Любишь ли ты блинчики? гл. 1 Цикл 9 повестей
Она подняла голову. Многовековые деревья, кроны их затмевали небо. Кажется, здесь существовало нечто то, что не существовало до тех пор там, где ей приходилось бывать. Но это нечто, - предполагала она, - так же вдруг когда-нибудь разъяснится.
«Обязательно».
Вячеслав злопамятен, но не мстителен.
«Он слишком ленив, - думала Лика, - потому меня к нему притянуло. Ведь я – такая работоспособная, жизнелюбка, а он…»
Часто Славика она видела в каком-то подавленном состоянии. Он не замечал того, а она видел, что человека, которого презентует собой якобы не есть тот, кто есть, не очень-то замечательное настроение может быть.
Он был не таким, каким хотел казаться. И весёлость его – напущена была.
Какой-то огонь горел в душе высокой его, и она это стремление понимала.
«Как могло случиться, что на Славика запала? Ведь разобраться: эдаких миллионы!»
«А видала ли ты из своей «многоопытной» восемнадцатилетней «эдаких»? Кого? Вот только - типаж!»
«И ты на первый же типаж из твоего типажа и уткнулась!»
«И что же?»
«И то, - вёлся внутренний диалог, - что нужно окончить школу сначала, готовиться в институт, а потом…»
«А потом там и встретила бы ещё такой типаж и заново – тебя потянуло…»
«Но дело-то все в том…»
Она остановилась.
Какое-то многоцветковое растение, тянущееся вверх, стойко и честно, - упрямо добиваясь развития своего, пользуясь даром питательных веществ, чем кормили его корни, окружённое и защищённое лотосом круглых плотных лепестков-чашечек, привлекло ее внимание.
«Вот, - подумала она, - вот он такой!»
Она пригнулась и тронула пальцами цветки, заспанные, обращённые вниз.
Ей вдруг ощутилось все значение и ценность одинокого растения. Она почувствовала, будто ее кольнуло: энергия передалась ей от этого пятивершкового цветка.
- Вот он – такой, - повторила она, поднялась и пошагала дальше.
Лика заблудилась.
Она искала выход из дремучего леса, который все сгущался непроходимо, знакомя гостью со своими многочисленными жителями. Они повсюду: стройные балеринки ёлочек, знающие толк в покойной красоте, холеричные берёзки, искривлённые своими тонкими молодыми телами, выискивающие себе путь к небу, - некоторые из них достигли гигантских размеров и зрелыми расшелушили кожу-бересту на стволах, приглашали будто: «на-ка, возьми-ка, колупни, полакомись. Берёзового сока хочешь?»
Но сок тот, - думала Лика, - должен быть наверняка невкусным, и даже ядовитым.
«Тут - ядовитое!»
Жёсткий мох расстилался под ногами, выливая бугристыми кляксами условную дорогу.
Невольно девушка придерживалась их семейного расположения, но когда поняла, что напрочь потеряла тропинку, и мхи только больше путают ее своей назидательной выдержкой, она попробовала свернуть в сторону, - куда-нибудь.
Там стоял палисадник из крупной чёрной ягоды.
«Черника, - сказала бы бабушка».
И, действительно, что-то миролюбивое состояло в этих ягодах: не такой вызывающий блеск, лоснистость. Уставшие листки, истекшие жизнелюбивостью своей просто ожидали окончания чего-то. И это и была жизнь.
Платье снизу истерзано. Оно не могло разорваться при любых условиях: крепкое.
«Даже если придётся заночевать в лесу, где-нибудь на кучке веточек – утром оно будет все таким же, а закроешь глаза…»
«- Это ты думаешь: заночевать тут?
- А что делать?»
С ужасом Лика понимала, что тема подобного внутреннего диалога естественна и необходима, что если не выбраться через каких-то два часа – стянет всю округу вечер.
«А в подобном месте вечер - не тот вечер, что на лавочке под подъездом, например».
Она вспомнила вчерашний день: хорошо было дома!
Вернулась из школы, поела, подождала маму с работы. Пока ждала – уснула. Потом – чтение. Мама должна была узнать о подготовительных курсах университета. Вот только спорить пришлось долго, пожалуй, и непримиримо, - куда пойти учиться.
Она желала – журналистский.
Мама решением была просто ошеломлена.
- Дочь, - твердила она, сначала взывая к «поверхностному» рассудку, ей в голову никак не могла прийти осознание, что дочь может стать какой-то репортёршей. И смысл, и выгода в чем?
«Ха!»
Потом, проникшись пониманием, что дочь где-то сглупила, попыталась ещё раз включить ее ум, снова наткнулась на пренебрежение рекомендациями. Оставила.
Лика успокоилась, казалось.
И все же в доказательство своих намерений и в сопротивление чему-то набрала учебников для поступления в Вуз, стала вчитываться…
«Черт! Что это такое? Зачем поволокло на этот факультет? Вроде врачом собиралась стать, а? Ну, как все девочки….»
«И что? Разве не интересно: все увидеть, все знать».
Но логика, как ни крути, строилась под воздействием того же Славика. Это он пошёл на журналиста, и она вслед.
«Ну, хорошо, - неслось в голове девушки, продолжающей шагать по мхам, - вот он решил стать журналистом, ладно. Вот он решил свой внутренний, тяжкий мир прибить эдаким хитрым способом к социуму, чтобы…»
«Чтобы что?»
«Чтобы спрятаться поглубже!» - Смекнула она, удивляясь ручейковой плавности течения своих, на этот раз собственных рассуждений.
«Травы пахучие здесь, токсичные. Даже спать хочется…»
«И, вот, значит, - продолжала она, - хочет поглубже нырнуть эдак Слава, чтобы натуру дерзкую хорошенько припрятать, чтобы никто не разгадал его намерений стать неким довольным успешным и зарабатывающим парнем.
И где тогда буду я? Журналисткой-то?»
Лика вдруг осознала глупость своего сопротивления – пойти вслед за парнем на газетчицу, только чтобы быть рядом с ним, - в струе его интересов. Ввернуть в какую-нибудь хитрую исследовательскую работу по выявлению бюджетных махинаций, - она видела по телевизору, или политика разоблачить, или какую-нибудь продуктовую лавку или ещё чего.
«О, Боже!»
Она осознала попытки своей измотанной матери, которая уже стала привыкать к подростковым идеям дочери. Лика поняла, что теряет последнюю рассудительную опору и что жить как-то так больше нельзя.
«Нужно остановиться и хорошенько, и трезво, трезво все обдумать!»
И она остановилась.
Ей захотелось присесть на свой любимый стульчик, там, в городской квартире, купленный по скидке мамой из салона офисной мебели. Ей захотелось запрыгнуть с ногами на свой любимый крохотный диванчик – в его бочкообразно изогнутое лоно приветствия.
Но ничего рядом этого…
Несло неведомой угорью от всех этих окружающих явствующих деревьев, растений, мхов, живших судьбой своей, - никак не параллельной судьбы ее, - Лики.
«И, в конечном итоге, Славик, обходя, - ловко обходя, - препоны страстей, глупости, все естественные пороги бурной реки перешагивая, взаимоотношений разных, буйных столкновений людей нюансов, - идет-плетет своей дорогой».
«Вот, черт! - Осенило Лику, - так вот - собака зарыта!»
«Это его дьяволово спокойствие, режимный вид, который лишь она подметила, так он зацепил мою суть!»
«И что теперь с этим делать?»
«Есть люди многоэтажные, многосложные, но их многосложность…»
Она замерла. Носок - в дюйм от земли.
Звуки леса - не шум асфальта. В незнакомых природных звуках так же запечатана мелодия, впечатления, советы.
Лика опустила подошвы сандалий на сопротивляющуюся ворсистую кожицу почвы. По пальцу проползла какая-то букашка, и не думающая изменить путь из-за какой-то здоровячки, объявившегося тут раз в полста лет.
«Это ли мне ли, показалось?» - Подумала Лика, услышав треск кустов.
Волочащийся и исходящий от живого движущегося существа, - автономно движущегося, невольно заставил ее подогнуть коленки. Она присела в траву. Трава, оказалась на уровне глаз.
Край льняного платья за что-то зацепился и то, - впереди – неизвестное, и то, - позади, потянуло ее назад, чем-то живым, возбудили в ней от пяток до макушки настоящий страх.
Так она просидела несколько минут, не в силах избавиться от ощущения, что кто-то находится рядом с ней. И, как это часто бывает, - как только она решила подняться из засады, дать отдых отёкшим ногам, выровнять занемевшую спину, - в ту самую секунду, вышла сгорбленная фигура в сером одеянии и быстро, параллельно горизонта наблюдению девушки прошелестела мимо.
Сгорбленная фигура, балахон на голове, корзина в руке. Старуха.
Она, видимо, что-то собирала.
«- Славик, идиот! Видишь, куда меня занесло?
- Ого! Чего ты вообще делаешь в лесу?
- Гуляла, пройтись решила…
- Нет, врёшь.
- Не твоего ума дело-то!»
- Э-э-о-э-й! – Услышала девушка и уши ее непроизвольно потянулись вверх.
Это был голос старухи.
- Кто здесь? – Услышала девушка. Она вновь нырнула в траву.
Взмокший лоб пропускал всю тираду пота, которая прорвалась от сильного беспокойства. Преградой - морщины, которые никогда раньше не проявлялись, но теперь избороздили горизонтальными оврагами поверхность лба.
Серая фигура к ней приближалась. Она слышала.
«Пусть все мимо пройдёт!»
Ещё раз она услыхала призыв откликнуться. И фигура, беспрепятственно, шелестя ногами по направлению к Лике, бубнила «кто здесь, кто здесь…» шла верно, - к Лике.
Под ней - прижатые друг другу коленки, ступни в сандалиях, подошвами притулившиеся друг другу. Крохотная венку щелкала вокруг большого пальца на ноге.
«Откуда она взялась?»
Она увидела вдруг как-то по-новому, будто впервые свои собственные ноги, как попали они теперь на обзор: от кончиков, крючками взявшихся пальчиков, по лодыжкам - вверх, до края платья.
Насколько была неправа, изначально сунувшись в тёмный лес, где людского следа давно не было – она осознала.
«А что: было интересно?»
- Кто здесь!? – возник вопрос рядом с ней.
Глаза приподнять бы.
Все в ведении Господнем, все ухожено и уложено. Каждое существо, житель каждый намерен выполнять жизнедеятельность. Лес не мог, и не предлагал вместить какую-то гостью, с какими-то намерениями. Ещё бы: не природными намерениями!»
- У тебя намерения-то какие были? – Спросил голос сверху.
Лика все также глядела себе под ноги. Терпела.
«Вытерпеть бы!»
Она ощущала, как по спине потянулась полупрохладная стручка пота.
И кряхтение, старание на даром было.
…Влившись в гладкую промежность таза, порассудив, насыщенная капля двинулась дальше и…
«Наверное, зацепилась, где-то за край трусиков».
- У тебя, спрашиваю, какие намерения были? – Снова голос над ней спрашивал.
«Однако, то, что думаю я, то есть, вопрос тезисно сформированный в моей голове не может выскользнуть в мир наружный. Не может же, а? Не правда ли?»
Мелкая букашка с восьмью ногами – Лиза посчитала – подумав хорошенько, прежде чем, взобралась на кожаный переплёт сандалия ее, уселась, ждала чего-то.
Букашка открыла ротовую щель и спросила:
- Ты чего тут делаешь?
Лиза оторвала глаза от земли и подняла их вверх.
Над ней стояла женщина в лохмотьях, седой головой, крючковатым носом, плотными оранжевыми короткими губами. Глаза старухи пронизывали суть Лизы. Она ничего не говорила, но девушка понимала то, что она хочет сказать.
- Ты кто такая? – Рот старухи разомкнулся.
- Ты кто такая? – Повторила женщина, подбородок упирался в ворот балахона, и тот подавался живой тому движению.
Лика, не поднимаясь, снизу ответила:
- Я – Лика.
- Ну?! Молчать будем? – Спросила старуха. В ряби морщинок около глазных появилась икринка иронии.
«Эта старуха – добрая старуха, должно быть», - разрешилось в Лике.
Она поднялась, треща суставами (так ей показалось) и повторила, вслушиваясь и отслеживая каждую фонему, выходящую из уст:
- Я – Анжелика или Гликерия, или Милолика, Лия ещё. Яровая – моя фамилия. Здравствуйте.
***
- Пошли, - предложила старуха.
Лика тронулась вслед.
- В урожайный год из-за ягод не видно даже зелени листвы, - говорила женщина, волоча ноги, изредка останавливаясь и прислушиваясь к чему-то, - здесь растёт хорошая сосна с прочной древесиной. Кондовая. Я тебе покажу. Может быть, - она повернулась к девушке, - знаешь?
Лиза помотала головой: нет.
- А-а! Из такой построен мой дом, смотри.
Старуха указала в сторону и Лика увидела избушку, высоко поднятую над землёй, установленной на бревенчатом основании, крест накрест сложенных брёвен. Избушка колыхнулась, - ей показалось.
Через разросшуюся высокую траву они добрались до неё.
Бабка стала подниматься наверх. Перила подрагивали при каждом ее прикосновении. Хватка костистых рук крепка.
Что-то сильное было в этой старухе - Лиза отметила – и если бы не возраст, горб за спиной, седые лохмы волос, выбивающиеся из-за мешковины головного убора, она была полна энергии.
- Что же ты стоишь? – Спросила, поднявшись на площадку с дверью избушки.
Лиза подняла ногу, пошла.
- Я заблудилась.
- Это – слышала, - отозвалась старуха и толкнула дверь.
В помещении светло. Скромный свет вливался через небольшое окошко, закрытое молочными стеклами. Едва можно было рассмотреть через них что-то.
Старуха принялась устраивать палку-помощницу в угол, потом стягивать с себя кофточку из плотной толстой нити, наверное, больше предназначавшуюся макраме, чем одежды.
- Что новенького скажешь? – Спросила старуха, оборачиваясь к девушке.
«А ведь это, - мелькнуло у той, - настоящая баба Яга!»
- Ты ищешь кого в лесу?
- Нет, - Лика ответила.
Она сидела за дубовым столом, поверхность которого испещрена мелкими ножевыми порезами. Стул, на котором она сидела, был из дерева. Он был мягким, даже без подложки. Он был большим с мощными перекладинами для локтей, на нем хотелось расположиться удобнее, поднять ноги и уснуть.
Старуха, понаблюдав за девушкой, потянулась к печи. Гремя старыми железными приборами, изогнутыми столетиями, она тащила из портала котелок с едой.
«Такое я бы могла видеть только в кино».
- Так как тебя занесло сюда?
- Однажды я была здесь, - стала говорить девушка, - я видела избушку, потом она исчезла. И мне стало интересным…
- Вот ещё что, – старуха из-за печи вытянула деревянную миску, проделав два шага к столу, бросила ее на стол, - настройся говорить мне только правду.
- Я и не думала, - ответила Лиза, опуская глаза к посуде.
«Забавное же здесь все!»
Она подвинула миску ближе к себе. Миска была почти черна, пахла липой, (девушка подняла ее к носу), но идеально вычищена изнутри.
- На вот! – Бабушка протянула ложку. Лиза не могла выразить удивления и даже засмеялась – ложка огромная.
Старуха ответила ясным блеском в глазах, и улыбка даже выразилась на ее сухом изнеможённом лице.
- Бутырка, - пояснила она, - бурлацкая ложка. Ещё мой муж владел ею. Я ее берегу для гостей.
- И много у вас гостей? – Поинтересовалась девушка.
- Сколько было, столько было. Не жаловались.
- Хм, - поджала губы Лиза.
- Некуда тут идти – никто не жаловался, - закончился чуть поднявшимся тоном женщина.
Лика отложила ложку. Озноб, предупреждающий о беде, пробежал по ее телу.
Старуха снова пошатала к печи, переваливая плечами, подхватила ухват, потянула казанок.
- Подойди сюда, - сказала, не оборачиваясь.
Девушка вязла миску и подошла к ней.
Та сунула в казанок ложку, скупо махнула им в содержимом. Это была каша. Вязкая, крупнозернистая. Стала наваливать ее в миску Лике, приговаривая что-то. Девушка не могла разобрать что. А только наблюдала, как подбородок старухи подрагивала при каждом броске каши.
«Я есть не хочу», - думала девушка, но не выронила ни звука.
- Ты сообразительная.
- Сколько же вы тут живете? – Спросила Лика.
- Этому времени нет. Мужу моему только сто двадцать.
- Сто двад…, - запнулась девушка.
«Шутит, верно».
Лукавый пронзительный взгляд Лиза снова поймала на себе.
- Иди, - предложила старуха вернуться за стол.
Лика послушалась.
«Ещё минутку и я уйду!»
- Так ты все же нашла меня? – Говорила старуха, отирая рот, трясущейся обнажившейся рукой, с которой спал широкий рукав рубища, - значит, должен из тебя толк выйти.
- Я хочу быть журналисткой. А это требует внимания и интерес ко всему.
- Журналистка, - посмеялась женщина, - это вроде сочинителя? Мой благоверный тоже что-то сочинял. Только это не помогло.
- Что же он сочинял? – Интересовалась девушка, и, удивляясь самой себе, не желая того, запустила «бутыркой» в вязкую слизь каши.
- Сочинял, так сочинял. Разве от нас, женщин, что-то насочиняешь? Все сочинения всего света известны.
- А как вас зовут? – Лиза вложила ломоть каши в рот. На вкус – кислая. Девушка поморщилась, улавливая привычный, тот же пронзительный вид старухи.
- Звать меня Феония. Так можешь обращаться.
- А по отчеству?
- Просто Феонина, Феония. Чувства мои истрепались. Я одна, как эта изба. Никакого отчества. Раньше тут стояло селище, и текла река. Вот прямо за этим окном. Я бегала как ты в платьице и мечтала о богатстве.
- Разве оно нужно так?
- Я искала золото, оно где-то тут разбойниками ещё с давних пор припрятано, пока не встретилась с тем, что дороже того золота.
- Вам нужны были деньги?
- Мне нужно было выкупить суженого из солдат. Он не хотел убивать.
- А у меня…, - задумчиво Лиза призналась, нарочно держа паузу.
Феония перебила:
- Ну, так зачем ты сюда пришла? Может, скажешь дело?
- Не знаю, как и сказать, - засмеялась девушка.
«Какое странное настроение!»
- Из-за парня, видимо, - подсказала старуха.
- Я-я, - сомневалась девушка, - в общем, я слышала, что вы живете в этом доме давно, и, э-э, занимаетесь колдовством.
- Приворожить, значит хочешь? – Бабка, с грохотом вынув ещё один стул из-под стола, уселась напротив.
Девушка ещё раз отметила, как молоды ее глаза были и ясен взгляд. Она вспомнила, когда впервые услышала о существовании старухи, - на школьном марафоне, устраиваемой городской администрацией. Рядом бежала подружка Ксюша, она и посоветовала что-нибудь сделать со Славиком.
- Если я вижу, - объяснялась Ксения, высоко поднимая коленки и тяжело дыша, - что моей подруге требуется помощь, то я – всегда. Ты же знаешь.
- И кто она такая?
- Скромная старушка, живущая в лесу. Ведьма. Она может все.
- Ты пробовала, что ли?
- Нет, но слышала – помогает.
- Кому, например?
- А, не важно.
- Ты сама, верно обращалась? – Пошутила Лиза.
- Нет.
Девочки продолжали бег и позади кто-то из взрослых, из организаторов подстёгивал набрать темп.
- Я сейчас упаду! – Задыхаясь, выдала Ксюша.
- Не спеши. Давай просто подождём, когда все рванут вперёд - отстанем, и за нами никакого надзора.
- А и правда, - согласилась Ксюша, переходя на шаг, - как-будто нам всех больше надо. Мне призов не видать никогда вообще никаких. Все своим умом. А здоровье не лошадиное.
- Курить надо бросать, - справедливо заметила Лиза.
- Так вот, девочка, - не обращала на совет внимания Ксения, - изучающим чужой опыт – слава огромная обязана быть. Обращалась тут одна особа. И знаешь, они поженились. Талант даже если он чужой – никогда во вред не пойдёт.
- А я слышала, - отозвалась Лиза, тоже переходя на шаг, - что за это можно жёстко заплатить. За всякое такое вмешательство…
- Вмешательство то, что ты уже родилась! Вмешательство! А жизнь свою, будь добра, - устраивать нужно! Вот Вячеслав твой – что?
- Что?
- Рыба рыбой. Равнодушное бревно. Из-за высоты своей взирает гордо, а ведь на него есть управа. Насколько он сильно тебя интересует?
- Ничуть.
- Ага, понятно, - Ксюша, отдышавшись, снова взялась бежать, - я вижу, ты влюблена в него по уши. Меня не проведёшь.
***
- Ты ешь, ешь, - приговаривала старуха.
Как - будто аппетит пробудился – девушка осилила всю миску. Мимо замутнённого окошка кто-то прошёл. Старуха взяла опустошённую миску угощения, поднялась и направилась к бидону с водой – ополоснуть. Одной рукой она держалась за палку, другой – пыталась сделать все остальное: снять крышку с бидона, опустить в нее ковшик, зачерпнуть воды.
- Хорошо тут у вас, - зачем-то произнесла Лика.
С краю стола лежало круглое зеркальце. Она подняла его и взглянула. Лика нашла в нем отражение какой-то страшной девушки с перекошенным ртом и жёлтыми зубами. Зеркальце выпало из рук, Лика соскочила со стула, бросилась на выход. Но дверь в стенах исчезла.
- Куда ты? – Задалась старуха.
- Что вы со мной сделали?
- Лика – Анжелика – Сильвия – Малика, - произнесла старуха, - так кто же ты?
2
Свидетельство о публикации №223052700398