Религиозное отношение к миру
Северо-Казахстанский государственный университет
им. М. Козыбаева. Петропавловск
В статье рассматривается феномен любви как сущностной основы религиозного христианского вероучения; особое место уделяется «нравственному закону внутри нас» и отношениям между Я и Ты.
Ключевые слова: вера, любовь, смысл, самоидентификация.
THE RELIGIOUS RELATIONSHIP TO THE WORLD
V. Gongalo
North Kazakhstan State University named after M. Kozybaev, Petropavlovsk
The article considers the phenomenon of love as the main basis of christian religious belief; special attention is paid to the moral law inside us, and to the relation between I and You.
Key words: belief, love, sense, self-identification.
1. «Нравственный закон внутри нас»
Своё Слово я бы определил как попытку коснуться феноменов ЛЮБВИ и ВЕРЫ, или роли религии в жизни людей. Бесполезно, очевидно, стараться, что называется, раскрыть тему, попасть в точку и т.д., ибо в лучшем случае возможно лишь коснуться означенной темы, помыслить о значении веры, хотя общеизвестно, что на протяжении сотен и тысяч лет лучшие представители человечества уже исследовали в этом вопросе если и не всё, то многое. Бесполезно потому, что религия в том или ином виде зародилась тогда же, когда человек стал человеком. Казалось бы, за многие тысячи лет человечеством пройден поистине, великий путь, но тем не менее, религия и тема отношения человека к миру не умерла, потому что неизмерима, как сама жизнь и потому что человеку часто не хватает не знаний, но ВЕРЫ. Строчки Ф.И. Тютчева за сто пятьдесят лет ничуть не утратили актуальности.
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует,
Он к свету рвётся из ночной тени
И свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушён,
Невыносимое он здесь выносит
И сознаёт свою погибель он
И жаждет веры, но о ней не просит.
Не скажет ввек с тоскою и мольбой,
Как ни скорбит пред замкнутою дверью,
Впусти меня, я верю, Боже мой,
Приди на помощь моему неверью.
Как мало – много сказано в нескольких строчках и всё – верно: и дух растлился, и безверие распространяется подобно эпидемии.
Если ни отдельный человек, ни человечество не может обходиться в своей жизни без кумира, идола, бога, Кришны или Будды, которые суть различные имена ОДНОГО, ЕДИНОГО. Очевидно, что атеистов неправильно считаются неверующими, верно, они неверующие в том смысле, как это слово понималось обычно, но зато они принуждены были верить, например, идеям коммунизма, как теисты верили Будде или Кришне.
Не может человек не творить богов и тот факт, что мировые религии, каковыми стали буддизм, христианство, ислам провозгласили вместо многих богов ЕДИНОГО БОГА, по сути, ничего не меняет (не сомневаюсь в том, что все верующие могли бы привести здесь тысячи опровержений). Не может человек не творить богов, хотя бы и отрицал их, ибо в жизни он всё равно создаёт идеальный образ высшего существа, хотя бы это и был сверхчеловек Ницше.
Иначе говоря, верующие и считающие себя неверующими веками спорят об одном и том же, называя одни и те же вещи различными именами; так же очевидно, что каждый из спорящих всегда останется при своём мнении (по крайней мере, так было до сих пор), и это так же естественно, как и то, что как ни мешай глину с железом, эта смесь никогда не станет однородной. Из этого так же естественно вытекает, что всякое развитие в мире идёт через столкновение и конфликт, что противостояние будет всегда, хотя бы потому, что всякое да нуждается в своём нет, а всякое нет нуждается в своём да.
Сплошь и рядом по-прежнему, как многие века назад, творятся кумиры и идолы, потому что, с одной стороны, человек не может жить без идеи высшего, неизмеримо превосходящего его самого существа; с другой стороны, всякий высший (в кавычках и без оных) нуждается в ничуть не меньшей мере в почитающих его (хотя ему кажется, что он может обходиться без многих окружающих легко), причём, очевидно, что почитания или почтения, или уважения, как любви, как денег, много не бывает.
Если бы человек мог жить без богов или даже без Бога, то вполне возможно, заповедь «не сотвори себе кумира» не появилась бы. Весьма любопытны в этом плане рассуждения Бориса Стругацкого, которыми он поделился с журналистами: «Двадцать с лишним веков существуют Заповеди, и двадцать веков они нарушаются. С развитием науки и технологий нарушения эти становятся всё изощрённее и фантастичнее. И дело здесь, видимо, в том, что нравственность вообще меняется гораздо медленнее, чем наука и технологии – это во-первых. А во-вторых, я сильно подозреваю, что Заповеди созданы не для людей, не для homo sapiens, а для существ изначально более нравственных и без «волосатой обезьяны, сидящей внутри нас». Для этой «волосатой обезьяны» ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННО НЕ убивать, НЕ красть, НЕ желать жены ближнего… Кошку, конечно, можно научить мыть лапы перед едой, но она никогда не поймёт, зачем ей это нужно, и будет обходить это неестественное правило при каждом удобном случае. «Нравственный закон внутри нас», к сожалению, не слишком «суров» и не слишком нравствен в сравнении с моралью, вытекающей из Заповедей. И положение дел если и меняется, то медленно, до огорчения медленно – отсюда все наши разочарования и наш пессимизм по поводу судеб человечества» .
Диалог культур вообще и религиозных в частности не только возможен, но и в условиях немыслимой глобализации просто необходим. И тем не менее, хотя на словах все это признают, но действительность оставляет желать лучшего. Будь всё действительно хорошо, то экуменическое движение давно приобрело бы новое направление. Все говорят: «Бог – один! Аллах – один!», – а поступают по своему: на пряжках немецких солдат была выбита надпись: «Gott mit uns»; верующие самых разных конфессий говорят: «С нами Бог!»; террористы-смертники также кричат: «Аллах акбар!». Недаром и Екклесиаст писал: «Только это я нашёл, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы» . Всё течёт, всё меняется, идеи сменяют друг друга, как одни имена, как семена в севообороте, сменяются другими, а суть остаётся тою же самой. И, как бы банально это ни звучало, вновь напоминает о том, что всё не так просто и однозначно в нашем прекрасном и яростном мире.
Религиозная, христианская сущность любви не имеет ничего общего с рационалистическим требованием всеобщего равенства и альтруизма, которое постоянно возрождалось на протяжении тысячелетий – от софистов до коммунистов. Нельзя любить как человечество, так и человека вообще, можно любить только данного, отдельного, индивидуального человека во всей конкретности его образа. Любящая мать любит каждого своего ребенка в отдельности, любит то, что есть единственного, несравнимого в каждом из ее детей. Точно так же прав и отец, говоря сыновьям: «У меня вас пятеро, и вот у меня пять пальцев на руке – и какой ни режь – всё больно».
Универсальная, всеобъемлющая любовь не есть ни любовь к «человечеству» как некоему сплошному целому, ни любовь к «человеку вообще»; она есть любовь ко всем людям во всей их конкретности и единичности каждого из них. Такая любовь объемлет не только всех, но и все во всех, она объемлет полноту многообразия людей, народов, культур, исповеданий и в каждом из них – всю полноту их конкретного содержания. Любовь есть радостное приятие и благословение всего живого и сущего, та открытость души, которая открывает свои объятия всякому проявлению бытия как такового, ощущает его божественный смысл .
Как общая установка, любовь впервые открыта христианским сознанием. В христианстве сам Бог есть любовь, сила, преодолевающая ограниченность, замкнутость, отъединённость нашей души и все субъективные ее пристрастия. В любви к другому человеку дело обстоит так, как если бы обретенное мною через самоотдачу Ты даровало мне мое Я, пробуждало его к истинно обоснованному, положительному, бесконечно богатому бытию. А. Якушева назвала своё стихотворение-песню «Ты – моё дыхание», поэтические строчки дарят ощущение вечной весны и любви.
Ты – моё дыхание
Утро ты моё раннее,
Ты и солнце жгучее,
И дожди…
Всю себя измучаю,
Стану я самой лучшею,
По такому случаю
Ты подожди.
………………………..
Ты моя мелодия,
Ты вроде ты и вроде я –
Мой маяк у вечности
На краю.
Спросят люди вновь ещё,
Ну как ты к нему относишься?
Я тогда им эту песню
Пропою .
«Я «расцветаю», «обогащаюсь», «углубляюсь», впервые вообще начинаю подлинно «быть» в смысле опытно-осознанного внутреннего бытия, когда я люблю, т.е. самозабвенно отдаю себя и перестаю заботиться о моем замкнутом в себе Я. В этом и заключается чудо или таинство любви, которое при всей его непостижимости для «разума» самоочевидно непосредственному живому опыту» .
Но если вообразить, что любимое Ты совершенно свободно от субъективности, ограниченности, несовершенства, то тогда перед нами появляется «Ты» абсолютного первоначала. Именно таков для меня мой Бог, говорит Франк. Обогащение, получаемое мной от этого заполняющего меня «Ты», бесконечно по величине, оно испытывается как созидание меня, как пробуждение меня к жизни. Само существо «Ты» есть творческое переливание через край, «дарование» себя, вызывающий меня к жизни поток. Это не только любимый и не только любящий, это сама творческая любовь. Любовь к Богу, считает Франк, есть рефлекс его любви ко мне, рефлекс и обнаружение его самого как любви. Моя любовь к Богу, мое стремление к нему возникают уже из моей «встречи» с Богом, которая, в свою очередь, есть некое потенциальное обладание Богом, присутствие и действие его во мне. Они возникают через «заражение» от него или как огонь, возгорающийся от искры огромного пламени.
Любовь к людям как природное расположение и сочувствие, не имеющее религиозного корня и смысла, есть нечто шаткое и слепое, поскольку истинное основание любви к ближнему заключается в благоговейном отношении к божественному началу личности, т.е. в любви к Богу. Если Бог есть любовь, то иметь и любить Бога, и значит иметь любовь, т.е. любить людей. Следовательно, наше отношение к ближнему, ко всякому человеческому и ко всякому живому существу вообще совпадают с нашим отношением к Богу. И то, и другое суть единый акт преклонения перед Святыней. Любовь и вера здесь едины. Любовь – радостное и благоговейное видение божественности всего сущего, непроизвольный душевный порыв служения, удовлетворение тоски души по истинному бытию через отдачу себя другим. И такая любовь есть сама сердцевина веры.
Однако, если Бог есть любовь, то человек как дитя Божие и творение Божие должен нести в своей душе искру Божию, искру любви. И он несет ее, но как часто еще он «отворачивается» от Бога, как часто «не любит» другого человека, как часто стоит (или его ставят) перед выбором: или Бог любит тебя, или, если ты отказываешься от Его любви, то Он тебе скажет: «Отойди, Я тебя не знаю». Если Бог есть любовь, то почему в сердце его творения-человека столько ненависти, ревности, зависти, неверия? Если Бог даровал своему творению свободу выбора, то что это, как не тяжкий крест? Очевидно, и это написано в Библии: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление; а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» . Следовательно, Бог и не несёт ответственности за какие бы то ни было человеческие слабости, называемые грехом. Согласно христианской вере, у человека, по сути, нет выбора, у него нет альтернативы любви. Но что это за любовь, понимаемая как долг? И как, например, И. Кант соединял христианскую заповедь любви с долгом?
Молитвой, смешанной с тоской о несбывшемся звучат строчки одного из последних стихотворений С.А. Есенина:
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
Милые берёзовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть моей тоски.
……………………………………
Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве
И зверьё, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.
Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле .
Поэтические сии строчки, выраженные так сильно, вполне способны заменять целые статьи и философские трактаты, всё зависит от того, насколько они проникают в нас, и насколько мы сами проникаемся ими.
2.Ты как моё второе Я.
Русский религиозный философ и психолог С. Л. Франк самым большим чудом, доступным человеку, считал явление другого, второго Я. И это чудо осуществляется, конституируется в феномене любви, и потому сама любовь есть явление чудесное, есть таинство. В любви человек действительно может «выскочить из собственной кожи», прорвать скорлупу своего эгоизма, своего абсолютного, ни с чем не сравнимого значения. В любви Ты – не просто мое достояние, не просто реальность, находящаяся в моем владении и существенная лишь в пределах моего самобытия.
Я не вбираю Ты в себя. Напротив, сам «переношусь» в него, оно становится моим только в том смысле, что я сознаю себя принадлежащим ему. Здесь впервые открывается возможность познания изнутри, познания другого «в его инаковости и единственности через сопереживание». Это познание есть тем самым и признание. Лишь на этом пути, через любовь Ты становится для меня вторым Я . И вновь, как представляется, лучше всего удаётся выразить всю невыразимую сложность отношений двоих как одного поэту:
Мы – два грозой зажжённые ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы – два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела!
Мы – два коня, чьи держат удила
Одна рука, – одна язвит их шпора;
Два ока мы единственного взора,
Мечты одной два трепетных крыла.
Мы – двух теней скорбящая чета
Над мрамором божественного гроба,
Где древняя почиет красота.
Единых тайн двугласные уста,
Себе самим мы – Сфинкс единый оба.
Мы две руки единого креста .
Самосознание человека начинается с осознания им своего Я, это его Я на самом деле, вмещает целый мир. Без этого Я нет, и не может быть человека как личности. Сказать человеку, что он такой же, как и все, это все равно, что обругать его, ибо его все его внутреннее Я возражает, прямо бунтует против такой вопиющей несправедливости. «Я это Я!» Еще более того: «Я один такой во всей вселенной!». Этот момент неповторимости и уникальности каждой живой личности, подмечен и описан в 121 сонете У. Шекспира:
Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья.
Я – это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру.
Но может быть, я прям, а у судьи
Неправого в руках кривая мера?
И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож !
Таким образом, с одной стороны, каждый в чём-то существенном, такой же, как и все, с другой стороны, мы льстим себе, будучи где-то очень глубоко уверены в душе, что «я – не вы» , что я не такой, как все! Возможно, это даёт нам силы для творчества, главной чертой которого является творение чего-то нового.
Момент самоидентификации едва ли не важнейший в человеческом бытии, в определении своего места в этом огромном мире. Вряд ли можно встретить такого человека, который был бы равнодушен к самому себе, к своим родителям, к друзьям, к миру и к людям вообще.
Важно, чтобы самоидентификация не переходила в сознание собственной исключительности, ибо очевидно, что хотя каждый человек и неповторим, однако, в известном смысле, нередко это повторяемая неповторимость.
Эта неповторимость никоим образом не должна значить, что «я – лучший», всё это уходит корнями в глубины сознания, вернее, в глубины бессознательного, недаром поэт воскликнул:
О нашей мысли обольщенье
Ты, человеческое Я .
С другой стороны, сознание того, что «я не таков, как прочие» может заводить «мыслящее существо» слишком далеко, ведь где-то в глубине души человек считает, что правила существуют для других, а он сам близок к истине. Поэтическое видение верно подметило такую человеческую особенность, иначе бы не появились следующие строчки:
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно .
Поэт, на наш взгляд, касается важнейших моментов бытия наиболее тонко, едва обозначая их и, разумеется, не предлагая никаких решений.
Этика и эстетика это, по сути, одно. Этика недавнего прошлого ставила вопрос «ребром»: «Быть или казаться?» Этот вопрос по силе и глубине можно поставить рядом с гамлетовским «Быть или не быть?» Но где граница, которая разделяет эти два понятия? Как доказать (или опровергнуть) то, что доказать нельзя (или опровергнуть)?
Самый главный вопрос в отношениях двоих: ты меня уважаешь? И, страшно представить, если – нет, ибо это значит, смертельно обидеть другого человека. Когда же возникает обида? И как? Разумеется, обида может выплывать легко по разным поводам, например, когда другой думает о человеке хуже, чем он сам о себе. Это объяснимо, каждый человек хочет считать себя хорошим, а всякий другой вряд ли может думать о ком-то так же хорошо, как о себе – вот обида и готова. Итак, известно, что человека надо уважать. Однако, с другой стороны, уважение (и почитание) понимаемое как необходимость, ложится тяжким бременем, и отнюдь не каждый согласится нести его добровольно. И здесь мы подходим к труднообъяснимым феноменам симпатии и антипатии. Например, если даже мы готовы и хотим помочь в чем-то другому, то вряд ли сможем делать это постоянно, ведь иной человек напоминает тонущий корабль, но нельзя же всё время тонуть!
У нас могут быть хорошие отношения со всем человечеством, но жизнь показывает, что самыми сложными оказываются отношения с нашими ближними. Как же нам соблюсти равновесие, чтобы, с одной стороны, не копаться в других, выискивая недостатки, а с другой, не заниматься самокопанием?
Любить, значит, дарить себя другому, значит отдавать, ничего не требуя, значит, верить другому, как самому себе, полагаться на его совесть, как на свою собственную. Всё проходит, всё не вечно, это так и фортуна, а равно богиня правосудия с древности изображалась в виде женщины с завязанными глазами. Но кто действительно любит, тот верит и знает, что его любовь вечна и не проходит, нет.
Пророки и великие учителя человечества, Будда, Христос, Конфуций, Мухаммед велят нам любить ближних и дальних, однако, никто не утверждал, что они должны любить нас. Таким образом, любить нас или не любить, это всегда их глубоко личное дело. Хотя Аристотель, конечно, справедливо замечает, что каждому человеку хочется любить и быть любимым.
Рефлексии по поводу любви бесчисленны но, тем не менее, интерес к феномену у человека не угасает. Например, однажды случайно мне попалась записка следующего содержания. «Любовь – беспощадная тварь. Она не выбирает свои жертвы и косит всех без разбору. Словно какая-то зараза. Первые симптомы этой болезни, как правило, сопровождаются чрезвычайно приятными ощущениями, и наивные люди безрассудно бросаются в их волны, не подозревая, что их ждёт дальше.
Любовь постоянно сопровождает её верная спутница и подруга по имени Боль. Вам обязательно придётся познакомиться с ней, так как с каждой заветной и сладкой инъекцией Любви вы получите щедрую порцию жгучей и невыносимой боли. Так было, есть и будет всегда. Все мы приговорены к испытанию любовью, испытанию страшному и коварному. Каждого из нас ждёт своя особая муза. Некоторым будет суждено вынести любовные пытки, некоторым нет. Но и те, кому посчастливится выжить, будут мучиться вечно, ибо каждого из них Любовь пометит своим раскалённым клеймом».
Список цитируемой литературы
Совершенно секретно, № 10, 2012. с. 4.
Еккл. 7:29.
См.: Франк С. С нами Бог. Три размышления // Духовные основы общества. М., 1992. с. 322.
Ты – моё дыхание. Слова и музыка А. Якушевой.
Франк С. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Соч. М., 1990. с. 496.
Гал. 6:7-8.
Есенин С. А. Стихотворения и поэмы. Алма-Ата, 1982. с. 202.
Философия: Учебник / Под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидориной. М., 2003. с. 658.
В. Иванов. Любовь.
Данте. Петрарка. Шекспир. Сонеты. Алма-Ата, 1988. с. 185.
Ю. Поляков.
Тютчев Ф.И. Лирика. Алма-Ата, 1986. с. 134.
Пушкин А. С. Сочинения. В 3-х т. т. 2. М., 1986. с. 213.
Религии России: проблемы социального служения и патриотического воспитания: Коллективная монография / Под ред. О.К. Шиманской. – Н. Новгород: ФГБОУ ВПО «НГЛУ», 2014. – 699 с. с. 490-496.
Свидетельство о публикации №223052901023