Метафизика основ ингушского традиционализма

В предыдущем материале я обозначил основную фундаментальную причину структурной эрозии ингушского традиционализма. Эта причина кроется в утрате механизма реформации, лежавшего в основе самой системы традиционализма.

Сегодня мы рассмотрим, в какой именно форме этот механизм реформации представлен в ингушской истории и культуре, какие практические функции он выполнял и какое место ему уделялось в ингушском обществе до определённого времени.

Итак, функции своего рода социального камертона и инструмента настройки самоуправления общества в концептуальной модели ингушского традиционализма были возложены на институт жречества.

Помимо отправления религиозных обрядов и хранения научных, технологических, медицинских и астрономических знаний, на жрецах лежала обязанность анализа социально-исторических процессов. В случае необходимости они занимались корректировкой и реформацией социально-культурных и технологических практик как на бытовом уровне, так и на уровне философии и метафизики.

Осознавая необходимость данного института, общество выделяло ресурсы на строительство и содержание святилищ, которые, помимо религиозно-мистических функций, служили жилищем и резиденцией жреца.

Святилища строились на возвышенностях, что позволяло жрецам наблюдать за астрономическими процессами, природными явлениями и жизнью общины. Дистанция от общества давала жрецам возможность сосредоточиться на решении стратегических вопросов и избегать вовлечения в конфликты интересов и бытовую суету.

Для обеспечения постоянной связи с обществом у жреца был молодой ученик, на которого возлагались обязанности передавать информацию и выполнять поручения. Общество брало на себя его материальное обеспечение. Ученик, проживая в своей семье, должен был регулярно являться к жрецу по установленному графику. Он сообщал о событиях в общине и выполнял поручения своего наставника.

В рамках устоявшихся традиций ученик передавал общине рекомендации жреца, например: когда начинать сеять или собирать урожай, когда готовиться к праздникам или богослужениям. Если же возникала необходимость в реформах, жрец поручал ученику созвать общину для обсуждения и принятия решений по предлагаемым изменениям.

Процесс взаимодействия, зафиксированный в XVIII веке, я описал в одном из предыдущих материалов под названием «Бегол».

Утрата описанного механизма коррекции и реформации традиций ингушского народа является одной из причин их нынешней стагнации.

Однако считать проблему разрушения этого механизма исключительно проблемой последних столетий было бы ошибкой. Например, в ингушских преданиях о Маго, жреце храма Маго-Ерды, жившем около 700 лет назад, можно найти упоминания о более ранних кризисах, хоть и в иносказательной форме.

Предание рассказывает о магических атрибутах Маго — говорящей змее, птице и звезде, хранившихся в его сундуке. Эти символы олицетворяют древние знания: магические, философские, технологические и метафизические.

Трагедия, в результате которой Маго потерял своего сына и эти атрибуты, вероятно, указывает на утрату преемственности в передаче знаний потомкам.

Разумеется, я далёк от идеи возрождения института жречества и механизмов реформации традиций в их изначальной форме. Однако если наш народ стремится сохранить свои традиции и национальную самобытность, ему необходимо возродить концептуальные подходы к своей культуре в рамках, не противоречащих исламу.