Незакрытый дромос. Ч. 13 На краю забвения

В предшествующую Посвящению ночь Лугаль так и не уснул. Только забылся под утро. Лезло в голову всякое. Охватившая его после слов командора эйфория от того, что он наконец-то станет частью Ордена – его капитулом, вдруг сменилась тревогой. Да и память – она словно с цепи сорвалась. И не только она.
Воображение навязчиво и словно заведенное принялось рисовать всякое. Змею, например. Ту самую, взобравшуюся, извиваясь, по двери каземата и пролезшую в замочную скважину,  отворившую дверь темницы, а потом ползшую впереди избежавшего казни капитула…. Капитула. Лугаль вдруг испытал странное, почти непреодолимое желание увидеть их лица, не только по пути в замок, но и на протяжении всей учебы скрытые за капюшоном.
А сегодня же сокрыто будет его лицо и он, наконец, получит в замке собственную комнату и… Что будет дальше – сын старга  понятии не имел. Домой дорога ему была заказана.  Сбывалась странная, почти навязчивая мечта: услышать голос командора Ордена и стать одним из капитулов. А дальше?
Лугаль старался всем этим мыслям и навеиваемому воображением картинам не предавать значения, ворочаясь на тюке из прелой соломы, кутаясь в старое одеяло, в сыром и неуютном подвале, почти что карцере. Именно в нем он должен был провести предшествующую Посвящению ночь. Собственно, и в ночь же, непременно перед восходом солнца – вот тоже, вдруг показавшееся Лугалю странным – оно и должно состояться.
Все это лишенное покоя состояние он списывал – пытался, во всяком случае  – на непривычное одиночество. До этого парень все ночи проводил только в казарме; хотя с прочими испытуемыми почти не общался, но за год у него сформировалось восприятие самого себя, как части единого целого.
И вот сейчас его словно вырвали из – воображение все не унималось – туловища дракона, покрытого темно-зеленой толстой шкурой, буквально на миг, или даже того меньше, увиденного Лугалем. Огромным кольцом он свернулся вокруг расположенного посреди казармы очага и все ученики были частью этого неподвижного тела. Все, кроме Лугаля, который являлся головой змея. Или должен ей стать. И даже стал в нее превращаться. 
Именно это ему и привиделось, когда  впал в забытье, придя в себя от собственного крика. Пытаясь отдышаться, словно после долгого и изнурительного бега и слушая стук готового вырваться из груди сердца, Лугаль ладонью стер со лба холодные толстые капли пота и почувствовал на себе взгляд. Парень поднял голову. Прямо перед ним стоял капитул. Дверь каземата была отворена. 
Глядя на него, Лугаль задумался вдруг о судьбе тех, кто так и не сумел соткать дромос. В течение года ученики не покидали замок и лучи солнца, равно как и бледный свет луны, видели только через узкие, похожие на бойницы окна общей залы, где происходила трапеза. К тому же расположены окна были почти под высоким потолком.
И никто из учеников не знал: есть ли за пределами замка погост для умерших капитулов или учеников. Из последних в течение года заболел и умер один. А капитулы все были на одно лицо, – капюшон, точнее. 
«Рestis ;um» – только и произнес глядя на его изуродованное странными волдырями, с заостренными смертью чертами лица, капитул. И за шкирку выволок мертвеца из казармы. Слышно было как стучат о каменные ступени  подошвы его калиг – выделенных из лыка башмаков.
Сейчас Лугаль вспомнил, как тот несчастный шепнул ему однажды: – Там, за капюшоном, у них нет лиц.
В ответ сын старга тогда только пожал плечами: мол, нам-то откуда знать, что у них там за капюшоном. Да и желание – навязчивое желание, почти страсть, –соткать дромос и  самому стать капитулом помешали тогда трезво осмыслить услышанное, а после – сопоставить смерть с теми словами. Вспомнились они сейчас.
Почему именно ему они были адресованы? Особенно учитывая, что ученики практически не общались  друг с другом и говорили на разных языках – та же фраза была произнесена с акцентом. Хотя кстати, общаться им не запрещалось. Просто ни у кого не возникало желания. Все были поглощены двумя, сливавшимися в одну-единственную страсть: соткать дромос и стать частью Ордена.
Что будет с остальными по прошествии года – Лугаль понятия не имел.  Как не имел он понятия и о своей собственной судьбе,
коли не соткал бы дромос.
Не отдохнувший, а, напротив, будто выжитый он встал и пошел вслед за развернувшимся капитулом.
«Жрать совсем не охота» – пронеслось в голове. Вообще кормили учеников три раз в день. Утром подавали незнакомый ему дома черный и крепкий, несладкий бодрящий горячий напиток, с ржаной лепешкой; на обед – как правило похлебку с бобами, сытную и наваристую, а вечером, перед сном  – настоянный   на травах, чем-то напоминавших во изобилии росшую в его краях мяту, чай, клонивший в сон. Мяса  в рационе не было, но его во изобилии заменяли бобовые.
Поднявшись на ноги, Лугаль последовал за капитулом. Они спустились еще этажом ниже в подземелье. Уже не сырое. И оказались в просторной, освещенной факелами, комнате, чем-то она напоминала грот в скале. Посреди нее возвышалось что-то вроде метрового каменного изваяния, изображавшего, – а вот что оно изображало, сын старга не мог сразу разглядеть, поскольку свет от факелов распределялся  только по краям помещения, оставляя его центр в тени. Подле изваяния стоял командор Ордена, по периметру – десять капитулов.
Командор сделал знак рукой, приказывая посвящаемому подойти. Лугаль повиновался. В самом центре у изваяния, на которое он старался почему-то не смотреть, на небольшом прямоугольном постаменте было сложено темно-зеленое одеяние с длинным капюшоном.
– Сейчас ты пройдешь Посвящение и станешь частью Ордена. Сбрось с себя прежнюю одежду.
Она, выдававшаяся всем ученикам, состояло также из балахона, только серого и без капюшона, сшитого из грубого хлопка. Также выдавались холщовые штаны и выделанные из лыка калиги, и к ним небольшие байковые портянки. И еще пояс. Ученики раз в месяц сами стирали свою одежду в специальном мыльном растворе и сушили над очагом по очереди.
Лугаль сбросил с себя одежду, ощутив стопами холод каменный плиты.
Командор прочитал заклинание на незнакомом посвящаемому языке и принял из рук одного из капитулов факел, наконец осветивший изваяние. Выточенная из камня змея с отверстой пастью, мертвые глаза которой смотрели прямо на Лугаля.
– А теперь опустись на колени, – негромко, словно боясь пробудить каменного истукана раньше положенного срока, – произнес командор.
Лугаль повиновался, заметив, как меняется голос командора, принимая все более шипящий характер. Встав на колени перед идолом, парень увидел как, взявшись за руки, капитулы начали раскачиваться и в такт собственным движениям и произносить заклинания. И с каждым словом исторгаемые из их уст звуки все больше напоминали шипение.
Командор произносил те же слова, только громче остальных. Наиболее часто повторяемым было: «Шахмарана». И вдруг посвящаемый увидел, что глаза каменной змеи…  Нет, не оживают. Но сами  собой начинают окрашиваться в желтый цвет, прорезаемые черным зрачком, а  раздвоенный каменный язык вдруг начал шевелиться.   
На Лугаля напало какое-то оцепенение. Он не в силах был оторвать  взгляд от оживавших и словно гипнотизировавших его глаз каменного изваяния. Между тем произносимые капитулами и командором заклинания перешли в одно подлинно змеиное шипение, будто соки из посвящаемого высасывавшего. Повинуясь повелению командора, Лугаль опустился перед идолом на колени.
–  Теперь поклонись ему, – по-человечески этих слов произнесено не было, посвящаемый расслышал их именно в шипении, оглушавшим и подавлявшим – даже не столько самим шипением, сколько его вибрациями – волю.
Сам не свой Лугаль начал склоняться перед истуканом и тут, буквально на миг ему вспомнился тот самый умерший ученик, со словами: «Там, за капюшоном, у них нет лиц».
С огромным трудом, почувствовав скрежетание собственных, ставших чужими, шейных позвонков – будто какая-то сила мешала шее распрямиться, Лугаль поднял голову. и разглядел змеиные очертания под капюшоном одного из капитулов, его желтые глаза, прорезанные черным зрачком. Ужас, доселе им никогда не испытываемый, объял того, кто вот-вот должен был стать капитулом.
–  Кланяйся быстрее! – раздраженно произнес командор. 
Страх. Да, именно страх в его голосе вдруг почувствовал Лугаль, так не вязавшийся с представлениями о главе Ордена. Та же сила, что мешала его шее выпрямиться, стала теперь гнуть ее, все с тем же хрустом позвонков, к самому подножию изваяния.
Лугаль не двигался с места, обливаясь потом и испытывая ощущение, будто нечто, чужое ему самому, но живущее в нем со дня его поступления в Орден, готово разорвать его изнутри. Это нечто и было то самое безотчетное желание стать частью Ордена, пройти Посвящение.
Сейчас Лугаль понимал, что оказался во власти наваждения, за минувший год практически потеряв самого себя. И разгадал причину смерти того самого ученика – он сопротивлялся объявшему всех остальных безотчетному, но властному желанию. И потому был убит. При помощи магии.
Теперь сопротивлялся Лугаль, а, значит, смерть ждет и его. Но даже она лучше, чем потеря самого себя под капюшоном капитула и превращением в змею. Ведь тот ученик был прав и каким-то неведомым Лугалю образом догадался, что именно он соткет дромос и станет кандидатом на Посвящение.
Между тем лоб Лугаля почти коснулся холодного каменного пола. Голосов больше не было, вместо них – одно  общее шипение, от которого, казалось, лопнут перепонки. Лугаль явственно ощущал, как память растворится и исчезает в нем, он начинает забывать самого себя, свое  имя.  И уже в отчаянии, на краю пропасти забвения, произнес доселе неведомее ему слова: – Шарур, помоги!
… Последнее что он увидел – тень крылатого льва, отражавшуюся в мерцании факелов на полу, и услышал звук падающих камней от раскалывающегося на части идола.
Продолжение следует.
Изображение: https://smapse.ru/storage/2020/07/podzemelie-smapse.jpeg







25 – 31 мая 2023. Чкаловский.