Жить пожевать и врагов наживать

 

Жизнь хороша, бог благость нам верша однажды усомнился… и бросился в бега. Народ живет… как набожно присниться. Туда- сюда. Отсюда и горячится, отсюда радость и беда, и летом холода. Безумие в умах, бикоин и война, за ним тюрьма… лихие времена, у «нищих» в радость золочены крыши. Народ от жадности сошел с ума… гомна чуть выше золоченой крыши. Без веры гадость, не в радость,- задарма. А народ? Он песенки поет, частушки сочиняет… ныряет в реку, мелет дней труху. Немного попивает, имей в виду… о злате не мечтает, и золото пинает на ходу.  В туманности, мысль шишкой выпирает…, как водится, вся тяжесть на горбу. А выпьет,- весельчак! Или поборник драки. Иные враки судят по уму.  В миноре прибывая, думает о Бахе…-  рассудок лишь теряет на корню. Былое белое за уголь принимает. Вещает во хмелю: - «Ау! Ау! Ау!»
                …
 По солнышку, обед. По тени, видимо чёрт лезет под загнеть…- на пару часиков по позже. Зевнув, притенив окошко шалью, Пятровна кряхтя отодвинула засов, отворила дверь, и кособочась вывалилась за порог. Упитанной старушке нужен хвост…или мужской нарост, чтоб не упасть, на корень опереться. Спуститься легче молодью с крыльца. А женщине подобий холодца, года с надломами мешают. В экране без конца нам басенки слагают. У жизни нет конца. Вот о чем там бестии мечтают.
 А тут, хрящи в коленях при ходьбе хрустят- болят, сойти с ума…- сойти с крыльца мешают. Батюшки, как в божий день тепло. Солнце светит, в глаз сваркой метит.  А кто это на улице орет? Или поет?
Приоткрыв калитку, высунула пол- тела на обзор. Какой позор! Мамон по колее в заплыве, после дождя, в поклон от ивы…кролем в жиже пагубным плывет. А жопа выше, забереги трет.
- Мамон, ты место Квитки застолбил. Раньше тебя он сукин сын, здесь совесть утопил. Ванны принимал… и все коту под хвост. Три месяца потом хворал.  Теперь тебе безумец эстафету -факел передал. Вот и поделом, поплаваешь с гомном…- авось и поумнеешь. Куда с добром, на это я надеюсь.
-Пятровна! Не серчай! - волну не нагоняй. Здесь без твоих советов шторм… а у пиявок жор. Мы для пиявок корм. А ты по виду не в чести, дорогу хочешь перейти? Поправь свой крестик на груди, и прыгай. Не упади, вдвоем здесь трудно дурь к себе грести… и мало места. А если честно: - я первый на селе пометом от орла. Америку открыл, на радостях вчера, и чарку пригубил, теперь вот в луже кисну... жду тебя,- орлицу.
-А кто тебя голубчика так тиснул, что Русич богатырь с похмелья в лужу пискнул?
-Не удосужился, дорогу кой кому не уступил.  По недогляду тупо преградил, и оказался сразу меж трех рыл… отсюда кривобок, и ими же не мил. Плыву из ада в рай, как некогда Перфил… пред ним верблюд стоял. От радости на пьяницу и плюнул. Плывя между могил… о чем мечтаю? Мне б бабу Раю. В рай не хочу. Да и меня Петруха попросту не пустит… в ад опустит. Молчок, я горечь остудил. Как хочешь величай…на треп не отвечай, подальше от могил,- поближе к жизни. Я бегемот, залечиваю в луже свои раны. А тех, кто меня бил… я проклинать не стану… но не забуду,- господи прости.
- Кто-же это так тебя с Ильей поздравил, голого до колеи доставил? Неужто Квитка -Коростель? Или Фома Рябой? Похоже из тюрьмы «Святой» Лазук, тебя ославил?
- «Святая троица» -господи прости, по ребрам угости,-нет состраданья у постылых к людям.
- Хватит дурковать,- тумак в рассрочку…поставим точку. Вставай, колени разгибай и прыгай кочерыжкой в свою бочку.
-А Нюра где?
-А мне почем знать, где обитает знать. Может Квитка её за титьки доит … или Лазук нектаром поет…, пока ты до Америки плывешь. Вставай и как собака по запаху её ищи… а лучше волком вой, прощения проси. А где твои трусы?
Мамон привстал, сплюнув жижу… посмотрел на солнце. Ты Пятровна, для меня сущий сссвооо…- солнце. Свети-цвети, мне силы прибавляй и тучу отгоняй. Глядишь, я ненароком человеком стану. Ты негра видела?
-Нет.
-Негр перед тобой. Как видишь, я живой. Мул грязи гужевой…а мне обидно, а им не стыдно? Ногами бойко так пинали… что видимо устали, в грязь бросили-плыви. Им на меня плевать. Хотя не баба я, мне не рожать…   боль под ребром и в пояснице, надо бы признать: -ломота с добром, и я с горбом.  Глаз затек. Тебя, как вшу не вижу.
- А в заднице свисток, а междометий грыжа.
 Мамон встал. - Нет в носу кольца, а в руке копья.  Жаль, я бы их как Ге…гектор удивил. Мозги прочистил, слезно устыдил.
Грязь дивно стекала с синюшного лица его и тела. Он весь на солнышке лоснился,- гибкий как тюлень. Не прошло и пол минуты Мамон предстал перед Пятровной в грязевом обличии… без швов «трико». Правда, гульфик своеобразно двигался из стороны в сторону, маетно чередуя у Пятровны «девичью» дрожь.
–Надо же так не любить свое хозяйство. Сподручнее, тебе в гудрончик окунуть,- заразы меньше –и  комель не согнуть…сейчас ты никакой. Теперь, Нюра прознает, тебя к себе на годы не подпустит. Да и я брезгую. Ты для меня теперь не пятух. Что было давеча, не то что ноныча. Аж свет в глазах потух.
-А где мою… эту бллл… белугу пучеглазую, любимую носит?
- Кого-то носит. А иных от слов твоих поносит. Сам вчера её к сестре в город проводил. А сам запил, и как сукин сын, иль нильский крокодил беззубым ртом кусался, на бабий зад бросался, прилюдно покушался. Собакой лаял на людей… грудей чужих касался. Так видно писано тюремно на роду… на всех с ножом бросался. Тебя селяне по норову судили, оглоблей усмирили, оглоблю надломили… а ты живой. Чуть-чуть кривой, но это поправимо. Дураку не хватает ума и клина.
-Какого Клима? Это было вчера…аа яяя сегодня…
-Сегодня половодье, и ты сошел с ума. Колея для тебя тесна, а жизнь пресна … отсюда горе от ума. Нет, ошиблась- без ума. 
Пятровна подала руку, помогла бедолаге добраться к своей калитке. Приоткрыв её, довела его спокойно до ржавой бочки с водой.
- Залезай, обмойся…- чур не захлебнись. И солнцу поклонись. А я пошла, меж ляжек почешу и бога попрошу… гостинец из содома, который день уж жду.

 Мамон минут пять плюхался в бочке. Погружаясь в глубину… испытывал истинное наслаждение. Вода унимала боль.  Мамон, как новорожденный явил себя пред зеркалами в своем «дворце-ларце», с наивными, роскошными коврами.  Ковры достались им с Нюрой по наследству, от мамы… потрескались от времени ковры местами. Отшелушилась краска по краям. Русалка в заводи плывет, а лебедь шею гнет и милую зовет… под солнцем им светло…
художнику не стыдно.

продолжение следует
----------------------------------------------------