Невыдуманные истории стройбата. История 3-я

ЧМО.

«Определение ангелов, как добрых, а демонов - как злых,
не имеет под собой оснований. Они ни злые, ни добрые.
Они просто используют свои возможности
в борьбе за территорию.»


Немного философии.
Не смотря на все деградации армейской общины, позволю так себе назвать наш многострадальный батальон, где за два долгих года службы было всё - если не дедовщина, так землячество, если не землячество так оголтелый, этнический национализм, если не национализм, то просто по-понятиям! Факт тот, что за время службы я понял, что наше армейское сообщество не могло жить без какой-то своей внутренней конституции. Всё это шло от наших отцов-командиров, от отсутствия железной дисциплины и не соблюдений предписаний воинского Устава. В результате этой неуставщины, независимо от типа перечисленных видов иерархической системы взаимоотношений между военнослужащими, у нас, с начала службы появилась прослойка солдат, ведущая очень жалкое существование среди своих сослуживцев. Настолько жалкое, что данное им по их статусу клеймо – ЧМО (грубое, уничижительное прозвище, от сокращенного - человек морально отсталый) как нельзя всеобъемлюще характеризовало их поведение в социуме.
Столкнувшись с тяжестью первых месяцев службы, некоторые «душары»* решили любым путём покинуть пределы воинской части, лишь бы прекратить голод, холод, лишения, издевательства и прочий негатив армейской жизни. Шли на всё – от членовредительства, до побега! Но когда горе-дезертиров в третий раз вернули в пределы ненавистной части и пригрозили серьёзным сроком в тюрьме или дисбате* некоторые смирились со своей горькой судьбой и стали по-тихому опускаться на самое дно солдатской службы.

Одним из таких оказался мой земляк Сашка Чёрный. То-ли фамилия такая у него была как судьба, то-ли сам он по характеру был слишком, как говорят «мягкий», но далее хочу поведать об его отрезке жизни, которому я стал невольным свидетелем.

Сашка был родом из того-же сибирского города, что и я. Прибыл он к нам в часть новым весенним призывом. Когда мы сбежались смотреть на молодое пополнение, в количестве двух рот, численностью в двести пятьдесят душ, очень были удивлены такой численности славянского состава, выглядевших очень взрослыми и старыми. Как выяснилось потом, большая часть вновь прибывших, были бывшими осужденными «с химии»*. Отмотав свои сроки они были сразу призваны своими местными военкоматами для дальнейшей службы на благо Родины. Большинству их них было уже 25-27 лет!
Поэтому мой земляк сразу бросился в глаза своей интеллигентно - флегматичной внешностью в очках из роговой оправы и молодостью среди этой толпы откровенных мордоворотов. До этого очкариков у нас здесь не было. Немного полноватый, грузный, вызывал сочувствие от мысли, куда он попал. Я сразу по нему тогда понял, что с такой внешностью и характером, ему придётся здесь ВЫЖИВАТЬ!
- Откуда бойцы?! Крикнули мы стоящим на плацу новобранцам.
- Новосибирск! Омск! Тюмень! Красноярск! - послышались ответные выкрики.

Не могущий за себя постоять, дать отпор хотя бы словесно, своим обидчикам был обречён… "Половая жизнь" стало его первоначальным кошмаром. Его еженощно посылали в наряды по мытью самых грязных мест в части, стиранию портянок дедов и нациков. У него отбирали часть еды в столовой. Точнее оставляли только чай и в лучшем случае кусок хлеба с ненавистной перловкой или варёной свеклой. Зуботычины, унижения или откровенный мордобой продолжили череду главных составляющих его ежедневной жизни. Полученная новая армейская форма, стала пропадать у Александра по частям. Сначала исчезла зимняя шапка. Пропажу он заметил после подъёма, когда вернулся с утреннего кросса с голым торсом. С перерывом в одну неделю, у него начали исчезать поочерёдно сначала сапоги, затем хэбэшная гимнастёрка. Попытки офицерского состава восстановить военнослужащему потери, после двух раз прекратились, так как снабжать «чёрную дыру» в которую уходило всё безвозвратно и бесследно, мягко говоря, всем надоело! Отчитываться перед вышестоящим командованием, что рядовой солдат не может за себя постоять и отследить свои вещи, которые почему то конкретизировано, отбирались и исчезали именно у него, никому не хотелось! Дальше его не стали пускать в строй на вечерние и утренние поверки, так как вид солдата одетого в заскорузлую от грязи и пота, рванную одежду не по уставу, в таких же рваных, нечищеных, грязных кирзачах, со стянутой на верёвку оторванной подошвой, да ещё без головного убора, могло плохо сказаться на послужном списке командиров. С одной стороны это было даже хорошо рядовому Чёрному, а с другой, отсутствие на построениях вылилось, в пропуски обязательных завтраков, обедов и ужинов! Если Сашка не приходил строем с ротой, столовские его потом гнали в зашей! А строй не желал садиться за стол, с вонючим, опустившимся ЧМОшником! Дальше его выгнали с ночлега из казармы! Падение было безжалостным, стремительным и неотвратимым! Слава Богу, командир роты у нас был коммунистом! Он прекрасно понимал, чем может закончиться эта эпопея, как для солдата, так и для него.

Чтобы солдат не дай Бог не свёл счёты с жизнью, командир определил его и ещё одного подобного товарища, работать и жить на постоянной основе, до конца службы на свинарнике части. Чтобы и с глаз долой и вроде как службу нести! И даже определил им ежедневную доставку пайка к месту несения службы, только бы поменьше провоцировали своим видом окружающих.

Поэтому в дальнейшем, на всех ежедневных поверках личного состава, их отмечали как «числящихся в командировке». Но жизнь их от этого не была слаще. Пайку им доставляли столовские, А поскольку они знали, что товарищи у нас чмощники, которые не будут на них стучать, то хавчик они поставляли им не регулярно. Ночами, сержанты сильными пинками, будили ото сна и привлекали их на половую жизнь части, для драйки полов в штабах и сортирах. Другие работы как чистка картошки и стирка белья командиров, уже им не доверялась, по причине жуткой антисанитарной запущенности бойцов, выражавшейся в завшевелости, и общей грязи тела. Причём тело было настолько грязным, что покрывалось коростами, а его немытость добавляло зловония. Но, похоже было, что его хозяевам в какой то степени это было даже на руку, так как в создавшихся условиях, это делала их хоть и чмошниками, но отшельниками части, с которыми никто не хотел иметь дела!

К тому времени, я вошёл в «касту блатных» и занимал несколько должностей, заведующего клуба части, киномеханика, библиотекаря и главное - почтальона. Последняя должность позволяла мне беспрепятственно получать всю почтовую корреспонденцию и посылки направляемые в адрес нашей, воинской части. А поскольку все посылки у нас подвергались «таможенному» досмотру отцов-командиров и другим личным составом, многие шли договариваться со мной, чтобы обойти все эти препоны и получить посылку откровенной контрабандой, так как часто содержимое вложения почтового отправления из дома, не соответствовало требованиям воинского Устава и было бы беспощадно конфисковано! Конфискацией любил заниматься непосредственно командир части, для последующего личного употребления или откровенного шантажа провинившегося. Хотя назвать провинившемся, военнослужащего, которому по доброте душевной его родные и близкие послали бутылочку доброго молдавского вина или грузинской чачи было сложно. Но попадались откровенно и уголовные послания, в основном лицам из Средней Азии, которых у нас тут хватало. Пакеты с анашой* вкладывали в посылки из Ташкента, Душанбе и Фрунзе увесистыми пакетами, не стесняясь.

Я, конечно, очень рисковал сам, так как доставить тяжёлую посылку из города, не имея транспорта, в расположение части через голую казахскую степь, надо было очень постараться! В случае моего попадания, я бы лишился всех своих статусов и после отсидки на гаупвахте* был бы отправлен на стройку, а это было сродни каторге! Несколько раз мне приходилось падать ничком на землю и бросать свой контрабандный груз от себя подальше, чтобы не быть замеченным проезжающим вдали командирским УАЗиком. Тогда я себя чувствовал настоящим партизаном! ; 

Поскольку земляк у нас в части был сродни родственнику, то я получив извещение на посылку для Сашки, сразу до предела засекретил этот факт. А поскольку посылка была килограммов на 10, заглянул к Сашке на свиноферму, обрадовал его известием о гостинцах с малой Родины и предложил довериться мне, в получении ценного груза. Такой большой груз незамеченным по степи не притащить, а вот частями не составляло труда. Тем более к тому времени я уже имел налаженные контакты с местными казашками-почтальонами и мог часть отправления, после вскрытия посылки, оставить временно у них на хранении, что я собственно и проделал.

Гостинцы были богатые – консервы, сало, конфеты, печенье, чай, сахар, что-то из нижнего белья. Всё это я за четыре дня тихо перевёз. Ночами Александр приходил ко мне по условному стуку, отъедался домашними продуктами. Я конечно составлял ему компанию, но не налегал. Во-первых я имел элементарную человеческую совесть и понимал, что сытый-голодному не товарищ! Во-вторых у меня и без того, тогда уже всего хватало. В тепле, в уюте, за чашкой крепкого чая с сахаром, после плотного перекуса салом со свежим хлебом, с хрустящей корочкой, (этим добром меня ежедневно снабжали столовские), в компании земляка. Для зёмы это был настоящий праздник и временный рай на земле! Он поведал мне о своей гражданской жизни, что перед армией успел окончить институт и был, по факту, молодым юристом. Я был удивлён. Так как когда я впервые увидел его, я был уверен, что Чёрному лет 20-ть не больше! А Сашка оказался ещё и старше меня на два года! Мы много говорили про родной город и мечтали, как было бы хорошо, скорее снова оказаться на его родных улочках!  Ночь была полна воспоминаний и ностальгии.

Александру я стал той соломинкой, которая не давала ему потонуть среди океана беспредела, зла и ненависти которое его окружало. Стал для него отдушиной, перевалочным пунктом и камерой хранения на полтора года, которые прослужил с ним. Одна беда, после его визитов приходилось сильно проветривать помещение.

Для меня было удивительно, в тот период времени наших жизненных испытаний, никакие потрясения не заставили изменить жизнь этого человека! В силу своего флегматичного характера, материнского воспитания без отца, физической неполноценности, он тупо плыл по течению, замкнувшись в своём грязном, чудовищном мирке унижений, избиений, грязи, лишений с одной единственной мыслью – всё это, когда - ни будь закончиться! Мне нужно это пережить!

Поэтому в день моего дембеля, Александр позволил при мне откровенно разревется, понимая, что ему здесь оставаться и служить одному ещё целых полгода! Я передал ему хранившиеся у меня его личные вещи и шуточно благословил, пожелав ему не наделать ещё больших глупостей и доплыть по течению прямо домой! Обниматься мы не стали, так как землячок хоть уже не чуял, но понимал, какой он источал «аромат»!

На меня смотрели испуганно-грустные, маленькие глазки из под разбитых линз, намотанных на изоленту очков сослуживца. Без головного убора, нестриженная, лохмато-нечёсаная, грязная шевелюра вздымалось над его битой башкой. Засаленный ворот, до предела штопанной-перештопанной на сто рядов гимнастёрки, открывал вид чёрной от грязи шеи, покрытой чирями из за полного отсутствия подворотничка и элементарной личной гигиены. Руки на ладонях как у негра ещё были относительно светлыми. Чего не скажешь об их тыльной стороне. Она была сплошь чёрная, покрытая коростой не то грязи, не то запекшейся крови, или того и другого вместе. Не по размеру огромные хэбэшные штаны, покрытые коркой запекшегося асфальта, и всё в тех же разорванно-нечищеных кирзачах замотанных куском верёвки, чтобы не отлетела подошва. Такой образ непутёвого земляка остался в моей памяти, когда я покинул пределы места службы, после своего двухлетнего пребывания в союзной республике.

***
Прошло чуть больше года. На дворе стояла ранняя весна. Был выходной, какой то серый, пасмурный день. Я прогуливался по центральной улице родного города. Как вдруг увидел, что мне навстречу идет, улыбаясь, очень модный парень! В белых кроссовках «Адидас», чёрных джинсах, в кожаном, длинном, чёрном плаще на распашку из под которого виднелась бордовая водолазка с высоким воротом, на меня из под очков в чёрной, тонкой оправе, смотрели с прищуром, до боли знакомые глаза!
 - Алексей! Дорогой! Не узнаёшь…?!
- Сашка чёрт! Ты что ли…?!! – узнав сослуживца с радостью откликнулся я.
Мы пожали по-братски друг другу руки и похлопали по плечам.
- Когда вернулся?! Как дослужил?! Где сейчас?! – засыпал я вопросами своего товарища.
- Давай отойдём в сторонку! – предложил он мне, все тем же, знакомым, флегматично-вялым тоном.
- Может пойдём отметим такое событие?! – предложил радостно я.
 - Извини! Я на службе!
- В смысле…?! – непонимающим взглядом бросил я.
- Давай я сейчас всё расскажу! – Сашка взял меня за рукав и стал  оттягивать в сторону, - Вернулся в срок, по весне 89-го. Дослужил как в кошмарном сне, вспоминать больше о том не хочется! По приезду месяца два в себя приходил, а потом вызвали в военкомат, предложили в ОМОН пойти, ну ты сам понимаешь… какой из меня милиционер особого назначения! Но узнав про моё юридическое, предложили пойти следователем, я и согласился…
- Ты… следователем в ментовке??!!! Прости дружище, но мне сложно поверить… недоумевал я. – Судя по-твоему модному прикиду дела идут в гору?! – подколол я товарища.
- Да пока не жалуюсь! – очень медленно, вялой речью отвечал новоиспечённый следователь.
-  Ну так что…?? Идём в кафешку?! – снова предложил я.
- Нет братан! Иду дальше по службе… ты уж прости! – виновато отнекивался Александр.
- Ну на нет и суда нет! Рад за тебя! – пожав руки, мы расстались.
Но как говорится – пути Господни неисповедимы! Прошёл год, и как в сказке, на том же месте я встречаю своего горе-товарища! Но это уже не модный чувак из следственного отдела МВД! Навстречу мне неохотно ковылял товарищ, в чёрной спецформе охранника ЧОП…
- Привет Сашка! Что случилось?! Ты ли это?!
По виду было понятно, что мой товарищ был, как то смущён и чувствовал себя явно неловко.
- Да я это я… Вот видишь…Как оно в жизни бывает! – виновато протяжным голосом ленивца отвечал горемыка.
- Ничего не понимаю..?! Ты же следком был! В милиции работал! Что за форма на тебе?! – засыпал я вопросами.
- Да был! Но в такой переплёт попал… подставили меня Лёха!
- Везёт же тебе на жизненные переплёты однако!
- И не говори…подставили меня коллеги, чуть в тюрягу не сел! Ну дело прошлое, не хочу говорить. Факт вот, теперь в охране магазина работаю… тяжело вздохнул Чёрный.

После этой встречи, жизнь более не сводила меня с моим армейским товарищем и я не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба. Подобных историй, думаю в мире предостаточно. Они для философов жизни и психологов, о тёмных закоулках человеческой души, и в поисках ответов - почему такие люди после пережитого, приходят работать в органы МВД..? Хотя ответ давно уже очевиден.
***

Примечания:

1. «душары»* - производная от слова «Дух» молодой, черпак, дед, дембель – неофициальные «воинские звания», практиковавшиеся в среде солдат в то время. Присваиваются по сроку службы, с периодичностью каждые полгода, за исключением звания дембеля, который наступает по выходу Приказа о демобилизации военнослужащего из рядов армии.
2. «дисбате»*- сокращённое от дисциплинарного батальона. В дисбат попадают только за уголовные преступления, предусмотренные 33 главой УК РФ". Преступления против военной службы". В основном это драки и побои (ст. 335) и самовольное оставление части (ст. 337). Следствие ведётся военной прокуратурой, а приговор выносит военный суд. Срок отбывания наказания — от трёх месяцев до двух лет. В срок службы пребывание в дисбате, естественно, не засчитывается.
3. «с химии»* - в СССР слова "химия" означала не предмет в школе, а советскую стройку, на которую отправляли зэков, они строили и своего рода отбывали наказание. Изначально зэков отправляли на строительство различных предприятий, в частности химзаводов, условия труда там были очень вредными, отсюда и пошло понятие "на химии". За зэками, которые сидели "на химии", всегда был контроль, но настолько ослабленный, что они в принципе могли жить на широкую ногу, поэтому многие и хотели попасть туда. Это было лакомое место, сменить свежий воздух и строящийся город, на закрытую конуру.
4. «с анашой»* - так в СССР называли синоним марихуаны – наркотика, изготавливаемого из сушеной конопли.
5. «на гаупвахте»* - специальное здание с помещениями для содержания арестованных военнослужащих вооружённых сил.