Я буду ждать на темной стороне. Книга 3. Глава 34

— Чего вылупились? — фыркнул Новаковский, недоумевая с реакции одногруппников  на его появление и тут же подталкивая девочек к площадке для боулинга. —  Кто будет играть? Ну! Я зря что ли запланировал оплатить нашу игру на целый час вперед?

— Честно говоря, мы не надеялись тебя увидеть, — протянула Гольдштейн, сбрасывая со своего плеча его руку и тут же выпрямляясь.

Слегка попятившись, Егор скорчил недовольное выражение лица, и, надеясь первым начать запоздалую игру, подхватил со стойки шар.

— Сейчас я покажу, как надо правильно играть в боулинг, — бросил он, с ликующим видом взвешивая это орудие в воздухе. — Смотрите и повторяйте за мной! Берем эту штуковину вот так, размахиваемся ею и …

Внимательно следя за каждым движением не на шутку разошедшегося одногруппника, Драгомарецкий бросился повторить его рывок. Подхватить второй шар у него вполне получилось, а дальше… У него просто не хватило сил на то, чтобы размахнувшись им, бросить его вперед и тем самым сбить все кегли в конце.

Подхваченный им в порыве неумелого подражания пластиковый шар оказался слишком тяжелым для него; он едва успел вытащить оттуда пальцы, — в противном случае эта находка протащила бы его за собой прямо по полю за собой. 

— Будь внимательней! Повторять по десять раз я не буду, — сделал ему замечание Новаковский, становясь в стойку.

Остальные желающие последовали его совету. Кроме Мельчуцкой, отдавшей предпочтение посиделкам за столиком и потягиванию коктейля. В компании отсутствовали только Лисов, Сильвестр и Терехов. Причем двое последних не пришли из-за желания провести этот вечер в компании своих «вторых половинок». А вот чего не пришел Лисов, «забраковавший» двух бывших своих пассий, однако так и не добившийся взаимности третьей, оставалось только догадываться. Хотя скорее всего, он даже не получил никакого приглашения на данное мероприятие, ведь организатором вечера стала Мельчуцкая, затаившая на него обиду с того памятного момента, когда он на виду у всех размазал кусок именинного пирога по её плоской груди. Харитон также старался поражать ребятам, прислушиваясь к советам своего заядлого дружбана, но как ни старался он сконцентрироваться на проклятом шаре, чтобы как следует им размахнуться и забросить на поле, его внимание то и дело отвлекалось на разные мелочи, не имевших к боулингу никакого отношения.

Сделав шаг вперед, Егор выставил вперед свою руку и, продолжая удерживать на весу подхваченный со стойки шар, он бросил мимолетный взгляд на Балануцу, который не в состоянии определиться с траекторией броска, рисковал теперь повторить судьбу Драгомарецкого.

— Ты главное, успей вовремя высунуть пальцы, а то улетишь вслед за шаром, — на всякий случай предупредил его Новаковский, переводя взгляд на поле для боулинга, где на соседних участках давно шла игра, и только их компания никак не могли раскачаться, спотыкаясь и делая ошибки на ровном месте.

Он не мог постоянно давать одногруппникам советы, когда сам бывал в боулинг-клубах не часто, но с другой стороны, ему не очень-то хотелось потом искать с Зонтиновым Балануцу или Драгомарецкого, пытаясь раскопать этих двоих среди кучи сбитых кеглей.

— Мне твои советы не нужны. Я и сам разберусь, — отрезал Харитон, только больше раздражаясь, когда ему начинали наговаривать под руку. — «Отдохни» пока.

В зале боулинг-клуба царило бодрое настроение, довольно скоро передавшееся одногруппникам Евангелины и ей самой, однако мутно подозревая, что очень скоро в его жизни начнется новый этап, (причем возникшее с самого утра, это ощущение не отпускало его на протяжении всего дня), Егор ещё долго не мог избавиться от чувства испытываемой им тревоги. Поэтому едва наступил момент для совершения броска шара на расчерченное поле, осознавая всю ответственность этого момента для себя и тех, кто брал с него пример, все ещё находясь под впечатлением собственных мыслей, он вдруг выронил из рук этот злосчастный шар. Выскользнув из его ладоней, тот по инерции поскакал по отшлифованному полу, чудом не проломив его пластиковую поверхности, когда выскочив каким-то чудом на соседнюю площадку, с одного удара выбил все кегли соседа, только начавшего приноравливаться к броску.
 
— Егор, ты прям в десяточку! — насмешливо бросил ему Зонтинов, показывая растопыренную пятерню, как будто он и вправду одобрял его мнимую «победу».

Вот только принадлежала она совсем другому человеку. И как бы не сокрушался по этому поводу Новаковский, стремясь показать мастер-класс, в следующий раз он хорошо подумает, прежде чем опять подарить свои очки и, соответственно, победу посетителю с соседней площадки.

Выдохнув с облегчением, Егор провел тыльной стороной ладони по своему лбу. Первый блин получился комом, но свою победу он все-таки одержал, даже если той суждено было свершиться по  победе на поле соседа. Осталось лишь закрепить результат повторной попыткой, от которой зависело в дальнейшем, получится ли у него хорошо овладеть искусством этой игры или он так и останется в ней нубом, недалеко ушедшим по уровню развития от Драгомарецкого, который до сих пор не удосужился удержать в своих руках шар, не говоря уже о том, чтобы размахнувшись им изо всех сил, швырнуть его на поле.

Чего нельзя было сказать о Евангелине и Рамахеевой, которые за это время, пока парни выясняли между собой отношения, успели набрать столько очков, выбивая кегли одну за одной, что пытаясь теперь догнать их уровень и во многом их превзойти, для этого им следовало бы хорошенько постараться и больше не хлопать ушами. А пока что парни были не в состоянии настроить даже собственный глазомер, кидая шары куда попало, но только не на поле для боулинга.

Время шло и очень скоро вокруг их скромной компании начала собираться толпа зевак, у которых, в общем-то, тоже не особо ладилась игра, однако не желая становиться мишенью насмешек других зрителей, они не имели ничего против, чтобы просто постоять рядом и понаблюдать за чужой игрой, возведя в ранг клоунов Новаковского, Драгомарецкого и Балануцу, чьи попытки показать себя сегодня в этой сфере лучшими провалились. Как будто их кто-то «сглазил» и им надо было срочно ехать в какой-то глухой хутор к бабке-шептунье, чтобы та вылили воск на их неудачи.

Так уж получилось, что сегодня решительно все шло против них. И как не пытались парни взять себя в руки, чтобы стать у толпы объектами для подражания, а не насмешек, у них ничего не получалось.

Хватая со стойки шары, чтобы хоть как-то начать игру, Драгомарецкий продолжал ронять их один за одним если не себе на ноги, так на ноги соседям. Что же касается «косоглазого» Балануцы, то как ни целился тот шаром по кеглям, приземляясь на поле после его броска, тот неизменно попадал в боковую лунку, где дальше просто катился себе до конца площадки, не выбив за это время ни одной кегли. Чего нельзя было сказать о Новаковском.

Каким-то образом у него получалось выбивать кегли. Правда не на своем поле, а на чужом, добавляя очков соседям, в то время как его собственная игра медленно, но уверенно приближалась к катастрофе на фоне успеха девочек и Зонтинова. Те здорово насмеялись с этой тройки в тот вечер, не в состоянии остановиться. Особенно смешно было Евангелине и Гольдштейн. Те на все лады комментировали их неудавшуюся игру.

В принципе, Евангелина не могла вспомнить, когда она ещё так оглушительно смеялась, как сегодня. Все-таки как бы Лисов не пытался порой потешно вести себя в её глазах, но даже у него не всегда получалось рассмешить её до такой степени, как это удавалось Новаковскому, который даже не ставил сегодня перед собой подобной цели, сохраняя на протяжении всего вечера  пафосно-напряженное выражение лица. Только ему одному и паре-тройке его одногруппников сегодня было не до смеха, но кого это интересовало?!

Табло с суммой набранных ими за час игры очков показывало сплошные ноли, но уверенные, что у них все ещё было впереди, парни не теряли надежды наверстать упущенное, правда, слабо пока представляя себе, как у них получится это сделать со столь невероятным отрывом в игре от тех же соседей.

Наблюдая за безуспешными попытками этих ребят вернуть себе благосклонность Фортуны на фоне неплохих результатов девочек, Зонтинов тоже катался по полу от смеха, пока Драгомарецкий не соизволил снова замахнуться шаром, который тут же уронил с перепугу не на поле для боулинга, а на ногу хохочущему одногруппнику, тем самым вынудив его ненадолго заткнуться и прикусить свой язык.

Отмечая в уме один провал за другим, Егор уже не знал, что следовало ему предпринять ещё, дабы настроиться на победу, стараясь переплюнуть в этом деле Драгомарецкого. И когда очередная его попытка выбить кегли закончилась ничем, горестно вздохнув, он с трудом удерживался от желания швырнуть этот шар не на поле, а в зрителей. Хохотавший с него Зонтинов, к примеру, уже успел пострадать по вине Драгомарецкого, который ту же бросился к нему с извинениями, но был поздно. Все эти мощные броски по соседским площадкам, конечно, хорошо, но когда же они начнут выбивать кегли на собственном поле?!

 
Подхватывая очередной шар и заранее рассчитывая в уме траекторию его дальнейшего полета, Егор сделал ещё пару бросков, но как ни стремился он уйти от судьбы, беря на старте верное направление, где-то на середине пути каждый брошенный им шар то и дело устремлялся в сторону, пока в какой-то прекрасный момент один из них не попал прямо в табло, где заранее отображались набранные игроками очки. Каких-то пару секунд и эта штуковина оказалась вдребезги разнесенной; куча стекла посыпалась вниз.

На мгновение в зале воцарилась тишина. Чересчур впечатленный происходящим, народ не спешил подавать никаких звуков, глядя на то место, где ранее висело табло. Давненько посетителям этого клуба не приходилось лицезреть подобную картину. Кроме Новаковского, чья собственная жизнь представлялась сплошным недоразумением с редкими проблесками удачного стечения обстоятельств.

— Ты чего так разбушевался?! — покрутила пальцем у виска Гольдштейн, прислушиваясь к звону битого стекла, которое через пару минут бросилась сгребать метлой уборщица. — Или ты хочешь, ко всему прочему, заплатить штраф за испорченное имущество?! Новаковский, ты меня слышишь?

— Да я и сам не могу понять, что со мной сегодня происходит, — поскребши голову, озадаченно проронил тот. — Полчаса назад вроде нормально играл, а сейчас… Куда не кину этот проклятый шар, — он везде сеет одни разрушения.

Перестав на миг хохотать над его выкрутасами, Зонтнову даже добавить было нечего к тираде одногруппницы. Однако не привыкнув столь длительное быть объектом для насмешек, так просто мириться со своим провалом Егор не спешил. И стремясь вычеркнуть из головы детали произошедшего инцидента, чтобы взять реванш и тем самым перебить проигрыш, он вновь подхватил со стойки шар, который просился ему в руки. Правда стоило ему сделать ещё один замах, выпрямляя пальцы, как резко поменяв свою траекторию, шар приземлился прямо на стол, за которым сидели недавно вышедшие из тюрьмы «блатные».

Сказать, что Егор сильно разочаровался в себе и своих начинаниях, значит ничего не сказать. Однако смутно подозревая, что в этот раз он по-настоящему попал, и одним штрафом за испорченное имущество он вряд ли отделается, (как минимум, ему светили ещё и побои), быстро схватив ноги в руки, он начал судорожно размышлять над своими дальнейшими действиями, пока бритоголовые не ввязались в конфликт с их компанией, стремясь приструнить шумную молодежь, мешавшую отдыхать им в не совсем злачном месте. 
 
«Вот это «поиграли» в боулинг…» — промелькнуло в голове у остальных его одногруппников, также заранее прикидывающих, чем обернется для них этот поход в боулинг, если они вовремя не унесут отсюда ноги.

Сойдясь, таким образом, в одном мнении, ребята были вынуждены покинуть заведение, на полном ходу устремляясь в сторону выхода. И только одному Драгомарецкому подобный финал времяпровождения в боулинг-клубе пришелся по душе. Так как порядочно намучившись с шарами, которые ему никак не удавалось кинуть на поле, он был рад покинуть данное заведение, ни о чем не жалея и ни на что не жалуясь, кроме боли в позвоночнике.

Дальнейшую часть вечера компания провела в суши-баре, находившемся едва ли не на другом конце города. Но предпринятая ими авантюра того стоила. Рамахеева была в этом заведении не раз, расхваливая перед одногруппниками на все лады её кухню. Поэтому заранее польстившись на её замечание, и поверив на миг, что оно действительно так было, ребята выдвинулись туда, чтобы найти подтверждение её слов. И уверенные, что она их не обманула, вскоре стояли перед заветной дверью с яркой и завлекающей вывеской.

Очутившись внутри помещения, компания поискали взглядом свободный столик, и довольно быстро сориентировавшись в широком пространстве, они сделали выбор в пользу самого дальнего столика в углу, хотя свободных мест вокруг хватало. Видать настолько хваленым было место, что его не особо спешили посещать даже в выходной день.
Пока парни ходили узнавать стоимость здешних блюд, рассевшись за столом, девочки болтали, о чем попало, уделяя большое внимание личной жизни друг друга, пока не наступил черед делиться перед всеми своими откровениями Евангелине.

Устав держать все в секрете, она призналась им, что переспала в свой день рождение с Лисовым, в чьей квартире, собственно говоря, и пережила буран, когда оставшись у неё, те не переставали тревожиться о её судьбе, но и не особо паникуя по той причине, что рядом с ней был Лисов, который вряд ли бы оставил её наедине со стихией.   

— Но только с его пассией у меня что-то не заладилось, — сообщила она, когда бурные восклицания одногруппниц, адресованные её бурной личной жизни, слегка поутихли, и она была вынуждена добавить, что у них с Лисовым, в общем, все проходит не так гладко, как они это успели себе представить, умолчав о его предложении. — Караулит меня по всем углам, постоянно нападая с какими-то претензиями, то самому Лисову что-то постоянно надо от меня… Если бы вы только знали, как достала меня эта парочка!

Наигранно вздохнув после этих слов, она отвернулась к окну, за которым все таяло, а огромные сугробы превратились со временем в целые озера с талой водой. И словно спрашивая саму себя о том, не много ли она наговорила о своих отношениях с Лисовым, Евангелина была вынуждена прикусить свой язык, дав себе слово больше не распространяться на эту тему, как бы девочки не выпытывали у неё подробности, вплоть до постельных забав, но и это уже было слишком.

— Его наверное надо поцеловать как лягушку, чтобы он превратился в положительного персонажа наподобие принца из сказки. Попробовать, так сказать, его расколдовать и освободить от «злых чар», — пожав плечами, промолвила Рамахеева, вспоминая собственный опыт общения с парнями и сравнивая его с поведенческой линией Евангелины, в которой оставалось так много недосказанного.

— Увы, — развела она руками, отмечая про себя меткость такого сравнения. — Целую его, целую, а толку никакого. И, по-моему, его поведение от этого становится только хуже. Видать сильное попалось «заклятие»... С обратным эффектом.

О том, что после очередной их ссоры на фоне стычки с обезумевшей от ревности Эрикой он прислал ей на следующий день подарок в виде соболиной шубки, (как знак примирения), Евангелина предпочла тактично умолчать, дабы не настраивать против себя ещё и своих одногруппниц, которым вряд ли кто-то делал столь роскошные подарки. Но преследуя цель показать этому парню, что у него не получится купить её благосклонность подобным образом и добиться от неё положительного ответа на свое предложение, она все же была вынуждена вытащить его номер из черного списка и отправить ему сообщение с объяснением своего поступка. А он казалось только этого и ждал.

Во всяком случае теперь он мог спокойно звонить ей в любое время суток, присылая ей различного рода сообщения, когда вздумается, и когда у него будет настроение. Но здорово тогда всполошившись, он бросился опровергать все её опасения, намекая о противоположной подоплеке собственных намерений.

Сделав вид, что она ему почти поверила, отказываться от шубы Евангелина все-таки не стала, однако слабо себе представляя, где именно она будет её носить, поставила его в известность относительно своих планов, на что он тут же начал ей намекать о переезде к нему, либо на другую съемную квартиру, а её саму, так уж и быть, начнет забирать с занятий и завозить домой специально нанятый им водитель, чтобы ей не приходилось страдать в своем роскошном верхнем одеянии в салоне общественного транспорта.

Оставив его сообщение без ответа, в ту ночь Евангелина укладывалась спать, испытывая желание уступить его просьбе, но инстинктивно чувствуя, что с таких подарков он спросит с неё в дальнейшем по полной, она была, в общем-то, не прочь пойти у него на поводу, если все не зайдет слишком далеко. И это на фоне того, что она до сих пор не определилась, хотели ли она быть его женой или нет.

Иногда ей казалось, что она должна ответить ему взаимностью, несмотря на допущенные им ошибки в прошлом. Закрыть глаза на отельные его проступки и просто сказать «да», тем самым утерев нос Сильвестру и показать, что она тоже не так одинока, как ему кажется, и у неё имеются поклонники, готовые сделать её не просто своей любовницей, а ещё и женой. Это могло бы здорово ударить по его самооценке, (как она считала), но с другой стороны, разве он сам не поступил также мерзко по отношению к ней самой?!

Как будто понял, что она вряд ли ответит ему взаимностью, поэтому поспешил назло ей помолвиться с кузиной Зонтинова, которую едва знал. А возможно это была его месть за её пренебрежительное к нему отношение. В частности, его ответ на её тогдашний стремительный побег, когда занимаясь с ней любовью, он потребовал от неё значительно больше, чем он могла предоставить, не позволяя подобных вещей даже по отношению к Лисову.

Так что снова и снова возвращаясь к тем воспоминаниям, Евангелина не хотела, чтобы у неё с Лисовым получилось все также как и у Сильвестра с кузиной Зонтинова. Ей не хотелось зеркалить чужие отношения и отвечать взаимностью парню, чтобы со стороны её шаг не выглядел бы местью другому. Но сколько бы планов она не выстраивала, прокручивая в голове тот или иной вариант событий, её положительный ответ Лисову все равно принимал утонченную форму мести Сильвестру, и она ничего не могла с этим поделать.

Книга 3. Главв 35

http://proza.ru/2023/05/29/773