Курица

КУРИЦА


Герасима Тося не ждала.

Написала всё как есть. Что немцы долго стояли в станице, что снасильничали они как- то над ней против воли её, и самое страшное, что от этой насильственной связи вскоре, как и полагается, родилась девочка с голубыми глазами.

Про то, что некому было аборт делать, да и некогда, писать не стала. Просила прощения, размывая каплями слез жалости только, что написанное.


Герасим появился к полудню и навис мрачной тенью на пороге. Чужой, незнакомый, враз повзровслевший.

А она и растерялась, забегала по хате, как придурошная, не зная за что ухватиться и с чего начать, боясь не то, чтобы обнять супруга, а и просто смотреть в его сторону.


 Гремела посудой, споро начала собирать на стол. Быстро выставила штоф с самогонкой и две граненные, довоенные рюмочки, чтобы значит, за то, что живой и с " возвращеньецем"..


Где- то в тайне, в глубине души, зная Герасима, ей хотелось, чтобы муж понял их большую беду и принял, как общую, но увидев его, поняла, что возможно, напрасно надеялась.


Она думала, что встретит его тогда совсем по-другому с войны, если тот надумает вернуться и простит.

Мечтала, как посадит за стол, как будет ухаживать за ним, как всё будет чинно и гладко, где- то даже торжественно, но всё пошло не по её размечтательному плану.


Он остановил её суетливые движения, и тихо сказал, почти приказал:


- Баню затопи..



Сам налил себе полную рюмку, тут же выпил, не закусывая и направился к детям, которые испуганно жались к печке, со страхом наблюдая, как их мамка суетиться по дому.



Ребятишки- мальчик постарше и девочка стояли и испуганно смотрели на совершенно чужого им дяденьку, заросшего щетиной и нисколько не похожего на их молодого, улыбающегося папку с фотографии.


Герасим развязал мешок, вынул оттуда сахар, подошел поближе, нагнулся, и долго и пристально разглядывал старшего, потом перевел взгляд на девочку и также долго, не отрываясь, смотрел в голубые бусинки младшей, будто что- то хотел найти там.

Девочке стало страшно под взглядом и она инстинктивно спряталась за спину брата.


У Тоси от страха сжалось сердце.


Когда он, насмотревшись, выпрямился, девочка вдруг неожиданно сказала ему, то ли для того, чтобы похвалиться, то ли для поддержания разговора, явственно не выговаривая букву " Р":

- А у нас кулочка живёт! Ляба!

И показала пальчиком за окно, на улицу, привставая на цыпочки и старательно вытягивая ручку.



Герасим осклабился, кивнул головой и поцеловал старшего в вихрастую макушку и не дал, а почти сунул ему в руку желтоватые кубики сахара.


Вышел на крыльцо, и так и сидел, наблюдая за одной-единственной курицей, гуляющей по двору, пока Тося бегала то с дровами, то с водой.



Перед баней она вспомнила про чистое белье. Охнула, всплеснула руками, и достала откуда-то из старых запасов Герасима, еще довоенное его исподнее, аккуратно сложенное и отутюженное.

Герасим с любопытством развернул свои подштанники с тесемками внизу, белую рубаху с большим вырезом на груди, но в баню пошел с казенным, достав из своего вещмешка.


Она не знала, идти париться теперь, как раньше или подождать в доме. Герасим не реагировал, и она пошла вместе с ним на свой страх и риск.


Тося драила его белую, худую спину лыковой мочалкой, ставшую за 4 года чужой, как- будто снимала с него старую кожу.


Ей хотелось прикоснуться к розовым, неестественным и незнакомым ей, появившимся шрамам на теле. Ком предательски подкатывал к горлу от жалости, и она уже почти было касалась их кончиками  пальцев, но в последний момент удерживалась, боясь испортить ненужным, лишним движением наступившую, напряженную паузу в их отношениях.


Тося не смогла раздеться догола, осталась в сорочке. Отвыкла и ещё ей было стыдно, что не уберегла себя от чужих рук.

Потом парила его, жарко обдавая мужа веником, смахивая прядь своих мокрых волос со лба.


Герасим раскраснелся, крякал, кряхтел, брал черпак, шумно и жадно пил прямо из кадушки горячий отвар с запаренными вениками.


Потом сидел на пороге с открытой дверью, уронив голову на косяк и долго курил, думая о чем-то своем. Пар шел от него в небо густым наваром, а Тося все не знала, как заговорить с ним.


После бани, она решила сварить бульон. Бегала за бедной курицей, заманивая её зернышками и смешно подзывая.


Потом, в амбаре, долго готовилась, и никак не могла сосредоточиться, чтобы отрубить ей голову. Всё готовилась, выцеливая место последнего удара. Курица, прошедшая с ней самые трудные времена, уже успокоилась, лежала на плахе, доверчиво и с любопытством смотрела на неё круглым глазом.


Она взмахнула топором, но опустить не получилось. Когда уже рука пошла вниз, неожиданно появившийся ниоткуда Герасим остановил её сзади, прихватив за локоть.



Тося с удивлением посмотрела на мужа. Их тела, чистые и намытые почти соприкасались.

Герасим высвободил руку супруги от топора:


- Не надо крови..Тушенка есть лендлизовская...


Тося выпустила курицу. Та суматошно кудахча, стремительно выбежала из сарая.


Герасим пошел следом за ней на улицу.

Тося догнала и бросилась к мужу на грудь.

Он подхватил её, вмиг ослабевшую и рыдающую, и крепко обнял.

Они так и стояли во дворе какое- то время.


Дети молча смотрели в окно, как чужой им дяденька гладит по голове их мамку, и не понятно про кого говорит :


- Пусть живет...Зря что-ли ждала- то столько...



Рустем Шарафисламов.