Попаданки в... гл. 18

Сон обуял меня. Я снова попала. Но не поняла, КУДА. Храм той самой Богини? Не похоже... Что-то отдает цирком...

Музыка ударила в спину. Торжественная сонатина всех времен и народов. Театр пустовал, музыка торжества и скорби вела через серединный проход, вытаптывала паркетную дорожку и упиралась в ряд задних кресел. Одно кресло, стоявшее царственно посередине, подняло свое сиденье и сделалось троном.
Музыка врезалась лбом в прозрачную стену над креслами, постояла под своей музыкальной очередью и повернулась к себе лицом. Кресло было наготове и усадило Ее, как царицу.
Царица посмотрела на сцену. Там никого не было. Спектакль только-только должен был начаться, а зрителями пока и не пахло. На сцене висели театральные регалии. Посередине задника оскалился огромный рот с пожелтевшим и не очень здоровым содержанием. Губы, обрамлявшие это содержание, были узкими и вредными.
- Циник и надсмехатель, - сразу почему-то подумала она. – Ишь как ощерился, пройдоха. Один пакостный рот, да и то чуть ли не на всю сцену. Что ты скажешь всем нам? Что ж ты скажешь мне, Царице? Я прекрасна и вдобавок у меня белые зубы, не то, что у некоторых.
«Дрыг, дрыг, дрыг», - кто-то смело сосчитал все 32 зуба и – представление началось.
«Уважаемая публика!»- вскричал тонкий и писклявый человечек. «Сейчас мы вам представим сеанс лошадиной магии. Лошадь превращается в человека и наоборот. Какую породу предпочитаете?».
«Хмык – хмык - хмык», - кашлял подозрительно тонкий конферансье. - «Тяжеловозов или арабских скакунчиков?».
«Я предпочитаю амазонку!»- раздался грудной голос из партера. Голос был необычайно женский. Все в нем слилось: и томность, и хрипловатость, и ирония, и глубокая скорбь.
«Я предпочитаю амазонку!»- повторил тот же голос.
На сцену вышла хорошо сложенная фигура (нет, не атлетка, но с признаками мускулатуры). Фигура стояла спиной к залу.  Царица не видела еще ее лица, но почему-то была страшно взволнована. Что? Может ли это быть? Случайность? Закономерность?
Пока Царица мучилась в догадках, девушка сняла с себя всю одежду, продолжая стоять к залу все в той же позе – спиной. После этого она подошла к конферансье, и тот с иронической любезностью подал ей карнавальную маску с ощерившимся ртом, точно таким же, какой высвечивался на заднем плане сцены. Девушка натянула маску на лицо и только тогда повернулась к залу. Публика хлопала и неистовствовала.
«Смотри! Голая! Во дает!»
«Браво!» - кричали одни и сексуально били в ладоши.
«Это гвоздь программы! Брависсимо! Я этого никогда не забуду!»
«М-м-м», - мычали мужчины от раздраженной плоти.
«Хочется? Да?»- радостно взвизгивал подленький конферансье. – «Ай яй - яй, ну. Потерпите. Не все сразу. Вот придете домой, тогда на жене и отыграетесь».
«А у кого нет?» - жалобно взвыли просящие голоса.
«Ну, ну, молодые люди», - похлопывал их тот по плечу. – «Не насиловать же первую попавшуюся. Уж как-нибудь, как-нибудь», - разводил он руками.
А представление продолжалось. Не долго думая, девушка подошла к тут же вспыхнувшему огню, накалила в нем железо и выжгла себе правую грудь. Испарина показалась на ее лице, но ощерившийся в маске рот сохранял молчание. «Ей же больно!» - всхлипывали женщины своей сентиментально-бабской натурой. «Вовочка, уведи меня отсюда, я этого не вынесу», - кокетка закрывала лицо руками. Но ее любопытство брало верх. Слезы умиления из-за подвига так и лились ручьями, а публика все хлопала и хлопала в ладоши и не переставала восторгаться. «Браво!» - кричали одни. «Это гвоздь программы!» - пьяно восклицали другие. «Жареным запахло. Черт возьми, как есть хочется», - попыхивали сигарой третьи. «Маша, не уйти ли нам, я проголодался». «Ну что ты, милашечка. Давай уж до конца досидим. Дальше еще интересней будет».
Зал немного попритих от нахлынувших вот так сразу впечатлений и уставился своим большим стотысячным оком в сцену для получения новых взрывов смеха и слез.  Все хотели чуда. Каждый мысленно кричал и вопил в полную силу: - Хотим чуда! Дайте чуда!
- Чу – у- у –да! – ревел народ утомившимся мозгом.
- Зре-е-е-лищ! – гулко поддакивала вторая половина народа.
И все истекали, будто кровью, от этих неумолимых и ненасытных желаний.
«Любезнейшая публика!» - просвистел тонкий и не очень приятный человечек сцены, ощерив точно такой же рот, как и на заднике.
– «Чудо к вашим услугам!»
Тут на сцену вывели вороного скакуна. Он был настолько хорош, что даже Царица, сидевшая в заднем ряду, восхитилась им.
«Да, вот это красота!» - открыли рот зеваки.
«Красота, да и только».
Прекрасная девушка в маске села на коня. Ей подали в руки нечто вроде лука. Она выстрелила серебряной стрелой в воздух и пробила потолок. Посыпалась штукатурка.
«Прямо, как снег»,  - вертела головой публика, чувствуя оседающий пылью потолок собственными головами.