Потомки королевы, отрывок 2

Следующее письмо от брата Катя получила лишь спустя полтора года.
«… спасибо за то, что пишешь и сообщаешь все новости из дома, сестра, прости, что долго не отвечал. Завтра уезжаю по поручению генерала в Хиву послом к хивинскому хану Мухаммед-Рахиму. Зная твою рассудительность, сестра, поручаю тебе, если не вер-нусь, успокоить наших родных, особенно матушку. Молись за меня, Катя, сестренка, все в руках Божьих»
Хивинский Мухаммад Рахим-хан был крайне недоволен высадкой русских войск на берегу Каспия в Красноводске. Военный губернатор уже дважды отправлял в Хиву по-слов, желая успокоить хана и уверить, что русское правительство не имеет намерения по-кушаться на независимость ханства, а действует исключительно с целью проложить но-вые торговые пути. Однако ни одно и посольств не вернулось, хивинский хан велел пере-дать, что послы задержаны, как заложники. Об этом Василий, разумеется, сестре писать не стал.

Ни один человек, не знающий расположения колодцев на их пути, не смог бы до-браться до Хивы. Василия и сопровождавшего его солдата Кузьму вел армянин Мурад, невысокий шустрый человечек с почерневшей от постоянного пребывания под солнцем кожей и напоминающими спелые сливы глазами. Он имел обыкновение, когда верблюды их приближались к очередному колодцу, креститься и говорить:
– Один Бог знает, есть ли там теперь вода, – тон его при этом был совершенно спо-коен, даже равнодушен, а Василия и Кузьму от его слов невольно бросало в дрожь .
Наконец после долгого путешествия среди безжизненных песков перед ними рай-ским садом предстало Хивинское ханство. Река Амударья, из которой прорыто было множество канав, питала землю, позволяя дехканам выращивать хлеб, фрукты и хлопча-тую бумагу, по дорогам катили арбы, груженые товаром, важно вышагивали верблюды. Едва они вступили в Хиву, как смуглый человек при виде Василия и Кузьмы, одетых в русскую военную форму, приблизился к ним и низко поклонился:
– Здравия желаю, ваше благородие.
– Ты русский? – поразился Василий, разглядев висевший на груди у человека по-темневший от пота и грязи деревянный крестик.
– Так точно, ваше благородие, – он зашагал рядом с ними, – уже двадцать лет здесь живу.
Проводник Мурад пояснил:
– Здесь много русских, ваше благородие. Кого из степей привозят, кого с Каспия, кого хивинцы у киргизов покупают.
– Покупают? – возмущенно воскликнул Василий и вновь посмотрел на смуглого человека. – Так ты раб?
– Раб, – равнодушно подтвердил тот, – здесь много русских рабов. Персиян тоже много, есть татары. На полях работаем и по хозяйству.
– Да как же вы терпите такое? Неужто даже бежать не пытаетесь?
Русский развел руками.
– Куда бежать, ваше благородие? Кругом пески. На первых порах тяжело, конечно, что храма православного нигде нет, потом привыкаешь. Хивинцы не злые, крест разре-шают носить, жену мне дали, детишки уже дома кучей бегают. Я здесь и хозяйством сво-им обзавелся. Вас ведь русский генерал к хану прислал, ваше благородие? Так, может, остановитесь у меня? Дом большой, жена у меня хорошо готовит, русские блины научи-лась печь. Дорого я не возьму, ваше благородие.
– А что, Гасан дело говорит, ваше благородие, – одобрительно воскликнул Мурад.
– Гасан?
– Григорием крестили, – объяснил смуглый русский, – а здесь Гасаном зовут. Ну, я не обижаюсь, где ж им мое имя выговорить, Гасан и Гасан. Так вы подумайте, ваше бла-городие! У меня устроитесь не хуже, чем остальные ваши послы.
– Остальные? – Василий был сбит с толку. – Ты о ком говоришь?
– Которых прежде русский генерал присылал.
Видя замешательство своего офицера, вмешался Кузьма, прежде молчавший и внимательно вслушивающийся в разговор:
– Это ты про их благородия Еропкина и Завалишина говоришь? – строго спросил он, и смуглый радостно закивал:
– Они, они!
Штабс-капитан Еропкин и полковник Завалишин, неплохо владеющие местным наречием, были теми самыми послами, которых генерал-губернатор отправил в Хиву для переговоров и которые, как считалось, сгинули в неизвестности. Василий переглянулся с солдатом и перевел недоумевающий взгляд на смуглого:
– Так они живы-здоровы? Не в зиндане?
– В зиндане?! – Гасан-Григорий даже руками всплеснул от возмущения. – Их бла-городия по домам живут, хан Рахим велел с ними хорошо обращаться, им даже баб при-слали из рабынь, по-ихнему хатын.
От слов его Василию стало неловко – полковник Завалишин считался примерным семьянином и имел многочисленное потомство. После того, как его след затерялся в Хи-ве, многие в полку жалели его жену и осиротевших детей, даже организовали подписку в их пользу.
– Ты врешь! – неуверенно проговорил он, поскольку больше ничего ему на ум не пришло. – Будь они свободны, давно вернулись бы или хоть весть послали.
Гасан снисходительно усмехнулся.
– Отсюда против воли хана никому не уйти и весть не послать, ваше благородие, сразу догонят. Все равно, что несвободен. Но живется им неплохо, и у меня вам будет не хуже, ваше благородие. Дорого я за постой не возьму, дешевле нигде не найдете.
– Иди пока и дожидайся, – велел ему проводник Мурад, – их благородие еще у ха-на не были.
Гасан отстал, но продолжал плестись сзади. Наконец вдали показался дворцовый комплекс, напоминающий четырехугольник неправильной формы.
– Таш-Хаули (главный дворец хивинских ханов), – указав на него, проговорил Мурад, – дальше вы сами найдете дорогу, ваше благородие, мне приказано было только вас дове-сти и за верблюдами присмотреть. Вход у западной стены.
Спустя десять минут Василий и Кузьма приблизились к западной стене. Стражни-ки у ворот с непроницаемыми лицами разглядывали стоящих перед ними русских.
– Послы к великому Мухаммед Рахим-хану, – вытащив из-за пазухи свернутое по-слание и слегка помахав им, громко и торжественно провозгласил Василий.
В мехмонхоне (гостиная для приема послов) им пришлось ждать. Пока они ожидали, Василий любовался дивной мозаикой и рассматривал возвышение для юрты посреди дво-ра, а Кузьма со знанием дела разглядывал стены.
– Толстые, ваше благородие, – вполголоса заметил он, – ядра вряд ли пробьют.
Хан Рахим оказался молод, не старше двадцати пяти лет. Прочитав послание гене-рала Кауфмана, он раздраженно проговорил:
– Русский генерал должен был уже понять: я не стану с ним разговаривать, только с Белым царем. Если Белый царь хочет войны, пусть приходит, и пусть Создатель решит, кому даровать победу. Русские уже приходили в Хиву, но ушли ни с чем. Об этом я напи-сал Белому царю, но еще не получил ответа.
– Великий Мухаммад Рахим-хан должен понимать, – с поклоном отвечал Василий, – что Россия не желает войны, ей не нужны земли Хивы, но если подданные великого ха-на не прекратят нападения на приграничные русские земли, то генерал Кауфман вынуж-ден будет прибегнуть к силе для их усмирения. И именно с ним благородному хану при-дется разговаривать, ибо государь наделил его неограниченной властью.
– Если Россия не хочет войны, почему русские заняли земли на берегу Каспия и строят там военные укрепления? Где видано, что один государь, желая мира, строит во-енное укрепление на границе другого государства?! – крикнул хан, и окружающие его согласно закивали головами.
Направляясь в Хиву, Василий тщательно изучил историю Хивинского ханства, имена всех предшественников Рахима и их родственные связи. Подобных возражений ха-на он ожидал и теперь, вновь поклонившись, начал заранее подготовленную речь:
– Генерал Кауфман уже сообщал великому хану, что укрепления на берегу Каспия в Красноводске возводятся не для войны, а для склада товаров, перевозимых из Астрахани и с Кавказа, и для защиты купеческих караванов. Развитие торговли выгодно как для Хи-вы, так и для России. Торговля с Россией принесла дяде благородного хана Аллакули-хану несметные богатства, позволившие построить сей прекрасный дворец, – Василий обвел рукой вокруг себя. – И разве не в войне с дикими ордами кочевников погиб Абдул-ла-хан? Разве не в результате беспорядков злоумышленник сумел убить Кутлуг Мурад-хана? Отец высокочтимого хана Саид-Мухаммад-хан железной рукой усмирил кочевни-ков, навел порядок в государстве, жил в мире и торговал с Россией, при нем опять начался расцвет. Почему же благородный и мудрый Мухаммад Рахим-хан поощряет разбойников, совершающих набеги на русские владения? Почему противится развитию торговых пу-тей?
Знание тюркского наречия позволило ему излагать свои мысли свободно и изящ-ным слогом. Хан это оценил. Он сам был образованным человеком, писал стихи и музы-ку, собрал огромную библиотеку.
– Где ты изучал наш язык, посол?
– В Москве, великий хан, в Лазаревском институте восточных языков. Нам препо-давали не только языки, но историю и литературу Востока.
– Так ты умеешь писать и читать на нашем языке?
– Умею, – Василий улыбнулся.
– Какие еще языки ты знаешь?
– Французский, немецкий, английский и итальянский. Знаю и армянскую грамоту.
– Великолепно! – хан в восторге вскочил на ноги и зашагал по двору. – Я стрем-люсь собрать как можно больше книг со всего света и перевести их на мой язык, мечтаю организовать в Хиве печатное дело. Если согласишься на меня работать, я вознагражу те-бя достойно твоему уму и способностям.
– У меня нет слов, чтобы выразить благодарность великому хану, – дипломатично ответил Василий, – ибо подобное занятие всегда было мне по сердцу. Я готов поступить на службу к благородному Мухаммад Рахим-хану, как только мой долг перед собствен-ным отечеством будет выполнен.
Рассмеявшись, Рахим-хан покачал головой.
– Ты умен и находчив, – одобрительно сказал он, – пока я желаю, чтобы ты был гостем в моем дворце. Увидишь мою библиотеку, бесценные рукописи. Тебе знакомы имена Бабур и Алишер Навои?
Василий решил, что это, в конце концов, не самый худший вариант. Припомнив отрывок из Навои, он процитировал:
«Встречай вином и вечер, и восход,
Лишь кабачок – спасенье от невзгод»
Хан принял это за намек и расхохотался.
– Ты прав, друг, я позабыл обязанности хозяина. Аллах не накажет меня строго, если сегодня в честь гостя в моем дворце будет пениться вино, – неожиданно он хитро прищурился, – а поэт Фируз тебе знаком?
Василий добросовестно порылся в памяти.
– Нет, благородный хан.
Не удержавшись, Рахим-хан похвастался:
– Это я. Ты будешь первым из неверных, кто услышит мои газели. Напиши письмо своему генералу, сообщи, что пока еще я думаю над его предложением, а ты ждешь отве-та. Письмо доставят.
– Наверное, мне остается лишь поблагодарить великого и мудрого хана и поко-риться, – с достоинством ответил Василий.
Ему и вправду ничего больше не оставалось. Лишь в первой половине мая он полу-чил наконец милостивое разрешение покинуть Хиву. Вместе с ним возвращались Ероп-кин и Завалишин – Рахим-хан заявил, что они ему больше не нужны. По просьбе Василия он отпустил с ним также несколько пожелавших вернуться в Россию русских рабов, уплатив их хозяевам из своей личной казны. Однако дружелюбие хана по отношению к Василию не распространялось на генерал-губернатора Кауфмана – Василий вез послед-нему короткий и довольно нелюбезный ответ: Хива не боится вступить в противоборство с Россией, а Великий Судия всех земных судей даст победу тому, кому пожелает.
Когда перед ними вновь раскинулись сады Ташкента, полковник Завалишин, сде-лав над собой усилие, смущенно обратился к Василию и Еропкину:
– Господа, я…гм… хотел бы попросить вас не разглашать… гм… некоторые по-дробности моего…гм… так сказать, пребывания в Хиве. Вы, господин Еропкин, холосты, вам простительно, а я человек семейный, и мне не хотелось бы… Сами знаете – сплетни у нас бегут быстрей, чем телеграф.
Он багрово покраснел, и они немедленно дали честное слово никому не разгла-шать подробности жизни полковника в хивинском плену.