Прекраснаяя Эрикназ 2. 7

Гайк ценил возможность работать со столь умным и образованным человеком, как мирза Салех-Ширази, да и сама работа постепенно его увлекла.
– Интересно? – с улыбкой спросил как-то раз Салех-Ширази, видя, что молодой корректор, закончив свою работу, не отправился передохнуть, а внимательно следит за наносившим рисунок художником. – Прежде ты знаком был с книгопечатаньем?
Доверчиво улыбнувшись в ответ, Гайк кивнул.
– Да, ага. У нас в доме много книг, и в детстве отец часто рассказывал, как их пе-чатают. В Эчмиадзине большая типография, я там не раз бывал. Только прежде мне неиз-вестно было о литографии.
Салех-Ширази благодушно кивнул – молодой армянин ему нравился. В шутку ре-шив однажды проверить, что запомнил Гайк, он начал задавать ему вопросы и, к изумле-нию своему, убедился, что юноша может не только в нужном порядке назвать этапы про-цесса, но и дает недурные объяснения. Поэтому в день, когда должен был явиться принц Мухаммед, он неожиданно заявил:
– Сегодня отложи свою работу, Гайк, подумай, как ты будешь рассказывать моло-дому мирзе о литографии.
– Я, ага? – растерянно пролепетал Гайк. – Но я не смогу, ведь я…
Салех-Ширази отмахнулся:
– Не волнуйся, расскажи ему, что знаешь, он все равно не поймет – говорят, Му-хаммед слаб умом. И не проявляй к нему излишней почтительности, принц этого не лю-бит, поскольку считает себя дервишем.
После этого Салех занялся обсуждением рисунка с художником, а Гайк в волнении бродил по помещению, не зная, куда себя деть. В темном углу возились с какими-то ко-робками и ящиками два мальчика. Они незаметно, но с интересом наблюдали за происхо-дящим, и от этого Гайку становилось еще тревожней – проделка Эрикназ, которую он накануне воспринимал, как забавную шутку, теперь почему-то стала его беспокоить.
Мухаммед-мирза явился после полуденного намаза – плохо одетый, исхудавший от постоянных постов подросток. Сопровождавшим его конным сарбазам он велел ожи-дать на улице, поэтому в вошедшем мальчике Гайк не сразу признал принца – лишь то-гда, когда Салех-Ширази, оторвавшись от своей работы, ответил на принятое у мусульман вежливое приветствие вошедшего.
– Мне поручено объяснить высокому мирзе, как получают литографическое изоб-ражение, – подойдя к принцу Гайк вежливо поклонился.
На лице Мухаммеда мелькнуло недовольство, во взгляде, исподлобья брошенном на Гайка, читалась явная неприязнь.
– Армянин? – резко спросил он.
Гайк спокойно кивнул:
– Да, мирза.
– Армяне неугодны Аллаху, – с вызовом проговорил мальчик, – ибо они заблуди-лись на своем пути к Всевышнему.
– «Тот, кто очищен любовью, – чист»
 Гайк сам не понял, почему ответил этой фразой Али аль-Худжвири, суфия, живу-щего в одиннадцатом веке, но Мухаммед, неожиданно просияв, продолжил:
– «А тот, кто погрузился в Возлюбленного и отказался от всего остального, и есть суфий». Откуда ты знаешь о мудрости аль-Худжвири, армянин?
Гайк с трудом сдержал улыбку.
– Я читал его изречения в книге, которую напечатали в Индии и прислали моему отцу. Книгопечатание – великая вещь, оно развивается, позволяя донести до человечества мысли вековой мудрости. Хочет ли мирза, чтобы я рассказал о новом методе, недавно изобретенном в Европе?
С минуту Мухаммед молчал, слегка выпятив нижнюю губу, и разглядывая лито-графский камень, потом коротко бросил:
– Да.
– Рисунок наносят вот этим, это литографский карандаш. Мирза может сам попро-бовать нарисовать, если желает, – Гайк протянул принцу литографский карандаш, но тот стоял неподвижно, не решаясь взять в руки незнакомый предмет.
Два паренька, прежде возившиеся в углу, оставили свое занятие и с интересом придвинулись поближе. Щеки и носы у обоих были неимоверно грязны – Батыр-Нисан решила на всякий случай тоже замаскировать себя густым слоем сажи, – а Эрикназ вдоба-вок ко всему нацепила на левый глаз широкую повязку, закрывавшую половину лица. Увидев, что принц не решается дотронуться до карандаша, она тонким мальчишеским дискантом сказала:
– Не дозволит ли почтенный ага мне нарисовать для высокого мирзы что-нибудь радующее глаз? Говорят, я хорошо рисую.
– Что ж, добрый мальчик, – едва сдерживая смех, согласился Гайк и подал ей ка-рандаш, – попробуй.
Салех-Ширази, беседовавший в стороне с художником, но при этом внимательно наблюдавший за происходящим, недовольно поморщился – эти озорницы дождутся не-приятностей. Зачем он только внял просьбе Мэри и согласился разрешить девчонкам разыграть этот спектакль! При мысли о молодой жене губы его тронула нежная улыбка.
Эрикназ же, привычно прикусив губу, старательно рисовала. Внимательно наблю-давший за ней Мухаммед, неожиданно спросил:
– Что с твоим глазом, почему на нем повязка?
Эрикназ скорчила жалобную гримасу, тон ее стал плаксивым:
– Я просил милостыню у благородного хана и опустился на колени, преградив до-рогу его коню. Хан разгневался, хлестнул меня кнутом и выбил мне глаз.
– Тебе не следовало преграждать путь ханскому коню, – нравоучительно заметил Мухаммед, – однако наказание все же слишком сурово.
– Высокий мирза прав, я сам виноват. Потом, когда я поправился, великодушный ага Салех дал мне работу, теперь я уже не прошу милостыню.
– Знаешь ли ты имя хана, столь жестоко тебя наказавшего?
– Имя его Алаяр-хан, – жалобным голосом проскулила Эрикназ и тут же чувстви-тельно ощутила, как стоявшая позади Батыр-Нисан ущипнула ее за мягкое место.
Принц покраснел – Алаяр-хан был его родным дядей, братом его матери. Салех-Ширази, опасаясь, как бы прекрасная озорница Эрикназ не выкинула еще что-нибудь по-добное, поспешно приблизился, собираясь отослать ее прочь. Однако Гайк, угадав его намерение, начал оживленно и громко объяснять Мухаммеду основные принципы лито-графии:
– Высокому мирзе следует знать, что литографский карандаш состоит из мыла, воска, сажи и бараньего жира. Когда рисунок будет нанесен на камень, мы протравим по-верхность кислотой. Но рисунок останется непротравленным. Наверное, мирза догадыва-ется почему?
Он внимательно посмотрел на принца, как бы ожидая его ответа, тот нахмурил брови, подумал и радостно кивнул:
– Потому что в карандаше бараний жир!
– Мирза прав! И потом, когда мы смоем жир и смочим протравленные места, ти-пографская краска будет приставать только к тому месту, где был рисунок. Но мирза сей-час сам увидит, рисунок готов.
Действительно, Эрикназ отложила карандаш и с удовлетворением разглядывала свою работу. Мухаммед внимательно всмотрелся в изображение и в испуге воскликнул:
– Это же… это же мой отец, тень шаха Аббас-Мирза! О, Аллах, о, Али! Коран за-прещает изображать человеческие лица.
– Нет-нет, – поспешно вмешался Салех-Ширази, – да будет известно мирзе, Коран запрещает наносить изображения людей на бумагу и поклоняться изображениям, но ни-чего не говорит о литографском камне.
– Правда? – принц посмотрел на Гайка, к которому проникся особым доверием.
– Конечно, – уверенно подтвердил тот, на ходу примериваясь к ситуации, – а от-тиск на бумаге будет сделан на станке, а не сотворен рукой человека. Но высокий мирза, наверное, захочет и сам что-нибудь нарисовать? Или написать?
Мухаммед нерешительно взял литографский карандаш и подписал под рисунком:
«Великий из великих, знаменитый полководец Аббас-Мирза»
После этого камень был протравлен, промыт и закреплен на станке. Принц ни на шаг не отходил от Гайка, подробно объяснявшего ему весь процесс. Эрикназ и Батыр-Нисан следовали за ними, но Мухаммед их уже не замечал. Мальчишеское лицо принца раскраснелось, глаза оживленно блестели – ему стало интересно.
«Он вовсе не слабоумный, – думал Гайк, отвечая на его вопросы, – у отца в Карсе учился мальчик, которого все считали дурачком от рождения, а он быстрее всех научился читать и часто говорил очень умные вещи о прочитанном»
Наконец был получен оттиск. Изображение получилось слегка расплывчатым – химик, работавший у Салех-Ширази, никак не мог получить нужный состав для травле-ния. Эрикназ при виде оттиска, засмеялась – так заразительно, что за ней начали хохотать и все остальные. Внезапно всеобщее веселье было прервано, наступила тишина, присут-ствующие почтительно склонились перед стоявшим в дверях человеком. Салех-Ширази, растерянный неожиданным визитом, поспешил навстречу гостю:
– Благодарю Аллаха, за то, что дал мне счастье видеть у себя в типографии могу-щественного шахзаде.
Шахзаде Аббас-Мирза внимательно обвел глазами присутствующих. С утра, вер-нувшись из Шах-Голи, он уже успел побывать на артиллерийских учениях и направлялся к себе во дворец, когда, проезжая мимо типографии, увидел у дверей свиту принца, по-чтительно ожидавшую своего господина. Шахзаде удивился, но тут же вспомнил, что ве-лел сыну заняться литографией, и решил взглянуть, как продвигаются дела. Сойдя с коня, он сделал знак адъютантам ждать, распахнул дверь, и тут его окатили взрывы дружного смеха, в котором явно можно было различить женские голоса.