Пермский подвижник села Кольцово и поселка Юг

От многих паломников, посещавших святые места Пермского края, слышала, что особенно запали им в душу не Белогорский монастырь или храмы Соликамска, а две скромные обители: одна в Кольцово, вторая в поселке Юг. “Там особенная атмосфера, встречают очень душевно, службы строгие по всем правилам, но это ничуть не утруждает, чувствуешь себя как дома”, - такие мнения я услышала сразу от нескольких человек, приезжавших к нам из Подмосковья и Грузии. Казалось бы, что их, постоянно посещающих Троице-Сергиеву Лавру и другие значимые христианские святыни, могло так глубоко тронуть в нашей провинции? И лишь позже, когда сама посетила с экскурсией храм в Кольцово и услышала удивительную историю о пермском подвижнике, который восстановил и вдохнул жизнь в эти две обители, я поняла, почему людей так тянет туда. Там действительно, сохранился какой-то особый духовный настрой и атмосфера. В этих храмах и по сей день свершаются чудеса. Об этих обителях и удивительном человеке, который поднял их из руин, и будет мой рассказ.

Григорий Георгиевич Ахидов родился 17 ноября 1901 года. Жизнь его “наполнила собой почти целое столетие”, как он часто сам любил говорить. Деревня Ахиды Кунгурского района Пермской губернии находилась недалеко от знаменитого Белогорского Свято-Николаевского мужского монастыря. Подростку, а затем юноше, Григорию было по силам раз за разом пешком добираться до Белогорской обители, имея за плечами лишь легкую котомку с сухарями. Душа его тянулась к белогорскому настоятелю архимандриту Варлааму, который давал мальчику духовные наставления, знакомил с поучительными историями из монастырской жизни. Красота души наставника, размеренный уклад монашеской жизни, продолжительные торжественные богослужения – все это оказало на юного Григория неизгладимое впечатление. Духовная связь с Белой Горой сохранилась у Григория Георгиевича на всю жизнь. Он подражал белогорским монахам и аскетической настроенностью, и строгим отношением к богослужениям и необыкновенным радушием к паломникам и многим другим. Закончив три класса церковно-приходской школы, Григорий оказался самым грамотным в родной деревне. Все признавали его хорошим чтецом. Книги, взятые из белогорской библиотеки, он с удовольствием читал вслух в церкви после воскресной службы. Вот как сам о.Григорий вспоминает об этом: “С детства я был воспитан в религиозном духе. В деревне Ахиды не было храма, поэтому приходилось ходить на службы за десять километров в ближайшее село Кинделино. Чтобы успевать к началу обедни требовалось вставать почти ночью, но это отнюдь не умеряло моего пыла. Только однажды я опоздал к службе, когда бабушка из-за сильной метели долго колебалась меня разбудить”. Несомненные способности к учению и большие познания обещали Григорию широкие возможности в миру, но он выбрал другой путь. В 1922 году в Перми открылись пастырско-богословские восьмимесячные курсы. Рассчитывать на большее не приходилось, духовная семинария в Перми была уже закрыта, наступление большевиков на православную церковь продолжалось, везде закрывались монастыри и храмы, священники подвергались репрессиям. Узнав об открытии курсов, Григорий оставил учебу в политехникуме и полностью посвятил себя духовному образованию. Он даже поселился у организатора курсов протоирея Леонида Зубарева, чтобы было больше возможностей общаться на духовные темы. В семье о. Леонида Григорий получил все необходимое для своего пастырского служения, основатель курсов был не только очень образованным человеком, но и глубоко преданным православию в те годы, когда близость к церкви оборачивалась репрессиями и трагедией. В 1923 году о.Григорий получил сан иерея, и вскоре стал служить в храме того  самого села Кинделино, где в детстве читал православные книги прихожанам после службы, позже его перевели в с.Гамы.

До 1935 года его жизнь протекала относительно спокойно, рядом находилась любящая жена и трое детей, своего наставника престарелого о.Леонида и его супругу, о.Григорий также перевез к себе и заботился о них как о своих родителях. Вместе с обширной пастырской деятельностью о.Григорий принимал на себя большие труды по домашнему хозяйству. Еще до начала утренней службы приносил воду в дом, затапливал печь и разгребал снег зимой, а в шесть утра ему уже нужно было быть в храме, начинать службу. В баню детей относил на руках и обратно – на руках. Дети в ответ на отцовскую ласку льнули к нему, даже за столом карабкались на колени. В отношениях с детьми ему удавалось обходиться только добрым словом. Бывало скажет: “А вот так-то, ребятушки делать нельзя” и этим улаживалась любая сложность. В семье царили любовь и взаимопонимание.  Лишь один раз в 1932 году он был подвергнут аресту по подозрению в хранении золотых и серебряных монет, но его вскоре отпустили. Однако тучи сгущались. 18 января 1935 года на квартире одного из священников Кунгурского района встретились шесть священнослужителей, среди них был о. Григорий. Во время разговора коснулись темы колхозов. Тема была очень актуальной, так как верующие часто спрашивали священников: можно ли христианину состоять в колхозе? На этот вопрос о.Григорий обычно отвечал: “Смотрите сами”. Интересующий паству вопрос не разрешили и в этот день. Но маленькое собрание сельского духовенства не осталось незамеченным. Донос на хозяина квартиры подал его собственный сын, всех шестерых  священников арестовали и заточили в тюрьму Свердловска. В обвинительном заключении значилось: “Участник контрреволюционной группировки из числа духовенства, принимал участие в нелегальном сборище, вел контрреволюционную пропаганду”.
 
Приговор был суровый: шесть лет лишения свободы по печально известной пятьдесят восьмой статье. Трагедия разлуки с семьей продолжалась не шесть, а десять лет, после лагеря на Дальнем Востоке, срок пребывания в котором увеличили в полтора раза, последовала ссылка в Среднюю Азию, в Ташкент. В тяжелейших условиях лагерной жизни проявилась его жертвенная любовь к ближним. В тифозном бараке, сам испытывая тяжелый недуг, он обмывал больных, выносил нечистоты, добрым словом утешал страждущих и молился, молился за всех. На вопрос других, откуда у него столько сил и самоотверженности, он отвечал словами св. Иоанна Кронштадского: “Я священник, чего же тут! Значит, и говорить нечего – не себе, а другим принадлежу”. В другом месте, работая дневальным, он по собственной инициативе кипятил в большом баке белье заключенных, чтобы избавить их от паразитов, сушил и чинил для всех обувь. И опять неукоснительно молился, за всех и за заключенных и за надзирателей. В заключении о.Григория окружало много уголовников. Но он, ни от кого не отворачивался, никем не гнушался, со всеми подолгу сердечно беседовал. Заключенные, согретые его любовью, платили ему ответным добрым чувством, выполняли за него норму, освобождали от тяжелой работы. Силой всепобеждающей, самоотверженной любви, незаурядной силой духа рядовой приходской священник выходил победителем в самых тяжелейших условиях физического выживания и духовного противостояния.

После ареста о.Григория его семья оказалась на грани выживания. Жену с тремя детьми выставили из дома, даже церковные книги взять с собой не дали, все они пошли на самокрутки. В колхоз их не принимали, питались крайне скудно. А тут еще началась война. Старшие дети подросли, уехали в город сами добывать себе пропитание. Оставшиеся в деревне едва сводили концы с концами. Освободившись из лагеря, о.Григорий вынужден был поселиться в Ташкенте, в Пермь его долго не пускали. Вызов от родных не помогал, поводов для печальных раздумий было немало. В своем письме из Ташкента о.Григорий признавался, что часто всматривается в лица сверстников своих детей, чтобы хоть как-то представить себе их теперешние черты “душа рвется увидеть вас и жить с вами, болит сердце мое и душа, боюсь за всех вас”.  Во время пребывания в Ташкенте, из-за отсутствия документов, удостоверяющих священство о.Григорий мог исполнять только требы на дому. Доходы его были настолько малы, что он не имел денег даже на то, чтобы сфотографироваться и послать свою фотокарточку родным. Наконец в августе 1945 г о.Григорий вернулся домой. Он вернулся домой больным и изможденным. В сорок лет седина покрыла всю его голову, от жестокой цинги он потерял все зубы. Однако до последних дней жизни речь его была ясной, проповеди легко воспринимались на слух. Времени на передышку не было, его тут же назначили в село Кольцово для служения в Свято-Николаевской церкви.
 
Село Кольцово, отдельный этап в жизни о.Григория. Почти четырнадцать лет служил он в Свято-Николаевской церкви. Удивительный был пастырь, в один голос вспоминают прихожане. Много паломников к нему приходило. Даже обет давали и за пятьсот километров пешком шли. Кольцово при о.Григории очень быстро стало своеобразным духовным центром. Отовсюду потянулись паломники, село видело многих гостей и из отдаленных районов страны и бывших союзных республик. А ведь это были годы, когда советская пропаганда не поощряла посещение церквей, но народная молва об удивительном священнике облетела многие сотни километров вокруг. Каждый, кто побывал в те годы в Кольцово, видел, как неистово трудится батюшка. Без всяких колебаний он пожертвовал  удобством личного и без того скромного существования. Когда было особо много паломников и нужно было посвящать себя полностью заботам об их обустройстве и питании, о.Григорий любил повторял своей жене слова Иоанна Кронштадского, адресованные жене: “Счастливых семей и без нас довольно, а мы с тобой посвятим себя на служение Богу”. И в самом деле, о.Григорий являл  пример такого самоотверженного служения. Вот что вспоминает его дочь Елена Григорьевна про то время: “Бывало, придет домой после службы усталый, упадет на кровать, минут десять-пятнадцать поспит. Потом выпьет чашку молока, и снова отправляется в храм. И это я буду больным! Часто бывало, что и в обморок падал во время службы. Вынесут его на ковре на воздух, так и лежит у храма, пока в себя не придет. Подчас и требы совершал при полном физическом изнеможении. Однажды батюшка встал с одра тяжелой болезни, отозвавшись сердцем на неотступные просьбы прибывшей издалека женщины, умолявшей обвенчать ее со своим престарелым маловерным мужем. Венчание это, несмотря на строгое соблюдение им церковных порядков, он совершил в один из дней Великого поста, объясняя это тем, что порой сильный порыв души к добродетельной жизни может оправдать нарушение церковных канонов”.
 
Вместе с тем, о.Григорий в церкви Кольцово неукоснительно следил за строгим соблюдением порядка. Очень не любил он разговоров и хождений в храме во время службы, но прежде всего, был особо требователен к самому себе, всякое обещание выполнял неукоснительно, следил за духовным развитием прихожан, считая себя ответственным за каждого из них перед Богом. О себе батюшка всегда был очень невысокого мнения, считая себя далеким от совершенства. Когда приезжал кто-либо из родственников или знакомых, о.Григорий долго расспрашивал об их жизни, с большим интересом слушал и говорил: “может и меня научите чему-нибудь полезному”.  При всем своем смирении батюшка нередко сетовал на себя: “Конечно, богослужения, которые я совершаю, меня далеко не устраивают”. В шесть часов утра в храме села Кольцово уже начиналась проскомидия, за которой батюшка прочитывал все свои многочисленные синодики, поминал всех, кого когда-либо сам отпевал. А до проскомидии долго и усердно молился, вставая обычно в три часа ночи, по примеру белогорских монахов, пример которых запал в душу ему еще в детстве.
“Власть предержащие” были не на шутку обеспокоены невиданным успехом сельского священника. Ведь к нему на исповедь и за духовным советом ехали священники со всей епархии. Гражданские власти запретили сельским священникам служить днем, чтобы не отвлекать колхозников от полевых работ. Все службы летом нужно было завершать к шести утра. Случалось, что летом порой батюшка не смыкал глаз несколько ночей подряд, совершая вечером, ночью и ранним утром одно богослужение за другим: вечерю с литией, утреню и литургию, после которой причащал иногда до четырехсот богомольцев. Уже одно это, без упоминания многочасовых исповедей, показывает высокое подвижничество о.Григория. Не взирая, на такую нагрузку, нередко в летние дни его видели с косой на колхозном лугу. Батюшка и здесь трудился очень усердно, убеждая не только словом, но и личным примером. Зимой о.Григорий постоянно восстанавливал для односельчан замерзшую прорубь. И это невзирая на многочисленные болезни, после лагерей он страдал серьезной болезнью ног и изнуряющее болезненной грыжей. Вот какова была сила его Духа и стремление жить не для себя, а для блага ближних.
 
В 1959 году начался новый этап хрущевских гонений на церковь, и о.Григорий пострадал в первую очередь. Власти на семь лет лишили его регистрации на право быть священником, пришлось уехать из Кольцово. Разлуку с кольцовским храмом, в котором хранилась чудотворная икона святителя Николая Чудотворца, батюшка переносил очень тяжело. Он искренне считал, что своим недостойным поведением прогневал святителя Николая, что тот отдалил его от себя. Было прочитано немало проникновенных молитв, обращенных к Богородице и святителю Николаю. Лишь спустя несколько лет, когда в доме о.Григория чудесным образом появляется большая храмовая икона святителя Николая, батюшка успокоился, значит простил его Николай Чудотворец.
 
В 1966 году, когда о.Григория восстановили в правах священника, его направляют в Добрянку, где он прослужил десять лет. И здесь множество паломников съезжаются к нему со всех уголков страны. В 1976 году о.Григорий перенес серьезную операцию. После операции он увидел во сне два сельских храма, стоящих рядом один за другим, двухкупольный и однокупольный, особая благодать шла от этого места. Вскоре после выписки из больницы о.Григорий получил назначение в поселок Юг, причем это было повторное назначение, так как в 1945 году вместе с направлением в Кольцово, ему было одновременно выписано направление и в поселок Юг, но в то время он туда так и не съездил.
 
Когда о.Григорий приехал в поселок Юг, он чуть не ахнул, перед ним был тот самый храм, что он недавно видел во сне. Только там было два купола, а здесь один. О.Григорий спросил: “А где ваш второй храм?” – “Нет у нас второго храма” – ответили встречающие. Но, тут же выяснилось, что второй – старый, однокупольный, теперь разрушен, а стоял он прежде рядом с нынешним. И понял о.Григорий, что это место его истинного призвания. Восстановил он старый разрушенный храм, а перед смертью завещал родным: “Похороните меня в Югу. На это место у меня два указа. Здесь меня не потеряют”. В последние годы своей жизни батюшка все чаще и дольше болел. Зимы, проведенные на лесозаготовках, годы тюремного заключения, ночные богослужения, многочасовые стояния на ногах во время исповеди, когда он принимал сотни людей – все это сказалось на его здоровье. Вместе с тем, он по собственной инициативе, не дожидаясь приглашения, ходил к тяжелобольным в поселке, утешал, исповедовал, причащал. Случилось так, что в храм забрались воры. Среди прочей утвари унесли чаши для причастия. “Остались мы без литургии” – сокрушался о.Григорий. Воров нашли через день, и те заявили на допросе: “А ваш-то поп и верно, что знается с Богом. Сколько храмов мы ограбили, а на этом попались”.  В одном письме о.Григорий пишет: “Трудно здоровому, представить, как невыразима боль при моем недуге – нужно большое терпение”.

Но больше всего сетовал батюшка, что всю жизнь он духовно одинок, что рядом нет единомышленников и помощников, хотя он постоянно был окружен своими духовными чадами и паломниками. В дни наплыва богомольцев жилище о.Григория превращалось в приют для паломников: все комнаты и проходы были заняты, в ход шел даже сеновал. Сам батюшка в такие дни шутил: “Наша ограда до Ленинграда”. Но все равно вопрос о сподвижниках для о.Григория стоял очень остро,  в одном письме он пишет: “помощники нужны с иным к себе требованием и усердием. Увы, где найти таковых? Нет их – приходится смиряться”. “Служу один по-прежнему” – пишет о.Григорий в возрасте семидесяти лет.
 
Но Господь и здесь на склоне лет сделал о.Григорию подарок, поздней осенью 1985 г  в пос.Юг вторым священником прибыл о.Петр Шошнин. Эта встреча и назначение о.Петра в поселок Юг не случайны. Почти пятнадцать лет назад в 1971 году о.Григорий увидел этого молодого паренька, который только что закончил школу,  в управлении Пермской епархии, и сразу по достоинству оценил его, огорошив вопросом: “Пойдешь ко мне помощником?” Но в то время пути их разошлись о.Петр поехал учиться в Ленинградскую духовную семинарию, и лишь спустя много лет они встретились снова. О.Григорий встретил о.Петра радостными словами: “Вот и дождался! Приехал мой помощник, заместитель и преемник”. О.Григория не стало 6 июля 1986 г, в день смерти батюшки к дому его слетелись все окрестные птицы, которых о.Григорий очень любил кормить, специально покупая для них много хлеба. А о.Петр, ставший впоследствии вдохновителем и активным организатором ежегодного крестного хода к Белой  Горе, продолжает то благое дело служения людям, которому о.Григорий посвятил всю свою жизнь. Мы нередко задаемся вопросом, пермские ценности – в чем они? На мой взгляд, главная ценность – это любить то дело, которым занимаешься в жизни, и делать его со всем пылом своей души, именно так, как о.Григорий – простой сельский священник всю жизнь выполнял свое пастырское служение.
 
Размер статьи не позволяет рассказать о всех тех чудесах и исцелениях, что произошли на могиле о.Григория, тем кто захочет узнать об этом, советую просто съездить в поселок Юг, посетить храм и приобщиться к его благодатной атмосфере.

январь 2014 г.