Нелегкая судьба Дмитрия Шепилова

Ярлык "и примкнувший к ним" настолько прочно прилип к Дмитрию Шепилову, что эта нелепая хрущевская словесная конструкция сопровождала его всю жизнь. Его записали во враги, поставили на один уровень с членами антипартийной группы Молотова, Кагановича и Маленкова. И, с другой стороны, отделили от сталинской гвардии, назвав "примкнувшим". Вроде бы он с ними, и в то же время сам по себе.

В сущности, так оно и было. И судьба Дмитрия Трофимовича Шепилова не похожа на биографии сподвижников Сталина. Он всю свою карьеру был плоть от плоти системы, взрастившей его, и одновременно стоял особняком. Человек прямой и волевой, не стеснявшийся говорить в глаза все, что он думает, невзирая на лица. За что и поплатился..

Перечивший Сталину
Дмитрий Шепилов родился в 1905 году в Ашхабаде в классической рабоче-крестьянской семье — отец рабочий, мать крестьянка, не умеющая читать и писать. Сам Дима грамоте обучился в школе, а затем продолжил свое образование в Ташкенте и следом сразу в Москве. В 21 год он заканчивает юридический факультет МГУ, а следом аграрный факультет Института красной профессуры.

Тягу к академической науке он почувствовал еще на первых курсах, поэтому после окончания учебы пошел не на завод, а углубился в изучение экономики и планирования. В 30 лет молодого ученого взяли на работу в ЦК партии, где поручили заниматься вопросами науки. И тут в его судьбе произошло первое испытание на прочность и принципиальность. Однажды на отраслевом совещании с участием Сталина Шепилов посмел возразить "отцу народов". Мало того, на предложение взять свои слова обратно и публично покаяться, ученый ответил отказом. И тут же вылетел из ЦК.

Но его академическая карьера от этого только выиграла. Шепилов с головой ушел в написание статей и научное обоснование социалистического планирования. В 1938 году он занял должность ученого секретаря Института экономики АН СССР и параллельно с этим стал преподавать политэкономию студентам.

Когда началась война, Шепилов получил бронь и должен был эвакуироваться вместе с институтом в Среднюю Азию. Но он отказался и ушел на фронт добровольцем. За пять лет войны прошел путь от ополченца до генерал-майора, начальника политотдела 4-й гвардейской армии. А закончил воевать в должности военного коменданта Вены.

Иностранные дела
Началась мирная жизнь, а Шепилов вновь вернулся на партийную работу. Видимо, Сталин простил ему резкие высказывания, а может быть на старость лет он стал нуждаться вот именно в таких, как Жуков и Шепилов, которые по меткому выражению одного из историков "могли выдержать взгляд вождя".

Карьера ученого идет в гору. В 1947-м он в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), с 1952 года — главный редактор "Правды". При этом Шепилов постоянный член идеологической комиссии при Сталине, а еще и член-корреспондент Академии наук СССР.

После смерти вождя Шепилов остается в обойме. Это именно его считают автором доклада о культе личности Сталина, который Хрущев зачитал с трибуны XX съезда в 1956 году. Новый партийный лидер талант академика оценил. Да так, что назначил его в 1956 году министром иностранных дел, сместив с поста сталиниста Молотова.

И это была вершина карьеры Дмитрия Трофимовича. До его падения оставался еще целый год, и на должности руководителя внешнеполитического ведомства Шепилов запомнился двумя знаковыми вещами.

Первое — он развернул внешнюю политику СССР в сторону арабских стран, которые Сталин презрительно называл "марионетками Запада". Шепилов показал Хрущеву, что Египет и Сирия готовы пойти по социалистическому пути. А что это, как не прекрасная возможность провести мягкий "экспорт революции", о котором грезил еще Ленин в 20-х годах?

Второе достижение Шепилова кому-то может показаться спорным. Именно он договорился с Японией (пусть и не до конца) и разработал Московскую декларацию, официально прекратившую состояние войны между двумя странами. Почему спорное? Да потому что это по инициативе Шепилова СССР был готов урегулировать территориальный спор с Японией, отдав ей Шикотан и группу островов Хабомаи (взамен на отказ от притязаний на Итуруп и Кунашир). Но план не осуществился по причине вмешательства США.

«… и примкнувший к ним Шепилов»
К лету 1957 года Шепилов находился в зените своей политической карьеры. Министр иностранных дел, академик, фактический глава экономической науки. Логичным виделось его руководство всей экономической политикой СССР, тем более в этом вопросе Хрущев всецело полагался на мнение Шепилова. Но один неверный шаг перечеркнул всё. В июне 1957 года Дмитрий Трофимович поставил не на тех и выступил на партийном пленуме. Вместе с Молотовым, Маленковым и Кагановичем он осудил политику Хрущева.

Впоследствии в своих мемуарах Шепилов отрицал союз со сталинской гвардией и даже заявлял, что знать не знал ни о какой "антипартийной группе". Он всего лишь решительно возражал против зарождающегося культа личности Хрущева и его некомпетентности во многих вопросах. Вот какой состоялся между ними диалог на том памятном заседании.
— В первое время вы, Никита Сергеевич, взяли правильный курс: раскрепостили людей, создали новую обстановку в ЦК и Президиуме. Но теперь вы „знаток“ по всем вопросам — и по сельскому хозяйству, и по науке, и по культуре!
— Сколько вы учились? — перебил его Хрущев.
— Я учился в гимназии, кончил среднюю школу, потом три года в Институте красной профессуры плюс четыре года университета.
— А я учился всего две зимы у попа за пуд картошки.
— Так почему же вы в таком случае претендуете на всезнание?!
Н. А. Зенькович "Энциклопедия биографий"


Всем известно, чем закончился демарш антипартийной группы. Молотов, Каганович и Маленков были выведены из состава ЦК и лишены всех партийных постов. А вместе с ними "и примкнувший к ним Шепилов". Именно так писали в советских газетах, что породило на эту тему много шуток и анекдотов.

На заставке: Передовица в газете "Правда", 1957 год
Но вот что интересно — Шепилов никогда не был "человеком Сталина", не участвовал в репрессиях, но именно его, своего ставленника, Хрущев наказал сильнее всего. Дмитрий Трофимович был лишен всех должностей, отовсюду изгнан, потерял московскую квартиру, прописку и ученую степень член-корреспондента АН СССР. Он был сослан во Фрунзе (ныне Бишкек) руководить институтом экономики Киргизской ССР. Но через год власть спохватилась и понизила его до замдиректора. Но и этого было мало. В 1961 году Шепилова уволили уже с этой должности, а год спустя вообще исключили из партии.

Отряд не заметил потери бойца
Затем — два десятилетия фактического забвения. Но на родине, а не за рубежом. Оставшись без работы, Шепилов пишет экономические статьи, которые публикуются в научных изданиях Китая, Югославии и Румынии. Именно этот факт, как говорят, и послужил препятствием тому, чтобы вернуть Шепилова если не в большую политику, то хотя бы на должность директора какого-нибудь НИИ при Совмине СССР. Особенно активно назначение лоббировал Косыгин, но главный идеолог брежневской эпохи Михаил Суслов настороженно отнесся к "самодеятельности" Шепилова и зарубил инициативу.

Всю брежневскую эпоху Шепилов был не у дел, работая скромным археографом в Главном управлении при Совете Министров СССР. В 1982 году ушел на пенсию. Известно, что он направлял свои соображения по реформированию экономики и Черненко, и Горбачеву. Но то ли Черненко не успел их рассмотреть, то ли они до него не дошли. А в перестройку и гласность стало вообще не до шепиловских инициатив.

Умер Дмитрий Трофимович в 89 лет в разгар ельцинского неспокойного времени — летом 1995 года. И хоть за 4 года до этого его восстановили в Академии наук СССР, о смерти ученого и политика написали в стране всего две газеты, тиснув сухие некрологи на последних страницах.

О Шепилове вспомнили лишь в новом тысячелетии. В 2011 году на экраны вышел документальный мини-сериал "И примкнувший к ним Шепилов". О его ценности и исторической правде судить сложно, но фильм определенно стоит того, чтобы его посмотреть. Хотя бы затем, чтобы знать историю нашей страны.

А вот Лазарь Каганович персонального фильма не удостоился. Хотя его судьба заслуживает если не всестороннего анализа, то хотя бы того, чтобы о ней рассказать.

В 1956-1957 гг. обозначился рост недовольства Хрущёвым и в высших эшелонах партии, и среди населения страны. Недоумённо либо весьма отрицательно многие восприняли доклад Хрущёва на ХХ съезде КПСС, резко поносивший всю политику Сталина. Уже тогда, в марте 1956 года, демонстрации протеста (жестоко подавленные) прошли в Грузии. Причём отдельные протестующие несли лозунг передачи власти Вячеславу Молотову, тогдашнему министру иностранных дел, близкому соратнику Сталина на протяжении десятилетий.

Целый ряд шагов Хрущёва способствовал подрыву его личного авторитета и международных позиций СССР. В октябре 1956 года Хрущёв прозевал вспышку антисоветского восстания в Венгрии. Его не успели пресечь в зародыше, и  советским войскам пришлось целый месяц вести в Венгрии настоящую войну. Обозначились первые трения с Китайской Народной Республикой. На этом фоне Хрущёв ещё и снял Молотова с поста министра иностранных дел.

Всё это сопровождалось сосредоточением власти в руках Хрущёва, ростом его нетерпимости к коллегам, стремлением единолично решать все дела. В этих условиях внутри Президиума ЦК созрела оппозиция Хрущёву. Её ключевыми фигурами, кроме Молотова, стали Лазарь Каганович и Георгий Маленков. Последний был снят Хрущёвым с поста Председателя Совета Министров СССР в феврале 1955 года при поддержке Молотова. Но теперь бывшие противники объединились против Хрущёва. К ним примкнул преемник Молотова на посту министра иностранных дел Дмитрий Шепилов.

Заседание Президиума ЦК 18 июня 1957 года постановило освободить Хрущёва от обязанностей Первого секретаря ЦК. Но Хрущёву и его сторонникам удалось настоять на вынесении окончательного решения об этом на пленум ЦК. В преддверии пленума Хрущёв времени не терял, а его противники вели себя на удивление пассивно. Хрущёв сохранил контроль над СМИ (которые даже не сообщили о состоявшемся заседании Президиума ЦК и его решении) и над силовыми структурами. Председатель КГБ Иван Серов и министр обороны Георгий Жуков поддержали Хрущёва.

Собравшийся 22 июня 1957 года пленум ЦК КПСС превратился в суд над «антипартийной группой Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». Те члены Президиума ЦК, которые ранее поддержали противников Хрущёва (Ворошилов, Микоян, Булганин), переметнулись назад. Членов «антипартийной группы» сначала исключили из ЦК и отправили на незначащие посты, а после XXII съезда КПСС в 1961 году исключили из партии. Им вменили в вину «соучастие в сталинских репрессиях».

До сих пор некоторые авторы пытаются представить попытку свержения Хрущёва в июне 1957 года как попытку «реакционного переворота», как «заговор сталинистов» (хотя вина самого Хрущёва в репрессиях 1930-40-х гг. была огромной). На самом деле, вопрос об отношении к Сталину в июне 1957 года ни разу не поднимался. Речь шла только о волюнтаристских, авторитарных методах хрущёвского руководства, и о том, что страна под его началом движется не туда, куда следовало бы.
Попробуем представить себе, что было бы, если в июне 1957 года верх взяли противники Хрущёва.

«Перестройка» задержалась бы лет на десять, а СССР сохранил бы дружбу с Китаем
Скорее всего, Первым секретарём ЦК был бы избран Молотов. Он явно имел право на это как старейший на тот момент (исключая больного Ворошилова) член Президиума ЦК, человек, тесно работавший ещё с Лениным в 1917 году. Учитывая, что генсеки КПСС правили до самой смерти (если их, как Хрущёва, не снимали с должности), то Молотов мог бы бессменно оставаться руководителем страны аж до 1986 года! Причём его преемником мог стать любой из членов «антипартийной группы». Все они отличились удивительным долголетием: Маленков скончался в 1988 году, Каганович – в 1991-м, Шепилов – в 1995-м.

Молотов прекратил бы любые эксперименты с государственным управлением (не приведшие ни к чему хорошему), возможно, закончил бы и затратную кампанию по «освоению казахстанской целины», приведшую только к зависимости СССР от импортного хлеба. В отношениях с США опытный дипломат наверняка не довел бы дело до «карибского ракетного кризиса» и уж во всяком случае сумел бы вывести СССР из затруднений «холодной войны» с минимальной потерей престижа. Вряд ли развалился бы ценный стратегический союз СССР и КНР, тем более, что Молотов и Мао Цзэдун отлично знали и уважали друг друга.

Маршал Жуков был бы снят с поста министра обороны СССР. И его имя не славилось бы, как имя «первого маршала Победы», по меньшей мере, пока Молотов бы возглавлял КПСС, то есть до 1986 года. Впрочем, Хрущёв «отплатил» ему за поддержку тем же самым, отправив его в отставку уже в октябре 1957 года.

Несомненно, всяким разоблачениям «сталинизма» был бы положен конец до тех пор, пока «антипартийная группа» обеспечивала преемственность власть, то есть, вполне возможно, вплоть до 1990-х годов.

Были бы и черты, общие с реальной историей. Например, СССР, без сомнения, также тратил бы значительную часть своих ресурсов на поддержку «сил социалистической ориентации» в освобождающихся от колониального гнёта странах Африки и Азии.

О том, как сложилась бы история СССР дальше, в 1980-х годах, судить уже сложнее. Некоторые утверждают, что, если бы Горбачёв не объявил «перестройку» и «демократизацию», то Союз и социалистическая система, не сумевшие гибко приспособиться к «велениям времени», занимавшиеся только «закручиванием гаек», развалились бы ещё быстрее. С этим, однако, трудно согласиться. Революции происходят обычно, если идёт какая-то слабина «сверху». А при отсутствии такой слабины какие-то оппозиционные КПСС силы вряд ли смогли бы организоваться.

Поэтому есть некоторые основания полагать, что победа оппозиции Хрущёву в 1957 году смогла бы обеспечить единство СССР и преемственность курса КПСС года где-то до 1995-го. Тут, правда, возникает ещё одна развилка: был бы СССР в последнее десятилетие ХХ века больше похож на динамично развивающийся Китай или на застойную Северную Корею? На этот вопрос, конечно, невозможно ответить определённо. Также немыслимо точно представить, в какую сторону повернулся бы политический процесс, и какой интенсивности он бы был, когда верхушка КПСС неизбежно начала бы какие-то перемены где-то в 1990-е годы.