Что я узнал про поляков

    За всю жизнь я ни разу не встречал ни одного поляка, тем не менее Польша и её обитатели вызывают у меня давний и устойчивый интерес. Почему именно они, а не чехи, не болгары или, к примеру, черногорцы?  Понятия не имею. Правда, один из моих дедушек родился в Люблине, но об этом я узнал из Интернета всего лет пять назад, так что причина явно не в этом.

    Так или иначе, поляки меня интересуют  Не сказать, что я их люблю. Любить какой-то народ целиком вообще глупо; очень точно сказал Булат Окуджава: «Люблю не народ, а отдельных его представителей». Да и вообще «любовь» в данном контексте  слишком сильное слово. Моей бабушке Наде её отец Михаил Петрович Степанов говорил: «Любить надо папу, маму и ещё кого-нибудь».
    Может быть, впервые интерес к Польше пробудил во мне Стани;слав (обязательно с ударением на «и»)  Лем? С детства я увлекаюсь фантастикой, а Лем – один из лучших авторов в этом жанре (или, скорее, в этом виде литературы, потому что жанров в фантастике несколько). И не только в нём. Когда я был мальчишкой, у нас проездом из Куйбышева (ныне Самара) как-то остановился мой троюродный брат Володя Степанов. Мне точно не было тогда 14 лет, потому что мы ещё жили в Головинском посёлке возле одноименного  кладбища, а к моему четырнадцатому дню рождения уже переехали в Медевдково. У Володи, который был старше меня чуть ли на десять лет, была с собой «Сумма технологии» Лема. А так как он остановился у нас только переночевать, мне пришлось прочесть эту довольно толстую книгу за одну ночь. Не знаю, много ли я тогда в ней понял и сколько запомнил, но точно помню, как меня поразила мысль, что можно критиковать эволюцию!
    Однако большинство персонажей у Лема подчёркнуто космополитичны, разве что сойдут за поляков Йон Тихий или профессор Астрал Тарантога. Автобиографию Лема и книгу «Высокий замок», где он описывает своё детство во Львове, я прочёл уже в старости. Так что скорее ранним интересом к Польше я обязан Ежи Лецу, Стефании Гродзеньской, Янушу Осенке и другим польским юмористам. Ну и, разумеется, телевизионному кабачку «13 стульев» с его панами, пани и панёнками. Юморески в «Кабачке», правда, были подержанные, и задолго до того, как увидеть их на экране, я обычно успевал их прочесть в «Крокодиле», «Неделе» или других печатных изданиях. К тому же наряду с польскими в «Кабачке» использовались юморески чехословацкие, гэдээровские, болгарские и прочих стран социалистического  лагеря; однако общий колорит выдерживался польский – по крайней мере в том виде, в каком его представляли советские зрители.
    Позднее отголоски польской действительности доходили до меня в виде газетных сообщений о гданьских забастовкахв и профсоюзе «Солидарность», а также в виде упоминаний о поляках в произведениях русских классиков. К полякам наши классики относились без симпатий и изображали их преимущественно в сатирическом ключе – от панов Кшепшицюльского и Пшекшицюльского в «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина до ксёндзов Кушаковского и Морошека, охмурявших бедного Адама Козлевича в «Золотом телёнке». Чуть ли не единственное исключение – вызывающий уважение старый поляк в рассказе Лескова «Антука» (хотя вообще Лесков поляков не любил и тоже изображал их в весьма непривлекательном виде).
    Зато я довольно рано познакомился с произведениями Иоанны Хмелевской. Я прочитал, не помню точно, сколько её романов (хотя, конечно,  далеко не все), а затем её автобиографию – и в кратком варианте, и в полном – в виде четырёх томиков карманного формата в мягких обложках. Тут уж поляки предстали во всей своей красе – живые и очень разные, женщины и мужчины, виденные глазами жизнерадостной и остроумной пани Иоанны.   
    В остальном польскую литературу я знаю очень плохо. Когда в юности я зачитывался историческими романами Яна и Скляренко, книги Сенкевича мне не попадались, а позже я к историческим романам вообще охладел, поскольку история в них неизбежно искажена. Писатель должен писать о том времени, в котором живёт. (Впрочем, сам я в «Хронике времён Николая 1;» этого правила не придерживался). Позднее, помимо Хмелевской, прочёл я кое-что Катажины Грохоли, Януша Вишневского и Ольги Токарчук. Недавно купил тонкую книжечку Конвицкого, но прочитать её пока руки не дошли.
    Важную роль в формировании моего представления о Польше, безусловно, сыграли песни. Полька Анна Герман, исполнявшая советские песни, советские певицы польского происхождения Гелена Великанов и Эдита Пьеха, польские песни в исполнении Марыли Родович, Веславы Дроецкой, Богдана Лазуки, Ирены Сантор, Халины Куницкой  составляли заметную долю в звуковом фоне советской эпохи. Туда же зачислю «Посвящение в альбом» из знаменитой пластики «По волне моей памяти» – музыка Тухманова, но слова-то Мицкевича, и исполнялась она наполовину по-польски. Одну из самых любимых моих песен «Ах, пане-панове» Окуджава написал для постановки пьесы Агнешки Осецкой «Вкус черешни». Помимо них, в моей нынешней песенной подборке наличествуют и «Тих лят не огда никт», и «Утомлённое солнце» – в оригинале это танго, как выяснилось, называлось «Та остатня неделя» («То последнее воскресенье»), и музыку к нему сочинил польский композитор Ежи Петербургский (ему же принадлежит не менее знаменитый у нас «Синий платочек»).
    Ещё было польское кино. Я редко ходил по кинотеатрам, вечера перед телевизором не просиживал, да и показывали там далеко не всё. Знаменитые «Четыре танкиста и собака» посмотрели тогда, кажется, все советские люди, кроме меня. Зато хорошо запомнился другой польский сериал – «Ставка больше, чем жизнь» с мужественным Стани;славом Микульским в роли польского разведчика капитана Клосса; музыкальную заставку к этому сериалу хорошо помню до сих пор.
    Зато в старости я заделался настоящим киноманом. У меня набралась довольно большая коллекция фильмов, среди них, естественно, есть и польские.  Я посмотрел и Вайду, и Кесьлевского, даже занудного Занусси, и всё основное Махульского (раньше видел только «Секс-миссию», дилогию «Ва-банк» и «Дежа вю»). Посмотрел трилогию Хеньчньского о двух враждующих крестьянских семьях, которые и на новых западных землях снова оказываются соседями, и «Закон и кулак» о бандитах, хозяйничавших на этих самых западных землях, и многое другое. Вот польские актёры, которых я помню по именам или могу узнать в лицо: Збигнев Цыбульский, Ян Махульский, Ежи Штур, Даниэль Ольбрыхский, Ежи Радзивилович, Беата Тышкевич, Эва Кшижевска, Калина Ендрусик, Ольгерд Лукашевич, Войцех Пшоняк, Анджей Лапицкий, Тадеуш Ломницкий, Густав Холоубек, Майя Коморовска,  Цезарий Пазура, Витольд Пыркош, Збигнев Запасевич, ну и, разумеется, Барбара Брыльска. Наряду с вездесущим Ежи Штуром мне особенно нравятся Кристина Янда («Человек из мрамора», «Человек из железа», «Дирижёр») и Богуслав Линда («Случай» Кесьлевского, «Охранник для дочери», «Псы»).
    Очень стимулировали  интерес к Польше мои исторические штудии. Любая настоящая история и Киевской, и Московской Руси неизбежно должна включать обширные фрагменты, посвящённые Польше (как это и сделано в «Истории России с древнейших времён» С. М. Соловьёва), также как историю Польши невозможно представить без включения российской тематики. При этом пушкинское выражение «спор славян между собою» не вполне точно. Поляне, лендзяне, висляне, мазовшане, поморяне и прочие племена, составившие польскую народность, действительно были славянами. А вот русский народ вобрал в себя множество финно-угорских, балтских и тюркских племён наряду с некоторой примесью германцев-скандинавов  и монголов. Отчасти, вероятно, поэтому тысячелетняя русская покорность властям, раз в столетие прерываемая бесшабашным бунтом, так не похожа на шумное своеволие польской шляхты, наложившей яркий отпечаток на национальный характер поляков.
Политической жизнью современной Польши я тоже интересуюсь. . При всей моей неприязни к тупым левакам, видящим империалистическое угнетение даже в закусочных «МакДональдс»,  я ещё больше не выношу тупых националистов. Поэтому мне не по душе Качиньские в любом виде – живом или мёртвом, и я желал бы дожить до того времени, когда их отодвинут от власти.    
    Из всего прочитанного, увиденного и услышанного у меня сложилось определённое представление о некоторых особенностях польского менталитета и о различиях между поляками и русскими.
    1.Поляки в среднем значительно набожнее русских, поскольку их католичество  тесно связано с освободительной борьбой. Больше всего они чтят Богоматерь. В рассказе Ольги Токарчук заезжий европеец удивляется «этой сосредоточенности на Богоматери. Мне не раз казалось, будто местные жители почитают некую языческую богиню, и – да не прозвучат мои слова богохульством – сам Бог и Сын его покорно следуют за Марией в её свите… Здесь каждая часовня возведена во славу Марии, так что к ее изображениям я привык настолько, что и сам начал обращать к ней молитвы в злое вечернее время, когда, озябшие и голодные, мы располагались на ночлег, уповая в глубине души, что она правит этим краем, тогда как у нас властвует Иисус Христос».
    2.Поляки не любят евреев (отсюда, в частности, антисемитская кампания при Гомулке), но, желая идти в ногу с политкорректной Европой, старательно избегают затрагивать эту тему. В штыки был принят фильм Пасиковского «Колоски» о трагедии Едвабне, где в 1941 году местные крестьяне, не дожидаясь прихода немцев, сожгли в сарае заживо своих соседей-евреев, включая детей.
    3.Поляки не любят русских и охотно об этом говорят, хотя признают, что даже среди русских встречаются порядочные люди (см. фильмы «Эскадрон» Махульского, «Катынь» Вайды, «Малая Москва» Кшистека, «Холодная война» Павликовского). В годы Второй мировой войны Красную Армию в Польше воспринимали как освободительницу только коммунисты, которых она привела к власти, и выжившие евреи, спасённые ею от полного уничтожения. Большинство поляков запомнили её как армию насильников и грабителей.
    4.Поляки с иронией относятся к самим себе и склонны подтрунивать над своей склочностью, о чём свидетельствует ходячее выражение «nierz;dem Polska stoi» («Польша держится на беспорядке»). В фильме Хеньчиньского крестьянин из польской глубинки, попав в Америку, не может сдержать эмоций при виде негров. «У вас там нет национальных меньшинств», – понимающе-сочувственно замечают ему. «А вы попробуйте договориться с национальным большинством», – огрызается он.
    5.Несмотря на вечные дрязги, поляки гораздо лучше нас умеют договариваться друг с другом ради общей цели. Это я понял, ещё когда читал в наших газетах сообщения о беспорядках на польском Побережье, приведших к отставке сначала Гомулку, позже Герека, а затем и Ярузельского. А посмотрев уже в постсоветское время фильмы «Человек из мрамора» и «Человек из железа» Вайды и «Случай» Кесьлевского, я имел возможность увидеть, как именно это происходит.
    6.У поляков врождённая склонность к предпринимательству. Средний русский гражданин СССР был послушен и инертен, активность проявлял (если вообще проявлял) только в личной жизни, на своём огороде и изредка на работе. Обычный житель Народной Польши, напротив, вечно ловчил, стараясь обойти установленные коммунистической властью ограничения, и часто ввязывался в полулегальные или вовсе незаконные махинации.
    7.На официальной работе поляки не надрываются. Кто-то выразился на этот счёт следующим образом: «Поляки готовы умереть за свою страну, но не работать ради нее».
    8.Польки относятся к жизни легче, чем русские женщины; они активнее и менее склонны переживать из-за того, чего уже не исправить. (Хотя не исключено, что в этом вопросе  истинное положение вещей заслонил от меня оптимистичный характер пани Иоанны).
    9.Для советских граждан длительный выезд за границу был почти исключён, а поляки уже тогда довольно свободно уезжали за рубеж на заработки. Судя по произведениям Хмелевской, особенно их привлекала Дания. (Сейчас некоторые датчане бьют тревогу по поводу наплыва поляков).
    10.Пьют поляки – или, во всяком случае, пили сосем недавно – не меньше наших, с горя и с радости, по любому поводу и без всякого повода. В каком-то романе Хмелевской коллега Иоанны сетует, что устроенная для иностранцев вечеринка выглядела недостаточно «по-польски». «А что, по-твоему, значит по-польски? – обрушивается на него Иоанна. – Напиться в усмерть и хором орать «Шла дзевечка до лясечка»? 
    Я не поленился, отыскал эту народную песенку в Интернете и с удивлением обнаружил, что её припев и мелодией, и словами совпадает песней «Крутится, вертится шар голубой» из наших старых фильмов о Максиме.
    ***
    Прекрасно понимаю, что в Польше, как и в России, люди очень разные. Тем не менее думаю, что сложившееся у меня мнение о некоторых чертах польского характера более или менее соответствует действительности.