За линией фронта. Часть шестая -7

  На Севере уже праздновали Победу. Наступление войск Карельского фронта завершилось. Мерецков смотрел на карту, нахмурив брови. Ещё дня три жарких боёв и наступит конец, граница Норвегии уже рядом... После падения Киркенеса солдаты 126-го стрелкового корпуса вошли в город Найден. Комкор полковник Соловьёв вышел на связь с Мерецковым и доложил, что немцы разбиты и воевать больше не с кем. Кирилл Афанасьевич засмеялся:
- Впервые за всю войну слышу доклад, что не с кем воевать! - он нагнулся к карте, нашёл город Найден и громко сказал в телефонную трубку: - Полковник, оставайтесь на месте, в глубь Норвегии войскам не идти! - Положив трубку, Мерецков взглянул на генерала Крутикова: - На Военном совете надо обговорить вопрос, что делать дальше войскам фронта, и доложить наше мнение Верховному. Алексей Николаевич, к шести часам приглашай на Военный совет всех, кому положено быть на нём.
- Я это сделаю быстро, Кирилл Афанасьевич, - улыбнулся Крутиков.
На Военном совете Мерецков констатировал, что фронт свою операцию завершил. Немецко-фашистские войска разгромлены, а их остатки выброшены с советской земли. Войска оказали помощь Норвегии в освобождении её территории от гитлеровцев, и наступать в глубь чужой страны нецелесообразно.
- Нет возражений, товарищи? - спросил командующий. - Тогда о решении Военного совета я доложу в Ставку. А теперь приглашаю всех на ужин.
  Кирилл Афанасьевич находился в Мурманске, когда ему позвонил Сталин:
- Товарищ Мерецков? - спросил он слегка охрипшим голосом. - Ставка согласна с предложение Военного совета Карельского фронта. В глубь норвежской территории не продвигаться! Надёжно прикройте основные направления на фланговых рубежах, а сами выезжайте в Ставку.

  Мерецков прилетел в Москву рано утром. Было прохладно, хотя багряное солнце уже выплыло из-за горизонта. Столица ожила, как огромный муравейник. На улицах полно транспорта и народа, чинно шагали патрули. У Белорусского вокзала стояла толпа военных. Лихо растягивал мехи бояна молодой усатый ефрейтор, а двое плясали под музыку "Яблочко". Когда "Эмка" побежала по улице Горького, Мерецков заволновался: дома ли его Дуняша? Она уже не работала в санитарном управлении Карельского фронта, уехала домой две недели назад и в тот же день позвонила ему. Провожал её в Москву сын Владимир, теперь уже капитан.
- Куда едем, в Кремль или в Наркомат обороны? - прервал раздумья маршала водитель.
- Сворачивай на улицу Грановского, мне надо домой заехать...
В подъезде Мерецков неожиданно встретил маршала Будённого. он жил этажом выше.
- Откуда ты, Кирилл?! - воскликнул Семён Михайлович. - Когда тебе дали маршала, я звонил тебе, чтобы поздравить, но связь была перегружена, и я не дозвонился. Хоть сейчас давай пожму тебе руку! - Он слегка обнял Мерецкова за плечи. - А я забежал домой перекусить и через час улетаю на фонт к Рокоссовскому, в составе его войск сражается и мой кавалерийский корпус. Я ведь старый лошадник к тому же, как ты знаешь, с января сорок третьего стал командующим кавалерией Красной Армии... Да, а как твой Карельский фронт?
  Мерецков рассказал, что он завершил Петсамо-Киркенесскую операцию, его вызвал в Ставку Сталин и, видимо, речь пойдёт о Карельском фронте. Простившись с Будённым, Кирилл Афанасьевич подошёл к своей двери и нажал кнопку звонка.
- Кто? - послышался за дверью звонкий голос Дуни.
- Это я, Кирилл...
  После поздравлений и расспросов, Дуня упрекнула мужа в невнимании к сыну:
- Сухой ты стал, Кирюша. У тебя и пяти минут нет, чтобы поговорить с ним. Как же так, ведь ты командующий фронтом! Даже твой товарищ, генерал Антонов, говорят, лично занимался отправкой своего Игоря на лечение в Ленинград.
- Ничего не говори мне об этом человеке, не хочу слышать...
- Почему? Что случилось? - она присела на диван.
- Долго и трудно рассказывать. А твои слова о сыне меня задели, - он немного покраснел при этом, но сдержался.
  Сел на диван, привлёк её к себе.
- Потому и не могу часто навещать сына, что я командующий! - объяснил он. - У меня в подчинении тысячи таких парней, как он, наш Володя. У них тоже есть отцы и матери, но они не могут им звонить, лишь пишут письма, и сыновья не всегда вовремя их получают. А иные в боях гибнут. Я бы хотел написать их родным, выразить своё сочувствие, но у меня и на это нет времени.
  Помолчали. Дуня сообщила, что вчера звонил Михаил Иванович Калинин, спрашивал, где сейчас находится Мерецков.
- Я ответила, и он попросил, чтобы ты, когда приедешь в столицу, позвонил ему. Наверное, тебе вручат орден, - она ласково погладила его по волосам. - Ты же у меня самый боевой командующий... - Дуня хотела сказать ещё что-то, но зазвонил телефон и она взяла трубку.
- Квартира Мерецкова. Кто говорит?
- Сталин говорит, а вы, наверное, жена товарища Мерецкова?
  У Дуни захватило дух, она коротко отозвалась:
- Передаю трубку Кириллу Афанасьевичу.
- Вы что же, товарищ маршал, не сообщили мне о своём приезде?
- Не успел, Иосиф Виссарионович, я только что прибыл с аэродрома.
- В десять часов Ставка будет рассматривать вопрос о завершающих операциях на фронтах, так что вам надо быть. Ваши товарищи Жуков, Василевский, Рокоссовский уже прибыли в Москву.

  В Ставку Мерецков прибыл раньше. Здесь он увидел Жукова, сидевшего в углу приёмной за столиком и просматривавшего какие-то бумаги.
- Привет, Георгий Константинович! - Мерецков ладонью коснулся его плеча.
Жуков вскинул голову.
- Кирилл? Когда прибыл?
- Рано утром.
К ним подошёл Рокоссовский. Высокий, стройный, с симпатичным лицом и живыми, поблёскивающими глазами. Он поздоровался с Мерецковым в своей шутливой манере, назвал его "героем ледяного Севера".
- Что, Карельский фронт завершил свои боевые действия? - спросил он.
- Факт, завершил, - улыбнулся Кирилл Афанасьевич. - Теперь вот я остался без работы, - весело добавил он.
- У тебя будет новая и весьма серьёзная работа, - загадочно произнёс маршал Жуков. - Какая, я тебе не скажу, хоть ты мне и друг!

  Увидев Верховного, Мерецков невольно напрягся, ожидая, что тот, как всегда, поздоровается с ним за руку, задаст один-два вопроса, а уж потом начнёт совещание. Но Сталин остался сидеть и никому не протянул руку, кивком поздоровался со всеми. Член ГКО Молотов подал ему какую-то бумагу.
- Потом, Вячеслав, сейчас у нас будет серьёзный разговор, - отмахнулся от него Сталин, вернув листок. - Товарищи, нам надо решить, какие боевые операции проведёт наша Красная Армия на стратегических направлениях в начале сорок пятого года, - негромко сказал Сталин, окинув острым взглядом всех, кто сидел за длинным столом. - У нас есть время, и важно эти мощные наступательные операции тщательно подготовить и подобающим образом их завершить. Теперь уже всем ясно, - воодушевлённо продолжал вождь, - что скоро, уже скоро фашистская Германия будет разгромлена!
"Сейчас у вождя, видимо, нет таких серьёзных проблем, какие у него были в начале войны", - подумал Мерецков.
  Октябрь 1944 года был на исходе. К этому времени Красная Армия провела ряд блистательных операций на всех фронтах и завершила изгнание гитлеровских войск с территории Советского Союза. Была восстановлена государственная граница СССР (за исключением Курляндии), и боевые действия советских войск частично перенеслись на территорию фашистской Германии и ряда восточноевропейских государств. Начальник Генштаба в кратком обзоре показал на карте, где и какие фронты находятся в настоящий момент, какие рубежи они занимают. 1-й и 2-й Прибалтийские фронты расположились по линии Тукумс-Мемель-Юрбург, 3-й и 2-й Белорусский заняли оборону в районе Августовского канала, имея на реке Нарев два выгодных плацдарма. Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вышли в предместья Варшавы и Праги. Эти два фронта заняли три плацдарма в районе Сандомира. Когда начальник Генштаба на минутку умолк, Сталин произнёс:
- Пару слов надо сказать и о Карельском фронте. Товарищ Мерецков, тоже прибывший на это совещание, завершил Петсамо-Киркенесскую операцию, и завершил неплохо, теперь на Крайнем Севере установлен мир. Так, Кирилл Афанасьевич?
  Мерецков встал. Ощутив на себе взоры участников совещания, ответил коротко:
- Так точно, немецкие войска на севере разбиты.
- Садитесь, пожалуйста, - Сталин закурил трубку. - Продолжайте!
  Он сделал отмашку рукой и начальник Генштаба продолжал:
- Как видите, товарищи, для Германии наступила тяжёлая пора. Хочу вас проинформировать, что недавно был введён в действие указ германского правительства об образовании фольксштурма - народного ополчения, куда призываются немцы в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет. Это ополчение по приказу Гитлера возглавил лично Гиммлер. Он заявил: "Ополчение - моя резервная армия, и она готова громить войска русских на подступах к Берлину..."
- Ясно, что они пошли на это не от хорошей жизни, - бросил Жуков.
- Скоро этой фашистской своре придёт конец! - подал голос Рокоссовский и Мерецков увидел, как он посмотрел на Сталина, видимо, ждал, что тот скажет.
Сталин, однако, заметил, что Германия всё ещё способна вести оборонительные сражения. поскольку в её вооружённых силах насчитывается около 7,5 миллионов человек, а в действующей армии - 5,3 миллиона, и большую часть этих войск гитлеровское командование держит здесь, на Восточном фронте.
- Факт неоспоримый, - Сталин попыхтел трубкой. - Но неоспоримо и то, что теперь Красная Армия превосходит врага по всем показателям, она способна до конца разгромить его. У нас стало больше танков, самолётов, самоходных орудий, наша авиация господствует в воздухе...
  Верховному никто не мог возразить.

  Что же решила Ставка Верховного Главнокомандования?
  После тщательного анализа обстановки на фронтах было намечено в начале 1945 года провести наступательные операции с целью разгрома восточно-прусской группировки немцев и овладеть Восточной Пруссией; изгнать гитлеровцев из Польши, Чехословакии, Венгрии и Австрии; выйти на рубеж устья реки Вислы-Познань-Бреслау-Моревск-Острава-Вена. Сталин подчеркнул, что Ставка намерена основные усилия сосредоточить на варшавско-берлинском направлении.
- Здесь будет действовать 1-й Белорусский фронт, - подчеркнул Верховный. - Уничтожение Курляндской группы, имеющей в своём составе две хорошо вооружённые армии, возлагается на 2-й и 1-й Прибалтийские фронты и Балтийский флот, - Сталин сделал паузу. - Более подробно об этом нам доложит товарищ Жуков, мой заместитель. По моему заданию он основательно поработал над главными вопросами завершающей кампании войны. Вам слово, маршал Жуков!
(Незадолго до этого в ходе анализа создавшейся на фронтах обстановки Сталин пришёл к выводу, что в предстоящих сражениях берлинское направление будет главным. Он вызвал к себе маршала Жукова и сказал, что Ставка решила назначить его командующим 1-м Белорусским фронтом, если он не возражает.
- Я готов командовать любым фронтом, - ответил Георгий Константинович.
- Вы по-прежнему остаётесь моим заместителем, - произнёс Сталин. - Я сейчас переговорю с Рокоссовским.
  Вызвав к аппарату ВЧ командующего 1-м Белорусским фронтом, Верховный предложил ему принять командование 2-м Белорусским фронтом, передав маршалу Жукову свой 1-й Белорусский фронт. Подобное решение, отметил Сталин, крайне необходимо в интересах дела.
- Я передам свой фронт маршалу Жукову, - грустно ответил Рокоссовский, - но делаю это неохотно. Сами понимаете, фронтом я командовал не день и не два, научил своих людей, кто и на что способен, и терять их мне не легко.
Но всё получилось так, как решила Ставка.)
  Совещание в Савке закончилось на весёлой ноте. Сталин, подводя итоги, заявил:
- Я верю, что каждый из вас сделает всё на подопечных фронтах, чтобы с нового, сорок пятого года войска были готовы начать решительное наступление. Если нет вопросов, все свободны.
  Мерецкова Верховный задержал, сославшись на то, что у него есть к нему вопросы:
- Садитесь, Кирилл Афанасьевич, - Сталин вскинул глаза на Молотова. - Вячеслав, ты тоже послушай, что нам скажет хитрый ярославец, - он добродушно, как показалось Мерецкову, произнёс эти слова.
  Кирилл Афанасьевич сел. Он не ожидал, что Сталин задержит его, но особого беспокойства это у него не вызвало. Сталин раскрыл свою записную книжку.
- Скажите хотя бы коротко, как встречали простые норвежцы солдат и командиров Красной Армии, когда они перешли границу, преследуя фашистов? Не было у наших бойцов каких-либо конфликтов с населением тех городов и посёлков, куда они входили?
- Какие могли быть конфликты? - воскликнул запальчиво Мерецков. - Ни одного! Я же докладывал вам, что норвежцы принимали нас с хлебом-солью, горячо выражали своё уважение и любовь. А во время боёв с немцами норвежские патриоты всячески помогали выявить места в лесу и в пещерах, где прятались фашисты. И таких случаев было немало. Я привёз список тех норвежцев, кто особо помогал нам форсировать озёра. Хочу просить вас, товарищ Сталин, наградить этих людей советскими орденами и медалями.
  Верховный взял список, пробежал его глазами и передал Молотову.
- Посмотри ещё сам, надо всех этих патриотов представить к награде, - распорядился вождь.
  Мерецков достал из папки ещё один документ и подал его Сталину, пояснив, что эту телеграмму он получил от министра юстиции норвегии господина Вольда. "Я как член Норвежского правительства испытываю желание, господин маршал, Вам как командующему этим фронтом принести мою искреннюю благодарность."
- Хорошая телеграмма, - одобрил Сталин, прочтя текст. Он отдал её Молотову. - Это по твоей части.
(Правительство Норвегии, в свою очередь, достойно оценило заслуги советских воинов-освободителей, наградив многих из них орденами и медалями. Высокая честь была оказана и маршалу Мерецкову: ему был вручен орден Святого Олафа. - Историческая справка.)
- Ну, а теперь поговорим о другом, - Сталин выбил из трубки пепел, положил её на стол и закурил папиросу. - Видимо, через две недели мы расформируем Карельский фронт, а Полевое управление фронта перебазируем в Ярославль. Всех достойных командиров сохраните, - предупредил вождь. - Они нам очень понадобятся.
  Кирилл Афанасьевич заметно смутился. Он посмотрел на Молотова, потом упёрся взглядом в Сталина. Уж коль зашёл разговор о новых предстоящих сражениях, то могли бы ему сказать или хотя бы намекнуть, куда Ставка пошлёт войска Карельского фронта.
- Мне, командующему этим фронтом, вы можете что-то сказать? - спросил он Сталина.
- Не всё и вам надо знать! - оборвал его вождь. - В этом деле замешаны наши союзники по антигитлеровской коалиции. Так что потерпите, и я вам скажу, - уже мягче добавил Верховный.

  Возвращаясь домой, Мерецков заехал в Генштаб и там в буфете увидел Жукова. Тот пригласил его к столику и рассказал такую историю.
  В первых числах октября, когда Карельский фронт готовился начать на Крайнем Севере боевые действия, маршал Жуков прибыл в 47-ю армию, которая вела наступательные бои между Модлином и Варшавой. Армия несла большие потери и командующий 1-м Белорусским фронтом генерал Рокоссовский был этим немало удручён. Это заметил и Жуков. Разглядывая на карте район, где шли тяжёлые бои, он спросил Рокоссовского, какова оперативная цель 47-й армии.
  Рокоссовский объяснил, что Ставка потребовала её выхода на Вислу на участке Модлин - Варшава и расширения плацдарма на реке Нарев. Жуков резко возразил: целая армия будет поставлена под вражеский огонь, а задача не стоит и ломаного гроша. Рокоссовский согласился с ним.
  Не долго думая, Жуков прямо из штаба фронта позвонил Верховному:
- Прошу вас, товарищ Сталин, дать приказ о переходе войск правого крыла 1-го Белорусского фронта и левого крыла 2-го Белорусского к обороне. Этим мы сохраним жизнь сотням бойцов, дадим им хорошо отдохнуть после упорных боёв, а также восполнить понесённые потери.
  Сталин, выслушав его, коротко бросил в трубку:
- Вылетайте завтра в Ставку вместе с Рокоссовским, и мы обсудим этот вопрос.
Прямо с аэродрома Жуков и Рокоссовский прибыли в Кремль. Сталин тепло принял их. В его кабинете находились Молотов и Антонов. Не теряя времени, Жуков развернул на столе свою рабочую карту и начал докладывать. Его объяснение было убедительным и веским. Однако он заметил, что Верховный стал нервничать: то подойдёт к карте и посмотрит на неё, то отойдёт в сторону, о чём-то размышляя. А когда Жуков умолк, Сталин взглянул на стоявшего рядом генерала Рокоссовского.
- Вы согласны с Жуковым?
- Не возражаю! - бодро ответил тот. - Нужно дать войскам передышку...
  Пересказав вкратце этот эпизод Мерецкову, Жуков отметил, что он и Рокоссовский были правы, но Сталин не сразу согласился с ними. После того, как Жуков разобрал ситуацию, сложившуюся на фронте, Сталин велел ему и Рокоссовскому выйти в комнату отдыха и ещё раз подумать и всё взвесить, а мы, мол, тоже подумаем. Оба посидели немного над картой, потом снова вошли к Сталину. Он объявил, что согласен с ними.
- Беда, Кирилл, в том, что Сталин очень упрямый, - заключил Георгий Константинович.
- Порой вождь и весьма крут, - подчеркнул Мерецков, - зато быстро отходит.
- Согласен! Послушай дальше. На другой день Верховный вызвал меня к себе, и знаешь, что он мне сказал? Не угадаешь...
- Извинился, что погорячился?
- Ишь, чего захотел! - лицо Жукова посуровело. - Такого от вождя, друг мой, не дождёшься, на то он и Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что, поскольку 1-й Белорусский фронт находится на Берлинском направлении, решено поставить меня на это направление. Понял, да?
- Верховный оценил, что все твои споры с ним кончаются победой твоего мнения. А также, славы тебе захотел подбросить, она не помешает, - усмехнулся Мерецков.
- Слава... Кто же её не любит? И хотя порой эта слава, как мерцающий луч, того и глядишь погаснет, от этого она не становится чёрной. Не сразу я понял эту истину.
- Не становится чёрной, говоришь? Только не такая слава как у генерала Антонова, вот уж прославился, так прославился, - с упрёком произнёс Мерецков.
- Помнишь, как я сцепился с вождём будучи начальником Генштаба?
- будто не расслышав последних слов Мерецкова, спросил его Жуков.
- Тебя тогда Верховный бросил на Резервный фронт, и под Ельней ты разбил немцев, тем самым доказав свою правоту
- Да, под Ельней я дал жару фрицам. Что это, слава?
- Ещё какая! - заулыбался Мерецков. - Это было первое наступление наших войск и первая победа! Как тут не гордиться? Я запомнил этот день - 6 сентября. Твои войска, Георгий, освободили Ельню, а на другой день меня выпустили из тюрьмы!
- Когда Сталин похвалил меня и заговорил о Ленинграде, он спросил, кто кроме меня, хорошо знает северное направление. Я ответил: "Генерал армии Мерецков!" Я знал, что тебя посадили, что хотят обвинить в заговоре против вождя, но я не поверил этому, кстати, как и Антонов, о котором ты тут уже высказался. Оттого так смело и заявил о тебе. Что же, Антонову можно не бояться, а я, чем хуже?
- Мерецков вопросительно посмотрел на Жукова:
- Что значит, не боятся?
- Он не испугался, когда перед твоим арестом к нему пришли от Берии, чтобы он подписал на тебя донос, и когда он узнал причину такого визита, то просто выгнал этих посыльных из кабинета.
  Мерецков на это промолчал, а Жуков продолжал свой рассказ:
- Сталин долго молчал, после моего заявление о тебе, о чём-то задумавшись, потом резко вскинул голову и спросил: "По-вашему, Мерецков толковый военачальник?" - Очень даже толковый, отвечаю. Вы извините, товарищ Сталин, если я не прав, но Мерецкову надо не сидеть в тюрьме, а быть на фронте, на том же северном направлении. Он посмотрел на меня и изрёк: "Странно, однако, получается..."
  Помолчав, Жуков подвёл итог беседе:
- Понимаешь, Кирилл, я оказался прав, когда предлагал Сталину организовать контрудар по немцам под Ельней. но он тогда накричал на меня, обидел, хоть плачь. Но мы с тобой служим не Сталину, а Родине, и потому я заглушил в себе эту обиду на вождя. Советую и тебе забыть то, что с его согласия ты был арестован. Главное - ты жив, здоров и крепко бьёшь врагов. Это и есть наша с тобой слава! - Жуков передохнул. - Ты куда сейчас?
- Зайду в Генштаб к Василевскому, а в ночь полечу на свой родной фронт.
  Мерецков грустно взглянул на Жукова.
- Ты скажешь мне, куда меня решил послать Верховный и кем я буду командовать? - спросил Кирилл Афанасьевич. - Ты же его заместитель!
  Глаза у Георгия Константиновича хитро блеснули.
- Тебе Иосиф Виссарионович сказал?
- Нет.
- И я тебе не скажу. Не время, Кирилл. Потерпи ещё немного...

  Мерецков был дома, когда позвонили по "кремлёвке". Он снял трубку. Это был Калинин.
  Михаил Иванович попросил его прибыть к нему завтра к десяти утра.
- Сможете?
- Да. А по какому вопросу, Михаил Иванович?
- Надо вручить вам звезду Маршала Советского Союза. Указ об этом вышел дней пять тому назад, так что жду вас! - и Калинин положил трубку.

  Мерецков вошёл в приёмную Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Секретарь - высокая красивая девушка с голубыми глазами и длинной чёрной косой, мягко улыбнувшись, спросила:
- Вы к кому, товарищ маршал?
"Хорошая дивчина!" - пронеслось в голове Мерецкова и он почувствовал, как шевельнулось сердце: он всегда волновался, когда видел красивых женщин. Он ответил, что его пригласил Калинин.
- Я сейчас доложу о вас! - секретарь направилась в кабинет, тут же вышла и произнесла: - Михаил Иванович ждёт вас!

  Калинин сидел за широким дубовым столом и просматривал какие-то бумаги. Увидев Мерецкова, он встал и пошел к нему навстречу.
- После вручения вам ордена Суворова вы за это время, как будто помолодели! - сказал Калинин, тепло пожимая Мерецкову руку.
- А жена говорит, что у меня седин прибавилось и, что я постарел! - улыбнулся тот в ответ.
- Не переживайте, товарищ Мерецков, женщины всегда не прочь покритиковать нас, мужчин, а иные даже пускают в ход кулаки, - ответил Михаил Иванович.
  Он неторопливо зачитал указ, а потом вручил Мерецкову звезду маршала и пожелал ему добиться новых успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
- Служу Советскому Союзу! - громко произнёс маршал.
- Ну, вот и хорошо, - качнул седой бородкой Калинин. - Дело сделано, а теперь прошу со мной попить чайку.
  Хотя хозяин кабинета и старался быть весёлым, у него это получалось плохо. Он часто кашлял, казалось, ему не хватает воздуха. Его выдавало лицо, серое, землистое, неживое. Чувствовалось, что Калинин чем-то болен.
- У меня как-то были испанские товарищи и, когда речь зашла о наших добровольцах, которые сражались в Испании с франкистами, они хвалили вас, говорили, что вы были толковым советником, храбрым, умели воевать, этому учили испанских бойцов. Вам там, наверное, досталось?
  Мерецкову не хотелось разговаривать на эту тему, но у Калинина был мягкий, подкупающий голос и такая теплота, что не ответить ему никак было невозможно. Да, сказал он, там было тяжело, в любой момент во время наступления мятежников могла сразить пуля. Но страха у него не было, а почему - он не знает. Потрясения в его жизнь ворвались, когда началась война.
- Что вы имеете в виду? - спросил Калинин.
- Мой арест.
"Странно не ужели он не знает, что меня едва не поставили к стенке?" - пронеслось в голове.
- Ах, вот вы о чём! - Калинин начал теребить бородку. - Я вас понимаю, потому что сам пережил роковые минуты, и теперь всё ещё саднит.
- Отчего вдруг? - участливо спросил Мерецков.
  Калинин усмехнулся и грустно объяснил:
- Арест моей жены... - Михаил Иванович допил чай и поставил чашечку на край стола. - Тот день я едва пережил. Пошёл к Сталину, пожаловался ему, а он сказал, что виновата моя жена или нет, разберутся те, кому положено этим заниматься.
- Разобрались? - в глазах Мерецкова блеснули огоньки.
- В лагере сидит моя жена, ответил Калинин и с горечью добавил: - Прямо беда с нашими жёнами. Супругу Семёна Михайловича Будённого тоже арестовали. Сейчас у него другая жена. А я стар, куда мне жениться!
  Дверь распахнулась и в кабинет вошла секретарь. Она сказала, чтобы Михаил Иванович поднял трубку, ему звонит Сталин.
- Слушаю вас, Иосиф Виссарионович, - откликнулся в трубку Калинин. - Что делаю? Вручил Мерецкову звезду маршала, а теперь вот с ним пьём чай. А что, я вам нужен?
- У меня есть к вам дело, приехать сможете?
- Хорошо, еду!
  Калинин встал из-за стола и, глядя на гостя, сказал, что его требует к себе Иосиф Виссарионович.
- Вам, Кирилл Афанасьевич, я желаю всего хорошего! А вашей жене, Евдокии Петровне, с которой я имел удовольствие беседовать по телефону, большой привет.
  Мерецков тоже встал.
- Михаил Иванович, спасибо вам за внимание к моей персоне. А уж вас я не подведу!..
  По пути Мерецков заехал в Главпур к генералу Щербакову: член Военного совета генерал Штыков просил его взять в Главпуре бланки партбилетов. Во время боёв в партию приняли немало бойцов, а партбилеты им всё ещё не вручили, сетовал он.
Едва Мерецков вошёл в кабинет начальника Главпура, как тот, улыбаясь, пошел к нему навстречу.
- Наконец-то и маршал ко мне пожаловал! - воскликнул он. - Надо же такому случиться, все меня обскакали, вот и ты, Кирилл, стал маршалом, а я всё ещё хожу в генералах, - шутливо констатировал Щербаков.
  Александра Сергеевича, секретаря МК и МГК ВКП(б), Мерецков узнал ещё до войны. Будучи заместителем начальника Генштаба, не раз бывал у него по самым различным вопросам. А ещё раньше, когда Мерецков командовал войсками Ленинградского военного округа, Щербаков приезжал к Жданову и попутно к нему. Вместе они отобедали на даче, а затем с ветерком прокатились на катере по Неве.
- Завидую я тебе, Кирилл, ты до мозга костей человек военный и в этом деле здорово смыслишь, - говорил ему Щербаков. - Я тоже хотел быть военным, но стал политиком. Видно, не судьба...
  В кабинет, постучавшись, вошёл дежурный по Главпуру. Он доложил Щербакову, что к нему прибыл писатель Алексей Сурков.
- Пусть войдёт! - Щербаков посмотрел на маршала. - Втроём выпьем у меня чаю. Как ты?
- С удовольствием! - Мерецков помолчал. - Вам член Военного совета генерал Штыков звонил?
- Дать вам бланки партбилетов? - уточнил Щербаков. - Звонил. Бланки возьмёшь у дежурного, я распоряжусь...
  Алексей Сурков робко вошёл в кабинет начальника Главпура.
- Я не знал, что у вас находится маршал Мерецков, - смутился Сурков.
- А что бы вы сделали? - усмехнулся Кирилл Афанасьевич, любивший стихи поэта. - Написали бы в мою честь поэму?
- Мог бы и написать, если бы потребовалось, - улыбнулся Сурков.
- Мы с ним побратимы, Кирилл, - кивнул на гостя Александр Сергеевич. - Вместе учились в Институте красной профессуры, правда, в тридцать втором я заканчивал учёбу, а он пришёл на первый курс. Но слава у него крылатая. Кто меня знает? - весело продолжал Щербаков. - Красная Армия знает как начальника Главпура, и всё. А стихи Суркова знает вся страна, да и за рубежом у Алексея Александровича есть немало поклонников его таланта.
  Сурков по-мальчишески зарделся:
- Вы, хватили через край! Сейчас у нас поэтов, пожалуй, больше, чем хороших стихов.
- А вы не забыли, Алексей, что были у меня в штабе фронта во время финской войны? - спросил его Мерецков. - Помните, мы ходили с вами на передний край?
- Мне тогда пуля прошила дырку на рукаве, - смутился Сурков. - Вы сказали, чтобы я спустился в блиндаж, а я остался стоять на бруствере и едва не поплатился жизнью.
- Когда вы написали стихи "Бьётся в тесной печурке огонь..."? - спросил Мерецков.
- Под Москвой в сорок первом шли тяжёлые бои, - начал Сурков. - Я, в то время корреспондент газеты Западного фронта "Красноармейская правда", был в дивизии генерала Белобородова, она прославилась в боях за Истру. "Кто особо у вас отличился?" - спросил я комдива. Белобородов назвал мне сапёра. Встретился я с ним на переднем крае во время затишья. Родом парень был с Украины, из-под Харькова. Мы долго беседовали, потом я написал очерк. На другой день пожелал, чтобы очерк прочёл сапёр во избежание ошибок, а моего Фёдора - так звали сапёра - уже не стало... Надо было сделать проход на вражеском минном поле, Фёдор разоружил пять мин, а шестая взорвалась. Погиб парень... Меня это здорово потрясло. Я написал стихи, а мой друг композитор Листов сочинил на них музыку. Так родилась песня "В землянке".
- Очень меня волнует эта песня, - признался Мерецков. - Нет, словами это не передашь...
- У каждого на войне своя судьба, но у нас один враг, и скорее бы уж разбить его, - промолвил генерал Щербаков. Он взглянул на Суркова. - Ты принёс стихи? Давай их...
- Прочтите, Александр Сергеевич и, если они вам понравятся, я хотел бы издать их отдельной книгой.
- Всё, что надо, сделаю, - заверил поэта Щербаков.

  На четвёртый день после соответствующих экспертиз, в Мызе Кумна хоронили трагически погибших майора Чернова и капитана НКВД Валентина Гераленко. Хоронили с почестями, подобающими погибшим героям войны. Присутствовали все члены штаба дивизии войск специального назначения, мотострелковый полк в полном составе, кроме одной роты, уже успевшей к этому моменту перебазироваться в Ригу. Алексей, как и любой нормальный человек в подобных обстоятельствах, не мог поверить случившемуся. Валентин для него был по-прежнему живой. Деев стоял рядом со своей женой Ольгой и держался за её плечи, будто опору потерял. Она была одета уже по осеннему в тёплую шинель и пилотку со знаком отличия в виде значка мотострелков. Скользнув по ней случайным взглядом, Антонов заметил, что Ольга сегодня слишком бледная. Он вернулся к ней глазами и понял, что это не та бледность, которая бывает у скорбящих людей, она совсем иного рода, искусственная. Когда уже стали после орудийного залпа потихоньку расходиться с воинского кладбища, генерал, будто случайно прошёл мимо Алексея с женой. Так и есть, профессиональный взгляд не обманул. Ольга пыталась замазать пудрой свои синяки и перестаралась. Они всё-равно заметно и предательски выделялись на скулах и подбородке, к тому же и под ухом была яркая ссадина. Антонов удивлённо повёл бровью. Что это? Неужели Алексей её так неудачно за что-то приложил? Непохоже это было на Деева.
  Когда приехали в Лохнееми, генерал вызвал Ольгу к себе, закрыл за собой дверь кабинета, и лишь она вошла туда, подошёл к ней вплотную и повернул рукой её голову к себе за подбородок, внимательно рассмотрел и спросил:
- Что с лицом? - на его короткий вопрос Ольга вздрогнула, но промолчала.
  Но Антонов был человеком, который не привык к отказам и его резкость иногда возмущала многих, но все признавали, что даже в этом он был очень последователен.
- Мне провести служебное расследование? - резко спросил он.
- Нет, не надо ничего... Я, просто неудачно упала с велосипеда Сашки Глушкова, когда ездила в первую роту по вашему приказу. Не приехал связист и я сама решила... Взяла у Глушкова велосипед и свалилась там у школы. Грязь и было очень скользко, - при своём объяснении ситуации она ни разу не посмотрела Антонову в глаза, что там в глаза - головы не подняла от пола.
  Он сложил руки на груди и строго произнёс:
- А врать-то ты ещё не научилась, Ольга! Это Алексей тебя?.. - и он указал рукой на её синяки.
  Она отрицательно замотала головой, потому что голос мог бы выдать волнение. Антонов прошёл к двери кабинета, резко её распахнул и крикнул дежурному: - Глушкова ко мне, позовите, срочно!
  Ольга снова вздрогнула и отвернулась лицом к стене.
  Когда Сашка вошёл Антонов сказал ему с улыбкой:
- Не даёт мне покоя твой велосипед, Саша! - и указал кивком головы на Ольгу, стоявшую в той же позе у стены. - Ну, что на самом деле у вас произошло?
Глушков растерялся, он был застигнут врасплох и разыграть своё удивление вопросом Антонова не сумел, он приоткрыл рот, но слова застряли в горле, потому что он по-мальчишески боялся генерала. Он робко и тихонько ответил:
- Дал велосипед, а она поехала в первую роту и с него упала...
- И ты врать не умеешь, это хорошо, не будешь большим нахалом. Но честно ответить ты мне, всё-таки должен. Раз вы таким образом договорились отвечать, значит тебе известно, где Ольга получила свои увечья, - Антонов внимательно посмотрел на парня и тот дрогнул.
- Я не могу всего рассказать, это очень личное и, к тому же, не меня касается, - ответил Сашка. - Спросите у польки Гражины, она объяснит, если захочет. Из-за неё всё...
  Антонов был слегка озадачен таким ответом, но отступать в расследовании не спешил. Генерал снова позвал дежурного и, когда тот подошёл к кабинету попросил: - Вот что, вызови ко мне сейчас же польскую медсестру из санитарной роты, Гражину Новаковскую, и побыстрее.

  Как только Новаковска вошла в кабинет, она сходу всё поняла и готова была отвечать очень откровенно, потому что не хотела, чтобы кто-то из-за неё понёс наказание.
- Они тут не при чём, не виноваты, - стала Гражина объяснять генералу ситуацию на ломаном русском языке. - Василий сам первый её ударил, там на насыпи, а когда она упала, он её, - она указала головой на Ольгу, - шлюхой обозвал и упомянул про какого-то немца из Пскова.
  Зрачки у Антонова расширялись всё больше и больше по мере объяснения этой медсестры.
- С чего всё началось? - спросил он, сурово взглянув на Новаковскую.
- Василий узнал, что я беременна и подмешал мне в столовой капли, специальные, - добавила она, - а когда понял, что они не сработали, то утащил меня тем же вечером, день назад, на песчаный откос и толкнул с него. Я упала, сильно ударилась, а он не давал Ольге подойти, чтобы помочь, хотел, чтобы мой ребёнок вышел из меня окончательно... Ольга шла мимо в первую роту и услышала мой крик. А потом она отпихнула его и стала меня поднимать, а он на неё и набросился.
- Дальше, я подошёл, и всё видел, - сказал Сашка. - Мы все трое подрались, но Ольге досталось больше всех, она первая заступаться полезла. У меня тоже, вон, царапина на шее, - и Сашка отогнув воротничок, продемонстрировал свою царапину.
  Антонов опустил глаза вниз и тяжело задышал:
- Вы служите в армии, это дивизия при чём специального назначения, а не бордель! - последние слова он уже выкрикнул. - Наглец!
  Он снова выскочил в коридор и попросил дежурного привести сюда Василия Мельникова в сопровождении конвоира.

  Василий отпираться не стал, как только понял, зачем его вызвал Антонов. Он честно признался в своей вине, рассказал и о своей привязанности к польке:
- Хотел жениться, но чтобы всё было с чистого листа, - заявил он генералу во время разговора в кабинете, - а она отказалась избавиться от ребёнка.
- И ты решил за неё, да? - Антонов гневно сверкал глазами. - А по какому праву, позволь тебя спросить, ты решаешь за мать о её ребёнке?
- Я люблю её...- ответил Василий и опустил голову.
- Не похоже. Так эгоистично не любят, или любят, но только себя! - после этих слов Антонов повернулся на каблуках к стоявшим тут остальным провинившимся. - Глушков, садись и пиши сейчас рапорт о недостойных и противоправных действиях со стороны Мельникова, повлекшие за собой известные последствия, а ты Ольга, опишешь всё в докладной записке на моё имя о происшествии, отметь там неуставные отношения с применением силы и нанесении тяжких увечий... Новаковска может идти!
  Гражина вышла, а Ольга и Глушков остались стоять на месте.
- Садитесь за стол и пишите, ну? - грозным голосом произнёс генерал.
- Я отказываюсь выполнять ваше распоряжение, не могу... Он мой товарищ, хоть и дурной, но мы вместе прошли не одну версту и побывали во многих переделках. А оступиться может всякий, мы все не святые, - вдруг неожиданно, даже для самого себя, возразил Глушков.
- Что-о? - переспросил изумлённый Антонов.
- Потом, это очень личное и не только нас касается... - снова заговорил Сашка, покраснел и потупил голову.
- Я тоже - отказываюсь, - тихим голосом сказала и Ольга.
- Так, ну молодцы! Хороши, нечего сказать!.. Он, ваш этот товарищ замечательный, одну женщину чуть не убил, а другую покалечил, а вы его выгораживаете?!
- Это, правда, очень личное!.. - произнесла Тихонова и тоже, как и Сашка, опустила глаза в пол.
- Ах, личное?! - Антонов прошёл через кабинет и рывком распахнул дверь настежь: - Во-о-о-н! - закричал он на весь коридор, наверное даже на улице было слышно. - Пошли все из кабинета, вон!.. Из дивизии - все вон, к чёртовой матери, самоуправцы!.. Это боевая единица, а не проходной двор! Чтобы к вечеру и духу вашего здесь не было!
  Всех троих, как ветром сдуло. Генерал с силой хлопнул дверью, закрывшись в кабинете, а потом снова на секунду выглянул в коридор:
- Дежурный! - крикнул он с порога, - Мельникова на десять суток под арест, в карцер... Выполнять!
  Когда к нему через полчаса вошёл Свидерский, генерал немного остыл.
- С чем пришёл-то? - задал вопрос Антонов и посмотрел на полковника так, будто и тот, в чём-то был виноват перед ним.
- Из Раквере сообщили, что нашли адрес места жительства родителей этого Олтера, можно выезжать, - ответил полковник.
- Так! - генерал поднялся из-за стола и направился к вешалке, снял шинель, а потом остановился у порога. - Вызови служебную машину и пусть подъедет к корпусу, где живут наши связисты и санитары, примерно через час.
- У вас тут, разборки какие-то? - спросил Свидерский. - Я слышал, что неприятная история произошла в санроте. Мельников одну из медсестёр к полковнику Дееву приревновал, ну и... по своему с ней разобрался. Верить?
- Не знаю, кому теперь верить... Но, если так, как ты слышал, то понятно - почему она ответила, что это очень личное - не хочет запачкать своего мужа. Благородно, конечно, но... - Антонов с шинелью в руках вышел из кабинета и прошёл к столу дежурного Голикова, который сегодня имел удовольствие наблюдать все стадии генеральского гнева. - Вот что, пиши распоряжение... Приказываю, медсестру санитарной роты Гражину Новаковскую перевести в Таллин в армейский госпиталь в распоряжение главврача Враговой Галины Сергеевны. Вот так - оно будет лучше!
  Свидерский лишь качнул головой и улыбнулся.

  Ольга была у связистов в приземистом бревенчатом доме. Она не работала, а дрожавшими руками складывала свои вещи, ожидая распоряжения генерала Антонова. Интересно, куда он отправит её из дивизии, в Таллин? А Глушкова? Его гнев не предвещал ничего хорошего и Тихонова ждала с минуты на минуту его звонка из штаба или письменного приказа относительно её судьбы. Она присела в волнении, когда вошёл офицер связи за донесениями для мотострелкового полка. Но он прошёл к столу, взял заготовленные для него депеши и, даже не взглянул на неё. Ольга в волнении стала перебирать ненужные бумаги, неожиданно на улице затормозила машина, громко скрипнув колёсами. Входная дверь жалобно запищала и по коридору в сторону их продолговатого и тёмного связного помещения затопали быстрые шаги. Через пару секунд на пороге выросла фигура Антонова. Он мигом нашёл Ольгу глазами, подскочил к ней и буквально схватил за шкирку, поднял с места, вытащил из-за стола и повёл на выход. Она от растерянности не успела даже взять с вешалки свою пилотку. На улице он отпустил её, взглянул на Ольгино испуганное лицо и приказал:
- Иди к себе, сними эту связную одежду, переоденься в форму спецвойск, сержант Тихонова, и жди нашу машину у своего общежития, примерно через полчаса... - он ещё раз окинул её строгим взглядом. - И замажь чем-нибудь погуще свои синяки! Едем в Раквере.
  Она вопросительно на него посмотрела.
- О цели поездки, узнаешь в машине. Всё, выполнять! - и он широким шагом пошёл, не оборачиваясь, через двор к калитке.

  Тихонова прибежала к себе, как в лихорадке стала вытаскивать из чемодана коричневую гимнастёрку, снимать с себя выгоревшую тёмно-зелёную с чёрно-жёлтыми погонами. Она быстро переоделась, села за столик, поставила перед собой маленькое зеркальце и стала колдовать с разными кремами и пудрой.
  Время отведённое генералом на сборы пролетело быстро и вскоре с улицы резким звуком клаксона служебная машина подала свой неожиданный сигнал. Ольга подскочила на месте, а когда вышла и увидела у подъезда стоявшую "Эмку", постаралась взять себя в руки и твёрдым шагом, степенно подошла к открытой дверце. На заднем сиденье находился генерал, он показал ей на место рядом с собой, она села в машину и водитель, весёлый молодой парень, нажал на педаль газа.
- Нам ещё долго ехать, - произнёс Антонов, глядя в окно, - введу тебя в курс дела... Едем на переговоры в одно эстонское семейство. Они плохо знают русский язык, зато на немецком говорят, как на родном. Я через переводчика такие дела решать не хочу, и ты тут как раз будешь кстати. Хоть я и сам знаю немецкий, но в любой момент могу сорваться, а это не к чему... Войну заканчиваем, нервы на пределе, - уголки его губ дрогнули.
  Ольга внимательно на него посмотрела и спросила:
- Вы, ведь, меня не только для перевода туда везёте, так?
- Да, права, не только... Мне очень нужна такая, как ты. Я подумал и решил, что лучше будет, если с родителями этого Олтера будет разговаривать женщина. Ты самая подходящая для этого кандидатура: умна, осторожна, выдержана и можешь быстро направить разговор в нужное русло, - генерал отвернулся от окна и, оценивающе, окинул Ольгу долгим взглядом.
  Она сидела зажатая и бледная, всё внутри ещё трепетало после сегодняшнего ожидания больших неприятностей. По спине пробежал холодок и Тихонова от волнения сжала кулаки.
- Что робеешь? Не стоит. В этих обстоятельствах должны робеть и пугаться наши враги. Ведь сегодня в моём кабинете, ты не очень-то испугалась, - Антонов впервые за сегодняшний день улыбнулся.
- Что вы, я очень большая трусиха... Всего боюсь, - робко призналась Ольга, опустив глаза.
- Да? Это, значит, ты со страху тогда во Пскове, перевербовала немецкого шпиона Каращенко? А потом, попав в этот город второй раз, со страху жила на квартире у немца Золингера, выправила себе документы с помощью другого немца, кстати, коменданта, и потом доставала для советского командования ценные сведения, да? От страха, значит, всё случилось? - при этих словах, он ещё раз улыбнулся. - В таком случай, на этот твой страх надо повесить орден "За боевые заслуги".
  Она всхлипнула и отрицательно замотала головой.
- Я не заслужила ничего ещё... И, правда, я большая трусиха, - упрямо повторила она.
  Антонов вздохнул, припомнив что-то своё, а потом стал рассказывать:
- В детстве я жил у деда, этакого бородатого донского казака с серьгой в левом ухе, что означало, он был единственным ребёнком в семье мужского пола, то есть наследник рода. Я рано остался без родителей и меня принял на воспитание этот умудрённый жизнью человек, побывавший на многих войнах и фронтах. Так вот, он не разрешал мне никогда плакать и жаловаться, потому что делал из меня мужчину, казака. А мне, иногда жутко как хотелось! Страхи были у мальчишки, как у всех в детстве, только дед всегда спрашивал, чего конкретно я боюсь, а мне и ответить то было нечего. Вот видишь, говорил он, ты даже не знаешь, что такое по-настоящему испугаться, не знаешь, что такое страх, а боишься ты только самого себя, потому что, не знаешь ещё чего надо в жизни бояться!
  Ольга внимательно слушала генерала и не могла, почему-то, представить Антонова маленьким. Он, видимо, уловил это её настроение и, положив ей руку на плечо, продолжал:
- Мой дед всегда говорил, что в жизни надо бояться только двух вещей - Бога и греха! Всё остальное - не имеет для человека никакого значения, потому что для вечности оно ничто. Дед был очень набожным, верующим человеком. Видимо, это и помогало ему жить и занять такую позицию... Вот и твои страхи, не больше чем блеф, излишние фантазии. Подчиняться кому-то, хотя бы по службе - это не значит бояться, поняла?
  Ольга кивнула.
- Вот и в Раквере приедем, будь смелее, не бойся никого... А меня, тем более! - добавил он в конце, шепнув ей на самое ухо.
  Оставшееся время в пути после этого короткого, но такого нужного для Ольги разговора, Антонов посвятил своим чётким указаниям и объяснением ситуации, в которой Ольге отводилась определённая роль. Она слушала, запоминала и старалась прикинуть на себя уготованную ей роль.
  Когда приехали на место, рядом с подъездом нужного им дома уже стояла машина генерала Быстрова, начальника оперативного Управления города Таллина. Он ждал приезда Антонова. Все собрались вместе перед важными событиями и стали ещё раз обсуждать и прорабатывать все детали, пока не вошли в дом.
- У нас разные варианты были, - говорил Быстров, - я сразу посоветовал подготовиться к беседе с отцом Олтера, убедить его, чтобы тот склонил сына явиться в советские органы с повинной. И надо это делать побыстрее, пока Якоб Олтер и его группа ещё не успели совершить тяжких преступлений.
- И мнения ваших офицеров разделились? - переспросил Антонов.
- Да. Одни с моими доводами согласились, а другие доказывали, что это ничего не даст. Отец не скажет, где находится сын. Скорее, он пожертвует собой, но не выдаст... - ответил Быстров.
- Вот, мы это сейчас и проверим. Ну, пошли! - Антонов уверенной походкой двинулся к подъезду.
  Генерал тоже взвешивал все обстоятельства, но во внимание было принято, что Олтер-старший был честный интеллигент, труженик, о нём немало узнали чекисты, пока работали над поисками родни Якоба Олтера. Должен же он понять, что чекисты не только ловят преступников, но и помогают встать на честный путь тем, кто оступился или был обманут. И вот они приехали сюда на окраину города Раквере, где в небольшом особняке жили инженер-строитель Михкель Олтер с женой.
- Сперва пойдёт туда майор Евтюхин, он рассудительный и хладнокровный человек, вместе с вашей девушкой, а потом - уже все остальные, если будет такая необходимость, - распорядился Быстров перед самым входом в особняк.
  Евтюхин и Ольга Тихонова пошли на встречу с родителями Олтера первыми и вскоре в небольшой комнате с опущенными бархатными шторами, завязалась содержательная беседа.
- Вы, должно быть, радовались, что война идёт к концу, а иначе не может быть, - медленно произнося слова на немецком, говорила Ольга, встав к столу напротив Олтера-старшего.
  Она начала эту беседу, после того, как представились по форме они с Евтюхиным и объяснили цель своего визита в этот дом.
- В то же время, как замечали ваши соседи, вы были чем-то обеспокоены, - продолжала Ольга. - Я догадываюсь, что вы волновались за судьбу вашего единственного сына Якоба, состоящего на службе у немецко-фашистских захватчиков. Так?
  Олтер-старший молчал.
- Можете не отвечать, ответ написан у вас на лице... Нам известно, что перед наступлением советских войск он на несколько часов заходил к вам. На этом ваши связи обрывались, - Ольга твёрдым голосом произносила свой монолог, не дожидаясь ответа и подошла к Олтеру ещё ближе, она склонилась к нему и прямо в лицо, продолжала: - Принятые нами меры розыска никаких результатов не дали. Но, вы не можете быть этим довольны, так?
  Олтер-старший под её напором не выдержал, он встал с места и отошёл к окну, украдкой взглянув на свою жену, которая от ужаса распахнула глаза и готова была первая заговорить: - Мне нечего сказать! - его отчаянное восклицание выдало волнение.
- Группа, руководимая вашим сыном, нигде и ничем пока не проявила себя, - спокойно продолжала Ольга, не обратив внимания на его эмоции. - Но, как только, он начнёт активные действия совместно с террористами, которых натаскали фашисты и снабдили их оружием, вы понимаете, во что это обернётся для вашего парня? Понимаете, как родители, трагедию его судьбы?
- Я понимаю, - наконец выпалил Олтер, с гневом глядя на своих собеседников. - Но я заявляю категорически - вы не должны делать меня соучастником расправы над своим сыном и поступайте так, как требуют законы. А где находится Якоб, я не знаю.
- Иначе говоря, - Ольга хладнокровно окинула Олтера своим немигающим взглядом, - вы хотите, чтобы после его поимки соучастником расправы над ним стал генерал Антонов?
  Олтер-старший побледнел, а жена его вскрикнула от ужаса и прижала руки к груди.
- Вы же не сделаете этого? - вскрикнула женщина, а чего "этого", она не пояснила. - Ну, если он не совершит никаких тяжких преступлений и сдастся советским властям добровольно? Пожалуйста, только пожалуйста!.. - закричала она во весь голос.
- Прекратите истерику и дослушайте до конца! - прикрикнул на неё Евтюхин, а потом повернулся к Ольге, дав ей возможность говорить дальше.
- Я буду коротко, пора уже заканчивать, - Ольга подошла к сидевшей у стены на диване женщине, - если в ближайшие дни ваш сын не явится к властям, то генерал Антонов вынужден будет взять вас в заложники... Майор, пригласите сюда генерала!
  Олтеры переглянулись и мать Якоба вскочила со своего места, она подошла к мужу и ткнулась носом в его плечо.

  Антонов вошёл в комнату медленно, слегка опустив голову в накинутой на плечи шинели. Он остановился у порога и осмотрел стоявших, прижавшихся друг к другу Олтеров, долгим немигающим взглядом.
- Думаю, что этому семейству, будет о чём сегодня поразмышлять, - проговорил Евтюхин, глядя на генерала. - До них уже, что-то стало доходить.
  Антонов кивнул головой и низким голосом произнёс:
- Когда дойдёт до конца, желательно, чтобы это произошло в течении двух дней, вы с сыном придёте вот по этому адресу, - безапелляционно, в виде приказа произнёс генерал, и протянул Олтеру-старшему листок с адресом таллинского Оперативного Управления. - Это всё!
  Он резко развернулся и вышел из комнаты в коридор.
- Как вы понимаете, - добавила Ольга, - если вы не уложитесь в эти два дня, то вместо Таллина вашим сыном будут заниматься уже в Лохнееми. Генерал Антонов будет вынужден выдвинуть на уничтожение его группы, сформированной фашистами, свою оперативную бригаду. И тогда вашему Якобу уже никто не поможет.
  Они с Евтюхиным быстро спустились вниз вслед за генералом. Быстров подниматься в особняк отказался, он пригласил посетить штаб розыскной бригады, чтобы ознакомить Антонова с некоторыми разработками и дополнениями, которые уже были намечены ранее в их общей работе по розыску и обезвреживанию оставленных фашистами террористических групп на территории Эстонии.
  Хлопнули дверцы автомобилей, машины свернули с грунтовки на краю Раквере и поехали в сторону Таллина.

  Ровно через два дня отец и сын Олтеры явились в Таллин, где размещалась контрразведка фронта. Якоб Олтер выдал все адреса, пароли и явки своей группы, которая пока ещё не выходила на дело. Так без единого выстрела чекистам удалось задержать всю шпионскую группу. У них были изъяты пять ручных пулемётов, винтовки, автоматы, ручные гранаты, две рации.
"Якобу Олтеру и участникам группы, которые, не совершив тяжких преступлений, сдались советским властям добровольно, военный трибунал вынес условный приговор и оставил их на свободе." - из рассказа полковника в отставке Вишневецкого Г.Г. (Из документальной книги  "Особые отделы НГБ военных лет", Москва, Воениздат, 1979 год).

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.