Со мной поговорите!

               

                Второй рассказ из сборника
                «Онкология.Территория боли»
         
           Некоторые февральские дни в Крыму бывают просто ужасными. Вот и сегодня с утра временами срывается то лёгкий дождик, то мокрый снег при порывистом ветре. Около ноля градусов, но ощущение хорошего мороза. В такую погоду сидеть в машине четыре часа и прогревать её, гоняя в холостую двигатель – накладно и неразумно. Проторчать всё это время в кафе – не поймут окружающие. Поэтому я решил дождаться, когда у Галины закончится плановая капельница химиотерапии, в тёплом холле гематологического отделения онкологического центра.
         
             Народа сегодня совсем мало. Перед глазами никто не мельтешится. Пятница. Мы с супругой всегда стараемся в этот день недели принять очередную процедуру, благо койки свободные обычно есть – многие пациенты с утра, после уколов и прочего, уезжают по домам. Посетители откладывают визиты на выходные, а больным ложиться в стационар нет смысла, так как вашими анализами и другими назначениями займутся всё равно с понедельника. Да и в такую погоду, с гололёдными проявлениями на дорогах, мало кто рискнёт поехать.
         
             Устроился поудобнее в уголке у стенки, на деревянной лавке, в стороне от проходов и коридоров, почти напротив грузового лифта. Пользуются им не часто – в корпусе всего 3 этажа, а работает он только с лифтёршей, которая особо никого не жалует и часто на всех ворчит. А что ей терять! По виду – далеко за пятьдесят, явно на пенсии, крупная женщина, с налитыми мышцами и жировой тканью телом. Задень такую! За два года лечения супруги, мы уже пригляделись друг к другу, даже здороваемся и перебрасываемся ничего не значащими словами про погоду и прочее. Если сталкиваемся с ней у дверей лифта – предлагает подвезти, видя мои большие сумки. Правда, там только подушка, одеяло и простыни – Галина не принимает ничего больничного, не то, что брезгует, просто чужие запахи её раздражают, могут вызвать аллергию.
         
            Закрыл глаза, пригрелся, начал расслабляться, настраиваться на сон, но, не тут-то было…
          - Чаю не хотите?
         
            Лифтёрша! И не дежурится ей в своей служебной комнатке, расположенной немного в стороне. Она присела рядом, от неё повеяло на меня жаром крепкого тела и чем-то немного приятным, явно спиртным. Я улыбнулся от такого неожиданного предложения.

          - Нет. Спасибо. Я за рулём.
         
            - Что? Почувствовали! Плохо заела. А мне сегодня всё можно! Отмечаю очередную годовщину смерти мамы и младшей сестры. Просилась в отгул - не дали. Видите-ли, некому подменить! А вишнёвая наливочка с горячим чайком так душу греет! Жена на капельнице? У неё миелома, как я слышала? Я давно за вами наблюдаю. Приятная пара, внимательная друг к другу, заботливая, спокойная, выдержанная, интеллигентная. Не как некоторые. Вы мне оба симпатичны. Поговорите со мной! Так что-то тоскливо на душе. На погоду, наверное.
   
           Вот, оказывается, почему она ко мне подсела! Какая высокая оценка! Знала бы она, как нам это внешнее спокойствие и улыбчивость даётся. Интересно, а с Галиной она общалась, когда та ранее лежала в отделении по несколько недель? Надо не забыть, спросить.
         
           И о чём мне с ней разговаривать? Глянул ей в лицо повнимательней, обдумывая, что сказать. Но к моему счастью, она нуждалась только в слушателе.
         
          - Шесть лет назад мама умерла от диабета. Поздно ко мне обратилась, я бы её, наверное, вытащила. Я ведь всю жизнь проработала медсестрой, это сейчас, после пенсии, лифтёр. Посмотрела её, а там большой палец на ноге уже чёрный и голеностоп в очень нехорошем состоянии. Повела по врачам – вывод один: ампутация до колена! Положила к хорошему хирургу – за столько лет работы все ведь друг друга знаем. Пока сдавали анализы, обговорили то да сё по затратам, а там уже надо резать почти по бедро.
         
           Мама согласилась. Очень ей хотелось ещё немного пожить! От наркоза после операции отошла нормально, начала кушать, мы с сестрой по очереди рядом. Улыбается, поправляется, примеряет костыли, готова ходить дальше. Ведь всего 78 лет, а у неё в роду много долгожителей. И тут, как назло, никто из нас однажды ночью не смог побыть рядом. Она сама попробовала встать, видно не дозвалась медсестру, и, не рассчитав силы, упала навзничь. Ничего, к счастью, не повредила, но как кто-то пошептал! Замкнулась в себе, стала отказываться от лечения, еды, пила только воду. И дней за десять отошла…  Я так думаю, что-то в ней сломалось в душе, подумала, поняла, что в тягость будет для нас в дальнейшем и решила уйти сама… Матери ведь всегда всем жертвуют ради детей!
         
            Лифтёрша помолчала, как-то насупилась, видно ещё раз переосмысливая те трагические события. Глаза налились слезами. Явно все эти годы корит себя за то, что не смогла уберечь. Надо разрядить обстановку, подумал я, и, не нашёл ничего умнее, как спросить:

          - А что случилось с сестрой?

           - Сестрёнка умерла ровно через год после мамы, от рака костного мозга и крови. Как и у вашей жены. Почему я на вас сразу обратила внимание, присматривалась, думала, как лечение и взаимоотношения сложатся у этой парочки.
 В то время, когда заболела сестра, миелому вообще не умели лечить, не то, что ныне, да и препаратов таких как сейчас и близко не было. За любые деньги не достать. В те годы быстро умирали и бедные, и богатые. Все…
         
             Проболела Катюха пару месяцев и от неё ушёл муж. Мы его не осуждаем. Ну кому нужна больная, ни на что не способная женщина ещё крепкому мужику. Дети наши давно выросли и уже были далеко. У неё - так вообще заграницей. Там свои семьи, разные финансовые и прочие проблемы. Зачем их привлекать к нашим болячкам!
Сколько лет прошло со смерти сестрёнки, а многое помню. Так эти все переживания врезались в мою душу, как будто произошли недавно. Помучилась Катерина по больницам, я помогала, чем могла, но друзья сразу сказали, что ты, как профессионал, должна всё понимать – мы не волшебники. Когда ей стало совсем плохо, она бросила работу, оформила пенсию и перебралась ко мне. Периодами боли в костях, суставах становились невыносимыми, и я колола ей сперва разные обезболивающие, потом пошли комплексы из двух - трёх препаратов, благо на работе все знали о нашей беде и помогали лекарствами, как могли. Порой, когда я была на смене, она сама вызывала скорую помощь и они не только кололи, но и оставляли немного ампул, зная, что я медсестра.
         
             Иногда вспоминаю те времена, и сама себе удивляюсь! Как на всё хватало сил! Ночью проваливаешься в сон, а всё время начеку. Вдруг застонет, позовёт на помощь, постучит в стенку из соседней комнаты. Даже Катюха удивлялась моему терпению! Предложи мне тогда отдать свою жизнь в обмен на её выздоровление – ни на секунду бы не задумывалась! Поменялась с ней судьбами!
         
           Перед Новым годом сестрёнка захотела сделать мне что-то приятное и пошла в магазин за продуктами. Как назло, подхватила простуду. Температура под сорок градусов! Вся горит, проваливается куда-то в небытие. Проколола я ей антибиотики, ещё кучу лекарств, дежурила у её дивана несколько ночей рядышком в кресле. С большим трудом, но вытащила!
         
           Лифтёрша помолчала, как бы раздумывая говорить дальше или нет. Посмотрела куда-то в сторону, вздохнула глубоко, и продолжила.
      
           - Я потом часто анализировала, знать бы как она будет мучиться дальше, наверное, дала бы ей уйти из жизни тогда во время простуды. Сгорела бы за 3-4 дня, сердце не выдержало и тихо в бессознательном состоянии забылась навсегда.
 
            Вылечить болезнь удалось, но видно от лекарств, с учётом того, что мы принимали ранее, нарушилась микрофлора желудка. Стала плохо есть, резко похудела, осунулась, сдавала на глазах. После того, как весы показали 47 килограмм Катя вообще перестала взвешиваться. Вены сделались хрупкими, совсем поуходили, попрятались куда-то в тело. Я уже не могла поставить капельницу – глаза и руки стали не те.
   
            Лифтёрша замолчала, раскрыла на коленях ладони, посмотрела на них, как будто давно не видела. Руки были крупные, сильные, грубоватые, с толстыми крепкими пальцами. Не знаю, какими они были в предыдущие годы, но сейчас, явно, не нежные, чуткие, как у медсестёр отделения гематологии, о которых всегда с восторгом рассказывала супруга, повидавшая за последние два года то, что некоторым и за жизнь не узнать.
         
           - У Катерины начали неметь ноги, говорит, что не ощущает их от колена и ниже. Явно развивалась токсическая полинейропатия, а также тромбоцитопения. Начала массажи делать. Сперва перед сном, потом утром и вечером. Пальцы, голеностоп тёплые, просматривались немного венки, а она говорит, что не чувствует, холодно.
         
            К концу января, видя, как она резко худеет, пошла на последний шаг и в течении трёх суток прокапала ей в вену два литра дорогущей белково-жировой суспензии, чтобы поддержать организм, как-то взбодрить его. Не помогло. Всё продолжало ухудшаться. Желудок с трудом стал принимать даже лёгкие перетёртые бульончики. У сестрёнки начались уже постоянные сильные боли во всём теле. Спрашиваю, что болит, а она отвечает, что всё: косточки, суставы, сухожилия, от лёгкого надавливания на любое место. Даже незначительное обычное движение, стало вызывать порой резкие болевые ощущения, блокирующие целые участки тела. Катя рассказывала, что как-то шла в ванную, и вдруг будто кто-то вонзил нож и перестала работать нога. Стояла, ждала, пока отпустит.
         
             Болезнь быстро прогрессировала. Встать самостоятельно с постели и сесть в стоящее рядом кресло, становилось проблемой и давалось с трудом. Комплексные уколы помогали на два-три часа, и она опять стонала и стонала, теряясь в пространстве и во времени. Понятно, что ложиться в больницу уже не было смысла. В начале февраля пригласила домой районного онколога. Он изучил последние анализы, её внимательно осмотрел. Сказал, что идёт непрерывно прогрессирующее течение заболевания, взглянул на меня выразительно, нахмурился, и выписал особые сильнодействующие препараты. На выходе, сказал мне, чтобы держалась и готовилась к худшему. Это было уже в первых числах февраля.
         
            Я начала приглашать в гости её самых близких подруг. Так и говорила по телефону, хотите попрощаться с живой – приходите, только не подавайте вида и не проболтайтесь почему вы здесь. Некоторые откликнулись, проведали, сидели рядом, говорили о разном, вспоминали старые дела, пробовали Катю как-то разговорить, развеселить. Сестра в основном молчала, редко и медленно, как бы заторможено, вяло, что-то отвечала. Одна хорошая знакомая, даже взялась её покормить. Довела до стола, с трудом скормила пару ложек супа… Видя, как она пытается есть, не удержалась, выскочила в коридор и там разрыдалась. Второй раз из подруг не пришёл никто. На умирающую без слёз смотреть было невозможно.
   
            Зазвонил вызов. Кто-то просился спуститься вниз. Лифтёрша замолчала, сделала лицо маской и ворча пошла обслужить клиентов. Я сидел весь напрягшись, переосмысливая рассказанное. Это что? И нам предстоит такое пережить когда-нибудь? Как человек способен столько вынести! Не приведи судьба! Лучше самому раньше умереть, чем такое видеть и испытать! У меня, кстати, тоже раньше всплывали похожие мысли, обменять свою жизнь на Галинину, если бы так было возможно.
            
            Я даже не рассмотрел, кто там лифтом воспользовался. Промелькнуло несколько человек и растворились за входными дверьми.  На улице хлопьями летел снег, завихряясь от порывов ветра. Стало, видно, гораздо холоднее.
         
          - Ну так что, по чаю?
         
             - С удовольствием. Похоже зима серьёзно за нас взялась. Вон как пуржит! А нам с супругой ещё 50 километров домой добираться. Что там на дорогах будет!?
   
            Мы сели за столом в её каптёрке, двери не закрывали, чтобы не пропустить вызова и не напороться на скандал и жалобы с каким-нибудь нервным, беспомощным пациентом. У неё к чаю была не только наливка, но и вполне приличное вишнёвое варенье на блюдечке, печенье и леденцы в тарелке. Надо было как-то продолжить разговор.
         
          - Вкусное варенье. Сами варили?
         
           - Да. Перед окнами дома много лет назад посадила вишни вот они теперь меня ежегодно и балуют. Попрошу соседских мальчишек нарвать пару вёдер, а остальное кому хочется, пусть и рвут. Меня во дворе уважают. Знают, когда надо уколоть или в чём-то проконсультировать, можно обращаться в любую минуту, даже ночью. А вывести мужиков из запоя, снять капельницами интоксикацию – это завсегда! К счастью, пользуются этим редко, да и бригады скорой помощи начали работать приличней, чем раньше.
   
            Я очень хотел узнать завершение истории с её сестрой, хоть и было тяжело это слышать. А ещё, видя ранее, боль и слёзы в её глазах при воспоминаниях, как-то не поворачивался язык предложить продолжить разговор. Помогла она сама, после недолгого распития горячущего чая с печеньями и непродолжительного молчания (по-моему, она в свой стакан, отвернувшись, что-то плеснула).
         
           - Так вот мы и остались с Катюхой одни. Она почувствовала, что подруги стали приходить неспроста. Говорит, что ты устраиваешь? Рано меня пакуете. Так и сказала – «пакуете» - никогда от неё такого выражения перед этим не слышала. Нахваталась, видно, подобных слов, когда лежала по больницам и болтала с такими же как она безнадёжными. Я даже обрадовалась такой реакции, подумала, может это её взбодрит, заставит как-то бороться! Увы… Однажды сестра попросила помочь сесть в кресло у дивана, но от резкой боли её тело откинулось на меня – к счастью, она весила уже совсем мало, и я удержалась на ногах.
         
           Больше Катя не делала попыток встать. Я взяла на работе отпуск. Чтобы не было пролежней, постоянно протирала специальными жидкостями, массажировала всё её тело, переворачивала на разные бока. Где-то за неделю до смерти начались памперсы. Она вообще отказалась есть. А я и не настаивала. Пила воду лёжа, понемногу, через трубочку. Вскоре попросила телевизор больше не включать. Её уже раздражали кадры существующей где-то жизни, в которой она не может участвовать.
Всё шло понятно куда… Боли не утихали даже от сильнодействующих препаратов.
         
             Постоянные стоны доводили меня до отчаяния! Пошли системные инъекции наркотическими препаратами и прочее. Там и колоть было уже некуда – мышечной ткани почти не осталось – кожа да кости! Я с трудом, находила новые места, чтоб не делать укол на укол. Катя уже не разговаривала, начала куда-то проваливаться, затихать на время. Большую часть дня лежала с закрытыми глазами. Я иногда даже стала прислушиваться, не умерла ли. Воду пила через трубочку, не реагируя на меня, мои слова…
   
           Лифтёрша, временами прихлёбывая чай, говорила всё это время медленно, спокойно, чётким голосом, иногда делая небольшие паузы. Смотрела в сторону, на стену, как будто там появлялись страшные картины тех дней и ночей, а она их просто рассматривала и пересказывала. Я сидел напряжённый, очень близко к сердцу воспринимая услышанное, чувствовал, как кровь прилилась к голове (может от горячего крепкого чая и тёплого помещения). Постоянно крутились мысли – неужели и нам такое предстоит пережить!
         
           - За сутки до смерти, сестра перестала реагировать на воду. Совсем не пила и лежала без движений. Я иногда брала её руку в свою, немного пожимая. Очень хотелось этим передать, что нахожусь рядом, люблю и всеми силами пытаюсь помочь! Неожиданно, среди дня, при выдохе, из приоткрытого рта и чуть меньше из носа начала вытекать по капелькам, густая желто-беловатая жидкость, как сукровица, только без следов крови. Видно начались необратимые процессы в лёгких. Хорошо, что в это время я держала её лёжа на боку. Подстелила под лицо плёнку, салфетки, постоянно их меняя. К ночи мокрота перестала выделяться, и она совсем затихла.
         
            Всё время продолжала её периодически колоть. Хотелось, чтобы она хоть как-то забывалась без боли в своём полубессознательном состоянии. Вводила препараты уже через пижаму, не обнажая тело. Понимала, что обрабатывать кожу спиртом для дезинфекции перед уколом ей уже не надо. Была уверена, что эту ночь она не переживёт…
   
           Поздно вечером, после очередного укола, устроилась поудобнее на кресле рядом с ней и попробовала забыться. Перед двенадцатью часами ночи началась агония. Я, за все годы работы, такого не видела и ни от кого никогда не слышала!

            Лифтёрша впервые с начала рассказа повернула голову и посмотрела мне в лицо. Я вздрогнул от неожиданности и чуть не выронил из руки недопитую чашку с чаем, о которой уже забыл.
      
         - Вы видели, как «засыпает» рыба на прилавке магазина? Она одновременно широко открывает рот и раздувает жабры. Вот так и Катя - вдруг открыла рот, под пижамой приподнялись рёбра, и она, с лёгкой хрипотцой, глубоко задышала!
Я опешила, дремоту как рукой сняло, вскочила с кресла, встала перед диваном на колени, схватила её за руку, сжала. Почему-то подумалось, что сейчас откроет глаза. Что-то скажет. Может ей станет легче хоть на миг. Знаете, как пишут в художественной литературе про улучшение перед смертью!?  Но она просто дышала и дышала, открывая рот и вздымая неведомо откуда взявшейся силой грудь. Что-то в организме, видно включило последние резервы, непонятно от куда появившиеся мощности. Сердце и тело было ещё молодое, не выработанное, не изношенное полностью старостью и болезнями.
   
          Она дышала таким образом почти восемь часов! Я всё это время была рядом, надеясь на чудо. Но увы… Смотрела ей в лицо, пожимая временами руку. Но она была холодной и на мои прикосновения и поглаживания никак не реагировала. В какой-то момент Катя открыла рот, но грудь не поднялась, рот приоткрылся ещё раз и закрылся. Уже навсегда…
         
            Вот так моя младшенькая сестра, выросшая с детства на моих руках, на них и умерла. Я прикрыла её лицо простынкой, подошла к окну, открыла. Вдохнула морозного воздуха, увидела немного пламенеющий восход и, обессиленная, просто рухнула в кресло.
   
           Лифтёрша продолжала говорить что-то ещё, но как-то невнятно, глухо бормоча. Её уже тяжело было понять. А может у меня подскочило давление от пережитого и заложило уши. Она опять посмотрела на меня. Потом взяла в рот леденец.

         - Ещё чаю? Подогреть воду?
         - Нет. Спасибо! Засиделся я у вас. Душно здесь, пойду на улицу, прогуляюсь немного. Благодарю за угощения!
      
         - И вам спасибо за компанию. Вот и поговорили. Мне даже легче стало, а то как-то было не по себе. Что-то давило в груди. Желаю вам с женой хорошего лечения!
   
          Это она сказала мне уже вслед, когда я был в дверях. На улице продолжался снегопад. Ветер стих. Крупные хлопья снега падали медленно, укрывая всё вокруг белым саваном. Сколько я гулял – не помню. В голове крутились разные мысли об услышанном, о возможных предстоящих трудностях. Ужас! Судьба, не дай такое пережить!
         
           У меня в семье все смерти близких были тихими и неожиданными. Дедушка по отцовской линии умер сидя на скамейке в собственном дворе. Видно мгновенно, без звука, потому, что папа был рядом и ничего не слышал. Отец умер в одиночестве, сидя на диване в зале, перед работающим телевизором. Похоже, просто во сне. Мама – лёжа в кровати, под утро. В квартире никого не было. Сестра зашла к ней случайно перед посещением рынка, тело было ещё горячим, а лицо очень спокойным.   

           В мои мысли вторгся звонок Галины. Она сказала, через сколько минут за ней зайти в палату. За это время я успел прогреть машину, немного очистить её от снега.

           Супруга была в приподнятом настроении с порозовевшим лицом. Видно начала действовать капельница, да и, как она рассказала, в палате лежали все знакомые, с кем она контактировала ранее, и было о чём поговорить, обменяться опытом.
      
           - Я ужасно хочу есть. Поехали в ближайшую кафушку. Какая прекрасная погода! Какой великолепный снег! Ты только не гони, на дороге может быть скользко.

             Я взял все сумки в правую руку, она подхватила меня под левую – и мы аккуратно дошли до машины. Так я с Галиной и не поговорил об услышанном. А надо ли? Пусть всё идёт, как идёт.
 
             С лифтёршей я больше не общался, просто проходил рядом, кивая, как знакомой, когда встречался с ней взглядом, иногда перебрасываясь пустыми словами о погоде.
   
             Супруга умерла через три года. В феврале. В пятницу. Утром. Уходила, примерно так, как я тогда услышал из рассказа…
            
             Не желаю такое испытать больше никому!