Войнич против Войнич. Часть 2. Глава 13

                13

                В церкви Иль-Джезу


   Они договорились встретиться с Тромболези на их старом месте возле фонтана Треви.  Когда утром Алекс ему позвонил, то Джанни ни о чем его не спрашивал, а просто ответил, что будет ровно в девять. Бесси и не подозревал, что Тромболези - такая ранняя пташка. Зато точно знал, что Джанни - фанат своей журналистской профессии, особенно таких вот рискованных расследований. Алекс не сомневался, что его итальянский коллега уже взялся за расследование убийства профессора Кудичини. Журналистского расследования. И он чувствовал, что Бесси ему многое расскажет. Фанат фаната поймет без адвоката.

  Журналисты уединились в самом укромном уголке кафе. Они заказали себе настоящий итальянский экспрессо с его бархатистой плотной пенкой с золотистым отливом, покрывающей всю поверхность кофе в чашке, с его мягким ароматом, заполняющий все вокруг и заставляющий забыть обо всем, кроме их предстоящего разговора.  Джанни, как всегда, заказал себе для тонуса еще бокал граппы. От двойной порции, предложенной Алексом, он, криво усмехнувшись, отказался. Как-нибудь в другой раз, Алекс.

  Неторопливо Бесси стал ему рассказывать о произошедшем с ним на яхте в Сен-Тропе, об убийстве Антонио Борелли, а потом и его последней жены, о некоторых персонажах того громкого убийства. Затем Алекс плавно перешел о странном приглашении на выставку сюда, в Рим, устроенного ему профессором Кудичини, правда теперь уже покойным. Он рассказал Тромболези о совместной поездке с профессором на виллу Мондрогоне. Потом он максимально точно постарался воспроизвести рассказ профессора о его встрече с таинственным лжеВойничем и о всем, что последовало после этого.

- Получается, профессор Кудичини не хотел общаться с полицией по поводу убийства Теда Войнича и пропаже доктора Гамби, - задумчиво произнес Тромболези.
- Именно так, Джанни, словно чувствовал, как все это может для него плохо закончиться, - подтвердил Алекс.
- Значит, убитый во Фраскати, якобы Тед Войнич, на самом деле - доктор Гамби из ядерного института. А мне инспектор Бинетти ничего об этом не сказал.
- Может еще не успел, а может просто не захотел. Тебе лучше знать свою итальянскую полицию, Джанни.
- Полиция, Алекс, везде одинакова, для них – главное, чтобы ничего лишнего не попало в прессу. А лишнее - это как раз то, что не устраивает твое начальство. Значит, ты хочешь, чтобы я узнал об этом Теде Войниче все: как приехал в Италию, круг общения, куда пропал?
- Да, Джанни, еще бы хорошо было бы узнать, передавал ли он какие-нибудь страницы древней рукописи для экспертизы в институт ядерной физики. Если доктор Гамби и проводил какую-то экспертизу, то ведь не у себя же дома на кухне?
-  Насколько я знаю, Алекс, у института ядерной физике во Фраскати есть несколько лабораторий, находящихся в разных местах города. Так что, уровень секретности может быть и не такой строгий, как ты себе представляешь. Но все равно, провести такой анализ незаметно, я бы сказал приватно, вряд ли получится. Хорошо, попробуем во всем разобраться. А у тебя, Алекс, какие планы на ближайшее время?
- Хочу сегодня устроить для себя экскурсию в церковь Иль-Джезу, Джанни.
- Ты разве там никогда не был? Или ты все же настаиваешь на иезуитском следе в этом странном деле?
- Да, еще хочу поближе познакомиться с доктором Чезаре Борелли.

  Незаметно промелькнуло время за разговором за столиком в кафе, Бесси пора было заглянуть на выставку. Друзья тепло попрощались и встали из-за столика, чтобы пока разойтись в разные стороны, в надежде встретиться здесь вновь. На столике так и остался стоять одинокий бокал граппы, к которому Джанни так ни разу и не прикоснулся.

  Церковь Иль-Джезу проектировалась еще в характерном для раннего римского барокко стиле, который позднее, после постановлений знаменитого Тридентского собора стали именовать - "стилем иезуитов" или "трентино". Того самого Собора, который запретил толковать Священное Писание вразрез с общим мнением Отцов Церкви. Собора, который утвердил концепцию целого ряда догматов: Священного Писания, Первородного греха, Божественной благодати, Евхаристии.

   Фасад церкви отличала строгая симметрия с двумя ярусами и с треугольным фронтоном в центре. Сама церковь была построена в соответствии с рекомендациями все того же Тридентского собора: с одним просторным нефом, большим куполом и пространством средокрестия, местом пересечения главного нефа и трансепта, образующих в плане крест и позволяющим прихожанам всё внимание сосредоточить на алтаре. Бесси, когда раньше бывал в Риме, уже неоднократно ее посещал и всегда при входе поднимал голову вверх, созерцая свод нефа с его живописной композицией под названием "Триумф имени Иисуса".  Там были изображены, возносящиеся в небеса праведники и низвергающиеся в ад грешники. Фигуры грешников, как бы выходят за свод нефа, они буквально падают вниз прямо на твою голову. Послание церковной композиции достаточно ясное и четкое: верные католики будут радостно вознесены на небеса, в то время как протестанты и другие еретики попадают в огонь Ада. И ты чувствуешь себя как бы вовлеченным в это невероятное действо.

   Сама церковь поражала богатством убранства и колоритом архитектурных решений - росписях, статуях, позолоченных рельефных орнаментах, разноцветных мраморах. Бесси всегда поражала проповедь иезуитстской умеренности и вот эта показная роскошь, которые ему внушили вовсе не Паскалевские стереотипы из "Письма к провинциалу", которые они изучали еще в Сорбонне, и в котором иезуиты трактовались, как беспринципные люди, которые могут оправдать любое свое поведение, если им это выгодно. Об этом они еще как-то спорили с Тромболези, правда за бутылкой граппы.

  И дальше Бесси все равно пошел не к алтарю, а к левому трансепту церкви, где находится капелла cвятого Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов, также богато украшенная серебром и драгоценными камнями, хрусталём и позолоченной бронзой.
Сама часовня, которой все так восхищаются сегодня, кажется, буквально расколотой какой-то необычайной внутренней силой. Две пары высоких составных колонн, увенчанных с обеих сторон ломаными арками, кажутся, как бы оттесненными внутренним духовным динамизмом от фигуры святого, возникающей в самом центре: на пьедестале из мрамора и позолоченной бронзы стоит монументальная статуя - святой Игнатий - основатель Общества Иисуса, которая как бы проецируется вперед во славу величественной ниши, украшенной панелями из позолоченной бронзы, лазурита и других драгоценных мраморов. Еще в капелле находится урна с прахом самого святого, а сама копия его статуи выполнена из серебра, ну хорошо хоть не из чистого золота.

     В самой церкви было довольно малолюдно, до вечерней мессы еще оставалось много времени, только одинокие прихожане или туристы почти бесшумно переговаривались и тихо молились. Бесси прошел дальше к квадратной ризнице, так называемой - la sacrectia, одной из самым больших и величественных в Риме. В самом вестибюле у входа в ризницу на потолке красовалась триграмма IHS в позолоченной лепнине на голубом фоне, стилизацией греческих и римских букв, являющихся аббревиатурой имени Иисуса, все как бы включено в лучистое солнце. Как средоточие преданности, сама триграмма появилась на официальной печати Общества еще до ее принятия, но с тех пор стала отличительным символом иезуитов. Как ни странно, но только сейчас Бесси вспомнил, где раньше видел подобную триграмму: на перстне одного очень важного человека, у которого он когда-то брал интервью в Марселе. Да, вспомнил только сейчас, и этим человеком был ни кто иной, как мультимиллионер Антонио Борелли. Получается, что тот все же состоял в ордене иезуитов и это не были пустые разговоры. Интересно, что он еще вспомнит тут в церкви Иль-Джезу, на что раньше просто не обращал никакого внимания?

    Из анте-ризницы или атриума, разделенного колоннами на два прохода, в древнюю ризницу Бесси прошел через резной каменный портал, носящий имя кардинала Одоардо Фарнезе. Ну что, Бесси, еще что-нибудь интересное вспомнил? Ладно, тогда идем дальше.

   В самом конце церкви слева от абсиды находилась капелла Мадонны с Младенцем - Capella della Madonna strada. Богородица изображена поясной с Младенцем на руках, которого она держит в левой руке, а правая открытая, была обращена к верующим. У нее коронованная голова, окруженная ореолом, прямой взгляд, и вся фигура окутана плащом золотого цвета. У Младенца голова, как бы с крестом и поза Пантократора или Вседержателя; его лицевой взгляд отмечен безмятежной строгостью; левой он держит книгу, а правую поднимает в жесте благословения. Весь образ иконы как бы вызывает типологию Матери-посредницы благодати, которая в то же время призывает уповать на Сына и ходатайствовать перед ним.

  Капелла Мадонны с Младенцем находилась как раз слева от абсиды, в которой находились две двери. Надо одной из них находился бюст какого-то святого иезуита Роберто Беллармино, а над дверью справа - бюст другого не менее какого-то святого иезуита Джузеппе Пигнателли. Но надо же такому было случиться, что две эти двери открылись практически одновременно. Через левую дверь в абсиду вошел какой-то пожилой священник, которого Бесси никогда раньше не видел. А вот через другую дверь в церковь вошел человек, которого Бесси очень хорошо знал.