Галадэрэси. Первая часть

 СТОЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ НАЦИОНАЛЬНОГО КУМИРА ПОСВЯЩАЮ.


1. Странный сон.

Раз в неделю по вторникам Гейдар Алекперович обычно задерживался на работе дольше обычного. Жена Баладжа-ханым ждала его к ужину не раньше девяти. С его слов, в этот день недели они вместе с непосредственным начальником, первым секретарём горкома партии, обсуждали итоги недели и намечали планы. Это завелось уже давно, почти два года. С тех пор, как Эльвира Львовна Гончаренко порекомендовала товарища Алибекова на пост  главы бакинского горисполкома.

Баладжа-ханым разумеется, подозревала, что муж флиртует с Эльвирой уже несколько лет. Но считала это почти нормальным, ибо такая тесная связь обуславливала карьерную перспективу. Её это вполне устраивало ещё и потому, что компенсировалось льготами и привилегиями по должности: служебной автомашиной с водителем, правительственной дачей, спецмагазином, лечкомиссией и так необходимым для неё уважением в обществе. По зарубежным меркам мэр столицы – большая шишка!

А что касается супружеских обязанностей, то Геша ( как она называла его в интимные минуты) их исполнял регулярно два раза в неделю: по понедельникам и субботам. И Баладжашка (как он нежно её называл после секса) в свои сорок с маленьким хвостиком жила почти удовлетворённо, в достатке и даже вызывала восхищение и зависть у многих. Особенно, у близкой родни. Не в последнюю очередь,  даже у младшей сестрёнки Джейран.

Телефон зазвонил около семи. Баладжа-ханым очень удивилась, услышав строгий тенор Эльвиры Львовны: «Добрый вечер, Бэллочка. Позовите к телефону Гейдара Алекперовича, пожалуйста.» И когда ей ответили, что он вроде бы как на работе, голос  Эльвиры Львовны перешёл в визг: «Это я на работе, дорогая. А он уже месяц, как исчез в чьей-то ****ской постели! Неужели он не понимает, что вся страна сегодня в опасности! На грани переворота! Совсем распустила ты своего мужа, дорогая моя! Тем хуже для вас обоих. Я этого так не оставлю.» И резко бросила трубку.

Баладжа-ханым бросилась к новенькому телевизору «Рекорд», который недавно распределили строго по номенклатурному списку. На чёрно-белом экране повилась картинка башен Кремля. Диктор металлическим голосом сообщил, что на состоявшемся Пленуме Первым Секретарём ЦК КПСС избран Брежнев Леонид Ильич. Баладжа-ханым почувствовала давление в мочевом пузыре и еле добежала до унитаза.

Гейдар Алекперович тем временем внимательно наблюдал, как его очередная фаворитка примеряет на себя по одному дюжину комбинаций разных цветов и фасонов, пытаясь найти наиболее пикантное сочетание с таким же числом трусиков. Он никак не мог поверить в реальность происходящего: перед его глазами, нежно воркуя позировала...младшая сестра его жены, почти юная Джейран.

Гейдар давно обратил внимание на её изумительные формы, но никак не мог решиться: она только недавно вышла замуж, и вряд ли станет изменять. Но месяц назад, когда Баладжа-ханым и свояк Теймур смотрели телевизор во мраке,  Джейран поманила его пальцем на кухню. Там они впервые поцеловались. А уже в  первую их близость она раскрылась: мол, порядком устала подавать тайные сигналы. « Я и до замужества хотела тебя. Но ты то ли игнорировал меня, то ли осторожничал. Признавайся!»

И в тот самый первый раз, он предупредил её, что им следует быть предельно осторожными при муже. На что Джейран тут же его успокоила: «Даже не переживай. Теймур оказался таким немощным в постели, что просто комплексует. Втайне от меня мастурбирует, сидя на унитазе.  И мне кажется, совсем не против, чтобы ему помогли... по-семейному». Через неделю Теймур Ордубадлы стал главным инженером лимонадного завода. Гейдар Алекперович решил взять над ним шефство по-родственному.

Джейран наконец завершила примерку белья, сопровождая это танцем живота и ягодиц. Совершенно голой легла  на него в «валетной» позе, овладев общим с сестрой достоинством, и выставив для  обозрения всё самое ценное, чем её наградила природа. А природа поработала на славу!  Гейдар лицезрел прелести золовки и с интересом обнаружил, что они были почти абсолютно идентичны с прелестями старшей сестры. Правда, с существенной поправкой на два десятка лет.

Мастерство молодёжи, понятное дело, неповторимо с учётом новых веяний в искусстве любви. Он в очередной раз взлетел к наивысшим облакам седьмого неба и зарычал, прижав её голову к своему паху без предварительных условий. И вновь отметил про себя преимущество: Джейран доводила концовку любви до ювелирной полировки, мастерски не пролив ни единой капли правительственной страсти. Её томный взгляд и влажные губы благодарили за наслаждение.  Баладжа в этом отношении была слишком старомодна: за 14 лет брака не только сама не познала всей прелести орального наслаждения, но и не принесла жертву на алтарь супружества.

Это было для Гейдара очень важно. Сразу после этого, витая в облаках, он обычно засыпал  минут на тридцать-сорок. Проваливался в глубокий сон.  И на этот раз его унесло куда-то вдаль. Последнее, что он услышал, это восхищение Джейран: «Этой Баладжашке так повезло! Он у тебя стоит, как топор!» Вскоре после этого он неожиданно для себя ощутил, что видит некий странный сон.

Сидит у подножья скалы неподалёку от дачи своей бабушки в Джульфе. Вдали шелестят морские волны, а под ногами шуршит сказочно золотистый песок. Отчётливо видит лицо бабушки, которая покоится с миром вот уже лет тридцать.  Но к своему удивлению не узнаёт её. Вблизи это оказывается вовсе не бабушка, а девушка с карими глазами, длинными чёрными локонами, с ямочками на щеках, в коротком ситцевом халате.  Она его зовёт к себе «Хэтэкар», и одновременно удаляется в сторону моря.

Гейдар идёт вслед за ней, зовя её почему-то по фамилии бабушки: «Товарищ Джаникян!». Но она не отзывается. Вдруг непроизвольно он позвал её чужим, незнакомым и даже странным именем. Она развернулась и встала в его ожидании. Затем опустилась на колени и раскрыла свои руки. Девушка была уже без одежды, и он понимает, что жаждет его принять. Когда он приближается, оказывается что она сидит к нему спиной. Он входит в неё сзади, не видя её лица, но отчётливо ощущая в ладонях упругую грудь, из которой капает молоко.

Он зарычал во сне так громко, что Джейран испугалась. Она дотронулась до «топора»: «Неужели ты опять кончил? Он у тебя никогда не падает, что ли? Я раздеваюсь.» Он смотрел на неё невидящим взглядом, будто впервые. А затем сказал: «Нет, даже не думай! Нам пора. Твоя сестра ждёт меня к ужину.»

Гостиница «Интурист» ему нравилась ещё и тем, что в люксовых номерах по его указанию установили репродукторы. Проходя мимо включил, поджидая пока Джейран надевает тёплые панталоны: октябрь 64-го был холодным. Диктор сообщил о Пленуме ЦК КПСС. На лице Гейдара появилась усмешка: всем старым партийным кадрам на самом верху пора складывать чемоданы.

Водитель Самир уже знал маршрут без подсказки. Довёз Джейран до дому, где у подьезда на ветру терпеливо ждал Теймур, прыгая с ноги на ногу. Помахав свояку рукой, он обнял за плечи свою утомлённую супругу и с улыбкой поцеловал в щёчку: «Знаю, что проголодалась. Приготовил твой любимый кюфтэ-бозбаш».  Гейдар Алекперович через десять минут уже входил к себе в подьезд пятиэтажки с лифтом.

Баладжа-ханым встретила его с хитрой улыбкой: «Звонила старая шлюха, Гончаренко. Спрашивала тебя. Злая, как собака! Говорит, в стране якобы чуть ли не переворот! Это правда?»  Он не спеша разделся, снял туфли, надел тёплые тапочки: «Переворот для таких, как она: хрущёвских подкладок. Скоро её тоже отправят на покой.» Жена обрадовалась, обняла его со спины: «Приготовила твою любимую телятину в томатном соусе.»

Затем прижалась к нему его любимой частью тела, выдающейся  грудью: «Пэрвиза искупала и уложила спать. Слушай, он голенький так похож на тебя. Прямо как две капли.» Её рука коснулась ширинки: « Я так соскучилась по нему, джаник». Гейдар поцеловал её в лоб и напомнил: «Сегодня же вторник, забыла? Где ты была вчера? У соседки просидела допоздна. Да и к тому же у меня был тяжёлый день. Потерпи до субботы.»

Расстроенная, она  прошла на кухню в задумчивости: от Гейдара исходил аромат новых, но знакомых ей  духов. Это не был, как обычно французский парфюм из специального правительственного магазина: у Эльвиры был изысканный вкус. Это был запах дешёвой болгарской фирмы. И она даже знала, кто этими духами постоянно пользуется.  Накрыв ужин, Баладжа прошла в спальню и набрала сестру. На жеманное и томное "Алло", она кратко спросила: "Ну что отсосала, сучка? Нажралась, наконец!", и бросила трубку.

Затем набрала коммутатор: «Соедините меня с Галадэрэси в Карабахе.» Ответила мать: «Что случилось, гурбан олум?» Баладжа-ханым уже не могла сдержать слёзы: «Ну что, Фатма-ханым, дождалась? Твоя любимая сучка добралась до моего мужа! Эта шалава хочет, чтобы я её задушила своими руками?»

После небольшой паузы услышала в ответ: «Не обращай внимания, джана: пусть лучше твой домашний дон-жуан спит с нашей Джейран, чем с кем попало. Грязи будет меньше.» Выдержав минуту, добавила: «Она ему быстро надоест: он у тебя меняет потаскух, как перчатки. А ты приезжай к нам, отдохнёшь, развеешься. В Галадэрэси такой чистый воздух!»
 


2. Почти святое зачатие.

Это произошло неожиданно: Арега была совершенно не готова к замужеству. Планы были несколько иными: добиться самодостаточности, а уже потом завести семью. Но однокурсник Самвел буквально осаждал, как возбуждённый артилерист сказочную крепость, используя при этом орудия всех калибров. Крепость сдалась не сразу, но признала полное поражение.

Она уступила не столько из ответных чувств, сколько из правил приличия: моральные устои секретаря ВЛКСМ факультета были попраны. И главное где? На последнем ряду кинотеатра «Севан». Как только потух свет и на экране повились первые строки киножурнала «Новости дня» Самвел умудрился запустить свою руку под её широкую юбку. Так неуклюже пробирался к цели, что разорвал на ней новенькие шёлковые трусики. Это произошло ещё до начала фильма.

Арега от неожиданности боялась повернуть голову. Экран заслонила фигура администратора. Он стоял и не отрывал глаз от живописной картины. Ей показалось, что все зрители Советской Армении видят её разорванное бельё и всё остальное. Слава богу, дальше трусов дело не дошло. Администратор вывел их  из зала, громко выговаривая: «Извращенцы! Совсем обнаглели! Раздеваются в общественном месте!»

Уже это само по себе означало, что целомудрие и честь Ареги оказались под сомнением: он стал первым мужчиной, который вошёл в неё так далеко. В стране это было преступлением. В Армении считалось несмываемым позором. Ей самой всё это казалось несколько необычным, но велением судьбы: «Чему быть, того не миновать», пришла к выводу. Самвел шёл с опущенной головой. Возле её дома Арега разрешила ему поцеловать в щёку: «Теперь ты меня увидишь только у дверей ЗАГСа!»

На следующее утро она услышала целую канонаду «артобстрела» со стороны собственной матери, секретаря Новемберянского райкома партии: «Какой стыд и позор! В нашем роду никому трусы не рвали! Даже не знали, какого цвета!» Затем понизив тон поправила себя: «До свадьбы, во всяком случае.» Она брезгливо держала в руке разорванную "честь» семьи, найденную в куче грязного белья. Слава богу, отцу решила пока не сообщать. Полковник КГБ в отставке мог истолковать это, как покушение на честь и совесть эпохи, со страшными последствиями.

Свадьбу второпях назначили на ближайший вторник: все субботы и воскресенья на месяцы вперёд были недоступны в главном Дворце бракосочетаний Еревана. Словно весь народ решил вдруг улучшить демографическую картину республики.  Мать  каждое утро встречала с одним и тем же вопросом: «Задержки нет?»  Арега наконец не выдержала: «Он даже пальцем туда не попал. Разве в кинотеатре можно нормально кончить? Ты хоть пробовала?»  Эрна Арутюновна почему-то покраснела и стала мыть посуду. Видно кое-какие воспоминания юности были ещё свежи.

Но в любом случае этот спектакль уже был дурным предзнаменованием. И как результат,  брачная ночь принесла свои сюрпризы.

В двадцать лет любая девушка представляет себе первое соитие, как некое волшебство, святое таинство, которое сближает не только тела, но и соединяет мысли, чувства двух избранных людей. Арега тщательно подобрала для этой ночи не только платье и фату, но и  самое красивое бельё: крик европейской моды шестидесятых, завезённый зарубежными спекулянтами. Примеряя немецкую комбинацию бледно-сиреневого цвета (особого выбора и не было), мысленно представила Самвела, раздевающего её с нежностью и любовью.

Но в реальности всё получилось совсем иначе: грубо, быстро, больно и даже с некоторой долей брезгливости. Он был пьян в дупель: друзья постарались. От него разило потом за километр: в доме перекрыли воду.  Неуклюже долго возился с лифчиком: пуговицы ломались. Пришлось в конце концов растегнуть самой. Ноль реакции! На трико, облегающее попочку (мертвец мог восстать из могилы!), он на этот раз даже не обратил внимания: вошёл по-хозяйски, раздвинув трусы вбок.  А завершил супружеские обязанности вообще по-хамски: задремал, забыв сойти с неё. Проснувшись,  совсем «обкакал» праздник любви: позвонил сестре и победоносно заорал: «Она девочка! Так что, помалкивай!»

Правда, брачная ночь запомнилась Ареге не только этим. Под самое утро,  после стольких разочарований, ей приснился удивительный и непонятный сон. Она проснулась с первыми лучами солнца, и под мерный храп  супруга пыталась восстановить сновидение по тем деталям, которые ещё сохранились в памяти.

Вот она идёт босая по берегу какого-то моря. Берег  песчанный в отличие от побережья Грузии, где она однажды отдыхала с отцом. И запах был совершенно другой, чем на озере Севан, какой-то мазутный. Она шла будто, кто-то её звал. И вскоре действительно, позади  показался мужской силуэт. Лица не было видно, ибо лучи солнца били в глаза. Она прикрылась ладонью и стала различать некоторые черты: черные глаза, ямочка на подбородке, волосы с проседью и улыбка сердцееда. Усмешка в глазах.

И тут она вдруг обнаруживает, что стоит не только босая, но и... нагая. А он приближается к ней широко раскрыв руки в ожидании обьятий. И говорит что-то. Арега машинально прикрывает руками лобок, но вопреки логике опускается на колени. Глаза устремляются в мягкий золотистый песок. Боится поднять глаза. Она не видит, как он приседает рядом. Но чувствует близость. Запах самца теперь почему-то со  спины. Это некое ощущение энергии и мужской похоти.

Его руки ласкают ей соски,  шёпот слышится на чужом языке: «Наконец-то я нашёл тебя, товарищ Гаспарян!». Странно, что понимает. Она слегка пригибается и тут же чувствует внутри нечто твёрдое и упругое. Ей страшно повернуть голову и  открыть веки, ибо понимает, что происходит совокупление. А ей этого совсем не хочется. Вернее, не совсем хочется. Хотя, наоборот: очень даже.  Она отдаётся  ему толчками, шепча: «Нет, не надо! Я замужем!» Одновременно с этим, ей хочется иметь «это самое» в себе бесконечно долго.  Последнее что она помнит, это горячая лава, которая вливается в неё, и приглушённый мужской стон, похожий на вой волка. Хотя она волков никогда не видела.

Почувствовала спазмы в области живота. Кажется, мочевой пузырь. Муж отвернувшись в другую сторону, спал праведным сном сантехника, добросовестно выполнившего черновую работу. Арега медленно встала и прошла в ванную. Сбросив с себя новобрачную комбинацию, вошла под горячую струю воды.

Всё её тело испытывало незнакомую до сих пор истому, будто с её плеч свалился тяжёлый груз. Но этот груз каким-то образом опустился ниже живота. Она вдруг поняла, что этим утром зачала ребёнка.

Через несколько недель, когда было упущено время месячных, Арега убедилась в том, что была права. Но по непонятным причинам в ней росла странная убеждённость в том, что ей снился незнакомец, который её оплодотворил.

 


3. Гость из Агдама.
 
Звонок Баладжа-ханым из Баку сильно встревожил Фатму. Мысли перенеслись в прошлые годы, вспомнилось тяжёлое детство.  Ей не было и тринадцати, когда в  их дом вошёл молодой и стройный азербайджанец из Агдама. Он нередко покупал у отца баранов, птицу, сыр и прочие продукты. На этот раз купил несколько овец, и заплатил гораздо больше, чем они стоили: «Это тебе за твоё гостеприимство, Амбарцум.», и кивнул его жене, Ашхен.

Амбарцум Саркисян, инвалид Первой мировой войны, имел небольшое пастбище в Галадэрэси. Женился поздно,  почти в сорок. Его племяннице, Ашхен было в день венчания пятнадцать. У неё был всего лишь  один недостаток: она косила на левый глаз. Но в остальном природа не обошла её стороной. Второй такой красавицы в Галадэрэси не было. Даже когда она шла по Степанкертскому базару, продавцы были готовы предложить ей свой товар бесплатно, но... небезвозмездно, как вы понимаете. Долго провожали круглые ягодицы, которые словно отплясывали карабахскую шикэстэ.

Через год родила дочь Амалию. На третий год у Амбарцума случился, как тогда это называли, удар. Говоря по-иностранному – инсульт.  Парализовало правую сторону. С тех пор покупателей стало больше. Даже из соседних сёл заезжали. Главным образом, поглазеть на молоденькую мамашу. Правда, торговля пошла вверх.

В тот день встретив гостя прихрамывая, но с улыбкой, Амбарцум велел жене состряпать праздничный стол: Джебраил очень щедро расплатился. Амалия  помогла матери нарезать хлеб, разложить сыр, ароматную траву, помидоры и огурцы. Мать за полчаса успела поджарить цыплят, картошки и даже быстро переодеться в праздничный наряд. На её лице была написана нескрываемая радость: ей наконец удастся купить дочери сандалии. Время от времени они с Джебраилом странно переглядывались.

Мужчины опустошили вдвоём литровый бидон тутовки. Ашхен по-армянски повторила несколько раз: «Тебе нельзя столько пить, цаветанем.» Амбарцум будто назло ей толкал в плечо гостя, требуя налить ещё.  Вскоре заснул прямо за столом и захрапел. Джебраил нехотя поднялся, чтоб оседлать свою лошадь, но тоже споткнулся и упал прямо у порога. Мать взяла его за плечи и  помогла привстать. По-азербайджански тихо шепнула: «Останься, утром уедешь.  Уже темно, тебя могут ограбить.» Он ухмыльнулся, небрежно обхватил её за талию и спросил: «Если ты постелишь, как в прошлый раз.»

Они медленно двинулись в сторону комнаты для гостей, где кроме шкафа и радиоприёмника , собственно говоря, больше ничего и не было. Амалия услышала голос матери: «Ахчи, принеси горячей воды!» Сама достала из шкафа тюфяк, постельное бельё и постелила на полу.

Ашхен привыкла мыть ноги мужу, каждую ночь, когда он ложился спать. Теперь она делала это с гостем, Джебраилом. Дочь была недовольна этим, и наблюдала со стороны. Помыв  и вытерев ноги, мать помогла Джебраилу лечь,  сняла с него рубашку и брюки. Он теперь лежал голый по пояс в белых кальсонах, держа Ашхен за руку. И тут его взгляд вдруг упал на Амалию: она с любпытством рассматривала волосатую мужскую грудь. Ашхен, не поднимаясь с края постели,  резко повернулась к дочери: «Унеси таз и ложись спать.» Когда Амалия была уже у порога, мать крикнула вдогонку: «Плотно закрой за собой дверь.»

Амалия не прошла к себе. Вышла во двор. Стояла тихая лунная июльская ночь. Широкое окно большой комнаты светилось: мать так спешила, что забыла потушить керосинку. Было видно, как она ловко сняла с себя одежду и осталась в короткой ночной рубашке. Повернувшись к нему спиной, спустила вниз панталоны. С улыбкой на лице и обыденно оседлала лежащего на спине Джебраила. Он тут же обхватил её одной рукой за  бедро, другой за грудь, задрав сорочку. Мать застонала.

Амалия застыла с открытым ртом: она никогда прежде не видела ничего подобного. Это продолжалось неизвестно, как долго. В ночной тиши был слышен голос матери. Он звучал как-то необычно, словно она выла от удовольствия.  Что-то повторяла по-азербайджански несколько раз. Амалия слышала эти слова в школе и понимала смысл: так обзывались мальчишки-тюрки между собой.

Вдруг мать будто подкосили: она рухнула к его губам и ослабла. А он, прижав обеими руками к себе, продолжал раскачивать её обмякшее тело. Спустя несколько минут она, наконец, нехотя сошла с него, укрыла одеялом и вышла во двор с полотенцем в руках.

У колодца набрала два ведра воды. Сняла сорочку, осталась нагишом. Облила себя водой, обтёрлась полотенцем. Вдруг неожиданно упала на колени и стала креститься, выпрашивая у Бога искупления грехов на армянском языке. В конце попросила родить мальчика.

В апреле следующего года Амбарцум, уже еле передвигавшийся с палкой, погладил большой живот жены: «Знаю от кого, но не выгоняю из дома: без тебя мне не выжить.»  Когда сели за стол, он шлёпнул её по заднице: «Если родишь мальчика, куплю тебе зимнюю обувь. Если девочку – больше не ляжешь под него!»

К радости Амалии мать родила мальчика, Роберта.

 


4. Карабахский бутон.

В мардакянской резиденции раскинулся сказочный цветник. Фиридун Моллаев с юности обожал цветы. Наверное потому, что в маленьком пригороде Сараи, где он родился среди нефтяных скважин и мазута было не до красивой растительности. Но побывав однажды в Шуше, он встретил настоящий бутон розы по имени Наргиз. «Бутончику» было всего семнадцать, и по своей изумительной красоте, она могла бы называться по нынешним стандартам мисс Шуша. Эталонная грудь среднего размера, карабахские ягодицы, мраморная белизна, жгучие глаза и словно нарисованные губы свалили Фиридуна наповал: они поженились там же в Шуше.

Под утро первой брачной ночи Наргиз сумела уговорить мужа отпустить её на пятнадцать минут: «Клянусь мамой, я сейчас могу описаться!» «Пятнадцать минут» растянулись на целых три часа: в соседнем доме через дорогу жил мамин брат. Пару лет назад он первым сорвал «цветок» и насадил его на свою «трость», и теперь ждал обещанных прощальных обьятий.

Вот такая была романтическая любовь. Именно тогда, в горах она зачала своего первенца и назвали его Ильхамом, что означает «вдохновение». И не столько от вдохновенного мужа, сколько в память о сладком дяде, которого так звали. Незаметно прошли годы. Партия и правительство сумело по достоинству оценить талант и усердие Моллаевых: в жаркий июль 1959 года Фиридун Юсифович Моллаев был назначен главой партийного хозяйства Азербайджана.

Никита Сергеевич Хрущёв никогда сам не приезжал в Баку. Но встретил Фиридуна Моллаева радушно: «Ты там уж постарайся отличать чёрное от белого. А то до нас тут доходят слухи о национализме, понимаешь! Этих сукиных детей сотрём в порошок. Ступай и докладывай мне через год!»  Спустя полгода, отдыхая в Пицунде, хозяин страны на пляже заметил восточные формы супруги Моллаева: «Слушай, Пирдун Исусович, а ты я вижу каждый день входишь в райские врата, мать твою!» Наргиз зарделась от удовольствия: «Если и в райские, Никита Сергеевич, то в наши советские. А в нашем раю один полновластный Хозяин.»

Она вернулась в номер правительственной гостиницы под утро. Фиридун протёр глаза: часы показывали четыре часа: «Как дела, бутончик мой?» Она устало сбросила с себя голубое платье, сшитое по такому случаю, розовую комбинацию, растегнула тугой лифчик и пошла вялым шагом в сторону душевой: «Так себе. В темноте долго не могла найти, но так и не подняла. Но «бутончик» обильно прослюнявил. » Перед тем, как войти под душ, успокоила «На орден «Ленина» развела.»

Очередной день рождения уже подростка Ильхамчика решили отметить в Мардакяне в узком кругу: человек двадцать, не больше. Именинник с каждым годом становился похож на своего карабахского «тёзку». В Азербайджане недаром говорят: хороший джигит – похож на дядю.

Как это принято на Кавказе, любое застолье нуждается в тамаде. Фиридун, восседавший справа от супруги, поднял бокал первым: «Добро пожаловать, расслабьтесь и отдыхайте, товарищи. Сегодня «работать» будет один из нас: Гейдар Алибеков. Вставай, тамада. Ты мастер болтать языком. И говорят, не только языком.»  Шутка понравилась всем. За исключением жены Гейдара,  Баладжа-ханым.

Гейдар вскочил проворно, как мальчишка, вызванный к доске классным руководителем: «Спасибо за доверие Фиридун Юсифович. Сочту за честь. Благодарен Вам лично и Вашей очаровательной супруге Наргиз Гусейновне за то что уже около пяти лет наш Азербайджан процветает под таким чутким руководством. Товарищи! Предлагаю тост за дорогого, многоуважаемого и талантливого руководителя нашего ЦК Фиридуна Юсифовича и его прекрасную, как свежий цветок, Наргиз Гусейновну. Пьём стоя, товарищи! И до дна!»

Наргиз Моллаева внимательно рассматривала восходящую звезду КГБ, недавно ставшего мэром столицы. Ей показалось, что он тоже смотрел в её сторону больше, чем полагалось. Первая мысль была «А почему бы и нет?» Затем перевела взгляд с Гейдара на его жену Баладжа-ханым. Дамы вперили глаза друг в друга на целую минуту. Баладжа-ханым не выдержала первой: протянула руку с бокалом в сторону главы республики: «За Ваше здоровье, дорогой Фиридун Юсифович!» . Наргиз улыбнулась и подумала: «Какой красавец и такая недалёкая дура.»

Фестиваль русской литературы и поэзии в Баку проводился традиционно в самом главном концертном зале – Доме культуры им. Дзержинского. Ходили слухи, что Феликс Эдмундович был заслуженным артистом многих стран. И требовал от чекистов мастерства лицедейства.  Клуб азербайджанских чекистов любил часто устраивать концерты. И даже театральные постановки. Ибо чекисты обожали вживаться в роль. Как народные артисты

На торжественных мероприятиях в  первых рядах, как правило рассаживается весь политический бомонд. По центру пустуют два кресла, предназначенные для Первого секретаря ЦК партии Фиридуна Юсифовича Моллаева и его супруги Наргиз Гусейновны. Но сегодня планировалось участие лишь супруги: главу республики срочно вызвали в Кремль.

Когда свет в зале медленно потух, в зал плавно вошла Наргиз Гусейновна. Раздались скромные, но подобострастные аплодисменты. Не успела она занять свое кресло, как дюжина высокопоставленных лиц  выстроилась в очередь, чтобы лично засвидетельствовать свое уважение к Даме номер Один. Было общеизвестно, что именно она является главным вершителем судеб, практически единственным кадровиком республики. Иначе говоря, все важные посты заполнялись лишь с её личного одобрения. Одобрения не только лояльности, идейности и дисциплины, но порой и важных физиолгических способностей. К женщинам это не относилось.

Наргиз Гусейновна ответив на приветствия, обратила внимание, что среди них нет Эльвиры Львовны Гончаренко, партийного босса столицы. Обернувшись, увидела за своей спиной, как она мило беседует с каким-то гостем из Москвы. Встретились глазами. Ноль реакции! Концерт начался уже с испорченного настроения. Ведущий обьявил концерт открытым: «Первым на эту сцену приглашется народный артист СССР Рашид Бейбутов» Зал взорвался аплодисментами. «Композитор Андрей Бабаев, «Я встретил девушку», за роялем заслуженная артистка Азербайджанской ССР, Сурая Сафарова» Зал вторично встретил овациями.

Наргиз Гусейновна обернулась влево. Через кресло от неё сидел приехавший из Москвы композитор Бабаев. Она пальцем пригласила его сесть рядом. Он выглядел неважно: врачи поставили ему смертельный диагноз. Она прикрывшись ладонью шепнула: «Привет, Андрюша. Ну как у тебя дела?» Он с улыбкой покачал головой: «Ничего хорошего. Но часто вспоминаю поездку в Шушу. И нашу незабываемую ночь.» Она протянула и сжала его руку: «Я тоже помню тебя. Держись, и пусть нам поможет судьба.»

Спустя два дня Фиридун Юсифович, вернувшийся из Москвы, вызвал к себе главу партийной организации Баку Эльвиру Львовну Гончаренко. Она была награждена медалью «За победу в социалистическом соревновании». После поздравления, он пригласил Эльвиру Львовну присесть за кофейным столиком: «Надо обменяться мнениями.» Начал издалека: отметил её прошлые успехи и пожелал здоровья по случаю приближающегося 60-летия. И уже в самом конце рассказал ей о новом курсе Партии по омоложению кадров. «Леонид Ильич уделяет этому вопросу особое внимание.»

Эльвира стала понимать, к чему он клонит и достойно приняв удар, спросила: «Надеюсь, это согласовано с Секретариатом ЦК КПСС?» Брови Первого Секретаря нахмурились. Он провёл рукой по своей кудрявой шевелюре: «Разумеется, Эльвира Львовна. Вы же знаете, что мы всегда соблюдаем субординацию.»

Эльвира Львовна окончательно убедилась, что в Кремле власть поменялась. Никита Сергеевич, который некогда остро нуждался в её особых услугах, теперь превратился в политического импотента.  Она облизнула высохшие губы в надежде предложить нечто комплиментарное товарищу Моллаеву. Но прочла в его взгляде: «Спасибо, уже не надо!»

Сложив губы бантиком, спросила: «И куда меня отправит партия? Надеюсь, не на три буквы, Фиридун.» Оказалось, нет: к счастью освободилось место директора Музея Владимира Ильича Ленина. И Фиридун, опережая вопросы, положил руку на её колено и  успокоил,: «Все привилегии, в том числе персональный транспорт, дача, спецмагазин и лечкомиссия сохраняются.» Она вновь облизнула губы. На этот раз с улыбкой: «Я всегда готова выполнить любой наказ партии. Ты меня знаешь не первый день.»

Фиридун Юсифович встал, давая понять, что встреча завершена: «Ничего исключать нельзя, дорогая. Ты очень ценный для меня кадр. Я вызову тебя, как-нибудь.»

 


5. Тюрк-оглы.

Роберт Амбарцумович Саркисян занял важный пост в областном КГБ пару месяцев назад. Понятно, что в своей биографии никогда не упоминал Джебраила Шушинского, от которого мать его родила. Младший брат, Сурхай наоборот: носил фамилию Джебраила, давно переехал в Баку и работал в Доме правительства. Братья редко виделись и никогда не переписывались.

В последний раз, когда Роберт был приглашён на утверждение в КГБ Азербайджана, он сперва нашёл Сурхая: «Я родился в доме Амбарцума Саркисяна, и он признал меня своим сыном. Ты родился после его смерти, и уже Джебраил признал тебя своим сыном. Пусть так и останется. Договорились?» Сурхай совершенно искренне не возражал: родство тяготило и его.

От Дома правительства до улицы Шаумяна было рукой подать. В приёмной КГБ было тихо и мрачно. Молодая женщина велела сесть и доложила председателю: «Старший лейтенант Саркисян прибыл, Семён Кузьмич.»  Раздался хриплый голос Цвигуна: «Пусть заходит.» Роберт почувствовал лёгкую дрожь в ногах. Но постарался держаться прямо.

Из-за стола тяжело поднялся высокий и грузный мужчина с заметным шрамом на лбу: «Давай без формальностей, садись и слушай меня внимательно. Тебя рекомендовал человек, которому я всецело доверяю. Надеюсь, ты заслужишь его оценки. Область неблагополучная, часто происходят стычки на этнической почве. Никогда не спеши с выводами. Приглядись, провентелируй мозгами. Докладывай моим заместителям о всех нарушениях партийной этики. Внедряй своих людей во все прослойки. В нашем деле уши и мозги должны работать быстрее, чем ситуация.»

Роберт сидел прямо и смотрел ему в глаза, почти ничего не слыша. Цвигун открыл папку и стал что-то читать. Затем снял очки и спросил: «А кем приходится тебе председатель колхоза товарищ Шушинский?» Роберт почувствовал, что в горле першит. Откашлялся. Генерал протянул ему стакан воды: «Нервничаешь? Бывает. Успокойся. Выпей водички.» Глотнув воды, Роберт отчеканил: «Он второй муж моей покойной матери Ашхен Саркисовой, товарищ генерал-майор!» Цвигун захлопнул папку и протянул ему руку: «Наверное поэтому тебя прозвали «тюрк-оглы»? Поздравляю с назначением и желаю успехов.»

Выйдя на улицу, Роберт с наслаждением глотал свежий морской воздух, выходя на набережную. Остановился у первого же телефона-автомата, набрал номер телефона Теймура Ордубадлы: «Привет, чувак! Всё прошло отлично! Спасибо тебе.» Теймур поздравил: «Не меня благодари, а моего свояка. Он с крутыми яйцами. Кстати, сегодня мы празднуем первую годовщину свадьбы с Джейран. Приходи, познакомлю с ним.» Джейран приходилась Роберту сводной сестрой.

В ресторан «Дружба» пришёл немного с опозданием. За длинным столом было шумно и тесно. Увидев Роберта у винтовой лестницы, ведущей в зал, к нему подбежала Джейран: «Где ты пропал, Робик? Я держу тебе место рядом с шикарной женщиной, Сурая-ханым.» Ведя его за руку, шепнула: «Обалдеешь! Она сегодня без мужа. Так что, держи пистолет на взводе!»

Джейран представила Роберта с сидящей слева от него Сурае-ханым, жене недавно назначенного в Степанакерт Первого секретаря обкома Сафарова. «Сурая-ханым, джаник, это мой кузен Роберт.» Затем шепнула: «Кэгэбэшник, причём холостой пока.» Это была довольно пикантная дама с пышными формами, в расцвете кризисного периода: около пятьдесяти: «А у тебя все кузены такие красавчики? Очень приятно, Роберт. Слава богу, теперь есть, кому за мной поухаживать. А то мужу как-то некогда.»

После закусок, перед тем как подали горячее, Сурая-ханым жеманно шернула: «Так хочется курить, но в Баку как-то не принято. Прихватите сигареты и проводите меня на балкон, пожалуйста.» На веранде дул приятный бакинский ветер. Роберт протянул ей пачку Marlboro. Ухоженные пальцы медленно вытянули сигарету, а глаза просверлили его насквозь: «За версту видно галантного мужчину. Спасибо.»

Он осветил ей лицо пламенем зажигалки. Огромные жгуче-чёрные глаза, небольшой носик и коралловые губы были восхитительны.  Она мягко прижала его руку, когда прикурила. Затянувшись пару раз, Сурая-ханым повела оголёнными плечами: «Кажется, погода портится, а я оделась так легко.» Он снял пиджак и накинул на неё. Глаза Сураи-ханым заблестели от такой вежливости: «Вы умеете ухаживать за женщинами. Почему до сих пор не женаты?» Он покачал головой: «Пока на моём пути не повстречалась такая элегантная женщина, как Вы. Я не такой счастливчик, как Георгий Ашотович.»

Сурая-ханым отвернулась в сторону бульвара, чтоб скрыть свои эмоции. Стоя к нему спиной, сказала: «Не завидуйте моему мужу. Всё в жизни намного сложнее, чем смотрится.» Затем задумчиво произнесла:  «Вокруг нас так много соблазнов. И приличное дело не назвали бы браком. Можете поверить мне на слово, мужья не видят, то что доступно для них. Им всегда не хватает сладкого десерта с чужого стола.»

Роберт положил руки на её плечи и прижался к пышным бёдрам: «Именно поэтому я и не спешу. Брак не должен лишать нас удовольствий, не правда?» Она не поворачивая головы, свободной рукой провела по его ширинке: «Разумеется, но при условии, что люди должны уметь держать язык за зубами. Всегда уважала чекистов за это.» Его рука погладила резинки от трусиков. Их губы соприкоснулись в поцелуе. Она провела языком по его нёбу и приглушённо застонала: «Проводи меня до машины. Мне уже не хочется оставаться здесь.» Она вошла в зал и направилась к Джейран: «Извини, детка. Мне срочно надо домой. Так неожиданно...ну ты меня понимаешь.» Роберт взял её под руку и попытался переубедить: «Может Вам что-то не понравилось? Я не имел ввиду ничего такого....»

Она посмотрела на него с улыбкой: «Какой же ты неуклюжий ещё. Садись в машину.» Окрылённый Роберт открыл заднюю дверь чёрной «Волги", пропустил её вперёд и на всякий случай шёпотом спросил: «А шофёр не доложит мужу?» Она приподняв подол платья, села и успокоила: «Садись, джаник. Это тебе не Степанакерт. Машина из гаража ЦК.» Затем вежливо попросила: «Кямранчик, отвези нас для начала на «Кубинку».

 


6.Путь наверх.

Первые три месяца беременности пролетели быстро. Врач-гинеколог оказался далеко не равнодушным. Средних лет, толстый, лысый и с одышкой, он встретил приветливо: «Вы не первая и не последняя. Все обычно говорят, не хотели, так случилось. Но разве мы не знаем, как дети получаются?»  Арега ещё не успела даже промолвить слово. Она посмотрела на него своим долгим утомлённым взглядом: «Доктор, не знаю, как получаются дети у Вашей супруги, но я сознательно вышла замуж, добровольно легла в брачную постель и зачала в первую же ночь».

Он сначала застыл от неожиданности, а потом сухо произнёс: «Раздевайтесь, гражданка Мовсесян.»  Изучал чересчур долго, явно злоупотребляя служебным положением. У неё отекли ноги. Когда он поднял голову, с его губ текли слюни.  Ширинка брюк выросла бугорком.  Арега подумала про себя: «Вот извращенец! Ведь каждый день видит одно и тоже, неужели не противно?»

Она прикрыла веки и решила думать о чём-то постороннем. Вспомнила свой сон под брачное утро. Хотела представить себе интимые подробности, но тщетно. Перед глазами было лишь супружеское «хозяйство»: Самвел спал без трусов и не укрывшись. И этот единственный известный ей экземпляр инструмента любви, далеко не впечатлял. «Как хорошо что я не уролог!»- с брегливостью пронеслось в голове.

Доктор Мясникян наконец удовлетворил своё любопытство: «Можете одеваться.» Прошёл к письменному столу, снял резиновые перчатки и стал заполнять медицинскую карту. Арега вышла из-за ширмы и присела на край стула.

Врач посмотрел на неё со слащавой улыбкой: «Пока всё идёт, как по учебнику. Но учитывая жаркое лето, рекомендую Вам провести его за городом, на свежем воздухе. Желательно, делать ежедневные физические упражнения. Но лёгкие, без особых нагрузок». Затем строго предупредил: «Это касается и супружеских обязанностей. Не чаще, чем раз в неделю. И только в щадящих позах. Без извращений!»

Он даже не подозревал, что Арега не собиралась допускать к себе мужа чаще, чем раз в месяц. На прощание врач протянул ей свою визитную карточку: «Буду рад, если заглянете на консультацию.» В его взгляде была написана вся гамма лёгких физических, не обязательно супружеских, упражнений. Арега всё же взяла карточку. Это был кандидат медицинских наук  Армавир Галустович Мясникян.

Старенькая «Волга» с армейскими номерами поджидала возле поликлиники: отец позаботился. Сержант Николай по-военному чётко спросил: «Куда прикажете, барышня?» Арега, не раздумывая ответила: «На дачу.»  Путь к озеру Севан был не такой уж и дальний: пара часов часов с учётом состояния дороги. Она раскрыла книгу «О сновидениях» Зигмунда Фрейда дореволюционного издания.

К сожалению, там не было обьяснений сновидения о  сексе с незнакомым мужчиной намного старшим по возрасту. И судя по ощущениям –с иностранцем. Его не совсем чёткий образ постоянно преследовал в сознании. Она отчётливо ощущала его запах. В ушах порой раздавался его густой баритон. Хотя слов было не разобрать. И сейчас углубляясь в страницы Фрейда под шуршание колёс по асфальту, она пыталась воспроизвести черты его лица. Спустя десять минут она откинулась на спинку и незаметно для себя уснула.

Он приснился вновь. Она узнала по шагам. Он шёл по длинному нескончаемому коридору. Вдруг открылась одна из дверей слева. На пороге стояла дама его же примерно возраста. Профиль дамы был знаком. Хотя Арега пока не могла понять, кто это. Он вошёл вместе с ней в просторную комнату, похожую на оранжерею: повсюду были цветы. Дама вела его за руку, Арега видела её только со спины. Наконец они остановились и она повернулась. Почему-то без особого удивления узнала в ней... свою мать. Книга Фрейда упала из её рук, и она тут же проснулась. Машина вьезжала на дачу.

Эрна Мовсесян, в свои сорок три выглядела аппетитной кинозвездой. Роскошные локоны цвета зрелой пшеницы были её главным украшением. Помимо этого в отличие от своей дочери, она не без основания гордилась светло-голубыми глазами, римским носом с горбинкой и чувственными губами. В остальном они обе были одинаковой горделивой осанки и не позволяли мужчинам доминировать над собой.

Успешный партийный чиновник среднего звена, Эрна Арутюновна, на днях неожиданно для всех  заняла пост министра образования, и срочно собиралась в Москву для формального утверждения в отраслевом отделе ЦК КПСС.  Собирая вещи, она внимательно слушала новости. А новости были оглушительными: Никита Хрущёв был отстранён от должности. Новым Хозяином страны стал Леонид Брежнев.

Она встретила дочь с удивлением и растерянно: «Разве уже начались каникулы? Почему ты здесь без звонка?» Арега вкратце рассказала ей про рекомендацию врача. Мать тут же забеспокоилась о зяте: «А как же Самвел? Ты его оставила одного в городской квартире?» Заметив, что дочери это безралично, она уточнила: «В его возрасте мужчин нельзя надолго оставлять одних. Неужели ты не понимаешь?» Арега подняла руку, чтобы остановить поток нравоучений: «Ты бы лучше позаботилась о моём отце. В его возрасте  это тоже опасно. Ты слишком часто ночуешь в командировках.»

Эрна отвернулась от неё и захлопнула чемодан: «Он давно уже не одинок. Меняет женщин, как перчатки. Мне не нужна чужая грязь. И давай оставим этот разговор. Я просто хочу остановить тебя от повторения моих ошибок.» В это время дверь в спальню открылась и на пороге появился мужчина, которого Арега часто видела по телевидению. Мать поспешила познакомить их: «Это моя дочь,  Карен Серобович.» Арега вспомнила: секретарь ЦК Компартии Армении Демирчян.

Ей стало понятно, каким образом мать добилась «высокого доверия партии и правительства»: она спит, с кем выгодно! Секретарь ЦК забыл застегнуть ширинку, ибо был чем-то расстроен: «Ты слышала..?» Мать кивнула головой. Демирчян стоял бледный, как известь: «Кажется, всё катится в пропасть, Эрна.» Она с улыбкой успокоила его: «Не переживай, ты не пропадёшь. Я тебя знаю.»

Арега в глубоком раздумье взглядом проводила их к стоявшей за воротами «Волге» с правительственными номерами. Она вдруг представила мать в постели с этим неотёсанным мужланом. И пришла в ужас: «Нет! Только не это!»




7. Фатальная находка.

Баладжа-ханым перерыла всю квартиру, но так и не нашла любимый лифчик. Дело было не в стоимости. Это был подарок Гейдара, купленный им в парижском бутике. Всякий раз, надевая его, она ловила на себе взгляд голодного хищника. И как правило, ночь приносила им обоим часы наслаждения. Она была обеспокоена. Кому могло понадобиться её бельё? Это не было  воровством с бельевой верёвки. Баладжа никогда не развешивала стиранное на балконе, как это было принято во многих  бакинских домах и дворах.

В жилом здании, специально построенном для чиновников высшего ранга такой пещерный способ сушки белья был просто исключён.  Домашняя прислуга, Катерина занималась стиркой два раза в неделю. Местом стирки и сушилки служило подсобное помещение, оборудованное под крышей. Допрошенная Катя клялась на Программе КПСС, что видела злополучный бюстгальтер неделю назад в корзине с одеждой, предназначенной для стирки. Но она и так ни в коем случае не попадала под подозрение: за все годы службы ничего подобного не допускала. Не могла она из-за белья потерять такую работу. Да и размер груди был слишком велик для Катиных «персиков». «Хозяйка», как она привыкла называть Баладжа-ханым,  очень часто сама баловала её подарками.

Грешным делом она заподозрила даже своего сына-подростка: в тринадцать лет у мальчиков обычно пробуждается тайный интерес к женскому белью. Пэрвиз часто ходил по пятам за Катериной во время уборки, подглядывая под юбку. Мать купая его, удивлялась ранней эрекции у сына. Она перерыла все его шкафы и тайники, постель и портфель. Но тщетно.

Уже потеряв всякую надежду, она решительно отогнала подозрения и в адрес мужа. Это было совсем неправдоподобно. При его возможностях он мог задаривать своих любовниц изысканным бельём хоть тоннами, хоть километрами. Да и честно говоря, Гейдар в последнее время начал остывать к исполнению даже супружеских обязанностей. Искал и находил всякие поводы. Его стала изматывать не только работа. Младшая сестра, Джейран (будь она проклята) отсасывала его энергию до капли.

Очередная командировка Гейдара в Москву отвлёкла мысли от поисков пропавшего белья: найдётся к его возвращению. В понедельник ночью перед отьездом Баладжа пораньше уложив сына, надела коротенькую ночнушку и прижалась сосками к руке засыпающего мужа. Гейдар сонно пробурчал что-то и отвернулся в другую сторону. Она всю ночь ворочалась, но так и не смогла уснуть. Когда утром он уже садился в машину, чтобы ехать в аэропорт, она вспомнила, что ей нужно сьездить за покупками: «Кончились кое-какие продукты.» Муж тут же поручил шофёру вернуться после аэропорта за ней и сухо попрощался с ней.

Водитель первого класса Самир Мардухаев, сменивший пару месяцев назад ушедшего на пенсию старого Малинина, был из горских евреев.  Каждый раз провожал хозяина в командировку с затаённым чувством радости. И не только потому, что ему предстояла временная и относительная свобода. Собственно говоря, в этой свободе он особо и не нуждался: родители жили в Красной слободе, а своей семьи пока не было.

Дело было в другом: он с первых дней почувствовал влечение к супруге хозяина, Баладже Джебраиловне. Самир называл её именно так, с почтением и подобострастием. Каждая встреча с ней была словно  праздник. В любом наряде он находил её самим совершенством. Она не выходила из его головы ни днём, ни особенно по ночам.

Он понимал, что безнадёжно влюблён в женщину, почти вдвое старше: она годилась ему в матери. Но это его не смущало. Перепробовал несколько молоденьких девиц , и был  полностью разочарован в них. Почти всех интересовала зарплата. Одну из них он через месяц застал со своим соседом. Третья вообще наградила его «международной» инфекцией: оказалась валютной проституткой при гостинице «Интурист». Баку середины 60-х стремительно падал культурно и нравственно.

Печальный опыт лишний раз доказал Самиру, что женщины постарше должны быть мудрее. Баладжа Джебраиловна к тому же была исключительно красива: от её кругленьких бёдер, груди четвёртого (!) размера он просто балдел. Плюс к этому, она  богата и щедра. Не только подкидывала дефицитные продукты, но и одаривала зажигалками, американскими сигаретами и даже алкогольными напитками из Европы. По праздникам  втайне от мужа совала ему в карман наличные: «Ты молодой, у тебя расходы на девочек. Бери, сынок, не стесняйся.» Затем как правило шёпотом добавляла: «Только имей ввиду:Гейдар Алекперович не должен знать, ему это не понравится, если узнает. Пусть останется между нами.» При этом её заговорщический взгляд возбуждал Самира, сильнее денег. Это был взгляд зрелой женщины, которой нравятся маленькие секреты от мужа.

Самир хорошо знал и о похождениях хозяина. В том числе и о его «шашнях» с родной сестрой Баладжи Джебраиловны. Он не раз оказывал услуги многим любовницам хозяина: развозил их по магазинам. С позволения Гейдара Алекперовича, а иногда - по их личным просьбам в свободное время. Небезвозмездно, конечно: каждая из них пыталась перещеголять другую по щедрости на чаевые.

Ну а что касается Джейран, то она вообще открыто липла к нему без всяких тормозов ещё задолго до того, как они с хозяином стали тайно встречаться. От неверного шага «влево» Самира остановливали лишь два обстоятельства: строгость хозяина и страсть к его супруге, Баладжа Джебраиловне. Порой ему казалось, что она и сама устала от постоянных унижений. Он даже предполагал, что наверняка разлюбила мужа, но терпит его шалости только ради высокого положения в обществе.

Его предположения шли ещё дальше: может быть даже она питает симпатии к Самиру, но боится огласки. Разглядывая себя в зеркало, он убеждался в неоспоримых преимуществах перед Гейдаром Алекперовичем:  моложе, выше, стройнее, заочно учится на историческом факультете университета.  И самое главное – любит Хозяйку до потери сознания, не изменяет ей ни с кем, тем более, с её сестрой.

Из аэропорта он возвращался на крыльях. У самого подьезда достал из бардачка второе зеркало заднего видения и приладил его таким образом, чтоб  тайно обозревать заднее пассажирское сиденье. Этим способом он обозревал всякий раз, когда Хозяйка садилась и выходила из машины, невольно раздвигая ноги. Именно таким образом однажды обнаружил, что она бреет лобок: села в машину...без нижнего белья. То ли забыла, то ли было слишком жарко. Одно лишь прикосновение к такому лобку казалось ему несбыточной мечтой. Эти тайные обзоры стали него своего рода наркотиком.   

Хозяйка спустилась вовремя и велела ехать в универмаг: « И сразу же обратно домой: Пэрвиз один остался.» Завершив покупки, она погрузила их в багажник. У дома, когда Самир хотел помочь поднять покупки,  она вдруг спохватилась: «Подожди, сынок, я кажется уронила солнечные очки в машине. Найди их и принеси. А пакеты я заберу сама».

Нагнувшись вглубь багажника, она вдруг заметила под ковриком кусочек ткани розового цвета. Сердце забилось, будто случилось непоправимое. Там были спрятаны женские трусы. Именно они пропали месяц назад.  Но Баладжа-ханым не придала этому значения: старенькие «трикошки» давно вышли из моды. Она всё равно собиралась подарить их Кате.

Но теперь Баладжа была шокирована: значит и бюстгальтер мог находиться где-то здесь. Она перевернула коврик и ахнула: над инструментами лежал пластиковый пакет из парижского бутика. А в нём – любимый бюстгальтер.Она взяла его в руки: всё ещё исходил запах её тела, аромат парфюмерии.

Баладжа почувствовала тяжёлое и частое дыхание за своей спиной. Это был Самир с солнечными очками в руке. Она замерла в нерешительности. Ноги подкашивались. Если разбираться здесь, они оба станут обьектом для наблюдения. Не только для соседей, но и службы охраны, дежурившей у подьезда. Она силой воли постаралась сохранить на лице улыбку: «Поднимись домой сейчас же.»

В лифте, стоя  буквально плечом к плечу, оба молчали. Казалось, прошла вечность, пока Баладжа-ханым дрожащими от волнения руками, ковыряясь в сумке, достала ключи. Когда они вошли в квартиру и дверь закрылась, она вдруг с размаху влепила Самиру оплеуху: «Ограш!(подонок) Сын шалавы! Как ты мог пойти на такое?» Он стоял с опущенной головой и молчал. В это время из детской появился  Пэрвиз. Мать опомнилась: это уже слишком несваримо для сознания подростка. Ещё не дай бог, подумает, что между ней и Самиром сложились  неприличные отношения.

«Пройди в гостиную и жди меня там!», приказала Самиру ледяным тоном. Затем вернула Пэрвиза в детскую комнату: «Сынок, Самир чуть не врезался в другую машину ( На ходу сочинила!) Это произошло потому что он,  негодник,  смотрел  не на дорогу, а ....чёрт знает, куда. Но мне кажется, папе об этом  пока говорить не надо. У него тяжёлая работа, ему нельзя нервничать. Ты согласен со мной?»

Пэрвиз кивнул головой, хотя мать не была уверена, что сумела его убедить. Однако, надо было как-то завершать непредвиденный скандал. Нельзя его откладывать на потом. Баладжа-ханым добавила: «Я сейчас побеседую с Самиром, возьму с него обещание, что это не повторится. Ты без моего разрешения не выходи из детской.» Погладила его по голове и добавила:  «А потом он отвезёт нас с тобой в гости к твоему другу Орхану. Ладно, сынок?» Пэрвиз поднял на неё не по годам грустные глаза: «Он к тебе приставал?» Баладжа-ханым покраснела и растерялась: «С чего ты взял? Он никогда не позволит себе такого!»

Закрыв за собой дверь, Баладжа-ханым прошла в спальню. Она всё ещё слегка дрожала от неожиданного «открытия». Сняла с себя кофту и юбку, надела розовый японский халат, купленный у спекулянта за умопомрачительные деньги. Этот халат успокаивал. Она посмотрелась в зеркало, поправила причёску, разгладила щёки, облизнула губы. «Надо бы расслабиться» - повторила про себя несколько раз. Прошла на кухню и взяла из холодильника уже початую бутылку коньяка. Два больших глотка прожгли горло, но спустя минуту, Баладжа почувствовала лёгкость.

Самир сидел на диване, оперевшись локтями на колени, и смотрел на ковёр с отрешённым видом. Судя по его напрягшейся спине, он был готов к любому наказанию. Баладжа села напротив  с рюмкой в одной и бутылкой в другой руке. Теперь в ней просыпалась умеренная ярость и необходимость унизить этого мерзавца.  Молчание длилось слишком долго. Она пыталась подобрать подходящие слова. Выпила рюмку до дна, отложила на столик и перекинула ногу на ногу, мысленно возвышаясь в собственных глазах: «Надо выглядеть величественной и недосягаемой.» 

 


8. Свадьба по деревенски.

Джебраил вернулся с работы удручённым. Фатма накрыла ужин и перешла в кухню, где её ждала соседка Гюльсюм. Она была намного моложе Фатмы, ровесница Джейран. Но души не чаяла в Фатме-ханым и любила посплетничать с ней. Её муж Гара-бала работал шофёром в Обкоме партии.

Не успел Джебраил налить себе тутовки, положить в рот кусок телятины, как зазвонил телефон. На линии была Гюльшэн Мирзоян: «Ты в курсе, что затеяли эти ублюдки? Хотят обьявить мне выговор, а на тебя сочинили жалобу  в Агдам, твоему начальству.» Джебраил расхохотался: «У них не только башка не работает, но и всё остальное. Не знают, с кем связались! Не переживай, джаным,  всё улажу.»

Покончив с ужином, он позвонил в Степанакерт: «Роберт, это я. Заезжай ко мне, надо поговорить.» Роберт попытался увернуться: «Сейчас много работы. Давай через неделю.» Джебраил оборвал на полуслове: «Через неделю я тебе яйца вырву и засуну в задницу, donuz o;lu (сын свиньи)! Слушай меня внимательно: хоть через труп Сафарова, а хоть через задницу его жены, Сураи, из которой ты не вылезаешь, но ты должен отменить решение бюро. Иначе потеряешь не только работу, но и остатки достоинства.» И бросил телефон.

Женщины на кухне переглянулись. Гюльсюм поманила Фатму выйти с ней во двор. Там прошептала: «Твой Джебраил и Гюльшэн Мирзоян уже давно шалят тайком в гостинице. Кто-то их сфотографировал, в чём мать родила и послал Георгию Сафарову в обком.» Фатма спросила: «Это твой Гара-бала сочинил?»

Соседка покачала головой: «Бери выше, гурбан олум. Только между нами: сам Жорик мне сказал.» Фатма удивлённо посмотрела на неё. Гюльсюм гордо подняла голову:  «Он уже три месяца мне проходу не даёт.» Фатма стыдливо прикрыла ладонью рот: «Ты что, спишь с Сафаровым? Не боишься Гара-балу?». Гюльсюм, испуганно прошептала: «Именем Аллаха, тише! Нет, ай гыз, не сплю! Просто иногда он ...только в рот хочет. Понимаешь? Я же не дура, чтобы забеременеть от армянина.»

Проводив соседку, Фатма поняла её намёк. Пошла мыть посуду. А мысли вновь унесли её в далёкое прошлое.

После рождения Роберта, в начале мая Джебраил  приехал с подарками. Отцу, Амбарцуму досталось двухствольное ружьё, матери он вручил золотую цепь с полумесяцем, а ей подарил жемчуг, который сам же и обернул вокруг тонкой шеи три раза: «Тебе уже пора замуж, джейран-бала.» Для новорожденного Роберта он ничего не привёз. И даже не подошёл близко к его кровати.

Затем уже по-хозяйски прошёл в гостевую и включил радио. Передавали речь товарища Сталина на ХVП сьезде ВКП(б). Уже подвыпивший Амбарцум позвал: «Ара, выключи это говно. Иди сюда, выпьем». Подняв маленький гранённый стаканчик, он чокнулся с Джебраилом и хитро подмигнул: «А ты слышал, что этот шандыга (сукин сын) спит одновременно и с женой, и с тёщей?» Джебраил поднял стакан и ответил: «У нас говорят, “bacarana can qurban” (долго ли умеючи)! Дай бог ему здоровья! Давай выпьем за товарища Сталина!»

После обеда он посмотрел в сторону Амалии и что-то шепнул Амбарцуму. Отец отодвинул от себя тарелку и велел жене и дочери выйти во двор. Через пятнадцать минут они услышали его зов. Он уже сидел с Джебраилом в обнимку. Перед отцом лежала толстая пачка денег: «Ашхен, садись и слушай меня внимательно. Джебраил только что сказал, мол, хочет жениться на Амалии. Я дал уже своё согласие. Свадьба будет в Агдаме, через два месяца. Теперь и у нас в Галадэрэси будет свой товарищ Сталин!»

Ашхен замерла с раскрытым ртом. По щеке прокатилась слеза. Затем попробовала по-азербайджански возразить: «Джебраил, ей всего четырнадцать. Зачем она тебе? И потом:  я не успею приготовить  приданое с новорожденным на руках.»  Джебраил остановил её с улыбкой: «Приданое Амалии уже на ней: Всевышний дал ей твою красоту и девственность.» Амбарцум подмигнул жене: «А ты сама разве не приданое для своего зятя?»

Перед свадьбой Амалию познакомили со свекровью, Баладжа-ханым Шушинской. Это была надменная карабахская аристократка из ханского рода. Вначале она лично отвела будущую невестку в домашнюю баню: «Искупай меня, гызым (дочка), там решим.» Оставшись довольной после бани, потребовала, чтобы её обследовал фельдшер Зейнаб. После вердикта о целомудрии, Амалии позволили принять Ислам в агдамской мечети и сменить имя. С тех самых пор она стала мусульманкой Фатмой. Вскоре Фатма уже свободно читала суры Корана, и  свекровь приняла её, как невестку.

Через полгода скончался Амбарцум. Ашхен якобы обнаружила его в колодце. То ли сам упал, то ли помогли. Уполномоченный из Степанакерта майор Петренко допрашивал Ашхен несколько раз, но так и не сумел найти ничего подозрительного. Похороны были скромными и без плача. Ашхен сняла траур через неделю.

Джебраил, к тому времени был уже главным агрономом колхоза «Ленинский путь». Встретившись с уполномоченным Петренко он подарил ему мотоцикл с «люлькой», признанную роскошь по тем временам. За два месяца выстроил двухэтажный особняк на месте старой лачуги для любимой тёщи и маленького Роберта.

Фатма понесла от мужа сразу, в первую же ночь: Джебраил не сходил с неё до первых петухов. Вечером повторил всё в домашней бане. С нетерпением ждал появления на свет ребёнка. Сдувал с неё пылинки до последнего дня.  Но когда узнал, что родилась дочь, он впал в тоску. Правда, Баладжа-ханым, названная в честь бабушки, стала любимицей свекрови.

Сразу после её рождения  Джебраил остыл к жене. Он перебрался в Галадэрэси, где тёща ждала, опережая его желания каждую ночь. Вскоре Ашхен родила зятю второго сына. Его назвали Сурхай. Джебраил записал новорожденного на свою жену, чтобы сплетни не дошли до Баку.

Мать с дочерью теперь встречались крайне редко. Когда Джебраил по праздникам привозил жену в Галадэрэси, Фатме приходилось ночевать с тремя детьми в комнате, расположенной под спальней матери. Всю ночь она слышала, как Ашхен возбуждает зятя неслыханно пошлыми фразами. Примерно как в ту ночь, когда изменяла Амбарцуму при жизни. Наутро Ашхен выходила на кухню помолодевшей, в ярких вызывающих нарядах, с новыми золотыми украшениями.

Странным было то, что Джебраил не позволял жене ходить без платка даже дома. А тёща разгуливала перед ним с оголёнными коленями и плечами, в прозрачных платьях, часто без нижнего белья.  Ашхен к дочери обращалась свысока, упрямо называя её Амалией. Каждый вечер перед сном кокетливо мыла ноги зятю, присев перед ним на корточки, задрав подол юбки и демонстрируя ему свои прелести,  а затем звала дочь: «Ахчи, вылей воду. Ты должна сама мыть такому мужу ноги  и пить воду, неблагодарная.»

Спустя пятнадцать лет ситуация наконец, начала меняться. Джебраила Шушинского назначили председателем колхоза. В Агдаме накрыли праздничный стол. Но муж был расстроен: Ашхен не смогла приехать, заболела. На следующее утро хирург из Степанакерта обнаружил у неё  рак толстой кишки с обширным метастазом. Ничего хорошего не обещал.

Узнав об этом, свекровь отвела Фатму на кухню: «Вот что происходит с женщинами, которые слишком увлекаются греховным совокуплением. Не позволяй Джебраилу делать то же самое с тобой.» Вначале Фатма не поняла, о чём идёт речь. Но спустя неделю после похорон тёщи, Джебраил вошёл в супружескую спальню, напившись и еле держась на ногах.

Он разорвал на Фатме одежду и бельё, назвал почему-то шлюхой,  повернул лицом к стене и приставил возбуждённое орудие страсти к её нетронутой заднице. Фатма даже не успела опомниться, как он буквально разорвал её. От дикой боли она даже не услышала свой собственный нечеловеческий вопль.

На крик вбежала свекровь, держа в руке трость с тяжёлым бронзовым набалдажником. Джебраил сразу упал от тяжёлого удара, схватившись за голову. Фатма, истекающая кровью, накинув на себя халат, попыталась помочь мужу, но её властно остановила свекровь: «Иди займись собой! Если он ещё раз попробует это сделать, я своими руками вырву его яйца! Он уже отправил на тот свет твою мать, хватит!»

Она пригнулась  ниже, к лежавшему с закрытыми глазами сыну: «Надеюсь, ты меня услышал, животное! Клянусь могилой твоего отца Алиаги Шушинского, я отучу тебя от греха!»

Наутро Джебраила было не узнать. Он был тише воды и ниже травы. В ближайший воскресный день отвёз Фатму в Степанакерт в маленькую ювелирную лавку. Сам выбрал и прицепил бриллиантовые серьги. Той ночью она снова зачала от него. На этот раз, когда появилась на свет младшая,  Джебраил устроил пышные торжества и назвал дочку Джейран.

 


9.Вербовка.

«Комсомольская правда» перепечатала статью начинающей журналистки Ареги Мовсесян из Еревана. В ней очень эмоционально было высказано предположение о возможных конфликтах на этнической почве. И в первую очередь,  в  Нагорном Карабахе. Статья вызвала бурный шквал. Многие осуждали автора в преднамеренном подогреве националистических настроений. Особенно в Армении. Даже собственная мать отчитала её: «Мы пытаемся открыть в Степанакерте филиал Университета, и нам ни к чему сейчас твоя  «бочка с керосином».»

Арега всю ночь боролась с кошмарами. Один страшный сюжет сменялся другим. И всё это вперемежку с каким-то неожиданным соитием с  мужчиной. Во сне он взял её в грязном подьезде, причём не снимая с головы военную фуражку с козырьком. Проснулась в поту. Включила телевизор, чтобы отвлечься.

После дежурных фраз о достижениях в строительстве жилых домов, диктор сообщил о событиях, происшедших в Степанакерте: «Первыми жертвами столновений стали несовершеннолетние Армен Джавадян и Самая Вердиева из села Галадэрэси. Их нашли раздетыми догола и задушенными на чердаке недостроенного дома.»

Она ушла в себя, не видя и не слыша ничего вокруг. Словно онемела. Полностью оглохла. Ноги отнялись. Руки повисли. В таком виде её застал Самвел. Он вошёл, ведя под руку свою сестру, Мариам: «Эрика срочно направили в Нагорный Карабах. Там очень много раненных.»  Арега запомнила эту ночь на всю жизнь. Мариам осталась ночевать с ней. Самвел ушёл с лёгким сердцем: нашёлся удобный повод переспать с племянницей Марго. «Он, сукин сын, своего не упустит!»

В девять тридцать утра раздался телефонный звонок. Мужской голос потребовал: «Вас приглашает к себе председатель Комитета Госбезопасности генерал Гурджиян. За Вами выслана машина.»

Георгий Гургенович оказался чуть выше среднего роста, стройный и симпатичный. Судя по внешности ему не было и сорока. Оставлял впечатление интеллектуала, хорошо знающего себе цену, воспитанного в армянских традициях и получившего московское образование. Он встретил её с улыбкой, пригласил сесть напротив за приставным столиком: «Простите, если Вас потревожил. Похоже у Вас неприятности?» Арега кивнула: «Да. Очень близкий мне человек уехал в Степанакерт. У меня тяжёлое предчувствие.»

Глава КГБ проявил осведомлённость,  сразу понял, о ком идёт речь: «Наверняка это подполковник медицинской службы Эрик Товмасян. Он Ваш родственник по линии матери?» Арега покачала головой: «Муж моей золовки. Газеты молчат, телевидение ослепло, недоговаривают. Буду благодарна за любую информацию о нём.» Генерал встал, открыл бутылку минеральной воды, налил в стакан: «Он здоров и выполняет задание. Думаю, в скором времени благополучно вернётся к супруге и дочери.» Выдержал небольшую паузу и спросил: «А как складываются дела в Вашей семье? Вы ведь совсем недавно вышли замуж, не так ли?»

Арега почувствовала какой-то подвох. Она посмотрела ему в глаза и вздохнула. Он успокоил: «Можете не отвечать. Мы давно наблюдаем за Вашим мужем. У него большие неприятности в институте и в автомастерской. Кроме того, крупная карточная задолженность: он связался с уголовниками. Ну и наконец, вот ещё что.» Он протянул ей пачку фотографий: «Самвел занимается любовью со своей племянницей Марго, с дочерью подполковника Товмасяна, о котором Вы так беспокоитесь. Она ведь учится только в седьмом классе. А это уже тяжкое уголовное преступление.»

Арега смотрела перед собой ничего не видя, кроме ухоженных скрещённых длинных пальцев кэгэбэшника. Эти пальцы она видела вчера во сне. Они раздевали её в темном подьезде. И сейчас от него исходил знакомый запах одеколона. Почти также пахнет от дяди Эрика, её кумира с детства. Этот запах сводит её с ума!

Они встретились взглядами. Она тихо спросила: «Вы хотите завербовать моего мужа? Лично я не возражаю. Он мне безразличен. Можете даже привлечь к ответственности. Между нами, можно сказать, всё кончено.»

Его губы разошлись в улыбке: «Не совсем. Он нам не интересен. Им займутся органы прокуратуры и  внутренних дел. Нас интересуете Вы, Арега.» От неожиданности она вздрогнула. Генерал продолжил: «Я прочёл Вашу статью в «Комсомольской правде». У Вас есть талант предсказателя, а значит есть и  аналитические способности. Я хотел бы сделать Вам достойное предложение.»  Он пересел поближе к ней. Запах одеколона усилился. К нему добавился аромат табака и мужской спермы. Арега почувствовала давление в бюстгальтере и спазмы ниже живота.

Покрылась потом, опустила глаза, чтобы скрыть эмоции: «Но это так некстати, товарищ ...» Он положил руку на её колено: «Просто Георгий Гургенович. Понимаю. Но не спешите. Причин для беспокойства нет. Ваш отец, Сурен Арамович Гаспарян – почётный чекист, пользуется уважением. Ваша мать, Эрна Арутюновна Мовсесян занимает высокий пост в правительстве. Вы можете расчитывать на хороший ранг и быстрый рост. Служба в КГБ не только ответственна и почётна. Вы станете обладать определённым влиянием и привилегиями.»

Арега поняла, что попадает в хорошо расставленные сети. Подняла глаза и спросила: «Что я должна для этого сделать?» Он встал, перешел к набору телефонов и включил селектор: «Анджела, не соединяй ни с кем.» Затем обратился к ней: «Есть определённые процедуры, которые следует соблюсти. Мы с Вами перейдём в другую комнату, чтобы подписать формальные обязательства». Она почувствовала, что ноги её не слушаются: «Мне нужно пять минут, чтобы привести в порядок... мысли..., Георгий.»

Он подошёл к стене, открыл сейф и достал бутылку коньяка. Разлил в две рюмки: «Один глоток, не больше, чисто символически. Просто, для храбрости. Знаю, Вы на пятом месяце беременности.» Арега протянула руку с игривой улыбкой: «Неужели так видно?» Он покачал головой: «Нет, не очень. Но я знаю о Вас всё, что необходимо для близкого...знакомства.»

Он проводил её в комнату для отдыха и показал на дверь: «Это помещение, где Вы можете привести себя в порядок.»  Это был туалет, совмещённый с душевой: «Он хочет, чтобы я подмылась?»- проскочило в мыслях. Постояла у зеркала. Поправила ставший тесным лифчик. Хотя уже подозревала, что всё равно придётся раздеться. На всякий случай, спустила воду из бочка. Через минуту вышла. Он любезно указал на диван:«Располагайтесь.» Затем вернулся в кабинет. Арега услышала щелчок замка, и поймала себя на мысли, что предчувствие не обмануло: предстоит близость с этим симпатичным генералом.

Георгий Гургенович вошёл с тонкой папкой, сел рядом и бросил бумаги на стол, как нечто второстепенное. Его взгляд на открытую ложбинку груди обьяснил ситуацию лучше слов. Арега взяла его за руку и положила к себе на живот: «Надеюсь, ребёнку не будет стыдно за свою мать, как ты считаешь?.» И тут же почувствовала его губы на шее: «Я позабочусь о нём, даже не сомневайся.»

Был крайне учтив и заботлив. Раздевал медленно, не спеша. Аккуратно сложил кофту и юбку на спинку кресла. Протянул руки к чулкам и бретелькам пояса, но она встала, повернулась спиной и тихо попросила: «Я сама, только отвернись, пожалуйста». Разделась,  оставшись лишь в комбинации. Прикрыла руками грудь и присела. Он стоял перед ней в чёрных семейных трусах. Её взгляд поневоле остановился на возникшем силуэте мужской страсти. Подняла глаза к нему. Хотела мысленно воспроизвести свой сон, но никак не получалось.

Он подошёл ближе. Его взгляд заставил её своим руками опустить резинки чёрных трусов. Первое о чём подумалось «Самвел со своим «мизинцем» не идёт ни в какое сравнение».  Но и этот «жорик», как она про себя назвала «пистолет» генерала, по размеру тоже был далёк от кошмарных сновидений. Она тихо прошептала: «Я не буду...брать его...никогда.»

Он осторожно и молча уложил её на спину: «Знаю. И не должна.»  Задрал комбинацию, раскрыв грудь и припал губами к соскам. От нахлынувшего ощущения входящего в неё «предмета» Арега ушла в небытие. Он овладел ею властно и со знанием дела. Его пальцы ласкали соски, а губы шептали дежурные слова о её красоте. Арега сжимала в руке нижнее бельё и хотела поймать «кайф», о котором слышала от подруг: некий женский оргазм. Она пыталась не упустить его, чтобы понять, как это происходит. Но так ничего не успела. Открыв глаза, опустилась на землю: Георгий надев трусы, застёгивал сорочку.

Подождал пока Арега оденется, отвернувшись к двери. Потом протянул ей небольшой портфель: «На следующей неделе поедешь в Степанакерт и передашь это в Управление КГБ Роберту Саркисяну. Постарайся установить с ним неформальные ...отношения. Он нам нужен.» Она замерла с незастёгнутым  лифчиком: «Что ты имеешь ввиду? С ним тоже трахаться?»  Он проводил её до дверей кабинета: «В зависимости от обстоятельств. Позвонишь после возвращения. И поздравляю тебя, товарищ лейтенант  госбезопасности.»

Уже вернувшись домой, она нашла в своей сумке пять стодолларовых купюр. Это были немалые деньги.  «Неужели это моя первая зарплата?» - подумала с юмором. Затем открыла портфель. Он был набит листовками, написанными на армянском и на русском: «Арцах – это древняя армянская земля! Обьединимся с Родиной!»




10. Встреча в гостинице

Эрна Мовсесян уверенно шла по коридору третьего этажа столичной гостиницы «Москва» в направлении зарезервированного номера. Вслед за ней шёл импозантный мужчина лет сорока. Они одновременно достали ключи и улыбнулись друг другу: их номера оказались напротив. Он перенёс тонкий  модный чемодан-«дипломат» на левую и протянул правую руку: «Гейдар Алибеков.» Она ответила на рукопожатие: «Эрна Мовсесян, рада соседству.»

Он поспешил взять у неё чемодан и ключи, открыл дверь и пропустил вперёд: «Приятно иметь такую соседку, Эрна...?»  Она поспешила с ответом: «Вообще-то Арутюновна. Но для Вас просто Эрна. » От неё исходил изысканно дурманящий аромат «Шанель» и зрелой самки. Со спины эта незнакомка напоминала ему кого-то. Вроде мимолётного сходства с кем-то нереальным, давно увиденным, почти забытым.

Пауза длилась неприлично долго. Он скофуженно произнёс: «Буду рад вновь увидеться.» Закрыв за ним дверь, Эрна позвонила дежурной по этажу и спросила про жильца напротив. Клава, давно знакомая с щедрой гостьей из Еревана,  тут же отчеканила с придыханием: «Гейдар Алекперович Алибеков, глава исполкома из Баку, потрясающий чувак.»

Эрна сбросила с себя одежду, вошла под душ и отдалась во власть теплой и напористой струи, прикрыв веки. Женская интуиция стучала в висках и затем опустилась к лобку: она непременно должна увидеться с элегантным бакинцем ещё не раз.

Бакинец тем временем едва успел войти в свой номер, как прозвучал телефон. Звонили из приёмной председателя КГБ Семичастного: «Товарищ Алибеков, Владимир Ефимович хочет Вас видеть в 16:00.» Положив трубку, Гейдар посмотрел на часы: было три четверти второго. Приняв быстренько душ, сменив сорочку, он поспешил к стоянке такси. До Лубянки можно было дойти и пешком, но не позволял статус полковника.

В приёмной его встретила очаровательная девушка в форме капитана: «Добро пожаловать, товарищ Алибеков. Присядьте, он примет Вас через минут пять.» Пять минут, разумеется, растянулись на сорок пять. И вот наконец, двойная массивная дверь открылась и показались двое: генерал Семичастный сам провожал элегантную даму лет под тридцать, на ходу застёгивая мундир: «Благодарю Вас, дорогая Наталья Васильевна. И жду в следующий четверг в то же самое время.»

Проводив танцующие бёдра дамы  взглядом удовлетворённого медведя, глава КГБ обратил внимание на вскочившего по струнке гостя из Азербайджана: «Ну, здравствуй, Хайдар. Проходи, давно не виделись.» Гейдар подождал у входа, пока Семичастный сядет за свой письменный стол и пригласит его: «Садись поближе. И рассказывай, как там дела?» Гейдар достал из портфеля тонкую папку и положил перед ним: «Здесь все подробности о «персоне», которую Вы поручили вести».

Семичастный полистал внимательно. Затем вернулся на первую страницу и спросил: «Неужели всё так серьёзно? Ничего себе: Пердун Иисусович! Ай-да  «бутончик» из Карабаха! Не ожидал. Леонид Ильич должен об этом знать.»

Затем встал, открыл настенный сейф, положил папку и вернулся к столу: «До меня доходят некоторые слухи и о тебе, Хайдар. Говорят, ты там иногда перегибаешь «палку». Ты понимаешь, о какой «палке» идёт речь?» Его глаза смеялись: значит, намёк на сексуальные увлечения.

Гейдар улыбнулся: «Разумеется, товарищ Председатель...» Его перебили: «Зови меня, как обычно, по имени и отчеству. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.» Гейдар поблагодарил и продолжил: «Я знаю, откуда растут ноги. Но уверяю Вас, Владимир Ефимович, секретарь горкома Эльвира Гончаренко всего лишь завербованный мной агент. Она снабжает меня бесценной информацией о Первом и его семье. Между нами установились сугубо деловые, профессиональные отношения.  Как женщина, она не в моём вкусе.» Их взгляды с Семичастным перекрестились.

Председатель КГБ откинулся назад с улыбкой: «И не только не в твоём вкусе. Кстати, её вопрос уже решён, имей ввиду. Ты лучше войди в контакт с Наргиз Гусейновной. Она станет твоим «трамплином», учти.» Его палец показал на потолок. Затем достал из ящика стола пачку фоток. Одну из них он подтолкнул в сторону собеседника: «Узнаёшь?»

На снимке была его золовка Джейран, совершенно голая, в излюбленной позе «валетом» с ним, с Гейдаром. Он растерялся. Долго подыскивал слова, но Семичастный его опередил: «Знаю, знаю! Не обьясняй.  Но проблема не в её родственной заднице. Ты же понимаешь, что вражеская разведка не дремлет. Эти снимки сделали «друзья» из Ирана. Они очень активны в Баку.» Наступила пауза. Затем строго добавил: «А у меня на тебя далеко идущие планы. Да и Цвигун всегда тебя хвалит.»

Гейдар поднял взгляд и попытался оправдаться: «Иногда приходится использовать семейные ресурсы... для пользы дела. Но если Вы считаете....» Владимир Ефимович поднял руку: «Всё в порядке, Хайдар. Наслаждайся «ресурсом». Если честно, жаль, что у меня нет таких.» Раздался генеральский смешок. Вслед за этим продолжил: «Я просто хотел тебе напомнить, что надо быть осторожным.» После паузы, уже другим тоном: «И потом, завтра же истекает срок. Ты не забыл?»

Гейдар воспрял духом, открыл «чемодан-дипломат» и хотел было выложить на стол плотные пачки американских долларов, но услышал строгий выговор: «Не здесь и не сейчас!» Затем по селектору вызвал капитана из приёмной: «Галочка, занеси решение Секретариата ЦК и приказ на Алибекова.»

Галочка не заставила себя ждать. Положила на стол и вышла. Владимир Ефимович ознакомил Алибекова с документами, дал ему расписаться, а затем от себя добавил: «Ну что ж, поздравляю с присвоением очередного звания генерал-майора Госбезопасности, Хайдар Али Акпер оглы Алибеков.» И протянул ему руку. Гейдар вскочил и громко отчеканил: «Служу Советскому Союзу!»

Перед тем, как завершить встречу,  Председатель взял клочок бумаги и что-то написал. При этом вслух сказал: «Наталья Васильевна, с которой ты столкнулся у дверей, педагог английского и кандидат наук. Она работает переводчиком американского Посла. Так вот, раз в неделю она пытается меня учить языку. А заодно делится со мной, о чём шепчутся наши заокеанские друзья.» Он молча протянул бумагу Гейдару. Там было написано: «Она позвонит завтра в 15:00. Передашь с ней.»

Семичастный тут же встал, давая понять, что встреча подошла к концу. Попрощавшись с гостем из Баку, он достал зажигалку и сжёг бумагу в пепельнице.

 


11. Анальгин.

Баладжа-ханым откашлялась, чтобы голос прозвучал властно: «И что ты делаешь дома с моим грязным бельём? Нюхаешь?  Целуешь? Или сразу  мастурбируешь?» Он не знал, куда девать глаза. Она была уверена, что одним ударом  уничтожила его мужскую гордость: намёк на онанизм среди мужчин в Баку равняется упрёку в импотенции!

Чувство победы над «опущенным» Самиром заставило её повысить градус: «Отвечай мне, fahi;;nin o;lu, оo;ra; (подонок, сын потаскухи)! Как бы ты поступил, если б кто-нибудь дрочил бы на трусы твоей матери, или сестры?»  Самир еле преодолел стыд и  вполголоса произнёс: «Можете меня унижать. Можете ненавидеть. Можете уволить. Но я...всё равно... люблю Вас...не могу жить без Вас..теперь я точно покончу с собой. Не смогу пережить ...позор.»

Баладжа-ханым не ожидала такого поворота. «О Аллах! – подумала про себя – Кажется он всерьёз стал «m;cnun» («с ума сошёл от любви»). Если что-то с ним произойдёт, я сама буду опозорена.». Выпила вторую рюмку. Голова закружилась, как на карусели. То ли от коньяка, то ли от нахлынувших эмоций.  Мысли приобретали неприличный характер. Халат  распахнулся, но руки предательски не спешили поправить. Почему-то силилась вспомнить  в каком она сегодня (?!) белье. Но тут же взяла себя в руки.

Не узнала свой голос, он неожиданно приобрёл хумарные тона: «Не спеши с самоубийством. Я пока не решила, как с тобой поступить.» Затем совсем тихо добавила: «Лучше расскажи мне, куда ты возишь шлюх... своего Гейдара Алекперовича? На дачу, или в гостиницу?» Самир почувствовал, что ему бросают спасательный «круг»: «Одни любят дачу, другие – гостиницы.»

Она заметила его взгляд, направленный на всё ещё распахнутый халат. Вдруг до неё дошло, что  Самир по-прежнему горит желанием узнать, в каком белье она ходит каждый день. «Гейдару на это давно уже наплевать: кобель интересутся задницами других сучек» - подумала со злостью про себя.

Она наполнила рюмку и отпила пару глотков, надеясь сбалансировать своё поведение. Затем нарочито безразличным тоном спросила: «А моя сестра, Джейран? Где она любит делать ему ...минет? В «Интуристе»?» Самир густо покраснел от такой откровенности и почувствовал мощную эрекцию. Его ширинка стала неприлично расти. Тихо ответил: «Да.»

Взгляд Баладжи тоже устремился к растущему «холму». И теперь она  поняла, что остановиться уже не в состоянии. Глядя прямо ему в глаза, чуть приподняла халат, медленно спустила трусики. Её голос зазвучал саркастически: «Ой! Представляешь? Я сегодня s;n dem; (подумать только!) в голубеньких! Ты это хочешь видеть каждый день в зеркале, сидя за рулём?»

Самир вздрогнул: оказывается, она знала об этом трюке с зеркалом! И молчала до сих пор. «Значит, садясь, вставая, раздвигая колени, нарочно показывала мне бельё  и дразнилась?»- с наслаждением пронеслось в голове.

Он непроизвольно поднялся и... тут же рухнул на колени. Буквально,  приполз к её ногам: «Простите меня, Баладжа Джебраиловна. Больше это не повторится. Я буду лишь молиться на Вас, как на святую Марьям. Прикажите, и я готов исполнить любое Ваше желание, любой каприз. Только прикажите!»

Она надменно и еле слышно спросила: «Любое желание, говоришь?»  Отставила рюмку  и добавила: «Сейчас посмотрим.» Сняла с колен, протянула бельё и злым шёпотом приказала: «Бери мои опИсанные трусы, вернись на своё место и покажи, как ты дрочишь по ночам. Я хочу это видеть!» Откинулась на спину и про себя подумала: «O;ra; (сутенер) Гейдар никогда не дрочил даже на мой лифчик!»

Самир побагровевший от стыда,  посмотрел на неё, желая убедиться, насколько она серьёзна. Он оглянулся на дверь, и неуверенно спросил: «А вдруг Пэрвиз..войдёт?» Она со злостью прошипела: «Делай, что тебе говорят!» Самир вернулся на диван.  Растегнул ширинку и с трудом вызволил на волю своего «дракона».

То что Баладжа-ханым увидела,  заставило её тихо вскрикнуть и прижать руки к груди: «дракон» оказался невероятно огромным и.... толстым. Еле умещался в его большой ладони.  «K;l olsun ba;;na, Heyd;r! (Пепел тебе на голову, Гейдар)!» - поймала себя на грешной мысли.

Самир не отрывая взгляда от неё, прижал бельё к своим губам. Он целовал долго, молча и трепетно. На его лице читалась неподдельная страсть фетишиста.  Поднял к своим ноздрям и прикрыв веки, вдохнул в себя. Баладжа облизнула высохшие губы и почувствовала влажность во влагалище.

Он опустил бельё к «дракону» и попытался укрыть его. Но тот угрожающе вставал во весь рост.  Веки Самира плотно закрылись, колени раздвинулись и он откинулся на диване всем телом назад. Лицо стало восковым и воинственным, как скульптура римского гладиатора. На широкой шее вздулись вены.

Она вдруг неожиданно для себя обнаружила сходство Самира с Майклом Дугласом из фильма «Спартак». Она смотрела на прошлой неделе в закрытом кинотеатре ЦК.  Широкая ладонь Самира скользила по шёлку, который ещё недавно соприкасался с её «малыми губками».  Он постепенно ускорял движения,  раскрыв рот и высунув язык. Смотрел звериным взглядом между её колен. Взгляд был надменным, нетерпеливым и угрожающе властным. Буквально требовал раскрыть путь в «пещерку». Причём,  немедленно!

Она испугалась. Испугалась за честь, которая... уже пала и теперь не стоила даже гроша ломанного. Почувствовала барабанный бой в висках. Подсознательно поняла: хочет подчиниться мужской похоти. В ней поднималась жажда вкусить запретной влаги, словно из сказочного колодца «зюм-зюм». Незаметно впала в состояние эротического наслаждения. Её мысли уже  блуждали в порочном кругу развратных желаний.

Она хотела видеть его мышцы, взять руками этот проклятый «дакон», уже выросший на глазах чуть ли не вдвое. Взять не только руками. Её высохшие губы жаждали овладеть им, как порочным родником.  Как же соблазнительно теперь звучало это противное слово.... «минет». Она столько раз отказывала в этом Гейдару, называя его извращенцем!

Её колени разошлись, а  руки опустились к чисто выбритому лобку. Баладжа, подчиняясь его грозному зову, подняла ногу и положила на подлокотник. Почувствовала непосильную волну похоти и не узнала собственный стон. Стон возбужденной самки, оказавшейся вблизи голодного самца.

Глаза Самира заблестели искрами. Его рука начала двигаться всё быстрее и быстрее. Баладжа не могла оторвать взгляда от вздувшегося предмета страсти. И вдруг спохватилась: «он выпустит пар ....вхолостую!»  В тишине раздался её охрипший голос: «Нет, не надо!  Не кончай. Я хочу его....подойди... кажется я сошла с ума!»

Он убрал с «дракона» покрытие и подошёл к ней вплотную. «Дракон» вблизи показался ей привлекательным... «великаном». «Великан» величественно раскачивался и неумолимо приближался к её губам. Она не успела даже подумать о том,  вместится ли, как  услышала: «Он к твоим услугам, моя царица!»

Она впилась в него влажными губами, боясь от стыда поднять глаза. Они могли выдать наслаждение. Он приподнял её за подбородок: «Посмотри мне в глаза! Хочу поверить в то что вижу! Хочу любоваться твоими глазами!» Его воинственный тон сразил её окончательно. Как будто добивая её, он снял с себя сорочку вместе с майкой,  обнажив мускулистую покатую грудь и сильные плечи.

Баладжа почувствовала, что теряет контроль над собой: «великан» стал  проникать глубже в гортань. Испугавшись толчков, предвестников оргазма, она вырвалась и откашлялась с непривычки. Подняла к нему лицо с выражением полной капитуляции: «Ты колдун, zal;m (паршивец)! Ненавижу тебя!  Меня даже муж никогда... не может...вот так! Что ты творишь со мной?»

Он взял её на свои крепкие руки и уложил на спину: «Дай мне испить твои соки, и ты побываешь в раю, Балашка.» Так в детстве называл её отец.  Она повисла ногами на его плечах, как на качелях. Он припал языком к «пещерке», о которой так долго и безнадёжно  мечтал. Его язык легко проник и добрался до клитора. Дрожь пробежала по всему её телу. С этим тайным «ключом» муж даже не был лично знаком. Баладжа действительно никогда прежде не испытывала такого блаженства. Она взлетела так высоко, что не слышала ничего, кроме собственного воя. Подобных волн оргазма у неё  никогда не было за все четырнадцать лет замужества.

Пальцы схватили его за волосы, подняли лицом к себе и она чужим для себя голосом потребовала: «Войди ... Сделай, чтоб я сдохла на этом месте!» Она пальцами пригласила «великана» и уже томно попросила: «Только не спеши, qurban olum (да буду твоей жертвой)!  Я изголодалась....дай мне насытиться вволю...этого греха.»

Самир поставил её на колени,  лицом в спинку дивана и оседлал её истосковавшиеся по мужской ласке ягодицы.  С жадностью разглядывал гладкую спину, танцующие груди, пытался удержать в руках вздутые соски. Его слух наслаждался её размеренным стоном. И не только стоном. Она шептала такие фразы, которые не могла бы себе позволить даже наедине с мужем «Какой он большой у тебя, can;m! Не кончай пока. Я долго хочу!» Она и сама не могла понять, откуда в ней взялось столько разврата?

Большой палец «гладиатора» ласково массировал анал, словно наведываясь в гости. Она вначале вздрогнула от неожиданности: «Нет, Самир! Я боюсь!».  А затем повернула голову и прошептала: «Не знаю даже, муж не хотел никогда. Но... с тобой  хочу всё попробовать!» Расслабилась и попросила: «Только медленно...осторожно ...не больно.»

Вскоре поняла, что напрасно беспокоилась: Самир оказался мастером высшего пилотажа. Она впервые познала прелесть анального секса, о котором в Баку не говорит лишь ленивый. Но Самир умел это делать  на редкость нежно и фантастически приятно. «Z;r i;ini z;rg;r bil;r! (Цену украшений знает лишь ювелир.)»- пронеслось у неё в голове, когда Самир задрожал в конвульсиях и испустил вой победителя.

Она вышла из гостиной совершенно другой женщиной. Женщиной, испытавшей наконец, всю глубину оргазма. Это произошло впервые. И не с остывающим к ней мужем, а с мужчиной, влюблённой в неё искренне. Она была тотально покорена и только теперь познала себе истинную цену.

Самир шёл следом, не выпуская из рук завоёванное «знамя» любви: сдавшиеся в плен голубые трусы. Остановились у зеркала. Она причесала взлохматившиеся волосы. Самир наблюдал с любопытством. Они обменялись улыбкой. Баладжа не могла насмотреться на себя: скинула лет пять, не меньше. «Вот что значит «кончать по-зверски!»- с удовольствием подумала про себя.

У дверей детской стоял Пэрвиз. Он смотрел на мать проницательно и с подозрением.  Баладжа вдруг поняла: он мог слышать их стоны!  «Только не это, ради Аллаха!»- пронеслась мольба.  Она вспомнила о своём обещании отвезти его к другу. Усталым голосом только что «покрытой» самки повернулась к своему «майклу дугласу»: «Самирчик, qurban olum, отвези пожалуйста Пэрвиза к его другу.»

Затем обняла сына, поцеловала его в макушку: «Я останусь дома, сынок: что-то неважно себя чувствую. Наверное перенервничала. Передай тёте Солмаз, что я заеду за тобой вечером.» Он притянул её за голову и приблизился к её уху: «Ты его так громко прощала?» Мать густо покраснела: «Он извинялся...очень шумно и долго... Но он хороший на самом деле, и мне пришлось его ...простить.»

Закрывая дверь, она задержала Самира: «По пути купи что-нибудь от головной боли, неважно что, но быстро возвращайся: мне нужно ....переставить с тобой... мебель.» Заметив всё ещё зажатое в его кулаке бельё, она вырвала из его рук, бросила в грязное бельё. Добавила шёпотом: «Есть получше, чем эти. Сколько хочешь.» Пэрвиз следил за руками матери: концы пальцев едва дотронулись «великана».

Самир с пониманием ответил: «В машине в аптечке есть анальгин, Баладжа Джебраиловна. Подойдёт?» Она поймала его игривый взгляд: «С некоторых пор мне нравится только «анал-гин».»
 



12.  Французский шансон.

Они  встретились на этот раз у входа в гостиничный ресторан. Время было самое что ни есть пиковое: в Москве в вечернее время в приличных ресторанах всегда очередь. Советские люди жили, конечно же  плохо, и большинству из них было не до ресторанов. Но и приличных ресторанов было не так уж много: их не хватало даже на число прилично зарабатывающих служащих. Не говоря уже о многочисленной партийной элите.

Гейдар нервно переминался с ноги на ногу: в родном Баку его знала каждая собака, и ему никогда не приходилось так унижаться, стоя в очереди за едой. Между тем, он спиной чувствовал  чей-то проницательный взгляд. Обернулся. В конце длинного «хвоста» стояла  его соседка – Эрна Арутюновна. Строгий метрдотель спросил: «Вы один?» Гейдар помахал Эрне рукой и ответил: «Нет, с дамой. Нам столик на двоих, пожалуйста.»

Она пробиралась сквозь завистливые взгляды медленно, с гордо поднятой головой, но при этом не скрывая от Гейдара благодарного выражения лица. Он взял её под руку и они последовали за метродотелем. От неё веяло свежестью и ароматом бутиков с Елисейских полей. Еле слышно поблагодарила: «Я думала упаду здесь с голоду. Держусь на одном завтраке, который был ещё в Ереване. Вы меня спасли.» Совсем молоденький официант помог ей сесть и обратился к нему: «Ваша супруга бесподобно красива.» Она обменялась взглядом с Гейдаром, но не стала уточнять степень родства.

Пианист Вагиф Садыхов исполнял собственную импровизацию в ожидании квинтета . Атмосфера была тёплой и склоняла к социалистической раскрепощённости. Вначале попробовали белого венгерского под жаренную форель. Эрна оценила вино после второго фужера: «Отдалённо напоминает «Тибаани» из Кахетии. Не пробовали?»

Гейдар кивнул головой: «Нет такого грузинского вина, которого не дотронулись бы мои губы. Но если нас приняли за супругов, предлагаю перейти на «ты».  И поднял бокал. Эрна почувствовала потребность в словоблудии после официального похождения по московским коридорам. Она протянула руку с фужером: «Не возражаю, дорогой «супруг».»

Окрылённый «бракосочетанием», он подозвал официанта и попросил принести бутылку грузинского «Тибаани». Эрна была впечатлена, и игриво улыбнулась: «Ты хочешь вскружить мне голову? Но она уже не в ладах с моим телом.» Он тут же рассказал свежий анекдот про члена политбюро, у которого член уже давно не ладит с головой. Украдкой проследил за её реакцией. На всякий случай. Эрна оценила юмор, подняв большой палец.

И вообще, она была восхитительна не только в общении, но и в обращении с приборами, салфеткой, в умении слушать и одновремнно есть. Её  губы, белоснежные зубы и римский носик напоминали модную в те годы итальянскую кинозвезду. Гейдар никогда не был особенно устойчив к женским чарам. Но в этот раз он был покорён бесповоротно и окончательно.

«Я большой поклонник Клаудии Кардинале. Но даже она блекнет перед Эрной Мовсесян.»  Она поняла, что бакинец «раскидывает» сети: видимо, специально интересовался, узнав её фамилию. И ей это импонировало. Она привыкла к тому, что всегда была в центре внимания мужчин, как до замужества, так и после.  Но с тех пор,  как они с мужем мирно разьехались по  разным адресам без  развода, Эрна продолжительное время избегала новых знакомств. Тем более, близости. Обжёгшись на молоке, она дула теперь и на воду.

Но этот «орешек» был приятного содержания. Интуитивно чувствовала, что он из той же «плантации», что и она. И уже почти твёрдо решила для себя: разбить скорлупу и вкусить плода.

Была польщена сравнением  и тут же решила чуточку пококетничать. Причём с долей юмора: «Кардинале и мне нравится. Но открою её главный недостаток: она не блондинка!» Гейдар ответил в том же духе: «Мало того, она даже не армянка!» Эрна жеманно подмигнула ему.

В это время подошёл официант с бутылкой французского коньяка и пригнулся к нему: «Товарищ вон с того столика у эстрады хотел бы пригласить Вашу супругу на танец.» Гейдар вопросительно посмотрел на «супругу».

Эрна сложила вилку и нож на стол, раскрыла сумочку, достала изумительной красоты зеркало старинной работы. Внимательно осмотрела лицо, разгладила брови, облизнула губы. Затем не спеша, зная что трое мужчин ждут её решения, встала и обратилась к «супругу»: «А я бы хотела пригласить своего мужа потанцевать со мной. Ты это заслужил, дорогой.» Гейдар от неожиданности вскочил, почувствовав такой прилив энергии по всему телу, что пришлось на ходу пригладить возгордившийся бугор на ширинке.   

Оркестр играл известную песню Поля Мориа. Она стала популярной в 60-е в исполнении начинающей тогда Мирэй Матьё. В ресторанном оркестре ей совсем недурно подражала  юная Ирина Понаровская. Песня называлась C’etait le premier rendez vous (Это было первое свидание) .

Они танцевали так близко, что ему показалось, он слышит её дыхание.  Гейдар мог теперь убедиться в том, что её мраморная кожа совершенно не нуждается в косметических ухищрениях. От неё исходил аромат знающей себе цену советской аристократки, вынужденной называться почти ругательским словом «номенклатура». Под рукой он ощущал тонкую и чувственную талию недотроги. Но опустив ладонь чуть ниже, понял, что судьбоносные решения принимаются не там: упругое бедро ответило на его ласку доброжелательной дрожью.

Их взгляды встретились. Эрна напевала вслед за Понаровской, и вдруг неожиданно спросила: «Ты случайно не  говоришь по-французски?» Он нутром почувствовал: это был своего рода экзамен. Многим женщинам во все времена нравятся мужчины, владеющие иностранным языком. И желательно, не одним. Помимо всего прочего, это означает с их точки зрения образованность и элитарность самца. Гейдар попал своим «снарядом» в точку: «Bien sure madam». Её рука крепко сжала  мышцы на его спине и медленно опустилась к ягодице. Это было первым желанным звоночком.

Они возвращались к столу уже другими, более близкими и уютными для общения. Казалось мелодия французского волшебника послужила неким узким мостом, на котором встретились эти двое и не могли разойтись, не коснувшись тела и души. Эрна уже начинала мысленно спорить с  собой. Душа в содружестве с телом убеждала непослушные мозги рискнуть.

Гейдару показалось, что он уже где-то в далёкой юности встречал её. Он вновь ощутил своим шестым чувством, что эта чудная фигура ему знакома, он даже помнил на своих ладонях её гибкое и упругое тело.

Он поймал её взгляд: она игриво смотрела на бутылку коньяка, которая послужила поводом для их интимного общения в танце. Подозвал официанта и попросил разлить коньяк к десерту. А затем - отправить «тому товарищу» бутылку шампанского с мороженым (пусть остынет!).

Некогда устойчивые мозги Эрны окончательно сдались в пользу души и тела. Протянула фужер с коньяком в его сторону: «За все последствия несёшь ответственность ты один. Я уже пьяна от французских мелодий.» Она вдруг только сейчас обратила внимание на роскошную ямочку на его подбородке и шаловливо подумала про себя: «Хочу увлечь его во французской позе!»
 

 



13. Кубинка

В тёмную ночь на глухой и пустынной улице то там, то тут мелькали силуэты мальчишек.  Бакинская «Кубинка» никогда не засыпала. Двадцать четыре часа в сутки здесь можно было отовариться с ног и до головы. Выбор был невероятно велик: от нижнего белья и сигарет до спальных гарнитуров и автомобилей, от парфюмерии до самых гурманных блюд национальной кухни в горячем виде.

Сурая-ханым велела остановиться у железных ворот кирпичного дома. Тут же показалась фигура женщины в чадре. Сурая помахала ей рукой через открытое окно: «Это я, тётя Зейнаб.» Чадра исчезла и женщина спросила: «Сигареты?» Сурая протянула ей двести рублей: «Два блока Marlboro, бутылку коньяка и ...ну, как всегда...ты знаешь: с «Казбеком».» Через пять минут она получила большой базарный пакет и сдачи: «Извини, куколка, остался только «Беломор», «Казбек» весь продан.»  Сдачи Сурая вернула: «Это твоим детям, и пусть тебя хранит Аллах.»

Закрыв окно, велела шофёру ехать в гостиницу «Бакинский порт», и обьяснила Роберту: «Ко мне рискованно: соседи.»  Затем вытащила из пакета пачку папирос «Беломорканал». Протянула Роберту и шепнула: «Ты начинай.» И игриво добавила: «Я люблю кончать.» Роберт чуть приоткрыл окно, прикурил, глубоко затянулся три раза подряд и глаза его затуманились.

Её тёплая ладонь проникла в ширинку»: «H;zr;ti Abbas! (Святой Аббас) В эту «свирель» надо в две руки играть, джаник!» Она протянула губы к папироске между его пальцев и затянулась дважды. Когда машина повернула к морскому порту, она всё ещё не выпускала «свирель» из рук.

Перед тем как выйти у дверей гостиницы, Сурая положила руку на плечо водителя: «Похалтурь пару часов и приезжай.» Бросила на переднее сиденье купюру в 25 рублей: «Это детям на сладости.» Их уже поджидали: пожилая женщина тут же открыла комнату под номером «21».

Номер был небольшой, но уютный. Сурая тут же сбросила одежду: «Идём в душ, искупаю тебя.» Роберт попытался отвертеться: «У них вряд ли есть горячая вода.» В действительности  у Роберта был физический недостаток, который он не хотел демонстрировать. Во всяком случае, сразу. Но Сурая уже нагишом ждала его в дверях: «А ну марш в ванную! Кому сказала?»

Роберт понял, что отступать некуда: «Всё равно ей станет известно, рано или поздно.»  Он вошёл в светлую душевую, где уже стоял горячий пар. Рукой прикрылся. Сурая потянула его за руку: «Не прячь от меня самое драгоценное, что у тебя есть.»- и застыла от неожиданности. «Свирель» была достаточно возбуждённой, но почему-то смотрела куда-то вбок.

Роберт смутился и нехотя обьяснил: «Неудачно делали обрезание. Лезгин, сукин сын, был вдрбезги пьян.» Сурая расхохоталась и обняла его: «Обрезанный ты мой армянин! Он мне нравится именно таким. Знаешь почему?» Он прижал её за ягодицы к себе. Она обхватила «его» руками: «Потому что он косит вправо, а не «налево», как у Георгия.» Они оба прыснули со смеху.

Она медленно сползла к его коленям и приподняла «свирель» к своим губам. Её глаза прикрылись и Роберт слышал лишь размеренный стон. Она умела довести до состояния высшего блаженства. Затем повернулась к нему спиной и пригнулась: «Я вся твоя, Робик. А кто не имеет меня, тот пусть рыдает.»

В тишине слышны были лишь шум воды и размеренное дыхание любви. Руки еле  удерживали отяжелевшие груди и ласкали возбуждённые соски. Спустя минут десять он услышал протяжный стон и короткую фразу: «Как мне хорошо с тобой!»

Они перешли в постель и закурили. Её голос стал нежней и словно вибрировал: «Ты наверное удивлён: как я вдруг вышла замуж за Георгия. Ведь многие его считают мудаком, и справедливо. Это произошло как-то неожиданно. Перед войной я  закончила консерваторию и была приглашена в аспирантуру к Каре Караеву. Все мне завидовали. Кара Абульфазович с первого дня вскружил мне голову.  Мы с ним подружились. Чуть позже он стал моим первым мужчиной. Мы и до сих пор в прекрасных отношениях. Но позже у него, как это обычно бывает,  появилась новая фаворитка: сестра Георгия, Милена Сафарян, моложе меня на пару лет.

Кара познакомил меня с её братом, как бы заботясь обо мне. Он убеждал меня выйти за него замуж, хотя и знал, что я уже беременна от него самого: «Тебе надо иметь свою семью, а Георгий растущий партийный кадр. Пока ещё незаметна твоя беременность, есть шанс.» У меня просто не оставалось выбора. Шла война, ну ты понимаешь. Я просто легла под Георгия, чтобы скрыть отцовство. Он был вне себя от счастья. Сдувал с меня пылинки.  Но позже узнал обо всём:  мальчик – вылитый отец.  Я предложила развестись, но он был категорически против: партийная карьера могла подмочиться. С тех пор вот так и живём: каждый для себя.»

Роберт погладил её вкусно пахнущие локоны: «Мне говорили о его любовных похождениях. Кстати, он уже завёл себе новую любовницу в Степанакерте.» Сурая усмехнулась: «Знаю, теперь это какая-то Гюльсюм, жена его водителя?  Мне лично плевать. Я уже три года его близко к себе не подпускаю.» Затем властно взяла его за  подбородок: «Поцелуй меня.» Он приблизил свои губы, но она стала опускать его голову ниже: «Нет, Робик. Я хочу вот сюда. Меня избаловала этим Наргизка, наша Первая леди!»

Его язык проник в неё таким пламенем, что Сурая завыла от наслаждения. Роберт вдруг почувствовал некую животную потребность, словно утолял голод. Его губы врывались в неё и вскружили клитор. Её колени плотно сжали его голову к лобку: «Ещё хочу! Много хочу, родной мой! Озолочу тебя!» Не прошло и пяти минут, как её колени задрожали, тело размякло, руки ослабли и он услышал её равномерное дыхание.

Она одевалась не спеша и подглядывала на него игриво. Роберту нравилось, как она натягивает на попу кружевные трусы, затем аккуратно надевает чулки, цепляет за бретельки, высоко поднимая ногу. Изящно пропускает через голову прозрачную комбинацию и садится перед зеркалом. Нанося помаду на губы, она через зеркало подразнила его языком: «Ты всё ещё меня хочешь? Только честно.» Роберт поднялся с постели, обнял её со спины, прижавшись стоящей «свирелью»: «А ты как думаешь?»  Её рука погладила: «Я хочу «поиграть» на нём уже в Степанкерте.»

Прощаясь на площади «Азнефти», Сурая ласково положила ему в карман плотную пачку долларов: «Не отказывай себе ни в чём.» Он попытался возразить, но она тоном хозяйки приказала: «Не смей сопротивляться мне! Могу обидеться.»

 



14. Взаимное влечение.


Прежде чем подняться на свой этаж, Эрна попросила Гейдара подышать прохладным московским воздухом: «Дай мне хоть чуточку отрезветь. Иначе мне предстоит бессонная ночь.» Они вышли на ресторанную веранду. Дул северный ветерок, и Эрна слегка повела оголёнными плечами. И тут же ощутила на себе его тёплый пиджак. Она поблагодарила его молча, тесно прижавшись к нему попой. Это уже было вторым приглашением, и Гейдар больше не сомневался в том, с кем проснётся утром. Он повернул её лицом к себе и припал к ожидающим губам.

Войдя в номер, она шёпотом попросила: «Не включай свет: мне далеко не двадцать, могу тебя разочаровать.» Он снял с неё платье, отклонив её просьбу: «Тебе незачем скрывать свою красоту. Ты выглядишь принцессой.» Она прикрылась руками и опустила глаза: «Не торопи меня. Мне пока неловко.» Он нёс её на руках, словно пёрышко: легко и нежно. Она сама протянула руку к ночной лампе и выключила свет. Её руки обвили его шею и он услышал: «Хочу твою ямочку на подбородке. Дай мне кончить на ней.»

При наступившем мраке она действительно стала свободней и откровенней. Он ощутил уже влажный клитор на языке и затем на подбородке. Не успел насладиться, обхватив руками изящные ягодицы, как услышал её стон: она овладела им с неистовством изголодавшейся львицы.

Не прошло и часа, как они оба рухнули на спины, с трудом дыша. Казалось, они преодолели длинный марафон за рекордное время, и теперь наслаждались ощущениями сытости и утолённой жажды. Он встал первым и подошёл к окну. Вдруг со всей очевидностью вспомнил свой давний сон, после близости с Джейран. Отражение в окне его поразило. Позади него животом вниз лежала точная копия той юной девушки, в которую он входил во сне, не видя лица.

Он повернулся, чтобы вновь убедиться: та же скульптурная линия позвонка, те же самые выступы лопаток, та же самая тонкая шея. Но самое главное: те же ягодицы и та же самая родинка на левой ноге чуть ниже ягодицы. Он потушил сигарету и ещё раз удивился: его ладони сохранили память о той груди, которую он ласкал во время соития сейчас, и тогда во сне.

Эрна заметив его взгляд,  прикрылась простынёй. Затем царственным тоном позвала его: «Иди ко мне. Это наше первое и, пожалуй, последнее свидание. Я начинаю трезветь. Это значит, реально оцениваю наши возможности. Для меня не имеет значения, ты свободен, или женат. Но у меня растёт дочь, и я не могу служить ей дурным примером.»

Он присел возле неё и взял за руку: «Ты привыкла принимать решения за всех, не ставя на голосование? Тебя совсем не интересуют мои чувства. Ты мне подарила нечто бОльшее, чем просто секс. Я и сейчас в плену твоего обояния, как в ту первую минуту нашей встречи.» Она потянула его в постель и почти приказала: «В таком случае, ложись на спину, я хочу тебя затрахать напоследок!»

Она оседлала его, прикрыла веки, упёрлась руками об его плечи. Коралловый рот раскрылся, язык облизал вернюю губу. Её тело напряглось, когда она медленно взошла на «трон». Гейдар почувствовал, как он сам входит сквозь тесные врата любви. Она тихо застонала и стала раскачиваться, напевая мелодию Поля Мориа. Слов не было слышно. Она  пела, незаметно ускоряя танец. Её взбухшие соски раскачивались в разные стороны всё быстрее и быстрее. Он не мог оторвать глаз от этих возбуждённых вишенек. Она приподняла веки и посмотрела на него алчным взглядом изголодавшейся тигрицы: «Ещё хочу...ещё...не смей кончать!  дай мне вначале, или... я убью тебя!» Она рухнула к его губам, тяжело дыша и с криком оргазма: «Как я тебе благодарна, если бы ты знал только!»

Наутро он провожал её до трапа. Подождав, когда последний пассажир поднимется в салон, Гейдар вложил в её тёплую ладонь цепочку с медальоном: «Пару месяцев назад я видел тебя во сне. Совсем молодой и обворожительной. С той же самой родинкой на ноге. Носи этот мендальон с моей физиономией. Когда надоест, выброси: как с шеи, так и из памяти.» Она призадумалась: «Точно такая же родинка...у моей дочери, Эрны. Мне надо будет вас познакомить.»

Наталья Васильевна Москвина позвонила в строго условленное время: «Я уже в вестибюле гостиницы, Гейдар Алекперович. Мы можем встретиться? Желательно в Вашем номере.» На пороге стояла та самая пыщущая жизнерадостностью и неутолённой жаждой любви дама бальзаковского возраста. Небольшого роста, с грудью гордого размера, в миниюбке, которая только входила в моду в Москве и чёрных ажурных колготках. Так наряжаются не для деловых встреч.

Гейдар поцеловал ей руку: «Мы кажется случайно столкнулись вчера в приёмной....» Она приложила палец к его губам и подняла глаза к потолку: «....у стомотолога Вы имеете ввиду?» Её густо напомаженные пухлые губы разошлись в улыбке. Он понимающе кивнул: «Вот именно. И можете меня звать просто Гейдар.»

Она мягко опустилась на широкий диван и скинула ногу на ногу: «Честно говоря, я так спешила, боясь опоздать, что пропустила время обеда.» Это был самый искренний намёк. Гейдар поднял трубку телефона: «Предпочитаете спуститься в ресторан, или....» Она облизнула губы: «Лучше или. Там всегда такая очередь.» Гейдару понравилась откровенность гостьи.

Салат «Оливье», куриный бульон с пирожком, бифштекс из телятины в сопровождении охлаждённой бутылки «Московской» создали непринуждённую атмосферу. Коренная москвичка, Наташа в прошлом году сразу после защиты диссертации удачно вышла замуж за профессора МГУ семидесятилетнего Лихачёва Андрона Никаноровича. Они писали диссертацию в свободное от работы время.

Но уже сразу после свадьбы разница в 40 лет стала тяжело сказываться на биологических потребностях организма новобрачной. А что касается «стомотолога», у которого они с Гейдаром столкнулись, то он годится лишь для шадящей «терапии», и не способен на необходимое «хирургическое» вмешательство .

Их глаза сумели доссказать то, чего не скажешь, сидя в московской гостинице конца 60-х годов. Оставив на столе уже пустые приборы, Наталья непринуждённо присела на край постели и с любопытством тридцатилетней дамы оценила «кардиолгоические» возможности бакинского коллеги товарища Семичастного. И была приятно удивлена. Гейдар прикрыл веки и отдался «лингвистическим» способностям переводчика с солидным стажем. Губы Натальи понимали мысли с особым усердием и проникновенностью. Она словно была рождена для глубинных интерпретаций.

Её томный взгляд, брошенный на губотворный «оригинал», предлагал по достоинству оценить результат искренней страсти. Гейдар глухо застонал, словно раненный canavar (волк). Это был тот ответ, которого Наталья и привыкла ожидать.  Она изящно взобралась на «него» и на ходу избавилась от излишнего теперь уже бюстгальтера. Налитые груди обрели желаемую волю, соски набухли и выглядели теперь, как зрелые вишенки. Снимать нижнее бельё ей не хватило терпения: двумя пальчиками она раздвинула края шёлкового «пути» и пригласила Гейдара войти в святая святых. Туда, где с недавних пор частенько скромно гостит сам товарищ Андропов!

Наталья не просто гарцевала. Она делала это с откровенной жадностью, грациозно откинув назад белокурую головку, терзая зубками свои губы до крови. Гейдар любовался её стройными ногами, нежной кожей и ненасытным стоном. Стоном, который время от времени чередовался изумлением тем «оригиналом», который она «переводила» уже около часа.

Она открыла свои карие глаза, и в них Гейдар прочёл приближение вулкана. Гостиничная кровать ходила ходуном от бешенного ритма её «брачного» танца. И вдруг Наталья рухнула на его губы и грозно прошептала: «Где ж ты всё это время был, сукин ты сын!»

Пытаясь отдышаться, она протянула руку и взяла из пачки сигарету: «Ты не против?» Он присоединился к ней: «За кампанию!» После трёх-четырёх жадных затяжек, Наталья провела пальцами по его утомлённому «творению»: «Независимо от причин для наших будущих встреч, запомни: я буду всегда ждать тебя с раскрытыми обьятиями. Ты мне подарил «игрушку», которой мне так не хватало все эти годы.»

Её губы подтвердили это, коснувшись «игрушки».  Затем она в порыве откровенности призналась: «Слушай меня внимательно: «Стоматолог» - это уже вчерашний день, и тебе нужно держать нос по ветру. Теперь мой главный «студент» по английскому уже другой». Она написала на пустой коробке Marlboro «Андропов Ю. В.»  и тут же сожгла в пепельнице. Затем вслух добавила: «Зубного врача отправляют в Украину. Можешь забыть о нём.»  Наступила пауза. Гейдар посмотрел на неё вопросительно: «Ты уверена?»

Наталья с улыбкой попросила: «Подай мне лифчик, милый, и застегни.» Сама пригнулась к его уху: «С Нинкой, медсестрой Брежнева,  мы частенько кувыркаемся в сауне. Если хочешь, будешь третьим как-нибудь.» Затем приставила палец к губам: «Она уже видела на ЕГО столе бумагу с твоим именем.» Она поднялась так легко, будто совсем не устала: «Мне пора. Не провожай меня. Держи вот это.» Протянула визитку на английском языке: «Звони, когда будешь в Москве. Ты такой клёвый!»

Она была уже у дверей, держа в руке саквояж, предназначенный для «Стоматолога», когда почувствовала, как Гейдар опустил в её просторную сумку две плотные пачки американских долларов. Взгляд Натальи обещал ему золотые горы.   




!5. В новом качестве.

Вода в море была всё ещё холодной. Но Гейдар уже привык день своего рождения отмечать далёким заплывом: километр в одну и столько же в обратную сторону. Свой 44-й год уже первый зампред КГБ встречал не один. Цвигун решил составить ему кампанию. Закат солнца озарил крыши пансионата Комитета госбезопасности в пригороде Загульба, в 30-ти километрах от Баку.  Непосредственный начальник и ставший с недавних пор приятелем, Семён Кузьмич приехал с сюрпризом.

Когда Гейдар снял купальные трусы, чтобы переодеться, кто-то положил руку на его плечо: «Не спеши с трусами, дорогой.» Он повернулся на знакомый голос. Это была Наташа из Москвы. В лёгком банном халате, она поманила пальцем вторую женщину примерно того же бальзаковского возраста: «Познакомься, это Нинка, о которой я тебе говорила, помнишь?» Гейдар прикрылся полотенцем и с улыбкой пожал протянутую руку. Только было изумился: «Как вы тут оказались?»,  тут же увидел генерала Цвигуна, выходящего из сауны.

Он шёл утомлённой походкой ягуара, выпустившего «пар»: «Ну с днём рождения, Хайдар. Вот тебе два подарка...в готовом виде.» Дамы распахнули халаты, подтверждая слова хозяина. Нина была изумительно сложена. Шатенка, небольшого роста, со скромным размером груди, рядом с Наташей выглядела старшеклассницей.

Сели за накрытый стол и набросились на шашлыки. Гейдар в отличие от Кузьмича пил немного. Он больше нажимал на минеральную воду, сберегая силы для «десерта». Причём, двойного «десерта»: Семён Кузьмич с самого начала обьявил, что своё уже «завершил», и спешит к супруге: «Роза Михайловна ждёт меня к восьми. Надо быть в форме.» Нина подмигнула ему: «После меня тебе придётся с ней только язычком поработать!» Кузьмич похлопал её по попе: «Да уж! Умеешь ты срывать аплодисменты!»

Гейдар поухаживал по старой дружбе за Натальей. Та поблагодарила и шепнула ему: «Нинка хотела «подружиться» с тобой. Она всё ещё «горячая» после Семёна.  Я пока приму душ.»  Гейдар повернулся в сторону Нины, и хотел было пригласить её в парную, как открылась дверь предбанника и вошёл дежурный: «Гейдар Алекперович, Вас к телефону.» И опережая возмущение именинника, приблизился к его уху: «Первая леди, Наргиз Гусейновна Моллаева.»

Гейдар прошагал в соседнюю комнату и поднял трубку. Раздался знакомый женский контральто: «Здравствуй, Гейдар. Ты мне срочно нужен. Подьезжай на дачу. Я предупредила охрану.»

Цвигун встретил его с  улыбкой: «Ну вот, готовься. Она тоже приготовила тебе «подарочек». Он налил водки: «Желаю тебе удачи. А тебе, Ниночка,  придётся улететь в Москву не солоно хлебавши.» Он подмигнул ей: «Спеши к Хозяину СССР. А вот нашему имениннику предстоит ублажать Первую...«ляди» с добавлением в начало буквы «б». Затем хрустнул огурчиком и добавил: «Вас обоих будут иметь на самом высоком уровне. Но в разных позах!»

Они вышли все вместе. Цвигун галантно усадил дамочек к себе в машину, затем взял Гейдара под руку и они прошли в сторону ворот: «Значит так. Через пару недель я переезжаю в Центр. Уже рекомендовал тебя на своё место.» Гейдар остановился от неожиданности и хотел что-то сказать. Семён Кузьмич приложил палец к губам: «Привезёшь в Москву на собеседование. Передашь через Нину.» Затем после паузы добавил: «Правда, Фиридун Моллаев проталкивает общевойскового генерала Рустамбекова. У него шансы невелеки. Но имей это ввиду.»

Вагиф включил двигатель и фары, вопросительно посмотрел на Гейдара Алекперовича. Он закрыл за собой дверь: «На Первую дачу.»  Ехать пришлось недолго, в пригород Мардакяны. У ворот капитан спецохраны МВД проверил удостоверение зампредседателя КГБ, сверил с лицом и отдав честь, открыл скрипучие ворота. Тут же подошёл к окну и тихо добавил: «Тоарищ генерал, Вас просили подьехать сразу к бассейну.» Гейдар понял, что предстоит секс в бассейне.

Они покувыркались в утеплённой воде минут пятнадцать-двадцать. Капризы Наргиз остались прежними. Обхватив его за талию полными коленями, Первая леди дважды кончила, застонав: «Как мне этого не хватало весь день, клянусь Аллахом!» - и буквально повисла головой на его плече: «Как будто сбросила тяжёлый груз.» .  Гейдар помог ей подняться по лестнице. Совершенно голая, она всё ещё оставалась привлекательной в свои пятьдесят три. Правда, живот начинал свисать, груди стали плоскими, под глазами появились морщины.

Он укрыл её и себя широкими полотенцами. Вдали замаячила фигура личной охраны: полковник Захарченко нервно курил, мастурбируя в кармане правой рукой. Наргиз укоризненно прошептала: «Он меня начинает раздражать, сукин сын!» Затем повела плечами: «Всё-таки прохладно в мае. Налей коньяку.» Она подняла рюмку: «Ну с  днём рождения, мой спаситель. Спасибо, что доставил мне наслаждение.  Впрочем, как всегда.» Они выпили. Положив в рот шоколадную конфету «Красная шапочка», она заговорила о главном: «В понедельник на Бюро тебя утвердят, наконец. Я настояла. Хотя Фиридун был немного обижен на Москву: с ним  не согласовали твоё назначение. Он собирался звонить самому. Но я отговорила. »

Она сжала его ладонь: «В будущем хочу видеть тебя в кресле Председателя, члена Бюро: будешь ещё ближе ко мне, шалунишка.»   Её рука погладила Гейдара ниже спины: «Сегодня я познакомлю тебя кое с кем.» Повернулась к окнам гостиной и поманила пальцем. За окном была Сурая Сафарова. И скорее всего, наблюдала за их соитием!

Гейдар знал её, как Заслуженную артистку, но не был лично знаком. Встал и протянул руку: «Приятно Вас видеть.» Наргиз фамильярно усадила Сураю к себе на колени: «Это моё сердце! Без неё у меня на душе тоска!» Её рука погладила бедро подруги. Затем добавила: «Гейдар, присмотрись внимательно к её мужу, Георгию Сафарову из Степанакерта. Он стал слишком тесно дружить с бакинскими «фарцовщиками». Говорят, этот цеховик Гурген снабжает его даже валютными проститутками! Совсем обнаглел! Ты меня понимаешь?» Гейдар кивнул: «Сделаю, что смогу.»

Заметив, что он тайно зевнул, Наргиз хлопнула его по колену: «Не стану тебя долго задерживать: Баладжа-ханым может заждаться своего любимого к ужину.» Чмокнула его в щёку и шепнула: «Имей ввиду,  она с твоим шофёром крутит. Мне сообщили твои коллеги из Центра.» Гейдар даже не повёл бровью. Про его красавицу-жену всегда ходили слухи: то ли из зависти, то ли преднамеренно.

Когда уже садился в машину заметил, как две дамы обнялись и долго целовались, сидя на лежаках в тёмном парке у бассейна. Гейдар вспомнил, что Джейран как-то резанула его слух: «Эта старая потаскуха Сурая так кусается, что я даже боюсь снимать при ней трусы.» Гейдар рукой велел шофёру не спешить. Наргиз медленно встала и взяла под руку свою гостью. Сурая обнимала её за попу так откровенно, что сомнений быть не могло: дамы более,  чем близки. Они направились в сторону гостиной. Через минуту в окнах свет потух. Гейдар вдруг поймал себя на мысли, что близость двух женщин его возбуждает.

Он вернулся домой поздно, около десяти. Дверь ему открыла Катя. Он был удивлён, ибо домработница никогда не ночевал у них прежде: «Ты ещё здесь? Что случилось?» Катя смущённо запахнула халат, под которым явно ничего не было: «Хозяйка слегка приболела и попросила меня остаться у вас до утра, если вдруг Пэрвизу что-нибудь понадобится.»

Гейдар прошёл в детскую: сын спал. Прошёл в спальню,  не включая света, разделся и лёг. Баладжа-ханым спала крепко: то ли приняла снотворное, то ли выпила лишнего. В последнее время она часто встречала мужа подшафэ. Поправил сьехавшее с неё одеяло. Потом вдруг убрал опять: на заднице жены красовался синяк. Такой синяк остаётся после смачного поцелуя «взасос». Между тем, они не были близки со дня его возвращения из Москвы. Постарался прогнать дурные мысли: «Может ударилась об угол мебели?»

Проснулся среди ночи на какой-то шум. Часы показывали половину третьего утра. Раздавался размереный скрип. Дверь в детскую была приоткрыта, горел ночник. Пэрвиз, надавно вроде спавший, теперь лихо скакал,  стоя на коленях. Приглядевшись, Гейдар понял: он «гарцует» на голой Кате. Она лежала ничком: подушкой прикрыла рот и тихо стонала.

Спросонья Гейдар застыл от неожиданности. Мальчик стал ускорять «скачку» и почти добрался до победного «финиша». Через минуту свалился Кате на плечи. «Накопилось у бедного пацана.»-подумал Гейдар, и вернулся в спальню, чтобы не напугать подростка, впервые испытавшего оргазм. Вспомнил себя в детстве, когда мать застала его мастурбирующим.

Подождал пока Катерина медленно сползёт с кровати, соберёт с пола одежду. Услышал, как Пэрвиз шепнул: «Подожди»-  и протянул ей что-то шуршащее. Гейдар укрылся, чтобы дать ей возможность пройти в гостиную, где она собиралась спать на диване. Но не успела лечь, как перед ней выросла фигура хозяина в одних трусах.

Он приложил палец к губам: «Тихо. Садись. Надо поговорить.» Катя испуганно кое как прикрылась бюстгальтером, крепко сжимая в кулаке деньги: «Хозяин, я не хотела....честное слово...была против. Но ... он мне такое...сказал!»  Он кивнул: «Понимаю, Катя. Не беспокойся.» Катя села и опустила голову: «Я ему сказала, что я домработнца... и нельзя, чтобы мы...занимались этим. Вы знаете, что он мне ответил?» Гейдар вопросительно посмотрел ей в глаза. Она покраснела и шепнула на ухо: «Обещайте мне, что ...это останется между нами.... хозяйка не узнает!»

Он взял её за руку: «Слово чекиста.» Катя бросилась ему на шею, забыв про наготу, обняла и всхлипнула: «Хозяин, Пэрвиз сказал мне такое, что у меня уши завяли.» Гейдар стал неврничать: «Говори же, черт возьми!» Она обняла его ещё  крепче: «Пэрвиз говорит, почему мол, Самиру можно....трахать ....мою маму, а мне тебя нельзя?»

Гейдар онемел. «Значит, эта старая шалава Наргиз знала, о чём говорит!»- пронеслось в голове. Катя посмотрев на него, испугалась. Вскочила, побежала на кухню, прибежала обратно с бутылкой коньяка. Он схватил из её рук и выпил прямо из горлышка пол-бутылки. Откинулся на спину и закрыл глаза: «Так вот, откуда синяк на заднице!» Катя вытерла рукой его вспотевший лоб. От неё пахло хозяйственным мылом. И как ни странно, ему было приятно.  Он открыл глаза: «Скажи мне честно ....и совершенно не беспокойся ни о чём.... ты сама ничего не замечала... между ними?»

Катя отвернулась к окну: явно не желая говорить. Он резко повернул её к себе. Она рухнула лицом на его голые колени, сползла с дивана на пол и прорыдала: «Видела. Но я боялась Вам сказать. Она такая добрая. Если узнает, что Вам рассказала, уволит меня.» Гейдар погладил голову, и её губы слегка коснулись возбуждающегося «хоботка»: «Успокойся. Это останется между нами. Обещаю. И что же ты видела?»   

Её рука легла на «хоботок». Чутьём поняла, что хозяина возбуждает даже рассказ об измене супруги: «Неделю назад я застала их вдвоём на этом диване. Ваш сын был в школе.» «Хобот» вздрогнул и прижался к её губам: «Чем они занимались?» Раздался тихий шёпот: «Она делала Самиру ....минет... как я....  сейчас  стоя на коленях.»   Гейдар рукой поводил «хоботом» по её  губам: «Вот так вот?» Катю уже остановить было невозможно. Она лишь молча кивала головой.

В наступившей тишине он слышал сопение юной девчушки и ощущал ускорение темпа. Неумолимо приближался вулкан. Гейдар с наслаждением освободился от тяжёлой «ноши». Катя не выпускала «хобот»  на волю, пока он не ослаб и не выпал с её губ.

Он вернулся в спальню с ощущением некоторого облегчения: всегда лучше знать, чем оставаться в неведении. И домработница Катерина значительно выросла в его глазах: «Надо бы ей повысить зарплату!» - была его последняя мысль, перед тем как он уснул, как младенец после материнской груди.

В понедельник он выходил из зала заседания Бюро ЦК  уже в новом качестве: его наконец утвердили в должности, которую он занимал уже почти месяц. Ступая твёрдой походкой по коридорам и этажам Центрального Комитета, Гейдар Алекперович с улыбкой принимал поздравления. Водитель Вагиф Ахундов подчёркнуто по-военному открыл заднюю дверь и прикрыл генерала своей широкой спиной.

 



16. Утоление жажды.

Арега старалась отнестись к работе в КГБ  чисто философски. Первым делом, обратила внимание, что мальчишки, её ровесники, перестали встречать и провожать её жадным взглядом. Даже её благоверный супруг смотрел в её сторону с неким благовением. Если и ночевал дома, то в другой комнате.  Обьяснил это по-своему: у него не «активизируется» эрекция из-за беременности жены. Мог бы просто признаться в импотенции, идиот. Но «баба с возу, кобыле легче.» Арега даже во сне не представляла секса с мужем после его разврата с родной племянницей.

Беременность в новом качестве - лейтенанта госбезопасности - придавала ей гордости и делала её счастливой. В ней просыпалась доминирующая самка.  Она предвкушала приближающееся материнство, как нечто волшебное и святое. Своё зачатие, в сочетании с не совсем ординарным сновидением, когда она впервые в жизни испытала сексуальное удовольствие во сне с незнакомым ей мужчиной, Арега раз и навсегда определила, как знак свыше.

И наоборот, пятиминутная случка с Георгием Гургеновичем оставила ощущение тактической сдачи в плен. Правда,  это была стратегическая победа над окружающими «насекомыми».  Взявший её Георгий часто звонил, предлагал увидеться, но Арега всякий раз отдаляла встречу, ссылаясь на здоровье. И сейчас после очередного телефонного разговора с ним  она готовилась принять душ, и стоя перед зеркалом внимательно изучала своё тело. Осталась в целом довольна гладкой, ослепительно белой кожей, упругостью груди, изящностью бёдер и не таким пока большим животиком. Хотя уже пошёл восьмой месяц. Позвонил отец: «Зайди ко мне, у меня для тебя сюрприз.»

Сурен Арамович Гаспарян, отставной полковник контрразведки, руководил секретным предприятием по производству приборов для навигации. Он был  безумно влюблён в дочь и в свою работу. Несмотря на это он не вписывался в  отношения со своей  женой Эрной. Она постоянно подозревала его в надуманных изменах. И по взаимному согласию они жили раздельно.

Войдя в кабинет отца, Арега была приятно удивлена, увидев там  Эрика, отца маленькой потаскушки Марго,  мужа  Мариам. Арега с детства была привязана к нему, обращаясь к нему «дядя Эрик». До родства с Самвелом, он был старым другом семьи.  Ей всегда импонировал его высокий рост, широкие плечи и приятный баритон. Военный хирург, начальник госпиталя, он обладал энциклопедическими знаниями, любил рассказывать смешные истории и был любимцем кампаний.

Арега бросилась к нему в обьятия: «Вот это сюрприз! Я так волновалась за тебя, дядя Эрик! Слава богу, с тобой ничего не произошло.» Он не выпускал её из обьятий, целуя в лоб: «Как тебе подходит беременность, цаветанэм! Тебе надо каждый год рожать!»

Отец с улыбкой наблюдал за ними: «Он случайно здесь оказался. Только что из Карабаха. Но мой сюрприз для тебя совсем другой.» Оказалось, подошла его очередь на личный автомобиль. Республиканский КГБ выделил ему «Москвич-408».  Отец показал ключи: «Ты же знаешь, у меня итак есть служебная «Волга». Хочу подарить машину тебе, чтобы моего внука, или внучку не раздавили в трамваях или автобусах!»

Арега поняла связь с  сегодняшним звонком от Георгия: «Ты не должна толкаться в общественном транспорте», сказал ей шеф.  Ноги подкосились и Эрику пришлось усадить её в кресло. Налил стакан воды из графина и упрекнул отца: «Слушай, Сурик. Ей нельзя волноваться.»  Арега взглядом поблагодарила Эрика и обратилась к  папе: «Но ты забыл, что я не умею водить.» Эрик тут же успокоил её: «Это не беда. Я научу тебя за пару дней.»

Отец открыл сейф, вытащил бутылку коньяка, разлил в три стакана: «Дочка, ты не пей, а просто подними вместе с нами.» Предложил тост: «Давайте выпьем за хороших людей. Генерал Гурджиян сам лично распорядился. Так и сказал: пусть твоя красавица-дочка пешком больше не ходит.» Арега вспотела до корней волос. Залпом выпила стакан до дна: «Откуда он знает, что я красивая? Ты его не спросил, папа?» Отец посмотрел на неё немного странно: «Не пришло в голову. Но ему положено всё знать.»

Дядя Эрик сам сел за руль новой машины, чтобы отвезти Арегу домой. Она думала о Гурджияне. Чувствовала, что он пытается снова купить такой ценой пятиминутное удовольствие. Но её начинала оскорблять роль служебной шалавы по вызову.  Эрик заметил, что она не совсем в добром настроении. Спросил: «Ты не возражаешь, если я поднимусь к тебе на пять минут? Хочу убедиться, что с тобой всё в порядке.» Арега даже обрадовалась: «Да, пожалуйста. И даже не на пять минут. Хочу поплакаться на твоём плече, как в детстве.»

Она поднималась на третий этаж, взяв его под руку и прижавшись к его локтю. От него исходил всё тот же запах одеколона. Этот запах выворачивал душу наизнаку, взывал к разврату . Она потянула его на кухню: «Садись, дай мне пять минут, подгрею жингэлов-хац и пообедаем вместе.» Он неожиданно потянул её к себе и обнял: «Подожди, не торопись. Лучше скажи, что тебя беспокоит? Кто тебя обидел?»

Они молча смотрели друг другу в глаза. Арега твёрдо решила не говорить ему о Гурджияне: «Я себе места не находила, пока ты был в Степанкерте. Мне снились кошмары. Я до сих пор не верю, что ты ...со мной.»  Эрик присел от неожиданности и  ласково посадил её на свои колени: «Завтра вечером  опять уезжаю. Не знаю, как надолго. И неизвестно, чем вся эта заваруха закончится. Но хочу, чтоб ты знала: ни о ком, кроме тебя, я так часто не думаю. Я тебя... люблю...как свою родную...дочь.»

Арега прикрыла его рот ладонью: «Молчи. Не говори так.  Не хочу быть твоей дочерью.» Спрятала голову на его плче: «Хочу быть твоей женщиной. Очень давно хочу. Почти с детства.» Он застыл от от её слов. Её губы раскрылись в ожидании. Он услышал её шёпот: «Я всю жизнь ждала, чтоб ты был моим.»  Медленно поднял и посадил её на кухонный стол. Опустился на колени и коснулся губами её пупка. Руки спустили бельё и  обвили ягодицы, как в далёком детстве. Она чувствовала его дыхание там внизу, рядом с её плодом. Её ноги сами поднялись и легли ему на плечи, приглашая его быть смелее. Он проник в неё, словно  давно мучила жажда, и он наконец добрался до родника. Она поняла, что улетает в поднебесье. Точно также, как в том волшебном сне.

Она где-то читала, что беременные женщины порой испытывают бешенные потребности в  ласках. С ней это случилось впервые. Случилось с мужчиной её подростковой мечты. В те годы всякий раз садясь на его колени, она испытывала непонятное влечение. Сейчас она знала, чем было это влечение. В ней поднималось желание отдаться ему.  Она сползла вниз и припала к его влажным губам. Поцелуй был долгим. Они чуть не задохнулись от наслаждения. Арега услышала свой голос, будто чужой женщины: «Идём в постель, возьми меня там. Я не буду больше звать тебя «дядей». Ты теперь мой мужчина, мой любовник.»
 
Он был с ней неописуемо заботлив и осторожен. Прекрасно знал, как ей доставить наслаждение, не беспокоя плод. Она закрыв веки отдалась ему, словно это был тот самый желанный гость из сновидения. Была почти уверена в том, что сбылось предсказание Рахиль, и эта встреча состоялась. Игриво повернулась к нему попой и встала на колени, взглядом приглашая войти в неё со спины. Всё тело напряглось в ожидании чего-то знакомого и долгожданного. Так в неё  входили во сне.

Эрик это делал с наслаждением и любовью, то прижимая к себе, то отдаляя шаловливую попу. Ему казалось, весь мир упал к нему под ноги, а он поднялся до небес. Ему казалось, что видит перед собой ту самую маленькую Арегу, которая прыгала на руки, не стыдясь демонстрируя нижнее бельё.  Он уже тогда испытывал к ней страсть, но старался убить в себе разврат. Её мать Эрна всегда смотрела на эти шалости исподлобья. Очень часто вырывала дочь из его рук.

Сейчас он изо всех сил пытался продлить вожделение до самой вечности, до последнего мгновения. Но когда Арега застонала с конвульсиями во всём теле, когда он услышал от неё «Я кончаю, Эрик! Делай меня!», он взорвался словно молния, рассекающая тучи, словно ливень после долгой засухи.

Она вовсе не чувствовала усталости. Наоборот, ощущала прилив энергии, как будто напилась после продолжительной жажды. Будто наелась любимых сладостей после длительного воздержания. Но апетит никуда не делся. Такое с ней прежде не происходило. После близости с мужем, её порой даже тошнило. Хотелось перебраться в другую, чистую постель, он вызывал отвращение. А сейчас она  с любопытством разглядывала Эрика, лежавшего на спине и смотрящего на её живот с любовью.

«Кажется, я поймала, наконец,  этот долбаный оргазм!»-пронеслось в голове. Медленно опустилась руками к  предмету желаний. Украдкой посмотрела вопросительно: «Обьясни мне, что происходит в Нагорном Карабахе? Твоё мнение для меня очень важно. Может быть, придётся поехать туда».  Эрик резко приподнялся. Лицо его стало серьёзным: «Ты не можешь рисковать собой и ребёнком. Там начинаются столкновения. Есть раненные.»

Её пальцы с нежностью приласкали «шалуна». Эрик тут же почувствовал новую волну эрекции. Арега посмотрела на него, с жадностью облизнула губы и взяла в ладонь: «Но ведь ты же рискуешь собой. Я хочу быть рядом.» Он почувствовал, что теряет контроль. Веки прикрылись от наслаждения: «Подожди....хотя бы.... до родов. Потом мы решим. Может к тому времени ситуация успокоится.»

Арега часто слышала об оральных шалостях подруг, но ни разу даже не представляла себя в этой роли. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, безумно захотела попробовать. Это в Ереване считалось чем-то  неприличным. И даже - извращением!  Её губы обвились вокруг таинственного «незнакомца». Арега впервые поняла, что в сексе нет табу, если «это» доставляет взаимное наслаждение. Она захватила «его» в плен.

Эрик замолчал и стал глубоко дышать. Его грудь стала вздыматься всё чаще и чаще. И в один миг она почувствовала лёгкое вздрагивание и вслед за этим горячую лаву. Эрик с изменившимся лицом тяжело дышал: «Ты меня сводишь с ума!» Она глядя ему в глаза, вкусила всё до последней капли. Подняла голову к нему: «Твой «шалун» сегодня коснулся моего плода. И теперь «он» стал мне ближе, чем ...даже муж.»

Эрик притянул её к себе и уложил голову на свою грудь: «Для меня ты всегда была святой и отмеченной Богом.  Обещай мне не совершать опрометчивых шагов. Я сам пока не могу понять, кто затеял эту опасную игру в Степанакерте. Но я боюсь, эта игра не принесёт пользы ни туркам, ни нам. Запомни: ни в коем случае не примыкай к демонстрантам. В Степанакерте готовятся шествия. И там этим заправляет некий Роберт Саркисян.»

Арега коснулась ладонью его губ: «А почему ты так часто едешь туда? Кто тебя направляет?» . Голос Эрика стал хриплым: «Меня привлекли, как военного врача-хирурга. Я всего лишь спасаю жизнь тяжело раненным. Но знай: что бы ни случилось в нашей   жизни, я буду рядом с тобой и твоим малышом. Я сумею защитить тебя от зла и насилия. Даже если это будет стоить мне жизни.» Она продолжала его допытывать: «Почему мы с ними враги? Ведь они такие же люди, как и мы, армяне. Неужели дело только в земле? Тебе не кажется, что земля – это всего лишь повод?»

Эрик прикрыл веки: «Среди них, как и среди нас, есть когорта кровопийц. Они не могут долго обходиться без крови.» Через минуту он уже заснул, как сурок. Арега уснула вслед за ним, словно младенец после первого купания. Углубилась в глубокий сон, будто провалилась во тьму.

Тьма была беспросветная, но в каком-то затаённом сознании она знала: скоро появится свет. И она шла к этому свету самостоятельно, без чьей-либо помощи. Светом оказалась комната с  множеством людей. Они махали руками, о чём-то кричали , возмущались. И вдруг все раздвинулись, уступая место человеку в длинном пальто. Он протянул руку, и все тут же умолкли.

Открылась дверь и раздался выстрел. Человек в пальто обратился к ней: «Ты видишь, что они сделали? Отвечай же что-нибудь!»  Арега узнала его: это был генерал Гурджиян. Она позвала его, но он уже не слышал.

Солнце взошло, осветив спальню розовым светом. Эрика уже не было рядом. Он спешно уехал в Степанкерт. Она  поцеловала подушку, которая всё ещё пахла его одеколоном: «Даже если и не ты приходил ко мне во сне, всё равно благодарна тебе за любовь и ласки.»





17. Перемирие всегда слаще.

Семён Кузьмич Цвигун пригласил Гейдара сесть за кофейный столик: «Ну, прими мои поздравления.» Затем открыл сейф и вытащил оттуда тяжёлую красную бархатную коробку. В ней лежал именной пистолет марки «ТТ» с надписью: «Генералу Алибекову Г.А. за образцовую службу.»  Гейдар рассмотрев подарок внимательно, поблагодарил.

Цвигун с широкой улыбкой добавил: «Это ещё не всё. Как и обещал, я рекомендовал тебя на своё место. С четверга будешь исполнять обязанности Председателя. Там в Москве я буду спокоен за дела в Азербайджане.» Гейдар почувствовал, как в висках застучала кровь.

Возглавить Комитет госбезопасности он мечтал давно. Но всегда сомневался в реальности: этот высокий пост, как правило, занимали назначенцы из Москвы. Азербайджанцам просто не доверяли. Он стал первым. Залпом опустошил армянский коньяк, которым угостил Цвигун. Голова пошла кругом. Семён Кузьмич обнял его за плечи: «Отдохни сегодня. Расслабься. Сходи в баню, и прихвати с собой податливую сучку.»

Вернувшись к себе в кабинет, он набрал Министерство лёгкой промышленности. Ответил ласковый женский голос: «Нахшун Маркарян у телефона.» Гейдар был краток: «Через пятнадцать минут будь внизу. Предупреди Гургена, что будешь поздно!» Она стояла на лестницах у главного подьезда здания Дома Правительства в лёгком шифоновом платье с небольшой сумочкой в руке. Быстро вскочила в открытую дверцу чёрной «Волги». Его рука легла на открытое колено. Она погладила его руку: «Что случилось? Почему такая срочность? Обычно ты звонишь заранее.» Её глаза опустились на его ширинку: она вздымалась не на шутку!

С Гургеном Маркаряном он столкнулся лет десять назад, когда ещё был старшим оперуполномоченным. С тех пор не только регулярно потрошил его обувной цех, но и с наслаждением одалживал у него супругу. Нахшун была незаменима в постели. И никогда не изменяла своим двум любовникам ни с кем: министру и Гейдару. Даже с мужем!

Когда подьехали  к кирпичному дому в посёлке Новханы, шофёр Вагиф просигналил два раза. Скрипучие железные ворота открылись. Пожилая женщина в келагаи (широкой шали), прикрыв поллица, поздоровалась: «Добро пожаловать, Ага (господин). Баня готова для вас.» В предбаннике был накрыт небольшой стол с закуской, водкой и горячей едой. Нахшун сняла с него пиджак и развязала галстук: «Я не голодна. Хочу сначала снять с тебя напряжение.»

Она отличалась от многих других его женщин тем, что опережала не только сами желания, а даже мысли об этих желаниях. Гейдар вошёл в наполненную паром купальню вслед за её танцующими ягодицами. Издали она напоминала ему известную картину Рубенса. Такие же упругие формы, отсутствие живота, недобритый лобок, крупные шаловливые соски. Нахшун опрокинула на него таз горячей воды, затем ещё один, и посмотрела на него взглядом львицы, готовой лечь под самца.

Он резко повернул её спиной к себе, грубо раздвинул ягодицы и вошёл в промежность. Она вскрикнула: «Аствац! Ты как будто месяц не видел жену!» Он размахнулся и смачно шлёпнул её по заду: «Лучше б я женился не тебе, Нахшун! С тобой мне кажется, что я родился армянином!» Она застонала: «Не говори так, джаник. Я уже кончаю!» Они выехали в сторону Баку около девяти вечера. Высадив её у дома, Гейдар решил заскочить на минуту к себе в кабинет: «Если я не избавлюсь от этого мерзавца. Я не смогу уснуть!».

Эльвира Львовна Гончаренко ещё не ушла с работы: знакомилась с личными делами коллектива Музея В.И.Ленина, который она возглавила недавно.  Раздался телефонный звонок. Это был Гейдар Алибеков. У Эльвиры коленки слегка ослабли, появились знакомые спазмы  ниже пупочка: «Слушаю, Гейдар...Алекперович.» Грешным делом решила, что он соскучился. «Размечталась!» - тут же отогнала зов похоти.

Гейдар был в меру вежлив: «Всегда приятно слышать твой нежный тенорок. Надеюсь, привыкаешь к новым обязанностям. Слушай, у меня к тебе просьба.» Слово «просьба» звучало, как «приказ». Эльвира вибрирующим голоском ответила: «Да, пожалуйста. Ты...Вы  же знаете, я всегда готова...» В голове пронеслись приятные воспоминания интимного характера, рука непроизвольно задрала подол платья и коснулась лобка.

Наступила пауза. Затем Гейдар продолжил: «Мой бывший водитель, Самир, заканчивает исторический факультет. Подыщи ему место в своём хозяйстве. Уверен: ты будешь довольна.» После ещё одной паузы добавил: «Во всех отношениях будешь довольна.»

Эльвира поняла «просьбу» по-своему: кажется он предлагает повод для примирения: «Обязательно, дорогой. Исполню и доложу.» Закончив беседу, тут же позвонила в гараж горисполкома: «Дежурный, это Гончаренко из Музея Ленина. Передайте водителю Мардахаеву, что он приглашён на собеседование завтра в 10 часов утра.»

Гейдар сел в машину удовлетворённым. Этот сукин сын никогда не сумеет преподнести свой будущий арест личной местью Председателя КГБ за интимные отношения с его женой. Гейдар только что дал серьёзный скачок в карьере молодого специалиста!

Дома стояла тишина. Сынишка смотрел телевизор, краешком глаза следя за Катей, снимающей пыль с мебели. Её короткая юбка время от времени поднималась выше приличия. Гейдар присел с ним рядом. Погладив по голове,  спросил: «Как успехи в школе, сынок?» Мальчик выключил телевизор и с грустью в глазах обьявил плохую новость: «Вчера подрался с этим дегенаратом Насировым из 10-го «Б».

Гейдар только сейчас заметил фингал под его левым глазом. Внимательно рассмотрел, убедился, что удар был слабеньким и спросил: «Это сын полковника Насирова?» Пэрвиз молча кивнул. Отец спросил: «Что за повод?» Пэрвиз низко склонил голову и явно не хотел отвечать. Отец обнял его за плечи: «Обещаю, строго между нами.» Пэрвиз оглянулся на двери, и убедившись, что мамы рядом нет, тихо прошептал: «Он обозвал меня q;hb; o;lu (сын шалавы). Ну я и врезал ему, как следует. По-моему, ты бы поступил также.» Гейдар обнял его и сказал: «Молодец, сынок. В следующий раз отправь его в нокаут.»

Затем подозвал Катю. Она смущённо присела рядом. Гейдар вытащил из кармана двести долларов и протянул Кате: «Ты очень хорошо выполняешь свои обязанности, Катюша. И впредь внимательно откликайся на желания Пэрвиза.» Катя покраснела, как бурак: «Спасибо, хозяин. Но ....что мне делать с этой валютой? Меня же могут арестовать.» Пришлось поменять на рубли.  Пэрвиз сидел с гордо поднятой головой, и когда отец вышел, ущипнул Катю: «Вот видишь? А ты боялась!.»

Из кухни раздавался голос Баладжы-ханым: она с кем-то говорила по телефону. Увидев мужа, быстро попрощалась: «Я позже перезвоню. Гейдар с работы пришёл.» Встретила мужа усталой улыбкой: «Я ничего не успела приготовить. Пешком уже жарко ходить по магазинам. А Самира ты сегодня забыл прислать. Могу приготовить яичницу.»

Гейдар погладил ей плечо: «Меня уже накормили. Я сыт.» Затем добавил: «Самира можешь больше не ждать. Ты забыла? Я уже не работаю в Бакгорисполкоме.  Придётся привыкать к новому водителю. Кстати, имей ввиду, что Вагиф - лейтенант госбезопасности. Следи при нём за своим языком.»  Она вспыхнула, не скрывая злобы: «Разве нельзя было сохранить прежнего шофёра? Я так привыкла к нему. Я же просила тебя прибавить ему зарплату!»

Он повернул её к себе лицом: «Мастурбировать не пробовала? Говорят, помогает. Все порядочные домохозяйки этим занимаются.»  Баладжа-ханым почувствовала, что ноги подкашиваются: это уже было обвинением в... ****стве! Она размахнулась, чтобы дать пощёчину,  но он вовремя перехватил её руку: «Это он тебе поставил засос на заднице?! Это его член ты отсасывала, стоя на коленях?!»

Баладжа побледнела от испуга: «Как ты можешь оскорблять свою жену? Не путай меня со своими шлюхами! Ты думаешь, я не знаю, как ты облизываешь языком задницу моей сестре Джейран?» Она уже переходила на крик, который могли слышать в гостиной, и Гейдар решил увести её в спальню.

Заперев дверь на ключ, он решил сразу подавить наступление: с профессиональной ловкостью двинул ей кулаком по челюсти. Она рухнула в постель, обхватила лицо руками и зарыдала: «Ты мне зубы перебил, оgra;! (паскуда)» Он развязал галстук, обмотал вокруг её шеи и туго натянул: «И слава Аллаху, шлюха, что только зубы пока! Теперь не скоро захочешь делать минет шоферне!»

Впервые за все годы они спали врозь. Баладжа-ханым поместилась на широком диване в гостиной вместе с Катей. Вначале спиной к спине. Но было как-то не совсем комфортно: Кате пришлось лечь «валетом». И дружески укрыла ей ноги. Баладжа-ханым в знак благодарности погладила её по попе. Некоторое время они пытались уснуть. Но тщетно. Одеяло постоянно сползало на пол. Баладжа-ханым приподнялась на локте: «Катенька, принеси что-нибудь попить из холодильника.» Катя встала: «Хозяин вчера выдул весь коньяк. Хотите водку?» Баладжа кивнула: «С лимоном.»

После второй рюмки Баладжа-ханым решилась спросить: «Скажи честно, хозяин к тебе пристаёт?» Катя перекрестилась: «Да что Вы?  Я ему разве пара?» Баладжа улыбнулась: «Они не смотрят на такие мелочи, когда у них встаёт между ногами. Но спасибо за откровенность. Иди ко мне.» Она погладила Катины девичьи соски: «Когда-то и у меня были такие упругие груди!» Катя припала к её губам: «Вы мне всегда нравились. Вы такая элегантная, величественная...как шемаханская царица.»

Баладже понравился комплимент. Она чуть-чуть направила её голову к своему паху: «Карабахская я, галадарэсинская....сделай мне приятно...Катенька. И зови меня просто Баладжа-ханым.». Они уснули спустя полчаса, как убитые, лицом к лицу, рука к руке. Последнее, что услышала Баладжа, это шёпот Кати: «Для Вас я всё сделаю, принцесса Вы моя галадэрэсинская!»

Утром к девяти часам Гейдар первым делом позвонил в Гостелерадио : «Соедините меня с Нэби Гилаваром.» После паузы: «Это я, Алибеков. Слушай,  пригласи сегодня к себе Джейран Ордубадлы из оркестра Сайида Рустамова. Это моя золовка.  Помоги ей создать свой музыкальный ансамбль.» Уже популярный в народе поэт знал, о ком идёт речь: «Ba; ;st; (слушаюсь), Гейдар Алекперович. Мы давно должны были догадаться об этом сами. Спасибо Вам  за ценный совет. Сейчас же займусь этим!»

Затем Гейдар набрал Джейран: «Тебя пригласят в Гостелерадио. Ты станешь руководителем оркестра.  И вот что: сложились новые обстоятельства. Моя новая должность обязывает быть осторожным. Нам лучше какое-то время не видеться.» Джейран попыталась узнать, в чем причина «развода»: «Да не нужен мне этот оркестр к чёртовой матери! Скажи, в чём я провинилась?»  В ответ раздались отбойные гудки. Гейдар обмотал голову полотенцем и лёг: поднялось кровяное давление.

На кухне Баладжа-ханым осторожно повесила трубку параллельного телефона. Подозвала Катю, дала ей пятьдесят рублей: «Можешь пойти домой. Отдохни, завтра утром жду тебя как всегда, куколка моя.» Катя была вне себя от радости: «Спасибо огромное. Вы просто кусок золота, принцесса моя.»

Гейдар сквозь прикрытые веки увидел, как она вошла в лифчике и без нижнего белья.  По-кошачьи  присела рядом и протянула таблетку: «Это аналгин. Он мне так хорошо помогает!» Налив ему минеральной воды, она с осторожностью проникла рукой к «семейному достоянию».

Он услышал её шёпот: «Я так соскучилась по этому zal;m balas;!(сыну мучителя)» Её губы уже не были капризно-брезгливыми. Наоборот, взялись за дело с нескрываемой страстью. Спустя несколько минут, она с привычной лёгкостью оседлала достигнутое «перемирие»  и не отрывая глаз от мужа, спустила бретельки недавно найденного любимого бюстгальтера: «В этот раз хочу попробовать тебя по-новому. Моя попочка просто сошла с ума. Хочешь верь, хочешь нет.» Разлука с Самиром давала о себе знать!

Её рука проворно направила zal;m balas; в нужную «гавань». Гейдар впервые в жизни встретился с давно желаемой тесностой супружеских анналов. Когда она рухнула к его губам, чуть ли не плача от оргазма, Гейдар был готов простить мимолётную измену. «В конце концов, я и сам виноват частично.» - подумал про себя. А вслух добавил: «Не узнаю тебя, Баладжашка, ma;allah! (на то воля Аллаха) А ведь можешь, если хочешь!»   




18. Большие деньги.

Гурген Маркарян ни в чём не отказывал своей жене Нахшун. Да и как бы он посмел?  Ведь совсем недавно он был рядовым слесарем пятого разряда и умел чинить только станки в обувной фабрике им. Микояна. Именно молоденькая и пухленькая Нахшун уговорила  директора Асланбека Гасымбекова назначить мужа помощником мастера.

Сороколетний вдовец, растивший сына, Асланбек души не чаял в своей уютной, ласковой и безотказной секретарше. Ни на один день не мог с ней расстаться. Даже уезжая в командировки. Из одной такой трёхдневной поездки в Москву они вернулись уже втроём: итак не худая Нахшун слишком быстро стала прибавлять в весе.

Дочку назвали Джулией, хотя Асланбек упрямо интересовался каждый день: «Как там наша Джамиля?» У новорожденной, как говорят в Баку,  «нога оказалась лёгкой»: Асланбека Гасымбекова назначили заместителем министра лёгкой промышленности. Он неожиданно для себя оказался подходящим кадром. Так решила Наргиз Гусейновна Моллаева, случайно встретившись с ним в Кисловодске в санатории «Большевичка». А у неё как известно, было особое чутьё на стоящие (с правильным ударением) кадрам.

Вслед за этим Нахшун Маркарян стала референтом министерства, а Гурген - начальником цеха. Он сумел за кратчайший срок наладить производство удобных тапочек, в которых нуждалась вся страна. Наладив сеть сбыта, он обеспечил постоянным потоком наличных не только свою семью, но и семью Асланбека. Через год Первый секретарь ЦК товарищ Моллаев, опять же по совету супруги,  предложил Гасымбекову занять освободишийся пост министра.

Именно по этой причине Гурген не мог отказывать своей жене ни в чём. Никогда ей не перечил. Лишь однажды вызвал её гнев. На летние каникулы приехала племянница жены Нуринэ из Степанакерта. Она оказывается была приглашена на фестиваль юных дарований.  Нахшун сдувала с неё пылинки и предложила ей остаться в Баку: как раз нужна была нянька для Джулии.

Особо поддержал эту идею Гурген: Нуринэ в тринадцать лет поразила его вполне зрелыми формами. В этой жизни ничего не происходит случайно: Всевышний диктует свой алгоритм втайне от нас.  В один прекрасный (?) день, Нахшун вернулась с работы раньше времени и застала племянницу, скачущей на волосатой груди Гургена.

Гурген был готов к бурному скандалу. И даже перебирал в уме, во сколько ему обойдётся перемирие. Но на своё удивление в ту же ночь, Нахшун легла рядом с ним вполне миролюбиво: «Ты не виноват, «Арч». Я слишком много работаю и не уделяю тебе внимания. Но понимаю, что и твоему организму требуется выпустить пар.» Наступила пауза. Затем она повернула его лицо к себе и строго добавила: «Пусть она остаётся у нас, но только на лето! И запомни раз и навсегда: не дай Бог обрюхатишь её! Уничтожу тебя, как муху на говне!»

Всё стало на места, и в доме Маркарян воцарилась семейная гармония. Но не надолго.  Гром грянул среди ясного бакинского неба. ОБХСС закрыл цех на проверку. Капитан Дурсун Мамедов обычно был строг, но справедлив. Однако на сей раз он с сожалением пожал плечами: «Не в моих силах!»

Гурген позвонил аж самому Асланбеку. Тот перезвонил ему на следующий день: «Мне доложили, что тебя «оседлал» некий нахичеванец. Из молодых, да голодных.  Я не могу звонить ему, не мой уровень: мелкая сошка.» Затем перешёл на жаргон: « Говорят, сговорчивый. Но на всякий случай будь осторожен.»

Так состоялось первое знакомство «Арч» Гургена с молодым и симпатичным старшим оперуполномоченным КГБ Гейдаром Алибековым. Когда цеховик Гурген пригласил его на день рождения супруги Нахшун, Гейдар вначале категорически отказался. Но Гурген настоял: «Будет уютная кампания на даче у Асланбека Гасымбекова, в узком кругу. Честное партийное слово!»

И в самом деле, за столом их было лишь четверо, помимо него: министр, референт Нахшун, её племянница Нуринэ и муж Гурген. Провожать его вышла именинница. Отведя в тёмную сторону роскошного цветника, сунула ему в руку маленькую записку: «Тут мой телефон. Звони, если надумаешь встретиться.» Гейдар вернулся домой с базарным кульком, набитым  десятью тысячами американских долларов. Таких денег не только он сам, но и его отец, баньщик Али Акпер никогда не видел!

Его первая служебная командировка уже в должности Председателя КГБ была в Нагорный Карабах. Фиридун Моллаев поставил перед ним одну задачу: перевернуть всё вверх дном в автономной области, но добиться увольнения Секретаря Обкома Сафарова. «Он перешёл все мыслимые и немыслимые границы.» - добавила уже по телефону Первая леди Наргиз Гусейновна.

Зал Дворца культуры в Степанакерте был забит до отказа. Нуринэ, как всегда, сорвала бурные и продолжительные овации. Крики «браво» и шквал из цветов она воспринимала с нескрываемой эмоциональностью: со слезами на глазах.  Зал продолжал неиствовать. Степанакерт буквально сходил с ума от этой очаровательной, чуть полноватой молодой певицы.

Её восточные прелести возбуждали толпу мгновенно. Большая грудь, полураскрытая  в широком декольте, шаловливые бёдра, обтянутые в длинный сценический наряд, белизна кожи, огромные иссине-чёрные глаза, сладострастные пухлые губы служили магическим соблазном для бычков всех возрастов, словно красная тряпка в руках матадора.  К тому же природа одарила её поистине редким, карабахским меццо-сопрано.

В главной ложе по соседству с  Георгием Сафаровым и справа от его супруги Сурайи, сидел незнакомец в тёмном костюме. Их взгляды с Нуринэ перекрестились. Он смотрел на неё глазами успешного «донжуана». В его маслянистых глазах было слишком много мужской  похоти.  Нуринэ почувствовала необычное сердцебиение. Словно, после бега на длинную дистанцию. Быстро подобрав подол концертного платья, она ушла за кулисы.

Но зал не утихал. Наоборот: её ритмично танцующие ягодицы ещё больше разожгли партер от последнего ряда и до первых рядов.  Не успела она войти в гримёрную, как столкнулась лицом к лицу с Гургеном по кличке «Арч» (Медведь). Он держал в руке маленькую бархатную коробку и небольшой букет роз.

Они обнялись и поцеловались: «Ты цветёшь с каждым днём, джаник.» Его рука задержалась на талии: «Я специально приехал на твой концерт.» Она улыбнулась: «Спасибо, «Арч». Я тебя просто обожаю, ты же знаешь. Но сегодня ничего не получится.» Затем шепнула: «У меня, как назло, критические дни.» На удивление он совсем не расстроился: «Это неважно, куколка моя. Держи вот этот подарок. Знаешь от кого?» Она взяла коробку и положила цветы на столик. Посмотрела на него с вопросом. Гурген притянул её к себе и тихо сказал: «Не поверишь! От Гейдара Алибекова, он сидит в ложе. Председатель КГБ, представляешь? Просил передать лично.»

Нуринэ капризно сложила губы бантиком: «Гурген, ради бога, не хочу. Верни ему. Я же знаю, что ему надо от меня!»  Гурген строго посмотрел на неё: «Ты что с ума сошла? Против ветра не плюйся, дура! Всё что ему надо, это чтобы ты вернулась на сцену и исполнила «Оджахум»! Неужели это так трудно?».

Нуринэ вспомнила, как её одноклассника Мгера месяц назад  кэгэбэшники  «упекли» на 10 лет за несчастные двести долларов. Открыла коробку и ахнула: бриллиант, не меньше одного карата, окружённый россыпью!  Гурген, заметил перемену настроения и фамильярно шлёпнул её по заднице, подтолкнул к сцене: «Давай, иди матах! Клянусь, не пожалеешь!»

Нуринэ слышала, как зал по-прежнему звал её. Оркестр наигрывал азербайджанский фольклор. Он вышла на сцену вся бордовая от волнения. Задние ряды Дворца культуры вскочили на ноги и стали выкрикивать комплименты на карабахском наречии: поклонники просто боготворили эту молодую белоснежную красавицу с изумительным голосом. Постепенно к ним присоединился весь зал.

Диктор торжественно обьявил: «Армянская народная песня «Оджахум». Исполняет солистка ансамбля «Карабах» Нуринэ Аллахвердян. Зал взорвался. Её взгляд остановился на Гейдаре Алибекове. Он продолжал аплодировать, сидя.  Но поймав её взгляд, вдруг поднялся во весь рост с широкой улыбкой на лице. Вслед за ним встал и Сафаров. Осталась сидеть только Сурая-ханым, супруга Первого секретаря области. Она демонстративно обмахивалась веером.  Когда раздались первые нотки песни, Гейдар присел и шепнул на ухо Сурайи: «Что-то  личное?» Она прикрылась веером: «В постели она бревно.»

Нуринэ поджидала чёрная «Волга» с бакинскими номерами и открытыми окнами. На заднем сиденье сидел Гейдар Алекперович. Он помахал ей рукой. Водитель проворно открыл ей заднюю дверь. Гейдар галантно поцеловал руку: «Я давний поклонник Вашего таланта, Нуринэ Давудовна. Помню Ваше первое выступление в Баку, когда Вам, кажется не было и пятнадцати лет.»

Она почувствовала, что кровь прилила к её щекам: «Это было так давно, двеннадцать лет назад.» Затем поправила: «Мне было триннадцать. Признательна Вам за такую память. Но я помню, мы виделись с Вами на даче у товарища Гасымбекова, если не ошибаюсь.»

Наступила пауза. Гейдар не подтвердил, но и не опроверг услышанное: судьба министра уже висела на волоске. Водитель видимо знал, куда ехать. Нуринэ нервно поправила белый шарфик на шее: «Гурген передал мне Ваш подарок. Большое спасибо. Но честно говоря, я не привыкла к дорогим подаркам. Тем более, от генерала КГБ.»

Он взял её за руку: «Это всего лишь камень. Правда, драгоценный. Но он нисколько не ценнее того бриллианта, который сидит справа от меня.» Нуринэ поняла, что ей расставили западню, избежать которую никак не удастся: «Скажите, а куда мы едем? Надеюсь, не на расстрел?» Он рассмеялся: «Ценю чувство юмора. Но обещаю, что «расстрел» будет приятным».

Ресторан «;u;a galas;» на вершине горы был совершенно пуст, несмотря на субботний вечер. У дверей встречал всё тот же «Арч» Гурген: «Всё готово, Гейдар Алекперович. Разрешите проводить.» Они вошли в небольшой уютный зал, заполненный полумраком. Горело лишь несколько свечей, расставленных на низком длинном столике, накрытом свежими овощами и салатами, холодной закуской и напитками. Две пышные большие подушки на ковре готовы были принять гостей у стены перед столиком.

Усадив гостей, Гурген принёс из машины небольшой свёрток, молча положил его перед боссом и вышел, заперев за собой дверь. Гейдар не спеша развернул свёрток и поднёс к Нуринэ: «Слышал о Вашей набожности. Хотя у нас принято скрывать это в анкетах. Но в знак нашей встречи, будущей дружбы хочу подарить эту икону. Она принадлежит кисти египетского армянина Юханна Аль-Армани. Это древняя и очень ценная вещь, ей примерно лет двести с хвостиком.»

Нуринэ обомлела. Он трепетно взяла икону из его рук, внимательно рассмотрела. В её глазах появились слёзы: «Вы даже не представляете себе, как сумели покорить моё сердце! Я видела подделку этой иконы в доме моей бабушки. Но она каким-то образом пропала.» Она поцеловала икону трижды, аккуратно положила на край стола, достала из ложбинки груди небольшой крестик и прикрыв веки, помолилась на армянском.

Затем подняла глаза на него: «Ты просто волшебник. Извини, что перешла на «ты». Её руки обвили Гейдара и она шёпотом призналась по-азербайджански: « Я с утра ничего не ела. Никогда перед концертом не ем. А тут так красиво накрыто. У меня просто слюнки потекли.»

Он отломил кусок всё ещё тёплого хлеба-тэндир, намазал на него толстый слой чёрной икры со сливочным маслом и вложил в её губы: «Nu; olsun (приятного аппетита), Нуринэ.» Она несколько дольше, чем следовало задержала его пальцы в своих зубах. Проглотив деликатес, вытерла губы салфеткой: «Ты не боишься, что могла проглотить твои щедрые пальцы?»

Он посмотрел ей в глаза своими серыми, леденящими душу зрачками. Они будто приглашали проглотить. И не только пальцы.  Её  губы поневоле  раскрылись, и она услышала, что и ожидала: «Тебе можно всё!»

Их руки раскрылись для обьятия. Она закрыв глаза, бросилась в омут по доброй воле. Еда была забыта. Они вцепились, готовые разорвать одежду друг друга. Она уже была почти нагой, когда вдруг вспомнила: «Нет, подожди... Мне же нельзя... Ты мне вскружил голову... У меня...ну эти дни... Понимаешь?» Он разочарованно откинул голову и прилёг спиной к стене. Совсем забыл, что «орудие» страсти выглядывает угрожающе возбуждённо.

Она обняла его: «Только не злись, пожалуйста. Честно говоря, не уверена... может быть уже всё... Но не хочется портить такой вечер.» Она поцеловала его в губы, шею, щёки. Потом отпряла назад и посмотрела ему в глаза: « Я бы могла...сделать тебе приятное... губами. Только прошу тебя, не подумай обо мне ничего дурного.... и закрой глаза.»

Гейдар содрогнулся всем телом, ощутив её влажный и горячий язычок. Первые же движения дали ему понять, что он в  абсолютно надёжных губах. Она не столько наслаждала его, сколько утоляла свой сексуальный голод: как известно, критические дни возбуждают иных самок сильнее, чем самцы могут себе представить. Нуринэ не могла уже остановиться. Ей казалось, что в этом «орудии» мужской артиллерии сконцентрировалась вся её энергия, её влечение, её удовлетворение.

Гейдар уже сам испугался, что может слишком быстро завершить этот волшебный процесс. Поднял её лицо: «Хочу тебя такой, какая ты есть! Повернись ко мне.... спиной!» Раздался стон молодой львицы, пойманной самцом в брачный период. Нуринэ отдалась ему без остатка: «Аствац! Обожаю тебя, ты просто бесподобен!» Они «добежали» до финиша плечом к плечу, губа к губе, рука об руку. Тяжело дыша оба рухнули на подушки.

Она ушла в поднебесье. Мысли унесли её на дачу в Бильгя середины 50-х. Там она впервые увидела Гейдара, совсем ещё молодого. И никогда не могла представить себе, что встретиться с ним вновь.




19. Cоветские дамы.

Ближе к вечеру позвонил муж. Он уже давно забросил учёбу и работу, но продолжал тайно встречаться с племянницей Марго. Судя по голосу, Самвел был напуган: «Меня сегодня допрашивали в райотделе милиции. Если придут домой, скажи, что я уехал в Нагорный Карабах. Так надо. Потом обьясню.»

Арега почему-то не очень расстроилась. Поняла, что генерал Гурджиян поручил МВД заняться  Самвелом  всерьёз. Было ясно, что расчищает себе путь в супружескую постель.  Положив трубку, она включила телевизор. В последних новостях рассказывали об успехах в системе образования.  Показали мать на каком-то совещании, где она сидела рядом секретарём ЦК Даллакяном. На груди матери висела цепочка с небольшим медальоном. Медальон привлёк её внимание: появилось чувство, известное как «дежавю». Непонятно, с чего бы? Неожиданно раздался дверной звонок. Она вздрогнула: никого вроде бы не ждала.

Посмотрела на часы: начало десятого. Испуганным голосом спросила: «Кто там?» После паузы, которая показалась ей вечностью, раздался знакомый до тошноты голос: «Это я, Арега. Надеюсь, не испугал тебя.» В дверях стоял Георгий Гурджиян. На лице было выражение нашкодившего подростка. В руках цветы, шоколадные конфеты, бутылка шампанского. Она смотрела на него, словно видела перед собой непрошенного гостя.

Он скофуженно спросил: «Может ты хочешь, чтобы я ушёл? Только не волнуйся, пожалуйста. Прошу тебя....» Она отдовинулась и нехотя впустила: «Заходи. Хотя уже поздновато для гостей.» Арега расстроилась, когда увидела за его спиной соседку, с верхнего этажа. Пожилая женщина замерла на лестнице с раскрытым ртом. Арега затащила нежданного гостя в квартиру и захлопнула дверь.

На кухне стоя к нему спиной, она поставила цветы в вазу, налила воды, раскрыла коробку конфет, чувствуя его влажные ладони на своих плечах. Повернулась к нему и вложила ему в рот кусочек шоколада: «Это самое сладкое, чем я смогу тебя угостить, Георгий Гургенович.» Он фамильярно погладил её уже огромный живот: «Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился, Арега-джан.» Она убрала его руку и грозно прошипела: «Ты никогда не пробовал трахать свою беременную жену на последнем месяце?»

Он смутился и отвернулся к холодильнику: «К сожалению, Белла не может рожать. Я никогда не знал, какое это блаженство...обладать беременной женщиной. Ты единственная в моей жизни.» Арега вдруг усмехнулась: «Сколько ей лет?» Он вспомнил, что завтра день рождения Беллы: «Тридцать девять, а что?» Арега устало присела на стул: «Она скоро родит для тебя...дочку.»

Георгий покачал головой: «Гинеколог давно поставил на ней крест. Вряд ли получится. Где только она не пробовала лечиться!» В это время Арега соскользнула со стула,  почувствовала, что силы её покидают. Они оба замерли от неожиданности, когда на полу появилась лужица.. Она побледнела и дрожащими губами попросила: «Я кажется, рожаю....помоги добраться до роддома.»

Убедившись, что Арегу поместили в палату, Георгий добрался домой к полуночи. В коридоре и гостиной было темно. Видно, Белла ещё не вернулась с камерного концерта. Когда он уже разделся и подошёл к умывальнику, раздался междугородний телефонный звонок. «Это я Жора» - голос жены звучал издалека, но бодро.

Георгий занервничал: «Откуда ты звонишь? Из Москвы?» Белла рассмеялась: «Вообще-то я с Сурая-ханым планировала полететь в Москву. Но она пригласила меня погостить в Карабахе.» Раздался щелчок, потом она добавила: «Слушай, Жора! Тут  такая красивая природа! Ты даже не представляешь!»

Георгий чуточку успокоился: Сурая Сафарян,  супруга Первого секретаря обкома партии, известная пианистка и давняя подруга жены, часто гостила в Ереване. Подружки иногда позволяли себе такого рода неожиданные полёты в Москву, Ленинград, Ригу: «Ну и когда ты собираешься домой?»

Белла что-то спросила у кого-то, прикрыв трубку рукой, затем игриво ответила: «Можно подумать, ты по мне соскучился! Сурая не отпускает меня. Говорит, может быть махнём в Баку.» Наступила пауза. Потом Белла решила не нагнетать обстановку: «Послезавтра вернусь, не падай духом. И не падай другим местом. Не забудь навестить мою маму и купить ей продукты.» Он успел только попросить: «Беллочка, очень прошу тебя: не пей так много. Тебе же нельзя! Ты быстро теряешь контроль.»

В степанакертском Доме гостей Первая леди области принимала лучшую подругу из Армении. Белла Гурджиян, известная вилиоленчелистка, тоненькая как струна, изящная как арфа и лёгкая как балерина обожала сидеть на коленях доминирующей над ней Сураи. Чувствуя пальцы пианистки ниже своего лобка, она игриво шепнула: «В прошлый раз ты мне дала попробовать папироску, помнишь?» Сурая подмигнула. Протянула руку к сумке и достала пачку «Казбека»: «Здесь в Степанакерте она не такая качественная. Завтра в Баку побалдеем по-настоящему.» Протянула прикуренную папиросу: «Затянись пару раз. Потом дай мне.... в ротик!»

Белла не выпускала из губ, пока пепел не упал на ковёр. Её карие зрачки расширились, глаза смотрели на Сураю, словно она ослепла: «Я балдею, джаник! Ты просто прелесть!» Голова упала на шею подруги. Сурая встала вместе с ней на руках и осторожно уложила её на диван: «Сейчас я тебя «отполирую!»» Протянула ей бокал с коньяком. Белла выпила его залпом: «Иди ко мне. Хочу чтобы ты меня затрахала!»

Сурая затянулась папиросой и погладила ей сосок: «Завтра в Баку познакомлю тебя с клёвым чуваком. Обалдеешь!» Белла кокетливо предупредила: «Только не втроём. Я не смогу раскрепоститься. Лучше по очереди.» Сурая чмокнула её в щёчку: «Но имей ввиду: эти крутые яйца тебе дорого обойдутся!» Белла проникла рукой ей под юбку: «За мной не заржавеет, подруга!»

После баловства под душем, Сурая  разбудила Роберта среди ночи: «Просыпайся, t;rk o;lu (сын тюрка). Нужно срочно ехать в Баку!» Он подьехал через полчаса: «Зачем так рано? Может пару часов поспим» Сурая дала ему пачку денег: «Это тебе на бензин. Спать будем мы с Беллочкой. А ты жми на газ!»

Они проснулись, когда через восемь часов машина остановилась в Баку на Приморском бульваре у гостиницы «Интурист». Войдя в номер, Сурая набрала знакомый номер телефона. На том конце ответил женский голос: «Квартира Алибековых. Кто говорит?» Сурая ущипнула Беллу за попу и изменившимся голосом отбарабанила: «Это дежурная КГБ. Срочно Гейдара Алекперовича.» У Беллы брови полезли на лоб, она прикрылась ладонями: это был коллега её Георгия! Затем стала бешенно махать руками. Но Сурая посмотрела на неё, как директор школы на второгодницу и приложила палец к губам.

Раздался густой баритон: «Слушаю. Кто это?» Сурая жеманно ответила: «Мы тебя ждём, где ты просил.» И повесила трубку.  Белла мгновенно отрезвела. Она теперь сидела бледная и безвольная. На глаза наворачивались слёзы: «Сурая, джана.... Но ты же знаешь... мне ни в коем случае...нельзя. Георгий меня прибьёт, если узнает.»

Сурая дала ей стакан минеральной воды: «Вот именно: если! Пей и успокойся. Алибеков не знает, чья ты жена. Могу сказать, ты разведённая. Зато завтра меня благодарить будешь. Лучше подумай, чем расчитываться будешь со мной.» Белла облизнула губы: «Будто не знаешь!»

Через десять минут в дверь постучали. Это было обслуживание в номер. Запахло шашлыком, свежей зеленью, бакинскими огурцами и помидорами. Молодой человек с хорошими манерами, разлил французский «Наполеон», и незаметно исчез. Сурая приблизила свой бокал к Белле, которая ещё не пришла в себя: «Выпей до дна. И не опозорь меня!» Коньяк мгновенно разлился по всему телу Беллы. Она протянула к ней фужер: «Ещё налей. Я тебя, сучку, сегодня изнасилую!»

Их губы вцепились друг в друга, и они даже не услышали, как в дверях появился уже прибавивший в весе,  с откровенным развратом в уголках губ генерал Гейдар Алибеков.

Они вошли в ванную втроём. Сурая не выпускала из рук «Казбек». Гейдар обнял гостью и легко  приподнял её на своих руках: «Вот ты какая, оказывается, Изабелла Дхумшудовна» Она посмотрела ему в глаза: «Сурая обещала познакомить меня с клёвым чуваком. Но кажется, ты волшебник из сказки! Откуда ты знаешь моё отчество?» Машинально обвила ноги вокруг него и он услышал её стон: «Только прошу тебя.... не спеши. Дай мне привыкнуть.»

Сурая докуривая папиросу, помогала самой себе артистическими пальчиками, чуточку приподняв правую ножку. Гейдар не мог отвести глаз от её аппетитного лобка. Хумарный взгляд Сурайи приглашал совместить  «лёд и пламя.» Гейдар не выпуская Беллу из рук, орлиным взглядом велел Сурайе следовать за ним в постель.

Белла отняла папиросу у подруги и оседлала «трон». Сурая царственно уселась на  губы Гейдара и притянула Беллу к себе: «Ну и что ты мне скажешь теперь?» Белла ответила ей поцелуем: «Балдею!». Но к сожалению, это не могло продолжаться вечно. Гейдар взревел, как матёрый волк, напавший сразу на двух овечек. Белла слишком поздно вздрогнула: «Нет-нет! Только не туда! Аствац! Мамочка! Я опять могу залететь!»»

Сурая успокоила её: «Не переживай, обойдётся. В крайнем случае, обещаю лучшего акушера  Степанакерта.» Белла провожая Гейдара до дверей, шаловливо спросила: «Ты мальчика хотел, или девочку?» Он приятнул её за попу: «Мальчики у меня уже есть. Целых два. Хочу девочку!»

 


20. Финский холодильник Rosenlew .

Август выдался на редкость изнурительно жарким. Город буквально пылал. Асфальт расплавлялся на глазах. В квартире не хватало воздуха. Не помогал даже японский кондиционер, недавно установленный в спальне и гостиной. Обмахиваясь веером, Баладжа-ханым делилась по телефону плохим настроением с сестрой Джейран: «Прямо хочется сбросить с себя одежду и окунуться в море!»

Джейран была далеко: гастролировала со своим оркестром «Утренняя звезда» по северной Европе. Её голос почему-то часто прерывался, будто она скакала на лошади: «Как мне тебя жаль, Балашка! Надо было ехать со мной. Тут в Амстердаме так шикарно!»   

Баладжа поняла, что сестричка не одна: «Ты с кем там в номере так поздно? Уже завела любовника? Не успела развестись с Теймуром, как уже охмутала кого-то?!» Раздался хохот, а вслед за этим Джейран крикнула на кого-то: «Не кусайся дурак, кому говорят!» Потом вернулась к разговору с сестрой, но прикрыла рукой трубку: «Да это Нэби Гилавар из Гостелерадио. Он только лизать способен. Надоел уже. Но что делать? Партия говорит «надо».»

Потом вдруг вспомнила: «Слушай, Балашка! Совсем забыла сказать. Не догадаешься, кого я здесь встретила в магазине!» Баладжа была зинтригована: «Рашида Бейбутова что ли?» Джейран рассмеялась: «Да нет, глупая! Твоего бывшего....шофёра, Самира! Помнишь?» Баладжа-ханым побледнела. Веер не помогал: она стала обмахиваться подолом халата. Джейран явно намекала на их отношения с Самиром. После паузы холодно спросила: «А он что там делает? Он один?» Ответ её буквально скосил: «Не совсем один. С этой старой развалиной, Эльвирой Гончаренко! Что он там у неё трахает, не могу понять. Наверное, кошелёк!»

Вбежала Катя: «Хозяйка, холодильник вышел из строя. Продукты портятся.» Баладжа ахнула и попрощалась с сестрой. Убедившись, что Катя не преувеличивает, она тут же набрала мужа: «Слушай, Гейдар,  у нас беда! На улице 48 градусов, а холодильник испортился! У всех мужья, как мужья. А ты даже приличный холодильник не можешь установить в квартире!»

Первым приехал водитель. Вслед за ним в дверях появились трое: высокий симпатичный молодой человек в костюме и при галстуке, а за его спиной два здоровых «амбала». Вагиф познакомил: «Баладжа-ханым, это Араз Ниязович Шемахинский, директор Бакинского завода бытовых приборов. Гейдар Алекперович именно ему поручил установить новый холодильник.» Затем он попрощался: «Он просил передать, что сегодня задержится допоздна и скорее всего переночует на даче: к нему приехали гости из Армении.»

Молодой директор завода стоял в нерешительности. Баладжа-ханым протянула ему руку: «Проходите. Приятно познакомиться. Спасибо, что откликнулись.» От него исходил аромат французского одеколона. Он выглядел галантным и несколько смущённым: «Много наслышан о Вас, Баладжа Джебраиловна.» Он поцеловал ей руку: «Можете звать меня просто Араз.» В узком проёме  дверей на кухню он слегка коснулся её бедра. Баладжа слегка вздрогнула и улыбнулась.

Рабочие уже успели разложить продукты на кухонном столе и вынесли холодильник во двор. Спустя некоторое время вернулись с новеньким финским, бледно голубого цвета. Баладжа-ханым не скрывала своего восхищения: «Какая красота!» После того, как установили и разместили продукты, Шемахинский отпустил рабочих.

Он открыл дверцу агрегата и стал терпеливо обьяснять основные функции. Баладжа-ханым слушала его приятный баритон, ничего не слыша. Он стоял слишком близко от неё. Она чувствовала,как от молодого человека исходят....электрические заряды. Баладже стало нестерпимо жарко. Она стала тяжело дышать и услышала его голос: «У Вас вроде бы есть кондиционер, но всё равно жарко. Наверное, он тоже вышел из строя.»   

Это был «спасательный круг» для неё: «Вы правы, у нас так жарко, что мне стало плохо вдруг!» Он открыл минеральную воду и протянул ей стакан: «Выпейте. На Вас лица нет. Позвольте мне проверить, почему квартира слабо охлаждается?» Баладжа обрадовалась: «У нас два кондиционера: в спальне и в гостиной. Идёмте, я покажу.»

Взглянув на кондиционер в спальне, Араз сразу оценил: «Это старая модель. Японцы уже давно не пользуются этим барахлом.» Затем он приподнял заслонку и покрутил кнопку: «Через полчаса Вы почувствуете разницу. Правда, небольшую. Но я Вам могу установить последнюю модель. Вы будете очень довольны.» Баладжа-ханым растерялась: «Огромное Вам спасибо, Араз. Я заплачу любые деньги, чтобы пережить это кошмарное лето!»

Он рассмеялся: «Ну что Вы, Баладжа Джебраиловна! Какие деньги! Это будет мой подарок Вам...Кажется, на следующей неделе, у Вас день рождения?» Она очень удивилась: «Откуда Вам это известно, Араз?» Он смущённо опустил глаза: «Моя тётя, папина сестра училась с Вами в одном классе. Помните, Шаргию Шемахинскую? Она родилась на день раньше Вас. Ей тоже исполняется сорок пять. » Баладжа-ханым всплеснула руками: «Боже мой! Конечно помню! Как мир тесен! Как она поживает?» Он поблагодарил: «Нормально. Очень обрадуется, когда узнает, что я познакомился с Вами.»

Баладжа-ханым пыталась восстановить в памяти Шаргию, небольшого роста толстушку. В десятом она была тайно влюблена в учителя по физкультуре Андрея Ивановича, плечистого верзилу, который любил неожиданно входить в женскую раздевалку. Воспоминания заставили Баладжу присесть на край стула: «Садитесь, Араз. Я помню, как мы с Вашей тётей поспорили, кто первая выйдет замуж. Она замужем?» Араз сел напротив и вытащил пачку сигарет: «Вы не курите?» Баладжа взяла одну: «Вообще-то не курю. Но Вы мне только что напомнили мои юные годы.»  Он протянул ей зажигалку. Она прикурила так неловко, что распахнулся халат, под которым (из-за жары!) не было ничего.

Лицо Араза вспыхнуло от краски при виде такой очаровательной наготы. Баладжа быстро запахнула предательский халат: «Простите, ради Аллаха!» Он потушил одну и прикурил другую. Его пальцы дрожали от волнения: «Шаргия была замужем, но они через два года развелись. Она была замужем за своим учителем физкультуры...» Баладжа от удивления закашлялась: «Андреем Ивановичем?» Он кивнул: «Но это совсем неинтересная тема. Лучше скажите, в какое удобное для Вас время я могу привезти новый кондиционер?»

Она чуточку задумалась, а потом предложила: «Да хоть сегодня. Если Вам это подходит.» Он посмотрел на часы: «Вполне подходит. Успею вернуться к Вам к восьми вечера. Не возражаете?» Он поднялся первым. Она потушила сигарету: «Я провожу, Араз.» Уже у лестничной площадки Баладжа-ханым ещё раз поблагодарила: «Я очень признательна Вам. Пусть Аллах воздаст Вам за всё!»

Катя стояла за спиной и заговорщически спросила: «Мне закончить стирку сегодня,  или ...» Баладжа улыбнулась ей: «Или, Катя. Завтра постираешь. Езжай на дачу, присмотри за Пэрвизом.» Катя жеманно повела плечами: «Ни пуха Вам, ни пера, принцесса моя!»  Баладжа-ханым строго предупредила: «Только не забывай, что у Пэрвиза ещё неокрепший организм: не переборщи!» Катя чуть не оскорбилась: «Ну что Вы такое говорите, хозяйка! Он же мне, как родной!»

 С верхнего этажа раздались чьи-то шаги.  Медленно спускался сосед  Гамбой Насиров. Кадровый чекист, он недавно возглавил республиканскую Прокуратуру . Тот самый Насиров, сын которого оскорбил Пэрвиза, назвав его «сыном шлюхи».  Вежливо поздоровался: «Не ожидал видеть Вас в городе в такую жару, Баладжа-ханым. Обычно Вы на даче отдыхаете.»

Баладжа проводила взглядом Катю и демонстративно запахнула халат. Но запахнула так, что зрачки полковника встали во весь рост. Видимо, не только зрачки.  Она кокетливо облизнула губы: «Приходится торчать в городе. А что делать? Будем менять кондиционеры на новую модель.» Она стояла подбоченясь под солнечным лучом, падающим из окна подьезда, в просвечивающем халате. Гамбой Гаджиевич чисто профессионально оценил неоспоримую красоту тела соседки.

Её голос вернул полковника к реальности: « А как поживает Сона-ханым? Всё ещё страдает от гемороя? Бедняжка! Передайте от меня привет и пожелания скорейшего выздоровления.» Гамбой Насиров ускорил свой шаг.

 



21. Позднее признаие.

В отдельной палате было светло и просторно. Арегу обслуживали по высшей категории: сработало высокое положение Председателя КГБ Георгия Гурджияна и министра образования Эрны Мовсесян. Главный врач Анатоллы Эфенди-заде хотел было сам принять роды. И уже стерилизовл все части тела. Но категорически возразил  неожиданно подоспевший Эрик, вернувшийся из Карабаха: «Нет-нет, коллега! Вы редко практикуете, и поэтому профессионально ненадёжны.» Арега из последних сил улыбнулась: ревнует! И кивнула ему в благодарность, хотя была готова рожать даже в руках сексуального маньяка.

Пожилая акушер-гинеколог, которую Эрик одобрил, справилась с несложной задачей за какие-то двадцать минут. Родился крепыш весом в 4 килограмма,  ростом в 55 сантиметров. Завопил на весь этаж, давая знать, что будет любимцем всей родни.

На следующий день после полудня в палату первым вошёл Эрик в сопровождении главврача. Он поцеловал любимую и положил цветы в вазу, которую услужливо держал в руке доктор Эфенди-заде. Эрик выглядел сконфуженным: «Внизу стоял Самвел. Но подьехали милиционеры и почему-то увезли его в прокуратуру. Честно говоря, я не стал вмешиваться. Ты случайно не знаешь, что он натворил?»

Арега отвела глаза: «Ничего хорошего. Скоро и ты узнаешь.» Он хотел спросить подробности, но   в это время медсестра внесла новорождённого. Эрик тут же взял его на руки: «Какой богатырь!» Осторожно уложил слева от матери. Она не отрывая взгляда от Эрика,  подняла одежду и преподнесла сыну набухшую от избытка молока грудь: «Если не допьёт, накормлю и тебя.»

Он отошёл на два шага: «Ещё успею. А он, между прочим,  чем-то похож на меня.» Она усмехнулась: «Ты же успел с ним познакомиться лично!» Ему понравилось: «Никогда не забуду нашу с ним встречу!»

Арега снова вспомнила свой сон в ночь зачатия: «Ты знаешь, Эрик? Он похож на того...из моего сновидения. Помнишь, я тебе рассказывала? Один в один! Это просто ...невероятно.» Открылась дверь и вошла бабушка. Эрна выглядела, как кинозвезда. В строгом темном костюме из двухбортного пиджака, облегающей юбки, в сорочке с зазывающим декольте, с шикарно уложенными пшеничными волосами. Они обнялись с Эриком. Затем припала ко лбу дочери: «Поздравляю, единственная моя. Наконец-то освободилась от ценного груза. Дай-ка посмотреть: аствац! Какой симпатичный! Кажется, отдалённо напоминает....» Она запнулась. Потом махнула рукой: «Неважно. Вот возьми вот это.»

Она раскрыла тёмно-синий футляр.В нём лежал старинный кулон, доставшийся ей от бабушки. Она нагнулась, чтобы застегнуть его на шее дочери. По губам Ареги ударился медальон, болтающийся на груди матери. Она вздрогнула: от медальона исходила знакомая аура. Мало того, он мимолётно ассоциировался с  тёплым песком и плеском морских волн. У мужчины, овладешем Арегой во сне, висел похожий медальон. Во сне он шлёпался об её спину, когда ОН выпускал в неё всю свою сперму. Бился в ритме соития.

Эрна заметила, как дочь изменилась в лице: «Что с тобой? Может вызвать врача?» Она покачала головой: «Нет-нет. Всё в порядке.» А затем поблагодарила за кулон: «Я давно о нём мечтала, ты читаешь мои мысли.» Заметив улыбку у  матери, решилась спросить: «Как зовут твоего нового поклонника? Это он подарил тебе медальон?»

Эрна покраснела и переглянулась с Эриком. Её голос стал металлическим: «Не надо сочинять. У меня никакого поклонника. Я всё ещё, хоть и формально, но в браке с твоим папашей, забыла?» Эрик стоял растерянный и не знал, как поступить. Затем поднял руку: «Отдыхай, детка. Мне надо на работу. Позже увидимся.» Арега помахала ему рукой: «Спасибо за всё.» Мать бросила Эрику: "Подожди меня внизу."

Дождавшись его ухода, потянула мать за подол юбки: «Садись. Ты уже бабушка, но так и не научилась лгать.» Эрна нехотя присела. Дочь взяла её за руку:  «Хочешь, я опишу тебе мужчину, который влюблён в тебя по уши?» Эрна решила подыграть: «Ну-ну. Напрягись, может и найдёшь мамочке идеального мужчину.»

Когда Арега назвала приметы – «седина в висках, ямочка на подбородке и густой сопрано» – Эрна вскинула брови и открыла рот, не зная что сказать. После небольшой паузы она медленно спросила: «Ты с ним не спала случайно?» Арега расхохоталась: «Ты попала в точку! Он пришёл ко мне в сон. И был просто великолепен!» Эрна хоть и оценила шутку, но никак не могла понять: кто мог сообщить дочери о её короткой, но приятной связи с бакинцем. Она сняла с себя медальон и положила рядом на тумбочку: «В таком случае, в следующий раз, когда ты во сне столкнёшься с ним на узкой улице, он узнает тебя по этой цепочке.»   Она вышла из палаты дочери в полном недоумении.

Проводив мать задумчивым взглядом, Арега уложила уснувшего младенца рядом, протянула руку и взяла в руки медальон. Она долго рассматривала его, не решаясь раскрыть. На лбу выступил пот. Отчётливо слышала барабанный стук сердца. Пальцы непослушно раздвинули створки медальона. С правой стороны на неё смотрел ОН! На фотографии были его глаза и седина в висках. Арега нервно захлопнула медальон. Невольно повернулась к сыну. Взяла на руки и чуточку тронула за щеку, чтобы разбудить. Малыш открыл глаза. Арега изумилась сходству: те же серые зрачки!

Эрна была крайне возбуждена и спускалась по лестнице, ругая себя за глупость: «Зачем надо было оставлять ей медальон с фоткой?»  Внизу у выхода её терпеливо дожидался Эрик. Они не виделись уже больше года. Он выглядел немного растерянным: «Вот ты и  стала бабушкой, Эрна. Но на бабушку совсем не похожа: выглядишь как невеста.» Комплимент пришёлся ей по душе: «Ты тоже, думаю, не жалуешься на внимание со стороны женщин.» Он улыбнулся: «Хочешь открою тебе тайну?  Я стал другим. А вот ты, мне кажется, по-прежнему не одинока.»

Она посмотрела на него с удивлением: «Неужели ты поверил в болезненное воображение Ареги? У роженниц фантазии бьют ключом. Мне ещё не встретился человек, способный ворваться мне в душу. Хотя зачем я оправдываюсь перед тобой? Ведь ты давно перечеркнул прошлое.» Ему не понравилась концовка: «Это не так, и тебе об этом известно лучше, чем кому бы то ни было. Но почему бы нам не отметить рождение твоего внука?»

Эрна заметно изменилась в лице: нахлынули воспоминания молодости. После паузы она миролюбиво предложила: «Всё что могу тебе обещать – это вкусный ужин с бутылкой вина. Но предуреждаю: даже не пытайся меня напоить. После тебя жизнь научила меня не пьянеть.» Это было неправдой: совсем недавно тот самый бакинец сумел вскружить ей голову!

Придя домой, Эрна приготовила его любимый сациви с особым усердием. Время от времени глядя на часы, спешила сотворить и овощной салат. Затем злая, что уже прошло два часа, а Эрика всё нет, слепила ламаджун: «Пусть подавится, сукин сын!» И тут дверь распахнулась: он открыл своим ключом. «Не потерял ключ в мой дом!»- проскочила радостная мысль.

Эрна растерянно застыла, стоя перед ним в испачканном мукой фартуке и не знала куда девать руки. Он положил на стол две бутылки вина, налил в вазу воды и опустил туда букет её любимых лилий. Она почувствовала, что ноги подкашиваются. Присела на кончик стула: «Почему так долго? Какая-нибудь шлюха успела перехватить тебя, старый развратник?»

Он по-прежнему был силён, как в молодости, нёс её в постель, словно птицу: «Ужин подождёт. Сначала утоли мой голод, как ты умела это делать раньше.» Она попыталась сопротивляться: «Дай мне хоть фартук снять...ненормальный!» Её рука предательски искала давно забытый «предмет» наощупь: «Аствац! «Он» так соскучился? Или мне мерещится?»  Они без всяких нот знали свои партитуры, как  опытные музыканты. Пожирали друг друга с волчьим апетитом, лёжа в любимой когда-то позе: «валетом» и бочком. Эрна задыхаясь прошептала: «Не так быстро. За нами никто не гонится.»

Эрик не мог оторваться от неё: Эрна была повторением дочери. Также вкусно пахла, также стонала от оргазмов, также билась в конвульсиях: «Ты не стареешь, Эрик! Мой родной!»

Когда они садились за стол, напольные часы отбарабанили 10 часов вечера. Она ахнула: «Два с половиной часа! Ты даже в молодости так не горел желанием! Что с тобой происходит?» Как в старые добрые времена, подкладывала ему в тарелку, а затем кормила из своих рук. Его глаза всё ещё были голодны: прикованы к распахнутому на груди халату.

Она налила вина: «Ты заметил, как малыш похож на тебя?»  Он уронил вилку: «Ты тоже заметила? Простое совпадение. Старухи говорят, когда беременная женщина долго смотрит на кого-то...» Эрна странно посмотрела на него и медленно встала. Обняла его со спины и прошептала на ухо: «Не говори глупости. За столько лет ты так и не догадался: Арега твоя дочь, я зачала её от тебя.»

Эрик вспотел. Отпил глоток вина, чтобы усвоить услышанное. Рука Эрны погладила его плечи, опустилась на грудь: «Вспомни лето, когда Сурен чуть не застал нас с тобой после приезда из командировки. Ведь уже тогда мы с ним спали врозь. Если ты прибавишь к той дате девять месяцев, то получишь день рождения Ареги.»

Эрик налил полный бокал и выпил его до дна. Затем налил ещё и опорожнил его глоток за глотком. Его голос охрип: «Почему же ты все эти годы скрывала от меня? Мы совершили грех. Вернее, я совершил грех.» Она спокойно убрала тарелки: «Хватит болтать. Мы с тобой любили друг друга. Любовь не бывает безгрешной.» Вернулась из кухни и спросила: «Ты останешься, или побежишь к своей Мариам?»  Он молча прошёл в спальню, разделся, плюхнулся в постель и через минуту захрапел.

Пройдя в ванную, Эрна внимательно рассмотрела морщины вокруг глаз. Стёрла остатки помады, тушь с ресниц, раскрыла халат и внимательно ощупала грудь: «Тьфу-тьфу, никаких утолщений пока нет. Хотя бы раз в неделю надо расслабляться! Свежесть чувств, словно свежий воздух.»  Зазвонил телефон. Это был Демирчян: «Завтра вылетаю в Москву. Срочно вызывают в Секретариат ЦК. Что тебе привезти?» Эрна прикрыла дверь в спальню: «Себя привези обратно. И поскорее: я уже соскучилась.»

 



22. Палка-выручалка.

Баладжа успела не только принять душ, но и побаловать себя сильным напором воды. Слава Аллаху, в ведомственном доме чекистов по улице Шаумяна водопровод редко подводил. Чуточку утолив сексуальный «голод», она обмоталась полотенцем и вышла.  Постояла перед зеркалом, внимательно рассматривая тело, глаза, шею. «Аллах милостив ко мне! Ни одной пока морщинки!»

Вспомнила школьные годы, о которых шла беседа с Аразом: «Значит, толстушка Шаргия всё же выскочила замуж за Андрея Ивановича! Этот сукин сын пытался однажды целовать меня в раздевалке, застав меня в трусиках. И получил оплеуху! И что она нашла в этом истукане?»

Прошла в спальню и открыла дверцу в гардероб. Предстояло принять важное решение. Перебрав полдюжины белья, остановилась на итальянском бюстгальтере перламутрового цвета. И не случайно. Она приобрела его в прошлом году в Милане.
У неё сохранились самые нежные воспоминания о тех днях. «Даже не верится, что это произошло наяву!»

Племянник Гейдара, который сопровождал её в поездке, вошёл в номер, не постучавшись. Баладжа как раз примеряла этот самый лифчик, стоя совершенно нагой. От неожиданности вскрикнула: «Ровшан! Не смотри! Отвернись, пожалуйста! Дай мне одеться!»

Мальчик стоял, как вкопанный и пожирал её глазами. Он был бледен, как полотно. Она прикрылась комбинацией и подошла к нему. Всерьёз испугалась: «Что с тобой, Ровшанчик?» Потом догадалась: «Никогда не видел голую женщину?»  Он покачал  головой и у него появились слёзы на глазах.

Баладжа вытерла слезу: «Даже маму?»  Он смотрел на неё, не мигая: «Только бабушку...в бане. Но она...старая и не красивая.» Баладже вдруг стало  смешно. Почувствовала к нему жалость.  То ли нечаянно, то ли намеренно уронила комбинацию на пол. Притянула его к себе и сняла с него рубашку: «Разденься, Ровшанчик. Здесь никого нет кроме нас с тобой. Пусть это будет нашим маленьким секретом.»

Мальчик послушно снял брюки и трусы. Она провела рукой по его груди. Затем подтолкнула к постели. Он лежал стыдливо прикрывшись руками. Баладжа овладела им не спеша и с лаской, стараясь не делать больно. К её удивлению, спустя каких-то пять минут, Ровшан уже скакал на ней, кончив во второй раз подряд! Это случилось в прошлом году. С тех пор Ровшан, кузен и ровесник её сына Пэрвиза, стеснялся приходить к ним в гости.

Надев «удачливый» бюстгальтер, Баладжа разгладила бретельки на плечах. Поправила сосочки, ещё раз убедилась в прозрачности чашек. В целом, осталась собой довольна: «Отлично держит!» Затем дала себе обет: если всё пройдёт сегодня по сценарию, то обязательно пригласит Ровшанчика в гости и подарит ему...что-нибудь «вкусное».

Теперь надо бы подобрать и нижнее бельё. Оно должно быть в меру пикантным и смертоносным. Одни за другими швырялись обратно беленькие, чёрненькие, розовые. Откуда-то всплыли голубые. Она раскрыла их  и мысленно улетела к той злополучной первой случке с мерзавцем Самиром!

Перед взором были его прикрытые веки с прижатым к ноздрям «знаменем » победы над ней. Баладжа взвыла, как раненная волчица и со всей злостью разорвала трусы пополам: «G;hb;nin o;lu! (сын шалавы) Быстро же нашёл мне замену! Сгноила бы подонка!»

Часы пробили восемь вечера, и раздался дверной звонок. Араз оказался не только привлекательным, но и аккуратным! Баладжа накинула новенький полупрозрачный и короткий халат с кокетливой мыслью: «Вообщем-то можно и без белья! Слишком жарко дома! Да и всё равно пришлось бы скоро снять.»

Он был одет теперь попроще: светлые брюки в обтяжку, голубая «тенниска» на трёх пуговках, летние модные сандалии. И самое главное: с букетом её любимых роз. Тот же «амбал» вошёл за ним по пятам и занёс огромную коробку. Поздоровавшись, направился в спальню. Араз опередил её вопрос: «Он выполнит черновую работу. Налаживать буду я сам.»

Баладжа пригласила его в гостиную и положила цветы в вазу: «Для горячего чая слишком жарко. Хотите холодного пива?»  Он улыбнулся: «С удовольствием.»  Она разлила в длинные бокалы датское баночное. Он усмехнулся: «Из спецмагазина Совмина?» Она кивнула: «Ну не с «Кубинки» же.»  Араз выпил полбокала: «Лично я иногда заглядываю на «Кубинку». А что делать?»

Баладжа-ханым сделала пару глотков и жеманно облизнула верхнюю губу: «Моя домработница Катя раз в неделю покупает там кое-что... она это называет «лекарством от головной боли»... в папиросах. Не пробовали?» Он улыбнулся: «Она у Вас, видимо, гурман. Пробовал, и не раз. А Вы?»

Баладжа-ханым встала и раскачиваясь прошла в сторону кухни, чувствуя его взгляд на своих ягодицах, едва прикрытых легкой тканью. Вернулась с пачкой папирос: «Я считаю, что в жизни надо хоть раз испытать все прелести.» Она протянула  ему: «Вы лучше меня знаете, что с этим надо делать.»

Он подошёл и взял из её рук. Пальцы соприкоснулись и задержались дольше, чем было необходимо. Она вновь почувствовала силу его магнетизма.  Он открыл и вытащил одну из папирос: «Думаю, можно и согрешить. Если Катя не против?»  Она присела и поправила локоны: «Я пробовала лишь однажды. И знаете? Улетела на планету Венера.» Он прикурил и двумя пальцами вложил папиросу в её губы. Затянувшись пару раз, она посмотрела на него хумарным взором: «Не боитесь улететь вместе со мной?»

Он затянулся вслед за ней: «Это называется, кардиологическое оружие. После него сердца бьются в унисон, как в оперном дуэте. И совсем не страшно вместе с Вами побывать на планете Венера.» Вновь протянул ей. Баладжа затянулась трижды и посмотрела невидящим взором: «Мне категорически нельзя этим баловаться.  Я теряю контроль! Могу нечаянно.... задушить Вас...в обьятиях.»

Араз не успел ответить, что готов на это. В дверь гостиной постучались. Стоя в коридоре, мастер доложил: «Араз Ниязович,  кондиционер наладил. Работает отлично. Будете проверять?» Голос Араза охрип: «Нет. Ты свободен, Мурад. Завтра бери отгул на два дня.»

Баладжа-ханым взяла его руку с «Казбеком». Но вместо того, чтобы затянуться, она припала губами к большому пальцу и стала его сосать, как папиросу. Они смотрели друг другу в глаза. Устыдившись распутства, Баладжа затянулась слишком глубоко и закашлялась.

Он нагнулся к её локонам и вдохнул аромат её волос. Баладжа громко крикнула вдогонку Мураду: «Не забудьте захлопнуть за собой дверь!» Она крепко держала его за руку и смотрела ему в глаза снизу ввверх, как раненная газель. Его глаза устремились в распахнутый на груди халат.

Она отняла папиросу и прижала его руку к своей груди. Теплая ладонь вошла в бюстгальтер и опустила чашечку вниз. Пальцы коснулись возбуждённого соска, и тут совершенно вовремя они с  облегчением услышали, как щёлкнул дверной замок: Мурад ушёл.

В спальне теперь было слишком холодно. Она обняла его и прошептала: «Я замёрзла. Ты просто обязан меня обогреть, мой волшебник!» Халат упал с её плеч с признанием полной капитуляции.  Её соски, покинувшие убежище, открыто требовали к себе его внимания. Араз припадал к ним по очереди, затрудняясь в выборе: оба отвечали на его ласки твёрдой упругостью.

Баладжа не узнала свой развратный тон: «Не своди меня с ума. Хочу тебя, хочу всё сразу, хочу ...ты знаешь, что я хочу!Ты мой сладкий незнакомец!.»

Она слегка подтолкнула его к постели, взяла его лицо в свои ладони и обьявила свой вердикт: «Ляг на спину головой ко мне. Мы насладимся друг другом одновременно. Или я сдохну прямо здесь!» Взятый в плен её губами «незнакомец» показался ей невероятно родным и близким. Она прошлась языком по всей длине и отметила про себя его величественность и интеллигентность. «С таким «долотом» быть ему министром!» -промелькнуло в голове.

Араз ворвался губами в святая святых, как умалишённый бросается в омут с головой. Он влюбился с «первого взгляда» в шаловливый клитор. И судя по стону Баладжи, любовь была взаимной. Он вцепился в гладкие и упругие ягодицы, способные покорить самого капризного ловеласа в мире. В спальне воцарилась вечерняя тишина, прерываемая их дыханием и стонами.

Первой очнулась от страсти она: «Иди за мной!» Её тон не оставлял даже мысли об альтернативе. Он шёл вслед за ней в ванную с гордо торчащим «долотом». Обнял её под тёплыми струями. Она откинула руками свои длинные локоны и медленно сползла к его коленям. Не отрывая от него опьянённых глаз, она припала к ставшему близким министерскому «долоту».

Она творила с ним нечто фантастически умопомрачительное. Умудрилась впустить так глубоко в гортань, что чуть не поперхнулась. Отдышалась и воскликнула: «Qurban olum, Араз! Нельзя же быть таким вкусным! Ты  совершил государственное преступление: скрывал от меня до сих пор...вот это! Он должен стать членом...Правительства!» «Долото» оказалось отзывчивым на комплименты: щедро оросило её ладошки.
 
Они вернулись в спальню уставшими, но всё ещё не насытившимися друг другом. Её голова покоилась на его груди. Он услышал голос утомлённой самки: «Сколько тебе лет, Араз? Тридцать с небольшим?» И удивилась ответу: «Мне скоро двадцать девять. И я не успел ещё повстречать на своём пути такую обворожительную женщину, как ты.»  Она ущипнула себя за попу: «Сглазишь ещё! Но это просто удивительно: такой молодой, я бы даже сказала юный, и уже директор большого завода! Ты обязательно станешь министром. И вполне возможно, даже не вспомнишь об этой волшебной ночи.»

Араз улыбнулся: «У нас не принято делать министрами посторонних. Для этого надо быть вхожим в определённые круги.» Она взяла его руку и положила на лобок: «Ты уже вошёл, причём победно. После моего «кружочка» твоя карьера пойдёт только ввысь.» Он вошёл в райские врата и поцеловал пальцы: «Ты забыла сказать мне, откуда родом этот вкусный «кружок» любви?»

Баладжа с гордостью встала во весь рост, повернулась к нему задом и пригнувшись торжественно обьявила: «Карабахские мы! И эта попочка из Галадэрэси. Но в этот раз ты её не вкусил. Может, в следующий?» Он вскочил, как ужаленный: «Обещаешь?»

Баладжа-ханым обвела его хумарным взглядом: «Настоящих ценителей становится всё меньше и меньше. Разумеется, обещаю.»  Зазвонил телефон. Они оба вздрогнули и посмотрели на напольные часы: было чуточку после полуночи. Араз вспомнил с опозданием: «Он разве не в отьезде?» Она покачала головой: «Скорее всего, ночует на даче.»

Звонил действительно Гейдар: «Я тебя не разбудил, моя царица?» Она присела на колени Араза, обвила его рукой: «Разбудил. И прервал мой сон. Такой волшебный сон, что даже не подберу слов для описания.» Гейдар был слегка навеселе: «Извини, но хотел просто сообщить, что остаюсь ночевать на даче. Ты не беспокойся.»

Она припала к губам Араза и провела языком по его нёбу: «Я и не беспокоюсь: Вагиф меня предупредил, что ты сегодня со своим шлюхами из Еревана. Ну потом мне  расскажешь, как они тебе оттрахали?» Он расхохотался: «Вечно ты меня подозреваешь в изменах. Но ты же знаешь, что я однолюб и по-прежнему люблю только тебя. Кстати, холодильник новый получила?»

Араз улыбнулся и погладил ей попочку. Баладжа-ханым прикрыла веки от удовольствия: «И не только холодильник. В нашей спальне теперь стоит новенький кондиционер, и я почти замёрзла под yor;anom (одеялом). Представляешь? Этот товарищ Шемахинский оказался.... палочкой-выручалочкой. Причём, этой палке цены нет! Ты просто обязан его озолотить. Иначе, никогда не получишь от меня твоё любимое «блюдо» в постели.»

Рука Араза прошла под её халат и нежно погладила лобок. Затем он преподнёс пальцы к своим губам и прошептал: «Я опять хочу тебя, моя принцесса!» Гейдар хотел было вставить слово, но Баладжа прервала его: «Извини, дорогой, но уже поздно. Дай мне досмотреть мой волшебный сон. Целую, спокойной ночи.»

Он нёс её на своих руках уже теперь в гостиную. На тот самый диван, на котором она когда-то потеряла свою супружескую честь в пылу распутной страсти. Она легла на спину, раскрыла халат и подняла ноги на его плечи: «Я знала, что ты без «десерта» от меня не уйдёшь!»  Тёплыми пальчиками ввела «копьё» Араза именно туда, куда он жаждал.

Она впервые любовалась мимикой мужчины, одновременно получая анальное наслаждение в этой позе. Его лицо приобрело выражение самца, достигшего наконец,  главной цели. Хотелось прикрыть веки и улететь в поднебесье. Но она усилием воли дождалась его тигриного рычания, когда он шумно опорожнился и успокоился. Упал к её губам практически без сил.

Уже около трёх часов утра она вышла провожать его на лестничную площадку в лёгком халате на голое тело. Он целовал её бесконечно долго, будто не хотел расставаться. И прошептал на ухо: «У меня такое предчувствие, что больше тебя не увижу.»  Она усмехнулась: «Даже не думай променять меня на молодую. Найду и закопаю!»

В ту же минуту раздались шаги и снизу появилась фигура всё того же Генерального прокурора Насирова, возвращающегося с работы. Они быстро отпряли друг от друга и растерянно посмотрели на вездесущего соседа. Гамбой Гаджиевич продолжал подниматься, разглядывая их с таинственной улыбкой на лице.   

Баладжа опередила: «Добрый вечер, Гамбой-мюэллим. Почему так поздно?» Он остановился на пролёте рядом с ними: «Вы хотите сказать «почему так рано»? С добрым утром, товарищ.... Шемахинский,  если не ошибаюсь.» Араз кивнул: «Да. Вот, немного задержался: налаживал новые холодильник и кондиционер по поручению Гейдара Алекперовича.»

Генерал юстиции Насиров с ухмылкой посмотрел в глаза Баладжа-ханым: «Надеюсь, он сумел удовлетворить Ваши ожидания?» Она сразу поняла, что за этим вопросом следует ожидать пренеприятных последствий.

И действительно: через неделю она прочла в газете, что районная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении директора завода бытовых приборов Шемахинского Араза Нияз оглы. Его обвиняли в валютных операциях в особо крупном размере. Ему грозила высшая мера наказания: расстрел.




23. Европейское турне.

Международный аэропорт «Домодедово» уже отпразновал шестую годовщину открытия, но по-прежнему работал ни шатко, ни валко. Правда, обслуживали пассажиров гораздо вежливей,  чем в старом «Внуково».  Тому тоже была причина: новый аэропорт был ориентирован на расширяющиеся связи с западными странами.

Особые нарекания относились к работе багажного отделения. Довольно  часто пропадали целые чемоданы с личными вещами пассажиров, задерживалась доставка груза и багажа. Приходилось ждать сутками, причём без всяких извинений со стороны админстрации и разумеется – без наказания виновных.

Пассажиры рейса Амстердам-Москва уже  полчаса, как прошли паспортный контроль,  постепенно заполняли багажное отделение. Джейран Ордубадлы и её опекун – глава Комитета по связям с зарубежными странами Нэби Гилавар возвращались из европейских гастролей вдвоём: коллектив ансамбля «Утренняя звезда» опоздал на рейс.
О
Джейран нервно вышагивала взад и вперёд, предчувствуя, что её багаж будет задержан, если не потерян. Такое с ней уже случалось прежде. Издали кто-то помахал ей рукой. Прищурившись из-за близорукости (очки не носила принципиально), она узнала его. Самир Мардахаев собственной персоной шёл под руку с пожилой женщиной. Судя по всему, это была  Эльвира Гончаренко, директор Музея Ленина.

Джейран ответила на его приветствие. Её спутник Нэби Гилавар недовольно спросил: «Кто это ещё такой? Нам  незачем свидетели: это может не понравится Гейдару Алекперовичу.» Джейран посмотрела на него уничтожающим взглядом: «Ты скорее всего боишься, что твоя жена вырвет твои тухлые яйца. А Гейдара Алекперовича предоставь мне!» Известный народный писатель молча отошёл к окнам, обиженно скрестив свои руки за спиной.

Самир в свою очередь, что-то сказал своей старушке, и та бросая огненные взгляды в сторону Джейран, послушно направилась в сторону кресел для ожидающих. Бывший персональный водитель Алибекова шёл вальяжной походкой успешного чиновника. «Боже ты мой – подумала Джейран, следя за ним издалека, -как же быстро меняются люди! Вчерашний лакей сегодня правит балом!»

Встретила она Самира с насмешливой улыбкой: «Ну, приветлэр-приветлэр. Сколько лет, сколько зим!» Он выглядел совершенно по иному. В дорогом голландском костюме серого цвета, в вошедшей в моду водолазке, в испанской обуви из солидной кожи. И тем не менее, в нём не было городского, современного лоска. Он всё ещё оставался деревенщиной, облачённым в богатую скорлупу.

Пока он приближался к ней, Джейран вспомнила, что и сама в своё время была не прочь попробовать его на «зуб». В нём всегда улавливался сгусток мужской похоти, этакий альфа-самец из джунглей, «горилла», покинувший клетку. Джейран и тогда, и сейчас интуитивно чувствовала, что этот самец в постели может заменить роту солдат.

Личный водитель Гейдара, он часто возил Джейран на свидания с зятем. Часто привозил её домой одну, без Гейдара. Пару раз она даже пококетничала с ним в надежде вызвать его интерес. Но Самир то ли боялся потерять работу, то ли не хотел услышать отказ. Когда Джейран узнала о его увольнении, то путём простых вычислений поняла, что Самир наследил с женой Гейдара, Баладжа-ханым. Об этом свидетельствовало и плохое настроение сестры и скандал в семье: племяшка Пэрвиз проболтался своей любимой тёте. Правда, небезвозмездно: пришлось позволить ему полапать себя. Вот с тех самых пор Джейран решила при случае «откусить» запретного плода, уложить Самира в свою постель.

Самир подошёл вплотную и обнял её: «Выглядишь, как кинозвезда! Ты тоже с этого рейса из Голландии?» Джейран принюхалась: от него исходил приличный парфюм. «Да, возвращаюсь с гастролей. – сказала, продолжая жевать резину – А ты чем занимался там? Выгуливал свою старую сучку? Неужели ты любишь обслуживать эту «швабру»?»

Самир усмехнулся: « Между прочим, эта «швабра» манипулировала до недавнего времени и Гейдаром Алибековым. Забыла, как он лизал ей задницу?» Джейран скривила рот: «Гейдар сам уже не молод, и у него свои были задачи. А ты что получаешь от этого гнилого «овоща»?»

Самир посмотрел ей в глаза: «А что мне остаётся? Зрелые груши в лесу достаются таким импотентам, как твой Нэби Гилавар. Ты же ведь тоже не мёд пьёшь с ним.» Наступила пауза. Джейран сдалась первой: «Ты планируешь задержаться в Москве, или сразу улетаешь в Баку?» Самир понял, что выброшен «белый флаг»: «Как ты решишь, так и будет. Я давно сражён твоей красотой, и тебе это хорошо известно. От моей «развалины» мне легко избавиться: она у меня послушная.»

Джейран открыла сумку, достала бумагу и ручку, написала что-то: «Это мой номер в гостинице «Москва», 356-й, люксовый. Но сначала позвони.» Они попрощались взглядами. Он направился к своей старушке. Джейран своим тонким указательным пальцем подозвала своего опекуна: «Тебе придётся дождаться наших вещей и сразу улететь в Баку. Я вернусь через пару дней.»

Нэби Хазарович попытался возразить, но она предьявила железный аргумент: «Тебя будет встречать толпа родственников. Неужели ты хочешь, чтобы они видели нас с тобой вместе?» Нэби помимо иных  качеств, был ещё и примерным семьянином: они с женой растили пятерых детей. И потом, он уже хорошо изучил повадки Джейран: если ей что-то взбредёт в голову, её не остановит даже Политбюро!

Она добралась до центра к десяти вечера. В половине одиннадцатого уже входила в свой номер, забронированный для КГБ Азербайджана. Первым делом доложила о своём прибытии: «Я так по тебе соскучилась, zal;m (мучитель)! Больше никуда не уеду без тебя!» Гейдару льстила её манера общения: «Не преувеличивай. Ты никогда не упустишь своего! А где «евнух», которого я привязал к твоей распущенной заднице?»

Джейран манерно зевнула: «Откуда я знаю? Торчит в аэропорту в ожидании моих чемоданов. Я так одинока, джаным! Может прилетишь ко мне?» После паузы он смягчился: «Нет, там не получится. Когда вернёшься в Баку, пошлю за тобой Вагифа. Встретимся там же, на улице Бакиханова.» Она зачирикала как приласканная птичка: «Обожаю тебя! Ты даже не представляешь, что я для тебя купила в Амстердаме! Офигеешь!»

Он тут же спросил: «Надеюсь, про сестру не забыла?» У неё испортилось настроение: «Успокойся, не забыла! Она у тебя трахается налево и направо, а ты до сих пор не разведёшься с ней!» И сбросила трубку.

Тут же раздался звонок: «Это я, Самир.» Джейран жеманно зевнула: «Где ты застрял так долго? Мне идти под душ, или тебя дождаться?» Самир чуть не поперхнулся: «Уже в вестибюле. Поднимаюсь. Хочу тебя в ванной!»

Джейран успела скинуть бельё и накинуть халат, когда в дверь постучались. Она кинулась на него, обняв его коленями в талии: «Сукин ты сын! Наконец, решился!» Его руки под халатом крепко держали её почти детские ягодицы.

Она была худенькой и небольшого роста. В отличие от сестры не полнела, хотя на аппетит не жаловалась. Уж такая у неё была комплекция! Когда он вошёл вслед за ней в светлую ванную, она чуть не ахнула: его «гарпун» доходил до пупка, и был невероятно «пухленьким». Она ладонями прикрыла рот, вскинула брови и отскочила к стенке: «Мамочка моя! Ай Аллах! Ты же разорвёшь меня пополам!»

Он усмехнулся: «Баладжа никогда не жаловалась! Даже в попочку!» Джейран обмякла от мысли, что уже перестаёт себя контролировать:  «Сделай меня! Точно также, как её. Я тоже хочу...сзади!» Они перебрались в постель только через час. Джейран скулила под ним, как маленькая сучка под громадным бульдогом. Он уже почти выбился из сил, но она продолжала выть: «Не кончай! Я ещё хочу!»

В это время в дверь постучали. Она машинально посмотрела на часы: четверть третьего утра! Кто бы это мог быть? Джейран быстро накинула на себя халат: «Наверное, администрация. После 12-ти ночи гостям нельзя задерживаться.» Она подошла к дверям и спросила: «Кто там?» Раздался глухой мужской голос: «Открывайте, Комитет госбезопасности!»

Вошли сразу трое: первый в гражданской одежде, а за ним – двое милицейских с погонами лейтенантов. Старший предьявил удостоверение: «Старший уполномоченный КГБ СССР Михеев Борис Петрович. В Вашем номере находится подозреваемый Мардахаев Самир Юсифович. Где он?» Раздался звук сливаемого бочка в туалете, и оттуда вышел Самир находу застёгивающий ширинку: «Это я. А в чём дело?»

Михеев обратился к своим спутникам: «Связать!» Моментально на его руки надели наручники. Старший взглядом отыскал пиджак подозреваемого: «Граждане, внимание. Это одежда подозреваемого. Я при вас обыскиваю его карманы.» И спустя секунду в его руках (как у волшебника в цирке) появилась плотная пачка американских долларов.

Михеев подошёл к телефону и набрал междугородний коммутатор. Через минуту его соединили с Баку: «Это говорит Михеев. Докладываю: валютчик взят в номере 356 гостиницы «Москва» и ближайшим рейсом будет отправлен к вам в Баку.» Затем выслушав чей-то глухой голос, ответил: «Слушаюсь, товарищ генерал. Так точно.»

После их ухода Джейран долго не могла прийти в себя. Так и не заснула до восьми утра. Умылась, переоделась и собралась спуститься на завтрак, как зазвонил телефон. От его голоса у неё подкосились ноги: «Ну что, шалава, соскучилась по моему бывшему водителю? Пошла по стопам сестрички? Заруби себе на носу: если не перестанешь шалавиться, отправлю тебя к нему в камеру!»

 



24. Ход генерала юстиции.

Летом на закате Каспий особенно хорош в безветренную погоду. В божественной тишине слышится мелодичный плеск волн. Золотистый, всё ещё горячий песок под ногами шелестит, навевая ностальгические мысли. Баладжа-ханым любила под вечер пройтись по песку в лёгком сарафане и в полном одиночестве.

Подошла к кромке воды и ногами ощутила теплоту моря. Ужасно захотелось окунуться. Но выйдя из дачи, не планировала купаться. Оглянулась вокруг: незаметно она ушла так далеко, что была теперь на безлюдной окраине Загульбы. Кругом были лишь скалы и ни души. Она скинула сарафан и бельё, положила одежду под большой камень. Медленно направилась к воде.

«Море встречает меня гораздо теплее, чем муж, -подумала, лёжа на спине и наслаждаясь закатом солнца,- Скоро двадцать лет, как женаты, а я до сих пор не знаю, что у него в мыслях. Он живёт со мной, как засланный шпион во вражеском государстве. Думает одно, говорит другое, а делает третье.» Она перевернулась и поплыла брассом в сторону берега.

Уже ближе к берегу она вдруг заметила небольшую лодку справа от себя. Решила подождать в воде, пока она не исчезнет: была совершенной нагой! Но лодка, как назло,  приближалась именно к ней. Она не знала, что делать. Но пришлось продолжить плыть к берегу: а что делать?

В лодке сидел пожилой на вид мужчина в одних плавках. Когда он подплыл совсем близко, Баладжа-ханым его узнала: это был генерал юстиции Прокурор республики Гамбой Насиров! Баладжа-ханым вздохнула с облегчением: они соседи по дому,  с Гейдаром уже не враждует, хотя и «копали» в своё время друг под друга. Она улыбнулась: «Никогда бы не подумала встретиться с Вами в таком виде. Вы не могли бы отвернуться, Гамбой мюэллим?»

Он подплыл ещё ближе и протянул ей руку: «Мы с Вами здесь одни, Баладжа-ханым. И мне почему-то кажется, что могли бы друг другу помочь.» Когда она взобралась на лодку, он галантно укрыл её брезентовой курткой: «Вам нечего скрывать. Такая красота встречается крайне редко. Уж поверьте мне, бывшему ловеласу.»

Пришвартовав лодку, они вдвоём направились к месту, где она спрятала одежду. Накинув сарафан, Баладжа-ханым, пригладила свои мокрые локоны: «Мне кажется, Гамбой-мюэллим, Вы не случайно оказались в нужном месте в нужное время. Вы что, следите за мной?» Он усмехнулся: «Разумеется нет. Хотя будь я помоложе, мог бы бежать за Вами по пятам всю жизнь. Гейдару повезло с красавицей женой». Затем задумчиво добавил: «Но он не способен приручить такого изящного и капризного скакуна, как Вы.»

Это был уже полунамёк, означающий, что Гамбой видел в  три часа утра её с любовником, и  во-вторых, сам не прочь оседлать её: «Спасибо за комплимент. Каждому, как говорится, своё. Как себя чувствует Ваша супруга, Сона-ханым? Или вернее, Соня Григорьевна?» Гамбой задумался. Потом после паузы ответил: «Соня, Вы правы. Мы уже давно живём...как бы это сказать, врозь. Просто, в нашем возрасте с взрослыми уже детьми, как-то неловко разводиться.»

Баладжа проявила осведомлённость: «Тем более, что Сонечка приходится близкой роднёй одному из членов Политбюро.» Он промолчал. Баладжа-ханым остановилась и посмотрела ему прямо в глаза: «Зачем мы крутимся вокруг и около? Это же Вы приказали начать расследование по факту хищения соцсобственности на Бакинском заводе бытовых приборов? Хотели отомстить Аразу Шемахинскому, который установил у меня кондиционер?» Он шагал опустив голову и молча. Баладжа решила «обнажиться» до конца: «Или хотите занять освободившееся место....в моей постели?»

Они уже стояли возле ворот персональной дачи председателя КГБ Алибекова. Генерал Насиров стоял лицом к лицу так близко, что Баладжа-ханым было трудно выдержать его взгляд: «Ему грозит высшая мера наказания, как Вы знаете. И Вам хорошо известно, что нет дыма без огня: он скрывал от государства большие суммы в валюте от экспортных доходов.»

Он замолчал и продолжал сверлить её взглядом: «Но если Вы безумно заинтересованы в его особождении и даже... в близости с ним, то подумайте, как мы вместе сумеем Вам помочь.»

Баладжа-ханым покраснела от волнения: «А это возможно?» Он взял её за руку: «Для такой красоты в этом мире всё возможно. Спокойной ночи. Муж вас уже заждался. Он Вам сообщит добрую весточку.»

Гейдар сидел на веранде и слушал радиостанцию «Голос Америки.» Возле него порхала Катя, то принося фрукты, то унося пустые блюда. Гейдар не упускал случая шлёпать её по заднице. Пэрвиз в гостиной перебирал клавиши пианино. Увидев жену, Гейдар помахал рукой: «Ну как прогулка? Я вижу, устала. Садись ко мне.» Она нагнулась к его уху: «Сегодня ничего не выйдет, не подлизывайся: у меня крутит живот, наверное ...кошмарные дни.»

Он потянул её к себе на колени: «Ничего страшного, могу подождать. Но мне кажется, тебе надо немного развеяться, отдохнуть от семьи, от подруг. Может, поедешь в Европу?» Баладжа-ханым не ожидала такого поворота: «Хочешь на время избавиться от меня? Нашёл новую потаскуху? Я уже не ревную тебя. Можешь развлекаться совершенно спокойно.»

Его рука погладила ей спину: «Вот ты только что доказала, что тебе нужно выпустить пар, нервишки шалят. А теперь послушай меня. Появилась хрошая возможность отдохнуть в Чехословакии, в санатории Карловы Вары.»

Баладжа-ханым скривила губы: «Своей любимой золовке устраиваешь поездки в Голландию, а меня спихиваешь в соцлагерь! Спасибо, езжай туда сам ....с Катей нашей.» Он глотнул холодного пива и спокойно продолжил: «Можно подумать, не тебя я отправил в Италию прошлой осенью вместе с Ровшаном?»  Баладжа-ханым вспыхнула от воспоминаний, как пламя: Ровшанчик не сходил с неё всю последнюю перед возвращением неделю. Это был какой-то сексуальный автомат: мог кончать три раза за день! Что значит, молодость! Гейдар не проявлял интереса неделями. А если и находил для неё время, всё заканчивалось за десять минут. Она даже как-то засекла рекорд: он кончил через восемь минут, а она даже не начинала!

Баладжа-ханым нервно сошла с колен мужа и присела рядом в кресло-качалку: «Кстати, твой племянник почему-то давно к нам не приходит. Позвони ему и пригласи на дачу. Скажи, я очень соскучилась!» Гейдар кивнул в знак согласия и продолжил свою мысль: «В Карловы Вары уже взяли путёвку Насиров Гамбой с женой. Он звонил мне вчера, предложил махнуть вчетвером. Но дело в том, что мне надо быть в Баку: могут в любое время вызвать...» Он указал пальцем в небо.

Баладжа-ханым вздрогнула, как от электрического шока. «Вот оказывается, почему Гамбой говорил  о «доброй весточке». Значит, он запланировал «медовый месяц» за рубежом! Жена скорее всего в последнюю минуту срочно «захворает». Ах ты, сукин сын! Руками мужа укладывает меня в свою постель!»

Голос Гейдара вернул её на дачу: «Ты меня слышишь? Уже второй раз спрашиваю. Тебе нехорошо?» Она таинственно улыбнулась: «Почему не хорошо? Мне очень хорошо. Даже слишком хорошо. Так что ты спросил?» Он повторил: «Соня Григорьевна очень важная птица, её сестра замужем за....» Баладжа кивнула: «Знаю, за ленинградским.» Гейдар перешёл на шёпот: «Тебе важно с ней подружиться. Очень может понадобится скоро.»

Баладжа-ханым уже думала о своём: как помочь Аразу Шемахинскому выбраться из тюремной камеры. И ей вдруг в голову пришла шаловливая идея: «Но в Карловых Варах так скучно, дорогой.  Скажи этому старому пердуну Гамбою пусть переиграет на французскую Ниццу. С удовольствием составлю им кампанию.»

Как ни странно, Гейдару понравился ход её мыслей: «Ты права, на Лазурном берегу просто волшебная красота!» Затем крикнул: «Сынок, принеси папе телефон.» Он набрал номер в соседней с ними даче. Баладжа-ханым услышала голос Гамбоя: «Привет, старина. Как дела? Давно не виделись. Надо бы посидеть.» Гейдар подмигнул жене: «Слушай, Гамбой. У Баладжа-ханым встречное предложение: а что если вам втроём махнуть на Лазурный берег, во Францию? Скажем на пару недель?»

Наступила пауза. Гамбой, как старый чекист, понял ход мыслей Баладжа-ханым, но задумался над своим ходом. Гейдар уже решил, что связь прервалась: «Ты ещё на линии, Гамбой?» В трубке раздался кашель: «Да, да, я слышал, Гейдар. Просто обмозговывал. Ты знаешь, меня всегда удивляло умение женщин генерировать идеи. Твоя супруга не только красавица, но и очень умная женщина. Думаю, мы с Сонечкой с удовольствием изменим маршрут для отдыха. Франция – это так романтично!»




25. Судьба эмбриона.
 
Телефонный разговор с Сураёй оставил неприятный осадок у Беллы: «Но ты же сама предложила мне помочь с абортом в Степанакерте. Ты же понимаешь, что в Ереване завтра об этом будут болтать на каждом углу! Твой «клёвый чувак» так наследил, что мне теперь надо спешить: слишком большая задержка. Ты хоть понимаешь?»

Сурая выдержала паузу, а затем терпеливо обьяснила: «Я уже ему говорила об этом. Повторяю: он хочет, чтобы ты сохранила ребёнка. Ни в коем случае не делай аборт! К тебе выехал человек от него с очень важным сообщением.»

Белла бросила трубку. Её ждали в клинике. Главный гинеколог Четвёртого управления Министерства здравоохранения профессор Геворкян Гагик Самвелович изучал её самым тщательным образом. Хотя был знаком с влагалищем лично и  давно. Белла выглядела не только расстроенной, но и сломленной. Гагик Самвелович тяжело вздохнул: «Можешь одеваться, цаветанем.» Она натянула трусики и поправила платье перед зеркалом: «Ну и что скажешь?»

Гагик сел на диван, перекинул ногу на ногу: «Что я могу сказать? Уже примерно шесть недель. Пока плод развивается нормально.» Она хотела что-то спросить, но в дверь постучали. Показалась головка медсестры: «Звонит товарищ Гурджиян из КГБ. Соединить?» Профессор почти закричал: «Ни в коем случае! Меня нет!»

Белла побледенела и присела на край дивана: «Может, аборт сделаем, Гагик-джан?» Он посмотрел на неё укоризненно: «Скажи мне честно: от кого понесла? Могла бы и меня попросить.» Она опустила глаза и после паузы со слезами на глазах: «От ...Вазгена. От кого ещё? Ты же знаешь, я у него исповедуюсь раз в месяц. Клянусь, я не хотела, можно сказать, изнасиловал меня. Ну как я могла ...сопротивляться с таким человеком?»

Гагик вскочил: «Какой же он после этого ...Католикос?» Нервно зашагал из угла в угол. Затем остановился перед ней: «Ты мне просто сердце разбила! Мужу изменила, черт с ним! Он заслужил, козёл! Но мне-то за что?»

Она поняла, что прощена. Потянула его за халат: «Сядь. Лучше давай подумаем, что мне сказать Жоре.» Он обнял её: «Только не надо нервничать! В последний раз, когда он спросил, я ему сказал, чтобы обязательно пользовался презервативами, потому что тебе рожать нельзя из-за больных почек. Он прислушался к моим советам?»

Она призадумалась: «Да. Но ведь презерватив может оказаться бракованным? Такое же бывает, нет?» Он кивнул: «Особенно, советские. Сплошь и рядом дырявые.» Они посмотрели друг другу в глаза. Белла с упрёком спросила: «А ты откуда знаешь? Пользуешься гондонами со своими пациентками? Гагик! Неужели тебе не хватает меня? Разве я тебе отказывала когда-нибудь?» Схватила сумку и хлопнула дверью.

Выйдя от врача, Белла велела водителю чёрной «Волги»: «Мгер-джан, едем в Эчмиадзин. Надо успеть к одиннадцати. Меня ждёт католикос.» Мгер повернулся к ней: «Пять минут назад к машине подошёл вон тот мужчина в чёрной шляпе и попросил подождать. Хочет что-то Вам передать.»

И действительно, в их сторону шагал среднего роста полный мужчина лет сорока-сорока пяти, в дорогом костюме и при галстуке. Подошёл к заднему окну, вежливо снял шляпу: «Добрый день, Изабелла Джумшудовна. Я приехал из Баку, и мне нужно передать Вам кое-что очень важное. К сожалению, это не при мне. Я остановился в гостинице «Ани» в номере 32-м.»

Белла слушала его с напряжением. Она сразу поняла, от кого гонец: «Дело в том, что сегодня я должна проводить мужа в командировку...» Мужчина кивнул: «Знаю. Приходите в три часа.» Он уже собирался уйти, и Белла успела спросить: «А как Вас звать, простите.» Он ещё раз поклонился: «Гурген Маркарян, к Вашим услугам Изабелла Джумшудовна.»

Она приехала в Эчмиадзин минут через двадцать: «Мгер-джан, подожди меня здесь. Вернусь через полчаса.»  Обычно в это время дня в небольшой Церкви Шогакат было немноголюдно. Тем не менее, Белла закрыла поллица чёрной шалью (чтобы не узнали) и быстро прошла вовнутрь. Поставила три свечки у алтаря, присела на колени и помолилась. Затем направилась в сторону резиденции Вазгена Третьего.

Её уже поджидали. В сопровождении иерея, она вошла в святую обитель. Каталикос принял её в рабочем кабинете, сидя за столом, заваленным бумагами. Пригласил сесть поближе. Белла сняла с головы платок и села за приставной стол. Он улыбнулся: «Подойди слева, тут возле меня есть место для тебя, дитя моё.»

Она приблизилась, упала на колени и поцеловала протянутую руку Владыки. Его рука пригладила её щёку: «Что приключилось, Белла? Ты выглядишь неважно.» Белла прослезилась: «Согрешила я, Ваше Святейшество. Вступила в связь с мужчиной.» Он взглядом пригласил её сесть на стул, стоявший рядом с его креслом: «Как ты могла так поступить? Твой муж занимает такой важный пост! Ты уронила не только свою честь, но и честь мужа!»  Патриарх посмотрел ей в глаза и строго спросил: «С кем согрешила? Надеюсь, не с врагом нашим, не с турком?» Белла резко покачала головой: «Нет-нет, Ваше Святейшество? Как можно так подумать? Это был... коллега мужа. Он.... из нахичеванских армян.»

Вазген Третий протянул ей руку: «Встань, нехорошая женщина. Ты совершила тяжёлый грех. И должна не только исповедаться но и ...очиститься от скверны. Придёшь вечером на исповедь, как обычно. После восьми. Мой иерей проводит ко мне. Перед исповедью помолись у алтаря и внеси достойную благотворительность Церкви. »

Она припала губами к его руке: «Обязательно, Владыка мой. Но каков будет совет: рожать ребёнка, или сделать аборт?» Он положил ладонь на её живот: «Если армянин, то рожать!» Он повернулся и зашагал в сторону выхода. Она лишь услышала: «Нам нужны дети.»

Белла села в машину с мыслями о предстоящей исповеди. Владыке нравилось бельё консервативного, традиционного стиля. И она уже знала, что наденет на этот раз. Сойдя у подьезда, строго предупредила: «Мгер-джан, Георгий Гургенович не должен знать ни о встрече с мужчиной в шляпе, ни о поездке в Эчмиадзин. Ты меня понял?» Мгер с улыбкой кивнул. Она протянула ему купюру в сто рублей: «Купи дочке подарок от меня.»

Успела домой вовремя. Георгий уже собрал вещи, чтобы лететь в Москву на совещание в ЦК КПСС. Он встретил её взволнованно: «Ну что? Я не могу дозвониться до доктора Геворкяна. Что он сказал?» Она бросилась ему на шею: «Ты не поверишь! Шесть недель! Я так и знала!» Он удивлённо улыбнулся: «Но каким образом? Я же всё время пользовался.... !» Она усмехнулась: «В том-то и дело! Ты пользуешься советскими резинками, которые постоянно рвутся! На импортные жалеешь!»

Он обнял её и поцеловал: «Цаветанем, ну и слава богу. Если бы пользовался импортным ты бы не забеременела.» Потом вдруг вспомнил: «А как же твои почки?» Она с улыбкой успокоила его: «В Степанкерте живёт народный лекарь, Сусаник. Она поила меня какой-то травой. И Гагик Самвелович говорит, что мои почки теперь в порядке».

 Георгий облегчённо вздохнул, взял чемодан и уже у дверей попросил: «Только очень прошу, никаких больше поездок на этот раз! Я хочу вернуться из Москвы и увидеть тебя ....в той самой ночной сорочке, которую я просто обожаю! Хочу познакомиться с мои ребёнком лично!»

На рейс Ереван-Москва четыре самые первые кресла были зарезервированы из ЦК партии. Делегация во главе с секретарём ЦК Даллакяном Манвелом Константиновичем летела в столицу на совещание идеологических работников. Георгий Гурджиян сел рядом с ним: «Можешь меня поздравить, Манвел Константинович, Белла наконец сможет подарить мне ребёнка.» Секретарь ЦК протянул ему руку: «Молодец! Я знал, что у тебя получится! Вернёмся из Москвы, и отметим, как следует.»

Георгий решил поделиться: «Слушай, в Степанакерте оказывается живёт народный лекарь. Она каким-то отваром вылечила ей больные почки, представляешь?» Даллакян заинтересовался: «Разузнай подробности. Может и простату лечит?» Георгий оглянулся по сторонам и шепнул ему на ухо: «Насчёт простаты не волнуйся. Только между нами: я тебя познакомлю с одной татаркой в Москве. Она всего два раза сделала мне анальный массаж, и теперь я почти не жалуюсь.»

Даллакян вспомнил, что совсем недавно Эрна упрекнула его в слабости: «Давай завтра вечером организуй мне встречу с ней. Сколько она берёт за сеанс?» Георгий на пальцах показал, а потом добавил: «В долларах!» Даллакян кивнул: «Это недорого по нынешним временам.» Георгий уточнил: «Тем более, что после массажа она сама тестирует!»

В зале Дома Союзов яблоку было некуда упасть. Совещание идеологического актива предстояло открыть товарищу Суслову. Но среди участников быстро прошёл слух, что присутствовать будет и сам Брежнев. После третьего звонка в зале наступила тишина. Справа от армянской делегации сидели представители из Азербайджана. Среди них особо выделялся глава КГБ Гейдар Алибеков.

Даллакян поздоровался с ним с места. Затем шепнул Георгию: «Говорят, он кандидат на пост Первого. Моллаев уже собирает чемоданы.» Гурджиян посмотрел в сторону Алибекова и улыбнулся. Гейдар дружелюбно помахал ему рукой.

Неожиданно зал вскочил на ноги и раздались бурные продолжительные аплодисменты: на сцену к столу президиума прошагали члены и кандидаты в члены Политбюро. Первым шёл Генеральный Секретарь Леонид Ильич Брежнев. Зал неиствовал. Овации перешли в ритмичные хлопки, похожие на звуки ударных инструментов симфонического оркестра. Это продолжалось восемь с половиной минут.

Гейдар Алибеков пользуясь удобной возможностью передал по ряду записку, на которой было написано: «Тов. Гурджияну Г. Г.» Когда Георгию передали записку, он открыл её и прочёл: «Поздравляю с наследником.» 

 



26.Месть женщины.

Намечался семейный праздник: сорок пятый день рождения Баладжа-ханым. С некоторых пор она не любила отмечать ещё один прожитый год, который неумолимо приближает женщин к старости. Но ничего поделать с этим не могла: знала, что в любом случае ей не дадут игнорировать этот день. И действительно, приехали мать с отцом, напросилась в гости не только Джейран, но и несколько семейных друзей. Фатма-ханым засучив рукава приступила к жарке-парке.

Джебраил привёз дочери новый спальный гарнитур, сделанный в Югославии: «На такой кровати твой муж не захочет вылезать из твоей попочки, yem;li bala (сьедобная моя)!». Джейран удивила новинкой: привезла из Голландии японский видеомагнитофон Panasonic: «Балашка, это тебе не финтиклюшка! Будешь смотреть порно-фильмы и трахать мужа каждый раз, как в первый раз! У них после этого до утра не падает!» . Сложила в тумбочку несколько видеокассет. В целом вечер удался. Гости разошлись только после полуночи.

Баладжа с сестрой уединились в гостиной, чтобы покурить и поболтать. Джейран под большим секретом шепнула: «Ты слышала? Гейдар приказал арестовать в Москве твоего бывшего....» Баладжа с размаху шлёпнула её по губам: «Заткнись и запомни: он был шофёром. И я больше не хочу о нём слышать!»

Джейран надулась, схватила сумку и направилась к дверям. Сестра её остановила за руку и швырнула в кресло: «Ты думаешь, я не знаю, у кого в постели его нашли?» Джейран хотела было сочинить правдоподобную историю, но Баладжа опередила: «И с ним успела переспать, g;hb; (шлюха)! На тебе уже печать некуда ставить!» Джейран вскочила вся в слезах и побежала к дверям. Сестра догнала и у самых дверей прошипела на ухо: «Я уже поручила, чтобы этого говнюка в камере «опустили» и сделали «петушком». Ты меня знаешь, сучка!»

Гейдар молча наблюдал за сестрами из кухни, потягивая красное кюрдамирское вино. Когда Баладжа проплыла мимо него, он с жадностью провожал её взволнованные ягодицы.

Он подкрался к ванной незаметно. Баладжа-ханым намеренно оставила дверь приоткрытой: знала, что когда Гейдар выпьет лишнего, любит подглядывать. Мылилась с особой жеманностью, мурлыча старинную “K;;;l;r; su s;pmi;;m”(«Оросила улицы водой»). Муж с юности балдел от этой песни.  Когда  мочалкой провела в промежности попы, стоя спиной к нему, Гейдар уже не смог сдержаться, сбросил брюки с трусами на пол и вломился в ванную. Плотно закрыл за собой.

Она очень правдоподобно вздрогнула: «Что с тобой? Неужели нашёл во мне что-то новое, чего нет у моей шалавы-сестры?» Он крепко прижался к её намыленному телу: «Всё то же самое, но у тебя вкуснее, yey;r;m, doymaram (сьем, но не наемся).»

Баладжа кокетливо шепнула: «Но я же предупреждала, что после неё я тебя брезгую. Мне надо снова привыкать к тебе. Подожди, не надо. Мне не хочется.» Он не отставал, разумеется, из духа противоречия. Она положила его руки на свои ягодицы: «Но если очень настаиваешь, то только в постели. Дай мне помыться.»

Они вошли в спальню в кромешной темноте: «Не зажигай свет, Пэрвиз может войти без стука.» У Баладжа-ханым сегодня были далеко идущие планы. Она убрала его руки: «Не спеши. Эта сучка, Джейран привезла из Амстердама подарок. Уже стоит под телевизором. Ты разбираешься в этой технике?» Он не снимая халата включил плейер: «У меня на работе стоит такой же.» Потом добавил: «Для служебных расследований.»

Баладжа сбросила с себя полотенце и легла, укрывшись одеялом: «Эта твоя любимая сучка говорит, что от таких фильмов у мужчин, якобы, стоит всю ночь до утра. Ты наверное знаешь об этом.» Гейдар вложил первую попавшую кассету. Это был чёрно-белый порнофильм, сделанный в Голландии в начале 60-х.

Понизил звук и прилёг к ней поближе. Положил её руку себе на пах. С первых же кадров она почувствовала, что эрекция у него растёт неумолимо. Стала не спеша массировать. Он прижался губами к её соску. И услышал её вопрос: «А где же твой подарок на мой день рождения? Неужели то, что у меня в руках?» Он рассмеялся: «Мой подарок – это твоя поездка на следующей неделе во Францию, помнишь?»

Баладжа усмехнулась: «Я бы не назвала это подарком. Скорее,это вынужденная  ссылка для твоего удобства.» Он погладил пальцами лобок: «Не дразнись. Я голоден, как волк! Не тяни,  скажи прямо, что мне тебе подарить? Я сейчас готов выполнить любое твое желание.» И тут же добавил: «Разумное, конечно.»

Она поцеловала его в губы: «Помню, когда мы встречались ты точно также говорил. И этим меня завоевал.» После паузы спросила: «Ты считаешь, что ты полностью расчитался с этим говнюком Самиром, который унизил твою жену?» На экране появились кадры группового секса. Гейдар погладил её попу: «Его закрыли надолго. Лет на десять.» Она опустилась к его паху: «Мне кажется, этого мало. Он должен потерять своё достоинство, как я потеряла свою честь.» Он застонал: «Ты этого хочешь?» Она кивнула, обвив торчащий «топорик» губами.

И вдруг она выпустила его из губ и привстала: «А за что это Гамбой, старый пердун, арестовал Шемахинского. Бедный бесплатно установил нам финский холодильник и японский кондиционер! Тебя не мучают угрызения совести?» Гейдар вспомнил про директора завода, которому сам обратился с просьбой: «Мне уже докладывали. Там у него особых преступлений вроде нет. Он просто чем-то не угодил Гамбою. Ты права. Его надо бы освободить. И это всё, что ты хочешь? Не тяни кота за хвост: я сейчас уже кончу!»

Она перекинула ногу и оседлала «скакуна»: «Нет, это ещё не всё.  Если хочешь отправить меня на Лазурный берег, то сделай, как в прошлый раз: поручи своему племяннику сопровождать меня.» Гейдар почувствовал, наконец, как её влажная пещерка приняла его в гости. Он взревел от удовольствия, как удачливый матадор после меткого броска своего копья.

Она прикрыла его рот ладонью: «Тише, ;k;z balas; (бычок)! Ребёнка разбудишь.» Её бёдра стали ускорять движение, ибо уже и самой стало невтерпёж: «Попробуй только кончить раньше меня, zal;m (мучитель)!»

Наутро Гейдар первым делом поручил Председателю суда Насиминского района  (давно просил взять его жену на работу в архив КГБ) в течении 24 часов отменить собственное решение в отношении Шемахинского Араза Нияз оглы и выпустить его на свободу.

Следующий звонок был в Кюрдаханский изолятор временного содержания. Начальником колонии был двоюодный брат Джебраила Шушинского, отца Баладжа-ханым: «Слушай меня внимательно, Джейхун. Найди реального верзилу, который не виделся с женщиной пару лет. Изолируй его в одной камере с заключенным Мардахаевым Самиром. Сроком не меньше, чем на месяц. И не забудь: мне понадобится подробный отчёт ....в картинках.»

Баладжа-ханым встретилась с Аразом через пару дней. Он был так подавлен, что кроме жалости к нему  Баладжа-ханым не испытывала ничего.  Она очень ласково предупредила его: «Между нами ничего уже не может быть. Но я сделала всё возможное, чтобы ты вышел на свободу. Уверена, что ты обязательно будешь счастлив. Помни обо мне.»

Гейдар уехал в очередной раз в Москву, на сей раз в Кремль, самому товарищу Брежневу. Раздался дверной звонок. У порога стоял Гамбой Насиров с букетом цветов: «Лучше поздно, чем никогда. С днём рождения, Баладжа-ханым» Она поблагодарила: «Не стоило беспокоиться, Гамбой-мюэллим. Спасибо за внимание.»

Гамбой приблизился к её уху: «Шемахинский на свободе. Билеты заказаны на конец сентября. Считаю дни, когда уединимся в Париже.» Баладжа с улыбкой покачала головой: «Хотела сама Вам позвонить, но раз уж Вы пришли.... я  улетаю в Париж уже завтра, а оттуда в Ниццу в сопровождении племянника Гейдара, Ровшанчика. Отдохните с Сонечкой и подлечите ей геморрой.» Захлопнула дверь прямо перед его носом.

Поездка совпала с началом бархатного сезона. Ровшан заметно вытянулся, появилась густая щетина на лице. Она провела рукой по его небритой щеке: «Утром побрейся обязательно. Ты же знаешь, не люблю раздражений на моей нежной коже.» Он покраснел и улыбнулся. Она села рядом с ним на диване и позвонила своей сестре: «Джейранчик, я завтра улетаю  в Москву, а оттуда во Францию.»

Сестра была крайне удивлена её кокетливому тону после недавнего скандала: «Как я рада за тебя, Балашка. Так соскучилась!» Баладжа продолжила в той же тональности: «Ну если соскучилась,  проводишь меня в аэропорт. Я лечу с Ровшанчиком.» Прежде чем попрощаться, добавила: «У меня есть кое-что  для тебя.»

Она приоткрыла большой пакет с фотографиями, перелистала, прикрыв рукой от Ровшана. На них Самир выглядел «петушком» с уже солидным опытом. Баладжа отложила фотки, притянула Ровшана к себе: «Ты уже собрал свои вещи?» Он послушно закивал головой: «Мама собирала. И просила поблагодарить тебя.»  Поцеловала его в губы: «Это я благодарна ей за такого богатыря.»

Он от радости возбудился, его рука пробралась под лифчик. Она томно закатила глаза: «Здесь нельзя, мой сладенький. Иди домой. Пэрвиз может вернуться с треннировки с минуты на минуту. Потерпи до Парижа, мой любимый. Я сама тоже соскучилась по тебе. В гостинице нам никто не помешает. Обещаю: это будет сказочная ночь!»
 



27. Пустой номер.

Мгер подьехал к гостинице «Ани» со двора и остановил машину прямо у служебного входа. Белла внимательно огляделась и велела водителю встать у дверей. С большой предосторожностью она с покрытой головой вошла в гостиницу и поднялась по лестнице на третий этаж.

Гурген Маркарян посмотрел на часы и тут же услышал стук. Перед ним стояла супруга главы КГБ Армении Белла Гурджиян: «Спасибо, что приехали точно вовремя, Изабелла Джумшудовна.» Она кивнула головой и внимательно осмотрела номер. Никого вроде не было. Она чуточку успокоилась: «Простите, Гурген...не запомнила отчества...у меня очень мало времени.» Он помог ей сесть в кресло и сел напротив на диван: «Можно просто, Гурген. В Баку и Степанакерте меня все знают по кличке «Арч». Не слышали?» Он говорил на карабахском наречии армянского языка.

Белла вспомнила: «Сурая как-то говорила мне об «Арче». Говорят, Вы сказочно богатый цеховик и у Вас широкие связи. Это правда?» Он улыбнулся: «Не хотел бы выглядеть нескромным. Но не жалуюсь: на жизнь хватает. И всегда пытаюсь помогать людям. Особенно, красивым женщинам.» Белле понравился ход беседы: «А что привело Вас в наш Ереван, дорогой «Арч»? Неужели только необходимость передать привет от....не будем называть имён? Как говорит Сурая, от «клёвого чувака»?»

Гурген открыл бутылку армянского коньяка, разложил два фужера и подвинул к гостье вазу с шоколадными конфетами: «Представьте себе, только по этой причине я здесь. Этот человек делает для моей семьи очень много. И насколько я понял, он просто влюбился в Вас.» Изабелла усмехнулась: «Любящий человек так не поступает с честной замужней женщиной. По его милости, я попала в очень трудное...положение.»

Гурген понимающе кивнул головой: «Знаю, Изебелла Джумшудовна, что Вы имеете ввиду. Вы достойная супруга уважаемого в Армении человека. И если бы Вы не остерегались бы огласки, я мог бы пригласить Вас в самый лучший ресторан...а не в гостиницу.» Она замахала руками: «Нет-нет! Ради Бога! Ни в коем случае. Мне здесь гораздо уютнее, честное слово.»

Гурген поднял бокал: «Давайте выпьем за здоровье малыша, которого Вы носите под сердцем, Изабелла Джумшудовна.» Она смущённо отпила два глотка: «Дело в том, что я ещё не решила...как поступить... Вполне возможно, что придётся....» Он остановил её: «Что за чёрные мысли! Разве можно лишать жизни неродившееся дитя ?» Потом тихо добавил: «Тем более, что он наполовину армянин!»

Она достала из сумки платок: «Во-первых, ещё не известно это «он», или «она». И потом, Гурген-джан, Вы же знаете, что наполовину ребёнок всё-таки ...турок. Это же на всю жизнь! Ну и представьте себе, ребёнок вырастит и будет похож на своего биологического отца...этого «клёвого чувака». Что я скажу своему мужу, своей маме, Католикосу, который будет крестить?»

Гурген слушал внимательно и затем попытался возразить: «Тем не менее, меня  попросили передать Вам, что обязательно должны родить. Он так и сказал:  все последствия он берёт на себя.» Белла покачала головой: «Все они много чего обещают, до того как ....овладеют честной женщиной. А потом – прячутся в кусты.» Она встала и твёрдо обьявила: «Можете передать: мне придётся сделать аборт! Хотя мой гинеколог и опасается за мою жизнь.» Она решительно направилась в сторону двери.

Гурген остановил её: «Изабелла Джумшудовна, я ещё не закончил. Вернитесь, пожалуйста.» Он посадил её на диван. Затем открыл небольшой саквояж и достал оттуда невероятной красоты жемчужное колье с дюжиной бриллиантов по всей окружности сапфирового кулона. Гурген осторожно преподнёс это к её шее: «Позвольте застегнуть.»

Белла почувстовала не только величественную тяжесть, но теплоту жемчуга. Он помог ей встать и не спеша подвёл к зеркалу: «Он заказал это в Филлипинах. Всего в двух экземплярах. Один носит его супруга, второй – Вы.»  Белла не знала, как поступить. Не отрывая восхищённого взгляда от драгоценности, Белла провела рукой по животу: «Нет, Гурген-джан. Верните эту безделушку хозяину и скажите, что армянки не продаются!»

Гурген снял ожерелье, вложил его в саквояж и достал оттуда  видеомагнитофон Panasonic. Очень ловко присоединил его к стоящему рядом телевизору. Взглядом велел Белле сесть. Она почувствовала, что колени не держат туловище: она уже видела такой «видик» на даче у своего гинеколога Гагика. Они пару раз смотрели порно-фильмы.

При наступившей тишине Белла увидела на экране знакомый номер в гостинице «Интурист» в Баку и услышала знакомые голоса. Один из них принадлежал ей самой: «Только не надо спешить, Гейдар. Дай мне кончить.» Гурген перемотал и остановил кассету уже ближе к концу. Она провожала Гейдара удверей: «Ты хочешь мальчика, или девочку?» Гейдар притянул её за попу: «Мальчики у меня есть. Даже двое. Роди мне девочку.»

Белла сидела, не шевелясь. Её губы задрожали: «Он меня шантажирует? Что я ему сделала плохого? Исполняла все его капризы. А он, сукин сын, меня записывал?» Гурген выключил магнитофон и положил его обратно: «Успокойтесь, цаветанем. Прошлого не вернёшь.» Она умоляюще посмотрела на него: «Что мне делать, «Арч»? Хоть Вы мне помогите найти выход.»

Он погладил свои волосы: «Напрасно беспокоитесь, матах. Во-первых, эту запись он никогда не сможет использовать, потому что речь идёт и о его репутации. Во-вторых, даже если он передаст запись Вашему мужу, то и генерал Гурджиян скорее всего пропустит это мимо ушей. Кто захочет прослыть рогоносцем на такой должности?»

Белла поднялась: «Вы правы, Гурген-джан. Я даже не подумала об этом. А вот когда я рожу от него, то смогу сама его шантажировать!» Он обнял её: «Ходят слухи, что «клёвый чувак» скоро может стать хозяином Азербайджана. Напоминая ему, что Вы мать его ребёнка, сможете управлять вместе с ним.»

Она с благодарностью посмотрела на него: «Спасибо Вам, «Арч». Вы меня здорово успокоили. Я Ваша должница.» Он снова застегнул жемчуг на её шее: «Долг платежом красен, цаветанэм.  После родов я обязательно навещу Вас. Если не против.» Белла многообещающе улыбнулась: «Только с удовольствием.»

Мгер терпеливо ждал её уже полтора часа. Белла села и поправила помятую юбку. Посмотрела на часы: до исповеди у Католикоса оставалось достаточно времени. Надо бы принять душ, а то неудобно перед Святым человеком. И надеть его любимое бельё: «Мгер-джан, поехали домой. У меня сегодня очень напряжённый график.»

Когда она входила в покои Вазгена Третьего, колокола возвестили восемь часов вечера. Иерей в чёрном плаще с капюшоном проводил её до дверей и вернулся в свою келью. Католикос стоял на коленях перед большим крестом в белом ночном хитоне и белых кальсонах, без головного убора. Он любил рано ложиться спать. Она медленно подошла и присела на колени справа от него. Склонила голову в молитве.

Вазген Третий ( в миру Газар Абрамович Такунц) перекрестился три раза, поцеловал крест, висевший на шее. Затем повернул голову к ней: «Я тебя слушаю, Изабелла. Расскажи, как это произошло, где это было и кто он. Только подробно.» Она сняла с головы платок и предложила: «А может быть не надо? Я же знаю, что тебе нужно, Газар-джан. Даже надела твоё любимое бельё. Зачем терять время. Идем.»

Он послушно встал и направился к постели под большим балдахином. Потушил свечи, разделся и лёг на спину: «Иди ко мне, развратная ты женщина. Сделай так, чтобы я забыл про твои грехи. Иначе мы оба попадём в ад.» Она разделась и лишь приспустила до колен розовые панталоны, оставшиеся после смерти бабушки. Его руки погладили старинную ткань: «Даже в темноте ты мне напоминаешь мою покойную Ануш, Царствие ей небесное.»

Все мужчины одинаковы, невзирая на титулы и ранги, цвет кожи и размеры. Всех надо сначала разбудить, потом возбудить и наконец пристыдить. Белла уже знала, что прелюдия займёт не меньше десяти минут. И точно: в половине девятого она сошла с дистанции и укрыла Его Святейшество тёплым одеялом. Он дышал ровно и удовлетворённо. Когда Белла оделась и подошла к дверям, Вазген Третий захрапел. И это означало, что исповедь состоялась, грехи отпущены.

Она вернулась домой в десять вечера. И как раз вовремя: раздался телефонный звонок из Москвы: «Цаветанэм, совещание закончилось. Завтра после двух буду уже дома. Как ты себя чувствуешь? Никаких тяжестей не поднимай. Я поручил Мгеру, чтобы помогал тебе.» Белла успокоила его: «Всё в порядке, не переживай. Дома всё есть, слава Богу. А ты где, в гостинице?»

Он сидел  в уютной сауне на окраине Москвы: «Да конечно, в обычном номере гостиницы. Скоро уже лягу спать. Ты тоже отдыхай. Но я хотел тебя спросить. Дело в том, что сегодня на совещании мой коллега из Азербайджана поздравил меня с твоей беременностью. Как он мог узнать об этом так быстро?»

Белла замялась. Затем после паузы сообразила: «Он наверняка узнал от Сураи. Я же  звонила ей. Совсем забыла тебе сказать.» Георгий спросил: «Они что, родственники?» Белла рассмеялась: «Очень даже близкие: она его любовница, Жора-джан. Только смотри, не проболтайся. »

Георгий облегчённо вздохнул: «В этом мире всё перевернулось вверх дном. Никогда бы не подумал такого про эту интеллигентную женщину. Она же супруга такого важного человека!» Белла поддакнула: «Молись Аствацу, что тебе досталась такая, как я. Ты должен мыть мне ноги и пить эту воду.»

Положив трубку, Георгий вошел в предбанник. Пухленькая татарочка Хусния уже полчаса массировала своим языком анал лежащего на ней Манвела Константиновича Даллакяна. Тот в свою очередь пытался достатьтем же способом клитор. Но безуспешно. Георгий хотел было пройти в душевую, но Хусния рукой подозвала его: «Жорик, этот случай безнадёжный, дорогой. Обьясни ему сам.»

Манвел сошёл с дистанции сломленным, но не сдавшимся: «Это твоё лечение безнадёжное! В нашем Степанакерте ...в Азербэйджане есть лекарь, который сумеет вылечить обыкновенную простату. Давай Георгий, собирайся поедем в гостиницу. Это пустой номер!»




28. Парижские тайны.

Аэропорт Orly был похож на шумный муравейник.  С последними пассажирами по трапу рейса Москва-Париж спускалась Баладжа-ханым Алибекова под руку с Ровшаном. Она выглядела помолодевшей и даже сбросившей лишний вес. Это чувствовалось и по одежде. Вошедшее в моду мини-платье ярко жёлтого цвета интригующе обнажало ноги очень выше колен. Шагая по лестнице вниз, она невольно и исподволь демонстрировала нижнее бельё.

Гейдар попытался перед отьездом сделать ей замечание, но Баладжа-ханым пристыдила его аргументированным примером популярной в те годы Жаклин Кеннеди.  Бакинский парикмахер Айдынчик, известный своими «голубыми» манерами, обслуживал только столичный бомонд. Буквально за три часа до вылета рейса Баку-Москва  сотворил из её пышных волос произведение искусства под названием A-la-Jaquelin.

Прославленный на всю страну,  подпольный фарцовщик Солтан по кличке  «Халлы» (с родинкой) практически бесплатно снабдил её итальянскими шляпами под каждый наряд, узконосыми туфельками на средних и высоких каблуках, полдюжиной сумочек на каждый возможный случай.

Но когда под конец он небрежно разбросал на столе пакетики с десятками импортных трусиков и бюстгальтеров, у Баладжа-ханым закружилась голова. Она выбирала долго и тщательно, зная вкусы тех, кому это предстояло лицезреть их в интимной обстановке.

Время от времени она вопросительно смотрела на знаменитого фарцовщика. Он вместе с ней изучал детали белья, примеряя поверх халата, и будучи экспертом, одобрял, или убирал в свой чемодан. Европейская мода на женское бельё середины 60-х  носила печать обманчивой недоступности и в то же время – подчёркнутой жеманности эрогенных зон. Хотя большинство советских мужчин довольно слабо разбиралось в таких капиталистических тонкостях. Именно поэтому Баладжа-ханым с доверием относилась к мнению этого элегантного, надушенного и симпатичного стилляги.

Завершив выбор,  «Халлы» собрался уходить,  категорически отказавшись от денег: «Ну что Вы, can;m Xan;m (госпожа душенька)! Какие деньги могут осчастливить меня больше, чем одна улыбка на Вашем лице.  Благополучно возвращайтесь домой, расчитаетесь как-нибудь in;a Allah ( с позволения Аллаха) Женщина с Вашим вкусом редкое явление в нашем мире. Тем более, с таким ...мужем.»

Его шаловливый взгляд откровенно сверлил ложбинку в  слегка распахнутом халате. Баладжа-ханым уловила направление мыслей Солтана, слегка поправила халат так, чтобы картина была полной, и попыталась настоять: «Мне как-то неудобно, Солтан. Ну хотя бы полцены!» Он загадочно подмигнул ей: «С Вами спорить просто невозможно, Баладжа-ханым. Чисто символически, возьму из Ваших пальчиков «двадцать пять» рублей. Всего лишь как память о нашей первой встрече.» Она с роскошной улыбкой протянула ему купюру в пятьдесят рублей: «Уж лучше, как залог наших будущих встреч.»

Огромная фиолетового цвета шляпа, которую фарцовщик «Халлы» вручил, как pe; ke; (бонус), блестяще гармонировала с лёгким полу-плащом, туфельками и сумочкой. Грудь украшало жемчужное колье из Филлипин, на которое в последнюю ночь расщедрился Гейдар.

Она шла по трапу величественно опираясь на руку Ровшана , как на фараонский жезл. Налегая не столько локтём, сколько налитой грудью четвёртого размера. Её «фараон» поддерживал её  с гордо поднятой головой  ступенка за ступенькой, напряжённо пытаясь скрывать свободной рукой крайне возбуждённый «жезл». Пять часов полёта с нежными ласками женской руки под пледом превратили благовоспитанного юношу в голодного львёнка.

Не успели они ступить на землю благородной Франции, как перед ними выросла внушительная фигура. Он внешне напоминал популярного в те годы французского кинозвезду Жана Маре. Баладжа-ханым только недавно смотрела, вышедший на бакинский экран с большим опозданием фильм «Парижские тайны».  Она смотрела на мужчину с нескрываемым любопытством. Такой же широкий лоб, мощная квадратная челюсть, огромные голубые глаза, пышная каштановая шевелюра.

Он широко улыбался: «Добро пожаловать в Париж, товарищ Алибекова. Меня зовут Расим Исабеков. Гейдар Алекперович просил встретить и создать Вам комфортабельные условия в Париже.» Баладжа-ханым ответила, чуточку смутившись: «Как мило с Вашей стороны, Расим. Очень признательна. Это племянник Гейдара,  Ровшан. Мы сразу поедем в гостиницу, или есть другие планы?»

Расим был в модном плаще болонья, под которым хорошо смотрелся светлокоричневый кримпленовый двубортный костюм и такого же цвета мохеровый шарф.  Усадив гостью вперёд, а Ровшана на заднее сиденье, сам сел за руль довольно приличного Renault 1959-го года выпуска: «Думаю, после длительного перелёта Вам лучше отдохнуть. А завтра с утра я буду к Вашим услугам, Баладжа Джебраиловна.»

Расим мельком бросил взгляд на выглядывающие из-под подола кружавчики трусиков и хладнокровно завёл двигатель: «Ваш супруг принял мою рекомендацию разместить вас в отеле Astoria. Это недалеко отсюда, километров пятнадцать. Практически в центре Парижа. Близко от музеев и модных бутиков.» Баладжа-ханым внимательно рассматривала улицы и витрины, время от времени отмечая про себя мужественный профиль Расима. «От него так и пахнет...изысканным самцом!»-мелькнуло в голове.

За рулём сидел культурный атташе советского Посольства и он же -  майор Комитета госбезопасности под дипломатическим прикрытием. Между прочим, с очень богатым родословным. Его дед Газанфар Исабеков прославился тем, что дашнакам представлялся жертвой турецкого геноцида. Англичанам, пришедшим на помощь, заявил, что чудом избежал казни в армянском плену. Но в конце концов на заре советской власти обьявил себя двадцать седьмым бакинским комиссаром. Анастас Микоян был оскорблён до глубины души, но в конце концов пошёл с ним на компромис: двадцать восьмым!

Мать Расима Исабекова была личным помощником и соратником Лаврентия Павловича Берии. Не сумев убедить мужа Агададаша Исабекова быть лояльным к Партии и Правительству, сдала его органам НКВД. Спустя полтора года после расстрела родила ему сына, очень похожего на.... Жана Маре.

Между тем, Ровшан, сидевший за его спиной,  не терял времени зря: без остановки щёлкал городские пейзажи новеньким фотоаппаратом «Зенит», который перед отьездом ему подарил дядя Гейдар. И тут же вспомнил его слова: «Не забывай фоткать и мою жену почаще, сынок!» Он впервые назвал Ровшана «сыном», и мальчик вспомнил, как отец однажды назвал его мать «шлюхой», ушёл из дому и с тех пор они больше не виделись.

Минут через двадцать они подьехали к уютному и старинному зданию на углу Rue de Moscou. Формальности заняли минут пять, и молоденький портье вместе с ними и багажом поднялся на второй этаж. Номер был просторный и светлый, с окнами на шумный бульвар.

Расим прошёлся по номеру и с сожалением на лице извинился: «Простите мою недоработку, Баладжа Джебраиловна: здесь одна постель, правда двухместная. Если хотите, я переговорю ....» Она покачала головой: «Ничего трагического в этом нет. Он с детства любил спать со мной, когда мать оставляла его у нас.»

Расим с понимающей улыбкой посмотрел на часы: «Ну тогда располагайтесь, отдыхайте. Вам сложно будет разобраться с меню. Но если не против, я закажу для вас ужин в номер на свой вкус.» Баладжа-ханым поблагодарила: «Спасибо большое. Ждём Вас завтра.»

Он оставил визитку: «Если что-то понадобится, звоните без стеснений. Увидимся в 10 утра.» Затем опередив вопрос во взгляде гостьи, добавил: «Вы никого не побеспокоите своим звонком: я холост.» Заперев за Расимом, она задумчиво вернулась в спальню. «Ему наверняка лет сорок. И вдруг холост? Даже не разведён?»-задала себе возбуждающий воображение вопрос.

Ровшан сидел на широкой постели в одних трусах, еле удерживая в руках свой «жезл», с умоляющим взглядом молодого тигра, которого долго не кормили. Баладжа-ханым вдруг стало смешно: «Ах ты мой маленький кобель! Ну-ка, покажи мне, как соскучился!»

Она кокетливо повернулась к нему спиной, чтобы он растегнул длинный замок на платье. Оно упало к её ногам. Баладжа стояла напротив большого зеркала в короткой нижней юбке светло-салатового цвета с кружевами на подоле, из под которой выглядывали симпатичные обтягивающие ноги выше колен резиночки трусов.

Лунный свет из окна придавал ей облик утончённого изваяния. За спиной она видела изумлённое и восхищённое лицо...почему-то... Расима. Дрожащими руками он обнял чашки белоснежного бюстгальтера и приподнял их. Грудь опустилась тяжело и похотливо. Его пальцы коснулись сосочков, которые уже были готовы к этой встрече.

Она взглядом попросила растегнуть лифчик, и он тут же упал на коврик рядом с юбкой. Она прикрыла веки в ожидании пальцев на резинках обтягивающих попу белых трусиков. В полумраке она увидела на ногах красные полоски. И на них губы...Жана Маре. Он целовал ей ноги,  медленно снимая с неё бельё. Его губы приблизились к лобку, а руки обняли ягодицы. Баладжа почувствовала, что уже не может контролировать себя.

Даже не разобрав постель, она вцепилась в него, словно львица, оказавшаяся в одной клетке с тигром. Она обхватила «жезл» двумя руками и прошептала: «Как он у тебя вырос за прошедший год, qurban olum (стану жертвой)!»  И впустила его в давно жаждущую и влажную «обитель».

Сквозь прикрытые веки с наслаждением следила за выражением лица юноши, на  глазах превратишегося в зрелого ...дипломата Расима. Он извергался с таким мощным рёвом, что Баладжа-ханым получила оргазм от одного его голоса: «Я тебя обожаю....». И сама испугалась: чуть не назвала его....Жаном Маре.

Баладжа-ханым уснула, как сурок, даже не укрывшись. В тишине тёмной спальни то и дело раздавались щелчки и вспыхыивал яркий свет. Ровшан с болтающимся наперевес «жезлом»,  выбирал самые эффектные ракурсы для сьёмок. С каждым новым снимком он всё больше возбуждался. Наконец, раздался стук в дверь: это был ужин. Он осторожно приложился рукой к её плечу. Она открыла глаза. Перед её взором торчал королевский «жезл», готовый ко второй коронации.

Наутро в десять часов они оба пунктуально спустились в вестибюль гостиницы в ожидании любезного дипломата Исабекова. Баладжа-ханым выглядела ужасно: сказалась бессонная ночь. Взбесившийся мальчик успокоился наконец, лишь в шесть утра. Но ей расхотелось спать, и она сама оседлала его: «А теперь уже я хочу тебя трахать!».

Портье предложил им кофе. Баладжа-ханым поняла, что эта чашка кофе служит ей жизненным бальзамом. Через окно была видна многолюдная парижская улица. Беспрерывно сновали автомашины и пешеходы.

Вскоре, в четверть одиннадцатого у дверей гостиницы припарковалась автомашина Расима. Он вышел из неё не один. Из передней пассажирской двери еле выбрался небольшого роста, довольно пухленький мужчина средних лет с солидным задом. Они обнялись и поцеловались прямо посередине улицы. Рука Расима крепко сжимала толстяка за попу. Он ещё раз припал к его губам, что-то сказал и дружески хлопнул по ягодице. Попастый перешёл улицу и сел в роскошный лимузин белого цвета. За рулём сидел чернокожий водитель в ливрее и фуражке

Баладжа-ханым от шока чуть не разлила кофе на свою кожаную мини-юбку. Они с Ровшаном переглянулись. Ровшан ухмыльнулся: « А Расим, кажется ...;;tver;n? (петушок)». Баладжа-ханым прыснула со смеху: « Ну зачем так грубо, хулиган? Он всего лишь педик. Хотя, вот по поводу толстяка...ты совершенно прав! А мне нравится, когда ты выражаешься!»




29. Свершилось.(Заключительная глава)


В начале июля 1969 года в мире была тишь и благодать. Рабочий календарь Леонида Ильича в основном состоял из докладов о  малозначительных, незначительных и вовсе незначимых событиях. Самым важным была  ситуация на острове Даманском. Но и она начинала успокаиваться. Китайцы поняли всю решительность Брежнева, уже освоившегося с глобальной политикой.

Известный миллиардер Дэвид Рокфеллер провёл с Генсеком пару телефонных разговоров, и понял истину: его встреча с членами Политбюро закончилась вничью. Вторая мировая держава ни на сантиметр не подошла к компромиссам. Наоборот, после вторжения в Прагу с Брежневым прекратили контакты руководители США, Великобритании, Франции. Разладились отношения с Броз Тито, Николае Чаушеску, Анвером Ходжа.

Андрею Андреевичу  Громыко легко удалось увлечь Леонида Ильича индийскими фильмами и пакистанскими танцами. Брежнева так очаровала женская пластичность, что одно время он даже завёл себе любовницу из Кашмира. Правда, спустя месяц признался своей фаворитке Нине: «Хонеккер цалуется лучше.»

Пользуясь тишиной в международной обстановке, часто звонил министр обороны.  Андрей Антонович Гречко заверял Генерального, что китайцам уже «кирдык»: «Штук пятьсот положили удобрять землю, успокоились.» Завершая очередной доклад, намекнул: «В такую жару грех сидеть в Кремле, Леонид. Не махнуть ли нам в Завидово?»

Леонида Ильича дважды упрашивать не приходилось: «Давай, подьезжай. Правда, у меня тут двое должны прибыть на  утверждение. Но могут и подождать, не расстают.»  Связался с приёмной: «Ну кто-то там из Азербэйджана уже подьехал?» Он услышал  соблазнительный тенорок Вероники: «Но Вы же назначили на шесть, Леонид Ильич.»

Брежнев вздохнул с облегчением: «Ну тогда занеси-ка мне чаю.... с варением.» Вероника уже знала, какого «варения» обычно хочет Генеральный. Вышла в коридор, предупредила дежурного офицера: «Никого к нему не впускай, пока я не скажу.»  Забежала в туалет напротив. Сняла трусики, спрятала в сумочку, на скорую руку подмылась: Леонид Ильич любит «варение» из чистого блюдечка.

Она входила всегда неповторимо изящно. Он просто балдел от её походки. Снял очки,  брови вскочили вверх. Вероника подумала про себя: «Лучше бы не только брови!» Он пару раз крякнул, очищая голосовые связки: «Иди сюда, птичка-невеличка.» Вероника ему нравилась небольшим ростом и детским личиком. Никогда не носила лифчик: её персики не нуждались в поддержке. Но зато соски от прикосновения росли, как на дрожжах!

Она привычным движением уселась на стол, задрав подол юбки и сбросив кофточку на ковёр к его ногам. Кресло подкатилось к ней, и Леонид Ильич с жадностью припал к «блюдцу с варением».  Обычно это продолжалось недолго: минут шесть-семь. Он «наедался» быстро.

Напольные часы пробили два часа, когда Вероника облегчённо вздохнула. Он вытер губы салфеткой и произнёс крылатую фразу: «Врачи запрещают мне есть много сладкого: у меня обнаружили диабет.» И как обычно пригрозил пальцем: «Это всё ты виновата со своим «варением». Доктор Чазов так считает!»

Соскользнув со стола, она решила поправить бумаги, лежавшие под её попой. Справка из  Секретариата была немного помята и намокла. Она спросила: «Мне перепечатать, Леонид Ильич?» Он утомлённо надел очки и пробежал глазами. Затем кивнул: «Давай, перепечатай. А то как-то неудобно перед этим... как его по батюшке...Алибековым из Баку.»

Брежнев посмотрел на часы: «И вот что ещё. Генерала Рустамбекова отправь-ка обратно. Не понадобится.» Потом вспомнил: «Найди мне Нину, вызови машину, предупреди охрану». И удивился самому себе: «Прямо в рифму получилось!» Встал из-за стола: «Еду в Завидово. Свяжи меня с Андреем Антоновичем.»

Банька была натоплена добела. Стол был накрыт по-царски. Нинка приехала не одна: «Знакомься, Лёнь, это моя самая близкая подруга Натаха.» Потом нагнулась к уху: «Так цалуется, что помолодеешь лет на десять!» Наталья представилась: «Юрий Владимирович высоко ценит мои языковые способности, особенно в английском.»

Брежнев выпил холодной водочки, крякнул, сломал солёный огурчик пополам, медленно прожевал: « Ну меня больше интересует французский. А скажи мне, куда твой  Юрий Владимирович любит кончать?» Наташа сняла с себя белое полотенце, предоставив ему обозревать всю картину, взяла в ладошку главный «символ» страны и игриво посмотрела ему в глаза: «А вот это, Леонид Ильич самая страшная государственная тайна!»

Брежневу понравился ответ: «Молодец девка! Вот я люблю наших советских.... ляди! А то привыкли трубить: француженки, итальянки, американки! Говно всё!»

Леонид Ильич остался доволен. Подозвал Нину к себе: «У тебя получается гораздо лучше. Но благодарю за подарочек. Для первого раза Наталья показала высший класс! А вот кто-то мне в Политбюро говорил, что у нас в стране секса нет. Смотря для кого? Вот что я тебе скажу!»»

Он пригласил девок сесть справа и слева от себя: Угощайтесь и не стесняйтесь.»  В дверях повился Управляющий хозяйством: «Скоро подадим лосося, Леонид Ильич. Что ещё прикажете?» Он подозвал его: «Подойди поближе. Помню, ты рассказывал о запаснике со шкурами редких зверей. Принеси парочку самых ценных для моих.....лядей.»

Зазвонил телефон. Это была Вероника: «Леонид Ильич, гость из Баку ждёт Вас. Может его тоже отправить обратно?» Леонид Ильич спросил маршалла Гречко: «Слушай, а зачем я вызывал Алибекова, ты не помнишь?» Гречко не мог оторвать взгляда от сисек Натальи, но оказалось, был трезвее Генсека: «Наверное, из-за столкновений в Карабахе.» Брежнев велел Веронике задержать гостя: «Буду через полчаса.»

Брежнев вошёл к себе в кабинет ровно в семь часов тридцать пять минут. И вызвал Веронику. Гейдар Алибеков машинально посмотрел на часы, когда Вероника вошла в кабинет Генсека. Прошло минут пятнадцать, и она пройдя к своему столу, кокетливо поправила причёску. Достала зеркало из сумочки, освежила помадой губы и игриво посмотрела на статного генерала: «Леонид Ильич ждёт Вас.» Сама при этом проводила глазами его мускулистую попу. «Вот у него точно не только брови стоят!»

Гейдар достал из кармана белый, накрахмаленный платок и вытер пот со лба. Поправил воротник пиджака, пригладил рукой галстук и решительно потянул на себя дверь в самый главный кабинет страны. Войдя, он выпрямился в струнку и громко, по уставному доложил: «Товарищ Генеральный Секретарь, Алибеков Гейдар прибыл по вашему указанию!»

Брежнев сидел за столом в свежей сорочке, но  при сьехавшем налево галстуке: «Проходи, Хайдар Али Акперович. Садись. И давай без церемоний. Ты чай будешь?» Гейдар сел и поблагодарил: «Спасибо, Леонид Ильич. Нет, пожалуй, откажусь.»

Генсек откашлялся: «Значит, тут такое дело. Семён Кузьмич тебя очень рекомендует на пост Первого Секретаря ЦК. Правда,  Андропов предлагает мне рассмотреть сразу две кандидатуры. В том числе и твою, конечно. Он тоже отзывается о тебе очень положительно.»

Наступила тягучая пауза. Затем Брежнев чавкнул губами и продолжил: «У меня к тебе вот какой вопрос, Хайдар. Расскажи-ка ты мне, как сына Юрия Владимировича, Игорька нашего освобождал ...в Будапеште?»

Гейдар не был готов к этому. Если подтвердить своё участие в секретной операции 56-го года, то это вряд ли понравится Андропову. А если отрицать, то Брежнев может упрекнуть в неискренности и даже в неуважении. Неожиданно Леонид Ильич по наивности сам же и помог: «Ну да ладно. Понимаю, щекотливая ситуация у тебя.»

Он полистал другую бумагу: «Но вот тут анонимка была на тебя после войны. Якобы, наследил ты у себя в Нахичевани с ....незаконнорожденным. » Гейдар понял, что надо рассказать правду: «Да, Леонид Ильич. Согрешил по молодости. Но исправил свою ошибку, забочусь и о мальчишке, и о его матери. Он даже любимец моей супруги. Ни в чём не нуждается.»

Он посмотрел на  Гейдара из под очков: «Надеюсь, не снасильничал, как тут пишут?» Гейдару стало жарко не на шутку: аж трусы промокли. Он вытирая пот, покачал головой: «Нет-нет, Леонид Ильич,... по взаимному согласию. Она же мне не чужая...кузина всё-таки.»

Брежнев с ухмылкой отпил чаю: «Мне бы такую кузину! Мы все небезгрешны. Но никогда не позволяй себе насилия в отношении женщин. Их надо брать лаской.» Он снял очки и задумчиво сказал: «Республика у тебя не очень благополучная. Моллаев не справляется. Я уже пять лет его поправляю, терплю.  Запустил хлопководство. Вокруг семейственность, взяточничество, очковтирательство. Попахивает национализмом. Мне вот докладывают: сидит, говорят, под каблуком своей жены. А она ...извини меня...пропускает кадры через свои трусики. Ты случайно не близок с ней?»  Гейдар вскочил, как ужаленный: «Ну что Вы, Леонид Ильич! Я туда не влезу!»Брежнев расхохотался.

Затем после паузы внимательно посмотрел в глаза собеседнику: «А как у тебя отношения с супругой? Мне тут докладывали, что красивая она у тебя. Не пошаливает?» Гейдар с облегчением вздохнул: «Грех жаловаться, Леонид  Ильич. Живём в любви и согласии... вот уже девятнадцать лет. Она у меня очень воспитанная в старых традциях.»

Зазвонил селектор: «Леонил Ильич, звонит Кочинян из Еревана. Говорит, срочно.» Брежнев посмотрел на Гейдара с ухмылкой: «Соединяй, Вероника. Как раз кстати.» По громкой  селекторной связи Гейдар узнал голос Секретаря ЦК Армении по идеологии: «Дела совсем плохи, Леонид Ильич. В Степанакерте против очень мирной демонстрации азербэйджанская милиция применила оружие. Есть убитые и раненные.»

Брежнев остановил его: «Знаю, мне уже докладывали. Моллаев принимает меры. Ну а вам я бы не советовал вмешиваться. Эти демонстрации носят антисоветский характер!  Мы разберёмся. И без излишних эмоций! Ты бы лучше занялся подпольной партией националистов у себя  в Ереване.» Не попрощавшись, повесил трубку.

Брежнев строго посмотрел на Алибекова: «Даю тебе полгода. Наведи порядок в Карабасе-Барабасе и доложи лично.» Затем спросил: «У тебя, кажется ,есть некоторое родство с армянами? Скажу прямо, без обиняков: вы все там на одно лицо, что грузины, что армяне, что азербэйджанцы.»

Гейдар с улыбкой ответил: «Так точно, Леонид Ильич. На Кавказе все друг другу родня. Как одна советская семья. У меня очень много приятелей и дальних родственников в Армении. Собственно говоря, мои родители оттуда. Да и тёща, карабахская армянка.»

Брежневу понравился ответ: «Ну видно, ты дружишь особенно....с армяночками. Думаю, справишься!» Гейдар вскочил, как возбуждённый огурец после стопки водки: «Даже не сомневайтесь, Леонид Ильич. Кстати, я  давно писал Вам о недостатках нынешнего руководства, и чётко представляю себе, с чего надо начинать.» Леонид Ильич заинтересовался: «И с чего начнёшь?» Гейдар тут же отрапортовал: «С кадров, Леонид Ильич. И в первую очередь в Нагорном Карабахе!»

Брежнев поднял трубку внутренней связи: «Иван Васильевич, я остановился на кандидатуре Алибекова. Поезжай вместе с ним в Баку» Затем обратился к Алибекову: «Капитонов, секретарь ЦК будет тебя представлять на Пленуме в Баку. Позаботься о нём.»  И наконец,  Гейдар услышал фразу, ради которой был готов упасть в ноги Царю-батюшки: «Можешь приступать к новым обязанностям. И смотри, не подведи меня.»

Гейдар Алибеков вышел из машины на Красной площади: «Майор Прутин, езжай в гараж, я пройдусь пешком.» Он медленно двинулся в сторону ГУМа, мысленно перебирая в голове фразу московской татарочки Хуснии после анального массажа: «Твоя судьба уже решёна. Быть тебе королём трефовым.»

Подойдя к входу в ГУМ, он вспомнил, что собирался купить себе новую фетровую шляпу. Остановился у витрины магазина головных уборов. И вдруг в отражении на стекле он  увидел удивительно знакомую женскую фигуру.

Она держала за руку мальчишку примерно двух-трёх лет. В темных чулках, попка, обтянутая юбочкой, плечи и шея притягали, как магнит. Правда, волосы были не светло-золотистые, а почему-то каштановые. Она стояла к нему спиной, покупая сыну мороженое.

Гейдар непроизвольно позвал: «Эрна? Мовсесян?» Она медленно повернула к нему своё лицо. Это была девушка из его сновидения, очень похожая на Эрну Мовсесян. Как ни странно, она улыбнулась ему: «Ну здравствуй. Наконец-то я встретила тебя.» Голос он уже слышал во сне.

Он подошёл ближе и внимательно рассмотрел её. На груди у девушки висел медальон. Это был тот самый, с его фотографией, подаренный Эрне в аэропорту «Внуково». Он стоял в растерянности, не зная, что сказать. Арега спросила первой: «Мы кажется с тобой знакомы через сон?»

(КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ)

Даллас, Техас, США
29 мая 2023 года