рожденных, Ей подобает честь и слава, Она – святыня и слава Церкви.
По церковному исповеданию преподобного Иоанна Дамаскина во Христе Богочеловеке одно Божественное Лицо – Господь с неба, но две природы – предвечная Божественная и воспринятая человеческая. В чудесной Личности Иисуса Христа произошло неслиянное, неизменное, неразлучное и нераздельное соединение двух совершенных естеств – Божеского и человеческого – Он принял в свою Божественную Ипостась наше человеческое естество, при этом «созданное осталось созданным, и не созданное – не созданным; смертное сохранилось смертным и бессмертное – бессмертным; описуемое – описуемым, неописуемое – неописуемым; видимое – видимым и невидимое – невидимым». Вслед за святителем Григорием Богословом опровергая ересь Аполлинария, преподобный Иоанн Дамаскин писал: «мы исповедуем, что все естество Божеское совершенным образом находится в каждом из Лиц Божества: все – в Отце, все – в Сыне, все – во Святом Духе. Потому и Отец есть совершенный Бог, и Сын – совершенный Бог. А также утверждаем, что и при вочеловечении одного из Лиц Святой Троицы – Бога Слова Божеское естество в одном из Своих Лиц все и всецело соединилось со всем человеческим естеством, а не часть с частью. Действительно, божественный Апостол говорит: яко в Том живет всяко исполнение Божества телесне (Кол.;2:9), то есть в плоти Его. Также богоносный ученик Апостола Дионисий, многосведущий в божественных вещах, говорит, что Божество в одном из Своих Лиц всецело вошло с нами в общение. Впрочем, что не вынуждает нас утверждать, что все, то есть Три Лица Святого Божества ипостасно соединились со всеми личностями человечества. Ибо Отец и Дух Святый не участвовали в воплощении Бога Слова никаким другим образом, как только благоволением и хотением. Утверждаем же, что вся сущность Божества соединилась со всем человеческим естеством. Бог Слово, создавший нас в начале, ничем из того, что Он вложил в наше естество, не пренебрег, но воспринял все – тело, душу разумную и мыслящую и их свойства, ибо живое существо, лишенное одной из этих принадлежностей, уже не человек. Ибо Он весь воспринял всего меня и весь соединился со всем, чтобы даровать спасение целому человеку. Иначе то, что не было бы принято, осталось бы неисцеленным. Итак, Слово Божие соединилось с плотью чрез посредство ума, который занимает посредствующее положение между чистотою Божества и грубостью плоти. Ум владычествует над душею и плотию, и самое чистое в душе есть ум, а над умом владычествует Бог. И ум Христов являет свое владычество, когда получает позволение от Высшего; но покоряется и следует высшему, и совершает то, чего желает воля божественная. И ум, как и плоть, стал вместилищем ипостасно соединенного с Ним Божества, а не сообитателем, как заблуждается проклятое мнение еретиков, которые, рассуждая о невещественном чувственно, говорят: «не может же одна мера вместить двух мер». Как же можно было назвать Христа совершенным Богом и совершенным человеком, единосущным с Отцом и с нами, если бы в Нем соединилась часть Божеского естества с частью естества человеческого? Говорим же, что естество наше воскресло из мертвых, вознеслось и воссело одесную Отца – не в том смысле, что все человеческие личности воскресли и воссели одесную Отца, но – в том, что все естество наше воскресло и сидит одесную Отца в ипостаси Христовой. Действительно, и божественный Апостол говорит: совоскреси и спосади нас во Христе (Ефес.;2:6)». Христос есть единственный Спаситель мира и Богочеловек, Он – Бог Слово во плоти, Господь славы и страждущий Мессия, Он творил чудеса по всемогуществу Божества Своего и терпел страдания и скорби человеческому естеству. Говоря о Божестве Иисуса Христа, «мы не приписываем Ему свойств человечества. Так, мы не говорим, что Божество подлежит страданию или что Оно сотворено. Равным образом, и говоря о плоти, или о человечестве Его, мы не приписываем им свойств Божества, не говорим, например, что плоть Его, или человечество, не сотворена. В отношении же ипостаси, – даем ли ей наименование, заимствованное от обоих естеств, ее составляющих, или же – от одной, – мы приписываем ей свойства обоих естеств. Так Христос, – имя, означающее то и другое естество в совокупности, – называется и Богом и человеком, и сотворенным и несотворенным, и подверженным страданию и неподверженным. Так же, когда Он по одному из составляющих Его естеств (т. е. Божескому) именуется Сыном Божиим и Богом, тогда принимает свойства соприсущего естества, то есть плоти. Так, Он называется Богом – страждущим и Господом славы – распятым, – не поскольку Он – Бог, но поскольку Он же Сам есть и человек. Равным образом, когда Христос называется человеком и Сыном Человеческим, Он принимает свойства и отличия Божеского естества и именуется предвечным Младенцем, безначальным человеком, – не поскольку Он – Младенец и Человек, но поскольку, будучи предвечным Богом, стал напоследок Младенцем». По воззрению святого Иоанна Дамаскина и всей Православной Церкви Бог вочеловечился, чтобы человек обожился – действием Святого Духа и соизволением Святой Девы Марии совершилось таинство Боговоплощения – Бог Слово вочеловечился, Он принял всю полноту человеческого естества – дух, душу и тело, а для ипостасного соединения в Нем двух естеств характерны как и неслиянность и неизменность природ, так и взаимопроникновение естеств, ибо во Христе человеческое естество обожено и проникнуто пламенем Его Божества. Во Христе человеческая природа обожилась – освятилась и преобразилась, плоть Его была проникнута Божеством и стала живоносной и пречистой, две воли Его – Божественная и человеческая – находили в полной гармонии и согласии, человеческий ум Христа был просвещен Его Божественной Премудростью – само по себе человеческое естество не обладает всеведением и премудростью, они – вечные свойства Божии, но через соединение с Божественным естеством человеческое естество во Христе было обожжено и просияло горней премудростью, обрело ведение будущего – во Христе все сокровищница премудрости и знания, Он с самого дня зачатия и рождения Своего обладал всей полнотой премудрости и благодати, которую Он открывал людям с возрастанием Своим: «Должно знать, что Христос воспринял естество, не обладавшее ведением и рабское, ибо естество человеческое в отношении к сотворившему его Богу является рабским и не обладает знанием будущего. Вот почему, по учению Григория Богослова, если разделять видимое от того, что познается умом, то плоть надобно будет назвать и рабскою, и не обладающею ведением. Однако, по причине тождества ипостаси и неразрывного соединения, душа Господа обогатилась ведением будущего, как и остальными божественными знамениями. Ибо как плоть человеческая по своей природе не есть животворящая, плоть же Господа, ипостасно соединенная с Самим Богом Словом, хотя и не утратила свойственной природе смертности, однако, по причине ипостасного соединения с Богом Словом, соделалась животворящею, – мы не можем говорить, что она не была животворяща и не есть всегда животворяща, – так и человеческое естество по своей сущности не обладает ведением будущего; душа же Господа, по причине соединения с Самим Богом Словом и тождества Ипостаси, – как я сказал, – обогатилась, вместе с остальными знамениями Божества, – и ведением будущего. Надобно также знать, что мы не можем даже называть Иисуса Христа рабом, ибо понятия – рабство и владычество – характеризуют не естество, но отношение, как и понятия – отечество и сыновство – выражают не сущность, но взаимное отношение. Поэтому, – как мы и относительно неведения сказали, – если в отвлеченных рассуждениях или в тонких представлениях ума отделить созданное от несозданного, то есть если плоть представлять не соединенною с Богом Словом, то она является рабскою. Но однажды соединенная с Богом Словом ипостасно, как она может явиться рабскою? Христос, будучи единым, не может быть одновременно рабом Самого Себя и Господом, ибо эти понятия относятся не к тому, о чем говорится безотносительно, но о чем говорится в отношении к другому. Да и кому он мог бы быть рабом? Богу Отцу? Но тогда не все то, что имеет Отец, принадлежало бы и Сыну, – если бы только Он был рабом Отца, Себе же Самому – никоим образом. Если Сам Он – раб, – то как же о нас, чрез Него получивших усыновление, говорит Апостол: темже уже неси раб, но сын (Гал.;4:7)? Итак, Христос называется рабом в несобственном значении – не потому, что Он действительно таков, но потому, что ради нас принял образ раба и вместе с нами стал именоваться рабом. Ибо, будучи бесстрастен, Он ради нас подчинил Себя страданиям, и послужил нашему спасению. Те же, кои называют Христа рабом, подобно Несторию, разделяют единого Христа на двух. Мы же утверждаем, что Он – Владыка и Господь всей твари, единый Христос, вместе Бог и человек, и знает все, ибо в Нем суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол.;2:3). Об Иисусе Христе говорится, что Он преуспевал премудростию, и возрастом, и благодатию (Лк.;2:52) в том смысле, что, возрастая с годами, Он, по мере возрастания, обнаруживал премудрость, в Нем находящуюся. Кроме того (это говорится и в том смысле), что преуспеяние людей в премудрости и благодати и исполнение благоволения Отца, то есть богопознание и спасение людей, Он делал Своим собственным преуспеянием, во всем усвояя Себе наше. Те же, которые говорят, что Христос преуспевал в премудрости и благодати – как бы получая приращение их, полагают, что соединение произошло не с самого начала бытия плоти, и не принимают соединения ипостасного, но, следуя легкомысленному Несторию, выдумывают соединение внешнее, кажущееся и простое вселение, не разумеюще ни яже глаголют, ни о нихже утверждают (1Тим.;1:7). Ибо, если плоть Иисуса Христа с начала бытия своего истинно соединилась с Богом Словом, или, лучше сказать, в Нем получила бытие и возымела с Ним ипостасное тождество, – то как же она могла не обогатиться в совершенстве всякою премудростию и благодатью? Не так, что она только участвовала в благодати, и не так, что лишь по благодати получила участие в том, что принадлежит Слову, но лучше сказать – по причине ипостасного соединения, так как и человеческое, и Божеское сделалось принадлежностью единого Христа, ибо Один и Тот же был вместе Бог и человек, – она источает миру благодать и премудрость, и полноту всяких благ».
По разъяснению протоиерея Георгия Флоровского: «Со всей решительностью Дамаскин утверждает полноту и совершенство человеческого ведения Христа, притом с самого зачатия, так что в действительности не было никакого научения или возрастания. Иное мнение казалось ему несторианской хулою. Свое суждение в данном вопросе он связывает с характеристикой воли, усматривая в совершенстве ведения условие и причину неколеблющейся твердости воли. И вместе с тем выводит его из общего понятия о взаимопроникновении естеств во Христе. Человечество Спасителя вообще пронизано Божеством, – не только облагодатствовано или помазано, но именно обожено через ипостасное соединение, чрез восприятие, как собственного и собственности, в самую Ипостась Слова. Поэтому нельзя говорить о неведении Господа и по человечеству. Поэтому о преуспеянии Христа по человечеству можно говорить только в несобственном смысле, – либо в том, что возрастая телесно, Он, по мере возрастания, обнаруживал премудрость, в Нем сущую; либо в том, что Он «относительно» усваивал себе наше, только человеческое преуспеяние. И если Господь молился, то не ради Себя и не потому, что имел в чем либо действительную нужду и должен был обращаться к Богу, но потому, что усвоил Себе наше лице, «изображал в Самом Себе свойственное нам», и для того, чтобы исполнить за нас всякую правду, т.е. Святым умом Своим проложить нам путь восхождения к Богу. Это объяснение Дамаскин распространяет и на Гефсиманскую молитву. В ней он видит пример и образ, – и вместе с тем проявление естественного противления смерти, хотя и добровольно изволенной и принятой Спасителем». Вслед за преподобным Максимом Исповедником, святой Иоанн Дамаскин четко различает «волю естественную» и «волю избирательную», провозглашая, что Христос имел естественную человеческую волю, ибо свободная воля принадлежит человеческой природе и свойственная каждому человеку, имеющему в себе образ Божий, но у Христа нет «гномической воли», колеблющейся между добром и злом, ибо Христос совершенно свят и безгрешен, а Его Личность – Божественна, Он – второе Лицо Святой Троицы, Бог Сын и предвечное Слово – воплотившийся Бог, а не обоженый человек, в силу ипостасного соединения в Нем двух естеств и воль каждое естество во Христе действовало с гармонии и участии с другим – «в едином богомужном действовании» (выражение святого Дионисия Ареопагита) – человеческая воля Христа всецело покорялась Его Божественной Воле: «по необходимости следует, чтобы те, кто говорит о двух Его природах, признавали и две воли, то есть две волевые способности, – ведь как Бог по природе Он имел всемогущее Божественное воление, а как ставший по природе человеком имел человеческое воление, которым хотел утаиться, войдя в дом, и не смог. Ведь, я думаю, они не припишут бессилие Божественному волению. Итак, Он обладал волевой способностью Его человеческой души, и ею желал человеческого, и по душевному Своему волению подвигался на человеческое, так же как Божественным волением желал Божественного Один и Тот же Сын Божий Христос, совершенный Бог и совершенный человек, но без противоположности выбора – ибо человеческое Его воление добровольно подчинялось Божескому Его и Отчему волению и желало того, что Божеское Его воление хотело, чтобы оно желало… Христос имел человеческое воление, согласно евангелисту Марку, потому что, войдя в дом, хотел утаиться, но не мог (Мк.;7:24). Следовательно, всемогуще Божественное воление, а не бессильно, бессильно же человеческое. Посему Он хотел человеческим волением, тогда как Божественное воление соблаговолило и дало возможность человеческой Его природе воспользоваться собственно ей принадлежащим, то есть захотеть и не смочь. И вновь: Отче, если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф.;26:39), то есть чаша смерти. Вот природное стремление и вожделение жизни, которое естественно имеют как разумные, так и бессловесные существа. Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет (Лк.;22:42). Вот естественное и разумное стремление ума, свободное, рассудительное и обуздывающее неразумное стремление. Не Моя воля, но Твоя да будет. «Моя», человеческая, насколько она не общая с Тобой – ведь Ты не стал человеком, как Я, то есть таким же, и не принял человеческие страсти. «Но Твоя», общая у Меня и Тебя, к которой Я причастен, как и к природе Божества. Ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца (Ин.;6:38), не для того, чтобы человеческое Мое воление поступало по собственному, противному Твоей воле выбору, но дабы повиновалось Твоей воле, и дабы пожелание Твоего воления стало желанием и Моей человеческой воли. Ибо воля и благоволение Отца на то, чтобы пострадать Ему за спасение мира, ради чего Он и воплотился. Ибо здесь воля подразумевает не воление, но желаемое, – ведь Ему предстоит сотворить не воление Божие (ибо оно несотворено и безначально), но Желание Божией воли, в каковом смысле нужно понимать и все хотения Его в них (Пс.;15:3). Ведь не много волевых способностей у Бога, но одна, и нет во святых волевой способности Бога, потому что нет и природы, – ибо чье воление едино, едина и природа, – но хотения Божии, то есть заповеди Его, суть во святых… Христос имеет как две природы, так и два природных воления, и два природных действия, чтобы быть Ему Богом совершенным и Человеком совершенным – ведь не совершенный Бог тот, кто не имеет все свойства Божества, и не совершенный человек тот, кто не имеет совершенную человеческую природу и все естественные свойства человечества. Итак, Он обладал Божественным волением, которым как Бог хотел Божественного с Отцом и Духом – у Которых как одна природа, так и соответствующее ей воление. Обладал Он и естественным человеческим волением, то есть естественной волевой способностью, как ставший совершенным человеком, таким же, как и Его Мать, с которой у Него как одна природа, так и одно воление. Имел Он и Божеское действие, которым, свободно желая, вершил Божественные дела вместе с Отцом и Духом: имел Он и человеческое действие, которым, свободно желая, вершил дела человеческие. Ибо не Божественным волением хотел Он утаиться, и не смог, и хотел пить и есть – ведь это желания человеческой, а не Божественной природы; – и не Божественным действием ходил или простирал руки – ведь и Божественному действию несвойственно ходить или простирать руки. Однако каждая из Христовых природ сообща с другой желала и делала то, что ей было свойственно, причем человеческое Его воление и действие прислуживало Его Божественному волению и действию».
Христос есть истинный и совершенный Бог Слово, единосущий и равночестный Отцу и Святому Духу по своему Божеству, но Он истинный и совершенный человек, единосущный нам по Своему воспринятому человеческому естеству, Он – Богочеловек, имеющий две природы и две воли: «Он имеет двойные свойства, принадлежащие двум естествам: две естественные воли – божескую и человеческую, и два естественные действования – божеское и человеческое, и две единственные свободы – божескую и человеческую, также и мудрость, и ведение – божеские и человеческие. Будучи единосущен Богу и Отцу, Он свободно хочет и действует, как Бог. Но будучи единосущным и нам, Он же Сам свободно хочет и действует, как человек. Ибо Его – чудеса, Его же – и страдания». Изобличая ересь теопасхизма, святой Иоанн Дамаскин говорит о том, что Христос страдал по Своему человечеству, но оставался бесстрастным по Своему Божеству: «Слово Божие Само претерпело все плотию, тогда как Божественное и единое только бесстрастное естество Его оставалось бесстрастным. Ибо, когда страдал единый Христос, составленный от Божества и человечества, существующий и в Божестве и в человечестве, тогда в Нем страдало только то, что по природе своей было подвержено страданию; то же, что было бесстрастно, вместе с первым не страдало. Ибо душа, будучи способною страдать, хотя и не рассекается сама в то время, как рассекается тело, – однако же терпит и страдает вместе с телом; Божество же, будучи бесстрастным, не страдало вместе с телом». Христос принял в сердце Свое мировую скорбь, но Сам Он никогда не был оставлен Богом ни в момент трех искушений в пустыне, ни в ночь Гефсиманского борения, ни в крестных страданиях и смерти на Голгофе, ибо Он Сам есть Бог единосущный Отцу и Святому Духу, а Святая Троица нераздельна, а два естества в Нем – Божественное и человеческое – соединились неразлучно, неслиянно, неизменно и нераздельно. По великой любви Своей Христос добровольно принес Себя в жертву ради нашего спасения – Он уничижил Себя до крестных страданий и мученической смерти на Голгофе, это – страшная цена нашего спасения и тайна искупления, освободившего нас от власти дьявола – тирана и узурпатора, Небесный Отец принял выкуп Сына Своего, предложенный за нас, а смерть вкусила безгрешного и животворящего Тела Христова и была пронзена Божеством и ниспровергнута. Когда Христос умер на Кресте, то Божество Его не разлучилось с пречистым телом Его – оно не истлело во гробе, и не разлучилось со святою душою Его, сошедшей во Ад и сокрушившей державу смерти: «Обоженная душа Христова нисходит во ад (1Петр.;3:19) – с тою целью, чтобы как живущим на земле воссияло Солнце правды (Мал.;4:2), так и для сидящих под землею во тьме и сени смертней воссиял свет (Ис.;9:2), чтобы, как находящимся на земле Господь благовествовал мир, пленным отпущение и слепым прозрение (Лк.;4:18–19; Ис.;61:1), и для уверовавших соделался виновником спасения вечного, для тех же, кои не уверовали, – обличением неверия, – таким же образом благовествовал и находившимся во аде: – да всяко колено поклонится Ему небесных, и земных, и преисподних (Флп.;2:10). Таким образом, освободив тех, кои от века были связаны, Он снова возвратился из среды мертвых, проложив и нам путь к воскресению». Для того, чтобы искупить грехи мира, Христос не только вочеловечился, но добровольно принял на Себя безукоризненные страсти – способность утомляться, страдать, испытывать голод и жажду, а также – смертность, ибо Ему надлежало умереть на Кресте, сойти во Ад и освободить томящихся там узников – тех, кто принял Его благовестие, воскреснуть из мертвых – восстать в нетленном и бессмертном теле, а затем – в день Вознесения вознестись на небеса и воссесть одесную Бога Отца, отверзнув нам врата Царства Небесного, прославив человеческое естество на соборе Ангелов и ходатайствуя о ниспослании в мир Святого Духа, Который сойдет на апостолов в день Пятидесятницы. С молитвенной хвалой преподобный Иоанн Дамаскин восклицает: «О, Христе, Божие Слово и мудрость и сила. Боже Вседержителю! Чем мы, бедные, воздадим Тебе за все это? Ибо все – Твое, и Ты не требуешь от нас ничего, кроме нашего спасения, Сам даруя и его, и по неизреченной Своей благости оказывая благоволение приемлющим его спасение». На спасение совершилось через Крест, отсюда – почитание Честного и Животворящего Креста Господня, само апостольское благовестие Церкви есть слово крестное – для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, но для верующих во Христа «есть щит и оружие, и памятник победы над дьяволом. Он есть печать для того, чтобы не коснулся нас Ангел погубляющий (Исх.;XII,;23), как говорит Писание. Он есть для лежащих восстание, для стоящих утверждение, для немощных опора, для пасомых жезл, для обращающихся руководство, для преуспевающих приведение к совершенству, спасение души и тела, отражение всяких зол, виновник всяких благ, истребление греха, растение воскресения, древо жизни вечной. Итак, должно поклоняться самому этому досточтимому и поистине драгоценному древу, на котором Христос принес Себя в жертву за нас, как освященному прикосновением святого тела и крови, точно также – и гвоздям, копью, одеждам и священным Его обиталищам, каковы: – ясли, вертеп, Голгофа, спасительный животворящий гроб, Сион – твердыня Церквей». После вознесения на небеса Христос не оставил Церковь свою, но таинственно, духовно и незримо пребывает с ней, а когда завершится история мира, то настанет день и час страшного и славного второго пришествия Его в силе и славе Божества, тогда спадет нечистивое царстов Антихриста, выдающего себя за Мессию, совершится всеобщее воскресение мертвых и Суд над всеми живыми и усопшими, каждый обретет воздаяние Божье, преобразится вся вселенная и не будет ни смерти, ни времени, но праведные войдут в Царство Небесное, а грешные – в геенну огненную, уготованную дьяволу и аггелам его: «мы воскреснем, так как души опять соединятся с телами, которые станут бессмертными и совлекутся тления, и предстанем пред страшным Христовым судилищем. Дьявол и демоны его, и человек его, т. е. Антихрист, нечестивые и грешники будут преданы во огонь вечный, не вещественный, каков у нас, но такой, какой знает один Бог. А сотворшии благая просветятся, как солнце, вместе с ангелами в жизни вечной, с Господом нашим Иисусом Христом, вечно созерцая Его и сами будучи Им созерцаемы, и наслаждаясь проистекающей от Него радостью, прославляя Его со Отцем и Святым Духом в бесконечные веки веков». Для того, чтобы усвоить плоды искупительной жертвы Иисуса Христа и обрести спасение необходимо уверовать во Христа Спасителя и исповедовать догматы Церкви, ибо без веры невозможно спастись, равно как и без Церкви и ее святых таинств. Тайна веры основана на синергии, она – дело свободного избрания человека и дар Божий: «Вера – двояка. Есть вера от слуха (Рим.;10:17). Слушая божественные Писания, мы верим учению Святого Духа. Эта вера приходит в совершенство через все то, что узаконено Христом, когда мы веруем на деле, живем благочестиво и соблюдаем заповеди Обновившего нас. Ибо кто не верует согласно с преданием кафолической церкви или через худые дела входит в общение с дьяволом, тот – неверный. С другой стороны, есть еще вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр.;11:1) или другими словами твердая и несомненная надежда на Божии обетования нам и на успех наших прошений. Первая вера есть результат нашего свободного расположения, вторая же есть один из благодатных даров Духа. Должно же знать, что через крещение мы совлекаем все покрывало, лежащее на нас от рождения, и принимаем название духовных израильтян и народа Божия». В таинстве крещения человек умирает для греха – «троекратным погружением крещение знаменует три дня гроба Господня», и рождается от воды и Святого Духа для новой жизни во Христе – очищается от былых грехов и «возрождается водою и Духом при наитии на воду Святого Духа через молитву и призывание, ибо, так как человек – двусоставен – из души и тела, то Бог дал и двоякое очищение, – водою и Духом; – Духом, возобновляющим в нас образ и подобие, водою, очищающею через благодать Духа тело от греха и избавляющего от тления; водою, представляющею образ смерти. Духом же, подающим залог жизни». В крещении во имя Святой Троицы человек очищается от скверны греха и просвещается силой Святого Духа, он усыновляется Богу и становится чадом Церкви, обретает печать веры и начаток новой и праведной жизни. Размышляя о таинстве покаяния, святой Иоанн Дамаскин говорит, что оно – крещение слезами, возвращение к Богу и отречение от зла, а еще существует крещение мученической кровью – когда человек умирает ради Христа, как Христос умер ради нас на Голгофе. Величайшее из всех таинств Церкви – святейшая Евхаристия, установлена Самим Христом на Тайной Вечери – через призывание Святого Духа и Его таинственным наитием хлеб и вино сверхъестественно претворяются в пречистое Тело и животворящую Кровь Его; это есть чистая и бескровная жертва, через которую мы соединяемся с Богом; это – причастие Божественной Жизни и вкушение Хлеба Небесного, делающее нас причастниками святой плоти Христа и Его вечного Божества. В нынешней жизни мы приобщаемся Божеству Иисуса Христа через хлеб и вино Евхаристии, а в жизни будущего века будем приобщаться Богу духовно – через созерцание славы Святой Троицы. Путь христианской жизни – это уподобление Христу Богочеловеку и стяжания благодати Святого Духа. В основе нашего спасения лежит вечная и неизреченная любовь небесного Отца, добровольная крестная жертва Сына Божиего и благодать Святого Духа, но никто из нас не спасется без веры и покаяния, без участия в таинствах Церкви и жизни по заповедям Евангелия, без борьбы со страстями и духовного совершенствования, без поста и молитвы, без покаяния и верности Богу.
Преподобный Иоанн Дамаскин – один из величайших богословов Церкви и богомудрый философ Святого Духа, великий как благочестивой жизнью своей, так и глубиной духовной мудрости, он – ревностный борец с ересями и защитник иконопочитания, хранитель и исповедник догматов Православия, изъяснитель веры и пламенный молитвенник, тончайший диалектик и выдающийся метафизик, несравненный и величайший церковный поэт и религиозный лирик, вдохновенный гимнограф и песнопевец, чьи песнопения – драгоценнейший памятник церковной литературы и сокровище православной гимнографии, они являют собой идеал и высочайший образец церковного творчества и будут звучать во всех православных храмах до скончания мира.С молитвенным изумлением перед личностью святого Иоанна Дамаскина, преподобный Иустин Попович говорил, что изображать его иконописный лик нужно так, будто Иоанн Дамаскин «едва удерживает свою поэтическую и мыслящую душу, чтобы она не вырвалась из тела в своем непреодолимом устремлении к Сладчайшему Господу нашему, Иисусу Христу. Вглядываясь в этот его иконописный лик, человек провидит все те Божественные, чудесные миры, которых обитала его любящая Истину мысль, окрыленная бесчисленными крыльями непрестанной, устремленной ко Христу молитвы». Святой Иоанн Дамаскин – непоколебимый столп Православия и светильник вселенной, свидетельствующий, что благодать никогда не оскудеет в Церкви и врата адовы не одолеют ее, за свою глубокую мудрость, пламенную веру и благочестие он достоин вечной славы и хвалы, которую мы возносим ему в стихах, вслед за великим русским поэтом:
Не с диких падает высот,
Средь темных скал, поток нагорный;
Не буря грозная идет;
Не ветер прах вздымает черный;
Не сотни гнущихся дубов
Шумят главами вековыми;
Не ряд морских бежит валов,
Качая гребнями седыми,-
То Иоанна льется речь,
И, сил исполненная новых,
Она громит, как Божий меч,
Во прах противников Христовых.
Не солнце красное встает;
Не утро светлое настало;
Не стая лебедей взыграла
Весной на лоне ясных вод;
Не соловьи, в стране привольной,
Зовут соседних соловьев;
Не гул несется колокольный
От многохрамных городов,-
То слышен всюду плеск народный,
То ликованье христиан,
То славит речию свободной
И хвалит в песнях Иоанн,
Кого хвалить в своем глаголе
Не перестанут никогда
Ни каждая былинка в поле,
Ни в небе каждая звезда.
Святой Иоанн Дамаскин - богослов и песнопевец
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223052600303
Свидетельство о публикации №223052600303
Рецензии