Глава 1. Детские игры

      ПОДПОЛЬЩИКИ
      Документально-мистическая повесть.
      Основано на реальных событиях. Фамилии и имена изменены.

Спустя многие годы после описанных здесь событий я не раз задавался вопросом, как так случилось, что мы вдруг решили стать подпольщиками. Нас окружали люди, которым такая мысль даже в голову прийти не могла.  Полагаю, на принятие такого решения повлияли предпосылки, первая из которых – это наши детские игры.

Мои родители после окончания Томского политехнического института в 1962 году получили дипломы инженеров и молодыми специалистами были отправлены по распределению в город Ленинакан Армянской ССР (ныне Гюмри). Изначально мои родители планировали отработать положенный по распределению срок и вернуться в Россию. Но в Ленинакане им предложили квартиру как семье молодых специалистов, и они решили остаться. В то время получить квартиру было трудно, нужно было стоять в очереди многие годы, и такими предложениями обычно не разбрасывались. Вот так и получилось, что я, русский, родился в 1963 году в Армении в семье русских  молодых специалистов, инженеров.

В детском саду и во дворе я был окружен армянскими детьми, и как-то само-собой получилось, с малых лет научился говорить по-армянски. Родители же мои научились понимать по-армянски лишь отдельные слова и фразы, так что мне нередко приходилось выступать в роли переводчика. Дома с родителями и младшей сестрой мы общались исключительно на русском. Все-таки армянский язык для меня был менее комфортным, чем русский, поэтому я подсознательно стремился найти себе друзей для своих детских игр среди тех, кто предпочитает общаться на русском языке.

Школа, в которой я учился, была русской, но 85% - 90% моих одноклассников были армяне, которые чаще всего между собой общались на армянском языке. Были и русские, как правило, дети офицеров, откомандированных служить в Ленинакан. Они не знали армянского языка, я общался с ними на русском, но крепко и надолго подружиться с ними, чаще всего, не получалось – они приезжали на 3-4 года, после чего уезжали, когда их родителей в очередной раз откомандировывали в какой-нибудь другой город СССР для продолжения воинской службы. Кроме того, я не имел возможности играть с ними в дворовые игры, потому что они жили относительно изолировано в военных городках – на «маленьких островках России посреди Армении» – а я жил недалеко от центра города в гуще местного армянского населения.
Русских, которые жили бы подобно нам непосредственно в городе можно было пересчитать по пальцам. Поэтому в выборе друзей, проживающих относительно недалеко от моего дома, для дворовых игр с учетом языкового барьера я был ограничен.

Однако, в этом отношении нам сильно повезло – в нашем доме жили две смешанные русско-армянские семьи, в которых дети предпочитали русский язык армянскому. В многодетной семье Костровых отец был русским, мать армянка. У них было пятеро детей – три сестры и два брата. Сёстры были значительно старше братьев, они выросли, обзавелись собственными семьями и уехали когда я был еще совсем маленьким. Старший из братьев Юра был на три года старше меня, младший Сергей, на год моложе меня.  Оба стали моими партнерами по дворовым играм.

Кроме них моим партнером по играм был Рафик из соседнего подъезда, у которого отец был армянин, а мать русская. У него была специфическая походка – он обычно ходил с понурой головой, глядя не вперед, а себе под ноги, из-за чего во дворе получил прозвище «Ках-глух», по-армянски «поникшая голова». Он был на год старше меня. Мы часто ходили друг к другу в гости и играли у кого-нибудь дома. Рафик, Сергей и Юра свободно говорили на армянском языке, но дома, как правило, общались между собой на русском. И в играх предпочитали общение на русском армянскому.

Армянских сверстников во дворе было гораздо больше – около десятка. Русскоговорящие и армяноговорящие группы детей обычно держались друг от друга несколько обособленно. Часто между нашими группами возникало и соперничество, и даже драки. Но иногда мы совместно играли в «войну-войну», в прятки, в футбол и в другие игры, чаще всего разбиваясь на команды с учетом групповых предпочтений, и когда мы играли вместе, общались друг с другом преимущественно на армянском языке, потому что некоторые армянские дети по-русски говорили плохо.

* * *

Мы жили в двухподъездном трёхэтажном туфовом доме. В нём имелся подвал, вход в который находился в нашем подъезде. От площадки за подъездной дверью к нему вело вниз около десятка ступенек вниз, за ними начинался коридор, который почти сразу поворачивал налево. Справа за ступеньками находилась дощатая незапирающаяся дверь – в ней находились какие-то электрические щитки и трубы. По мере продвижения по коридору налево можно было увидеть еще пару дверей – уже запирающихся. За одной из этих дверей наш сосед организовал персональную кладовку. За второй дверью находились баки парового отопления, и туда же общими усилиями жильцов дома в 1975 году был приобретен и установлен дополнительный насос для системы водоснабжения здания. Без насоса на 3-м этаже вода из крана совсем не шла, лишь иногда едва-едва капала – напора не хватало. На втором этаже вода шла тонкой струйкой, но иногда тоже переставала бежать. Более-менее регулярным водоснабжение было лишь на нашем первом этаже, правда, вода и у нас бежала еле-еле – принять душ, например, при слабом напоре было непросто. А пользоваться газовой колонкой для горячей воды из-за слабого напора было сложно и небезопасно. До установки дополнительного насоса к нам довольно часто приходили соседи со второго и третьего этажа с вёдрами набрать воды. После установки дополнительного насоса его стали включать в день по полчаса утром и вечером по расписанию, чтобы все соседи могли непосредственно в своей квартире принять душ и запастись водой до следующего включения насоса.

Если продолжать двигаться вглубь подвала, там начинались "катакомбы" – что-то постепенно утрачивающее форму. Пол подвала, засыпанный какими-то бесформенными кусками бетона и штукатурки, постепенно поднимался, сокращая расстояние между полом и потолком. Скрючившись в три погибели, на корячках можно было добраться до стены, которой заканчивался этот коридор. По идее, эта стена должна была быть глухой, но в ней была небольшая дыра, в которую иногда пролезали коты.

Дворовая ребятня иногда лазила в подвал. Это было романтично – посидеть в темноте при горящих свечах, которые мы держали в руках, пошушукаться. Но дальше стены с дырой, которой заканчивался коридор в подвале, никто никогда не лазил – дыра в стене была слишком маленькой.

Я учился в четвёртом классе. Юрка, как самый старший из нас, был нашим лидером. Однажды мы вчетвером сидели в дальнем конце подвального коридора на обломках бетона, коптили свечкой бетонный потолок и рассказывали друг другу "истории для темноты". Юрка поднёс свечу к дыре в стене и посветил внутрь, но там ничего не было видно:
– Вот интересно было бы посмотреть, что там дальше...

Сергей имел уникальную комплекцию – он был настолько тощий, словно его только что выпустили из концлагеря. К тому же у него были тонкие кости и какая-то невероятно вытянутая голова, похожая на дыню-торпеду. Он вдруг загорелся:
– А я вот возьму и пролезу!
– Да ладно, в эту дыру ни один человек не пролезет.
– Ни один, кроме меня! – и давай в нее протискиваться. Пробовал ногами вперед, головой вперед – всё никак и никак. Наконец он как-то невероятно вытянулся и ... пролез!
– О, пацаны, я внутри! Я же говорил, что у меня получится! Свечку дайте, пойду гляну, что там дальше.
– Держи!
Отблески свечи стали удаляться в отверстии и вскоре исчезли совсем... Через некоторое время он вернулся:
– Там такой длинный коридор – конца не видно. Я дошел до еще одной такой же стены – в ней еще одна дыра, побольше этой. Но туда я уже лезть не стал. Жутковато как-то.
– Ну ладно. Давай, вылезай обратно.

Из дыры показалась рука... Потом рука исчезла и показалась нога... Потом нога исчезла и показалась голова... Потом они много раз менялись местами. Мы ему пытались помочь, но Сергей только вскрикивал от боли. Он пыхтел, кряхтел, и, наконец, сдался:
– Я не могу вылезти! – и по его голосу стало ясно, что он уже готов заплакать.
– Не говори ерунды. Если смог залезть, значит можешь и вылезти. Лезь так же, как пролез в ту сторону.
– Я уже несколько раз пробовал – ничего не выходит! Распух, наверное.

Вот это да... Что же делать? Взрослые нам лазить в подвал запрещали. Сказали, что там грязь, блохи и всякая другая зараза. А тут не просто в подвал, а в дыру, в которую никто пролезть не может... Родители у Юрки с Сергеем были тяжелые на руку и били своих детей иногда и вовсе без причины, так что с причиной им бы влетело по самое не балуйся... Да и мне с Рафиком тоже бы не поздоровилось. Так что мы все слегка стушевались. Кроме Юрки. Он всех приободрил, и приказал:
– Cидите здесь тихо и не высовывайтесь! Если услышите, что родители зовут, не выходите и не откликайтесь! Я сейчас приду, – и полез наружу.

Вернулся он минут через десять. Из сарая своей семьи, находившегося во дворе, он принес небольшую кувалду, несколько досок и лом.
– Сергей, отойди вглубь от дыры. Будем ее расширять!

Юрка пытался совать в дыру доски, используя их как рычаг, чтобы расширить края дыры, но безуспешно. Через некоторое время он понял, что дыра в бетонной стене, как и сама стена, сделана из довольно качественного бетона. Он пытался стучать по бетону кувалдой, но для бетона эти удары были как слону дробина... Он пытался расширить дыру ударами лома. Бил долго, удары были громкими, и мы понимали, что их звук разносится по всему дому – боялись, что на звук придут взрослые и застукают нас за попыткой обрушить дом, в котором они живут.... Но толку от Юркиных усилий не было. Юрка стал уже весь потный и грязный, и при каждом ударе рычал уже с каким-то остервенением... Наконец, один из его ударов увенчался успехом – от края дыры откололся довольно большой кусок и провалился внутрь. Размер дыры при этом увеличился почти вдвое.
– Получилось! – Сергей хотел вылезти наружу, но Юрка его остановил:
– Погоди. Теперь в эту дыру мы все сможем пролезть. Давай, мы тоже посмотрим, что там дальше.
Мы по одному пролезли в дыру, оставили возле нее лом, кувалду и доски и осторожно стали пробираться вглубь...

Это было потрясающе! Наверное, что-то подобное ощущает первопроходец, обнаруживший пещеру, в которую не ступала нога человека... Там был очень низкий потолок, и под потолком шли трубы, так что перемещаться можно было только на четвереньках. Какие-то обломки бетона, холмики, уходящие в темноту боковые проходы все заканчивались тупиками. Мы продвигались дальше, дошли до второй стены с еще одной дырой. Залезли в нее, прошли немного дальше... И в самом конце обнаружили глухую "комнату". В "комнате" было довольно комфортно – перед входом в нее пол резко уходил вниз, и в ней был достаточно высокий потолок – можно было даже встать, если слегка пригнуть голову. Посреди "комнаты" лежала огромная бетонная плоская бетонная глыба, которая была похожа на стол, стоящий посреди "комнаты" – мы все расселись вокруг нее.
– Как тут классно!
– Тут будет наш секретный штаб! – сказал я.
– Только никому ни гугу! Ни сёстрам, ни братьям! – предупредил Юрка.
– Мы тут прямо как как подпольщики!
– Так под полом и сидим, почему "как"?

Мы тогда просидели в "секретном штабе" около часа. Потом полезли обратно. Когда выбрались из дыры, Рафик просунул руку в дыру, поднял отколовшийся кусок бетона и пристроил его обратно.
– Классно! И не заметно теперь, что дыра стала больше.
– Так что кроме нас туда никто и никогда и не полезет.

На улице мы сощурились – глаза привыкли к темноте и отвыкли от яркого света. Пришлось долго отряхиваться – мы все были в светло-серой бетонной пыли. Из-за угла вышел наш сосед-сверстник Сетрак, увидел нас: "Юра, мамат кхези’гэ нае. Хима щенкиц эн кохма" ("Юра, твоя мать тебя ищет. Сейчас с обратной стороны дома"). Братьям тогда здорово влетело от родителей за то, что те испачкали одежду и сами испачкались как черти. Я легко отделался... Родителям тогда соврали, что испачкались, играя на улице.

* * *

Мы решили оборудовать свой "секретный штаб". Кроме нас четверых о нём никто не знал. Братья Костровы притащили доски, ножовку, пилу, сверху каменюки-стола мы пристроили несколько сколоченных встык досок – "столешницу". Рядом пристроили ящики-табуреточки.
Я выдрал из клетчатой тетради несколько листочков, написал на каждом: "Личное дело", чуть ниже "Костров Юрий Михайлович", ещё ниже "Дата рождения".... Хммм, какая же у него дата рождения? Оставлю пустой, потом спрошу. Чуть ниже "Должность: Командир штаба"... Что бы еще такое написать? Ладно, пока и этого хватит... Сделал несколько таких листков – по одному на каждого. Себя возвел в ранг "заместителя командира штаба". Рафика назначил "командиром корпуса", Сергея "начальником разведки".

Рафик притащил старую тумбочку из своего сарая. Чтобы просунуть её в дыру, потребовалось сначала разобрать её на детали, а внутри собрать заново. Она создала уютную атмосферу комнаты с мебелью...

Освещение было на мне – я у своего отца кое-чему научился. Притащил из нашего сарая бухту провода из отцовских запасов. Вскрыл розетку в помещении с котлами, запараллелился к ее контактам… Страшно было работать под напряжением, тем более, делал я это впервые, но "служебный долг" не позволял идти на попятную... Протянул провод вдоль всего коридора так, чтобы его не было заметно – завел за трубы, которые шли под потолком коридора. Где не было труб, проложил по земле, присыпав бетонной крошкой. В "штабе" установил вертикально одну из принесённых Юркой досок, вколотил в торец гвоздь, на гвоздь накрутил провод, чтобы держался на конце палки, приделал патрон для лампы... Освещение у нас работало без выключателя – вкрутил лампочку – включил свет, выкрутил – выключил. Для того, чтобы выключить свет, нужно было взяться руками за горячий патрон и лампу, поэтому одной из важных компонентов выключателя освещения стала тряпка. Энергоснабжение и освещение нашего «секретного штаба» сначала стало моим главным вкладом.

Через пару месяцев месяцев я придумал и собрал "систему электронной безопасности". Вырезал и склеил из картона голову с огромными провалами-глазами и с хищным оскалом дыры-рта с большими треугольными картонными зубами. Из старой мочалки сверху приделал лохматую шевелюру. Картонную конструкцию прикрепил на палку. Внутри головы пристроил патрон под лампочку. С помощью старого реле и катушки от ниток смастерил особую систему контактов, которая должна была включать лампочку внутри головы. В отверстие катушки от ниток, закрепленной на стене, вставлялась заточенная спичка, посредством которой нормально-замкнутые контакты реле разъединялись. К спичке была привязана малозаметная «нитка-растяжка», натянутая поперек прохода сразу за дырой. Если посторонний человек каким-либо образом обнаружил бы нашу дыру в подвале и вздумал бы туда пролезть, он наверняка бы зацепил бы натянутую поперек прохода нитку, потянул бы за неё, спичка выскочила бы из контактов, контакты бы замкнулись, и в дальнем конце коридора он вдруг увидел бы чудовище с горящими глазами и с хищным оскалом рта. И, как мы полагали, должен был испугаться и убежать – такова была задумка.

Когда мы впервые опробовали эту "систему безопасности", она превзошла все наши ожидания. Лохматая голова с горящими глазами и хищным оскалом рта действительно возникала в темноте совершенно неожиданно, и даже на нас, заведомо готовых к её появлению в темноте, производила потрясающий психологический эффект.

Когда "система безопасности" была готова, нас просто распирало. Очень хотелось ее на ком-нибудь проверить. Решили проверить на девчонке со второго этажа из нашего подъезда:
– Каринэ, посмотри! Там в подвале кто-то есть!
– Кто?
– Кто-то страшный!
– Да ладно, не говорите ерунды. Вы меня не испугаете.
– Да? Такая смелая? Ну давай тогда, докажи! Слазай в дыру!
– Что мне, больше делать нечего как по дырам лазать.
– Ага! Испугалась!
– Ничего я не испугалась!
– Ну тогда слазай!

Она полезла. Мы ждали с замиранием сердца... Наконец, услышали вопль:
– А-а-а-а-а! Мамаджан! А-а-а-а-а-а!

Каринэ вопила так истошно, словно ее там резали на куски. Когда она выскочила, она показывала пальцем в подвал:
– Там!... Там!...
– Что там?
– Дракон!
– Дракон? – удивился я. Я подумал, что моя система безопасности меньше всего похожа на дракона.
– Он рычит!
– Рычит????? – еще больше удивился я. Рычать там точно было нечему.

Мы переглянулись и, вместо того, чтобы весело поржать над Каринэ, поняли, что сами уже побаиваемся того, кого она увидела в подвале.

Около часа мы не решались туда заглянуть. Наконец, я потихоньку подкрался и увидел светящуюся картонную голову. Подозвал бьющуюся в истерике Каринэ:
– Иди сюда, не бойся. Иди! Я тебя за руку буду держать.

Она осторожно приблизилась, взяла меня за руку и заглянула в дыру:
– Вон он! А-а-а-а! – и пулей наружу. – Вах, мамаджан! Ес тун к’ертам! (Ой, мамочка! Я домой пойду!)

Мы испугались, что она сейчас расскажет всё родителям. Я ее схватил за руку:
– Каринэ! Никому ничего не говори! Родителям тоже!
– Почему? – удивилась Каринэ.
– Потому что это наш большой секрет! И теперь ты тоже его знаешь. Ты видела нашу систему безопасности. У нас там секретный штаб! Ясно?
– Что!? Секретный штаб? Правда?

Так Каринэ тоже оказалась посвященной в наш общий секрет. Я завел на неё новое "личное дело", уточнив сначала, согласна ли она со званием "начальника медицинской службы". Теперь мы часто там собирались впятером...

Это была очень захватывающая игра. Мы собирались в "секретном штабе", фантазировали о том, как постепенно соберём большую армию, как мы будем делать для нее оружие. О том, какими ловкими и неуловимыми будут наши разведчики. Какие мы будем делать вылазки в стиле Фанфана-Тюльпана или «неуловимых мстителей», или капитана Клоса из фильма «Ставка больше чем жизнь», всех ошарашивать и бесследно исчезать... Нас увлекла эта игра... Родители ни о чем не знали. Рядом буквально в нескольких метрах от нас ходили наши сверстники из «армянской кучки», но они тоже ни о чем не догадывались на протяжении довольно длительного времени. Осознание того факта, что «секретный штаб» так долго на самом деле остается секретным, подбадривало нас, косвенно подтверждая тот факт, что создать невидимую секретную армию разведчиков вполне реально.

* * *

Через пару лет Юрка как-то возмужал, покрылся порослью, стал смотреть на нас свысока, называть малышнёй и перестал участвовать в наших играх. "Секретный штаб" его больше не интересовал. По старшинству новым "начальником штаба" стал наш новый лидер Рафик, который был старше меня на год и старше Сергея на два года.

В 1976 году нас спалила Каринэ. Она рассказала о "секретном штабе" своему младшему брату. Тот сказал своим родителям. Родители Каринэ не на шутку переполошились, узнав, что их дочь проводит время в тёмном подвале с мальчишками, отправились разбираться к нашим родителям... Мы тогда сильно на нее разозлились – она испортила нашу игру, поскольку «секретный штаб» перестал быть секретным. Объявили ее "предателем №1", демонстративно с ней не разговаривали и плевали в ее сторону:
– Вот как доверять тайны девчонкам… Тьфу!

Примерно через месяц после этого случилась новая неприятность – обворовали продовольственный магазин, вход в который находился с противоположной стороны дома от подъезда. Для того, чтобы забраться в магазин, воры ночью разобрали туфовую стенку со стороны двора. Приходила милиция, опрашивала соседей – кто что видел или слышал. Затем пришла ремонтная бригада, прошлась по всем камням и щелям в доме, в том числе в подвале. Все дыры в подвале заделали. Так что наш "секретный штаб" не только перестал быть секретным, но и физически перестал быть доступным.

Так прервалась эта детская игра, чем я тогда был весьма расстроен. У меня и моих дворовых друзей остались лишь тёплые воспоминания об этой игре. Ностальгия по этой захватывающей игре стала одной из причин, по которой я через несколько лет вздумал стать подпольщиком.

* * *

За забором, которым был огорожен двор нашего дома, начиналась территория базы Горстроя (по-армянски «Кхахщин») с подъездными железнодорожными и автомобильными путями. Это была огромная территория, на которой под открытым небом хранились большие бетонные трубы, доски, щебень, а в плохо запирающихся сараях и ангарах цемент и какие-то железяки замысловатой формы. Гора щебня была высотой с наш трёхэтажный дом, она возвышалась над соседними строениями из-за забора, которым был огорожен наш двор. За несколько лет до этого её навозили грузовыми вагонами по железнодорожным путям, ссыпали на землю и сгребли тракторами в кучу повыше, чтобы она поменьше занимала места. С тех пор из неё регулярно понемногу отбирали небольшие порции щебёнки с одного края и увозили самосвалами на различные городские стройки. С того края, с которого отбирали щебёнку, в куче образовалась выщерблина. Щебёнку загребали снизу ковшами гусеничные экскаваторы-погрузчики, поднимали над собой и засыпали в кузов подъехавшего самосвала. На освободившееся место под собственной тяжестью из верхних слоёв кучи ссыпались новые порции щебёнки. Выщерблина постепенно увеличивалась, и со временем её размеры составили примерно треть кучи. За несколько лет щебёнка слежалась и стала довольно плотной. Со стороны выщерблины образовался отвесный обрыв, с других сторон скаты были достаточно пологими, чтобы по ним можно было взобраться на вершину этой горы.

Мальчишки из нашего двора и из соседних домов любили играть на территории «Кхахщина» в джунглях из бетонных труб и куч стройматериалов, в которых легко было спрятаться и от сторожей, и друг от друга. Летом 1976-го года мы с Сергеем как обычно перелезли через забор, которым территория «Кхахщин» была отгорожена от нашего двора, и отправились на поиск приключений. На этот раз наше внимание привлекла та самая большая гора щебёнки. В этот день щебень никто не привозил и не увозил, и возле горы не было ни техники, ни людей. Мы с Сергеем взобрались на подножие горы и поглядели вниз с края обрыва с высоты около полутора метров.
– Высоковато, – заметил я. – Смог бы ты с такой высоты спрыгнуть?
– Без проблем, – Сергей немного потоптался и спрыгнул. – А теперь ты прыгай!

Мне было страшно сделать шаг с обрыва. Но я не хотел ударить в грязь лицом перед Сергеем. Поэтому переборол страх и тоже спрыгнул. Ноги погрузились в песок, в который перекрошили щебёнку своими гусеницами экскаваторы, смягчив приземление. Оказывается, это совсем не так страшно.
– Ух ты! Здорово! Давай ещё!

Мы еще пару раз забрались на кучу и спрыгнули с того же места. Второй и третий раз прыгать было уже совсем не страшно. Сергей поднялся сантиметров на пятнадцать выше:
– А отсюда спрыгнуть сможешь? Отсюда – страшнее! – Он немного помялся, и спрыгнул.
– Раз ты смог, значит и я смогу, – ответил я. – К тому же, страшно было прыгать только в первый раз.

Однако, поднявшись чуть выше и посмотрев вниз, я снова ощутил страх высоты, который оказался ещё более сильным, потому что высота ощущалась как более значительная. Я сделал над собой усилие, справился со страхом и спрыгнул. С большей высоты прыгать интереснее. Мы стали прыгать с неё. Но Сергей решил попробовать забраться ещё чуточку выше…

Так мы забирались всё выше и выше, постепенно наращивая высоту сантиметров по десять. И не заметили, как постепенно добрались до самой вершины кучи. С вершины кучи я взглянул через забор на виднеющийся неподалёку наш трёхэтажный дом, и в какой-то момент понял, с какой высоты мы прыгаем. «Ни фига себе! Оказывается, мы уже прыгаем с высоты третьего этажа!» – поразился я. Если бы мне прежде кто-нибудь сказал, что мы сможем прыгать с такой высоты, я бы не поверил. Но как-то само-собой получилось, что мы это уже делали. Это было очень захватывающе. Я радовался тому, что смог побороть в себе страх высоты. Пока летишь, и довольно долго, ощущаешь лёгкость, от которой дух захватывает... Когда приземляешься, ноги от сильного удара погружаются в песок почти по колено, смягчая приземление. Спружинив погрузившимися в песок ногами, дотормаживаешь о песок пятой точкой. Главное – правильно приземлиться и плавно погасить скорость ногами. Самое неприятное – в конце. В тот момент, когда движение тела вниз прекращается и ты оказываешься сидящим на песке, провалившись в него по колено ногами и сидящим в воронке, проделанной в песке пятой точкой, ты чувствуешь, что твои внутренности ещё продолжают по инерции лететь вниз внутри уже остановившегося тела. Это ощущение длится всего лишь мгновение, но оно настолько неприятное, что, кажется, длится целую вечность. В этот момент становится страшно, что внутренности не смогут остановиться и сорвутся со своих мест. Но через миг ты уже обо всём забываешь и снова бежишь на вершину горы.

После третьего прыжка с вершины горы Сергей как-то неудачно приземлился, и у него перехватило дыхание. Я поспешил к нему. Он ловил воздух ртом, пучил глаза и нелепо размахивал руками. Я испугался. Что делать??? Как ему помочь???
– Погоди! – крикнул я ему. – Я сбегаю за помощью! Вызову скорую!

Но Сергей отрицательно помотал головой и схватил меня за руку, чтобы я его не оставлял. Произнести в этот момент он ничего не мог. Мало-помалу он стал делать частые мелкие вдохи и выдохи. Когда он пытался вдохнуть чуть глубже, его лицо перекашивалось, и дыхание опять рефлекторно перехватывало от боли. Мне было страшно, что Сергей задохнётся у меня на глазах. Но постепенно дыхание Сергея становилось всё более глубоким и ровным, и я вздохнул с облегчением. Сергей поднялся и потихоньку побрёл прочь, делая наклоны в разные стороны, пытаясь размять бока. Наконец, он смог что-то произнести:
– В позвоночнике щёлкнуло… Дыхание перехватило… Я больше прыгать не буду...
– Я тоже. Ты меня, однако, напугал. Как ты?
– Нормально… Но я, пожалуй, домой пойду… Отлежусь…

До меня с большим опозданием дошло, какую глупую затею мы устроили. Ну какой нормальный человек сам по доброй воле станет прыгать с такой высоты? Зачем? Хорошо ещё, что всё обошлось, могло ведь закончиться и трагически…
Позднее я узнал, что не обошлось, у этой детской шалости оказались очень серьёзные последствия, которые в существенной степени повлияли на всю мою последующую жизнь. Правда, об этом я тогда не догадывался. Мне было невдомёк, что этот случай повлияет на то, с какими людьми и в каких городах я буду общаться в будущем, и что многие из этих людей станут моими соратниками по подпольной организации.

<продолжение следует>