Горькая чаша лекаря душ

Когда они познакомились, у Дарьи сразу заболела душа. Даже скорее засаднила. Да так остро и продолжительно, как с ней ещё ни разу не бывало. В первый день она пыталась её унять, наполняя светом, и вышагивая боль вдоль длинной лесопарковой зоны. Гадала, что за раны, которые не знала за собой, разбередила эта встреча.
А впечатление Тимур произвёл такое... Прямо скажем, меняющее для неё реальность. Как будто до этого она всю жизнь спала и во сне пыталась играть в любовь с плюшевыми мишками, зайками, волчатами, и тут вдруг увидела настоящего барса. Увы, не найти таких слов, которые пояснят или обоснуют это впечатление. Как невозможно для прозревшего объяснить оставшимся слепцами цвет заката. Но жизнь сразу разделилась на «до» и «после».
Если быть точным, граница прошла по той ночи, которую они проговорили взахлёб после первой «пары» занятий. Увы, Тимур был Дарье не пассией, а учителем самообороны и по совместительству учеником по английскому языку — этакий бартерный обмен, оставляющий отношения в необременённой товарной стоимостью услуг полудружеской, но всё же рабочей зоне. И это, пожалуй, к лучшему, ибо стальной блеск серых глаз заставлял опасаться его сильнее, чем притягивала «настоящесть». Только разговоры до утра не вписывались в эту парадигму. Вот после первого-то душа и засаднила, так что в поводе сомнений не было, а вот причина была непонятна.
Даша прошагала десять километров, сбив непривычные к долгой ходьбе ступни, прежде чем до неё наконец дошло, почему обычные способы не работали — это была не её боль, а его, Тимура. Убедилась она в этом простейшим образом: стала посылать любовь его душе, после чего мука наконец-то быстро притихла.
Их занятия продолжались, не пересекая дружеских границ, но после каждой встречи Даша вынуждена была поить душу Тимура любовью. Ей было не жалко, всё равно чувства давно пылились без дела. А предыдущая влюбчивость позволяла относиться к оным в духе царя Соломона: «И это пройдёт».
Но однажды в неизменной беседе за чаем после уроков, когда разговор вдруг неловким образом коснулся возможности более тесных отношений между ними, он с досадой обронил, вроде как намекая на свою тщательно скрываемую личную жизнь:
— Если бы ты знала...
Но кое-что Дарья знала. И сказала на этот раз:
— Я чувствую твою боль.
— У меня ничего не болит, — последовал, пожалуй, слишком возмущённый ответ, словно Тимура оскорбляло любое подозрение в слабости.
— А как же душа?
— Нет никакой души, это просто точка сборки...
Дарья никогда не пыталась исправлять чужую картину мира, ведь её разрушение чревато кризисом личности, а брать на себя такую ответственность она была не готова. К тому же личность всегда агрессивно защищается и держится за своё до последнего. И всё же не сдержалась:
— Ты просто выслал свою куда-то на Альдебаран. А она теперь приходит ко мне по ночам и просит утешения.
— Я не просил тебя ничего мне давать и брать на себя ничего моего, — резко ответил он.
Хороша благодарность, ничего не скажешь. Но:
— Я не выбирала, чувствовать её или нет. Это просто случилось. Знаешь, бывают такие близкие души... Ладно, что там у тебя есть? Дух? Вот на духовном плане сущности бывают настолько близкими, что не выстроить между ними забор, как ни старайся. И то, что ты не хочешь прожить свою боль — точнее, не готов, знаю! — не означает, что я смогу спокойно смотреть на страдания того, что я называю душой. Даже попроси ты меня об этом напрямую...
Тимур не попросил. Он уцепился за концепцию души и начал планомерно её разносить при помощи логики и каких-то авторитетов. Даше в споре с ним было не тягаться. К тому же, она по занятиям знала, что ему вообще бесполезно втолковывать что-либо в лоб — надо было дать время обдумать новую идею. Это не было минусом. Даже наоборот, придавало неповторимый шарм его «дикости», «настоящести». Даша порой завидовала, что, по сравнению с ним, позволила обществу посадить себя в клетку, постричь шерсть, спилить зубы, срезать когти и надеть ошейник. Но если Тимур отвергает само наличие души, то дело совсем плохо — это отрицание в кубе. А значит, остаётся лишь молча давать ей то, в чём она нуждается.
Их занятия и беседы продолжались где-то полгода. Душа к тому времени совсем перестала саднить, и однажды Дарья робко предложила той вернуться в тело Тимура, если он её примет. Барс не отказался. Он даже стал чуть мягче, и глаза из небесной стали зимы потеплели в голубую гамму летней лазури.
Разумеется, даже целительная любовь не проходит для дарящего даром. И Даша отчаянно мечтала о том, что Тимур потянется к ней уже не одной лишь душой, а сознанием. Но увы, в деле, судя по всему, была замешана другая женщина. Оставалось только гадать, как она реагировала на их ночные посиделки и знала ли о них вообще.
Так или иначе, однажды Тимур надолго пропал. А потом явился к ней снова сероглазым и неожиданно сказал:
— Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. И я сейчас не об английском...
Сомнений быть не могло: он говорил о возвращении души в тело. Как бы он ни называл это для себя. Такое ведь нельзя не почувствовать? Однако...
— Но я решил опять заморозиться. Так что прощай. Не забывай о тренировках.
Даша мысленно так и осталась сидеть с открытым ртом, хотя вслух пролепетала что-то вроде:
— Да-да, конечно. Тебе тоже спасибо за всё... — и, закрыв за ним дверь, бессильно рухнула на диван.
Блин, полгода работы псу под хвост! Ну как так? А главное почему?! Впрочем, каждый сам делает свой выбор, и сам несёт ответственность за своё будущее. Хотя пройдёт ещё пять лет, прежде чем Дарья перестанет задаваться вопросом, почему Тимур так поступил, и начнёт думать над тем, какое будущее куёт для себя она сама, без спроса, оглядки и возврата даря любовь душам, которые в оной нуждаются... Ведь он был далеко не первым! Просто самым ярким, по нарастающей. Не должна ли она была, если вообще могла, и почему, хоть раз отозваться на подобный зов своей души как-то иначе...
А потом Дарья стала свидетелем подобной истории со стороны. Одна из её подруг, тоже чувствительная к тонким материям, взялась спасать одного их общего приятеля от рака. По уверению подруги, только любовь обладает подобной целительной силой. Так что входила в процесс та вполне сознательно, а вот при его завершении «зацепилась» и стала по-женски страдать за выздоровевшим и отдалившимся от неё мужчиной. Выглядело это мучительно и постыдно. Даша пыталась напомнить подруге её собственные слова о том, что это всего лишь работа, но увы — та лишь обиделась и перестала с нею общаться.
Примерно в это же время через дальних общих знакомых пришла информация о том, что у Тимура наконец-то родился сын, которого он всегда хотел, но вечно что-то не складывалось с потенциальной мамой. Так Даше стало понятно, что её труды, скорее всего, отнюдь не пропали даром, просто плоды их предназначались не ей.
И тогда вспомнились ей мудрые слова: «Делай добро, и бросай его в воду». Она поняла, что, если её душа способна исцелять, проводя любовь, то в этом и состоит, в первую очередь, её собственное богатство. А человеческая благодарность — дело десятое. Ведь мы создаём свой личный мир и судьбу своими деяниями. И лучше уж жить в безответной любви, чем выть по-вольчи вместе с волками в волчьем мире. Особенно когда сам таковым не являешься.

(21-23 апреля 2023 г.)


Рецензии